Никита Владимирович Чирков
Вектор: Послесловие
54
Выйдя в центральный коридор, Октавия достала фотографии семьи, лишний раз перед этим убедившись, что за ней никто не последовал и она наконец-то одна. Видеть лица любимых людей – награда для нее, позволить которую ранее она не могла: уж не так устроен ее характер, не так она воспитала сама себя. Не имея сейчас возможности с ними поговорить или увидеть их, ей приходится довольствоваться не только простыми и добрыми чувствами, но и особым пониманием безопасности семьи, чьим жизням не грозит то, с чем она тут сталкивается. Это она может понять, радоваться за других больше, чем за себя, даже гордиться тем, как многое она готова сделать ради их сохранности. Хотя, честно признается она себе, желание вновь увидеть их и поговорить – самое сокровенное в этот немного пьянящий момент. Но ее каюта в карантине: пробравшийся туда иноземец запачкал все вокруг, заразив и воздух, а провести отчистку пока не было возможности. Последние дни выдались трудными – сейчас ей бы очень хотелось изолироваться на какое-то время, но разум в очередной раз ставит ее на место: надо еще многое сделать, а семья никуда не денется. Возможно, так будет лучше, думает она, борясь с пробивающимся сквозь броню отвратным сходством между ней и родившими ее людьми. Она ненавидит эти мысли, эти мерзкие чувства, этот безобразный образ легкомысленного и безответственного человека, неспособного найти время на своего ребенка. Всегда странным для нее было то, что детские воспоминания куда ярче и острее всех последующих, связанных напрямую с ее биологическими создателями, ненависть и презрение которых как раз и были основным в ее детстве. Тогда она впервые увидела смерть – прямо у себя дома. Как впоследствии стало ей известно, чрезмерное количество алкоголя, да еще и запрещенные вещества плохо влияют на организм, особенно когда используется один инструмент на двоих, к тому же содержащий яд. Их тела она помнит отлично – каждую деталь, каждую мелочь. Через два дня постучались соседи, желавшие узнать, когда же будет отдан денежный долг. Уже тогда ее удивила их реакция на мертвые тела: слезы, гнев, шок. Она внимательно смотрела на лица и пыталась понять, что же у них в головах, откуда подобное отношение к смерти. Но удобоваримых ответов она так и не смогла получить. Тела лежали на кровати, где обычно они предавались погружению в удовольствие, понять которое Октавии также до сих пор не удалось. Не было слез, скорби или страха – Октавия просто продолжила свою скудную на тот момент жизнь: рисовала картинки, смотрела телевизор, ела холодную и невкусную пищу. Она даже не вышла из старой и отвратной квартиры, входная дверь которой всегда была открыта, – такой уж был дом, а впоследствии ей стало известно: такие места называют притонами. Она не видела других детей до момента, как попала в приют. Там же она столкнулась с первым непонятным ей явлением – заботой со стороны взрослых: пусть и редко, но были некоторые нянечки, желавшие дать чуть больше, чем тарелка еды и хороший пинок.
Вдруг на фотографию упала капля. Октавия удивилась: сначала посмотрела наверх – но никакой протечки не было заметно. После она тщательно вытерла фото, убедившись в его целостности, хотя это была всего лишь вода на ламинированном материале. Она медленно коснулась пальцами правой щеки – все стало ясно. Сразу растерла щеку с особым трудно сдерживаемым усилием, оглядевшись вокруг в легкой панике. Эти фотографии служили важным напоминанием, что она – не они. Убрав их обратно, Октавия тяжело выдохнула и решительно продолжила путь по центральному коридору. Еще предстояло много работы, прежде чем она сможет увидеть и услышать свою семью, ожидать и впредь так долго она не желает.
По коммуникатору Первый сообщил ей, где находится сейчас Света, с которой Октавия решительно желала поговорить. Придя к рубке связи, она ожидала, что Света будет пытаться связаться с внешним миром, чего не могло произойти: Октавия на всякий случай заблокировала всю систему еще с момента взрыва на Векторе.
Света сидела на том же месте, где и в прошлый раз, когда позвонила бывшему мужу. Откинувшись в кресле, она смотрела в пустоту перед собой, глубоко закопавшись в собственных чувствах и мыслях, определить принадлежность коих к случаю с Наваро или же чему-то личному не казалось для Октавии возможным. Весь вид Светы кричал о ее усталости и тяжести на плечах, казалось, она уже срослась со скафандром, ставшим для нее неким бременем. Она даже предполагает, что сама Света сейчас в неизвестном для себя состоянии, вырваться из которого дается людям крайне трудно, но одно точно: такой она ее еще не видела.
– Ты пытаешься саботировать мою работу?
Октавия стояла в двух метрах от нее, держа руки вдоль тела, так же выглядя со стороны бездушным существом, хотя старалась быть чуть-чуть лояльнее, прекрасно зная, что лучше зайти с иной стороны. Ну а Света словно и не услышала ее вовсе.
– Почему ты не остановила его?
Света подняла глаза и встала, тяжело разминаясь.
– Не все ли уже равно…
– Если для тебя все кончено, то я договорюсь о том, чтобы тебя забрали. Но если нет, то я должна знать, что могу доверять тебе.
– Тебе легко говорить. Ты всегда тут, смотришь на нас сверху, пока мы там, внизу, сталкиваемся еще с тем дерьмом. – Света чуть развернулась к Октавии. – И, знаешь, меня это устраивает. Всегда устраивало.
Света замолчала, глядя на ожидающую Октавию, ища максимально близкие к истине слова.
– Будь я на месте Наваро, поступила бы так же. Может быть, поэтому я не вмешалась. А может быть, потому, что хочется наконец-то поставить точку.
– Сейчас тобой движет личное. В этом ключевая разница между нами. Для меня мало что изменилось, адаптация ко всем трудностям – важнейший навык. Ты его утратила?
Света молчала.
– Хорошо. Займись работой. Лабораторный блок до сих пор в изоляции. Его надо отсоединить, переправить внутрь Сферы и начать вскрытие.
Только Октавия собралась уходить, как Света задала вопрос, вынудив ту остановиться в пол-оборота:
– Почему я? – Октавия не ответила. – Ты можешь вызвать сюда любых профессионалов, целую, мать его, бригаду спецов всех мастей. У нас было много конфликтов, да я бы так и осталась в камере, если бы не Наваро, не говоря уже о том, что я позволила убить Курта, нарушив твой приказ. И ты даешь мне…
– Ты лучше всех знаешь, с чем придется столкнуться людям, если Вектор повторится где-то еще, а мы здесь, на передовой. Ты не просто так не смогла дозвониться: я отключила связь на всякий случай после взрыва на Векторе. Что-то здесь происходит, и я узнаю, кто виноват в сбоях связи и череде неудач. Курт лгал нам с самого начала, но он не мог ничего предпринять в адрес Улья. – Октавия задумалась и особым личным тоном произнесла: – Ты сама сказала, что на месте Наваро сделала бы то же самое. Ты боишься этого.
Октавия развернулась и ушла, оставив Свету одну. Та не понимала, злится она на нее или нет. Может быть, злится на себя, потому что Октавия хоть и права, но не знает главного: Света не связалась с мужем, потому что не захотела. Неожиданно ей стало страшно. Она вновь села тяжело в кресло, спрятав лицо в ладошках, все думая о том, что она пережила в момент почти случившейся смерти. Немыслимо, но почему-то то состояние, как и тот образ со всеми вытекающими чувствами, стали для нее ближе, чем реальность. Такого никогда не было – это пугает и злит, раздражает и заставляет поддаться слабости. Она боится, что если услышит голос мужа, то либо разочаруется, либо тот остаточный эффект пропадет навсегда, а реальность не сможет дотянуться до того состояния покоя и гармонии, испытываемого ею на пороге смерти. Она сама себя ненавидит за это, прекрасно осознавая, как легко может случиться так, что очередная грядущая отвратная ситуация вынудит ее сожалеть об упущенной возможности услышать голос любимого человека. Что же с ней не так, сокрушается она, вновь поднявшись и начав ходить кругами, тяжело дыша, сдерживая себя от гнева в собственный же адрес…
Надо отвлечься, думает Света, уже чувствуя, как ее затягивает трясина боли, вот-вот лишившая бы даже сил стоять на месте. Она начала разминаться, заставлять себя двигаться, разгонять кровь, разгорячившись настолько, чтобы включились инстинкты под напором адреналина, дабы контроль был возвращен мысли, а не чувствам. Октавия хочет расконсервировать лабораторию – правильное решение, думает уже бодрее Света. Заодно выругавшись на ту за отключение сети, лишний раз удивляясь, что есть параноик похлеще ее. И вот тут она вспоминает сначала слова Октавии, что Курт не мог мешать Улью, а после и слова Наваро – возможно, Курт в чем-то мог быть прав. Он говорил про то, что Анна и Третий как-то замешаны в том, что произошло с Ульем и Вектором, пока их не было. Да, Курт уже давно сошел с ума – но почему он выбрал именно эту версию? Могло ли быть так, что он смог что-то узнать, но сам не понял до конца и пытался передать это? Или же связь Третьего со случившимся была им доказана еще ранее, но он не успел никому доложить, так как на них напали… Что если именно это и стало причиной неожиданной атаки тварей на группу? Третий ведь неразрывно связан со Вторым и Первым, а они были тут. Возможно ли, думает Света, закапываясь в нити теорий, что уродов Вектора направили к группе по наводке Третьего? Дабы убить Курта и остальных, закопав доказательства под трупами. Все же за контролем окружения следил именно Первый.
У Светы уже начинает болеть голова: всего так много, да и велик шанс, что она просто ищет способ не думать о личном. Но лучше всего, решает она, утрамбовать все в голове, спросить напрямую у Первого. Уж кто-кто, а он должен знать, почему и что произошло. Но не успела Света подойти к шлюзу, как оттуда на всех парах примчалась Ханна.
– Нам нужно срочно поговорить!
– Что случилось?
– Ничего срочного, все пока хорошо, если ты про это.
Света выдохнула, Ханна поняла, что нагнала лишнюю смуту.
– Извини. Но это срочно, правда.
– Мне нужно кое-что сделать, пока…
– Ты уверена, что знаешь Тобина?
– Поясни! – Света заинтересовалась.
– Это не настоящее имя. Да, я сама не сразу поверила в это. Но я прошерстила все архивы, все записи, даже сверилась с дневником Харви Росса. Имя «Тобин» упоминается только там и нигде более.
– Ну а сам он что говорит? – Света включилась всерьез, будто бы ее пытаются уличить во лжи.
– На эту тему промолчал. Но я видела его реакцию на мои вопросы о его личности. Он не удивился тому, что мы не смогли пробить ни отпечатки, ни кровь, да вообще ничего. Его словно не существует.
– Так, слушай, это все ты правильно делаешь – но разве нам не насрать на его личность? Он носитель антител, а я говорила, как к нему надо относиться. Может, просто забьешь и…
– Он предлагал торг. Мне, Стасу и Кроссу. Говорил, что на Векторе есть действующая вакцина, только забрать и все. Отпустим его – и он укажет где. И да, он упомянул, что именно ее испытывали на Харви. Я понимаю, проще оставить все как есть, но мы вот так проигнорируем явно темную лошадку?
– Ответь на вопрос: ты хочешь достучаться до правды, или все дело в смерти Алдена ради этого урода?
Ханна не ответила, но ее лицо сказало многое.
– Октавия знает?
– Это она мне дала разобраться с этим вопросом. Я проговорилась, она изучила записи Харви, потом ее что-то отвлекло, она поручила мне узнать, почему Тобин скрыл свое настоящее имя, ну и почему его нигде нет. Тут явно что-то не так, раз он даже спустя десять лет сна скрывает свое истинное имя: не ищет родных, не интересуется никем и ничем. Думаю, ты лучше всех поймешь то предчувствие, что орет о чем-то большем, сокрытом пока от глаз, но которое аукнется всей силой, если упустить момент!
55
Света и Ханна вошли в медицинский блок и, быстро глядевшись и найдя Стаса в хирургической, направились к нему. У смотровой они увидели, как за операционным столом Стас и Кросс берут пункцию спинномозговой жидкости у лежащего спиной кверху Тобина. Подобная картина пробудила у Светы далеко не самые приятные воспоминания – но все же сейчас она была не на Векторе, процесс пусть тот же, что и в целом контекст, но она держит себя в руках. Причем, как и тогда, сейчас она решительно собирается нарушить планы доктора. Света постучала по стеклу, оба обернулись к ним, но подошел в итоге лишь Кросс.
– Вы закончили?
Его немного удивило объединение Светы и Ханны.
– Смотря что ты имеешь в виду. Анализы все взяли, сейчас заканчиваем – ну и начнем более комплексное создание лекарства.
– Нам нужен Тобин. – Кросс удивленно посмотрел на Свету. – Да, ты меня правильно услышал. Мы берем его и идем к Октавии. Вы же все сделали? Значит, он либо в камере будет отлеживаться без дела, либо, что полезнее, ответит на некоторые вопросы. Не беспокойся, все под мою ответственность, мне не впервой с таким, как… – Света быстро оборвала себя на полуслове, поняв, что чуть не сказала слишком многое. Это заметили Кросс и Ханна, переглянувшись. Света быстро включилась вновь: – Нам долго ждать?
В этот момент подошел Стас:
– Я правильно услышал, вы хотите…
– И это не предложение – мы забираем его, на время, пока не выясним, что этот засранец скрывает.
– Только не говори, что ты поверила в байки о рабочей вакцине, спрятанной на Векторе!
– Не говорю.
– Не поймите неправильно, но разве это важнее, чем создание лекарства? Ты же сама говорила, что он – вещь для нас, ну и весь прочий цинизм в твоем стиле. – Кроссу не нравилась эта затея, но еще больше он был недоволен отсутствием солидарности с ним у Ханны.
– Вы и так взяли все, что нужно, верно? Дальше, насколько я знаю, ему нужен отдых, а нам нужно убедиться, что потом никому из нас не аукнется неведение, окружающее его персону чуть ли не целиком.
Ханна была убедительна, поглядывая то на Кросса, то на Стаса. В конечном итоге, чуть поразмыслив, они согласились, сразу же начав упаковку всего инструмента и подготовку Тобина к передвижению. Света уже обдумывала дальнейшие действия после привода Тобина к Октавии, дабы та смогла провести грамотный допрос в своем стиле, что позволит ей остаться с Первым наедине. Да, тайна Тобина создает как опасение, так и интригу, все же наличие его здесь – заслуга Светы. Она все еще чувствует некую ответственность, да и ощутимую связь с ним – но уже далеко не такую тесную, как раньше. Самое главное – иммунитет есть, а значит, лекарство будет. Остальное уже меньше ее волнует, пусть цепь событий, начатая с Харви Росса, возможно, и не закончена, но саму ее эта навязанная роль держит уже не с такой силой, как ранее. Кажется, словно все это было так давно, думает Света, радуясь, что более не ощущает себя обязанной кому-то или чему-то. Она почти свободна от начавшейся на Векторе истории, конец которой должен произойти здесь, на Улье.
– Что на уме?
Подобный вопрос от Ханны удивил Свету, она даже сначала не знала, что сказать, но та продолжила:
– Ты громко думаешь. Думаю, мы обе согласимся, что лучше нам быть честными друг с другом, а это значит, что подозрения и необычные мысли, как и любые идеи, нужно обсуждать. Хватит уже недосказанности – мы все в одной лодке, а выглядит так, будто бы каждый сам на себя одеяло тянет.
Света не успела даже заметить, как Ханна не просто освоилась, а вполне приобрела уверенную позицию и силу на Улье. Света подошла ближе, говоря так, когда хотят сохранить в тайне слова и их смысл:
– Курт говорил нам, что Третий как-то связан с потерей связи и прочим дерьмом, которое тут происходило. Пусть он и поехал башкой, но почему-то именно эту тему стал раскручивать. Да, ты правильно поняла, возможно, среди нас есть сраный предатель, и я узнаю, кто это. Но мне нужно добраться до Первого.
– И когда ты собиралась мне это рассказать? – Ханна была недовольна, ее лицо преобразилось, что легко бы заметили Кросс или Стас, отчего она пыталась не подавать виду. Но Света не ответила, ожидая вердикта ее плохо скрываемых мыслей. – Когда ты ушла, Кросс предложил свалить отсюда, а то такой бардак творится, что в безопасности себя тут не почувствуешь. Октавия запретила, Стас поддержал, но, думаю, он просто еще не в себе – потерять друзей в один момент… Главное – она сама попросила меня разобраться с Тобином, но сама отвлеклась на Первого, он звал ее ради чего-то срочного, а после она даже не спросила меня о результатах, словно и не было ничего.
– Теперь понимаешь, почему я хочу привести его к ней. Так просто ее не вытащить из Центра, сучка там теперь живет. И не смотри на меня так, сама пришла за помощью.
Ханна заметила выходивших Кросса и Стаса, Тобина они толкали на коляске.
– Я отвлеку Октавию на Тобина, но не более того, – быстро и уверенно проговорила Ханна, выкидывая из головы мысли о саботаже и нарушении всех правил, сразу сделав шаг вперед к ним.
– Он ослабел, но в порядке. – Стас проверял все показатели через планшет. – Просто надо дать времени немного, если что-то случится, Кросс знает, что делать. И ничего не трогайте – мы ему подключили все самое полезное, а то литр крови, знаешь ли, организм ощутимо теряет.
Ханна посмотрела на Свету, но та уже собралась забрать Тобина, произнося:
– Думаю, вряд ли он сможет нам навредить. Справимся вдвоем.
Стас отдал планшет Кроссу, вставшему уже с другой стороны коляски.
– С недавних пор я главный врач на Улье, а значит, я принимаю решения и несу ответственность. Кросс идет с вами, иначе никуда вы не пойдете. Он будет приглядывать – мы же не хотим, чтобы что-то случилось с Тобином?
Тишина немного затянулась, никто уступать не собирался. Ханна кивнула Кроссу головой, приглашая идти за ней.
– Поехали! – грубовато и устало отрубил Кросс, покатив каталку вперед. Ханна пошла рядом с ним.
– Ты давно спал вообще? – Света постаралась проявить понимание, но также не хотела казаться слишком добродушной. Стас подметил это, чуть ослабив характер, оперся на стену:
– Даже думать об этом не хочу, ну его… Ты сама-то как?
Света не знала, что ответить: подобный вопрос застал ее врасплох. Долгие размышления были им трактованы не так, как она ожидала:
– Ненавидишь меня? – с интересом спросил он, видя нахмуренное лицо Светы, – Я же Октавию поддержал, а не Кросса.
Света не знала, о чем он, что читалось на ее лице легче легкого.
– А, точно, тебя же не было. Видимо, усталость и правда дает о себе знать. После того как ты ушла, Кросс захотел узнать, почему мы продолжаем работать. С нашими-то потерями и проблемами мы должны были давно уже вызвать помощь.
– И ты против этого?
– Разумеется. Мы уже проделали слишком большой путь. Осталось-то совсем чуть-чуть. Наконец-то все пришло в какую-никакую норму, а значит, пока есть силы, мы должны сделать то, ради чего тут и оказались. Я лучше продолжу до победного – иначе и не умею. И почему-то мне кажется, тут мы с тобой одного мнения.
– Ты словно по бумажке читаешь.
Стаса удивили слова Светы настолько сильно, что, не находя, как ответить, он чуть отвлекся и уже в закрытой манере спросил:
– Тебя там не заждались?
Света все поняла. Кивнув несколько раз, она поспешно ушла, оставив Стаса одного, прекрасно зная, какие процессы сейчас пойдут в его голове, желавшей разобраться с тем, почему он на самом деле хочет остаться здесь. Шагая по медблоку, Стас также блуждал в ворохе личных вопросов и ответов. Он то соблюдал правильную последовательность в работе, убрав лишний инструмент, прибрав давний бардак на столах, проверив результаты анализов, – то, наоборот, не мог найти себе места, не замечая, как то несколько раз встает со стула, проверяет уже сделанное, то несколько раз садится обратно. Казалось, все это отнимает часы, хотя на деле были жалкие минуты. Только, к сожалению, все это не помогало разобраться с той непривычной ему суматохой в собственной голове.
Он не имел склонности идти наперекор руководству, особенно в моментах, не касающихся его должности: уж так воспитали – авторитет и субординацию нарушить нельзя, тут его трудно переубедить, подобное в подкорку с детства вшивали. Но с Октавией, понимает он вскоре, все же был несколько иной мотив. Может быть, все дело в том, неожиданно задается он вопросом, что он не может не закончить работу из-за Мойры? Она ведь доверяла ему, как и он ей, они были чуть больше чем просто коллеги – вполне друзья. Даже более того, она являлась наставницей, да и хорошей опорой, умеющей принимать трудные решения и брать лидерство: все же его характер и способ ведения дел не позволяли просто так идти кому-то наперекор или же преследовать некие личные цели на рабочем месте. Может ли быть так, что он боится опозориться перед ней? Только сейчас он всецело начинает осознавать факт ее смерти, как и той же ужасной участи, коснувшейся Курта и Анны. С последней он был плохо знаком, но все же. Третьего Стас толком и не знал – лишь номинально. Лучший способ почтить усопших – это продолжить дело, ради которого они рисковали жизнью. Это помогает ему отчиститься от колющих изнутри смятений и чувств, связанных напрямую с вопросом: чего же он на самом деле хочет?..
Борясь с усталостью и изнеможением, Стас закинулся таблетками, запил их водой и, встряхнув головой и растерев лицо, решился доделать эксперимент. Он подошел к камере. Горди сидел на кровати. Со стороны легко могло показаться, словно внутри и нет никого, лишь костюм, закрепленный в позе зародыша. Внутри него уже несколько часов происходили разные процессы, должные либо улучшить его состояние, приблизив к человеческому, либо же, наоборот, ухудшения создадут необратимые последствия.
– Горди! – Стас постучал грубее и сильнее ожидаемого. – Горди, ты меня слышишь?
Его руки все так же были в наручниках, как и стяжка вокруг шеи казалась нетронутой.
– Я должен знать, что ты меня слышишь и понимаешь. Я ничего не сделаю, если ты не подашь признаков жизни! – Это была ложь, но она могла сработать.
– Голоса не проходят… – Появилось движение, кое-как с трудом он сел на край спального места, голова свисала вниз, спина горбилась, руки все так же прижимал к груди, казалось, вот-вот – и упадет вниз. – По…мммм…оги… они не уттт… утихают…
– Я помогу. Но сначала я усыплю тебя, чтобы снять костюм и провести полный осмотр, после чего мы поймем степень твоего заражения и начнем лечение. Ты не должен сейчас бояться, я твой друг, помнишь это? Я передам тебе усыпляющее, чтобы стало легче, используй его.
Горди медленно кивал головой, вновь сгорбившись. Стас искренне надеялся на остатки разума Горди: все же если он попытается обмануть его или не примет транквилизатор, то придется через силовой метод нейтрализовать – да, именно пациента, подчеркивал он этот статус в голове. Более ничего так и не сказав, он вышел из зоны камер и повернул налево, к складам, прямо напротив хирургической. Внутри склада он сразу же подошел к нужной полке слева от входа, задумываясь заодно о том, чтобы самому себе взять что посильнее: а то он даже не понимает, то ли голоден, то ли попросту не хватает сил. Наверное, опять пробивается трезвая мысль, стоит взять перерыв. Кросс сможет приглядеть за всем, пока Стас поспит хоть пару часов, – идея вполне хорошая, но до нее надо добраться. Встряхивая головой, он подошел к двери и нажал на панель, но створки не разошлись. Он уже подумал об окончательной потере внимания, решив уж со второго раза попасть по сенсорной кнопке, но та не реагировала. На экране высветилась надпись «дверь заблокирована».
