В. Федоров и А. Зайцев
Polo, или Зеленые оковы
Глава 2.
Отца вдавило ускорением в пилотское кресло. Тесный скафандр сковывал движения и без того скованные безумными перегрузками. Спасательный шлюп несся через порталы, основанные для транспортировки грузов через всю галактику. Цветные огоньки приборной панели мешали жить. В ушах стоял звон, в глазах плыли круги.
Усталый голос спрашивал Отца: на кой черт ему все это надо? Нужно бросить все и идти играть в футбол. Какой к идолу футбол? Отец ненавидит футбол. От него ноют колени и постоянный приторный вкус железа на языке. Пусть все футболисты убираются дальше отсюда. Он ненавидит бегать в толпе обезумевших людей в надежде ногой дотянуться до мяча. Глупо. Вот если бы теннис это другое дело. Здесь один, пусть даже такой крошечный мяч на двоих. Пусть лучше теннис. Сколько раз Отец обещал себе, что в теннис он научится играть по-настоящему? Сколько? Миллион, миллиард, биллион? Много. Только что-то незримое мешает серьезно заняться этим благородным спортом. Выход один: теннис тоже к чертям. При чем здесь теннис? Рыжая– вот что имеет значение. А Рыжая что? Пуп земли? Катится и она к собакам. Нет. Так нельзя. Она ждет его малыша. Стоп. А куда все мы идем?
Отец огляделся. Ничего. Только серая пелена облаков, да зовущий голос. Вот здесь прошел Мойша. Славный кот. Куда ты девался? Где ты потерял свою серую куртку? Мойша ушел в лес. В лесу сейчас хорошо. Можно развести костер и погреться. Сейчас ужасно холодно. Нужно набрать поленьев и развести костер. Где же спички? Куда делись спички? Их унес Мойша. Зачем? Тогда нужно линзой собрать лучи солнца и заставить загореться. Где лупа? Куда делись очки? Что за чушь? Отец не носит очки, у него прекрасное зрение. Тогда чьи это очки? Дэн. Он носит очки. Это очки брата. Точно, это очки брата, который разбился на машине.
Мимо Отца в серой мгле пронеслась серая машина 528 ВАМ, она свернула на повороте и угодила в дерево. Но брата там нет. Лишь аварийная сигнализация пищит так натужно и протяжно. Лишь дворники стучат размеренно тук-тук-тук. Это странное тук-тук-тук, оно сверлит мозги, будто дворники стучат не по стеклу, а по серому веществу мозга. Тук-тук-тук. Даже голова раскалывается от этого всепоглощающего тук-тук-тук.
Отец открыл глаза. Видимо он потерял сознание, от перегрузок. На аварийное ускорение спасательный шлюп отреагировал немедленной принудительной фиксацией своего пилота. Скафандр запахнул свое забрало и перешел в аварийный автономный режим. Тело фиксировало ремнями безопасности к пилотскому креслу, и это помимо гравитационного поля, смягчающего непредвиденные ускорения. По щеке из угла рта стекала кровавая слюна.
На приборной панели горели несколько Allarm– индикаторов. Основной гравикомпенсатор вышел из строя. Значит обратной дороги нет. Вспомогательные гравикомпенсаторы не выдержат таких же перегрузок. Значит, домой вернуться он не сможет. Дело плохо. Если они с Мормоном и Трибуном просчитались, его уже никто не спасет. Он так и будет вечно болтаться в бескрайних просторах космоса мумифицированный, до самого Большого Взрыва. Интересно, какие перегрузки он перенес? Учитывая, что основной гравикомпенсатор шлюпа может выдержать перегрузки до 200 G, антигравитационное поле шлюпа поддерживает до 50 G, пневмоподушка скафандра выдерживает до 15 G, естественный порог переносимости человека до 12 G. Какую перегрузку выдержал Отец останется навеки секретом. Много. Учитывая все охранительные устройства и приспособления, Отец потерял сознание и, наверное, находился на грани жизни и смерти.
В общем, он сам решился на это. Терять ему было все равно нечего. На Земле его уже ничто не держало. Хотя нет. Держало. Сын. Маленький мальчишка, который еще даже не родился, он его держал. Вот поэтому Отец и выжил. Обратной дороги нет. Хотя нет обратной дороги в этом спасательном шлюпе. Шлюп может лететь. И лететь достаточно быстро. Вот только без гравикомпенсаторов он не сможет вернуться домой, доставив Отца живым. Может все разрешится в лучшую сторону. Поживем, увидим.
Отец посмотрел на приборную панель, теперь он мог двигаться. Он включил SMART– систему шлюпа. Self monitoring, analyzing and reporting technology, проверив все системы жизнеобеспечения и управления полетом, доложила Отцу, что герметизм шлюпа не нарушен, и что можно перейти на маршевый режим полета. Инструкция гласила, что после SMART системы, пилот вручную должен проверить все характеристики. Отец плюнул на эту инструкцию. Все равно шлюп– ворованный. Гаишников здесь нет. Пусть катятся ко всем чертям со своими инструкциями. Не дают нормальному парню жить.
Отец поднял шлем и вздохнул полной грудью. Легкие обжигало, каждый вздох давался с трудом, будто его избили батогами. Отец оттер со щеки уже успевшую запечься кровь. По плану полета ему предстояло провести в этом шлюпе еще неделю. Он преодолел все технические порталы, не предназначенные для пассажирских транспортировок, и теперь находился в открытом космосе далеко от ближайших нуль-транспортных ворот. Топлива ему не хватит, чтобы затормозить и развернуться. А разворачиваться без остановки на такой скорости без гравикомпенсатора– смерть, да и займет уйму времени, достаточную, чтобы умереть от голода. Выход один– продолжать полет по намеченному плану. Загруженный в бортовой компьютер план полета должен был привести его к цватпахам через неделю. Тормозить он будет о приближающиеся планеты и планетоиды, используя силу притяжения, а остатки топлива помогут ему совершить посадку на планете. Скорость субсветовая. Лететь долго, тормозить трудно. В общем, жизнь интересная.
Отец отстегнул фиксирующие ремни и встал. Шлюп– очень маленькая посудина. Она не предназначена для долгого и нудного пилотирования, она не предназначена для перевозки грузов, она не способна выдержать массивную атаку астероидов и метеоритов. Шлюп не оборудован генератором конверторного пространства. Он нужен лишь для того, чтобы пилоту дать возможность надеяться на лучший исход его космического плавания. Отец прошелся по шлюпу. Четыре шага туда, четыре назад и два пилотских кресла. Кормовую часть шлюпа занимало некоторое количество оборудования, которое могло бы ему понадобиться. Портативный компьютер с дисками его конверта, некоторые технические данные в различных областях науки. Они содержали урезанную универсальную базу данных, сведения о его родных и близких, как из тихого двадцать первого века, так и о новых его друзьях. Рядышком стоял контейнер с голографическим проектором, как часть его плана. Генератор иллюзий. Примочка небольшая, скорее игрушка. Так, на всякий случай, может пригодиться. И так по мелочи. Еда, банки с соком и водой, платформа биотуалета, в которой жили особенно злые микробы– копрофаги. Фильтры для воды и углекислоты. И куча других мелочей, которые взял Отец так, чтобы хоть что-то было.
На память с Земли Отец прихватил несколько камней, подаренных Рыжей. Камни обычные: розовый с белыми вкраплениями, зеленоватый, корявый, как сама жизнь с черными пятнами, да серый невзрачный обломок некогда могучей гряды Уральских гор. Галька, которой много на берегу великой реки, теперь в тысячах световых лет от уютной маленькой планеты выглядит, словно кусок дома, обломок сердца, оставленного на далекой любимой планете, как что-то близкое и родное, пусть и навсегда утерянное. Отец разложил их на ладони. Их отдала Рыжая. Она босыми ногами ходила по берегу реки и доставала камни прямо из воды. Когда они были мокрые, они были особенно красивые. Розовый был таким розовым, что сама роза заплакала бы от зависти, насколько чисты и свежи были краски, а зеленый– был словно угловатый, неграненый изумруд. Он сверкал и искрился в лучах родного солнышка, он лежал на мокрой от речной влаги ладони любимой и казался самым дорогим камнем на свете, достоянием всего человечества. А серый, словно непостижимая загадка: такой ровный и красивый, что впору плакать. И вот они высохли. Розовый– дрянь, зеленый– ужас, а серый– серость. Только Отец все равно их положил себе в карман. Так, чтобы помнить об этой прогулке, когда он лежал на молодой травке, а по воде ходила Рыжая, такая родная и любимая, к тому же еще и беременная. Река медленно катила свои воды к Каспийскому морю, волны тихо шелестели о прибрежную гальку. Рыжая ходила по реке, засучив по колени брючины и улыбалась. Они были счастливы. Они любили друг друга. Все было здорово.
Отец побродил по шлюпу. Делать было нечего. Включенное бортовое освещение кораблика гасило все звезды, проплывающие мимо. Казалось, что шлюп стоит на месте. Двигатели выключены, шлюп летел по инерции с уже приобретенной скоростью. Нужды для дополнительной работы двигателя нет, да и топлива мало. Отец ходил взад и вперед, растирая руки и ноги. Особого смысла эти движения не имели, коль скоро Отец был облачен в скафандр, то и потирал он жесткую чешую своего космического наряда. Но было все равно легче. Затекшие ноги постепенно обретали былую чувствительность и подвижность. Пожар в легких гас. Гравитационное поле работало. Большие перегрузки не повредили его, это уже утешало. Неделю находиться в невесомости не ведая верха и низа– занятие не из приятных. Одно дело ради удовольствия повисеть вверх тормашками полчаса, другое дело справлять физиологические отправления или спать. Отец уселся снова в пилотское кресло и придавил освещение. Медленно возвращалось сумеречное зрение и за носовым иллюминатором поплыли звезды. Одни были маленькими и двигались медленно, другие, что находились рядом, были большими и неслись, словно блохи. Другие лениво в скоплении проплывали в стороне.
–Компьютер, где мы находимся?– Спросил лениво Отец.
Бортовой мозг разразился таким длинным рядом цифр и пространственными характеристиками, что Отец ухнул от удивления.
–Покороче можно?– Попросил Отец.
–Борт идет согласно летному плану. Ожидаемое время окончания полета около ста пятидесяти часов. Находимся в…– Машина выдала ряд чисел несколько короче, чем в прошлый раз, только это ничего не говорило Отцу.
Карту родной галактики Отец не мог знать, поскольку она чертовски велика. Да и нужный сектор ее не отличался принципиальной компактностью, позволяющей хоть немного в нем ориентироваться. Отец положился на вычисления бортового мозга. Другого выхода все равно не было. Отец достал из загашников операторский шлем, натянул его себе на голову и провалился в базу.
Он сделал копию своего сознания, которая весила всего– ничего, по сравнению с глобальной базой. Теперь можно было пережить снова и снова самые теплые и светлые минуты его жизни. Картинки не теряли своих красок и ощущений, вот только их нельзя обновить или что-то изменить. Да и к чему менять свою жизнь? Она, в общем, и нужна, чтобы совершить все ошибки, которые необходимо совершить, чтобы потом на старости лет было можно их вспомнить с улыбкой, или поделиться своим опытом с внуками. Целую жизнь все равно не перекроить. Она такая– какая есть. Жизнь– это череда понимания и негативизма, желания и отвращения, веры и разочарования. Говорят, жизнь похожа на зебру. Черная полоса сменяет белую, белая черную. Затем черная снова белую, а потом снова черная полоса берет свои права, а в конце– хвост.
База проектировала свои картинки непосредственно в мозг, поэтому можно было себя не утруждать материальным благоустройством. Начал Отец устраиваться. Сначала он поместил себя близ Астрахани на берегу великой Русской реки. Воздвиг маленький уютный домик, который напоминал небольшой туристский отель на двадцать персон. Венчала домик уютная светлая мансарда. Небольшие белые колонны подпирали балкончик с балясинами. Вокруг домика Отец устроил сиреневый сад, обнесенный веселеньким зеленым заборчиком. На ветках сиреневых кустов скакали веселые пичужки. Отец никогда не был в Курске, только слава о тамошних соловьях вынудила Отца распорядиться, чтобы птички были непременно соловьями. Он даже отдаленно не помнил, как звучат их веселые трели, посему пичужки достаточно сносно визжали на разные голоса, распевая многоголосьем «Подмосковные Вечера».
Вдоль забора вилась проселочная дорога, усыпанная речным песком, уходящая прямо к Великой реке, вдоль которой стояли маленькие утлые домики харчевен, в которых подавали сомовые котлеты и пельмени с осетриной. На берегу реки Отец побросал рыбацкие катера, на которых в течение долгой недели полета в космосе, он мог бы порыбачить.
Устроившись на втором этаже мотеля, Отец приказал базе устроить на столе, на балконе кегу с пивом. Посмотрев на нее скептически, он решил, что пива сегодня не будет. Кега исчезла, и на столике белого пластика появился поднос с еще дымящимся шашлыком из розовой мякоти осетрины. Вдыхая аромат рыбного деликатеса, Отец опустился в плетеное кресло-качалку, и, покачиваясь, принялся снимать горячие кусочки большой рыбы с шампура, обмакивать их в соусе из мертвых помидоров и отправлять в рот. Полет в космосе черти знают где, черти знают куда и зачем, становился сносным. Где-то за пределами его сознания мимо маленького спасательного шлюпа проплывали мириады миль космического пространства, начиненного космическими лучами, радиацией неведомых звезд, пылью давно убиенных планет, кусками некогда целых планетоидов и комет. А он сидел на маленьком балкончике с лаковыми деревянными балясинами и поедал горячий шашлык, любуясь на прелесть сиреневого сада, под визжание маленьких птиц на берегу великой матушки– Волги.
Так можно жить. Пусть его трапеза не имела ничего общего с насыщением организма незаменимыми аминокислотами, зато удовольствие было настоящим. При выходе из базы нужно будет обязательно похлебать какой-нибудь кислятины из банки, заедая ее сухарями из пайка шлюпа. Одними иллюзиями сыт не будешь. Сейчас его волновало другое. Нужно было скоротать время. Неделя полета в узкой посудине, в которой можно сделать только четыре шага вперед и четыре назад, времяпровождение, которое нельзя назвать очень уж полезным. Лучше так. Можно было конечно задать программу сна на все время полета. Но что за радость проспать неделю, когда можно себе устроить небольшой пикничок или выход на берег большой реки под Астраханью.
Жаль, что сюда не позовешь Рыжую. Можно сделать и ее копию, которая была бы ласкова с ним и послушна. Только фальшь станет очевидной спустя очень короткое время. Да и не готов он был снова ее увидеть. Слишком много она значила в его жизни, чтобы можно было издеваться над светлым и любимым образом. Отец простился с ней навсегда. Он знал теперь со всей ясностью, что ему с Рыжей не по пути. Он сознавал, что Рыжая все решила за него, что она одна будет растить их маленького сына, которого она назовет не так. Бог ей судья. Он простил ее. У сына будет чудесная мама, добрая и отзывчивая бабушка, готовая к его услугам в любую секунду. Мальчик не будет голодать и не будет оборванцем. Вот только папы у него не будет никогда. Так решила Рыжая.
Прошло немного времени после той ночи, когда его сын стал реальностью. Рыжая до последнего момента не могла поверить, что с первого выстрела у них получится сын. Отец ее убедил. А еще больше убедило сканирование, которое стало доступно с введением единой централизованной базы данных и с выходами, которые каждый раз сканируют тело, стоит только через него пройти. Затем заключение врача, после недолгой процедуры обследования окончательно убедило Рыжую, что у нее растет маленькая жизнь. Трогательные минуты, проведенные вдвоем, были усилены регистрацией брака. Они поженились. Они ходили выбирать золотые кольца, которые надели друг другу на безымянные пальцы в присутствии официальных лиц. Они гуляли по берегу реки, разделившей Евразию задолго до начала времен. Они собирали разноцветные камни с прибоя. Они катались на карах, опускаясь низко к воде. И разноцветные брызги воды, вздымаемые кормой маленькой летательной машины, очень веселили Рыжую. Ее звонкий голос весело звучал на водных просторах, пугая коричневых жаб, засевших в прибрежных камышах.
А потом Отец устроил ее в больницу– пусть полежит, наберется сил, отоспится, отъестся. Помог ему устроить любимую его давний дружок– Дексаметазон. Его связи простирались не только в зеленых джунглях Адло, но и на Земле. Прощаясь, Рыжая попросила у Отца винограда. Мотивировала она желанием маленького сына, еще не рожденного и пока очень маленького, растущего где-то в недрах ее любимого тела.
–А щеки у тебя не треснут с винограда?– Участливо спросил Отец.
–Сашка, как ты можешь такое говорить любимой женщине?– Рыжая шлепнула его шутя по пятой точке.
–Я же за тебя волнуюсь.– Убедительно вещал он, стоя с Рыжей в комнате свиданий больницы.
–Я хочу.– Топнула Рыжая ногой.
–Ладно, я вот тоже хочу, да молчу.– Отец снова увернулся от оплеухи.– Может еще чего?
Рыжая отрицательно покачала головой.
–Виноград– уж больно реактивная пища, задохнешься потом.– Спросил он.
–Не задохнусь, не бойся.
–Как не бояться, еще и сына отравишь. Я знаю, с винограда тяжелый выхлоп. К бабке не ходи.
–Иди уже.– Легонько толкнула Отца Рыжая к выходу.
–Я тебя люблю.– Сказал Отец.
–И я тебя люблю.
–Я первый сказал.
–Я первая подумала.
Они обнялись, поцеловались, еще раз обнялись и снова поцеловались. Отец ущипнул ее за выпуклость, которую у Рыжей он почитал больше всего. Она его еще раз шлепнула. Потом они обнялись и поцеловались.
–Я тебя люблю.
–Нет, это я тебя люблю.
И Отец пошел за виноградом, скользнув в черную гладь выхода. Они договорились, что Отец придет завтра. Так они виделись в последний раз.
На другой день, сотворив виноград в органическом синтезаторе, Отец захватил заветный кулек и пошел на свидание к любимой. Он думал: зачем ей виноград? Каждая больничная палата оснащена стойкой органического синтезатора. Неужели она сама не смогла себе синтезировать виноград? Или это– прихоть беременной женщины, которой доставило удовольствие наблюдать за исполнением первого ее желания? Отцу это никогда не узнать.
С кульком в руках он вернулся в больницу. Рыжей не было на месте. Интерком молчал. Он пробрался в ее палату. Рыжей не было. Ему пришлось выслушать мнение медицинского персонала о своей особе, которое оказалось к вящему удивлению Отца неутешительным. В конце тирады медицинская сестра сообщила новобрачному, что его суженая убежала ненадолго к маме. Отец решил не дожидаться любимую в казенном доме и обратился к средствам связи.
Когда на экране телевида показалась злобная физиономия маман, Отец спросил относительно местоположения Рыжей. Та в коротких и хлестких, как вожжа, выражениях объяснила куда ему следует пройтись.
–Где она? Не доводите до греха, ответьте.– У Отца от злости сжались кулаки.
–В … В больнице, где ж ей быть. Сам ее туда утолкал, маниак.– Ехидно усмехнулась маман.– Дура, стольким женихам ради тебя отказала.
–Нет ее в больнице, мне сказали, она к вам пошла, -скрипел зубами Отец.
Он разговаривал с телевида, устроенного в комнате свиданий, и можно было предположить, что его слышит, по крайней мере, половина больницы.
–Нет и нет. Вам в калашный ряд и хода нет.– Добавила маман, поблескивая слюной в уголках рта.
–Это типа вы на face намекаете?– Спросил Отец.– А сами то смотрелись в зеркало?
–Все, не звони больше, видеть тебя не могу.– Сказала маман, и синий логотип оператора навсегда скрыл милый лик его горгульи.
Больше он никогда не видел злобную маман. Никогда больше ему не довелось увидеть и Рыжую. Эти две амазонки поместили распоряжение в базе, запрещающие доступ в дом и доступ связи Отцу с любого терминала выхода и телевида. На частые звонки с разных мест сухой баритон компьютера твердил, что ему, Отцу, отказано в доступе. Каждый выход пропускал Отца через себя не перемещая, стоило было ему заказать конечную станцию– Рыжую. В оперативной группе она не появлялась, где Отец стерег ее дни напролет. Видимо она из дома выходила в базу, для работы с группой аналитиков.
Выходя в базу, Отец не мог соединиться с ней ни в каком виде, даже пускаясь на ухищрения. Лишь смешил соглядатаев, парящих в просторах электронной всеведущей базы, да заставлял девиц, любительниц любовных сериалов, внимательно слушать его стенания. Просьбы и требования к Рыжей выйти на связь он иногда сдабривал ухоженным среднерусским диалектом, чем вводил в краску несносных девиц и восхищал рафинированную молодежь.
А когда он понял, что Рыжая больше не его, что она по-настоящему никогда его не была и никогда впредь не будет, он провел ближайшую неделю в запое, за это время он похудел и сам, и заставил похудеть Пиначета. Ему пришлось воскресить из небытия Нюру, которая, по известным причинам, не заметила своей долгой отлучки. Когда же она ему надоела, Отец заставил всезнайку Басмача стереть ее вновь.
Затем пошла череда новых девиц, которых он заставлял кувыркаться в бетаку на берегу тихой заводи. Часть из них были плодом его виртуальных фантазий, реализованных в конверте Басмачом. Часть из них он затащил из реального пространства. Знакомился где придется: на улице, на Луне, где тоже бывал нередко, в оперативных группах, куда был вхож. Отец пускал в ход свой прием, от которого решил воздерживаться. Он пускался в разные авантюры, чаще любовные, чтобы затащить в постель доверчивых дам.
В конце и это ему наскучило. Отец про себя навсегда попрощался с Рыжей. Он попросил судьбу больше никогда не сталкивать их даже на расстоянии в сотню световых лет, и принялся обдумывать создавшееся положение.
Уже много времени прошло с тех пор, когда он летал в обществе зеленых крокодилов рядом с глупой птицей по сайтам Интернета, с тех самых пор, как его похитили Декс & К, с тех самых пор, как он поселился в своей общаге на берегу тихой заводи и бетаку. Непостижимые Инвизы не отвечали на земные вопрошания. Какого черта им нужно от него? Руководители программы больше не тревожили Отца своими просьбами поделиться сокровенными мыслями. Они так же не обещали Отцу вернуть его в свой мир, пусть даже в последнее время Отец и не докучал их своими просьбами, коль скоро он был увлечен войной с Рыжей и ее несносной маман. Теперь пришло время их поторопить. С Рыжей кончено. Прав оказался все-таки этот виртуальный чистюля Басмач. Верны были и его чертовы алгоритмы. Не быть Отцу с Рыжей, прав и Мормон. Значит нужно убираться отсюда.
Нужно проверить эту чертову теорию о похищении брата. Может несчастный Дэн томится у технократов– пингвинов. Очень много тайн. Почему Инвизы требуют Отца? Может они требуют Дэна? Может быть. Очень может быть. Дэн пропал из машины. Предположить, что Инвизы из параллельного пространства украли Дэна в ту минуту, когда машина врезалась в дерево? А может они его выкрали немного раньше, что машина без водителя съехала с трассы? Это объясняет отсутствие тела на месте аварии. Тогда при чем эти Цватпахи? А может это всё совпадения? Отец не верил в совпадения. По его твердому убеждению совпадение– часть умышленного плана, тем более, если совпадений очень много. Цватпахи экспериментировали со временем, и резонанс мог докатиться до Земли. Что если они как-то неудачно увели Дэна, что он мог оказаться в каком-нибудь диком времени в открытом космосе или на звезде? Печально. Это значит… а если подумать– нет. Дэн окончил институт. Значит, он вернулся на Землю. Может его Цватпахи вернули уже? Ведь было всего два несанкционированных темпоральных возмущения.
Отец, прогуливаясь по тенистым улочкам Армстронга, размышлял. Решено. Нужно проверить базу данных Цватпахов. Возле их звездной системы крутится несколько спутников Конфедерации. Собирают космическое досье на космических хулиганов, которые сунули свой нос в тайны мироздания гораздо глубже, чем им положено по штату. Где взять базу? Он снова на Луне, а это значит, что доступ к правительственным данным для него закрыт со всех гражданских терминалов.
Плутон. Мормон говорил ему, что его знакомый хакер работает на Плутоне. Значит нужно к нему.
Придя к себе в номер, Отец набрал Мормона.
–Привет, дорогой.– Поздоровался Отец, стоило на экране появиться другу.
–О, Батюшка, рад тебя видеть, и тебе привет.– Сказал Мормон.
Позади него на экране виднелась османская зала, с которой его друг не желал расставаться. Даже черные мавры с золотыми браслетами с опахалами в руках находились на том же месте, где их расставил Отец. Мормон не затруднил себя одеванием шаровар и картуза, и бродил по турецкой зале в одних трениках на босу ногу.
–Мормон, ты где?– Спросил Отец. Вопрос не показался неуместным, учитывая, что такую обстановку Мормон мог создать в любом месте, где есть конверт, или находясь в базе.
–Здесь,– Мормон окинул взглядом залу.
–Поговорить нужно, давай срастемся где-нибудь.– Попросил Отец.
–Легко, я у себя в общаге, ты я гляжу на Луне. Нульни ко мне, я один.– Кивнул Мормон.
–О’к.– Бросил Отец.– Компьютер, выход.
Буквально через долю секунды Отец выпал из черного выхода в османской зале, где на подушках разлегся Мормон, принимая из рук восточных красавиц чашу с шербетом. Друзья обнялись.
–Все знаю, ничего не говори.– Кивнул Мормон.
–Да я не про это. С Рыжей– все. Ну ее к лешему. Точка. Просто собрался я на Плутон. Хакер твой нужен. С ним меня познакомь.
–Что удумал? На кой лят тебе на Плутон?– Удивился Мормон, отхлебывая шербет прямо из чаши.
–Собственно говоря, есть кое-какие соображения.
Отец поведал свои домыслы касаемо брата, Цватпахов, Инвизов, которых, как и правительство, никто никогда не видел, зато все пострадали.
–Вот так-то. Нужно в базу залезть, да у Цватпахов разведать, не у них ли мой братец. Может его выручать нужно?– Пожал плечами Отец.
–Ясно. Давай так. Я ему наберу сейчас, переговорим, подумаем. Может и на Плутон лететь не придется. Может он тебе на мыло сбросит все что узнает. Короче, с ним сначала решить все нужно.– Сказал Мормон, утирая рот голой ладонью. Отец кивнул.
Пока Отец прогуливался по зале, Мормон прикрыл глаза, отправляясь в базу, гордость человечества и парасексуальных инопланетных собратьев. Девчонки бегали вокруг него, крутя оголенными бедрами и грудями. Прозрачные туники нимало не скрывали прелестей восточных дур, а маленькие стеклянные подвески на воздушных лифах завораживали, не позволяя отвести от них взгляда. Отец, уставший от беспутной половой жизни, жестом разогнал стайку девчонок. Те убежали к Мормону, а пара– тройка неслушниц закружили вокруг мавров, соблазняя чернокожих стражников своей похотью.
Мормон открыл глаза.
–Все, я с ним сконнектился. Он на Плутоне. На Харон не собирается. Вроде пробурили там скважину какую-то. Поезжай к нему, скажешь, что от меня, обсудишь все с ним на месте.– Потянулся Мормон.
–А ты со мной не поедешь?– Расстроился Отец.
–Да денег на счету уже нет, туда катер брать нужно.– Развел руки Мормон.
–Перестань. У меня достаточно средств. Поехали вместе. Ты на Плутоне был?
–Был один раз, давно. Делать там нечего. Холодно, вакуум, темно, как у негра в желудке.– Махнул Мормон рукой.
–Так и поехали. Кстати, где катер брать?
–Можно на Марсе, можно на Титане. Только на орбитальной базе. Их, катеров, там, как грязи.– Ответил Мормон.
– Ну что ж, поехали на Марс. Деньги позволяют. Все пучком будет, обещаю. Поехали.– Умоляюще запричитал Отец.
–Ну ладно ты от Рыжей своей едешь, а мне-то чего там делать?
–Да найдем чего. С девочками познакомимся, ежели хочешь.– Широко раскрыл глаза Отец, пытаясь убедить друга.
Мормон потупил взгляд.
–Отец, тут дело такое. Если быть кратким, я походу тоже влюбился. Такое вот дело.– Покивал он.
–Да ну… вот … дела… Кто такая?– Удивился Отец, что перестал кружить по зале. Даже девчонки притихли и оставили крутить бедрами.
–Пальма.– Еще больше потупил Мормон взгляд.
–Врешь,– Отец чуть не подавился со смеху.– Мормон, перестань врать. Тебе это не к лицу. Ты же не Басмач.
–Вот в том-то все и дело. Влюбился, даже сам от себя такого не ожидал. Так, позажигали пару дней, чую, жить без нее не буду. Такая вот беда…
–Это я понимаю. Надоело одному спать? Или стало вдруг холодно в постели?– Довольно спросил Отец.
–Тут другое. Короче любовь– морковь.– Виновато сказал Мормон.
–Ну, ладно, значит, без женщин, так даже лучше. Где баба есть, там черт не нужен. Поехали, прокатимся на Плутон. Кстати, сколько туда лететь?
–Если с Марса, то часа три. Если с Титана или Европы, меньше. Час– полтора.
–А почему туда нульнуть нельзя?– Спросил Отец.
–Как нельзя, можно. Только планета-то техническая, туда можно по правительственным каналам, да прямо на техстанции. Засекут. Нам так нельзя. Мы в качестве прогулочной мисси, официально, так сказать, заявимся.– Мормон попивал шербет, встал и тоже стал прогуливаться по тихой прохладе османской залы. Девчонки побежали за ним.
–Так, значит, едем?– Спросил Отец.
–Ну, если ты банкуешь– едем. Да, с тебя тогда пиво.– Кивнул Мормон.
–А кто за рулем будет?– Удивился Отец, навыков вождения катеров у него не было.
–Автомат.
На том и порешили. Автомат за рулем, значит сам Бог велел пиву литься рекой.
–Тебя не потеряют?– Вдруг озаботился судьбою друга Отец.
–Не успеют. Я им сообщение пошлю, что буду выходить с ними в базу с другого терминала, все пучком.– Махнул рукой Мормон.
–Ой,– взялся рукой за сердце Отец,– Мормон, от сердца отлегло, я-то думал, что тебя искать по всей вселенной будут.
–Не станут. Статус еще не тот. У нас пока тишь да гладь, да Божья благодать.
–Ну что, тогда полетели? – Спросил Отец, Мормон кивнул.– Компьютер, выход.
Черный охальный глаз выхода явил себя, поблескивая при блеске восковых свечей, и проглотил обоих друзей. Компьютер в доли секунды высчитал положение красной планеты, рассчитал все энергозатраты на дематериализацию и рематериализацию двух тел, жадных до алкоголя и Марса, размазал их тонким слоем по прямой, соединяющей две планеты, а за одно не забыл слизать на счет конфедерации кругленькую сумму со счета Отца. Другой такой же черный блестящий, но уже Марсианский выход выплюнул их в широкий холл космовокзала.
Огромный зал потрясал своими размерами любого, кто впервые вступал на суверенную территорию красной планеты. Выполнен он был в форме купола, отделанного в зеленых тонах. Стены его были выложены из малахита, минерала, которого не было на Марсе со времен создания вселенной. Создатель распорядился так, чтобы зеленый минерал радовал глаз своих непоседливых сынов на родной планете. Но вопреки желанию Его, малахит вырыли из земли, отшлифовали, придали форму и отвезли на Марс, где зеленый цвет никогда не был родным. Местами малахитовая отделка, делясь своим местом, уступала пространство черным выходам, терминалам компьютеров, мониторам, ходам коридоров, телекоммуникациям и прочим плодам цивилизации. Пол, напротив, был выложен красным. Такие же шлифованные плитки яшмы, разлинованные природой белыми волнами, теперь были попираемы целыми толпами народа с разных уголков этого сектора галактики. Миллион шагов единовременно отдавалось на малахитовой поверхности зала, эхо которых терялось и глохло где-то в вышине.