Юлия Александровна Бочарова
Любовь на американских горках
Глава 12. Мамина любовь
Меж тем, Алёна уже спала на маминой даче. Она ушла на второй этаж, чтобы мама не подходила к ней ночью и не заглядывала в лицо, и не вздыхала бы о своих мыслях.
Виталий Евгеньич безбожно храпел. И хотя он спал в другой комнате (наверху их было две), Алёна не сразу смогла привыкнуть к этому звуку. Он ей мешал. Потом она представила, что за окном тарахтит старенький автобус, но мотор часто глохнет. И водитель в кепке пытается его заново завести. «Хрррр», – говорит мотор и снова глохнет. «Хрррр», – и пауза. «Хррррр», – ворчит мотор особенно долго и громко. Наверное, водителю удалось его завести, и скоро автобус поедет куда-нибудь далеко по сельским дорогам. И спереди у кабины будет тёплое место, потому что водитель включил печку. А жёлтые шторки на окнах будут трястись в такт движению автобуса, когда он будет попадать в ямы или подскакивать на кочках…
Так она и заснула.
А Маргарита Ивановна внизу не спала. Она поставила свечку перед иконой Богородицы «Семистрельная» и взялась за вязание шерстяных носков для мужа, на четырёх спицах. Это её успокаивало. «Цок-цок», – стукалась пятая спица о те, на которых держались петли.
– Господи, за что мне это? – сказала Маргарита Ивановна и ответила сама себе. – А за то. А за то.
«Цок-цок», – стучали спицы. А она вспоминала историю своих давних отношений, которые, как она считала, повлияли на текущие несчастья Алёны.
В юности Маргарита Ивановна была очень красивой девушкой. Она родилась в деревне и ходила в школу за пять километров, «пахала» на огороде, таскала воду из колодца по два ведра за раз, пила настоящее жирное коровье молоко – и была очень здоровой и хорошо развитой физически. Десертов после войны не было, и лучшим лакомством для неё были сливочное масло, сделанное из местного молока, сало (если удавалось достать) и мёд с пасеки.
В 13 лет Рита уехала от родных в ближайший город, потому что в деревне ей не дали бы паспорт (в 50-х годах не отпускали тех, кто может работать в колхозе). Жила она в съёмной комнате у чужой бабули, мыла всю квартиру и ухаживала за хозяйкой. Вскоре девочка поступила в ПТУ и начала понемногу подрабатывать. Потом Рита готовилась к экзаменам в институт, но увы, провалила их: подсказывала подружке и не успела сделать свои задания. На следующий год она пробовала ещё раз. Не хватило одного балла. И на другой год Рита снова рискнула – в этот раз поступила. Упорство вознаграждается – это она усвоила ещё в деревне. Учиться на педагогическом и работать во вторую смену было тяжело, но Маргарита справлялась. Парней на их курсе почти не было. Девчонки, в основном, были незамужние и не имели даже женихов. Зато вокруг Маргариты была целая толпа парней! Высокая грудь, тонкая талия и карие глаза с приподнятыми внешними уголками, как у персидской царицы, сразу привлекали внимание. Но девушка была очень гордой и никого близко не подпускала. В их деревне чистота и честь считалась главной ценностью для девушки.
Кто к ней только ни «подкатывал»! Маргарита Ивановна поймала себя на этом неказистом современном словечке и усмехнулась. Разве в то время кому-то пришло бы в голову это так называть? В её молодости было красивое слово «ухаживал». Ребята были серьёзные и хорошие: студент-физик с отличными перспективами, токарь-фрезеровщик 7-го разряда с высокой зарплатой, красивый лейтенант, которому обещали дать квартиру, и многие другие. Но Маргарита их не любила. И вообще она хотела сначала добиться финансовой самостоятельности, получить профессию, встать на ноги – и тогда уже обустраивать личную жизнь, чтобы не быть недостойной мужа. При том успехе, который она имела у парней, ей казалось, что нет ничего проще, чем выйти замуж. Надо будет только благосклонно кивнуть – и через два месяца она уже будет стоять в ЗАГСе в белом платье и в фате, под руку с хорошим человеком, который на тот момент ей будет нравиться.
Когда Маргарита начала работать в городской школе, на неё стали обращать внимание не только коллеги мужского пола, но и отцы учеников. Один даже ушёл из семьи и стоял с букетами под её окном, прося выйти к нему и позоря ни в чём не повинную девушку. Она не давала ему никаких оснований.
Однако Маргариту всё же вызвали на товарищеское собрание и «проработали». Все согласились, что учительница ведёт себя скромно, однако из школы ей рекомендовали уйти, а из города уехать, чтобы не искушать лишний раз влюблённого дурака и не создавать подобных ситуаций в будущем. Пускай он вернётся в семью, и другие отцы не видят перед собой соблазна.
Так Маргарита попала в Москву. Здесь она жила сначала в общежитии, потом ей дали малюсенькую комнатку на Открытом шоссе. Мужчинам она по-прежнему нравилась. Однажды Рита чуть даже не вышла замуж! Парень был высокий и красивый, со светлыми волосами и в очках, работал младшим научным сотрудником в одном из московских НИИ и писал диссертацию. Отец его был тоже учёным, и их семья жила в «сталинском» кирпичном доме. Маргарита полюбилась родителям парня.
На всё лето семья жениха выезжала на природу, в посёлок в Тверской области, откуда родом была мать парня – и будущую невестку звали погостить. На профессорскую зарплату, пользуясь привилегиями отца, отгрохали отличный дом и посадили редкие сорта яблонь. Из Грузии друзья будущего свёкра Маргариты привезли ему саженцы винограда, стойкого к холодам, и в то лето на нём завязались зелёные ягодки. ЧуднО было это видеть в наших широтах!
Маргарита приезжала к будущим родственникам и помогала пропалывать огород, сшила клетчатые шторы с «воланчиками» для закрытой веранды, в огромном тазу варила сливовое варенье – уж это она умела очень хорошо. От труда она не бежала. Родителям жениха она нравилась.
Назначили день свадьбы, в конце октября. И ей бы радоваться, но на работе подруги и коллеги смеялись над ней:
– Ой, ну и дела! Из деревни уехала – в деревню и вернулась. И стоило ради этого Москву покорять, 5 лет на высшее образование тратить?
– Много там грядок накопала? Учительница!
Особенно смешно было её лучшей подруге Люде, утончённой учительнице ИЗО.
Маргарита стеснялась своего деревенского происхождения. Хотя казалось бы, чего стесняться? Пол-Москвы было таких. Но она старательно избегала просторечий и следила, чтобы в разговоре не было даже намёка на провинциальный акцент. Даже свой предмет – «Русский язык и литература» – она выбрала, чтобы стать в этом безупречной.
– Ну и что, – отвечала Рита, густо краснея. – Они сами интеллигентные люди и не стесняются на дачу ездить.
– Ах да, конечно, вот оно что. Мы и забыли. Ты же за профессорские привилегии замуж выходишь. Да ладно, что ты краснеешь? Все так делают, кому удалось отхватить кусок послаще.
Для Риты это было, как публичная пощёчина. Она не выдержала насмешек и позорящих её намёков и отказала жениху за две недели до свадьбы. Был крупный скандал. Жених не понимал, что вдруг случилось и чем он ей плох. Не состоявшаяся свекровь приезжала к Маргарите и уговаривала, умоляла её передумать. Она обещала даже наказать сына, если он ей что-то сделал, как-то обидел. Отец парня, хоть и был культурным образованным человеком, но корни имел рабочие, и от расстройства материл Маргариту крепко, по-заводски (как ругались пролетарии ещё в царской Руси) – так что к ним на шум сбегались соседи. Даже милицию один раз вызвали.
Маргарита Ивановна сидела в кресле с вязанием и думала, почему же она всё-таки отказала тому парню? Неужели, насмешек и злых намёков окружающих достаточно, чтобы отказаться от любимого человека? Почему она бросила его, а не их? Она ведь с этими «подругами» и коллегами рассталась много лет назад и уже не знает, где они и что с ними. И знать не хочет. Они были всего лишь временными попутчиками по жизни.
Может, она своего жениха и не любила вовсе?…
Наступил день свадьбы. Парень ещё на что-то надеялся и приехал к невесте на белых «Жигулях», с другом-шафером. Маргарита была в халате, не причёсанной и не открывала. Но поскольку квартира была коммунальной, на стук и звонки открыли соседи по комнате. Девушка стеснялась перед ними, что её так настойчиво преследуют. К тому же, было утро субботы, и соседи хотели отоспаться после трудовой недели.
Маргарита заперлась в комнате и ответила жениху через дверь что-то очень резкое. Память – избирательная штука. Наверное, эти слова были настолько несправедливыми и ужасными, что память пожилой женщины отказывалась их сейчас воспроизводить. Чтобы не терзать её тем, что осталось далеко в прошлом и уже никак не изменишь.
– Вот я дура. Какая же я дура! – говорила себе Маргарита Ивановна. – Какая же я была несусветная дура.
На следующий день её жених покончил с собой. Девушка была в ужасе. Она даже не поверила сначала. Решила, что это розыгрыш, ради упрёка ей. Она уже и сама думала, что слишком резко поступила – надо было плюнуть на всё, одеться, причесаться и ехать с ним в ЗАГС. Маргарита хотела просить прощения и назначить другую дату свадьбы. Но увы, это была не шутка.
– Будь ты проклята!! – сказала ей мать парня, когда Маргарита пришла к ним через день.
– Простите! Я не хотела! Это же не правда, что он умер. Этого же не может быть, – лепетала девушка.
– Чтоб ты сгинула! Сгорела в аду! Чтобы у тебя потомства не было никогда!! – грозила ей не состоявшаяся свекровь. Под глазами у неё было всё чёрное.
Маргарита не знала, что делать и что говорить.
– Можно, я хоть его увижу? – просила она робко, стоя на пороге.
Ещё не старая, но так сильно постаревшая за эти два дня женщина посмотрела на неё и ничего не ответила. Она закрыла дверь. И Маргарита осталась на всю жизнь с чувством вины.
– Ну ты и дура! – говорила ей подруга Люда. – И какая же ты сволочь! Довела парня. Был бы он мой жених – я бы ни за что себе такое не позволила.
Как будто это не она подзуживала Маргариту и вместе с остальными смеялась над её желанием выйти замуж за «деревню», а потом упрекала выгодами.
В коллективе Маргарита сразу стала чужой. Слухи распространяются быстро. Она даже первый урок в понедельник не успела довести, а все уже знали.
Из этой школы ей, конечно, пришлось уйти. И жильё себе искать другое.
Но главное – с этого дня Маргарита запретила себе даже думать о возможности любви и брака с кем-то ещё. Она потускнела, осунулась и стала выглядеть жёсткой. Костюмы у неё теперь всегда были тёмные, некрасивые и наглухо застёгнутые, волосы – в тугой пучок на затылке, взгляд – в пол или на доску, или в журнал, если она была на уроке. Между бровями – глубокая складка. С тех пор никто не мог бы угадать в ней бывшую красавицу, и даже подходить к ней никому не хотелось. Но преподавателем она была хорошим, дело своё знала, поэтому очень скоро Маргарита стала снова учить детей, а потом дослужилась до завуча и заместителя директора школы.
Ближе к сорока годам у неё начали «тикать часики». Детей не было, семьи не было. Грудь и без того полноценного пятого размера наливалась тяжестью во время месячных. Стало ныть в животе. Врач сказала ей, что надо срочно рожать, хотя она и затянула. Но если Маргарита не хочет проблем по женской части через пару лет, это её единственный шанс остаться здоровой.
Придя домой (теперь у неё была уже однушка, крохотная, но зато своя), Маргарита сняла шерстяной пиджак и посмотрела на себя в зеркало. Она провела руками по груди. Что-то застарелое как будто вздрогнуло под пальцами, потеплело, ожило. Маргарита вытащила шпильки из пучка на затылке и заплакала. Её постаревшее и давно потерявшее привлекательность лицо стало от слёз ещё более некрасивым.
На следующий же день она влюбилась в будущего отца Алёны. Он был большой, вихрастый и громогласный, как Пётр I, не окончил даже восемь классов и шутил грубовато – совсем не в её вкусе и не её уровня. Звали его тоже Пётр, и выпить он любил не меньше, чем знаменитый тёзка. Но видимо, нерастраченная любовь, которую Маргарита Ивановна сдерживала столько времени, прорвалась и выплеснулась на первого встречного.
Ему тоже было сорок, он давно уже был в разводе, без детей, работал слесарем. Маргарита полюбила его очень сильно, хотя он, бывало, «не просыхал» по несколько дней (клиенты давали ему «на чай» водку и самогон вместо денег) и в таком состоянии был крут характером. Даже руку на неё поднимал «по пьяной лавочке», хотя потом ничего и не помнил, бил себя в грудь в качестве доказательства и ради извинения дарил жене собственноручно сделанные и покрашенные цветной эмалью колечки. Золото покупал тоже, хотя жена его не любила и не носила. Но к дочке Алёне он относился всегда хорошо, был добрым отцом, и это для Маргариты было главное.
Дочери она эту историю никогда не рассказывала и не собиралась. Не хватало ещё ребёнку нести эту тяжесть, не доверять своим чувствам и сторониться отношений с мужчинами. Пускай живёт, порхает, влюбляется и ничего не боится! С самого детства Маргарита, хоть и была строгой с Алёной, но убеждала её, что чувства – это прекрасно. Это лучшее, что есть на Земле – любить и быть любимой. Обширная библиотека, которую собрала Маргарита Ивановна дома, вся подтверждала эту мысль. Как учитель литературы, отлично владевший своим ремеслом (не зря она получила звание Заслуженного учителя России), Маргарита Ивановна разбирала примеры любви классических героев и была очень убедительна.
Да, Онегин не сразу влюбился в Татьяну. Но ведь поэтому он и упустил своё счастье! А доверился бы её искреннему чувству, стряхнул бы с себя хандру – и стали бы они дружной семейной парой, на зависть всем окружающим.
– Но он мог бы и вообще не влюбляться. И всё бы у него было в порядке, – спорила с ней Алёна.
Не то чтобы девочка была против, но мамины рассуждения ей хотелось ещё слушать и слушать. А когда Маргарите Ивановне возражали, она сильнее вдохновлялась и прямо-таки «загоралась» желанием склонить спорщика на свою сторону.
– Да! Но посмотри, что пишет о нём Пушкин: «Деревня, где скучал Евгений», «Знакомых лиц на сцене скучной», «Короче: русская хандра Им овладела понемногу», «Нет: рано чувства в нём остыли; Ему наскучил света шум», «Как эта глупая луна На этом глупом небосводе». Ему же всё было не интересно! Всё вызывало скуку. Незачем было жить. Совсем ненадолго его развлекло обустройство в деревне, как мы помним, но и там он очень быстро заскучал. Потому что… Ты сама скажи, почему. Как ты это понимаешь?
– Не знаю, – Алёна нарочно притворялась наивной маленькой глупышкой, чтобы мама продолжала.
– Потому что ему незачем было жить. У него не было любимого человека, ради которого стоило продолжать, – отвечала Маргарита Ивановна и продолжала цитировать наизусть. – «Он застрелиться, слава богу, Попробовать не захотел, Но к жизни вовсе охладел».
Закончив, Маргарита Ивановна глядела вдаль и складывала руки на пышной груди. А Алёна смотрела на неё с восхищением и представляла, как она сама вырастет и влюбится в лучшего мужчину на свете, и он-то уж не станет юлить, как Онегин. Он сразу ответит ей взаимностью, потому что её огню и страсти нельзя будет сопротивляться. А если он и «затормозит», то Алёна, вооружённая примерами из литературы и мамиными разъяснениями, сможет ему помочь. И будут жить они долго и счастливо. Любить и быть любимой – это лучшее, что может случиться в жизни. Мама знает, о чём говорит.
Неужели, Маргарита Ивановна перестаралась в обучении дочери? «Допустила перегибы на местах», – как писали в газетах во время её юности. Или действовало проклятие той женщины, которая могла стать её свекровью? Ведь ни у самой Маргариты Ивановны, ни у Алёны личная жизнь до сих пор не складывалась.
– А как же Виталий Евгеньич? – говорила она сама себе, опустив спицы. – А что Виталий Евгеньич. Что есть человек – что нет человека. Со всем соглашается, ничего сам не думает и ни о чём сам не догадается, что надо бы сделать… Господи, сколько тавтологий.
На этом она отложила недовязанный носок, кряхтя встала и потянулась. Суставы щёлкали, и всё тело затекло.
Было уже почти восемь часов утра, и Маргарита Ивановна отправилась на кухню делать завтрак.
Глава 13. Соломенная вдова
Надо, наверное, объяснить, почему у Алёны не было секса в те пресловутые восемь месяцев, после катастрофы, которую она обсуждала с психологом. Да, муж сказал, что пока ничего не будет. Но мало ли что скажешь в сердцах? И он, и она – живые люди, и продолжали жить вместе. И даже отношения у них немного наладились – стали более дружескими, что ли. Могла ли она подтолкнуть динамику?
Но во-первых, в тот период как раз мама Алёны вступила в права наследства на дачный участок и дом. Сестра Маргариты Ивановны в последние годы болела и забросила обустройство дачи. Не до того ей было. И вот теперь Володя вызвался помочь тёще: сделать в доме электрическую проводку, розетки и освещение, подвести воду из колодца к распределительной бочке в котельной, а оттуда развести на кухню и в санузлы, настроить отопление, купить насос, починить подгнившие доски на крыльце, поставить перила – дел было невпроворот. И Володя почти каждые выходные стал уезжать за пятьдесят километров по Ярославскому шоссе на ремонтные работы. Маргарита Ивановна и раньше хорошо относилась к зятю, а теперь полюбила, как родного. Она была счастлива, что дочери так повезло с супругом.
А дочь в это время сидела дома и страдала, что стала «соломенной вдовой» при живом муже: в рабочие дни она его часто не дожидалась и ложилась спать, в выходные тоже почти не видела. Впрочем, её поддерживала психолог Фаина Ивановна, к которой девушка стала ходить каждую неделю. В целом, это было даже удобно: не надо было объяснять Володе, куда она исчезает из дома каждое воскресенье.
А во-вторых, Алёне и самой захотелось сделать перерыв. Надоело быть самой заинтересованной стороной. В самом деле, сколько можно страдать, тянуть к себе мужчину и «лезть из кожи»?
Психолог посоветовала ей перенести внимание на что-то другое, кроме своих чувств и желания близости с мужем.
– Это как лампа, – говорила Фаина Ивановна. – Мы поворачиваем наше внимание внутрь себя, на свои страдания и эмоции – и сами от этого света слепнем. Долго это невозможно вынести. Вы когда-нибудь пробовали обычную лампу накаливания поднести к чему-то очень близко?
– Мы однажды в детстве с подружкой в деревне даже прожгли бабушкин платок из синтетики. Хотели цветную лампу сделать и накрыли её. А на нём дырка стала оплавляться.
– Вот. Так же и внутри нас: если долго направлять туда лампу нашего внимания, то можно и сгореть, и оплавиться. Но и другому человеку в глаза тоже нельзя всё время эту лампу направлять, как на допросе, чтобы он что-то признал или на что-то решился.
– Что же делать?
– Найти другой достойный предмет и временно перенести внимание туда. Здоровье, работа, благотворительность – много чего есть, что мы упускаем из вида и что остаётся не развитым.
– Если честно, я уже устала. А если просто погасить эту лампу и никому не мешать?
– Можно. Это будет апатия и депрессия. В темноте ничего хорошего не водится.
Выйдя после первого сеанса в кабинете психолога, Алёна почувствовала, как у неё кружится голова. Она заглянула в «Бургер-кинг» и взяла молочный коктейль, села у окошка и долго смотрела на улицу. Домой идти не хотелось. Там было нечего делать. Думать тоже ни о чём не хотелось. Позвонила мама, рассказала о ходе ремонтных работ в доме, и спросила, как дела у дочери.
– Как всегда, нормально, – ответила Алёна.
– Не знаю, почему ты матери не рассказываешь, – сказала Маргарита Ивановна. – У тебя всегда всё нормально. А я же чувствую по голосу, что-то случилось.
– Всё хорошо, правда.
– А Володя почему такой грустный?
– Устал на работе.
– Ой, мне его так жалко. Всю неделю работает, и теперь ещё и у нас на даче. Он вчера в моей комнате повесил инфракрасный обогреватель, ночью теперь не холодно спать, а сегодня установил раковину, и я наконец-то могу помыть посуду по-человечески, а ещё… – и мама продолжала нахваливать и нахваливать Володю и его золотые руки, забыв обо всём остальном.
А он – возможно, просто сбегал из семьи, чтобы не быть рядом с женой в выходные, но и не уходить от неё насовсем. Вдруг время вылечит их семью, расставит что-то по местам, и всё ещё наладится… Может, он даже и не осознавал этого.
Алёна допила коктейль, облизала губы и пошла гулять вниз по улице. Мама всё говорила и говорила, Алёна её слушала и изредка «угукала» в трубку, чтобы поддержать видимость разговора. Она зашла в книжный магазинчик, взяла первую попавшуюся книгу с полки и наугад открыла. Девушке нравилось иногда загадать, поставить вслепую палец на страницу и прочитать строчку. Это порой забавно совпадало с её жизнью.
Книжка оказалась сборником стихов Корнея Чуковского, и палец девушки указал на строчки: «Ох, нелёгкая это работа – Из болота тащить бегемота».
– Точно, я как бегемота его тащу, – сказала она, забыв, что мама «на проводе» и может её услышать.
– Кого? – спросила Маргарита Ивановна.
– Э… проект на работе.
– Ты врёшь. Как не стыдно? – сказала мама строгим тоном. – Я у Володи спрошу, что у вас случилось.
Алёне стало жаль мужа. Маргарита Ивановна умела так спрашивать, что даже удивительно, как её ученики не начинали заикаться от страха. И уж если мама что-то решала, она это доводила до конца.
«Ну и ладно, – подумала Алёна. – Если она его прижмёт, может, ему и не захочется туда больше ездить. Будет чаще дома оставаться. Хоть пообщаемся».
После долгого разговора с мамой Алёнин телефон нагрелся. Девушка подула на него, чтобы остудить. Звякнуло сообщение. Это было автоматическое напоминание о времени записи на следующую встречу с психологом. Алёна улыбнулась и пошла к площадке, где оставила свою машину, на ходу придумывая, что она расскажет Фаине Ивановне через неделю.