Наг Стернин
Из рассказов капитана Паба. Червивое яблоко 4
7
…Паб задумчиво покопался ногтем в зубах, потом в бороде, потом в затылке, потом поднес к глазам стакан и так же задумчиво обозрел его. Стакан был пуст. Паб сунул стакан киборгу и покачал головой так укоризненно, что киборг вроде бы даже смутился… нет-нет, он не пролил спиртного на стол, но был, судя по всему, очень близок к этому предосудительному деянию. Паб с благосклонным кивком принял в обе руки стакан, в котором плескалась двойная порция двойного дринка, и продолжал.
– Внезапность – это, конечно, да. Но дело не только в этом. Мы появились на корабле в самый разгар микширования, и пусть не у всех, но опыт работы в таких условиях у нас уже был. Да и не рассеял миксер наши атакующие группы, не разбросал. Не успел. Чарлей вовремя нас увидел и гаджет отключил. А вот экипаж судна был расшвырян по отсекам, перемешан, перепутан и полностью деморализован. Так что взять шип под контроль оказалось делом совсем не сложным. Экипаж мы мгновенно разоружили, заперли в кутузке – кутузка на шипе оказалась, ц-ц-ц, прелесть что такое, емкая, звукоизолированная, разбитая на отдельные пыточные и снабженная всем необходимым как для экстренного потрошения, так и для долгой вдумчивой работы над подследственными.
Инптуд на счет раз вытащил из экипажа координаты их базы и немедленно сообщил их Ковалю для принятия мер. Мы все прекрасно понимали, что инициаторы этой истории недостижимы ни для нас, ни даже для Коваля, и это многократно усиливало в Ковале желание похозяйничать на базе, а в наших парнях желание добраться до Джейн Бондс. Вот только не было ее нигде на корабле. Как? А так. Смылась. Каким образом умудрилась? А это, так сказать, покрыто полным мраком неизвестности. Роковая тайна. Весь корабль перевернули вверх дном, однако даже следов ее нигде обнаружить так и не удалось. Впрочем, я неправ. Конечно же неправ. Следы-то были. Полно. Куда ни плюнь. Самой Джейн не было. Кстати сказать, на месте не оказалось и одной спасательной шлюпки.
А это вы, рыжие, зря смеетесь. Напрасно смеетесь и не по делу. Никто ее не упустил и не отпустил, что характерно. Какая солидарность, вы что, Фи-Фи ку-ку? Шлюпка эта стартовала не у нас из под носа, а еще до того, как группы захвата появились на корабле. До, а не после. До! При чем здесь предвидеть нападение, на самом деле… пророка нашли. Говорю же, тайна сия велика есть. Будь она на месте, не взять бы нам корабля с такой легкостью. Взяли бы в конечном итоге. Но не без шишек.
… и докажу. Очень просто. Свидетельство есть несомненное и полный верняк. Объективней некуда. Джейн стартовала, когда миксер уже закрутился, но до того, как группы захвата появились на корабле. Нет-нет-нет, я в этом абсолютно уверен. Дело в том, что на шлюпочной палубе образовался некий независимый кувыркальный анклав, отрезанный от остального корабля разгерметизированным отсеком первой шлюпки, в которой Джейн и смылась, я полагаю. Чтобы ангар остался разгерметизированным, надо чтобы герметизировать его было уже некому, то есть миксер уже должен работать. А Гитик этот самый, который профессор, вопил и кувыркался в этом отсеке в гордом одиночестве. Он должен был угодить в отсек еще до старта Джейн и никак иначе. После старта шлюпочная палуба была от остального корабля отрезана полностью. Вот Гитик и бултыхался из шлюпки в шлюпку и орал как попугай, из которого по перышку выдирают хвост. Почему он не смылся? Про кнопки запуска в шлюпках-то он знал. И он их видел. Но видеть это одно, а успеть нажать совсем другое. Видели бы вы его, когда миксер выключился, и мы извлекли его на свет божий. Взъерошенный, лохматый, мятый, глазенки выпученные, безумные, очечки запотелые и вопит тоненько на одной ноте а-а-а-а! Да уж, накувыркался мужик в этом Диснейленде. От пуза. На всю оставшуюся жизнь. Повис на Ванькиной шее, всю рожу ему обслюнявил: Вы герой Империи! Вы герой человечества!
…Спросите, что полегче. Представления не имею. Говорю же, покрыто мраком неизвестности. Мужики! Или, как говаривала одна моя знакомая живая алкогольная клякса, мужильтмены! Я не придуриваюсь, отнюдь. В самом деле, не знаю, и никого не прикрываю, клянусь! Когда весь этот миксер перестал крутиться, на борту шипа ее уже не было, я же обтвердился, клянусь мамой… А вот этого не надо. При чем здесь Инптуд? Он, конечно, не из конторы, но не надо на него врать. Если он говорит, что отношения к ее побегу не имеет, то я склонен ему верить. Инптуд мужик, конечно, не простой. Плотно и энергично контактируя с агентом ультракласса, он способен черт знает на что… Естественно, он мог при удачном стечении обстоятельств обеспечить Джейн проникновение в шлюпку. Но чтобы успеть провести старт до очередного оборота миксера, она должна была бы к пусковой панели нырнуть рыбкой прямо от входа. Да и в этом случае харей-то она до нее долетела бы, а вот успеть пальцем ткнуть в кнопку запуска, это, брат, не знаю… Ну, ты, рыжий, может, и сумел бы провести запуск носом, если бы я тебя отправил в эту самую шлюпку прической вперед. А вот над нею вряд ли кто-нибудь смог бы позволить себе провести такое неполиткорректное действие. Разве что Ванька, да и то не факт. Сам теряюсь в догадках, мужики.
Джейн удивительная женщина, джентльмены. Каждый мужик, если он чего-нибудь стоит, мечтает отпальпировать именно такую. Это вулкан. Это ядерный взрыв. Это космос, убийственно опасный, но прекрасный, но притягательный, без которого ни один из нас, космических бродяг с адреналином в жилах вместо крови, не мыслит себе жизни. За право зарыться мордой в ее грудь я продал бы душу дьяволу, но первой моей реакцией на ее внезапное появление был бы выстрел. Не знаю, удалось ли бы мне ее опередить. Не уверен. Но твердо знаю одно – если бы удалось, я тосковал бы над этой своей удачей всю оставшуюся жизнь.
Не могу сказать, что Джейн занимает все мои мысли, мужики. Нет, конечно. Но в те – пусть и редкие – минуты, когда что-нибудь заставляет меня вспомнить о ней, я не могу отделаться от одной мысли. Была она когда-то чудесной маленькой девочкой, умилительно милой, пластичной и умненькой. Потом превратилась в очаровательную юную девушку, порывистую и пылкую, живущую ожиданием счастья и любви. И были в ее жизни первая любовь, первый поцелуй, первый мужчина. Да. Вот именно. Первый… Сама-то она вспоминает ли об этом? Что побудило ее свернуть на дорогу Гюльчатаев? Что заставляет отнимать чужие жизни, а не самой порождать новые? Только не надо говорить, что такова жизнь. Жизнь это наше с вами совместное существование. И оно полностью определяется нашим, как бы это сказать, взаимодействием. Так что, наверное, у каждого из нас, даже самого порядочного, рыльце-таки в пуху. Вот тот портрет юной Джейн, который я тут только что нарисовал, он вам никого не напоминает?.. Правильно, он один к одному списан с последней подружки Ивана. Ну, и как сложится дальше жизнь этой подружки, хотел бы я знать? Я же говорю, она сейчас активно ищет для своей попки равноценную замену Ванькиным губам. И куда ее эти поиски заведут? С учетом поста, который ей предстоит занять в самом ближайшем будущем, это наводит на о-очень тяжкие мысли. Найти Ваньке замену дело не простое. И супруг ее новоиспеченный вряд ли от этих поисков будет в восторге. И это вшивает в ткань нашего совместного предстоящего бытия множество будущих событий… которые и есть поводы для вселенских неприятностей. А что такое есть повод? Чем он отличается от мотива?.. разве что названием. Так что тот ли повод, или какой альтермотивный… Это у тупых Гюльчатаев на все есть свои приметы и свои Нострдамусы, а мы должны заглядывать под ковер… если нам позволят.
И что вы мне все время шьете ненависть к спецназу, рыжики? Я уже спрашивал у вас, я-то сам кто? Спецназ это одно, а коммандос это совсем другое, говорю вам. Вот по маске на физиономии и можно различить кто спецназ, а кто коммандос. Голомордые – это как раз спецназы из Патруля и прочие подобные армеуты. По понятиям всяческого элитарного эксклюзива это быдло, расходный материал, у которого лобешники вечно под пулями с горячих планет и всяких прочих зеленок и точек. Они тоже всегда настороже, однако с мирным штатским населением не воюют, потому и голомордые. И если кому из непричастных прилетит от них ненароком в хобот, то пострадавшего спецназы обязательно подымут на ноги, отряхнут ему штаны, извинятся – если знают нужные слова, конечно – зубы ему с земли соберут и вручат, в платочек их аккуратно завязавши. Бывает даже выпивкой угощают некоторые… редко, конечно, но бывает. А у которых маски на рыле, это гоблины. Это эксклюзивы из элитариев на службе у элитариев. И если тебе от них прилетела плюха в харю, так радуйся, что ботфортом под копчик не добавили, даже если маски у них не из бабьих чулок с дырками, а в виде чебурашки или какого-нибудь мультяшного поросюшки-свиненка.
Два раза мы имели в этой истории дело с Гюльчатаями, и оба раза им, Гюльчатаям, не повезло. Оба раза они были без масок. А маска на роже Гюльчатая является обязательной деталью любого пейзажа с его участием. Первый раз это отсутствие объяснялось очень просто: никто из киднэпируемых не должен был никогда попасть обратно в большой мир. Ученые должны были оказаться в тайных лабораториях на положении рабов, а все прочие на том свете, и совершенно неважно есть тот свет на самом деле, или его вовсе даже нету… скорее всего. Ну а второй раз мы сами явились к ним, причем не в гости, не в дом, а в самое змеиное логово, где они себя чувствовали в полной безопасности. Придурки. Совсем оборзели.
Нет-нет, они, естественно, разные и друг на друга не похожи. Те, что поумнее и поосторожнее, настолько со своею маской срослись, что даже вставая ночью по нужде сначала хватаются за нее, а уже только после за пипифакс. А некоторые так в ней и спят. Недаром их тыщу лет дразнят "Гюльчатай, покажи личико". Отчего так дразнят?.. спроси, чего полегче, и откуда мне знать, так ли уж был страшен рожей этот самый супер, которого звали Гюльчатай, что рожи своей без маски на белый свет не казал вовсе. Сегодня этого ни одна живая душа не помнит. Вот только оскорбление считается почему-то страшным, и любые коммандосы немедленно свекленеют рожей – аж через маску видно! – и лезут в драку не щадя чужой жизни.
…С чего вы это взяли, рыжики? Никогда я не говорил, что Рем Бо-бо дурак. Категорически. Вот тот же Бул или Рокки – его полное имя Рокки Н.Роллинг – эти да, типичное суперменское дубье из телека. Раз в зубы, два в зубы. Словом, впереди все разбегаются, сзади все рыдают. А у Рема есть голова. Безусловно. Просто он бескорыстно влюблен в собственный банковский счет, а наличие головы реализации этой страсти ощутимо препятствует. Так что мозги у него в сознательно законсервированном состоянии. Вот и разменивается Рем на свои дурацкие приколы. Он прекрасно знает свой шесток и никогда не трогает особ, прослушавших в гламурных бизнес-скулах элитно эксклюзивные курсы экономического манагеризма и превзошедших все четыре мудрейших правила арифметики… даже деления… особенно деления… Во избежание. Ибо умение делить и – делиться! – есть основа политической и экономической жизни. А чеканный афоризм "Делиться надо!" черт знает с какой древности составляет основу экономического и политического долголетия эксклюзивных элитариев. Потому что деньги это такая штука, что с легкостью конвертируется во что угодно, и никакой Чарлей с заколупическими миксерами для этого не нужен. Если кто кому деньги, так тот тебе "чего изволите-с", хоть бы и на букву Б – от безопасности до безнаказанности. И станет тогда крупноофициозная личность сверкать возле тебя жирными погонами и вдохновенно вещать, что ребенок, мол, слишком болен, чтобы вести себя хорошо!
Да, мужильтмены, теперь, когда этот эпохальный блокбастер пришел к концу вполне-себе благополучно для человечества – для нормальных людей, а не успешного гюльчатайства с парой ноликов перед первой значащей цифрой в личных идентификационных номерах, оно не в счет, тьфу на него, – так вот, теперь можно уже подводить некоторые итоги.
Может быть это кому-то и смешно, но я счел бы достаточно характерным и даже симптоматическим, что чуть ли не все сколько-нибудь порядочные или просто разумные люди, задействованные в этой истории, с визгом кинулись уговаривать Ваньку, чтобы он взял их к себе на Азеру или, на худой конец, на вторую планету системы Райну. Даже Гитик к нам просится, причем очень-очень настойчиво. Очечки блестят, пальцы врастопырочку веером, и сам утверждает, что поставит на Азере такое образование, что империя со свободными мирами обзавидуются и изойдут слюной. Куча народа: патрульные, как бывшие, так и действующие, мелкие чиновники, полицейские, солдаты. Сам Коваль нет-нет, да и заговорит с мечтательностью во взоре, что вот возьмет он, да ка-ак выйдет в отставку, да ка-ак переберется на Азеру… Благо наш рукав галактики от центра черт знает как далеко, и на все центристские заморочки можно будет нежно поплевывать. Сузи со своим бойфрендом, который теперь уже не бойфренд, а вполне себе полноценный супруг, тоже подали заявку.
Так или иначе, сейчас известна судьба всех людей, задействованных в нашей истории, кроме Гюльчатаев, естественно.
Но Гюльчатаи на то и Гюльчатаи, чтобы о них не осталось никакой памяти. Что оставляют Гюльчатаи людям после себя? Дерево?.. Дом?.. Ха! Ни яблока выращенного, ни даже гвоздя куда-нибудь вбитого. Ничего. Одни пустынные кладбища, где лежат не только такие же Гюльчатаи, увы, эти-то черт бы с ними, но простые нормальные обыкновенные люди, которых кто-то любил, и о которых кто-то до сих пор горюет.
Конец
Не пей меня (рассказ)
– Нет, ребята, – сказал капитан Паб, – все это совершенно отвратительная ложь и клевета. В натуре.
Он почесал свое волосатое брюхо, отхлебнул из стакана и продолжал:
– Для начала я должен заявить, что ни одна живая душа в Патруле и не думала заниматься травлей Сержа Каменски. Чушь. Чушь собачья. Просто Серега никак не мог оправиться от некоей давней истории с волопасными пауками. Слыхали, небось? Ну, то-то.
Тогда он, как говорится, потерял лицо. Естественно, весь Патруль ржал над тем, как Серега делал ноги от дармовой выпивки, думая, что спасает свою обожаемую задницу. Ценой моей задницы, кстати сказать.
Если бы у этого дурака нашлась хоть капля юмора, он сумел бы выкрутиться. Не без потерь, может быть, но сумел бы. Другим и не такое сходило с рук. Поржал бы вместе со всеми, приврал насчет белой горячки. А уж поделись он с парнями своим способом обеспечиваться в полете спиртным, весь космофлот стал бы носить его на руках как величайшего из благодетелей человечества.
Но на самоиронию Серега оказался абсолютно неспособен. Слишком уж серьезно он относился к своей драгоценной особе. Он озлобился, замкнулся в себе и принялся воевать со всем Патрулем – дело бессмысленное и, как вы понимаете, совершенно безнадежное.
Свою лепту в добивание Сереги вложил и наш Индюк, я имею в виду адмирала Коваля. Конечно, его тоже можно понять. Больше всего на свете ему хотелось избавиться от Каменски, но он боялся, что в отместку тот выложит свой способ остальным. Перспектива командовать не вяжущим лыка Патрулем была, наверное, кошмаром адмиральских бессонных ночей.
И тогда Индюк придумал, как ему показалось, блестящий выход. Он стал отправлял Жлоба в полет только в паре со мной, поскольку был уверен, что я буду последним человеком, которому тот доверит свой таинственный секрет. Причем формально ведущим всегда шел Жлоб. А я был при нем чем-то вроде няньки.
В тот раз отправились мы к системе Арктура проверить кое-какие слухи. Вы знаете, как это бывает. В пограничных квадрантах слухов хватает всегда. Но тут речь шла, ни много, ни мало, о пропадающих экипажах. Да-да, я не оговорился, именно экипажах. В тех местах в пространстве стали находить этаких летучих голландцев. Все на них в порядке, все механизмы работают, грузы на месте, а вот экипажи будто в четвертое измерение провалились. Тю-тю. Нету.
Капитан Паб снова почесал свое брюхо, глянул в пустой стакан и вопросительно посмотрел на киборга. Киборг немедленно наполнил ему емкость, капитан опрокинул оную – естественно, не на стойку, а в еле заметную щель среди могучей седой поросли под мясистым носом – и задумчиво продолжал:
– Так вот. Там мы наткнулись на такое симпатичное солнышко, вокруг которого болталось аж две пригодных для жизни планеты. Представляете себе – ну, абсолютно земного типа, стервы. Жизнь на них так и кишела. В любых формах, разве что кроме разумной.
Кстати, эту системку потом по второму разу открыл один из наших ребят, тезка мой и лучший друг Ванька Азерский, который получил за это титул имперского комта с правами вице-короля, деньги, почести и… Ванька, разумеется, мужик свой, но нам с ним просто чертовски повезло. На эту планетную систему мог наткнуться вообще кто угодно после того, что умудрилась натворить эта помешавшаяся на реванше пьяная скотина. Я имею в виду Жлоба, разумеется.. Как вспомню, так нехорошо делается.
Естественно, он как надрался сразу же после взлета, так и не просыхал до самой высадки на обнаруженной нами планете. А как только вылезли мы из своих скорлупок, этот кретин сразу же начал разыгрывать из себя большого босса. Был он самодовольный, веселенький, пьяный и нагловатый.
Мы вышли без скафандров, атмосфера там совершенно земная, я вам уже говорил. Правда, я захватил с собою иммунную машину, так, на всякий случай.
С-м-три, к-кая бл-гдать, – сказал он мне заплетающимся языком. И добавил глумливо: – Р-зрешаю пр-гуляться… Скотина.
Представляете себе, этот дурак даже не взял с собою оружие. Если бы не я, его еще до встречи с кляксой непременно кто-нибудь сожрал бы. Впрочем, как известно, и мой бластер его тоже не спас.
На кляксу мы натолкнулись на берегу странной такой речки с пульсирующим течением. Не то, чтобы там были какие-нибудь особенные волны, нет, просто через определенный промежуток времени она то уменьшалась до размеров ручейка, вроде какой-нибудь Темзы, то разбухала до размеров нашего Енисея. Впрочем, справедливости ради хочу сказать, что ни Темзы, ни Енисея я в глаза не видел. Но вы понимаете, что я имею в виду… Надеюсь.
Думайте обо мне, что хотите, но вид у этой кляксы был озадаченный. Будто бы странны ей странности течения этой странной речки. Странны, и все тут. И еще. Я готов поставить свою голову против рюмки скверного пойла, которым травит нас эта лысая скотина, наш хозяин, что когда мы к кляксе приблизились, я вдруг уловил нечто… Запах?.. Нет не запах. Скорее намек на него. Или воспоминание. Знаете, как это бывает, налетело что-то родное, манящее и бесконечно дорогое сердцу, как старое выдержанное бренди. Налетело и отхлынуло, а ты даже и не успел осознать, что же это было.
Когда клякса нас заметила, а она нас заметила, ручаюсь, по бокам ее побежали цветные пятна, и мы, не успев сообразить, что делаем, тут же, мгновенно, оказались рядом с нею. И самым поразительным было то, что в этот момент я уже знал, что клякса – это как раз бренди. Да-да, бренди, несмотря на свою несуразную форму. Не догадывался, не предполагал. Знал. Только не спрашивайте меня, откуда. Знал, и все тут.
И вот еще что. Я вдруг почувствовал жажду. Ужасную жажду. Такую, что терпеть было просто невозможно. Мне хотелось схватить этот кляксу и выпить ее.
Я с трудом оторвал от кляксы взгляд и попятился. И вот какая штука, чем дальше я отходил, тем меньше становилась моя жажда, а шагах в десяти от нее она исчезла. Совсем.
Серж смотрел на эту самую кляксу и вдруг облизнулся.
– Эй ты, придурок, – заорал я, – тут что-то неладно, иди сюда!
Жлоб повел носом, принюхиваясь, и повернулся ко мне. Глазки у него были хитренькие, на лицо наехала блудливая улыбка.
– Ты… ничего не чуешь? – спросил он меня.
– Чую! Бедой пахнет! Иди сюда, говорю.
– Сейчас – сейчас. – Он с сожалением оторвал свой вожделенный взор от кляксы и на цыпочках подбежал ко мне.
– Кажется, наш герой слегка трусит? – с наслаждением сказал он. – А ну-ка дай мне на минуточку свой иммунатор…
Ничего не подозревая, я протянул ему иммунную машину, и тут же из глаз моих посыпались искры. Я отключился. Этот мерзавец изо всех сил треснул меня иммунатором по голове.
Очнулся я оттого, что на мою многострадальную голову было выплеснуто ведро воды. Я говорю ведро в фигуральном смысле. Этот негодяй приволок ее, конечно же, не в ведре, откуда у нас было взяться ведру, а в моей собственной защитной куртке. Я попытался встать, но не смог, поскольку ноги мои были накрепко связаны моим же брючным ремнем, а руки подвеской от бластера.
Все лицо мое было заляпано тиной вперемешку с обломками иммунатора, на губах ощущался мерзкий привкус болотной жижи.
– Ты, кретин, – завопил я, – немедленно развяжи меня и не вздумай трогать ЭТО. Оно живое! Понял? Живое! И оно нас к себе приманило.
– Естественно живое, – сказал он, не обращая внимания на вторую половину моего высказывания. – Живое бренди, это же надо! С ума сойти. Я войду в историю как человек, нашедший в глубинах космоса и, несмотря на сопротивление своего недалекого труса-напарника, первым употребивший живое бренди! И вот что еще делает эту ситуацию особенно пикантной и, следовательно, вдвойне приятной для меня… – он потер руки и мерзко осклабился, – что этим трусом, который испугался и убежал, – да-да, именно так, ты никому и ничего не сумеешь доказать – окажется сам великий Паб, смельчак Паб, выпивоха Паб, рубаха парень и всеобщий любимец, который умудрялся напиваться даже в компании с волопасными пауками.
– Если ты совсем сбрендил, ты, конечно, попробуешь ЭТО выпить, – сказал я, стараясь сохранять хладнокровие. – Но имей в виду, что перед тобою явный сыр. В мышеловке. И мышеловка уже готова за тобою захлопнуться. Немедленно развяжи меня.
– Ага. Сейчас. Спешу и спотыкаюсь. Не-ет, голубчик. Ты будешь сидеть и смотреть, как я буду наслаждаться и ловить кайф. Ни за что на свете я не упущу своего шанса.
Он подхватил меня подмышки и прислонил спиной к торчавшему неподалеку пню.
– Ну-с, – сказал он и снова алчно потер руки, – приступим…
И тут клякса заговорила.
Да, джентльмены. Заговорила. На чистейшей космолингве.
Я позволю себе несколько отступить от темы своего рассказа. Мужики! Со всей ответственностью я должен заявить, что спирт для любой формы разумной жизни есть самое оно в смысле квинтэссенции всяческой мозгвянсти и… все такое. Дважды в моей жизни мне пришлось сталкиваться с представителями спиртовых форм жизни. И оба раза я был буквально поражен той скорости, с которой они постигали чуждые для них языковые системы. Правильность построения фраз, точность выражений, удивительная четкость в формулировании мысли – всем этим отличались и мой добрый друг и собутыльник паук Кргл, и… впрочем, давайте по порядку.
Итак, клякса заговорила.
– Судя по вашему поведению, джентльмены, – сказала она, – я нахожусь в контакте с разумными существами?
– Вы находите разумным то, что здесь происходит? – удивился я.
– Нет, – возразила клякса, – но я имею в виду широкий смысл этого слова. Что же касается вас как индивидуумов…
– Я, безусловно, разумен, – перебил ее я. – Но вот о той скотине этого нельзя сказать с такой уж уверенностью.
– …то я, – закончила клякса свою мысль, – снова имею в виду широкий смысл слова.
– Ах, широкий… – не без иронии сказал я. – Ну, тогда максимум на что я могу согласиться, так это отнести его к расе разумных существ.
– Какая восхитительная игра слов, – воскликнула клякса. – Какой восхитительный контакт! Могла ли я надеяться, что завяжу столь тесное знакомство с разумными представителями водяных форм жизни! Позвольте мне пожелать вам доброго здоровья, мужильтмены, и приступим…
Но тут нормальное развитие контакта было прервано абсолютно ополоумевшим Каменски. Он подскочил к кляксе, схватил ее, понюхал и, закатив глаза, восхищенно поцокал языком.
– Погоди минутку, – сказал он кляксе. – Сейчас мы, как ты выразилась, приступим. И тогда этот контакт станет еще более тесным. И восхитительным. По крайней мере, для одной стороны.
– Ты, дурак, – закричал я, – не смей ее пить. Перед тобою не просто живое, но разумное существо.
– Ладно, ладно, умник, – отвечал он, нимало не смутившись. – Тесноту контакта я ему гарантирую. Сейчас одно разумное существо на глазах другого разумного существа дербалызнет вполне разумную порцию выпивки.
И он заржал, чрезвычайно довольный собственным остроумием.
– Но вы не понимаете, – удивилась клякса. – Выпить меня было бы чрезвычайно вредно для вашего организма. Представляете ли Вы, что произойдет, когда я попаду в ваши внутренности?
– Вполне, – заявил Серж и снова заржал. – Я словлю кайф. И еще какой.
– О каком кайфе вы ведете речь? – разволновалась клякса. – Неужели вы еще не поняли? Мы – спиртовые существа. И у нас к тому же инверсионная по отношению к вашей система жизнеобеспечения.
– Ну-ну, – поощрил его Серж. – Давай. Убеждай меня во вреде пьянства, только имей при этом в виду, что твоя система жизнеобеспечения меня нисколько не колышет, а опыт прослушивания таких лекций огромный.
Он снова понюхал кляксу и, причмокивая, закатил глаза. Потом хитро покосился на меня.
– Разумная выпивка лишилась дара слова, – сообщил он мне и снова обратился к кляксе. – Что ж ты умолкла? Уговаривай меня. Я жду. Нет, мы оба ждем.
– Не знаю, как мне убедить Вас не делать глупостей, – сказала клякса. – Поймите, как только субстанция, составляющая меня, окажется у Вас внутри, от нашего с вами разума уже ничего не будет зависеть. Пойдут вполне определенные физиологические процессы и химические процессы. И эти процессы окажутся губительными для Вашего организма.
– Ха-ха-ха, – ржал Серж. – Типичный Минздрав предупреждает. Да знаешь ли ты, глупое создание, сколько тысячелетий человечество убеждают бросить пить? А оно пьет. Оно пьет, несмотря на все эти твои так называемые вредные явления!
– Постараюсь быть более понятной, – сказала клякса в отчаянии. – Поймите, для того, чтобы комфортно существовать, вы должны потреблять внутрь. Что же касается меня, то для соблюдения тех же условий я должна быть употребляема.
– Ну, правильно, – согласился Серж. – Вот я тебя сейчас и употреблю.
– Да не Ваших комфортных условий. Не Ваших, а моих.
– Ну, твой комфорт меня вовсе не колышет.
– Но именно Ваши условия и не будут соблюдены. Если Вы выпьете меня, вам же будет хуже, не мне. Реакции растворения и гидролиза повысят энергетический потенциал составляющих меня молекул. Такой меня создали миллионы лет эволюции нашего вида. А вот Вы растворитесь…
– В блаженстве! – перебил ее Серж с тупым упрямством закоренелого пьяницы. – Я словлю кайфеж, дура. Таким меня создали миллионы лет эволюции моего вида.
Он подмигнул мне и потянулся к кляксе губами.
– Да стой же ты, придурок, – заорала клякса. – Я не могу допустить, чтобы погибало разумное существо, хоть бы и из-за собственной дури! Пьющие нас обречены! Я разрушу твой организм, кретин! Разбалансирую энергетику. Я вгрызусь в каждую твою клетку. Я трансформирую и разрушу их! Я полностью разложу и деструктурирую тебя, я погублю тебя, дубина!
И тут мне все стало ясно. Эти существа имели, так сказать, вывернутую наизнанку систему жизнеобеспечения. Для того чтобы питаться, они подманивали к себе животных, гипнотизировали, заставляли выпить себя, и, оказавшись внутри поглотившего их организма, пожирали его. Именно это клякса все время пыталась Сереге объяснить, но тот воспринимал ее слова как тупую антиалкогольную лекцию.
– Ну, вот что, Минздрав, – пробурчал он с неудовольствием. – Ты уже начала повторяться. Хватит. Ты мне надоела. Сейчас я тебя клюкну.
– Стой, стой, ради всего святого, – заорал я, увидев, что Серж поднес кляксу к губам. Но он только глупо ухмыльнулся и припал к ней губами. Я в ужасе зажмурился.
Когда я открыл глаза, все было кончено.
Клякса торчала посреди небольшой лужицы и в отчаянии раскачивалась из стороны в сторону. Что касается Сержа, то от него не осталось ничего. Вообще ничего. Как такое могло случиться? Куда делись хотя бы металлические части его обмундирования, ну… я не знаю… пуговицы там, пряжка от ремня? Загадка природы.
Хотя, в общем-то, эта трагедия, возможно, проливала свет на судьбу тех таинственно пропавших экипажей, разбираться с которыми мы и были посланы. Ну что ж, вот мы и разобрались…
– Не отчаивайтесь так, – сказал я кляксе. – Я засвидетельствую, что Вы сделали все, что могли, чтобы избежать трагедии.
– Разве в этом дело? – простонала клякса. – Я просто не могу оправиться от потрясения. Я чувствую себя… как это по-вашему… каннибалом. Да. Именно так. Каннибалом поневоле, – тут она вдруг высоко подпрыгнула и завопила, срываясь на визг, – Боже, я… мы… Я только сейчас сообразила… Мне рассказывали о двуногих существах, которые кидались на моих собратьев, как ненормальные, да еще и стукали их друг о друга прежде чем выпить.
– Чокались, – сказал я упавшим голосом. – Это у нас обычай такой. Прежде чем… э-э… употребить.
– Вы водяные существа, – орала клякса. – И в отличие от нас, чистых энергетиков, имеете химический способ поддержания жизни. Спирт для вас яд. Мы исследовали тьму галактик, но еще нигде не встречали бестолочей, подобных вам. И вы еще смеете называть себя расой разумных? Вот Вы, Вы сами, скажите, Вы тоже пьете спиртное? Отвечайте мне честно и не смейте лгать!
Мужики! Джентльмены! Посмотрите на меня. Посмотрите в фас, посмотрите в профиль. Посмотрите в три четверти, наконец. Если хотите, можете даже полюбоваться на мой затылок. А потом скажите, с какой стороны я похож на идиота? Конечно же, я могу, умею и люблю врать, причем талантливо. Но перед лицом такого отчаяния я не смог отважиться на самую невинную ложь.
– Да, – сказал я. – Бывает. Пью. Я, как у нас выражаются, совсем не дурак выпить.
– Но если бы я стала вырываться, я просто оторвала бы ему руки, – в отчаянии голосила клякса. – Я до последнего момента не верила, что вы настолько неспособны воспринимать доводы разума.
Я молчал. Я был просто раздавлен ее отчаянием и испытывал – представьте себе – стыд оттого, что горя этого отнюдь не разделял.
– Нет, – орала клякса, – к чертям собачьим, в конюшню, псам под хвост такие контакты! Я тотчас вылетаю на базу. Высший Совет должен все немедленно узнать. Он обязан наложить карантин на всю вашу проклятую галактику, – и клякса весьма решительно полетела в сторону Пульсарки, так для себя я назвал странную речку.
– Эй, – в свою очередь завопил я. – Ты куда? А как же я? Этот кретин, которого ты оплакиваешь, связал меня. Самому мне никак не освободиться. Ты должна мне помочь.
