Наг Стернин
Из рассказов капитана Паба. Червивое яблоко 4
2
То ли Кока Колер в мастерстве вязания двойных космических узлов значительно уступал подчиненным кошмарочки-Дженни, то ли сам Чарли уже начал как-то приспосабливаться к связыванию – второй из многократно примененных к нему коммандосами операций… это если за первую принимать осточертевший удар по ребрам. Скорее последнее, поскольку обучаемость его была воистину феноменальной. Если уж без ложной скромности. Впрочем, скромностью – ни ложной, ни истинной, ни вообще какой бы то ни было – он, Чарлей, отродясь не маялся. Во всяком случае, к концу пути ему удалось чертов узел значительно ослабить. Более того, Чарлей был уверен, что может окончательно распутаться в любой момент, который покажется ему удобным для бегства. Однако за всю дорогу удобный случай так и не представился.
Его мучитель, вероятно, почувствовал в своей жертве нечто этакое, поскольку швырнув Чарли в жидкую грязь на полу тоннеля в месте их первого, так сказать, личного контакта, сообщил с оправдывающимися нотками в голосе:
– Вообще-то, завязывание козлируемого в узел вокруг живота, чтобы из кишок наружу полезло, я родной стихией себе не… как это… не обладаю. Или, выражаясь высоким штилем, сия опция никогда не имела себя быть моей предпочтительной… э-э… стороной … гранью… мейби, опцией?.. короче, с этим к моему братцу, близнецу и кретину, который вылез из мамы вторым и поэтому обижен на весь белый свет, а сам – дурак вместе со своим нашатырным Фантером. Я лично предпочитаю оперировать воздействия типа интеллектуальные. Не на внутренность в брюхе, то есть, а на внутренность в бòшке вам… э-э… козлируемым влиять, сэр! Конкретно! Чтобы мозгвяные испражнения перли наружу с неудержимостью поноса, сэр! Как пьяная бомжовая блевотина, сэр!
Он ткнул Чарли ногой в голову, жизнерадостно заржал и потер руки. Потом достал из кармана трубку, набил курительной смесью, с наслаждением закурил и почти сразу же явственно поплыл. В тоннеле было темно, безлюдно и мерзко пахло мочой и крысами.
– Ну что, эпируемый … э-э… в смысле, козлируемый, сэр, побеседуем перед дальней дорогой? – с наставительной раздумчивостью рассуждал Кока. – Спешить тебе некуда. Успеешь еще на тот свет. Вот докурю, интеллигентно повоздействую на твою бòшку ногами, тогда можно и выполнить приказ пунктуально и конкретно. Раз уж ты такой формалист. Как считаешь, там, – он ткнул пальцем в потолок тоннеля, – там тебя кто-нибудь ждет? В бога-то веришь ли, козлируемый, сэр? Я лично раньше не верил, но как пообщался с этой стервой, самой сатанистой из всех сатанов, тут же и уверовал. Правда, не то чтобы конкретно уверовал, а как бы сказать… типа. Чего молчишь? Испражняйся словесно, ботаник, как на последнем экзамене в своем ПТУ, или, как сейчас модно говорить, колледже… козледже, – поправился он и заржал. – Как я тебя уделал остроумно! Учись, козлируемый ботаник, сэр, пока коммандосы живы… хотя тебе, вроде, оно уже и ни к чему.
Кока задумчиво пустил к тусклой лампочке на потолке толстое кольцо дыма и немузыкально взвыл:
Расцвели уж давно
Миллионы маляв.
Шлюшке их под окно
Я швырнул, всё продав.
– Это жутко древний шлягерманс, – сообщил он. – И популярный уже, может, целую вечность лет. Почти как Мурка. На базе оного шляерманса один старинный китайский малый по имени Конфликций развел целую философическую систему. Он говорил… а может, писал… в общем, так у него выходило, что миллион маляв ничуть не лучше одной-единственной. И ведь прав, сволочь престарелая, что характерно, на все сто, хоть зауряды и не согласны. Ведь как рассуждает любая особа, которая есть простая зауряда как ты, а не лихой коммандос с философичной жилкой во лбу вроде меня или того же Конфликция? Халява, козлируемый, сэр. Халява! Эта зауряда тут же намылиться указанную халяву реализовать на рынке, и с визгом примется прикидывать выручку. Допустим, оная шлюшная особь, перед домом которой на улицу восторженный недоумок вывалил миллион маляв, захочет выручить по доллару за каждую халявинку, что будет? Миллион долларов? А вот хрен вам, и даже без морковки. Если философически вдуматься в текст шлягерманса, то что? Как совершенно справедливо в нем поется, малявы видят все – вижу я, видишь ты… да кто угодно! Пока облагодетельствованная шлюшка будет проводить дарителю благодарственные, как бы сказать, воздаяния, соседи уже нахрен растащут из-под окон все малявы. И дай бог, чтобы на облагодетельствованную харю осталась та самая одна-единственная, о которой упоминал старик Конфликций.
Кока жизнерадостно хихикнул и с наслаждением потер руки.
– Отсюда следует вывод лютой философичности: не разевай клюв хоть бы и на дареные малявы, потому как желать миллион и иметь миллион есть миллион больших разниц. Каждый коммандос это понимает лучше, чем кто. Вот, к примеру, ты хочешь от меня уцелеть. Я что? Я ничего, хоти себе, хотеть никому не возбраняется. Но что по этому поводу утверждает великая наука философия? Один философ древности – имя оного, Хаджик Насредян каким-то чудом до сих пор застряло в человеческой памяти – так вот этот Хаджик утверждал, что если у кого в пасти пусто, сколько не ори: морковка!.. морковка! насладительно тебе в оной той пасти, а тем паче, сыто в брюхе, не сделается. И это со всей философичностью подтверждает – они, Хаджики, были умные уже в те древнедоисторические времена… с одной стороны, а с другой – чтобы от меня спастись, так вот хрен тебе, а не наука философия!
За время этого монолога Чарли успел руки и ноги окончательно распутать. Впрочем, справедливо полагая, что ни победить Коку Колера в драке, ни даже просто убежать от него он не сможет, продолжал валяться на полу в максимально скрюченном состоянии, благо в полутьме тоннеля рассмотреть что-нибудь было затруднительно. Единственное, чего он страстно желал и на что не менее страстно надеялся, так это на появление здесь полицейского патруля или бандитской шайки какой-нибудь. Все равно кого, лишь бы внимание Коки на пять – десять минут оказалось отвлечено от его, Чарли, скорбной особы. Разговор, однако же, надо было поддерживать, и Чарли спросил, старательно педалируя в голосе испуг пополам со сварливым возмущением.
– Ты извращенец что ли, урод? Чего заладил козлируемый, козлируемый? В каком это смысле я козлируемый? И о какой-такой сатанистой сатане ты тут вякаешь все время?
– Ну как? – удивился Кока, с благодушной улыбкой дежурно пропустив мимо ушей оскорбительные эпитеты. – Кто же ты есть, если не козлируемый? Козлируемый и есть. Совсем нету у вас, у яйцеголовых ботаников, никакой логики в голове, чтобы рассуждать конкретно. Типа полные идиоты. Похищение людей называется киднэпинг, правильно? Киднэпинг есть украсть козленка. А кого у нас то и дело воруют? Причем, не только у себя самого воруют, но и друг у друга?.. правильно, тебя. Ну и кто ты есть после этого?.. правильно, козлируемый. Логика, придурок! Это вам не мозгвяные премудрости, а энциклопедическая образованность, которая бывает свойство не в ПТУ, а в конторах. И в сферах. В элите и эксклюзиве, короче говоря. На худой конец в КДВ, хотя космические десантники, конечно, дюле, если по сравнению с коммандосами. Что до сатаны, скажи спасибо, что она покуда до тебя не добралась. Когда она берет кого в оборот… у меня лично, скажем, станешь просто покойничком, а вот у нее в конечном счете тебе пришлось бы куда хуже. Чтоб ты знал, которого хрена давеча я на этом самом месте мордовал, тебя отнимая, так он наверняка именно к ней, сатане, и мылился тебя отволочь. Усвоил, придурок шелудивый, сэр?
Кока кайфовал со всей возможной насладительностью. Он выпускал из пасти в направлении единственной горящей на потолке тусклой лампочки длинную череду толстых колец дыма и с веселой иронией кивал и хрюкал.
– Чудной вы, яйцеголовые, народ! – сообщил он Чарли со снисходительным кручением головы. – Колупаетесь в своих ПТУ или где еще со всякими своими вонючими… э-э… заумью, одним словом. И как только, так сразу почему-то думаете о себе, что мозгвяная яйцеголовость есть вам основание для разбогатеть резко. Взять хотя бы тебя. Ну и пуркуа? Пуркуа, так сказать, па? Я, как видишь, не только петь на французском могу, но вопросы на нем знаю, потому как интеллектуал! Так с чего ты взял, морда, что тебе позволено будет самому вкусить плоды, хоть бы и свои? Ты приготовь чего жрать, а кому сожрать и без тебя найдется. Что ли элиты на тебя нет, чтобы вкусить?.. коммандосов нет? Коммандосы есть на всех! Да кто ты такой имеешь быть себя, чтобы самому лично жировать и наслаждаться?
А шлюшка юная
Мне в рыло плюнула…
заголосил он вдруг все с той же немузыкальностью и, хихикнув, перебил сам себя.
– Ты поросюшка-свиненок, тварь ботаническая, лох дрожащий или почему?.. придурок, сэр?.. Ну, будь ты конкретно хотя и пэтэушник, но позвоночный, тогда бы еще, куда ни шло, мог попробовать крошечку урвать и для себя тоже. Но что бы ты тогда смог придумать мозгвяного, кретин? Позвоночные есть яйцеголовые исключительно по названию, и умеют единственно в два горла жрать. Ты же, вообще, типа ботаник, а не по звонку. Чтобы разбогатеть резко, это и без тебя есть кому. Хоть бы и нам, коммандосам, потому как элита, и если кто-нибудь что – так в морду тебе. Ну, конечно, некоторые имеют такие широкие взгляды, что у них и космические десантники эксклюзив. – Кока вдруг тяжко задумался и решительно рубанул рукой, чуть не попав себе по носу. – Ладно, мне не жалко, пусть их. Но космический десантник или Патруль, чтобы пролезть в эксклюзивы, должен быть при чине не ниже майора. Я знал одного такого. На каждом шагу его девочки несовершеннолетние и прочие малолетки с красотками извращенно насиловали… во жизнь у мужика, обзавидуешься. Откуда тут время возьмется на умствия? А всякому задохлику, которого если раз какая изнасилует, то из него и дух вон… который и в ПТУ-то попал лишь на бюджетное место, и то по конкурсу… который если чего выдающее и придумал, то должно ему иметь за свои мозгвяности разве что плюху по интеллекту, то есть кулаком в рыло, а не навар. Не те вы, яйцеголовые и прочие пэтэушники, персоны, чтобы пасть раззявить на плоды. На это есть сферы и есть коммандосы. К примеру, курировали тут недавно наши парни некий бизнес-проект в окрестностях одной планетной системы. Там, видишь ли, лохи из яйцеголовой науки археологии… бабской науки… – уточнил он, вздев кверху палец, – нашли оные лохи, схрон одного древнего хрена из загнувшейся негуманичественной цивилизации. Не какие-нибудь там черепки или никчемные мраморные финтихренашки. Нет. Схрон материальнее некуда. У понимающих людей из сфер всех окрестных контор тут же вылезли глаза и потекли слюни… у осведомленных, – снова уточнил он. – Золото в виде невообразимых навороченностей непонятного назначения, брюлики и все такое. Словом, сплошной элитный эксклюзив. Так вот, яйцеголовым открывателям, чтобы не путались под ногами, в темпе посворачивали шеи или повыдергали ноги вместе с прочим к оным местам прилегающим материалом, – Кока с безнадежностью махнул рукой, – а-а, это уж кому как повезло, все равно сплошь передохли все. А сами серьезные дяди из разных контор и сфер затеяли тихий подпространственный междусобойчик с выяснением, значит, кто самее, и кому, образно говоря, найденное вкушать… Со взрывами, естественно, стрельбой и прочими милыми развлечениями, усек, чудо в перьях, козлируемый, сэр? И куда таким как ты в подобное дело соваться, придурок? Стрелять-то, небось, не умеешь, ботаник? Ты ведь, в небо целясь, промажешь рассеянно в собственную задницу, дурь яйцеголовая, сэр! А тут золото. В ящиках. Много.
Кока завистливо хлюпнул слюной, сплюнул в сторону Чарли, слава богу, не попал… кретин… и продолжал:
– Так вот, разжился там, в конце концов, один мой коллега-коммандос сотней ящиков с драгоценными всякими или, по-вашему, яйцеголово-ботаническому, говоря… э-э… рарифактами. И, передавая их в верха, оставил пяток из оных ящиков себе. С молчаливого попустительства высоких сфероносцев, которые и сами, естественно, не промах насчет оставшихся девяносто пяти… чиво-о? Да испражняться нам на твои интересы научного человечества. Какие такие интересы, какого человечества? Всяких недоносков? Кому и на кой хрен, кроме как для ваших яйцеголовых заумей и диссертаций, нужны эти, как ты говоришь, рарифакты и артететы? Разве что музеям? Ну и хватит им на все про все пары сданных государству упаковок подешевше на вид. Думал он… Какими деньжищами тут пахнет, и даже не пахнет, воняет, понюхай хлебалом, индюк многодумный, мыслитель хренов, сэр, в суп тебя! Этот шанс упустить могут только яйцеголовые лохи ботанического разлива, да и среди яйцеголовых нынче не так уж много придурков-ботаников. Среди вас тоже хватает, которые если какой пирог вкусненький испекут, с визгом волокут его к элитным эксклюзивам, чтобы и самим пусть малая крошечка с того пирога, но прихватизилась в пасть. Вот работу моего коллеги-коммандоса я и считаю хорошей мужской археологией, козлируемый, сэр! Потому как которые есть без грязного технологического пуза, а интеллектуалы при сферах – сплошь и рядом бывают именно что энциклопедическая элита. Испражнялись они на всяческое ваше образование, не только высше-грязнопузое, а любое. Они своего не упустят, это вам не хилые очкастые головастики на тонких ножках или прочая грязнопузая докерско-технологическая скотинка, которым только кулак покажи, они с визгом наземь, и дух из них вон. Может вам за вашу яйцеголовость славу орать, раз вы умеете на скрипочке изобразить Мурку или до тысячи считаете без ошибок? Тьфу на вас вообще. Деньги должно владеть кому? Кто умеет мечтать. Деньги надо коммандосам. Потому что присутствует при коммандосах всегда великая хрустальная суперменская мечта насчет нежненькой мягкой сексподстилочки малолетней, но непременно при формах, понял? А такой девочке для беззаветной влюбленности – что б ты спал с кем попало, а она тебе хранила всеобязательную постоянную верность – под упругую попочку аккуратную надобно подкладывать немалую толику резаной хрустящей бумаги. Не всем же встречным бабам должно тебя насиловать, надо и самому с изящными средствами иногда инициативничать… Понял, ты, мозгляк козлируемый, сэр?
Но тут его увлекательные философизмы оказались грубо прерванными вмешательством кандидата в третьи собеседники. Возник он из ниоткуда как чертик из коробки и оказался тем самый мерзкорожим близнецом и двойником Коки, с которым он, бедолага Чарли, общался еще в покоях сэра коммерции директора. Настроен двойник был более чем решительно.
– Молодое поколение выбирает Пепси! – заорал он и набросился на Коку с кулаками.
Схватка двух громил представляла собою зрелище на редкость увлекательное и захватывающее, ни в одном телетаксерном сериале ничего подобного не увидишь. Однако Чарли благоразумно решил не наслаждаться им до конца, справедливо полагая, что кто бы ни победил, ему лично от победителя ничего хорошего ожидать не следует. Он быстренько перевернулся на живот и прямо на четвереньках пустился наутек под аккомпанемент оглушительных воплей и хрустких ударов.
За поворотом тоннеля Чарли вскочил на ноги и, не оглядываясь, помчался во весь дух. Еще ни разу в жизни бегать с такой скоростью ему не приходилось.
На этот раз удача была на его стороне. Скатившись по металлической лестнице и нырнув в первый попавшийся люк, он оказался на оживленном путепроводе, по которому в обе стороны мчались разнообразные кары, как грузовые, так и пассажирские, среди которых было немало такси. Попадались и свободные. Чарли, хорошо помнивший рекомендации многочисленных детективных телесериалов, не стал останавливать первые попавшиеся и запрыгнул лишь в третье.
– В космопорт, быстро! – заорал он инфору машины. Но тут некая неодолимая сила сдернула его с переднего сидения и швырнула на заднее лицом в обивку. В следующее мгновенье он оказался снова связан проклятым двойным космическим узлом, а знакомый до дрожи гнусный голос Садди Фантера просипел ему в ухо:
– Беда с вами, яйцеголовыми, право слово. Насмотрелись телесериалов и лазите теперь только в третье такси. Ни в первое, ни во второе, ни в какое другое четвертое или там как – непременно в третье. Одно слово лохи. А нам, коммандосам, трудись тут с вами, считай по высокоумной арифметической науке, надрывай интеллект, чтобы такси не перепутать и вас, придурков, не упустить. Поехали. Тебя, попрыгунчика, Сама заждалась.
– Туда нельзя! – завопил Чарли в ужасе. Перспектива снова оказаться в лапах киллера Коки испугала его до полусмерти. Теперешняя сволочь в отличие от той хотя бы не собирались его убивать немедленно.
– Ну, ты и придурок, яйцеголовый! – невнимательно удивился Фантер, переводя кар на ручное управление. – Совсем ты безмозглый волюнтарист и лох! Мы, по-твоему, еще пользуемся старой конюшней? А конспирация? Ты про конспирацию понимаешь, или почему? Дважды уже хазу сменили, козел. Пусть в том же небоскребе, но теперь уже на самом верху. Воздух чистый – подземка отдыхает. И профессора твоего тоже взяли, вот только он клянется, что никаких записей у него нету. И в багаже евонном никаких исписанных салфеток не оказалось, я сам проверил. Куда спрятали, недоумки? Сейчас чифа твоего, вонючку старую, тоже в конспируху приволокут, носом к носу вас сведем и быстренько разберемся, кто из вас брешет, и куда вы салфетки дели. Мало обоим не покажется, добавки не попросите, не в жральне.
Что за идиот! – злобно подумал Чарли о дорогом шефе. – Я на его месте давно уже смылся бы на Крайенгу к пиву и девочкам. А этот… болтался тут, пока его тоже не сгребли. Вот и ломай теперь голову, что этим придуркам врать. Компьютерные файлы их почему-то не устраивают, подавай им записи на бумаге, извращенцам. Добро бы еще на писчей бумаге, давно уже соорудил бы распечатки, хоть сто порций. Так ведь им подавай записи непременно на салфетках и от руки. Где я им салфетки возьму? А чем писать?.. а как писать?.. да он, Чарлей, отродясь ни одного слова от руки не писал, окромя мата на туалетной стенке.
Кар вдруг свернул так резко, что Чарли кубарем скатился с сидения на пол машины, и не распутайся он заранее, наверняка расшиб бы в кровь лицо. А то еще и сломал бы себе что-нибудь. Машина в крутом вираже стремительно валилась налево и вниз. По всей видимости, Фантер свернул в тоннель, ведущий к подземной стоянке небоскреба.
Чарли, кряхтя и ругаясь, вскарабкался обратно на сидение и вдруг обомлел. Что же это он делает, в самом деле? Стоит Фантеру бросить взгляд на зеркальце заднего вида, и мало ему, Чарлею, не покажется. Он торопливо принял прежнее скрюченное положение, сделав себе лишь одно маленькое послабление – привалился к дверце кара так, чтобы глаза его оказались чуточку выше нижней кромки стекла.
Машина, не сбавляя хода, стремительно ворвалась на пустынную стоянку. В огне ее фар мелькнула какая-то черномазая шлюшка. Гибкое тело взметнулось вверх перед самым лобовым стеклом. Чарли сдавленно пискнул, однако ожидаемого хряского удара не последовало, хотя Фантер даже не пошевелил рулем. Перепрыгнула, что ли? Да-а, скорость реакции у шлюшки, должно быть, оказалась просто фантастическая. Впрочем, – философски подумал Чарли, – жить захочешь, блохой подскочишь.
Фантер через разбитый вход заехал прямо в вестибюль и остановил машину впритык к развилке путепровода, когда ехать дальше стало уже невозможно. Он ухватил Чарли сзади за брючный ремень – на то, что пленник уже не связан, он, слава богу, внимания не обратил благодаря не столько окружающей темноте, сколько собственному плащу, за что-то в машине на счастье Чарли зацепившемуся. Сопя как элефант, Садди отцепился, протащил пленника по бесчисленным темным, мрачным, вонючим помещениям, опять-таки цепляясь плащом за что придется, и затолкал его в кабину лифта.
Лифт был темный и даже не просто грязный, а явно использовался аборигенами вместо общественного туалета… в их пэтэушной общаге и то не было подобного, миль пардон, амбре. Вверх лифт рванул с такой скоростью, что внутренности студента настоятельно запросились наружу. Впрочем, Чарли было не до изысканных удобств. Надо было как можно скорее решать, что делать дальше. Несмотря на окружающую темноту, Фантер в любой момент мог обнаружить, что Чарли умудрился развязаться, и реакцию бандита на этот факт предугадать было совсем не сложно. Деваться некуда, пора было опробовать на практике первую из операций убеждения, столь часто использованную сегодня по отношению к его собственным ребрам. Теоретически-то он, Чарли, удар сомкнутыми руками в ребра освоил, это точно. Он даже неоднократно мысленно проиграл эту опцию поэтапно, пофазно и даже пооперационно. Но вот удастся ли, так сказать, теоретические знания с первого раза применить на практике? Это был тот еще вопрос, потому что второй попытки ему, разумеется, предоставлено не будет.
Двери лифта со скрежетом разъехались в стороны. Фантер снова схватил Чарли за ремень, снова зацепился за что-то плащом, снова выругался и, отцепившись, помчался по коридорам, лестницам и переходам. На счастье Чарли, смотреть на него Фантеру было некогда – все время приходилось от чего-нибудь отцеплять чертов плащ. Ворвавшись в апартаменты, он швырнул студента у дверей на пол и принялся ушаривать на стене выключатель.
– Ну, конечно, ну, естественно, ну, разумеется, я – первый! – бормотал он раздраженно и сварливо. – Самой нету, второго яйцеголового придурка тоже нету, нету Пепси-подонка, а я сиди тут и дожидайся их, сволочей… Эй, ты, студент прохладной жизни, развязать тебя, или хочешь тут пока попрохлаждаться в углу на брюхе и рылом в пол?
Садди повернулся, да так и застыл на месте с открытым ртом, не в силах осознать представившуюся его глазам совершенно возмутительную картину. Пленник вовсе не валялся на полу связанным. Он стоял! Он стоял в великолепной боевой стойке, и рожа его была пусть и бледной, даже зеленой, но весьма и весьма решительной.
– Не понял… – озадаченно пробормотал Фантер, и в то же мгновенье Чарли с отчаянным воплем метнулся вперед и нанес первый в своей жизни профессиональный удар. Сцепленными руками. Слева. С разворота. В нижние ребра.
Бандит отлетел к окну, но не упал, а остался в вертикальном положении в крайне несуразной и нелепой позе. Голова со съехавшим на лицо капюшоном плаща свесилась на грудь, ноги подогнулись и весь он был обмякший, даже какой-то тряпичный. Вроде бы. И однако же он стоял. Стоял! Чарли подпрыгнул к нему и снова ударил, на этот раз справа… слева… снова справа, но сваливаться на пол бандит не желал. И в этот момент сзади раздался холодный женский голос.
– Ну, хватит уже. Он не упадет. Не видишь, он зацепился плащом за оконную ручку?
Чарли похолодел и медленно повернулся.
