Степан Витальевич Кирнос
Под ласковым солнцем: Империя камня и веры
Глава тринадцатая. Встреча с «богами»
Оплот мятежников в великой пустоши. Спустя три часа.
Идёт лёгкий прохладный дождь. Дул ледяной ветер, постоянно звонко завывающий и бьющий в лицо неистовым порывом. Небеса застланы тяжёлыми свинцовыми облаками, бесконечно изливающие кислотный дождь на израненную землю.
Твердь под ногами превратилась в сплошную жижу и увязывающую грязь, так что ноги было тяжело переставлять при беге. Взрывы и звук очередей разрезают пространство, а запах гари стал постепенно завоёвывать каждый сантиметр города. Из немногочисленных самодельных граммофонов, расставленных вдоль улиц, лились бесконечные молитвы, чёрные литании и богомерзкие лже-псалмы непонятным существам, прерывавшиеся на время пламенными выступлениями архиеретика. Бегущий по городу Эстебан сравнил эти граммофоны с тем, что стояло на улицах Рейха, назвав их в уме «сущими братьями».
Командор нёсся по разбитой и разрушенной улице, его руки сжимали оружие, не сделавшие ещё не одного выстрела. Он пробирался подобно призраку по городу, который сам умер больше десятилетия назад, оставаясь незамеченным и вечно в тени, ускользая от противников порой в самый последний момент.
По бокам пространство стискивают огромные и высокие разрушенные и серые здания, ставшие жалким подобием улиц Рейха. В уши постоянно бились молитвенные гимны и нечестивые хвалы, способные довести до тошноты. По броне стекали капли дождя, а мышцы немного побаливали от напряжения. Он пробежал ещё несколько метров и увидел впереди патруль – наверное, двадцать мятежников, в разных одеждах, с разнообразным оружием, от пистолетов до ручного пулемёта, покрываемые саваном дождя, шли навстречу Эстебану. Командор, посмотрев на их экипировку, мог спокойно положить отступников из своего оружия, но ему не нужно было попадаться на вид – он резко остановился, осмотрелся и залез в разрушенное здание. Притаился.
Командор ушёл далеко от наступавших союзников. Штурм оплота ереси шёл уже около двух часов. Первая и печальная атака, которую вёл сводный штурмовой батальон, недооценивший всей коварности отступников, захлебнулся собственной кровью, как, впрочем, и сама атака. До своих позиций, под крики и всхлипывания, доковыляло меньше половины части атакующих, которые надеялись войти в город, как на прогулку. По их рассказам, они нарвались на пулемётные точки, заградительные линии, колючую проволоку, танки и окопы, усеянными сотнями бешеных еретиков.
Естественно остальных накрыла волна праведного гнева, и они направились в групповой штурм, который повёл сам ставленник Верховного Инквизитора, охваченный яростью, приказав артиллерии продолжать беспрестанно утюжить город. И оставшиеся части, под артиллерийское крещендо, с именем Канцлера и Рейха на устах, ринулись в атаку, преисполненные праведным гневом и ведомые священною местью. Но прорвать оборону было не столь просто, ибо наступающие тонули в вихре огня, цеплялись и рвали кожу об колючую проволоку, утопали в окопах или умирали в рукопашной, висли на дзотах, от выстрелов разрывались и разлетались мясом, но всё, же сумели прорвать оборону и ринуться вовнутрь города, но и это далеко не конец. Растяжки, заминированные улицы, укреплённые позиции и целые районы, обращённые в крепости, кварталы, ставшие фортами, и просто тысячи засад ждали наступающих на пути к шпилю. Защитники сделают всё что можно, что защитить себя и своих богов, они скорее умрут, чем сдадутся.
Эстебан притаился, в каком–то разрушенном здании, предварительно забравшись в угол и спрятавшись за грудой мусора, попытавшись абсолютно максимально затихнуть.
– Командор, двадцать один человек впереди вас, собираются поворачивать обратно, можете успокоиться, – раздался тихий голос в рации.
– Спасибо Антоний, можешь продолжать сообщать мне ситуацию. И кстати, как тебе дрон?
Из рации раздался небольшой смешок, после чего последовал ответ:
– Всё бы хорошо, но вот погода конечно подвела. Ничего, я пока справляюсь, – Прозвучал немного весёлый голос Теневика.
После чего Командор прервал связь с Антонием. Встал из угла, отряхнулся от мусора и стал аккуратно выбираться из здания, пытаясь не привлечь внимания. Выйдя из здания, он увидел в небе еле видимый, парящий в вышине дрон с камерой. Антоний приглядывал за Командором, это был залог полной скрытности и тайны человека, что прошёл незаметным сквозь полчища отступников. Эстебан кинул взгляд дальше по улице и увидел уходящих вглубь города еретиков, которые проверили, то, что на этом участке их оборона ещё не прорвана.
Командор поднял винтовку, осмотрелся по сторонам в поисках возможной угрозы или путей продвижения, и стал дальше продвигаться по разрушенному городу, стараясь оставаться тенью. Он за два часа своего продвижения уже оставил за спиной не менее десятка патрулей и укреплённых боевых позиций, завидев самых разных еретиков: в старой военной форме с устаревшими автоматами, в потёртой гражданской одежде с пистолетами и винтовками, оборванцев с ножами и пилами. Порой, среди толп и орд отступников, Командор подмечает грузных или высоких людей, в чёрных балахонах, с книгами и посохами в руках, распевающих очерняющие душу песни среди еретиков, видев, что при чтении молитв, в глазах еретиков безумное пламя фанатизма, а лица их искажались в гримасе ярости и ненависти, они готовы были идти на битву с голыми руками, они становились буквально одержимыми. И тогда эти «капелланы» указывали своими посохами в сторону атакующих, мятежники ревущей волной бросались в сторону нападавших с дикой яростью, позабыв обо всяком сострадании к себе. Командор назвал этих людей, в чёрных балахонах – «проповедники».
Эстебан продолжает тенью пробираться по улицам, которые стеснены огромными серыми зданиями, которые были подобно призракам, старой, давно минувшей эпохи, минуя через целые разрушенные кварталы, ставшие оплотом для отступничества. Он снова увидел укреплённые посты, готовые вести ожесточённую борьбу, до последней капли крови, как многие еретики просто снимались с постов и продвигались к тем местам, где шли самые ожесточённые стычки. Чем дальше Командор продвигался в город, тем меньше он становился заброшенным, а в глуби его стали украшать палатки еретиков, подобие рыночных рядов, самодельные сторожки, а некоторые здания были переделаны под дома или небольшие склады, заводы, быстро сделанные госпитали и «храмы».
Особенно интересны были так называемые «места культа» – со всех этих больших зданий свисают рваные и грязные куски ткани, на которых намалёваны углём или кирпичной крошкой четыре горизонтальных палки и как подметил Эстебан они создаются для массовым молитв. А «храмы» выделялись по–особенному – небольшие, одинокие, собственноручно сделанные из различных стройматериалов, напоминавших маленькую базилику, здание. Приближение к ним ознаменовывал лёгкий душок из благовоний, которые чувствовались даже сквозь запах грязи, дыма и гари. Эти места ревностно охранялись, ибо возле них были возведены целые блокпосты и баррикады, с до зубов вооружёнными людьми. И как ни странно из этих из залов этих зданий даже сквозь артиллерийскую канонаду были слышны моления и хвалебные песнопения некой четвёрке, где ведут службу те самые «проповедники», без народных масс.
Эстебан, проходя мимо этих «церквей» всегда задумывался, а так ли свободны эти люди, как они сами считают? Они, возненавидев одну форму подражания, яростно отвергают её и принимают новую, теперь не веря в Бога, Канцлера и Рейх, а на заповеди Культа Государства и Империал Экклесиас им глубоко наплевать, но люди теперь фанатично подражают некой четвёрке. Неужто у этих людей подражание настолько въелось в душу, что они без него не представляют жизни и гнилым подобием свободы пытаются заменить опустевший пантеон в сознании? Разве свобода стоила того, чтобы стать жалким и убогим подобием самого Рейха? Все эти мысли хоть и резали Эстебану ум, но он на них не обращал значительного внимания, сконцентрировавшись на деле.
Пройдя еще какое–то расстояние, Командор решил уйти во двор и перевести дух. Он забежал, в какой–то переулок и наткнулся на нагромождённую баррикаду. Шины, части мебели, арматура, стальные пластины и подобное этому: всё это предстало перед Эстебаном. Дальше прохода не оказалось. Это нагромождение мусора было не преодолеть. Эту пробку выбил только бы танковый выстрел или несколько правильно установленных взрывчаток, которых у Командора не было. Вообще, Эстебан заметил одну странность в этом проклятом городе: многие переулки были в подобных переходах, целые улицы сотнями метров были заминированы или перекрыты непроходимыми баррикадами или обрушенными зданиями. Складывалось впечатление, что всех ведут по определенному маршруту, будто подготовив вести армию врага в «нужном» направлении, а баррикады стали в некоторой степени корректировщиками пути. Командор уже об этом задумывался и понимал, что это самая правдивая версия, но ему нужно было как–то продвигаться.
Эстебан подошёл к началу переулка и стал вглядываться в город. Оплот еретиков покрывал саван дождя, его обволакивали порывы ледяного ветра, и из переулка оказалось трудно, что–то увидеть, но все, же он попытался. Перед взором были каменные и разбитые дома, причём довольно высокие, а сама улица оказалась довольно узкая. Командор высунулся из переулка и увидел последнее, чтобы хотел – впереди улицы шагает еретический патруль, а во главе размашисто и гордо шаркает «проповедник». На его голову спускался большой капюшон, закрывающий всё практически до носа, в руках сжат длинный посох с черепом на навершии, в другой руке он держал книгу, а за ним ступали пятеро еретиков, в старой военной форме выцветши-зелёного цвета, со стародавними карабинами в руках. Обойти их никак нельзя, они шли уверенной походкой вперёд, побрякивая оружием.
Но рядом оказалась довольно большая куча из мусора и старой арматуры, за которой можно было спрятаться, и Эстебан моментально ринулся туда, залёг на кусок мокрой разбитой и старой брусчатки, пытаясь как можно плотнее к ней прижаться, чтобы быть незаметней.
Процессия так и шагает, высматривая врага, а «проповедник» тем временем идёт и читал свою проповедь, его звонкие, наполненные фанатизмом и религиозным рвением слова пронзали оркестр войны, бесконечно громыхавший в городе.
– Братья, – всё продолжая свою проповедь, благоговейно твердит жрец отступников. – Сегодня один из самых знаменательных дней для нас, день нашего великого испытания, которое посылают на нас боги! И мы должны его вынести. Мы должны выдержать всё, что для нас уготовят высшие силы, что бы они ни ниспослали на нас. Мы должны безукоризненно служить богам. Да, ибо в служении и заключается наша свобода. Служа богам, мы освобождаемся от раболепского и уничижительного подражания жалкому и убогому человеку, ибо только в покорности мы обретём свободу, – И шедшее за ним солдаты, монотонно и без всякой эмоций повторили последнее предложение.
Командор не был в шоке или удивлён от сказанного отступником, он понимает, что люди, которые десятилетиями воздавали молитву Канцлеру, уже не способны жить без веры во что-нибудь. Им нужна внутренняя мотивация, внутренний стержень, ибо самостоятельно мыслить и жить, без внутреннего тёплого прилива религии они уже не способны. В погоне за свободой они стали рабами поиска, к тому же попали в плен новой веры. Это восхваление чего–то неосязаемого и мощного, что питает их души изнутри и дарует тепло, и стало их новым смыслом жизни, новым наркотиком.
«Религия – опиум для народа» – Подумал про себя Эстебан, вспомнив давно сказанные слова, запрещённые в Рейхе, неким древним политиком, сторонником «архаичного протосоциализма» – как бы сказали руководители Директории Коммун.
Но тут все размышления Командора разом прервались. С дома откололся небольшой кусок камня и с металлическим звоном ударился о броню Эстебана. Парень изрядно напрягся. Все чувства разом обострились, а в кровь ударил адреналин.
– Кто здесь! – яро воскликнул проповедник, попытавшись взять посох как дубину и не умело опустив её, парадируя боевое положение.
Его охрана – четыре человека быстро взметнула карабины, и нервно смотрела в прицел, ища цель по сторонам.
– Обыщите здесь всё! – от явного страха – крича, приказал «проповедник».
Солдаты беспрекословно подчинились и стали бродить по улице, в поисках противника, обыскивая всё, вплоть до мусорных баков.
Командор взял свою винтовку наизготовку, приготовившись к бою, который ему не нужен был, ведь его глубокое продвижение могли раскрыть… единственное, что стояло между отступниками посреди улицы и Эстебаном, забившемуся к стене здания, является огромная куча арматуры и бетона более двух метров высотой. Один из отступников подошёл довольно близко к этой куче, его шаги уже отчётливо слышны, и чувствовалось его прерывистое дыхание, а у края кучи уже виднелся пар от его дыхания.
Командор поднял своё оружие, готовясь сделать выстрел, но внезапно, отступник развернулся и ушёл.
– Там всё в порядке, – доложил он своему командиру дрожащим голосом.
Эстебан смыслил, что еретик явно догадывался, что за горой мусора, кто–то скрывается, но он не хотел расставаться с жизнью, делая скидку на то, что возможно наступающего найдут и убьют в другом месте.
– Ты уверен? – требовательно вопрошал глава патруля.
– Да просто камень откололся и ударился об арматуру вон там, – с оправдательными нотками в голосе ответил парень, указав рукой на гору мусора.
– Ну, хорошо…
Внезапно зашипела рация, весившая на поясе у «проповедника», он её сдёрнул с пояса и активировал.
– Это шпиль. Доложите обстановку, – искажённо, сквозь статику и помехи, в приказном тоне вырвалось из рации.
«Проповедник» поднёс рацию к лицу и ответил:
– Докладывает разведывательное братство «Тень и Кровь» славного Дома Войны. Мы выполняем разведывательную миссию. Пока никого из противников не обнаружено.
– Продвигайтесь в сторону передовой на север, там необходима ваша поддержка. – Так же грубо и еле различимо послышался приказ.
– Так точно. Будет исполнено, во славу богов.
– Слава богам.
Связь прервалась. «Проповедник» повернулся к своим бойцам и пламенно заговорил:
– Братья! Мы вступаем в бой. За наш дом! На наши семьи! За нашу свободу! За нашу веру! Мы покажем канцлерским псам, чего мы стоим. Наши собратья и сёстры уже на передовой, так давайте им поможем, обрушив всю нашу ярость на головы захватчиков и угнетателей нашей свободы! За богов!
Солдаты ему ответили фанатичным и радостным криком, подняв над головой оружие и дёргая им, имитируя стрельбу.
– На передовую! – Закричал во всё горло отступник, указав своим солдатам посохом направление.
Через минуту от них не осталось и следа, лишь вдали еле различимые силуэты, сквозь саван ливня, что позволило Эстебану выйти из своего укрытия на середину улицы, желая дальше продолжить своё продвижение. Дождь продолжал равномерно и плотно укрывать своим саваном город, ветер всё продолжал выть, по броне Командора текли струйки воды, аккуратно смывая всю бетонную крошку и пыль. Достав свою рацию, он попытался уловить передачи дружественных войск, из услышанной передачи он понял, что они ведут бои там, где он был около часа и получаса назад, но так, же он узнал из передач, что некоторым отрядам удалось прорваться и что они почти близко Эстебану. Командор, подумав, вышел на волну с Антонием:
– Теневик Антоний, приём, вы меня слышите?
Через статический шум послышался искажённый голос Теневика:
– Да, Командор, вызывали?
– Да, Антоний. Доложите обстановку, что показывает наш дрон?
Сначала пробежала небольшая пауза, и только потом послышался ответ:
– Господин Командор, дрон стал неисправен, он на последней тяге долетел до штаба. Вода проникла внутрь. Камера отключалась.
– То есть мы слепы? Почему мне ранее не доложили?
– Да, Командор, – последовал повинный ответ. – Мы не хотели вас беспокоить, да и к тому же у нас и со связью были проблемы.
Настала небольшая пауза, предназначенная для раздумья… Командор уж было подумал, что Антоний захотел с ним тут покончить, лишив глаз, но в то же время Эстебан понимает, что эта временная неисправность спасла его от раскрытия, став проявлением великой удачи. После нескольких секунд раздумий Командор продолжил:
– Антоний, доложи мне, когда сможете починить дрон.
– Да, господин Командор.
– Держите меня в курсе событий в штабе, – приказал Эстебан и тут же прервал связь. – Любое их передвижение, выходящее из плана, должно мне передаваться. Всё, конец связи.
Командор, по сути, остался пространственно слеп, но вот ему в голову пришла мысль. Он быстро кинул взгляд на рядом стоящие здания – старые, заброшенные, разбитые, но главное – высокие. «Если нельзя смотреть с дрона, то его отчасти заменят эти пережитки древней эпохи» – подумал про себя парень.
Командор быстро забрался в окно первого этажа, это оказалось несложно. Внутри здание оказалось почти уничтоженным: разбитые и пробитые стены, проломанные полы и хрупкая конструкция. Эстебан отыскал лестницу, она на удивление оказалась цела, но довольно хрупка. Командор стал с предельной осторожностью подниматься по ней. Во время подъёма слышался хруст крошащегося бетона и скрёжет конструкции. И в один из моментов Командор допустил ошибку: он поставил ногу на участок с хрупким бетоном. Кусок лестницы начал откалываться и понёсся вниз, утягивая за собой Эстебана. Он попытался зацепиться за перила, но их вырвало и понесло вниз, мужчина сумел податься рывком торсом вперёд, как бы выталкивая себя, и в самый последний момент он ступил на крепкую конструкцию, оставив отколотый кусок бетона в свободном падении. И только парень собирался выкрикнуть ноту гнева, вспомнил, что может привлечь ненужное внимание, в тише продолжив путь на крышу… одно дело обрушение куска старого здания, а другое человеческие голоса.
Через пару минут Эстебан уже взирал на город с плоской крыши здания, откуда открывается крайне удручающий вид на вездесущие серые и убитые временем дома, среди которых горели огни и играли вспышки выстрелов и взрывов. Командор решил подключиться к радиоканалу и послушать переговоры, так как из–за высоты зданий не было видно, что происходило на улицах.
– Клевер-8, ответьте. Клевер 8, выйдите на связь. Клевер 8, отвечайте.
Послышался ответ:
– Клевер-8 на связи.
– Доложите обстановку, Клевер 8.
– Клевер-8 докладывает: мы продвинулись за линию оборону противника, направляемся в сторону шпиля, он прямо по фронту. К нам присоединились отделение трибунала «Неоспоримое правосудие» и отряд церковного ополчения «Свет веры». Противников не видно, прямо по курсу всё чисто. Каковы будут дальнейшие приказы?
– Продолжайте выполнение приказа. Прорывайтесь к шпилю. Да хранит вас Господь и Канцлер.
– Так точно!
Командор отключил передачу, взяв бинокль. Он попытался найти их, хотя это было проблематично, но через полминуты он увидел, в узкой улочке эти отряды – людей с самым простейшим вооружением и лёгкими бронежилетами. Но их спокойное продвижение длилось не долго – отряды прошли немного дальше по улочке и нарвались на жестокую засаду. Впереди их блокировал самодельный танк, сзади зашёл пулемётный расчёт, а из зданий начали поливать огнём наступавших. Первым сделал выстрел танк. Из его грубого дула, с огнём и рёвом, выклюнулся неуклюжий снаряд, взорвавшийся почти рядом с наступавшими отрядами. К этому «кровавому» концерту присоединились еретики из зданий, под свои нечестивые молитвы, поливая огнём попавших в ловушку. Воины Рейха попытались уйти из кровавого рукава, но попали под очередь тяжёлого пулемёта, ставшего сзади. Отряды отстреливались, пытались укрыться, но стреляющие из зданий находили каждого и навсегда оставляли его лежать в укрытии, тяжёлый пулемёт своими очередями вспарывал отряды и разрывал их в мясо, танк, же просто стоял, за что и поплатился. Один из солдат трибунала нёс с собой гранатомёт – спуск крючка, шлейф дыма, ведущий в танк и грозная, но грубая самодельная машина не выдержала удара. Танк оглушительно взорвался, его самодельная броня разлетелась на куски, а башня отлетела недалеко в сторону, но всё равно силы Рейха потерпели кровавое поражение. Командор видел их предсмертные судороги, зрел их муки и цепляние за жизнь, видел, как их кровь раскрасила серые улицы города, лицезрел их героическую смерть. В душе Командора вспыхнула ярость и ненависть к отступникам, но сейчас он её проявить не мог, ему ещё нужен здравый и холодный рассудок, а тем солдатам уже не поможешь. Парень подошёл к другому краю крыши и посмотрел в бинокль дальше по улице. Чисто, лишь дождевая мгла. Эстебан пошёл спускаться.
Через десять минут, после аккуратного спуска, Командор вновь тенью продвигался по улице, он так же аккуратно шёл, пытаясь не попасться на глаза патрулям, и ещё через десять минут прямого продвижения по улице Эстебан оказался перед большой площадью. Посредине огромного пространства стоит небольшой разрушенный фонтан. От площади исходят три улочки: одна, из которой глядел Командор, две устроились в конце, уходили вправо и влево. Вся площадь была по периметру окружена зданиями, переулков совсем не нет. Командор стал продвигаться по площади, но тут, же, не пройдя и пяти метров, как ошарашенный кинулся к горе арматуры, бетона и мусора, и почти добежав до груды, он упал туда, пытаясь как можно скорее скрыться.
Впереди, в здании, оказался укреплённый пост, а ближайшая часть площади к ним усеяна молящимися еретиками, их тут не меньше трёх десятков, и обойти всё это задача из разряда невозможных, однако решение пришло само по себе, или же по доброй воле неизвестных сил:
– Приём, – тихо сказал Командор в рацию.
Сквозь шум помех и статику загадочно последовало:
– Нам нужно встретиться, в километре отсюда. Координаты я вам скину на дисплей в цифровой карте.
– Это кто? Представьтесь. – Потребовал Командор.
– Неважно кто я. Если у вас есть проблемы с продвижением, то обозначьте их, и мы решим всё.
Эстебан не знал, что ответить и что сказать. Он метался между тем, что это была ловушка отступников, и что неведомый союзник решил ему помочь.
– Хорошо. Впереди меня укреплённый пост врага. Обойти его не представляется возможным. – Кинул несколько обречённо Командор, согласившись на предложение тайного союзника.
– Сию минуту, – Послышалось из рации, и через несколько секунд неизвестный ещё добавил. – Встречаемся через полчаса. Конец связи.
Через две минуты позиции впереди Эстебана накрыло шквальным и непроницаемым крупнокалиберным артиллерийским огнём. Не было слышно ни криков отступников, ни как рушатся здания впереди, лишь адские раскаты взрывов заполнили слух. Спустя буквально полминуты обстрел спал, и Командор выглянул из укрытия. Впереди громоздятся лишь дымящиеся руины – осколки домов были разбросаны по всему пространству, что раньше называлась площадью, а её саму перепахало снарядами, разнеся в пыль фонтан и сорвав всю плитку.
Эстебан не стал обращать на последствия обстрела, его теперь только сжигало желание узнать, какой тайный союзник решил ему помочь. Но главное – зачем? Этот вопрос пока остаётся без ответа.
Командор поднялся и двинулся согласно координатам, высланными неким помощником. Переулок за переулком, пробираясь сквозь баррикады и минуя десятки постов, так же ускользая от вездесущих патрулей он вышел на одну из главных улиц. Она была настолько широка, что на ней могли спокойно разъехаться четыре танка и ещё пара бронетранспортёров. С виду на ней ни души, лишь ветер гуляет, разгоняемый стуком артиллерийских снарядов о землю, но Командор понимал, что не следовало здесь оставаться, ибо бесконечные патрули отступников или контрнаступление еретиков могут раскрыть его тайное передвижение по мёртвому городу. Он быстрым шагом пошёл по улице, стараясь прижиматься к правой стороне, и увидев впереди проход, выбитый крупным снарядом, немедленно юркнул в него и оказался уже на другой улице.
И снова продвигаясь по улице, Эстебан заметил непроходимую баррикаду, которую нельзя было обойти или прорвать подручными средствами, а поэтому он стал осматриваться по сторонам, в поисках прохода. Он нашёл только небольшой проход, переулок, ведущий в маленький дворик. Командор туда и пошёл. Стрельба становилась всё плотнее, а взрывы снарядов, судя по звукам, ложились всё ближе, похоже, наступавшие силы Рейха всё ближе продвигались к шпилю. Битва шла к своему кроваво–огненному завершению, когда правосудие Канцлера воссияет кровавой звездой над городом и его просто утопят в море напалма, но до этого ещё долго.
И так вновь повторяя монотонные передвижения переулок за улочкой, переходя из одного двора в другой, следуя уготованному маршруту, Командор выбрался к одному скоплению врага. Это странное место – оно похоже на меленький задний дворик. Его всюду огораживали высокие развалившиеся здания, образующие двор в форму прямоугольника. А сами здания, или дворик, огораживал ржавый забор, состоявший из железных ржавых толстых спиц. К дворику ведут две дороги: из того переулка, откуда и появился Командор, и большая горка, по левую сторону от переулка, состоящая из обломков зданию, за насыпью, наверное, есть какая–то дорога, да и само возвышение хорошо утрамбована и проработано, что б по нему было легче пройти
Однако сие место не так спокойно и безопасно – во дворике, находилась около десятка еретиков, по виду, готовившихся атаковать дорогу за насыпью, явив себя из засады. Все они находились несколько в кучковатом положении, даже порой теснясь, друг к другу, их губы беспрестанно шевелятся, а из горла доносились монотонные звуки. Молитва отступников, никак и иначе и такая оплошность страшная прореха в обороне врага.
«Это прекраснейшая возможность» – грозно подумал про себя парень. Он, не раздумывая, сорвал осколочную гранату и кинул их в толпу отступников. Граната с глухим звуком упала в куче еретиков, но они, упившись молитвой, даже не сразу её заметили, а посмотрели в сторону металлического бренчания, то было уже поздно. Граната взорвалась, подняв ввысь массы грязи и разметав отступников в разные стороны двора. Никто не выжил. Парень злобно ухмыльнулся, лишь порадовавшись смерти ренегатов, Эстебану всё равно на то, сколько они нарушили заповедей Империал Экклесиас, законов Рейха или с каким извращением глумились над постулатами Культа Государства. Они, ведомые слепым почитанием своего лживого пантеона, убили Марка и сделали живого мертвеца из Сциллы… пусть и то было на пару с Имперор Магистратос. Не железный кулак деспотичного Рейха, а «мягкая» и «свободу почитающая» ладонь еретиков, считавших себя либеральными деятелями, практически убила его друзей, собиравшись принести в жертву. И ему теперь было неважно, сколько их поляжет за собственные идеи, и с какой жестокостью с ними расправится Рейх.
Оставив разглядывание трупов, мужчина продолжил путь – ему надо было продвигаться к шпилю.
«Но вот, что это» – подумал про себя Командор. За насыпью послышался звук стрельбы знакомого оружия, которое очень знакомо и похоже на жуткий рёв, пальба явно отдаёт чеканящими и ревущими звуками. Эстебан, не раздумывая, полез через насыпь, ведь даже координаты говорили, что место встречи за этой горой мусора. Он цеплялся на осколки бетона, за металлические детали, за арматуру, кряхтел, но медленно и верно прополз за этот вал. После чего он перевалился, встал, отряхнулся и кинул взгляд на поле боя. Командор посмотрел налево и увидел большой перекрёсток, от которого вперёд уходила огромная дорога, ведущая прямо к высокому шпилю, который стоял прямо посередине города. Всюду перекрёсток окружали серые разрушенные здания, в которых теплилась некоторая жизнь – есть знаки лазарета, другие были переделаны под жильё, а так же ещё множество зданий нужды, а за ними возвышался, уходил ввысь, в небеса огромный разрушенный шпиль. Но он посмотрел на дорогу, что была под ним. И он увидел, то, что его сильно обрадовало. Эстебан оказался преисполнен ликования. Десять воинов, в такой же броне, что и Командор бесстрастно ведут бой с наступающими нечестивыми отступниками. В их руках сжаты улучшенные АК – 899, из дул которых вылетали роковые для еретиков заряды и валили огненные вспышки. После каждой подобной вспышке, один из наступающих еретиков замертво падал наземь с пробитым торсом. Они ведут бой у разбитого БТР, использовав его как укрытие, десять воинов стоически держались и Командор понимает, что ему с ними не сравниться, ведь ему поручалось командование и управление аванпостом полк–ордена, а сейчас перед ним истинные воины элитного подразделения. Их натаскивали и тренировали лучшие бойцы во всём Рейхе, они прошли самые жестокие, выматывающие, практически за гранью человеческих возможностей испытания и тренировки. Эти бойцы могли выполнять операции, что для обычных солдат покажутся невыполнимыми, они являются совершенным оружием войны, воплощённым в человеческом облике.
Но впереди всех, на сером разрушенном парке невообразимых размеров, что стоял, прям перед дорогой к шпилю, бьётся один воин в полном одиночестве, в самой гуще боя и разил еретиков не автоматом, а клинком и пистолетом. Под дождём, который постепенно переходил в морось, его клинок сверкал сумасшедшим сиянием, хладно рассекая одежды и плоть врагов, а пистолет периодически производил выстрелы, становившееся роковыми для еретиков. По его блестящей броне маленькими вспышками расцветали попадавшие в него выстрелы, но они не причиняли ему никого вреда.
Командор поднял своё оружие и присоединился к обороне своих «братьев». Из дула винтовки вырвался стрекочущий залп, потом ещё один. Каждый выстрел косил тех или иных еретиков. Оружие отступников было неэффективно на таком расстоянии и пули, выпущенные из него, не причиняли никого вреда. Солдаты полк–ордена обратили на Командора внимание, но оно длилось не больше мгновения. Поняв, что это союзник, они так же спокойно продолжили свой бой. Командор стал к ним спускаться, но делать это по обломкам здания было очень трудно. Но Эстебан не сразу пошёл к союзникам, парень спокойно занял текущую позицию, потому что она была несколько выгодней для автоматической винтовки, чьи стрекочущие залпы снова скосили нечестивцев.
Грохот АК – 899, стрекотание винтовки, вой оружия еретиков, лязг клинка, звон дождя и моления отступников слились воедино, став похожими на одну монотонную песнь войны, одну из тысячи. Но вот отступники решили отойти, зализать раны и перегруппироваться – десятки ренегатов стали отступать в сторону шпиля, оставляя своих «братьев» на обагренном поле.
