Степан Витальевич Кирнос
Под ласковым солнцем: Империя камня и веры
Глава тридцать четвёртая. В ответ на речь Карамазова
Хоть и стоит прекрасный день, но погода уже начинала постепенно портиться, будто вторя нагнетающей обстановки. Небеса вконец медленно, но верно затягивались густыми и грузными облаками, а по земле пеленой пошла снежная вьюга, только набиравшая свою силу, и сейчас просто гоняла снежинки на ветру. Но в этом месте она была более тонкая, менее гнетущая и облака здесь были более приятные для души и не вызывали меланхоличной тоски как в Милане.
Ветер в этом месте был довольно силён и напорист, будто хотел сбить с ног, а своею хладностью он буквально вымораживал человека до костей, подобно тому, если бы кто–нибудь попал бы за полярный круг в разгар бури.
Это альпийское предгорье. Прекрасное и завораживающее своими великолепными видами, которые уже мало где можно было встретить, нисколько даже в Рейхе, сколько во всей Европе, ибо Великая Европейская Ночь мало что пощадила, сравнив с землёй неисчислимое количество великих зданий и грандиозных ваяний природы, некогда ставшими воплощением красоты и величия.
И на фоне прекрасных и старинных гор гордо возвышалось неимоверно большое строение, не меньше завораживающее своей монолитностью и грозностью. Оно, по большей части, было выполнено в старом готическом стиле, который своей загадочностью и монументальностью так манил первого канцлера, что он решил добрую половину Рейха переделать по новым лекалам имперской архитектуры.
Постройка представляла собой высокий и грандиозный, бесконечно стремящийся вверх шпиль. Эта башня по своей высоте сравнима только со шпилем Лорд–Магистрариуса и выполнена была из самого дорого чёрного мрамора, который можно было найти на просторах Рейха. Сам шпиль был практически пристроен к горному массиву, только небольшой перешеек проходил внутрь горы. От величественной башни исходили два, так называемых, крыла, ориентированных по сторонам света, тоже выполненных в стиле старой готики. К восточному крылу примыкала огромная пантеонобразная постройка.
Этот громоздкий и величественный комплекс, весь сделанный из мрамора, разных зданий носил название «Великая крепость Ордена».
Многие считали, что штаб–квартира полк–ордена была расположена в Риме, столице Империи, и они были правы, но сама истина была намного глубже, чем мог кто–нибудь предположить.
На огромной площадке перед крепостью разъезжало множество машин и бегало, если не роилось, просто неисчислимое количество людей, больше похожих на муравьёв. В воздухе витал плотный запах выхлопов, а вся площадка была забита шумом работающих автомобилей, которые пытались перекричать люди, отчего получалось невыносимое крещендо из самых невыносимых звуков.
– Сколько же здесь людей? – Удивлённо вопросил Эстебан.
– Точно, все сливки государства собрались… и все меня ненавидят, потому что должны были, – констатировал Ротмайр.
– Не нужно было бесноваться на троне, – упрекнул Командор бывшего Лорда. – Меньше давал бы в долг.
– Да ладно тебе. Всё же было хорошо… для меня конечно.
– Успокойтесь. Оба, – оборвал назревающий спор Верховный Инквизитор. – Здесь действительно много кого собралось. В основном здесь слуги Имперор Магистратос, священники Империал Экклесиас, есть пара людей из Трибунала, и может ещё несколько человек из Корпоративной Палаты. Здесь собрались все те, кто посвящён в Орден Железной Лилии.
– Что блин за орден? И почему я о нём ничего не знал? – Требовательно и с недовольством спросил Ротмайр.
– Не мне дозволено про него рассказывать. – Сухо ответил Карамазов.
– А кому тогда? – С ещё большим недовольством спросил бывший Верховный Лорд.
На лице инквизитора пробежала всего лишь лёгкая улыбка, а потом последовал ответ:
– Не мне. Если кто–нибудь из Капитула сочтёт вам об этом поведать, то значит узнаете.
– Из чего?
Вопрос Ротмайра, вновь заданный с гнетущим недовольством буквально утонул в бесконечной автомобильной симфонии и оркестре из звуков работающей техники.
Трое спокойно проходили сквозь площадку, практически битком забитой самой различной техникой, которая пыталась пристроиться на более приличное и выгодное место.
Кого только нельзя было встретить на этой площадке. Здесь были и чиновники высоких рангов из Имперор Магистратос. Их роскошные и богатые одежды резко контрастировали с такими же прекрасными рясами иерархов из имперской церкви. На этой огромной площадке были десятки священников высшей степени. Но больше всего здесь было солдат из полк–ордена. Одетые в свою стандартную броню, с автоматами наперевес они неустанно контролировали каждое движения любого автомобиля. Если что–то шло не по порядку бойцы немедленно спешили это исправить, с особой ревностью. Ведь это была их работа.
Неожиданно из толпы Эстебана окликнули, и он тотчас обернулся в поисках звука. Но ничего не нашёл, однако через несколько мгновений перед ним показался человек в броне полк–ордена, но без шлема.
– Тит, ты что ли? – удивлённо поинтересовался Командор, не ожидав здесь встретить своего знакомого.
– Ну, кто же ещё, – так же немногословно и бесстрастно ответил ему брат–лейтенант, исказив губы в лёгкой улыбке.
– Здравствуй Тит, – тепло и с неожиданной для всех улыбкой поздоровался подошедший Карамазов.
– Как ваше ранение? С вами всё в порядке? – немного с волнением поинтересовался Тит.
– Со мной всё хорошо. Слава медицине Рейха, я вышел из той комы.
– Вот и прекрасно, – радостно, но сохраняя себе присущее малословие, порадовался боец полк–ордена.
Вдруг, неожиданно, даже перебивая гул работающих двигателей послышалась полная недовольства реплика:
– У вас здесь сходка старых друзей? Или клуб «найди меня»?
Тит, усмехнувшись, спросил:
– А это кто? Почему он такой недовольный?
– А это тот, благодаря которому мы здесь собрались, – спокойно ответил Карамазов. – Всё, что здесь сейчас происходит, случилось по непосредственном участии этого индивидуума. – Пытаясь несколько соответствовать наглости Ротмайра, чтобы ответить ему в той же манере, сказал инквизитор.
– Да ладно. Не нужно мне столько почестей, – саркастично сказал Ротмайр.
– Мы должны идти, а то наш питомец уже нервничает, – попытался отшутиться Эстебан.
– Я его значит, в покер научил играть, а меня тут питомцем величают. Вот это благодарность. – Обиженно проговорил Ротмайр.
Тит попрощался со своими знакомыми и приступил к выполнению собственных обязанностей, а трое стали дальше проходить к шпилю.
– Ты, что, обиделся? – спросил Эстебан. – Да ладно тебе, я же шутя. – С улыбкой добавив.
– Я же не сопливая девочка, чтобы обижаться. – Ответил ему бывший лорд. – Всё в порядке.
Остальную часть пути они прошли в полной тишине, лишь изредка переглядываясь друг на друга и взирая на копошащихся вокруг людей, приехавших сюда для решения одной из самых животрепещущих вопросов своего времени, который с лёгкостью мог в корне изменить ход истории.
Через несколько ходьбы минут они оказались у ступеней огромного шпиля, который уходил настолько высоко в небеса, что долго на его купол нельзя было смотреть, ибо шея могла затечь.
На мраморные белоснежные ступени ложился мягкий, роскошный и красивый синий ковёр. Весь шпиль был отделан чёрной мраморной плиткой, что крайне интересно контрастировало с его белоснежными ступенями. Окна всей крепости были сделаны из дорого витража и отделаны золотом и драгоценными камнями, что придавало ещё больше роскошности этому величественному зданию, которое смотрелось на фоне гор очень гротескно и могущественно.
Возле ступеней стояло отделение солдат, досматривающее людей и проверяющее документы. И когда подошли трое, их тоже досмотрели и проверили документы, чтобы не один посторонний человек не посмел проникнуть на столь величественное собрание.
Над входом висела огромная геральдическая лилия, отлитая из железа, ничем не украшенная, но настолько массивная, что сорвись она с креплений, ей масса бы перемолола все ступени. Эта лилия стала символом Ордена, олицетворив его простоту, но в тоже время могущество.
Дверь сделана из крепкого дерева, а резьба и отделка из серебра являлась воплощением неописуемой красоты, которой могла похвастаться лишь башня Лорд–Магистрариуса.
Карамазов повёл за собой Эстебана и Ротмайра, которые были до глубины души восхищены монументальностью этого места, вглубь шпиля.
Внутри шпиль был неописуемо прекрасен. Под ногами чередовалась чёрная и красная гранитная плитка, расположенная в шахматном порядке. Всюду были расставлены красивейшие статуи из серебра и золота, ставшие самым настоящим произведением искусства. Свет лился из множественных прекрасных бронзовых и медных канделябров, отделанных драгоценными камнями. Но самым большим и неприлично богатым светилом в этом зале стала огромная люстра, свисавшая с потолка. Стены были занавешены картинами, которые без сомнения можно назвать апофеозом всей художественной деятельности и достоянными признания самых умелых и великих художников во всей истории. Окна были прикрыты прекрасными пурпурными шёлковыми шторами, которые были расшиты замысловатыми и сложными узорами из медной, серебряной и золотой нитки.
Это место стало воплощением всей возможной роскоши, которую только можно было позволить себе в Рейхе, затмив ею даже могущественный шпиль Лорд–Магистрариуса.
Ротмайра и Карамазова эти несметные богатства не удивили, а вот Командор, зайдя в эту башню, стоял пару мгновений в полном оцепенении, потеряв возможность даже говорить.
Посреди этой залы стояли и общались довольно знакомые Эстебану люди. Человек в роскошном кремовой рясе, расшитой золотом, держа в руках посох, общался с высоким мужчиной, одетым в полностью чёрный классический костюм, дорейховской эпохи, с белой рубашкой, что виднелась на груди.
Его длинные и прямые чёрные как смоль волосы и блестящие под бесконечными лампами аккуратно ниспадали ему на плечи. Утончённые и бледные черты лица отдавали явной аристократичностью и благородностью. Его зелёные глаза отражали несвойственные для них холод и сдержанность. Этот человек резко, но в тоже время изящно повернул голову в сторону вошедших и как, только приметив среди них Карамазова, повернулся и, с толикой грациозности, пошёл к ним.
– Приветствую вас.
– Здравствуй, Карамазов. Я вижу у тебя всё в порядке, – спокойно и будто отчеканив льдом свои слова, сказал мужчина.
– Да, у меня всё хорошо, господин Великий Консул.
Услышав звание человека, Командор по правилам решил приклонить одно колено, в знак приветствия и почтения Консула, но тот его плавным и лёгким жестом руки остановил.
– Карамазов, можешь брать бывшего верховного лорда и идти готовиться к выступлению, – в ответ инквизитор лишь покорно ответил. – А мы с тобой отойдём в сторону. – Посмотрев на Командора, сказал Консул.
Они отошли куда–то в тень. Где их разговор могут вообще не услышать, или его суть не будет поймана. От того, что они идут куда–то в тень, Командору становилось не по себе.
– Как тебя зовут? – холодно спросил Консул.
– Эстебан, – немного посомневавшись, он задал свой вопрос. – А вас, господин Консул?
– Можешь называть меня Данте.
– А почему без формальностей, господин Данте?
Ни чувств, ни эмоций в холодных глазах Консула не пробегало, он лишь столь ледяным голосом стал отвечать:
– У меня для тебя две новости. И я начну с хорошей. Я, после долгого рассмотрения твоего дела принял решение принять тебя в ряды Ордена, – слова Данте звучали подобно тому, будто их проговаривает безжизненный компьютер, нежели человек. – Но для начала, я тебе расскажу историю самого Ордена. Ты знаешь, почему нас называют полком?
– Да, потому что нас при первом Канцлере нас было две тысячи человек. – Отвечая, Эстебан испытал подобие гордости за собственные знания.
– Это славно, что ты помнишь историю, но знаешь ли ты, почему мы ещё называемся Орденом? – Прозвучал хладно заданный вопрос. – И почему нас первый канцер нарёк «полк–орденом»?
– Этого, к сожалению, не знаю. – С толикой повинности ответил Командор.
– Мало кто это знает, – после этих слов Консул как–то поднял голову вверх и широким движением головы попытал как можно больше осмотреться. – Именно эта крепость была тайной резиденцией первого Канцлера, и именно здесь был принят тайный пакт «Слезы и Крови».
Командор стоял и с непониманием слушал, о чём всё–таки идёт речь, и Данте это понимание как–то уловил, будто бы он прочёл мысли Эстебан.
– Вижу, что тебе мало понятно из моих слов. Что ж, я поясню. Около пятнадцати лет тому назад, на юге Балкан произошло страшное восстание, но самое ужасное, что в этом мятеже приняли участие не только обычные граждане, но и высокопоставленные чиновники из Имперор Магистратос, слуги Империал Экклесиас и многие представители остальных Департаментов Власти. Это был самый настоящий раскол, грозивший полному уничтожению Рейха, как государства. На подавление этого восстания было отправлено четыре армии, несколько воинских орденов, а в живых, после взятия столицы сепаратистов осталось чуть меньше отделения, – После этих слов Данте сглотнул и закрыл глаза, а Командор за его белоснежным лицом увидел пару мастерски скрытых под смольными волосами шрамов, да и следы пластической операции были усеяны по всему лицу, какой бы мастер не проводил лечение, он не смог укрыть всё и Эстебан понял, кто именно был в составе того выжившего отделения, отчего самого до глубины души пробрал жуткий холод, а тем временем Консул продолжал. – Министерство Идеологической Чистоты скрыло факт восстания от народа, но Канцлер не забыл этого ужаса, что там был устроен. Это был самый настоящий ад, где происходила борьба за каждый клочок земли с безумными фанатиками. Однако это были не просто отступники, одержимые одной идеей, а натренированные бойцы, ведомые в бой лучшими представители власти Рейха, которые наизусть знали доктрины государства, против которого воевали. И когда Канцлер узнал обо всём, когда раскрылась тайна страшного предательства, то, в этом самом месте и был заключён Пакт между нами и Канцлером, и был создан новый орден, в который стали входить избранные члены старого полка. Нашей задачей стало наблюдение за всеми Департаментами Власти, чтобы в них не было отступников, а если такие находились, то мы должны были уничтожать их. А потом я и создал единое название, отражающее суть, но ничего незначащее для не ведающего человека. Так и родился полк–орден, но позже, когда возникла необходимость, мы стали привлекать к нашей деятельности всех, кого считали необходимым. Так и родился Орден Железной Лилии. Мы по сей день, мы стоим на защите Рейха, став его тёмный щит, что хранит страну от распада. Везде, где есть угроза сепаратизма или предательства, то там должен пройтись наш карающий клинок, выжигающий ересь, – с фанатическим холодом, без эмоций закончил Данте.
Эстебан с заворожением слушал рассказ Консула, представляя его в гуще тех событий, грозивших распадом империи. Ведь вся безжизненность и слов и лица Данте была по сути отражением того кошмара. Но от размышлений его оторвали новые слова. Консул вновь заговорил.
– А теперь плохая новость. Твоё поведение во время африканской операции вызвало противоречивые настроения в полк–ордене. Некоторые посчитали твои действия высшим проявлением защиты Пакта, а кто–то банальной некомпетентностью и самоволием. Угроза раскола нависла уже над нашим полк–орденом, и при рассмотрении решения я решил поступить таким образом: ты находишься сейчас на положении «вольного брата».
После этих слов сердце Эстебана сжалось.
– Это значит…
– Это значит, что ты выходишь из всеобщего проекта «Новый Дом» и прочих. Во время бедствий, опасности и даже начала новой войны тебе помощь оказана не будет.
Командор понимал, что после этого статуса, его дни в полк–ордене сочтены, ибо попади он в какую–нибудь передрягу и его уже не вытащит братская рука полк–ордена. Везде, где только можно было он теперь предоставлен сам себе. Будучи щитом Рейха, он сам лишился прикрытия.
– Мы в принципе можем идти, – прервав горестное размышление Командора, отчеканил Данте. – Сейчас уже начнётся заседание Ордена. Нам пора к нему присоединиться.
И Эстебан покорно последовал за Консулом, в восточное крыло, более не обращая внимания на гнетущую душу роскошь и неприличное богатство. Они все для него в один момент потускнели, ибо он потерял куда более существенное и значимое сокровище, которым только может похвастаться практически любой член полк–ордена.
Буквально через десять минут Командор сидел в мягком красном кресле и наблюдал за сценой. Он сидит в зале заседания ордена, расположенном как раз таки в пантеонообразном помещении. Оно было представлено большим амфитеатром, где в середине была небольшая сцена, на которой была кафедра с микрофоном. Помещение было поделено на сектора, разделённые проходами к сцене и выходу. Зал заседаний не был таким роскошным, скорее уж обычным. Здесь не было предметов высокого искусства, золотых статуй и богатых украшений. Всё по–обычному: белые стены, покрытые банальной известью, алые кресла и деревянные полы, выложенные самыми обычными досками. Всё помещение заполнено переговаривающимися между собой людьми, от чего в зале был непроницаемый гул. Все старались говорить о том, что сегодня произойдёт, стараясь рассказать своему собеседнику как можно больше. Но вот на сцену стали выходить люди и зал постепенно стал стихать, обретая мистическое спокойствие.
Буквально через полминуты в помещении стояла абсолютная непроницаемая тишина, а на сцене стояло шесть человек, некоторых Командор знал лично. Там присутствуют Великий Отец, Данте, представитель Министерства Времени, Коммандер гвардии Трибунала и его давний и хороший знакомый инспектор Морс. А шестым стоял человек, который объявлял о начале заседания.
– Заседание Ордена Железной Лилии, Верховный Совет объявляет открытым, – сказав это, человек отошёл в сторону и скрылся в зале.
Командор сразу понял, что те пятеро человек и являются Верховным Советом Ордена Железной Лилии, подловив себя на мысли, что так и не смог понять, что его давнишний друг – инспектор состоит где–то, хотя подозрения были. Но его размышления на эту тему мгновенно развеялись, когда к микрофону подошёл Коммандер Гвардии и всё своё внимание Эстебан обратил на выступавшего. Коммандер одет в униформу цвета яркой летней зелени, отличительную от обычной серой формы армии Рейха. Его брюки уходили под чёрные кожаные сапоги, а короткая куртка довольно неплохо выпирала на месте живота.
Мужчина вытер на лысине испарину, подвёл микрофон и стал грузно говорить. Нотки его голоса отдались французским акцентом:
– Это собрание было созвано по прошению инспектора Морса, нашего собрата по Ордену и товарища по Совету. И нам бы хотелось узнать, чего же он хотел от нас, ибо повестку он не сообщил, и если причина этого созыва была не столь важна для Ордена, то место Морса в Совете будет поставлено под сомнение.
Вперёд более менее уверено вышел инспектор в длинном сером пальто. Ему тотчас уступил место у микрофона предыдущий оратор. Инспектор выглядел взволнованным, но Морс тут же сглотнул и начал своё повествование.
– Повестка очень важная, как бы её не попытались подать, – с упрёка в сторону Коммандера начал инспектор. – У меня есть достоверная информация, что среди членов высших эшелонов власти прячется опасный предатель и это, наш Лорд–Магистрариус.– Так без подготовки и прелюдий кинул в зал Морс, сказав это, он тут же прервался, так как по залу пробежала волна негодования, сквозь которую говорить было нецелесообразно, и как только зал вновь успокоился, он продолжил. – И мои заявления не голословны. У меня есть ряд доказательств, которые это смогут подтвердить.
И Морс выложил всё то, что нашёл. Он рассказал про то, что смог найти во время своего долгого расследования, Рассказал про восстание в Великой Пустоши и на западе Иберии, и в особенности о том, кто снабжал мятежников всех необходимым от информации до оружия, Поведал о переписках высших лордов и расправе над ними. Рассказал про свои доводы. И каждое слово его рассказа доносилось до сердца каждого сидящего в этом зале человека, прожигая его мыслью, что они не смоги углядеть отступника в бюрократическом иерархе. Инспектор пять минут рассказывал про готовящееся восстание и смещение власти в Рейхе. Он говорил, что переворот начнётся буквально через несколько дней, что судьба Рейха сейчас висит на волоске, несмотря на всю его политическую и экономическую мощь. Он убеждал людей внять его словам
В глазах собравшихся людей читались самые противоречивые эмоции: кто–то ему верил, кто–то ужасался от подобной мысли, что отступником может быть столь высокозначимый человек, а глазах некоторых людей читалось банальное недоверие этому докладу.
После окончания рассказа в зале повисла непроницаемая тишина. У всех банально не было слов, чтобы выразить собственных эмоций или мыслей. Все были в неподдельном шоке.
Но вот посреди всех поднялся человек, он был одет в обычную классическую форму Имперор Магистратос. Мужчина обладает довольно сильно-отталкивающим голоском:
– А на чём основаны ваши слова? В них мы услышали минимум доказательств, лишь популизм и прошение о помощи, но чтобы предоставить её, Ордену нужны вязкие доказательства. Вот, к примеру, вы были в Великой Пустоши и участвовали в её боях, что так яро о них говорите? – Буквально проламывая обвинения Морса, начал служитель правительства Рейха. – Если там не были, то почему вы уверяете, что именно наш Лорд–Магистрариус стоит за мятежом там. Может, там вообще восстания не было. Так, небольшая группа мелких повстанцев.
– Я там был! – буквально прорычав эти слова, на сцену вышел Карамазов, под руку ведущий Ротмайра.
Как ни странно, но он был облачён в свои разбитые боевые доспехи. На месте груди зияет просто дыра и месиво из ткани, металла и пластика, на поясе у него висел тот самый клинок, но он больше не поблёскивал игриво на свету. Меч измаран в смердящей канализационной грязи. Он подошёл к микрофону и до ушей стали доноситься пламенные речи, которых от этого человека никто не мог ожидать:
– Я, Карамазов, Верховный Инквизитор Империал Экклесиас Рейха, клянусь всеми здесь присутствующими, Рейхом и Канцлером, что сам чуть не сгинул в боях проклятого города! И эта дыра в броне тому в подтверждение! – Указав на место повреждения, он вынул со звоном меч и продолжил своё выступление. – Этот клинок, напившийся там крови и пролежавший в грязи тому факт! – Затем полез за пазуху и стал перед собравшимися в руках трясти несколько бумаг, – это письма от Лорд–Магистрариуса, которые мы нашли в шпиле главы мятежа, в них говорится о соглашении между новой республикой Рейх и Теократической Директорией. – Потом он подвёл к микрофону Ротмайра, чтобы тот поведал, о том, что знает, касательно Лорд–Магистрариуса.
– Я поддержу этого человека, – к микрофону подошёл Роттмаир. – Я повинен в том, что случилось, так как мне и моим мёртвым собратьям власть, её жажда, ослепила разум. Но я хочу сказать о другом – Лорд-Магистрариус сам стремится свергнуть Канцлера и занять его место… я свидетель того, как он пытался скинуть нас, а затем и натаскал из Императора жалкого безумца. Я клянусь, что всё это истина!
Конечно, мало кто поверил бывшему верховному Лорду, который был повинен за то, что второй Канцлер правил своим безумием. После выступления Ротмайра он сам продолжил говорить у микрофона.
– Мои агенты и Теневики полк–ордена смогли зафиксировать факт того, что к Лорд–Магистрариусу приходил некий посланник из–за стены, со стороны территории гнилого и больного либерализма! Это значит, что тот проклятый царёк бумажного королевства решил вернуть нас в эпоху плотского разврата и техногенной пошлости. Вы, наверное, забыли, как на этой земле, где сейчас стоит праведный Рейх, было самое настоящее царство блуда и технического беспредела. Вы вспомните, как механизмы заменили человека на заводах, вытесняя его с работы и даря нам сотни безработных, а значит нищих. Как люди не могли себе найти работу, потому что везде работали бездушные ледяные машины. Вы, наверное, забыли постановление Трибунала Рейха, что только человек может работать и осуществлять массовую трудовую деятельность? Что ни один робот не должен заменить человека в сфере труда? Но это не самое страшное. Господа собравшиеся, мы стали забывать, когда человек стал совокупляться с машиной, считая за человека? Когда даже в похоти она подменила живую плоть! Когда была создана «Хартия Прав Робота». Мы не должны этого вновь допустить, поэтому на нашей земле строжайший запрет на использование умной роботехники! Но гнусный предатель решил вернуть те времена, когда зажравшийся буржуй спит с механической игрушкой, а десятки тысяч безработных людей ждут подачки у его дома, ибо у них нет работы. Не для этого великий Канцлер строил Рейх, чтобы потом все его идеалы были смыты одним отступником и еретиком!
Речь Карамазова продолжалась ещё около десяти минут, где он поведал о многих «прелестях» либерального мира. Верховный Инквизитор рассказал о «Часе Джихада», когда мигранты с Африки, ближнего востока буквально выдавили коренное население европейского континента, но очистительная политика Канцлера позволила вернуться к естественным для Европы, по крайней мере, для Рейха ценностям. Он рассказывал о таких противоестественных для нормального человека вещах, что многим просто становилось дурно и сидящих в зале начинало подташнивать.
Командор в полном шоке от его доклада. Он увидел Карамазова пылающего огнём эмоций, не обычного инквизитора, что с ледяным сердцем ежедневно отправляет жестокое правосудие, а человека, яростно и ревностно радеющего за собственное государство. Эстебан увидел в нём истинного сына своей родины.
После окончания речи, практически каждый сидящий человек был готов лично отправить бесчеловечное правосудие по отношению к Лорд–Магистрариуса. Но вот снова поднялся тот человек, который протестовал инспектору. Его тонкий и наглый голосок вновь зазвучал в зале, отчего Эстебану стало противно:
– Вы говорите, что Лорд–Магистрариус предатель, но можете ли вы привести факты, напрямую подтверждающие его причастность к мятежу? А ваши бумаги можете оставить при себе, ибо тот, кто мог оказывать помощь еретикам, просто назывался Лорд–Магистрариусом. Вы такой вариант не рассматривали? Нам нужны прямые доказательства, а не лекция про то, как было плохо до прихода первого Канцлера.
– И что ты предлагаешь? – Еле сдерживая себя, прорычал инквизитор.
Человек с улыбкой ответил:
– Пусть всё пройдёт по порядку полного голосования. А его порядок предполагает, что все члены Ордена могут проголосовать через сутки, после объявления проблемы. Вы же знаете, что это позволяет людям отлично сформулировать ответ, взвесив все «за» и «против». – После этих слов его улыбка сделалась ещё шире, после чего он радостно заговорил. – Вы не имеете права голосовать по–другому, ибо только этот порядок голосования определён по самым важным вопросам ещё первым Канцлером.
Командор, смотря на Карамазова, понимал, что тот был готов сейчас наброситься на этого бюрократа и растерзать его, прям в зале. Но тут своё внимание Эстебан переключил на Данте, который подошёл к микрофону, и через мгновение полилась его холодная речь:
– От лица Совета решаю, что голосование пройдёт в ускоренном процессе за восемь часов, так как обстановка у нас весьма не однозначная. И людям, и Совету необходимо время для принятия такого рода решения. Заседание объявляю оконченным.
– Прекрасная речь, Карамазов. Но сам видишь, какие гнилые «братья» в твоём Ордене. Что ж, вот и пришёл конец цели вашей защиты. Тухлая у вас программа принятия решений, ни то, что у нас была, – напоследок, почти не слышимо констатировал Ротмайр, под звук голосов расходящихся людей.
