Всеволод Всеволодович Протопопов
Последний дракон. Первый шаг в бесконечность
– Встаньте с колен, мы не на официальном приёме, – усталым голосом, в котором слышалась лёгкая грусть, сказал отец. – Сын мой, представь нам твоего спутника.
– Дорогие родители, позвольте представить вам благородного Яргуста, дракона из рода Белого облака, моего друга и учителя в делах драконов. Он решил до конца быть со мной в это непростое время, – представил я чёрного дракона.
– Я рад приветствовать тебя, благородный Яргуст, – сделав шаг в сторону Яргуста, сказал Повелитель. – Твой род, хотя формально и считался опальным, однако я всегда знал, что ваш род никогда не пошёл бы на сговор с врагами империи, чего не скажешь, к моему великому стыду, о моём роде, в котором оказалось много предателей.
Он подошёл вплотную к слегка оробевшему Яргусту, снял с правой руки латную перчатку и протянул чёрному дракону руку для рукопожатия, что считалось в империи высшей почестью. Слегка замешкавшись, Яргуст тоже снял перчатку и осторожно пожал руку Повелителю. Вслед за этим к нему подошла Повелительница и протянула свою руку для поцелуя. На этот раз Яргуст не растерялся. Он так грациозно поцеловал руку моей матери, что со стороны могло показаться, будто Яргуст опытный придворный, которому не привыкать иметь дело с Повелителями.
Разговор с родителями вышел сумбурный, да другим он и не мог быть, учитывая недостаток времени и предстоящие в скором времени всем нам серьёзные испытания.
Я рассказал родителям, что с минуты на минуту ожидаю вхождение в горящий город многотысячных орд серых всадников; рассказал, что в поединке с Роггом я не стал его убивать. Что же касается остальных братьев, то мне пришлось сражаться сними и даже двоих ранить, но ни одному из них не было нанесено смертельных ран. Что стало с ними дальше я не знаю.
Отец же поведал мне, что братья живы и благополучно выбрались из города и теперь во всю прыть летят на юг, спасая свои шкуры. Неизвестна лишь судьба Рогга, но может быть он ещё проявит себя. Ещё он передал привет от Странника, сказав, что операция по спасению отряда Кварга прошла успешною
Узнаю Учителя с его извечной осторожностью. Он не доверил тайну отряда Кварга даже ментальной связи, которая считается абсолютно защищённой от подслушивания.
Наш разговор был прерван громоподобным конским топотом, как оказалось, в горящий город входила армия вторжения Серой империи. Всё, время разговоров окончилось, наступило время сыграть заключительный аккорд своей судьбы. Обняв родителей, и пожелав им будущей встречи, я отошёл в сторону и, отключившись от всего внешнего, стал готовиться к тому, что бы запустить заклятие перемещения Обсерватории, которое было столь сложное, что для его запуска требовалась полная концентрация и много времени, никак не меньше часа. Вы скажите, что я холодно попрощался с родителями. Вовсе нет, просто я не переношу долгие прощанья, тем более когда тебе предстоит очень трудная и ответственная работа.
Родители улетели, пообещав, что как только доберутся до Обсерватории сообщат об этом Яргусту по ментальной связи. Я же в это время старался максимально очистить сознание от всего, что мне не потребуется для правильного наложение заклятия переноса, которое было лишь первой ласточкой целого ряда очень сложных заклятий, которые должны охватить непредставимо огромные пространства и действовать десятки тысячелетий, так что заклятие переноса было самым первым и отнюдь не самым сложным заклятием.
Постараюсь коротко объяснить, какие цели преследовал этот комплекс сложнейших заклятий, который мы для краткости назвали заклятием переноса Обсерватории. Прежде всего, следует понять, что перенос Обсерватории в предназначенную ей вотчину, не был простым перемещением её в один конец. Наоборот, всё было рассчитано так, что сам перенос стал возможен лишь потому, что он, в любом случае должен был быть временным. Так вот, самым сложным, оказалось, рассчитать время, которое потребуется для того, что бы в нашем мире сложились условия, при которых Обсерватория может вернуться на её исконное место. Все расчёты, проведённые независимо каждым из нас, показали, что время на которое должна быть перенесена Обсерватория, определялось в пятьдесят тысяч лет, плюс-минус тысяча лет. Для Обсерватории это миг, а вот как быть с людьми, что будут перенесены вместе с ней. Их перенос имеет смысл лишь в том случае, если время их пребывания вне нашего мира не превысит ста лет, то есть трёх поколений. В противном случае их ждёт вырождение, и, как следствие, забвение тех знаний и навыков, которые они, по замыслу, должны сохранить.
Это была трудная задача, но Учитель с блеском её решил, найдя мир в котором скорость течения времени была так мала, что когда здесь у нас пройдёт пятьдесят тысяч лет, в вотчине Обсерватории за это время пройдёт от силы десять лет.
На первый взгляд казалось, что всё просто, что задача решена, однако на деле это оказалось самым сложным. Чтобы было понятно, постараюсь в общих чертах рассказать, что это были за трудности и как их удалось преодолеть. Просто внешнее мировое время и внутреннее биологическое время человека не одно и то же. Скорость течения мирового времени разная в разных мирах, а биологическое время каждого человека, в общем-то, постоянно и если и изменяется то в очень незначительных диапазонах. Как совместить несовместимое, на первый взгляд, вот задачка. Вся наша группа, которая занималась созданием заклятия перемещения Обсерватории, долго ломали голову, решая как сделать так, что бы биологическое время каждого, кто уходил с Обсерваторией, соответствовало физическому времени вотчины Обсерватории. Много было споров, много опытов, которые постоянно оказывались неудачными. Мы то загорались надеждой, то впадали в отчаянье, а дело с мёртвой точки так и не сдвинулось.
Мы уже готовы были сложить оружие и признать, что эта задача не имеет решений, когда в один тёплый вечер, все мы собрались за столом. Настроение у всех было подавленным, только Учитель сохранял присутствие духа. Он-то и натолкнул нас на реальное решение, мучившего нас вопроса.
– Что определяет биологическое время человека? – как-то между делом задал он вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь, словно говорил сам с собой. Это была его излюбленная манера ненавязчиво подсказать нам тот или иной ответ, когда видел, что мы зашли в тупик.
– Я полагаю, скорость биохимических реакций, – как-то не очень уверенно ответил Джон, сделав глоток из своего кубка.
– Которые определяют интенсивность метаболизма, – продолжил мысль Марк.
– Остаётся определить, как они связаны с мировым временем, – высказал я только что пришедшую мне мысль.
– Ты мыслишь в правильном направлении, мой мальчик, – поддержал мою мысль Учитель. – Тебе, как говорится, и карты в руки. Мы завтра уходим создавать вотчину для Обсерватории, так что нам будет не до научных изысканий. Поэтому ставлю перед тобой задачу решить задачу совмещения биологического времени человека и времени мира, в нашем случае вотчины Обсерватории. Без этого решения никто не сможет уйти с Обсерваторией, а это лишает смысла весь наш замысел.
На завтра они ушли, оставив меня с моей Ниннэль и этой задачей. Я долго трудился и наконец, получил результат. Я нашёл методику, расчёта коэффициента адаптации биологического времени человека к изменениям времени мира. Это была победа, правда, весьма сомнительная. Нет, введённый коэффициент в заклятие адаптации работал, но только рассчитывать его приходилось для каждого конкретного человека, а это, скажу я вам, занимало уйму времени. Насколько я знал, с Обсерваторией должно было уйти множество самых разных людей, и если для каждого из них рассчитывать коэффициент адаптации, то работа эта займёт многие годы, а этого времени нам никто не даст. Где выход, я сколько не думал, но ответа так и не нашёл, хотя чувствовал, что выход есть.
Как-то, совсем замучившись, я уснул прямо за рабочим столом. И тут мне приснился сон, который, я понял это сразу, был вещим. Мне приснилась Обсерватория, причём шар не её вершине сиял ярче, чем всегда. Я во сне стоял и глядел на это сияние, когда раздался Голос. Именно так, Голос с заглавной буквы. Он звучал ни из какого-то определённого места, а словно сразу отовсюду.
– Слушай, Кувай и сделай так как я тебе скажу, – говорил Голос. – Напиши очень подробно методику расчёта коэффициента адаптации. Кроме того создай заклятие для проверки наличия у человека серой немочи. Соедини их в одно заклятие и через Маргуса передай Обсерватории. Она сама с помощью этого объединённого заклятия будет проверять кандидатов и для подходящих для перемещения, рассчитывать коэффициент адаптации.
Я внезапно проснулся и сразу же понял, что задача решена. Остальное было уже несложно, тем более, что это заклятие годилось и для возвращения в наш мир; просто в этом случае человеку будет возвращён его прежний коэффициент адаптации.
Да, вот такое сложнейшее заклятие я должен сейчас привести в движение, а это потребует от меня полной отдачи. Если я в чём-нибудь ошибусь или у меня не хватит сил, гигантский по масштабу и по вложенной в него творческой энергии труд, в лучшем случае пропадёт впустую, а в худшем может погубить не только наш мир, но и ещё множество миров.
Если когда-нибудь вам приходилось практиковать магию, вы должны знать, каких трудов стоит создание нового заклятия, пусть даже самого простенького. Что же тут говорить о таком чрезвычайно сложном и масштабным, как в пространстве, так и во времени заклятие, которому я сейчас дам жизнь, причём жизнь продолжительностью пятьдесят тысяч лет.
Я всё больше концентрировался на стоящей передо мной задаче, постепенно достигая состояние, когда внешний мир перестаёт для тебя существовать; ты словно для него умираешь. Тело твоё цепенеет, зато сознание освобождается, а мышление многократно ускоряется. Когда я почувствовал, что готов, то, прежде всего, представил себе заклятие во всех мельчайших подробностях, так, что оно предстало перед моим внутреннем взором ярким, живущим своей жизнью образованием. Я видел результата многолетнего творчества, причём не только моего личного, но и всех моих друзей. Это совместное творчество сияло передо мной подобно миниатюрной вселенной.
Первый этап я выполнил, теперь надо дождаться сигнала от Яргуста, который должен сказать, что Обсерватория готова к перемещению. Я настолько отключился от внешнего мира, что даже получить этот сигнал было не простым делом, ведь для связи с внешним у меня осталась только тоненькая нить, оборвать которую для любого недруга было достаточно просто. В этом слабая сторона глубокого погружения; находясь в этом состоянии, ты становишься беззащитным. В этот миг я понял, для чего со мной решил остаться Яргуст и волна любви к этому человеку обдала меня таким жаром, что даже образ заклятия в моём сознании ярко вспыхнул, наполняясь любовью. Так, незаметно для себя самого я приступил ко второму этапу – оживлению образа заклятия.
Моё сознание расширилось ещё больше, и тут я увидел и услышал Яргуста, который говорил мне, что Обсерватория готова. Услышав это, я приступил к третьему, самому ответственному этапу – вхождению в оживший образ заклятия. Я должен был войти в него, став частью этого заклятия, а оно, в свою очередь, стать частью меня.
Вот тут-то и начались основные трудности. Я стал погружаться в заклятие. Это чем-то напомнило мне один сон, который в детстве очень часто снился мне. В том сне я куда-то падал, причём чаще всего это был бездонный колодец. В любом случае, меня сначала охватывала тьма в которой я падал с всё возрастающей скоростью, да так, что дух захватывало. Если я успевал испугаться, то тут же просыпался в холодном поту с ощущением, что сердце моё вот-вот выскачет из груди. После этого я долго не мог уснуть, а когда под утро сон всё же овладевал мной, то спал без всяких сновидений. Если же я справлялся со своим страхом, то падение моё заканчивалось самым невероятным образом; я вдруг видел себя летящим в открытом космосе, а вокруг меня ярко сияло множество звёзд. При этом я испытывал такое чувство освобождения, что оно очень скоро превращалось в эйфорию и я просыпался в своей постели с лицом мокрым от слёз, причём это не были слёзы обиды, а скорее в эти минуты я был счастлив до слёз. После такого сна мне, примерно с неделю, необычайно везло, мне всё удавалось, настроение было прекрасным, хотелось петь и летать.
Вот так же и сейчас я падал в бездонный чёрный колодец, но если в детстве я твёрдо знал, что это происходит со мной во сне, то теперь, когда я бодрствовал, это падение вызвало у меня такой всплеск чувств, какой я не ощущал с тех пор, как стал считать себя взрослым. Первое место в этом букете чувств занимал страх, причём страх настолько сильный, что он был где-то на грани паники. Вслед за страхом шло великое удивление, что детские сны мои оказались вещими, хотя смысл этих снов я всё ещё никак не мог уловить. Все эти чувства, объединяя их в единое целое, словно раствор, скрепляющий кирпичи, пропитало предчувствие, постепенно превращаясь в твёрдую уверенность, что я на пороге величайшего в моей жизни достижения.
Первым делом я взял под контроль свой страх, что бы он на самом деле не превратился бы в панику. Я понимал, что если не справлюсь со страхом, то непременно погибну, причём смерть моя будет конечной, без всякой надежды на новое воплощение. Как только я поборол страх, моё падение резко изменилось, превратившись из падения в полёт. Я, как когда-то в детском сне, летел в открытом космосе и окружающие звёзды дружески подмигивали мне, только это не был космос, это было то самое заклятие которое я увидел изнутри. Звёздами же были узловые точки заклятия, которые если просто смотреть на них, выглядели хаотично разбросанными в пространстве. Однако я смотрел на них не просто, а с позиции одного из творцов этого заклятия, и видел все закономерности их расположения и взаимосвязь между ними. Меня, как в детстве, охватила эйфория – я понял, что наконец-то овладел великим заклятием, и уже сейчас готов запустить его. Я знал все слова, акценты, интонации, которые я должен применить, что бы заклятие зазвучало. Тело моё знало все движения, которые должен был совершить, озвучивая заклятие. Я был счастлив.
Вместе с этим великим озарением, каким стало овладение мной заклятием, ко мне вернулась возможность ощущать внешний мир, хотя активно действовать в нём я ещё был не готов, однако прекрасно видел что происходит вокруг меня. Все также пылал город под моими ногами, всё так же яростно пылал шар на вершине Обсерватории; на первый взгляд ничего не изменился, пока моё сознание отсутствовало в этом мире. Однако что-то неуловимо изменилось, только вот что, я сразу понять не мог. Толи изменился запах, толи появились новые звуки, толи ещё что-то на грани восприятия, но мир, в который вернулось сознание моё уже не был тем же самым миром.
Ловлю себя на мысли, что в бывшую столицу входит воинство Серой империи. Отсюда и знакомый запах, который всегда сопровождает серых всадников, просто моё сознание никак не может принять тот факт, что серые всадники спокойно въезжают в столицу империи моих предков, и что это я сам вызвал их сюда. А новые звуки, это топот тысяч конских копыт по каменным мостовым. А какое-то неуловимое изменение, говорит всего лишь то, что это я сам поменялся.
Недалеко от меня, на самом краю утёса стоит Яргуст и, скрестив на груди руки, смотрит, как по улицам горящего города неспешной рысцой едут серые всадники в надвинутых по самые глаза капюшонах своих серых плащей. О чём думал чёрный дракон? Не знаю, но его обычно хмурое лицо в этот момент выражало крайнюю умиротворённость. Как я понял, он был готов ко всему, и мог встретить свою судьбу с холодным равнодушием, с тем самым, с каким выходят на поле боя смертники, идущие умирать, а не побеждать, и тем самым непобедимые.
Видимо почувствовав, что я на него смотрю, хотя вся моя фигура была неподвижна, а глаза закрыты, Яргуст повернулся в мою сторону, и, вдруг, подмигнул мне и улыбнулся. Это знак одобрительной поддержке с его стороны, послужил мне сигналом к началу озвучивания заклятия. Всё, пора, время пришло. Громким голосом я стал произносить непонятные мне слова древнего языка, которые, однако, будучи произнесенными, неожиданно становились такими родными и понятными, словно это был мой родной язык.
Руки мои в такт словам выделывали какие-то замысловатые пассы, каждое новое слово, произнесённое мной, было наполнено силой, нарастающей от слова к слову. Откуда-то взялся гортанный акцент, совсем не свойственный моей привычной речи. Сила, наполняющая слова заклятия, показалась мне удивительно знакомой. Древняя сила, услужливо подсказало мне сознание, что сразу же заставило меня вспомнить Странника, моего загадочного Учителя и друга, носителя Древней силы.
Серые внизу в городе видимо почуяли силу моего заклятия, потому что их маги попытались ударить по мне, но Яргуст успел прикрыть меня магическим щитом. Я видел, что удары, принятые его щитом были для него очень болезненными, однако чёрный дракон лишь слегка поморщился и продолжал стоять непоколебимо, словно сам стал частью утёса Небесной стражи.
Моя же сила всё нарастала и нарастала, да так, что дома внизу стали один за другим рушиться, так что серым вскоре стало не до меня. Они почуяли нависшую над ними опасность и стали разворачивать своих лошадей, стремясь вырваться из обречённого города, который на их глазах обращался в прах.
Заклятие, перевалив через середину, стремительно шло к своему завершению, набирая Древнюю силу, словно ком сырого снега пущенный с горы быстро набирающий массу. Я сосредоточил своё внимание на шаре Обсерватории, который с каждым произнесённым словом заклятия, разгорался всё сильнее.
Продолжая произносить заклятие, остановить которое я уже не мог, даже если бы захотел, я увидел, что на площадку утёса буквально свалился довольно крупный дракон, тут же обратившись в Рогга. В руке он держал обнажённый меч, которым видимо хотел проткнуть меня дабы остановить моё заклятие, а так же отомстить мне за все свои неудачи. Я не мог пошевелиться и мог бы стать для предателя лёгкой добычей, если бы не Яргуст, вставший у него на пути. Ещё в это же время я почувствовал, что в обсерватории открылся проход. Всё, Учитель вместе с отрядом Кварга покинул Обсерваторию. Теперь остаётся только завершить моё заклятие, а там будь, что будет.
Я поднял к небу руки ладонями вверх, и стал произносить заключительную фазу заклятия, в которой Древняя сила буквально хлестала через край, грозя разнести в дребезги весь этот мир. И вот, подобно гигантскому огненному астероиду, вышло из груди моей последнее слово, и наступила тишина. Всё замерло, словно застыло. В моей голове мелькнула трусливая мыслишка, а может ничего не получилось?
Однако затишье длилось всего пару секунд. В последний раз вспыхнул шар на Обсерватории, озаряя радужным заревом окрестные горы, уже погрузившиеся в вечерние сумерки. Взрыва я не запомнил, а скорее всего, просто не успел осознать. Помню лишь ослепительно-яркую вспышку на том месте, где была Обсерватория. Ещё память моя сохранила несколько фрагментов. Помню перекошенное от ужаса лицо Рогга, который стоял, прижавшись к скале, широко раскинув руки. Вижу красное от напряжения лицо Яргуста, который крепко держит меня за руку, на глазах обращаясь в чёрного дракона. Дальше сильнейшая боль, сдержать которую я не в силах, и я кричу во всю глотку, пока спасительная темнота не нарывает меня своим плащом. Последнее, что я слышал, была странная фраза, произнесённая приятным женским голосом.
– Отдыхай Кувай, отдыхай Последний дракон. Ты сделал всё, что должен был сделать. Последний дракон умер, что бы родился Грядущий дракон. Отдыхай, ты заслужил свой отдых.
Я стоял на месте, где совсем недавно гордо высился утёс Небесной стражи. Со мной был Кварг и несколько его разведчиков. Добираться до места, где всего три месяца назад находилась столица империи Повелителей драконов, нам пришлось достаточно долго. После взрыва, связанного с переносом Обсерватории, все пути ходящих-по-мирам перепутались, и нам пришлось сделать приличный крюк, что бы добраться до места, где Кувай своим заклятием завершил судьбу Последнего дракона.
Окрестности столицы изменились до неузнаваемости, а самым удивительным оказалось то, что большая часть бывшей столицы превратилась в озеро, широко разлившегося между горами, которые в своё время окружали город. Изменились и сами горы. Их вершины, срезанные, словно ножом, взрывом Обсерватории, стали значительно ниже и превратились в плоские плато. Лес в районе взрыва был полностью уничтожен пожарами, и нам долго пришлось обходить озеро, идя по лесным гарям и многочисленным осыпям, образовавшимся в следствии всё того же взрыва.
Что интересно, после взрыва изменился и климат. Стояло самое начало августа, а было холодно, словно в октябре, а из низких серых туч время от времени сыпал снег, который ложась на землю тут же таял. Было серо, холодно, мокро и противно. Примерно так же было и на душе моей. Всё дорогу нам попадались конские и человеческие скелеты, которые в некоторых местах образовывали целые поля скелетов, так что временами мы были вынуждены идти по костям, которые под нашими ногами противно хрустели. Похоже, что бывшая столица превратилась в кладбище, где не осталось ничего живого, да, и трудно было ожидать, что кто-нибудь мог выжить в этом страшном катаклизме. От всего этого на душе моей было скверно, но я всё же надеялся, что мои ученики, которые стали для меня больше, чем родные, всё же умудрились выжить. Я и шёл-то для того, что бы постараться отыскать след Кувая и Яргуста.
Дойдя до западного окончания озера, мы остановились осмотреться. К северо-западу от озера располагалась обширная долина; когда-то там была старая часть города, густо застроенная домами аристократов империи. Здесь же располагался дворец Повелителей, а под небольшой отдельно стоящей горой располагалась территория ордена Обсерватории. Теперь же вся долина была пуста, словно вылизанная языком, и если бы я не знал, где нахожусь, ни за чтобы не поверил, что всего три месяца назад здесь был огромный город. Непривычно странно выглядела осиротевшая гора, на вершине которой в своё время гордо высилась пирамида Обсерватории, освещая своим светом окрестности. Она как бы состарилась, стала ниже ростом, что ли.
Справа от нас возвышался отвесный обрыв, до половины засыпанный свежей осыпью. Никакого намёка на утёс Небесной стражи не осталось, он полностью обрушился. Где-то здесь, под этой осыпью должны находиться следы Кувая и Яргуста. Я должен, нет, я обязан найти эти следы и по ним отыскать их владельцев, куда бы их ни забросило. Осматривая скалу в том месте, где раньше был утёс Небесной стражи, я заметил на ней, примерно на той же высоте, где была площадка утёса какое-то тёмное пятно, очень похожее на прижавшегося к скале человека с растопыренными в сторону рукам. Похоже, это, в самом деле, был отпечаток реального человека, которого взрыв буквально впечатал в скалу.
У меня дрогнуло сердце – кто же этот человек? Для того, что бы однозначно ответить на этот вопрос, нужно было серьёзно исследовать отпечаток. Подняться туда не было возможности. Оставалось прозондировать его дистанционно, а это требовало серьёзных усилий, а значит времени.
– Мы пришли, – сказал я Кваргу, который, как и я, внимательно всматривался в отпечаток. – Нужно разбить лагерь у озера, перекусить, а уже после этого займёмся определением, кто же отпечатался на скале и поиском следов наших пропавших друзей.
Мы вернулись к озеру, где нас ожидали разведчики Кварга. Кварг распорядился насчёт лагеря и обеда, и его люди сноровисто занялись исполнением его распоряжений. Да, у серых стоило поучиться дисциплине и исполнительности.
Не прошло и часа, как возле озера возник аккуратный полевой лагерь, а на костре был приготовлен вкусный обед.
Мы уселись обедать, так как действительно все устали и проголодались. За обедом разведчики лениво подшучивали друг над другом, как я заметил, это было у них любимым развлечением. Все выпили по кружке вина, лишь я и Кварг отказались – работа, которая нам предстояла, требовала ясной головы.
Покончив с обедом и передохнув с полчаса, я и Кварг собрались вернуться к скале, что бы заняться нашими исследованиями. Перед уходом, к Кваргу подошёл разведчик, исполняющий обязанности старшины отряда и спросил, надолго ли мы здесь. Тот вопросительно посмотрел на меня. Я сказал, что всё будет завесить от того, как пойдут наши дела.
– Мы можем всё сделать прямо сегодня, а может быть нам потребуется месяц, кто же это знает, – пожав плечами, ответил я.
– Понятно, – ответил старшина. – Тогда я распоряжусь, что бы заготовили побольше топлива.
До темноты, которая в это время наступает довольно поздно, было ещё далеко, поэтому я решил провести разведку прямо сейчас, но прежде чем искать след, желательно было узнать, чей же отпечаток на скале.
Подойдя к осыпи, мы начали очень осторожно подниматься, стараясь подняться как можно ближе к скале. Это оказалось нелегко, так осыпь была свежей и поэтому была подвижна. Достаточно было неосторожно вступить, что бы вызвать её подвижку, которая вполне могла кончиться обвалом, способным засыпать нас обоих. Рисковать двоим, не было смысла, поэтому я оставил Кварга внизу, а сам осторожно полез вверх. Шёл я осторожно, поэтому поднимался очень медленно. Камни под моими ногами предательски шевелились, готовые в любой момент прийти в движение. Промучившись около часа, весь взмокший от напряжения, я с грехом пополам и с магией, всё же приблизился к заветной скале, хотя вплотную подойти к ней мне так и не удалось. Выше была мелкая фракция камней, наступить на которую, не вызвав обвала было просто невозможно. Однако я был доволен, что мне удалось, хотя бы настолько приблизиться к отпечатку человека на скале.
Я выбрал подходящий камень и сел на него. Восстановив сбившееся на подъёме дыхание, я сосредоточился и осторожно, специальным заклятием, позволяющим считывать информацию, отпечатавшуюся на предмете, в данном случае на скале, прикоснулся к отпечатку человека на скале. Всё, теперь остаётся только ждать, когда заклятие считает информацию, а моё сознание покажет, что же произошло здесь три месяца назад.
Ждать пришлось довольно долго, так бывает всегда, когда считываешь достаточно свежий след, чья информация ещё не рассеялась, я даже замёрз. Здесь наверху дул пронизывающий холодный ветер, пополам с дождём и снегом. Да, неприветливое начало августа. Похоже, наше заклятие не только вызвало небывалый по мощности взрыв, но и резко изменила климат бывшей империи Повелителей драконов. Боюсь, что если климат не восстановится, где-нибудь лет через пятьдесят здесь всё покроется километровым слоем льда и на многие тысячелетия установится ледниковый период. Жаль, этот мир мне с первого взгляда очень понравился.
Мои размышления о климате были прерваны, начавшей поступать информацией от отпечатка на скале. Я увидел последние мгновения трагедии, которая произошла здесь три месяца назад. Первое, что я узнал, было то, что на скале, впечатанный в неё взрывом, был брат Кувая Рогг, который люто ненавидел брата, считая его виновником всех своих бед, а прежде всего за то, что своим рождением он лишил его прав на престол Повелителей Драконов.
Я вдруг почувствовал себя Роггом, каким он был незадолго до своей гибели. Во мне бушевала ненависть к Куваю, да такая, которую я раньше и представить себе не мог. Ныла раненая им щека, огнём горело на лбу клеймо, поставленное Яргустом, ощущение позора, страха и ненависти сплелось в такой узел, что я чуть не закричал. Да, тяжелы были последние минуты жизни этого человека, чьё честолюбие довело его до такого состояния.
Я увидел глазами Рогга Кувая, который, находясь в состоянии глубокого транса, произносил заклятие; и слова его на древнем языке были исполнены колоссальной силы. Увидел стоящего рядом с ним Яргуста, чей обнажённый меч сверкал в свете горящего города. Видел, как Рогг хотел нанести Куваю предательский удар в спину, и как Яргуст, не позволив этого, вступил в поединок. Я увидел, как ярко вспыхнул шар на вершине Обсерватории, услышал оглушительный грохот, почувствовал, как какая-то сила подхватывает меня и вдавливает в скалу. Боль была такая, что я, не сумев сдержаться, громко закричал, прервав поток посмертных чувств Рогга. Последнее, что я увидел, была картинка, на которой Яргуст, подхватив бесчувственное тело Кувая, прыгает с утёса, в падении превращаясь в дракона цвета воронёной стали.
Я прихожу в себя, с твёрдой уверенностью, что Кувай и Яргуст живы. Что они выброшены взрывом Обсерватории из нашей реальности, а раз так, я непременно отыщу их. Я ужасно замёрз и устал. Всё же трудно человеку, который за долгую жизнь так и научился по-настоящему ненавидеть, принять в себя такой объём ненависти. Нужно спускаться, но ноги мои предательски дрожат. Собираюсь с духом, осторожно встаю, делаю несколько приседаний, что бы ноги стали слушаться и начинаю спускаться. Сил не хватает, поэтому я призываю на помощь магию, которая неустойчивые камни делает устойчивыми, и кое-как спускаюсь.
Кварг, смотрит на меня вопросительно. С улыбкой объясняю ему, что Кувай и Яргуст, по-видимому, живы, только выброшены куда-то очень далеко от нашего мира. Отпечаток на скале, это всё, что осталось от Рогга, брата Кувая.
– Ты с ним знаком? – спрашиваю Кварга.
– Да, видел его несколько раз у герцога Кейвалла, – ответил разведчик. – Мерзавец, каких поискать. Уж так хотел занять трон родителей. Так что, я полагаю, именно такую смерть он и заслуживает. Ты не мог бы, Странник наложить на отпечаток сохраняющее заклятие, что бы он остался на скале, как можно дольше?
– Зачем тебе это надо? – удивлённо спросил я Кварга. – Стоит ли увековечивать предателя?
– Я думаю, стоит, – убеждённо ответил Кварг. – Пусть будет вечным напоминанием того, к чему приводит предательство.
– Боюсь, что со временем, когда люди основательно забудут, то, что здесь произошло, они начнут поклоняться этому отпечатку, как памятнику великому герою, – с печалью в голосе возразил я Кваргу. – Но, если ты считаешь по-другому, то будь, по-твоему. Я наложу заклятие, мне это не трудно.
Я быстро наложил на отпечаток Рогга сохраняющее заклятие, ограничив его условием, что отпечаток обрушится лишь тогда, когда наступит время возвращения Обсерватории. Пускай это станет знамением будущих перемен.