Степан Витальевич Кирнос
Под ласковым солнцем: Империя камня и веры
– Да-а-а, – задумчиво затянул Малик. – Днём всегда творится такая гадость, ну хоть ночью отдыхали.
– Ни черта подобного, ибо ночь в Риме была подобна воплощению кошмарных снов. Всякая полиция, священник или обычный человек спешили укрыться в своём доме ещё до захода солнца, если хотели встретить рассвет при жизни. Когда солнце скрывалось за горизонт, и в свои права вступала ночь, в Риме полным цветом разверзалось царство Содома и Гоморры. Бандиты всех мастей и видов, подобно тараканам, с приходом ночи выползали на улицы лишь ради двух целей: ограбить и убить. Обычные разбойники подобно одиноким крысам на грязных улицах – вечно искали, чем поживиться. Но эти мусорные орды вечно голодных шестёрок были ничтожеством, по сравнению с целыми бандами. Это были ужасами ночных улиц города на семи холмах. Они могли безнаказанно ограбить, кого хотели, убивать, кого сочли нужным. Каждый житель Рима, кроме Ватикана, ходил под определённой бандой, находясь якобы «под защитой», а за эту самую «защиту» непомерно платили. Порой, что бы откупиться от бандитов люди отдавали последние деньги и оставались прозябать в нищете. А тех, кто не хотел платить бандам, находили утопленными в Тибре. От количества сброшенных в реку трупов воду стало невозможно пить, так как она стала содержать смертельный яд. Конечно, один из священников призвал больше не топить людей в Риме, но тогда многие улочки Рима буквально стали красными, а некоторых «должников» находили повешенными, вплоть до того, что люди скрипели и покачивались на ветру, подвешенными на триумфальной арке. Когда банды выходили, чтоб поделить территорию или выяснить отношения, то ночное небо озарялось яркими вспышками и сияющими лентами трассирующих пуль, разрывающих само пространство, безжалостно убивая тех бедняг, которые осмелились выйти на улицу. Порой эти самые банды устраивали танковые дуэли, попутно обращая в руины пару жилых домов, – тут на секунду парень остановился, будто бы проглотил вещь, обладающую неимоверной горечью и кислотою, отчего его страшно искривилось.
– Продолжай… я могу тебя понять.
– И в одном из таких столкновений я потерял всех своих дорогих и любимых друзей. Они, ночью вышли на улицу, чтоб продать остатки морфия, найденного в подвале и купить на вырученные деньги третисортную еду. Но они не успели, и дойти до рынка, как они попали в самое пекло стычки двух банд. Их жизни оборвала очередь чья-то из автомата.
– Понимаю… у меня тоже множество друзей умерло в разборках между бандитским отребьем.
– Из–за бандитов в городе было невозможно жить, они превращали жизнь в нескончаемый кошмар. Но стоит упомянуть, что помимо бандитов ночью на улицу выходили ещё два класса людей. Это были предприниматели, только первые торговали наркотиком, а вторые живым товаром – телом.
– Ты о чём?
– Ночью в вечном городе разворачивался самая настоящая ярмарка наркотиков. На улицы из руин выходили все: от мелких торговцев, что бодяжили свою дурь на кухне при свечах из самых дешёвых материалов до крупных наркоторговцев, что даже объединялись в сети и могли предоставить более качественный наркотик. На этих стихийных рынках можно было найти любой наркотик: дешёвый и дорогой, обычный и экзотический, в виде жидкости или порошок. «Всё что ваша грешная душа и бренное тело пожелают» – как говорили наркоторговцы Рима. Да, и неудивительно, что после подобных «торговых фестивалей» улицы города были усыпаны трупами. Причём, как по иронии, на одной улице остывшими и лицом в землю могли встретить рассвет продавец и покупатель наркотика. Первый был убит своими «братьями по ремеслу», а второй погиб от передозировки. И тонны наркотиков всех видов, форм и цены заполонили Рим, сделав его буквально империей дурманящих и веселящих средств в своём регионе. Даже Сицилийская Триада, что на своём острове больше десяти тон в месяц сбывала, могла позавидовать такому обороту наркотиков.
– Я так понимаю наркоторговля и бордельный бизнес у вас шли рука об руку?
– Конечно! – воскликнул Эстебан. – Кстати, о торговцах телом, помимо рынка наркотиков ночью в городе святого папского престола существовал ещё один рынок – тела или проституции. Когда на Рим падала вуаль ночи, то на улицы сразу выходили тысячи, если не десятки тысяч девушек, готовых предложить своё тело. И причём девицы могли работать как в одиночку, так и находясь под покровительством сутенёра.
– Но зачастую всего «соискатели работы» пытались найти покровителя, – прервал Малик Командора. Я прав? Да и всё потому что если девушка работает одна, то ночь для неё могла стать последней, а при работе в «офисе» у неё были хоть какие–то гарантии, что её вскроют за углом и не оставят лежать до утра.
– Ты прав, совершенно.
– Возрастные рейтинги?
– На улицах не было возрастных ограничений. Возраст «ремесленниц» мог быть разбросан от двенадцати лет до пятидесяти и причём, по мере приближения к Ватикану «товар» был всё качественнее. Если на окраинах города услуги были дешёвыми, предлагали их женщины в лохмотьях, нежели в одежде, а основными клиентами услуг были нищие, наркоманы, мелкие торговцы наркотиками и бандиты–шестёрки, то у самой границы с Ватиканом, жрицы любви были одеты в дорогую яркую одежду, их клиентами становились бандитские авторитеты и крупные наркодиллеры. В Риме существовал даже своеобразный квартал красных фонарей, куда стремилась попасть всякая женщина, которая хотела предложить свои плотские услуги. В этом квартале, жрицы любви получали еду, крышу над головой и покровительство местной банды, которая обеспечивала работу квартала, а работать там, было в разы прибыльнее и безопаснее, но попасть туда могла далеко не каждая девушка. При приёме на «работу» она должна была заплатить специальный взнос и далеко не у всех «соискательниц» была нужная сумма. Сам квартал чутко охранялся отдельной бандой, он со всех сторон был окружён колючей проволокой, вышками и баррикадами. В этот квартал был только один вход и один выход. И любой, кто посмеет проникнуть в этот квартал нелегально, мог спокойно отхватить очередь из автомата и встретить утро в канаве.
– А какая у вас там была власть, что всё это творилось?
– Да стоит упомянуть и про Ватикан и жителей «золотого круга», как называли людей, живущих в то время. Нигде больше во всём Риме нельзя было найти той роскоши, в которой купались люди Ватикана, их дома были воплощением богатой жизни и достатка – красивые, украшенные, пышущие роскошью и напоминавшие больше помпезные дворцы эти дома были воплощением несправедливости и тотальной жадности, что царили в городе. Каждый житель «золотого круга» ежедневно страдал от переедания и тонул в разврате, предаваясь самым извращённым способам воплощения своей похоти, так, что кляпы и плётки могли показаться невинной детской игрушкой. И это притом, что большинство жителей остального Рима в день могли себе позволить не более куска хлеба, нескольких овощей и полутора литров воды. Именно из Ватикана железной рукой лорды управляли всей преступной жизнью Рима. Все банды, что существовали в вечном городе, имели своего несменяемого вождя, который придавался плотским утехам в Ватикане. Все главы наркобизнеса проживали за стенами, «мудро» руководя своим бизнесом.
– Хочу предположить, что Ватикан стал воплощением фразы: «Пир во время чумы».
– Конечно, – согласился Командор, прикончив ещё один бокал вина.
– А как всё закончилось? Просто Рим сейчас один из огоньков той развитой цивилизации, что раскинулась по всему северу средиземноморья.
– Согласен… тот кошмар… кромешный ад… несправедливость и нищета… тирания могли продолжаться практически до бесконечности, но пришёл тот, кто потом стал подобен Богу. Первый Канцлер, в бытность свою бывший канцлером Южно–Апеннинского ковенанта, со своей армией, через десять лет после захвата власти на юге, подошёл к вечному городу, который был уже при смерти и захлёбывался тем гноем, что сочился по венам некогда славного града. Простые люди увидели в нём надежду на лучшее будущее, луч света, да и вестника самого Господа. Конечно, сначала он предложил лордам без боя сдать город и тихо уйти из него, но «мудрые» правители настолько морально сгнили, а разврат тяжёлой болезнью поразил мозг, что они не захотели отказываться от полнейшей власти и достатка, выжимаемо из людей, что кинули ему наглый ответ: «Попробуй, возьми, если смоешь доковылять до границы Ватикана, то мы, может быть, и уделим внимание твоему предложению». Канцлер принял этот ответ как призыв к действию. Его армия, без артиллерийского обстрела и поддержки с воздуха, в сопровождении нескольких старых танков с лёгкой эпохальной бронетехникой и четырьмя десятками безоткатных орудий, под проливным дождём, начала наступление на Рим, ведомая двумя Первоначальными Крестоносцами. Лорды выставили против него два полка регулярной армии, танки, полицейский корпус при поддержке бандитских формирований. Силы армии Канцлера оказались в явном меньшинстве, но сам будущий правитель лично возглавил атаку на город, отчего солдаты пошли за ним, не ведая страха.
– А как отреагировали обычные люди?
– Народ Рима не хотел более испытывать всю тяжесть цепей, они хотели скинуть ярмо рабской власти. Люди не желали больше умирать от голода и нищеты. Жители некогда славного города были доведены до такого отчаяния, что решили, уж лучше они умрут за свободу, нежели будут умирать каждый день от удушающей «заботы» властителей города. Они выходили на улицы со всем, что попадётся под руку: ножи, вилки, крюки, самодельные пистолеты. На улицах завязалась отчаянная рукопашная, явно не в пользу самого народа. По улицам потекли реки крови и первыми принимали на себя удар банды, которые засели вглубь руин.
– Что было дальше?
– Хотя когда люди вышли на улицы, то это внесло некоторую неразбериху в первичной обороне, которую быстро удавалось погасить, но гражданские чисто физически не могли на равных вести бой с вооружёнными бандитами, и уже казалось, что большинство граждан Рима не встретят заката. Но неожиданный и роковой удар в спину начал сеять среди бандитов панику. Большинство полицейского корпуса, ведомое желанием справедливости и жалости к многострадальному народу, восстало против своих хозяев, и в это время в город вошла армия ковенанта. Бандиты и некоторые части регулярных войск оказались между молотом и наковальней, а среди защитников начала сеяться паника. Жители города показывали командирам армии первого Канцлера, как можно было обойти баррикады и оборонительные посты. И в итоге оборона Рима была сметена к пяти часам дням. Народ торжествовал, но это было не всё. Впереди был сам оплот Римского Престола. Тамошние правители заперлись в своей цитадели, под вооружённой охраной и штурмовать Ватикан Канцлер не хотел, ибо не желал больше подвергать людей и своих солдат опасности. И тут нашлось решение. Человек, живший всю жизнь в Риме, часто спускавшийся в канализацию за «свежей крысятиной», как сам выразился, вызвался показать Канцлеру и его людям тайные пути к дворцу, где спрятались лорды. Через полтора часов блужданий по смердящим стокам правителю и его отряду удалось войти во дворец.
– И что же случилось в оплоте олигархического мракобесия?
– Там собрались все тридцать три лорда, обсуждавшие план гнусного побега. Они были более чем в панике, когда Канцлер с отрядом, расправившись с охраной, пробежав через помпезную роскошь величественных коридоров дворца, вынес в щепки дорогую дверь и, размахивая револьвером, вошёл помещение. Он не говорил ничего лишнего, ни угроз, не предупреждения, будущий правитель Рейха лишь попросил последовать лордов за собой, они беспрекословно подчинились, ибо настолько сильно боялись расстаться с жизнью, что были готовы лизать сапоги Канцлеру.
– Интересный поступок правителя над побеждёнными.
– Ты подожди. Было около половины восьми вечера. Дождь прошел, и облака несколько рассеялись, даруя место на небе алому солнечному диску, который уже опускался за горизонт, дул лёгкий и свежий ветерок, небо стало прекрасно–алым, с востока уже подступал густой мрак и чёрная вуаль ночи. Над вечным городом небо стало ало–синим.
– Давай без описания погоды… что там случилось?
– Немногочисленный и выживший после страшной бойни народ вышел на разбитые улицы города, представлявшие собой жуткое зрелище: лужи и ручейки крови протекали по брусчатке и асфальту; горы мусора, арматуры, обломков зданий и кучи трупов забивали улицы. Над городом стояли столпы дыма, ставшими символами минувшего жестокого боя, а Канцлер, восседая на своём белом коне, шёл по улицам. За ним, закованные в цепи, шагали все тридцать три лорда и папа римский вместе с ними. Народ был настолько обессилившим и уставшим, что никто из собравшихся людей не кидал камни или кричал проклятья вслед тиранам. Все с ненавистью, но в, то же время с чувством глубочайшего облегчения стояли и смотрели на процессию. В глазах каждого человека читалось глубочайшее изнеможение и дикая усталость, о чём говорили ещё и сгорбленные осанки у людей. Многие жители Рима сопровождали процессию, а те, у кого были цветы и подобие их или самодельные цветки с благодатью кидали их на дорогу Канцлера, тем самым выражая глубочайшую благодарность. Канцлер подъехал на лошади к месту, что было рядом с древней Площадью Венеции [8]. Там он взошёл на кусок руин. Обломки старого здания удачно образовывали небольшую площадку. Эта площадка уже удачно поросла мхом и травой, но не потеряла своей схожести с плохой.
– Я уже предполагаю, что же будет дальше.
– Будущий правитель Империи слез со своего коня и взобрался на неё. За его спиной яро разгорался кровавый закат, а ветер слегка развивал его пальто. Он холодным взглядом оглядел собравшихся людей. В глазах граждан некогда великого и гордого города он увидел не только усталость и уныние, но и неистовую силу реваншизма. Первый Канцлер разглядел в глазах людей желание всё изменить и вернуть былое величие Рима и тогда он нашёл нужные слова к душам людей, подобно тому, как ключник ищет ключ к нужному замку, когда он начал произносить свои пламенные и раскалённые от высоких смыслов говоры, то сердца людей буквально затрепетали. Его речи разогнали всю апатию, столь долго висевшую над городом, и изгнали всё изнеможение из людей. Через пятнадцать минут речи взгляд людей был переполнен решительностью и желанием всё изменить. Вся усталость и уныние были развеяны. И тогда Канцлер приказал покарать тиранов. Их аккуратно поставили на колени, возле «пьедестала» канцлера и по одному взмаху руки обезглавили, а самого папу римского лишили всего имущества и денег и в одной рубахе со штанами, дав ему, кусок полусгнившего хлеба и бутылку воды, выгнали за пределы города. Канцлер своими словами разжёг пламя в сердцах людей. Но потом он решил совершить немыслимое. Он спустился с «пьедестала», встав в лужу крови тиранов и обратился людям: «Славные граждане Рима, вы пережили многие тяготы, которые не каждый вынесет и доказали свою силу воли! Зиждется заря нового мира! Мира, где нищета, дикарство, бедность и несправедливость отступят прочь! Единого и неделимого мира! Мира, который сплотится под единым знаменем! Долго мы прозябали во тьме, отдаваясь лживым идеям и передавая собственную свободу жестоким, деспотичным, убогим и похотливым тиранам. Славные жители вечного города! Я хочу стать вестником этой зари! Я воплощу древнюю идею единства – Рейха и хочу, чтоб вы сами это решили! Сейчас от вас зависит судьба этого мира! Я отдаюсь на суд вам! Я поклянусь на крови этих тиранов и на этих руинах! Если вы хотите видеть меня правителем нового Рейха и предвестником зари нового мира, что выжжет всю ересь и нечисть, то скажите об этом!»
Рассказчик притих. Эстебан там был. Он видел смятение, что промелькнуло в глазах людей, ибо воистину, настал судьбоносный момент для Европы. Канцлер не блефовал. В тот день люди решали, что для них важнее: свобода и равенство или безопасность, в обмен на тотальный контроль. И они решили. Сначала один человек взметнул руку вверх, с ладонью сжатую в кулак, за ним и другой, а через минуту все люди взывали к Канцлеру как к предвестнику нового мира. Эстебан был там, когда люди откинули манящий мир своды и воззвали более близкому и сладкому мира точной определённости и полного контроля. Эстебан был там, когда свобода посреди осколков былого мирового порядка и выстроенная на них была поменяна на заточение в высокотехнологичной и приемлемой для жизни каменной молельне под именем Рейх.
– И что же в конце истории о Риме?
– Через несколько лет непрерывных войн Канцлер въехал в Рим как правитель огромной империи. Он в парадном мундире и на белом коне въехал в столицу нового Рейха. И Рим сильно изменился. Вместо руин, огромные и монолитные здания, выполненные в неоготическом стиле, напоминавшие готические соборы. Всюду развивались флаги и символика Рейха. В воздухе витал запах благовоний и религиозных масел. На улицах гремела музыка и песни. Люди ликовали, ибо вся нищета была изгнана. В великом и славном Рейхе, после всех воин и мятежей не осталось не одного бедного человека, прозябающего в голоде или холоде. Но что–то пропало из жизни людей… всё это празднество, цветы, вновь кидаемы на путь первого Канцера: всё это попахивало фальшью. Цена независимости и величия была уплачена тем, что для людей являлось некогда всем… свободой.
– Знаешь, а ты не похож на уроженца бывшей Италии, – выложил проповедник, удивив своего собеседника, резкой сменой темы. – Твоя родина явно не та страна о которой ты рассказываешь.
– Да, ты прав, я родился на северо–востоке Европы.
– Почему ты уехал оттуда?
– Мой отец считал, что лучше бежать от тех изменений, что принесли с собой «Компаньоны Свободы» или «Культ Конституции», помпезно шагающие под жёлтыми флагами и объявляющие разнузданность и похоть выше здравого смысла. Потом моих родителей арестовали, мы тогда жили в старой русской диаспоре, за сомнительную статью, сумасшедшей свободы. И я с друзьями перебрался уже в Рим.
– О, а это кто такие? «Компаньоны Свободы»? – с удивлением спросил Малик.
– Я о них мало что помню, помню лишь, что это были либералы–радикалы, стремившиеся перекроить мир по своему усмотрению.
– Я читал о либералах и единственное, что хочу тебе сказать: я надеюсь, что твоя истинная родина не подверглась сильному влиянию этих еретиков.
– А расскажи о своей родине. Почему Африка стала такой? – внезапно вопросил Командор, позабыв о своей.
– Хорошо, я расскажу. Но хочу тебе сказать: та Африка, которую ты здесь видишь… не суди о всём континенте, по той картине, что ты здесь лицезрел. На юге есть и большие заводы, и богатые плодами земли, и огромные богатые города, где жизнь не такая убогая, есть и информационные узлы. Но всё не так хорошо, как хотелось бы… Африка… Как она стала такой? Несколько сотен лет назад наш континент спокойно развивался. Была развитая индустрия и современные технологии и некоторые страны Африки во многом не уступали странам Европы. Но разве земля, стабильно развивающаяся, постепенно богатеющая, скинувшая с себя ярмо колониализма, не может не привлекать внимания из вне? Всё началось, как «оказание дружественной и финансовой помощи, развивающимся странам». Мы шли по своему, по национальному пути развития, но нам решили навязать иной. Старая держава белоголовой птицы, на пару с алым ящером востока. И даже не только те страны, сколько их корпорации действовали с нами. Они давали нам деньги в долг, строили заводы, ваяли новые прекрасные белые башни, блестящие ярким светом на солнце, но это было ненадолго. Когда всё наше развитие достигло пика, когда люди стали жить как нельзя лучше, то с нас решили спросить за долги, и взять всё то, что как они считали, мы должны. Все возможные деньги, капиталы и ценные бумаги: всё это было вычерпано из стран буквально до дна. Но нам оставили все заводы, построенные «ради помощи», будто в издёвку, отобрав у нас даже самые ржавые монетки.
– Вот сволочи капиталистические! – выругался Эстебан.
– Моментально были опустошены бюджеты большинства стран. Денег не осталось вовсе, а за разорением последовали опустошение и кризис. Дефицит, отсутствие денег, жуткая инфляция, нищета и потеря покровителей поставили на колени весь континент, и настал долгий закат Африки. А потом эпоха тьмы. Государства пали одно за другим. Вся Африка превратилась в один огромный кипящий и медленно гниющий котёл. Люди нищенствовали, голодали, ведь порой на месяц на семью делили два ломтя чёрствого хлеба, пару вёдер гнилой картошки и несколько литров тухлой воды. Одежды не было вовсе, большинство людей по всему континенту ходили в обносках. Производства не было, а значит, любое старые вещи и детали не заменялись. Это привело к десяткам тысяч несчастных случаев там, где ещё сохранилась работа, лекарства не производили, аптеки, больницы не работали: всё это, накопившиеся огромным каскадом, привело к гибели миллионов людей, но больше всего людей погибло не от болезней или голода. Больше всего людей пропало в переделах территорий и бандитских налётах, убивавших всех тех, кто не хотел им платить или стоял у них на пути. И во время этой эпохи тьмы стали формироваться синдикаты и наша великая церковь. Именно когда синдикаты и церковь воссияли в полную силу, повергнув своих противников, конкурентов и еретиков, то тогда наступила пора новой эпохи. Эта эпоха носит название «Новый рассвет». Синдикаты, хоть и выходили из среды преступников, убийц, воров, наркоторговцев и мучителей, сразу стали наводить порядок в сферах собственного влияния. Они медленно стали восстанавливать старые заводы, давая обычным людям работу, начали отстраивать разрушенные города. А церковь занялась душами людей, даруя им утешение и верный путь.… но как ты видел, не всегда люди хотят придерживаться великих постулатов и платят за это деньгами. Но всё что сделали синдикаты и церковь – это ничтожная толика того, кем были мы до нашего падения. Мы всего лишь ничтожная тень нашего славного прошлого…. и поэтому большинство людей, так сильно и отчаянно рвётся на ваши земли. Они считают, что там их ждёт лучшая и более сытая жизнь… Мораль этой истории проста: мы заплатили всем, что у нас было ради какой–то эфемерной и неосязаемой мечты. Мы потеряли всё ради руин, – со скорбью на лице закончил проповедник.
– Да, сытой она, возможно, будет, но не лучшей, – сказал тут же Командор.
– Чёрный диктат?
– Не понял, – изумлённо выразился Эстебан.
– Люди с ваших краёв так называют правление вашего лидера. Как вы его называете – Канцлера.
– Тут бывают люди с Рейха?
– Конечно, – с улыбкой выразился Малик. – Тут много кто с вашей империи. И торговцы, что ищут диковинные товары, и разведчики, и военные, и преступники вашего мира, которых сюда ссылают.
– Я не знал, что сюда ссылают преступников, – ещё с большим удивлением сказал Командор.
– Мне рассказывали, что это своеобразная форма «помилования». Больше мне ничего не известно, да и ссылаемые долго здесь не выживали, чтобы нам много рассказать, – ехидно заключил проповедник.
Как только Малик закончил свою фразу, дверь в помещение внезапно отворилась, и в комнатку зашёл негр высокого роста, прерывая разговор. Он был высок, с автоматом наперевес и в солнцезащитных очках. Командор в нём сразу распознал командира кланового корпуса, а точнее того, что от него осталось.
– Пойдём. За тобой пришли, – с жутким акцентом и указывая дулом автомата на Эстебана, сказал командир.
Командор, молча, повиновался и последовал за негром. Малик тихо встал из–за стола и без слов пошёл прямо за ними.
Они вышли из храма, который напоминал обшарпанную мечеть, и пошли по направлению к пристани. Воздух был всё таким же раскаленным, а солнце без жалости выжигало землю, так же всюду роились тучи мух, и стоял невыносимый запах нечистот, сливаемых в море.
Группа тихо подошла к пристани, сделанной из старых гнилых досок и уже поросшей в водорослях и отходах. У пристани стоял чёрный катер, с которого уже сошло пара пленных и солдат полк–ордена, на пару с несколькими солдат трущоб, слабо вооружённых и одетых в лохмотья и бойцов из полк–ордена, экипированных в лучшую броню и стоявшие с мощным оружием. На самом катере, на мостике стояло три офицера: лорд–командующий и два брат–капитана. Первый был облачён в стандартный чёрный офицерский доспех: усиленное металлическими элементами пальто, невысокие сапоги и небольшой нагрудник, сделанный из титана. Два других были облачены в стандартную форму бойцов полк–ордена, их отличали только два пера, находящиеся на шлеме.
Несколько пленных полк–орденом людей уже стояли освобождённые от пут и готовые к обмену. Командир встал напротив воинов из родного ордена. Обмен свершился. Негр пихнул Командора в плечо, приказывая идти, а лорд–командующий крикнул, чтоб передали двух пленных, тут внезапно за Командором пошёл и Малик. Командир кланового корпуса был несколько удивлён, он, было, хотел остановить проповедника, но тут всего лишь отмахнулся, со словами: «Моя миссия здесь окончена, пора нести свет и в другие земли». Командир не стал его удерживать, а всего лишь безмолвно отпустил. Солдаты из полк–ордена молниеносно возвели винтовки на Малика, но Командор сказал, что он с ним. Воины тут же посмотрели на лорд–командующего, тот всего лишь кратко кивнул и солдаты их пропустили, и они спокойно взошли на борт катера.
Мотор завелся, и судно двинулось с места, отдаляясь от «Империи трущоб и царства нищеты». Лорд–командующий приказал Малику спуститься вниз и тот беспрекословно и тихо повиновался его словам и спустился, но затем он быстро развернулся, в его глазах Эстебан прочёл холодную злобу и презрение. Командир вкупе с ледяным спокойствием, и грозным и властным тоном обратился к Командору:
– Вы нарушили практически все возможные директивы и правила полк–ордена за время своей работы и позволили себя взять в плен. Вы подвергли нашу главную операцию срыву. Вы взломали наши хранилища и воспользовались недоступной для вас информацией и укрыли политического преступника в личных целях. Вы обвиняетесь в нарушении догматов нашего полк–ордена. Отныне, вы лишаетесь всего, что у вас было: звания Командора, личного имущества и будете переправлены в миланский аванпост и будете там пребывать в тюремном заключении, пока вам не вынесет вердикт суд полк–ордена. Братья, отведите его в карцер.
Два капитана подошли, взяли Эстебана, опустившего голову и, отдавшись вволю «братьев», под локти и увели в тёмный трюм катера. Мотор заревел ещё сильнее, унося катер к берегам солнечного Рима. Командор заплатил всем, что у него было, ради спасения Рейха.
