В. Федоров и А. Зайцев
Polo, или Зеленые оковы
–Слушай, Цибуля, а давай я на тебя шлем надену, тебе твои письмена ведь понятны?– Догадка озарила его. Он мог без затруднений в базу данных передать все сведения, не напрягаясь самому.
–А мне худо не станет, как Чумичке?– Заволновался Цибуля.
Природный страх перед одеждой и головными уборами говорил сейчас его устами. Да и память экспериментов над организмами бывших сотрудников лаборатории заставляли Цибулю быть во всеоружии.
–Не бойся, хуже точно не станет.– Уверил его Отец.– Попробовать все равно нужно. А то я за неделю не смогу все это просмотреть.
–Ладно, только давай с тобой так договоримся. Я сам ничего надевать не стану, но жертву тебе найду, хорошо?– Цибуля лукаво посмотрел на Отца.
–Это еще лучше, а то мне не с кем словом перекинуться.
–Пошли пока. Посадим какое-нибудь чучело, а сами прогуляемся,– сказал Отец вставая.
Вернувшись в лабораторию, Цибуля расстроил некоторых своих коллег очередным капризом своего компаньона. Выбор пал на младших научных сотрудников, это было заметно по их лицам. Особи постарше восприняли это предложение с тенью равнодушия, но молодняк занервничал, помня своих предшественников и угадывая в новом капризе сходный эффект. Однако, несмотря на протесты и колебания, железной волей Цибули жертва была выбрана. Молодой худенький цватпах с обреченным видом следовал к шлему, который ему предстояло водрузить на свою единственную голову. Заметив, что пагубного действия этот жест не возымел, цватпах оживился. Шлем ученому был великоват, и цватпах изредка поправлял его на голове. Отец довольно кивнул, увидев посветлевшие лица пингвинов, и пальцем указал на тома, которые осталось прочесть. Ученый бросил жалобный взгляд на окружающих и подбадриваемый своими коллегами углубился в чтение.
Все, подумал Отец, теперь можно развеяться. И двинулся снова на улицу.
Жара разыгралась. Солнце припекало, Отцу снова захотелось окунуться в прозрачном озере. Его уже ждала стайка молодых сорванцов, которые жестами приглашали его принять участие в игрищах.
–А вы что не на занятиях?– Спросил Отец малышей.
–Атдыхай. Наша не пускай к тебе. Мы атдыхай. Атисьсь.– Проскрипел один из сорванцов.
–Да,– посочувствовал Отец.– Ваша правда, там,– он кивнул в сторону лаборатории,– вам делать нечего. Сейчас там жарко.
Молодые цватпахи закивали головами. Один малыш подкатился к Отцу и, ловко подпрыгнув, бросился на грудь к звездному страннику. Отец подхватил на лету малыша и стал его трепать.
–Ах ты мой хороший, ах ты сорванец этакий,– с улыбкой Отец чесал маленького цватпаха по перьям, забирался пальцами под ребра. Малыш во всю глотку верещал от удовольствия.
Малышня окружила Отца и весело стала наскакивать на него с разных сторон. Отец ловил то одного, то другого постреленка, подбрасывал их в воздух и трепал по загривку. Затем он бросился от них наутек. Но от маленьких цватпахов очень трудно скрыться. Они весело кувыркались вслед за Отцом, иногда подпрыгивали в прыжке, стараясь настичь и свалить своего джокера. Отец убегал от них, иногда сам кувыркался на забаву детворе, затем свернул в тенистые аллеи, где продолжилась погоня. Наконец Отец выдохся и повалился на спину. Малыши догнали его и кинулись всей гурьбой на запыхавшегося странника, устроив кучу малу. Отец, смеясь, отбивался сколько мог, стараясь не повредить малышей, затем встал на ноги.
–Все, let’s enough, хватит, я уже устал.– Отец побрел медленно к лаборатории.
Ликующая малышня кувыркалась за ним вслед, завывая от восторга. Из здания высыпали родители, с участием наблюдая за игрищами. Отец махнул им рукой, словно говоря, нормально все, не волнуйтесь, все пучком. Детвора, заведенная шумной кутерьмой, не могла остановиться, пока родители не застрекотали на них, отгоняя от пришельца. Отец не впервые устраивал детворе встряски. Взрослые цватпахи сперва очень настороженно наблюдали за ним, но, видя его расположение к детворе, расслабились. Дети же не чаяли в нем души.
Отец подождал, когда взрослые разгонят детвору, и направился прямиком в лабораторию. Голова уже не гудела, мысли приобрели должное положение в сером веществе, спина разогнулась.
В светлом помещении лаборатории все оставалось без изменений. Цватпахи находились на тех же местах, что и были, когда Отец их покинул.
–На манеже все те же.– Подумал Отец и направился к молодому цватпаху, который листал увесистый томик.– Брысь отсюда.
Отец жестом прогнал худенького цватпаха, который с великим удовольствием покинул лобное место. Странник надел на голову свой шлем и отправился в базу.
–Слушай, ты чем занят, бедокур этакий, тебя зачем сюда посадили?– Накинулся Отец на Басмача, безмолвно выщипывавшего несчастного Пиначета.
–А ты чего этого клоуна ко мне подсадил? Я тебе что сказал? Садись и медленно листай страницы.– Басмач поймал блоху и с остервенением раздавил ее меж ногтей.
–Ну?– Растерялся Отец.
–Загну! А ты что? Посадил какую то курицу и хочешь чтоб я понял, что в этой башке творится? Ты, брат, меня не так разумел. Повторяю для тех, кто в танке. Садись и сам читай. Понял? Или еще повторить? Твою мать. Олух.– Уже тихо проскрипел Басмач, но так, чтобы Отцу было все слышно.
–А тебе лениво, что ли, с его головы считать все?– Закричал Отец.– Ты думаешь, мне весело сидеть и эти каракули разбирать?
Басмач нервно развернулся к Отцу:
–Ты что, не понимаешь, я не могу снимать данные с их мозгов. Они не так у них устроены, сигналы от мозга другие. Шлем только для людей, недоумок. Дошло? Посади сюда Декса, я тоже не смогу в его мозге рыться, понял? Для каждой расы свои шлемы.
–Что совсем никак?– Растерялся Отец. Он не ожидал такого натиска от Басмача.
–Можно никак. Иди водку пей, с малышней развлекайся, загорай. А ко мне ни ногой.– Басмач схватил коалу за шиворот и бросил с размаху его в воду.
Обезумевший медведь, принялся, отфыркиваясь, добираться до берега. Отец жалобно проследил взглядом за медведем. Тот вылез из воды, обиженно сверкнул глазами на Басмача и полез к себе на эвкалипт, или на нечто, которое по представлению Отца должно выглядеть эвкалиптом.
–Так там работы на несколько дней!– Вскричал рассерженный Отец.– Попробуй все пересмотреть. Хоть что-нибудь в этой чертовщине понимать!
–Ну, так и иди отсюда.– Басмач исчез.
–Тьфу ты,– плюнул Отец,– чего он так расстроился? Выход.
Отец вернулся в лабораторию и возопил с ужаса, глядя на кипы томов и на еще не смотренные чертежи:
–Мама, роди меня обратно.– Проскулил Отец и принялся за чтение.
Документов было великое море. Отец и не подозревал, насколько тяжким окажется этот труд. Он вглядывался в чертежи, схемы, блоки. Все то же самое, все бесконечно одинаковое как в армии. Отец рассматривал незнакомые символы, когда было уже невмоготу, он снимал шлем, начинал ходить по лаборатории, и уставший направлялся к себе в комнату, чтобы там забыться мертвым сном.
Проходили дни. Отец исхудал, он перестал есть и пить. С самого утра, когда спали даже цватпахи, уходил в лабораторию, включал компьютер и начинал рассматривать надоевшие до чертей схемы, аннотации и описания. Когда заканчивалась документация на столе, Отцу приносили еще, объясняя, что это тоже описание установки и что ему предстоит перелопатить еще много трудов.
Отцу уже наяву грезились черные строгие линии, окружности, пунктиры. Уйдя к озеру на очередную передышку, ему казалось, что озеро обведено жирным овалом, что дорожки выкрашены жирными черными полосами, а родники и речки помечены еле заметным пунктиром. Проходя мимо зданий, Отец для себя мысленно рисовал пунктиром возможные подвальные помещения, скрытые под землей и фундаменты строений. Только после омовения он ненадолго обретал себя и снова возвращался к компьютеру и чертежам.
День сменялся ночью, один чертеж сменялся другим. Одни схемы менялись местами с иными, описания чередовались с электрическими схемами. Голова шла кругом. Отец возненавидел инженерию и все что с этим было связано. Как хорошо было в древнем мире, думал Отец, когда из инженерных решений самым сложным было колесо, когда можно было выхватить меч и треснуть по башке какому-нибудь изобретателю. Но все что имеет начало, имеет и свой конец.
Пришел то счастливый момент, когда собравшиеся цватпахи с дрожью кончиков их куцых хвостов сообщили измученному страннику, что все, вот эта книжка– последняя, что теперь дело остается за Отцом и за его умной машиной, которая сможет разрешить все их споры и проблемы.
Отец не верил своему счастью. В этот день он уже много просидел над описанием установки, и возвращаться в базу ему не хотелось, тем более что его последняя встреча с Басмачом была скверной (Отец для себя отметил, что его отношения с Басмачом с каждым разом все больше натягиваются). Сегодня он не был расположен общаться со своим виртуальным другом и до конца дня решил дать себе выходной.
Захватив с собой фляжку с разбавленным спиртом, натянув на нос солнцезащитные очки, Отец направился побродить по лесу, окружающему научный городок. Высунув нос на улицу, он огляделся, малышня играла в песочнице, нет-нет поглядывая в сторону лаборатории, видимо ожидая его. Отцу было необходимо сегодня побыть одному. Он юркнул под защиту небольшой легковушки, которая стояла невдалеке от здания. Странник присел около нее, чтобы осмотреться. Детвора, его не заметила. Тогда Отец, собравшись духом, что было силы, метнулся за угол здания, стараясь не шуметь. Добежав до спасительного угла, он перевел дух. Убедившись, что преследователей нет, Отец широким шагам направился к ближайшей аллее, уходящей в глубины парка.
Приземистые хвойные кусты и высокие лиственные деревья обступили со всех сторон странника. Фитонциды не давали разгуляться мошкаре, которая обязательно должна присутствовать на этой планете. Дышалось легко и свободно. На душе цвели цветы и пели песни птицы. Неужели все это позади? Неужели закончился этот кошмар с чертежами? Один плюс Отец все-таки вынес из этого испытания. Теперь он знал все символы, которыми оперировали инженеры Цватпы, правда он не имел и малейшего представления, что они означают, но это уже дело сорок восьмое. Теперь он сможет отличить эти письмена от многих других. Ура! Все позади, думал Отец, прогуливаясь по тихим тенистым аллеям.
На ветку небольшого хвойного куста выскочил юркий зверек с огромным пушистым хвостом. Белка. Отец выпучил глаза. Как она сюда могла попасть? Видно врут цватпахи. Белка. Ее не спутать ни с кем. Рыжий пушистый хвост, серая полоска вдоль спины, черные кисточки на кончиках ушей. Белка!!! Зверек остановился на ветке и замер. Белка, наверное, подумала: человек, откуда он здесь взялся, значит, со мной вместе его привезли с матушки Земли? Затем она схватила шишку, которая росла на хвое и запустила ее в голову Отца, затем оскалилась и рыжей стрелой умчалась по ветвям больших деревьев.
Отец со злостью плюнул. Не белка. Наши белки не скалятся и тем более не швыряют шишки. Как было бы хорошо оказаться сейчас на Земле, очутиться в Карагайском бору с Рыжей и с сыном. Там такие сосны, не чета вот этим. Отец с презрением посмотрел на карликовые подобия Земных сосен, росших вдоль аллеи. Не распускай нюни, Отец, подумал странник. Не смей. Ты очень далеко от Рыжей и от Земли, и еще дальше от своей Земли, спрятанной многими веками и миллиардами километров от чужих глаз. Вспомнился брат, который писал пасквильные стихи на Отца. Странник в юности имел небольшой опыт начертания бесхитростных стихов, претенциозных на оригинальность, как то:
Воспоминания былые
Таятся в сердце в уголках,
Из кельи, будто бы, монах
Выходит в мир, как все святые
На свет неправедный взглянуть,
Помочь де словом али делом
Иль кой-где дать совет несмелый
И в мир иной направить путь.
Чушь. Какие такие воспоминания могут быть у мальчишки, растущего под бдительным маминым оком, у которого только-только стали вылезать первые рыжие волоски на прыщавой щеке? Причиной всему– гормоны. Это все мальчишеский максимализм, это уверенность, что в свои четырнадцать лет он понял мир. Брат был его мудрее. Замечая, как высоко поднимается нос у своего однояйцевого близнеца, он останавливал его такими пасквилями:
Поэтов много перевидел
За свой пока недолгий век,
Но вот таких, которых долго
Чтит и читает человек, увы…
Иной поэт спешит поведать
Нам про бездарное бытье,
Но хочется воскликнуть: братцы,
Постой, ведь это ж не твое.
Он, мысли высосав из пальца
И из увесистых томов,
Кричит с проворностью удальца
Что, мол, России нужен Бог.
МЫ ЭТО ЗНАЕМ, НО ОТНЫНЕ
ПРЕЗРЕН ТОТ БУДЕТ ЛИЦЕМЕР,
ЧТО РУКИ ГРЯЗНЫЕ К СВЯТЫНЕ
С КОРЫСТНЫМ УМЫСЛОМ ПРОСТЕР!!!
Константин А. Федоров
Великолепно! Где он, Дэн? Где его леший носит? Цватпахи его не забирали, теперь это уже ясно, как Божий день. Может, он остался на Земле? Может, его никто не забирал? Мало ли… Его машину могли угнать и на ней разбиться. Есть в этой теории маленькие неточности. Конечно, какой-нибудь сумасшедший мог стащить машину брата именно в тот день, когда Дэн должен был ехать к Отцу на встречу. Это одно дело. Но тогда зачем он поехал именно по этой дороге за триста верст от родного города? Он мог бы поехать по одной из тысяч других дорог, но он поехал именно по этой, в том же временном интервале, в котором должен был ехать Дэн. Слишком много совпадений. Зачем тогда эти непонятные Инвизы потребовали его, Отца? Мало вероятно, что Дэн сдавал в банке сперму и расписался росписью Отца. Это многое бы объяснило, но Дэн физически не мог находиться в этом чертовом банке. Допустим, что Отец сдаст волшебную жидкость по возвращении на Землю, тогда следующий вопрос: где Дэн и что могло с ним случиться? Замкнутый круг. Одно ясно, что цватпахи здесь ни при чем. Это– факт. Если его нет на Земле, если его нет у цватпахов, если его нет в этом времени, тогда где он? Аленка не покидала родного города, значит, она с ним не поехала. Логично, черт возьми. Тогда почему были эти два несанкционированных темпоральных возмущения? Первое возмущение– это цватпахи, которые неумело запустили в сторону Земли глыбу льда, где же тогда второе? Предположить, что второе возмущение темпорального поля– возвращение Отца в свое время на Землю, тогда следует логичный вопрос: где Дэн и что с ним? Становится ясным другое: Отец не сдавал спермы в банк, значит, он ее сдаст. Если еще не было второго несанкционированного временного перемещения, значит, его Отец совершит. Отсюда следует, что Отец вернется на Землю и его миссия на Цватпе увенчается успехом, коль скоро другие пути возвращения на Землю отсутствуют. Это радует, но вопрос не в этом. Где Дэн?
Отец шел и шел по тенистым аллеям. Где-то в вышине истошно пищали маленькие пичуги, там же скрипели стволы высоких деревьев. Если прищурить глаза и не обращать внимания на различие форм местной флоры, можно представить, что это– Земля. Как хорошо было бы, если бы это оказалась Земля! Встать бы сейчас с кровати в милой и родной общаге с головной болью и пожаловаться Гурику, что вчера все мы перебрали, и что привиделся очень долгий и красочный сон про Плутон, Рыжую, Цватпу.
Отец вышел к холодному, но живописному озеру. Цватпа, ты, в общем, довольно милая планета. Ты интересная, у тебя такие смешные добродушные пингвины, которые называют себя цватпахами. С тобой было бы весело и здорово, только я здесь– гость, думал Отец. Он присел на тенистый плес. Озеро сегодня было очень спокойным. Он подбирал маленькие камни с берега и лениво бросал их в зеркальную гладь озера. Затем Отец достал свою фляжку, сделал огромный обжигающий глоток, поморщился и заворчал:
–Как ее через день пьют?– Отец сунул голову подмышку и носом втянул оттуда все испарения тела.– Здесь каждый день это отраву пьешь, привыкнуть не можешь. Фу.
–Сам с собой разговариваешь? У нас здесь это плохой прогностический признак.– Послышался голос сзади.
Отец обернулся: чуть поодаль стоял Цибуля, похожий на короткий черно-белый верстовой столб. Цватпах очень тихо подкатился к Отцу и, не нарушая его спокойствия, наблюдал за странником.
–А тебе чего здесь надо? Следил за мной?– Строго спросил Отец.
–А как же. Мне за тебя голову сорвут, ежели с тобой лихо случится.– Проворчал Цибуля.
–Ну, коли так, садись, гостем будешь.– Хлопнул Отец по песку.– Я ваше горе и жить я буду с вами.
Цибуля кувыркнулся и очутился рядом с Отцом, погрузив во влажный песок часть своей опорной точки вместе с хвостом. Они уставились в перспективу, будто ни разу в жизни не наблюдали за водной гладью.
–Дай попробую, что ты там все пьешь.– Сказал Цибуля указывая коротким крылом на фляжку.
–Ну уж нет, дружок. Вот тебе-то я не дам. Ты мне нужен. Без тебя я не смогу здесь. И так уже много народу полегло из-за меня. Хватит.– Отец обреченно покачал головой.
–Жалко?– Спросил Цибуля.
Отец молча покачал головой. Вот от кого не ожидал, так это от Цибули, убежденного трезвенника. Цибуля проворчал:
–Все равно же, если захочу– добуду.
–Мне не спирта жалко, тебя.– Отец обхватил голову, которая старалась расползтись по всем ее костным швам от недавнего напряжения и хронической усталости.
Цватпах дружески шлепнул Отца по плечу.
–Шучу я, это так… риторический вопрос. Так сказать проверка на вшивость. Не стану я.
Отец, не глядя на него, понимающе кивнул. Сейчас не до шуток. Зато сам приложился к фляжке, и снова добрый глоток алкоголя протиснулся по пищеводу, по которому уже много времени мало поступала вода и еще меньше корм. Отец раскинул руки и повалился на спину, вытянув при этом ноги.
–Как ты на них передвигаешься? И не падаешь ведь, вот в чем фокус.– Цибуля уставился на ноги Отца.
–Меня тоже удивляет, как вы кувыркаетесь, и при этом никуда не въедете. У вас нет ступеней, у вас нет скамеек и стульев. Это тоже смешно. Смешно, что вы все тут телепаты.– Отец на руке загибал пальцы.
–Не все. Кто-то больше, кто-то меньше, но некоторые не телепаты вовсе.
–И что вы с ними делаете?– Спросил Отец. Он ожидал услышать, что они становятся изгоями, или что их убивают еще в яйце.
–Ничто не делаем. Они такие же, как и я цватпахи. Просто они не могут быть полноценными членами некоторых форумов. Но мы-то их видим и понимаем. Они являются полноценной ячейкой общества. Так же учатся, работают. Их мозг является членом нашего информационного поля, просто такой цватпах не видит поля. Вот и вся разница. И никто их не убивает. Их, правда становится все меньше, но они есть.
–Ну и Бог с ними. Скажи мне дорогой. Вы то сами со своей установкой разобрались?– Отец ткнул пальцем в небо.
–Нет.
–Почему.
–Мы о теории поля мало знаем, а тут дело все полях. Ставим эксперименты, не такие масштабные, правда, но достаточно информативные. Но пока мы мало приблизились к разгадке.
–А почему вы только один раз пустили снаряд.
–Какой еще снаряд?– Удивился Цибуля.
–Ну, ты же сам мне говорил, что кусок льда пустили.– Отец лежал на спине и делал вид, что этот его разговор его мало волнует.
–Ах, ты про это…– Вздохнул Цибуля.– Была причина. Установка находилась в двухстах тысячах километров от Цватпы, лед мы пустили в сторону от планеты, во внешний космос. Кусок исчез через пятьдесят тысяч километров от установки. Буквально в это же время на линии транспортировки произошел взрыв в ста пятидесяти тысячах километров от поверхности планеты около мегатонны в тротиловом эквиваленте. Стало ясно, что взрыв вызван установкой. Кусок льда исчез через пятьдесят тысяч километров от установки и взрыв произошел, не доходя пятидесяти тысяч до установки на одной линии в одно и то же мгновение.
–Интересно,– Отец привстал на локте, пристально разглядывая Цибулю.– Тут надо будет разбираться. Слушай, мегатонна это же очень много.
Цибуля фыркнул и отвернулся, словно говоря: не то слово много.
–А как же установка не разрушилась?
–Нет, ее тряхнуло-то хорошо, но и пятьдесят тысяч верст– тоже не близко.
–Твоя правда.– Согласился Отец.
Солнышко садилось. Длинные тени далеких гор и деревьев лениво ползли на восток, стараясь поглотить все светлое вокруг. И без того смиренное озеро приобрело исключительную зеркальность и стало походить на огромный правильный круг расплавленного стекла. Безоблачное небо приобрело багряный оттенок, словно распухшие от ночного бдения глаза. Всюду царило безветрие и молчание, не нарушаемое даже несмелым всплеском волны. Кое-где стали появляться несмелые точки далеких звезд. Дневное светило уводило с собой за горизонт полуденный зной, оставляя вместо себя блаженную вечернюю прохладу, которой суждено было остаться здесь до утра. Цветки, будто прощаясь, стыдливо прикрывались своими лепестками и готовились ко сну. Пичуги смолкли, оставив до следующего дня свою веселую возню в кронах деревьев. На востоке сгущались краски, у самого горизонта край неба приобрел пронзительный фиолетовый цвет, который ближе к зениту переходил в синий, а затем и в голубой. Вот и не видно уже солнца, только алые всполохи указывали на колыбель дневного светила в горной расщелине. Звезды на чернеющем небосводе слились в созвездия. Здесь, как и на Земле, виднелся край галактики в виде млечного пути. Где-то там, за пеленой космической россыпи звезд, туманностей и черных дыр, крутится вокруг красного солнышка, которому суждено светить еще шесть миллиардов лет, родная Земля. Ее отсюда не видно, не разглядеть и Солнца и даже сектора галактики, откуда родом человек, только жива любовь, которая становится сильнее прямо пропорционально квадрату расстояния. Как удивительно жить напротив галактики, теперь очень странно жить напротив Земли. Когда Отец был на Плутоне или на Луне, такого странного ощущения не было. Он всегда видел Землю. Над Луной она была синяя, огромная и прекрасная. Над Плутоном Земля светилась тусклой точкой, которую и можно было только с трудом разглядеть. А здесь не было видно ни ее, ни Солнца, ни системы, ни, даже, сектора галактики. Отец поднял взгляд на небо, стараясь найти старую знакомую– Большую Медведицу. Но, конечно, ее здесь быть не могло. Она была там, где гуляет Рональдино, где будет еще бегать маленький сорванец с веснушками на носу, как у мамы, где есть старый парк на берегу удивительной реки, бегущей невдалеке от Уральских гор. Скоро мы встретимся вновь, подумал Отец, и это будет здорово. Я скажу тебе: привет, Большой Звездный Медведь, а ты помашешь мне лапой, а потом мы пойдем с тобой гулять. Ты проводишь меня до леса, где я остановлюсь и расскажу тебе удивительную историю, как я жил без тебя. А потом мы будем смотреть друг на друга и молчать. Мы будем удивленно смотреть друг на друга и махать лапами, желая друг другу счастья. А потом я пожелаю счастья твоему медвежонку– Малой Медведице, которая давным-давно забежал вперед тебя на шесть твоих корпусов. И тогда все будет хорошо.
–Ну, Цибуля, по коням.– Сказал продрогший Отец, поднимаясь с прохладного песка.
Гусиная кожа покрывала уже все его тело и стали постукивать зубы. Цватпах, сидевший рядом молча, не нарушая сантиментов своего соседа, встрепенулся и двинулся вслед за Отцом по уже черной алее пахнувшей хвоей.
–Какать скажете, вашебродь.– Крикнул цватпах кувыркаясь.
Спать. Блаженный сон, сдобренный седативной дозой из фляжки, наступил быстро. Отец, стоило ему коснуться головой о циновку, свернутую на манер подушки, провалился в грезы. Ему снилось что-то чудесное и красивое, как курица гриль или апельсин. Отец спал и спал. Он улыбался во сне и кого-то звал, при этом сладко щурясь и посапывая. Спали и цватпахи, утомленные ожиданием, спали маленькие наследники величия планеты, свернувшись в калачики подле своих мам. Все на свете спали.
Утром, освежившись в ручье у дальней комнаты, Отец бодрым шагом следовал в лабораторию, в которой толпились цватпахи. Они хлопками крыльев приветствовали звездного странника, который скромно махнул им рукой:
–Вольно. Прошу всех садиться.– Сказал Отец и окинул взором собравшуюся аудиторию.
Садиться им не пришлось, поскольку физиология цватпахов обязывала их находиться в этой позе пожизненно. Пингвины суетились возле приборов, компьютеров. Некоторые что-то записывали в блокнотах, другие колдовали возле реторт и колб. С тумбы в лаборатории, наконец, исчезли ненавистные тома и чертежи, однако, заботливой рукой хозяина– Цибули, в сторонке сиротливо остался стоять макет установки. Пес с ним, пускай стоит, есть не просит.
Отец расположился возле тумбы и надел шлем.
–Басмач,– позвал друга Отец, приложив ладони ко рту.– Басма, зверюга, где ты?
Ответа не было. Отец прошелся меж деревьев, осмотрел полянку с маленьким столиком на гнутых ножках, на всякий случай заглянул в гамак. Виртуального хозяина Эдема не было нигде. Отец заглянул в бетаку, там давно уже никто не бывал. Заправленная пустующая кровать сиротливо ждала веселья. Басмача не было.
–Грузин, явись!– Молвил Отец. Видимо, я его обидел чем-то, подумал Отец.– Басмач, ты, друг, меня извини, если я тебя обидел. Я не со зла, ты же знаешь.
Басмача нигде не было.
–Слушай, я же извинился, чего же еще тебе надо? Мне правда жаль, если я тебя обидел. Не вру. На бабушку ставлю.– Отец щелкнул по зубу ногтем для пущей убедительности.
–Чтоб больше такого не было, понял?– Голос Басмача раздавался снаружи бетаку.
Отец радостный выскочил из храма плотской любви. Басмач сидел на корточках к нему спиной и был весь мокрый, словно только что вышел из воды. По спине текли капли воды, волосы сбились в сосульки, с которых капала вода. Отец приблизился к своему другу. Басмач, сидя на корточках, разбирал сети, которые некогда Отец привязывал к ивовому пруту, утопленному в речке. В сети дергались два судака, три щуки, несколько гибридных жирных карасей с серебряными сверкающими боками и целая тысяча другой мелкой рыбешки. Мне он столько рыбы никогда не давал, подумал Отец. Вот же зараза такая. Нашел ведь предлог, типа его не было потому, что он снимал сеть, извинений ждал. Ради интереса спросить, где его носило? Он однозначно скажет, что распутывал сеть, которую замотало в прибрежных камышах.
–Чего ты надулся на меня, как мышь на крупу?– Отец потрепал друга по холодному мокрому плечу.
Басмач нервно повел плечом, давая понять Отцу, что он– низкое животное.
–Так ты еще не понял?– Пробурчал Басмач, не поднимая головы и продолжая распутывать сеть.
–Понял, понял,– быстро ответил Отец,– больше не буду. Обещаю.
Но для Отца навсегда останется тайной за семью печатями, на что же так бурно отреагировал электронный мозг его виртуального друга и собеседника.
–Басмач, давай не будем болтать попусту.– Начал Отец, заметив, что виртуальный друг при этом коротко кивнул.– Ты все запомнил, что я надиктовал тебе?
–В каком смысле?– Басмач резко развернулся к Отцу, на его челе читалось искреннее изумление.– Что ты надиктовывал?
Отец похолодел. Неужели эта безмозглая железка способна на такой финт? Неужели обида Басмача была такой сильной, что он не удосужился сохранить все то, что видел Отец. Многодневный упорный и утомительный труд пошел коту под хвост? Отец даже присел на стул, чтобы не упасть.
–Басмач, не шути, с этим не шутят. Я чуть не помер, покуда все эти чертовы каракули разбирал.– Отец изменился в лице.
Черты лица его заострились, ноздри раздувались, как у молодого бычка, зрачки расширились. Я ему устрою Варфоломеевскую ночку, подумал Отец, ей Богу сотру его к чертям, если он правду говорит. Но Басмач, похоже, говорил правду. Те три закона, которые придумал г-н Азимов, были у Басмача не в почете, и он мог вытворять все, что ему заблагорассудится. Это я его разбаловал, уничтожал себя Отец.
–Я тебе говорю, не знаю про что ты. Мне было не до тебя. Здесь ты намусорил, как макака резус, за тобой уборки было на три недели, реку кто чистит, по-твоему, кусты стрижет, чтобы здесь было опрятно? Чем ты там занимался и что кому надиктовывал, меня не касается.– Злобно проворчал Басмач и повернулся к Отцу спиной.
–Ах ты ж лентяй ленивый, лошадь тупая! … …!– Отец соскочил со стульчика и кинулся за Басмачом, который, ожидая этой реакции, бросил сеть с бьющейся в ней рыбой и кинулся в воду.
Отец подбежал к берегу, отковырял огромный булыжник из корней тополя, растущего тут же, и бросил в реку. Басмач выплыл из-под воды прямо под водопадом на другом берегу заводи, и, не глядя на Отца, стал резвиться в водяных брызгах.
Отец был взбешен. Для такого серьезного дела он отправился на Цватпу, чтобы с этим дебилом играть кошки-мышки? Нет с него довольно.
–Компьютер, мне нужен новый модератор.– Железным тоном, сквозь зубы произнес он, как если бы объявлял смертный приговор Басмачу.
Водное поло в исполнении Басмача прекратилось. Остался только мерный шум водопада, да тихое пение птиц. Даже ветра, обычного в это время суток, не было. Все здесь было подчинено серьезности накалившейся ситуации.
Из бетаку вышел Басмач, будто не он только что резвился в прохладной синеве заводи с водопадом. Одет Басмач был в белоснежный костюм, в рубашку такой же белизны, волосы аккуратно уложены бриолином и зачесаны на затылок. На руке сверкал тяжелый золотой браслет, подчеркнутый сверканием бриллиантов. От былого купания и запаха свежей рыбы не осталось и следа. От Басмача за версту несло дорогим одеколоном, гладко выбритые щеки блестели и лоснились на солнце.
–Чего ты так разошелся? Модератор, модератор.– Передразнил блистающий бессменный заключенный виртуального пространства.
–Я уже все сказал. Мне нужен новый модератор, а тебя, собаку злую, я сотру. Компьютер…– Холодно произнес Отец, сжимая кулаки.
–Да стой ты, давай поговорим уже.– В голосе Басмача появились неуверенные нотки.
–Я тебе уже все сказал,– повторил Отец.– Мне такой хелпер не нужен, одна нервотрепка с тобой. В общем, давай с тобой заканчивать.
–Давай все по порядку…– Начал, было, Басмач, но затем заметил нетерпение Отца и добавил скороговоркой.– Дай мне одну минуту. По окончании делай что хочешь.
Отец коротко кивнул своему бывшему компаньону, с которым он неразлучно был все это время с тех самых пор, как самым невероятным способом поменял свою скромную комнату в старой общаге на целую вселенную. Басмач начал. Речь его была, теперь, холодна и скупа, как морозильник.
–Первое: я пошутил. Я все с тебя записал, так что не волнуйся.
Отец сохранял серьезность лица и, хотя, в душе все еще продолжали кипеть экскременты, он заметно расслабился и повеселел, значит, все это время не прошло зря.
–Второе,– продолжал Басмач.– Я проанализировал эти схемы. Там ко времени они имеют отдаленное отношение, они затронули структуру пространства, и использовали некоторые алгоритмы его, которые у нас неизвестны. Временной фактор там вторичен, если не третичен. Третье: если мы создадим темпоральные перемещения у них, если они будут ими пользоваться, может так статься, что они многое могут уничтожить, и не только в своем секторе, возможно, достанется и нам.