Наг Стернин
Из рассказов капитана Паба. Червивое яблоко 4
6
В том, что случилось далее, Джейн следовало винить себя саму, хотя слово винить подходит тут разве что наполовину, да и то с какой стороны посмотреть. Но вот Чарлея она умудрилась явно недооценить, это факт, и яйцеголовых его способностей хамских не учла, и от появления его сверхъестественного на стелс-шипе при сверхъестественных же обстоятельствах невнимательно отмахнулась на радостях. Не учла она и его феноменальной обучаемости, хотя только благодаря этому свойству наглого пусика ей и удалось не влипнуть в историю по полной программе. Нет-нет, в историю-то она влипла вполне-себе и предсказуемо качественно, и с колоссальными потерями для престижа, но именно благодаря пусику окончательно не потеряла лица, хотя некую асимметричность физиономии все же приобрела. Это если в окончательном итоге.
Вот так. Тут, как говорится, нет худа без добра. Не получи она плюху по организму, не влипла бы рылом в красную кнопку аварийного пуска аварийной же шлюпки. Ну а что бы тогда было, даже думать об этом невозможно без содрогания нежной супергерлзской души.
Конечно, в том достопамятном изначальном миксере на ржавой консервной банке, трюхавшей на Крайенгу, она участия не принимала, но оправданием ей это служить не может. Опыт общения с пусиком она имела богатый. Тип он, по ее мнению, был настырный, скользкий и надоедливо верткий, но относиться к нему всерьез? Да ха на вас, и всяческие прочие тьфу! А что можно весьма успешно и качественно противопоставить кулакам мозги – ей в голову такая дикая мысль вообще не приходила. И напрасно. Напрасно она его вдумчиво не обыскала. Из его карманов все не выгребла тоже напрасно. Инптуд-то до этого додумался сразу. Ее парни, конечно, содержимым карманов шустрого пэтэушника поинтересовались, но осторожно, опустошать их не стали. Во избежание. Раз Сама не тронула… А очень хотелось все из них выгрести, дабы под шумок конфисковать Можайский сучок. Как бы то ни было, но и конвертор его игрушечный, и гаджет с генератором оказались на месте и во вполне себе рабочем состоянии. Ну и, конечно, во всем этом происшествии присутствовала изрядная доля невезения. Или везения. Это опять же с какой стороны посмотреть. Но вот почему ее не удивило, что прилетел он на АСУ? Почему не расспросила его, как он ее нашел? Почему идея всему этому удивиться даже не пришла ей в голову?.. Загадка. Тайна, покрытая мраком, можно сказать.
Надо же было так случиться, что первый же оборот миксера поставил ее, рот открывшую от изумления, прямо против Чарли… а под ногами оказался настил шлюпочного стыковочного шлюза… а шлюпка С-34 находилась чуть ли не вплотную за ее спиной, и входной портал в нее был не просто открыт, а прям-таки раззявлен, и красная шляпка кнопки аварийного запуска огромная нагло торчала точно посередине пульта управления. Развратно так торчала. Выпукло.
Ну а если уж подыскивать ей извинения, следует уточнить, что появилась она на палубе все же не лицом к Чарлею, а боком. И прежде чем сумела она понять, что происходит… прежде чем оба они успели понять, что происходит, Чарли неожиданно для себя самого взлетел в воздух и выбросил ногу в сторону Джейнова лица – черномазая шлюшка отдыхает, хотя удар этот фирменный именно что у нее. Плюха обрушилась Джейн на челюсть и отправила ее, ничего такого не ожидавшую, в раззявленный шлюпочный портал прической вперед, а рылом соответственно в направлении красной кнопки… Правда, сам Чарли дальнейшего не видел, поскольку был выброшен в какой-то пыльный чулан и почти сразу в коридор орудийной палубы. Вокруг летали люди и всяческое черт знает что, в том числе и бесчисленные салфетки, как исписанные, так и чистые. Люди орали, черт знает что трещало, ломалось и рассыпалось, миксер стремительно наращивал обороты. Так что впоследствии Чарли со всей убежденностью и чистой до полной незамутненности совестью утверждал, что представления не имеет, куда подевалась проклятая крокодилица, почему ее тут нигде нет? Была она тут, точно была, и он, Чарлей, в доказательство землю жрать готов, падлой будет…
…За несколько часов до прискорбного финала, засунув пленников в тщательно подготовленный рум и показав подбородком на разложенные на столе салфетки и ручки – что делать, начальство требует доставить яйцеголовых непременно совместно с записями – Джейн даже не удосужилась выставить у рума караул. Пленники, услышав костяной лязг ее зубов, поневоле попятились к салфеткам, а сама Джейн с задумчивым видом неторопливо прошлась вдоль стола, легкомысленно удивляясь, на кой хрен сдались высокому начальству эти самые записи, если она ему предоставляет яйцеголовых в виде "а натурель" и вполне себе живых… даже здоровых? Сами яйцеголовые хлопали глазами, а тот, который Гитик и Много Умеет, все время порывался уныло почесать в затылке.
За то недолгое время, что профессору Н.У.М. Гитику довелось проторчать на пиратском шипе – конечно же, пиратском, как его еще назвать? – он совершенно пал духом.
Нет, ни одна местная суперменская особь, включая стюардов, от одного взгляда на которых у нормального обывателя подгибались колени, в шею кулаками его не тыкала и ботфортами с магнитными подошвами не шпыняла. Но, с другой стороны, он к тому и повода ни малейшего не давал. Что же касается ублюдка Чарлея, так его супермены не только не туркали, на него они глядели даже с неким пиететом, поощрительным похлопыванием по спине пудовыми ладонями и с маслеными улыбками… очень уж восторгала впечатлительных Гюльчатаев проделка с девками и мокрицами.
Мебель рума, в который запихнула пленников кошмарная крокодилица, составлял только этот самый стол длинный, на котором валялись пачки салфеток и куча авторучек. И никаких тебе стульев, каково?.. Итак, пленники в руме, стюарды в шаговой доступности, экипаж где-то в недрах шипа – вот вам и вся диспозиция противодействующих сторон перед непосредственным, так сказать, столкновением интересов.
Крокодилица оглядела свои жертвы змеиными глазищами, ткнула пальцем в салфетки, прошипела по-змеиному же: "Писать, время пошло! " и удалилась, картинно помахивая филейной частью из стороны в сторону и отдавши бандитскому своему окружению приказ немедля готовить шип к полету на базу… это еще куда? Супера тут же заделались деловыми до полного ай-яй-яй и разбежались, даже люк за собою не закрыв… Ну, а им, бедным подневольным пленникам, что оставалось делать?
Чарли с брюзгливым отвращением карябал авторучкой по салфеткам… салфетки мялись и рвались… Чарли бросал их под стол в предусмотрительно припасенную стюардами мусорную корзину и начинал новые, но новые тоже рвались. Профессору, как человеку более положительному и усидчивому, графологические упражнения давались легче, но тоже не слишком успешно.
На Чарли, между тем, напало философское настроение. Поговорить ему захотелось и помудрствовать. Нашел время. Кретин.
– Конвертирование во вселенских масштабах! – вещал Чарли во всю пасть, так что слышно его было, наверное, в самых отдаленных коридорах шипа. – Ах-ах, убиться веником, застрелиться из утюга, зарезаться валенком! По-Вашему, шеф, конвертор есть решение всех проблем Империи? Или которые даже для всех вообще? Извините-подвиньтесь! Для Объединенных транспортных – это да, может быть. Но уж вовсе не для всех. Тем, кого Вы называете гомы сопуносы – простым нам хоть в Империи, хоть в Свободных Мирах, хоть где – таким гомам начхать на интересы Транспортных компаний, причем аж с самого ядра галактики. Кашлять всем нам на конвертирование ихних шипов и испражняться, хоть бы и диарейно. Кому, нахрен, с того реальная польза, в натуре? Простым сопуносам?.. хоть кому угодно?.. Ха, держите карман, хоть совсем можете обсопеться! Не подешевеют нам никакое что-нибудь, сколько бы торговый бизнес и всякие элитные коррупционеры от снижения стоимости перевозок себе не наварили. Вот и все… Ах нет, есть еще Гюльчатаи из всяких контор, которых хлебом не корми, дай только кого-нибудь прирезать, пристрелить, придушить. Взорвать, наконец… Словом, размазать по стенке. Исподтишка. Вот для этих получается конвертирование подарок судьбы. Возник – придавил – смылся… блеск!
Чарли брезгливо скривился, швырнул под стол очередную разодранную салфетку и продолжал.
– А просто нам что с него? Нормальному мне, вам или, скажем, другому любому гоме сопунасу надо чего? Правильно, нажравшись потрахаться… Впрочем, нет… нет-нет, еще выпить. Конечно. Да. Выпить, это святое. Но как быть такому мне, который если он не примитивное жвачное быдло, хоть бы и сопунас? Короче, если у кое-кого превалирует голова, а не некие иные характеристики тела? Такому "мне" надо ее, голову, к чему-то присобачить даже при отдыхе. Что я, в смысле он, и начинает делать? Детективчики, к примеру, почитывает, на самом деле, или порнушку опять же. Но, если разобраться, чтение – это занятие как раз для дураков и полных, можно сказать, дебилов. Детективов и в реале навалом по самое, ой, мама. А порнушку надо не читать, порнушку надо функционировать. Отфункционировал и сопи себе в две дырочки, сопунас.
Так вот. Для отдельных сопунасов особо одаренных мозгами, для них конвертирование может тоже оказаться самое оно и очень даже в жилу. И не только в смысле лично, а, к примеру, чтобы всех вокруг такого меня поразить гениальностью остроумного ума… шоу отдыхают, короче. Чтобы пораскрывались пасти! Чтобы глаза лезли на лоб! Денег-то за любые ваши умствия и мозгвяности все равно начальство не отвалит, не облизывайтесь. Так что самим следует озаботиться о своем шерсти клоке, хоть бы и не материальном, а в виде, скажем, всяческой виртуализации мозгов в плане женского восхищения. Сплошное чтобы хи-ха и восторг!
– Не скажи, – ядовито вклинился в его монолог профессор и даже сверкнул глазками из-под очечков. – То есть, конечно, да. Чтобы денег, так вот-те хрен с морковкой, получку получил и радуйся, что смилостивились и выплатили. А что до восхищения, то некоторые – не будем показывать пальцем, кто именно – уже сейчас не знают, как бы от этого женского восхищения потщательнее спрятаться и смыться. Как бы получше исхитриться, чтобы благодарные особы женского пола свое восхищение полной мерой не высказали твердыми тяжелыми предметами по горбу, по шее и башке.
– И что вам всем дались эти мокрицы? – взвыл Чарли с отчаянием, – ну, достали уже. Я их кому попало что ли конвертировал? Про мужиков так это вообще вранье, чего на них голых пялиться? Кому-то это интересно? А что касается вши на воротнике у профессора Конга вашего толстомордого, так он, говоря культурно, именно что клеветун… или клеветарь, как там это будет грамотно? Я тут ни при чем. Эта вша есть его домашняя скотина, его частная собственность. Он, в натуре, с этой вшой на пару кровь студенческую лакает из одного блюдечка. Так что ничего удивительного. Мокрицы были. Это да. Но я для себя одного, что ли, старался? Нет. Я этот… я бескорыстный альтруист! Для всех мужиков. Чтобы все могли полюбоваться, как троица фиф заносчивых визжат и сдирают с себя одежонку догола… И нечего на меня иронически улыбаться. Если по-другому ее не уговоришь, чтобы она тебе разделась, тогда как? Моду взяли, если у кого мозги, так он для них ботаник, и не то чтобы ему дать, что положено, а тьфу на него с прибором. Я, что ли, виноват, что мне папа с мамой мозги соорудили? Что же мне теперь себя по башке кувалдой колошматить, чтобы они нахрен из носа вытекли заместо соплей? А тут некоторые косоротятся рылами. Чтобы допустили к себе под юбку, так иные красули так себя ставят, что гитаристов им подавай и бардов. Бородатых… – уточнил он, подумав. – Или геранев. А если у тебя ни голоса, ни слуха, и борода, сволочь такая, вылазит на роже кустами какими-то дикими? Вот мозги в башке – это да! Так и шерудят, так и крутятся, так и испражняются наружу через все дырки, сволочи. Мозги не спрячешь, а геранев на всех баб не напасешься.
Профессор, пытавшийся втиснуть на салфетку особенно математически настырное рассуждение, никак не желавшее на ней размещаться, неожиданно для себя самого вдруг живо представил себе, как прямо посреди лекции студентки вскакивают с мест, с визгом начинают сдирать с себя одежду, и судорожно вздохнул. Картина получилась очень и очень… если откровенно… м-мда. А салфетка его вдруг – Чарли отдыхает! – разодралась посередине до совершенно возмутительного непотребства.
– Или возьмем, например, этих психов коммандосов из контор, – продолжал брюзжать Чарли. – Конечно, мы можем настрогать для них идеи на салфетках. Кучу идей! Только вот не стоит коммандосов спрашивать, на кой оно им надо. Они начинают нервничать, а вот это уж точно никакому сопунасу ни к чему. Ибо чревато, сопелку оторвут… И все-таки, что они будут с ними делать, с салфетками?
Профессор швырнул ручку на стол и, брезгливо на нее косясь, принялся разминать затекшие с непривычки пальцы.
– Тут я с тобою полностью согласен, мой мальчик, это полный бред, – простонал он. – Собачий. Кретины, зуболомы, болваны, идиоты! Написать им теорию элоквации на салфетках! Почему на салфетках?! Почему именно на салфетках, а не на компьютере? Это же крайне неудобно и не рационально. Это, наконец, просто непрактично. Я предложил нашей жуткой супергерле свой коммуникатор, там все жирным по белому было уже записано. Но эта крокодилица расшибла его о стену. Вдребезги. Хорошо хоть не об мою голову, с нее станется. Подавай ей, стерве, салфетки. Непременно салфетки. Салфетки, и ничего другого. Безальтернативно, так сказать. И ведь все равно ни черта не поймет, ни на коммуникаторе не поймет, ни на салфетках. Зачем это все? Просто теряюсь в догадках.
– Вообще-то, я имею некую гипотезу, – отвечал Чарли, усердно карябая ручкой. – Эти гоблины смотрят телевизор.
– Ну и что? Я тоже смотрю телевизор, – сказал профессор с сердитым достоинством. Снобистское презрение к ящику некой части высоколобых он не одобрял, ибо находил его заносчивым интеллигентничанием, недостойным интеллектуала, и подрыванием основ.
– Да? – поразился Чарли, посмотрел на шефа озадаченно и торопливо пояснил свою мысль, – но они смотрят сериалы про Сантов Барзар и Криминальную Лютецию.
– Я тоже смотрю сериалы, – сердито скал профессор, глядя на него с вызовом. – И именно эти.
– Ага, – пробормотал Чарли, которому профессор, по всей видимости, открылся с новой, несколько неожиданной стороны, и торопливо добавил, – но профессор, вы не поверите, они же думают, что это и есть полная правда жизни, ей-богу, я читал! Они на самом деле так думают и утверждают, на полном серьезе. Они просто нагляделись на экранах, как в дорогих залах общепита киношные лобастики выпендривают друг перед другом свои личные выдающиеся открытия и идеи именно на бумажных салфетках, потому что салфетки там на столах есть, а компьютеров нету. Им и в голову не приходит, что яйцеголовым чувакам не по карману дорогой общепит. А если уж они туда и сподобятся, то, наплевавши на всякие идеи, кушают эксклюзную водку на натуральной двойной перегонки морской воде, заплетаются языками за зубы и взаимно уважают друг друга.
– Ты понял, проф?! – кричал Чарлей в ажитации. – Ты понял? Понял? А вот они ни хрена не поймут. И даже прочитать не смогут ни сами, ни никто. Коммандосы запрут наши салфетки в сейфы в самых секретных хранилищах и будут их показывать только по жутким допускам всяким другим супер-пуперам, которые в них ни уха, ни рыла даже под расстрелом. Только и будут, что пялиться с пугливым ужасом и суеверно.
– Думаешь? – растерялся профессор.
– Проверяю! – взвизгнул Чарли. – Я тут накарябал по салфеткам разного такого… вот, смотрите, к примеру: "Материалом для модели носителя переброса материального тела на этом этапе параболической элоквации солитонов выбираем флогистон… "
– …не понял… – профессор растерянно хлопал глазами. – Какая такая параболическая элоквация? И потом, флогистон – это же небылица, древнее забытое заблуждение и глупость, флогистона попросту не бывает, мнимость это.
– Именно! – взвизгнул Чарли. – Вы ухватили самую суть. Дальше слушайте, э-эм… ага… ага… вот… "поскольку флогистон в научном двуединстве действительный-мнимый есть мнимая составляющая реальности, уяснить все значение которой способен только…"
– Что? – в ужасе зашипел профессор голосом, от которого рухнули бы не только стены Иерихона, но и сама Великая китайская стена. – Ты с ума сошел?.. А эксперты?.. А Крокодилица? А если кто поймет, что ты их просто оскорбляешь и насмехаешься?.. дай сюда, кретин!
Гитик попытался схватить Чарлея за руку и вырвать у него злополучную салфетку.
– Не трогай!.. Вы что! Заново мне ее писать, что ли? – в свою очередь ужасался и шипел Чарли, выдираясь из цепких лап Н.У.М. Эффективность его физических усилий сильно смазывалась ученическим почтением к седовласому профессору, а вот шипение мало чем уступало профессорскому. Во всяком случае, услышь их сейчас самые успешные шоумены-сериальщики из ящика, они обрыдались бы от зависти, поскольку от своих шоу-статистов ничего подобного слыхивать отродясь не сподобились.
На шум из коридора в приоткрытый люк всунулось свирепо-жизнерадостное рыло Пепси Колера. Некоторое время он не без наслаждения созерцал развернувшуюся на его глазах научную дискуссию, совершенно не замечаемый дискуссионерами. Потом набрал полную грудь воздуха и взгрохотал с интенсивностью ядерного взрыва:
– Прекрррратить!
Диспутанты отпрыгнули друг от друга и уставились на него как бандерлоги на бессмертного Каа в киплинговском Маугли.
Пепси некоторое время наслаждался немой сценой. Далее он продолжал уже почти спокойно, чуть ли не с ленцой и некоей вроде бы даже благородной укоризной в голосе.
– Чего у вас тут такое, или почему? Резину тянем, яйцеголовые? Вас вся очередь жмуриков заждалась. Живо класть исписанные салфетки на стол и брать чистые. Живо писать идеи. Ах, вы, лобастики тонконогие! Рыла нечищеные! Ботаники начитанные! Мы ждем-ждем, а вы тут что? Кандидатов в жмуры, что ли, кроме некого? Одни вы у нас? Мы тут бездельники совсем? Кончать с вами когда-никогда, или вы здесь и будете? Так тут вся очередь живьем протухнет. Возись с вами, козлы… – и Пепси вальяжно удалился, бормоча под нос уже вполне-себе с политкорректной тихостью. – Вот и верь тут умникам про ящик врет. Ничего он не врет, честное благородное слово. Ишь, как наскакивают друг на друга с кулачишками, б-ботаники, и салфетки исписанные у другого рвут из рук. Хрен ли бы их друг у друга выдирать, если нахреначена тут всякая хренотень а нахрен кому? Устроили здесь симпозиум, и без девок… тонконогие. В морды вцепиться друг другу готовы, и вцепились бы, корявые, если б умели как.
Люк захлопнулся. В руме воцарилась мертвая тишина, ритмически рассекаемая на неровные отрезки только нервными дыхательными всхлипами почтенного суря Н.У.М.
– Ты слышал? – взвизгнул он вдруг. – Ты понял, что он сказал? Нас не выпустят отсюда живыми. Нас убьют! Нам кишки намотают на палку, пустят кровь, размажут по стенке и… что она нам обещала еще?.. раскатают в блин?.. Что делать? Думай, что делать, думай что-нибудь, идиот, зараза, зачем тебе мозги?
– А Вам для чего? – вопил вконец разобиженный Чарли. – Чего ж сами мозгами не шерудите? Вас это, что ли, не касается все, или слабо́?
– Мои мозги для высокой науки, – визжал Гитик, – для умных лекций, возвышенных рассуждений, мыслей и идей. Насекомых по интимностям распихивать – это по твоей части.
– А что? – хихикнул вдруг Чарли, очевидно после профессорских слов вдруг почувствовавший себя на насквозь привычной основательно протоптанной мокрицами стезе. Он мгновенно успокоился, ожил и даже как-то плотоядно облизался. – Мокриц я на шипе, конечно, не найду. Откуда им тут взяться. А вот клопов или тараканов, чтобы их коммандосам хреновым, запустить хоть в штаны, хоть куда скажете – вполне себе можно поискать.
– Ты совсем спятил? – Гитик даже застонал и с полнейшей безнадежностью взмахнул руками. – Что им твои клопы, идиот? Ихний этот, как его, которого элитосы лакают… брендьяк, он не клопами ли, по-твоему, пахнет? Да он просто воняет, если хочешь знать. Для супера заесть такой дринк клопами получится самое оно. Боже! Боже-боже-боже-боже! До чего же тупа, до чего кретинна современная молодежь! До чего она бестолкова, нелепа и вообще! Мы в ее годы были не такими, нет. Мы понимали, что к чему, и бутерброд на пол маргарином вниз не плюхали. Да ты всю жизнь не сможешь чувствовать себя спокойным, кретин, потому что если им кто-нибудь расскажет, они тебя…
– Вот уж насчет чего Вы можете вовсе не беспокоиться, – Чарли криво усмехнулся и пожал плечами. – Сами говорите, что кокнут нас много раньше, чем до салфеток доберется кто знающий. И вообще, молодость у Вас была та еще, обзавидуешься. Надо же, хлеб с маргарином позволяли себе не только жрать, но и из рук выпускать. На пол роняли, и никто его у вас с пола не хватал и в свой рот не запихивал с радостным ржанием.
– Дубина! – взвизгнул профессор. – Нашел время для шуток! Ты думай, что теперь делать? Как спастись? Как СОС послать хотя бы куда попало, полицейский Инптуд – он умный. Полицейский Инптуд где не поймет, там догадается.
– Тоже мне, проблема, – пробормотал Чарли, лихорадочно роясь в карманах, – У меня тут другие идеи появились насчет конвертирования. Апробированные. Вы вот что, Вы подготовьтесь-ка опять кувыркаться по отсекам, шеф. А СОС в космос коммандосы и сами пошлют. Ручаюсь. Куда денутся?
– Милый мой, – сказал вдруг резко успокоившийся профессор, – ты никак намылился опять соорудить на шипе миксер, дубина, и думаешь, что у тебя опять выйдет этот самый клевый отмаз? Тогда за нас были оба-два громилы из Патруля, да еще экипаж шипа. И еще внезапность. А теперь? Все вокруг против нас, и экипаж, и суперзмея тут как тут. Ублюдки-коммандосы уже имеют опыт. Они тебя тут же скрутят, отнимут конвертор и в лучшем случае намнут тебе бока. Что касается меня, то меня они просто прихлопнут. Как муху. Они решат, что одного яйцеголового для разрисовать салфетки им более чем… Но надолго ты меня не переживешь, не надейся.
– Ошибаетесь, профессор, – ухмыльнулся Чарлей. Рожа у него была бледная, но решительная до полной очумелой суперменности. – Оба мы, надеюсь, останемся живы и удерем. Зря я что ли лазил здесь повсюду от и до? На шипе куча бортовых шлюпок – штурмовые, десантные, спасательные, и все они находятся, как им вблизи столицы и полагается, в автоматическом режиме корабль-планета. Аварийный режим, спящий. Никакой подготовки им не требуется, никакого управления в полете тоже. Стартуй – и она сама доставит тебя в космопорт. А чтобы стартовать в аварийном режиме там посередине пульта управления есть такая здоровенная красная кнопка. Нажми ее – и ваших нет. Вы, считай, уже на планете. Это сейчас шлюпки все под охраной. А если случится миксер?
В глазах профессора появился проблеск безумной надежды и в изумлении открылся рот.
– Когда начнется миксер, вас рано или поздно обязательно забросит в какую-нибудь из этих шлюпок, – продолжал Чарлей, – Вот тогда не теряйтесь и жмите красную кнопку. Все понятно? А то пора уже… это… как его… вперед, и путь открыт к успехам, в смысле – в Столицу!
Чарли резко выдохнул и ткнул пальцем в маленькую кнопку "пуск" на своем несуразном гаджете, и в пределах шипа в каждом из связанных между собой его отсеков, закутков и уголочков включился и медленно заработал, , постепенно набирая обороты, однажды уже так успешно апробированный пространственный миксер. Каюта, стол и профессор тут же исчезли из глаз Чарли. Темп оборотов стремительно нарастал. Чарли выбросило на шлюпочную палубу, и вдруг, совершенно неожиданно, прямо перед ним возникла растерянная и ничего не понимающая физиономия Джейн, тупо пялившаяся в распахнутые прямо перед нею зевы входных порталов корабельных шлюпок. Неожиданно для себя самого Чарли вдруг высоко подпрыгнул и… Джейн со сдавленным писком спиной вперед влетела в ближайшую шлюпку, перевернулась в воздухе и влипла физиономией в большую красную кнопку на ее пульте управления.
Но Чарли ничего этого уже не видел. Он снова кувыркался – сначала через орудийную палубу, потом проехался носом по полу рубки управления, потом, что твоя фанера над Парижем пролетел вдоль всей кают-компании… а со всех сторон – выше, ниже, рядом с ним кувыркались, сцепившись с бандитами, какие-то люди в боевой экипировке и… инспектор Персидский был среди этих людей, а рядом кувыркались Азерски, выкручивавший руки бедолаге Пепси Колеру, и бородатый Паб, звонко стукавший друг о друга головами сразу трех стюардов.
Чарли радостно завизжал и выключил гаджет.
