Наг Стернин
Из рассказов капитана Паба. Червивое яблоко 4
5
– Килла, дорогая, и как же все это так? – спрашивал Инптуд, глядя на сотрудницу укоризненно.
Килла вертелась, что твой уж на сковородке. И в самом деле – как? Как?.. черт побери!
Самое обидное, чего-то в этом духе ей следовало бы и ожидать. Пусик, проныр насобаченый, с места в карьер заявил, что инспектор ему на хрен не нужен, а нужна ему Крайенга, девки нужны, видите ли, свобода и пиво … что характерно. С другой стороны, пусти она пусика для контроля над оным впереди себя, предъявить его шефу в товарном виде было бы совершенно невозможно. Все примочки и приколы, через которые приходилось продираться, совершенно очевидно были делом рук Рема Бо-бо. Она полагала, что Пусику не миновать бы ни одной, да и ей досталось бы, пусть и рикошетом, но по полной программе. А теперь она выглядит дура-дурой. Рем его, что ли, украл, а она не заметила? До сих пор-то ей, Килле, с выкрутасами проклятой бабочки везло до неприличия, но любое везение, как видно, не бесконечно, судари мои. Вот так.
Ясный пень, шуточки бабочки гарантированно были отнюдь не смертельны. Конечно, Рем отморозок, но ставить смертельные ловушки в городе, тем более, в Столице, где в них вляпаться может кто угодно? Отморозок не есть дурак. Но болезненны и – самое главное! – предельно обидны … а, чего там, для агента экстра-класса в них вляпаться позорно было по самое не могу. По гроб жизни потом завистливые коллеги-доброхоты шушукались бы за спиной и показывали пальцем. Хихикая. Склоняли бы, между прочим, не столько ее, сколько самого же шефа, вот так. Еще не известно, что лучше: что бы пусик сам смылся, или чтобы Рем его украл. И рожи им, сукам-доброхотам, не пощупаешь, это означает признать, что тебя их приколы очень даже задевают. А уж какие рожи лицемерно сочувственные корчил бы этот подонок Догги! Впрочем, он и сейчас их наверняка корчит, сволочь.
Кила маялась. Идти, собственно говоря, пришлось совсем недалеко. Но ведь упустила! Упустила! Свою конспиративную конюшню Инптуд, чтобы не напряжно было держать под контролем Джейн Бондс с ее головорезами, обустроил в первом попавшемся пустующем помещении того же самого небоскреба. Знать об этом Рем Бо-бо не мог, времени для подготовки у него было мало, так что ловушки его были незатейливы, даже примитивны, но было их много. Очень много! И, главное, понатыканы они были повсюду, куда ни сунься. Это ее, конечно, может быть и оправдывает, но никак не извиняет. Надо было бдеть.
Килла велела пусику идти сзади след в след, а сама настолько сосредоточилась на отыскивании и обезвреживании Ремовых капканов, что обнаружила пусиково отсутствие только в дверях собственной конспирухи и… нет! Вряд ли его стырил Рем. Рему пришлось бы его волочь к себе на базу, а ему важнее знать, где логово хозяина. Куда идет Килла ему важнее знать. А ведь чтобы исчезнуть настолько незаметно, сволочной пусик должен был не только не вляпаться ни в одну из тех ловушек, что они уже миновали, но и умудриться новых не зацепить.
Да. Обучаемость у мерзавца была феноменальная. И ведь были сигналы, на которые она внимания своего обратить не соизволила. А напрасно. Вот, хотя бы, когда он увернулся от ее удара пяткой в рыло. Великолепно увернулся. Нестандартно. Один лишь раз она провела против него этот прием, когда он кинулся в драку там, в джейновой конспирухе, и – нате вам. Второй раз на этот удар он уже не попался.
Выслушав сбивчивый рассказ сотрудницы, Инптуд грустно покачал головой.
– Значит, от твоей пятки он увернулся, – уныло констатировал шеф. Килла покраснела, скользнула глазами по постно-счастливой физиономии Догги, и уставилась куда-то в угол.
– А колотить его для вящего вразумления и профилактики ты не стала, – продолжал Инптуд. – Пожалела, словом… Да?
– Что Вы, шеф, – ужом ввинтился в разговор Догги. – Вон он мальчик какой симпатичный. Просто крысенок домашний, гадом буду. Прелесть. Такому нос сломать или рыло расплющить – это для бабы влом, падлой буду, землю жрать готов! Как потом на него любоваться с томлением в груди и прочих частях тела, если у него челюсть беззубая или нос на ухе?
Килла вскинулась как необъезженный конь и засверкала глазами, а Инптуд коротко взглянул на Догги – теперь уже тот с предельно постным видом смотрел в угол – вздохнул, соглашаясь, и задумчиво сказал:
– Это верно. Вид был бы уже не тот. Не товарный. Значит, говоришь, не похоже, что его украл Рем? Сам смылся тихо и незаметно? Ни одна ловушка не сработала, это Ремова-то? И где же теперь его, пусика искать? Как его найти, я вас спрашиваю?
– Но это же просто! – воспрянул духом Догги. – Что ни говори, он наверняка же если не у Джейн, то у Рема Бо-бо. Выследим, налетим… Рем-то, небось, тоже здесь рядышком где-нигде пристроился. Так что найти его пара пустяков.
– Наверняка? Пара пустяков?! – взвыла Килла. – Дурак ты! Пошлый дурак, вот и все! Пусик, откуда угодно ужом вывернется. Без мыла. Он рванет на Крайенгу, если уже не отвалил. Вот это – верняк. Что ему билеты?! Билеты он добудет, уж как-нибудь. Шеф! Можно, я сдерну на Крайенгу? С первым попутным корытом? Давайте, а? Ему нужны девки и пиво? Так я ему устрою такое пиво, такие женские половые признаки, что он…
– Да уж, у конкурентов его точно нет, – вздохнул инспектор. – Нет его у Джейн, да и у Рема тоже. Рем, по всей видимости, действительно охотится на меня, а пусик вместе с тобой был всего лишь приманкой. Рем торчит где-нибудь тут, поблизости, и ждет моего появления в дверях. Чтобы прихлопнуть.
– Не поняла?.. – озадачлась Килла и запустила указательный палец в затылок.
– Чего ж тут не понимать? – мстительно вмешался Догги, радостно уязвляя соперницу.
Глава шестая
1
Всю дорогу до столицы Ванька находился и под впечатлением, и при впечатлительности. Морда лица у него была мечтательная, глаза шалые, а изо рта вылетали певческие фиоритуры в составе классических элитарных до-ре-ми и прочих манерных соль-ля-си, кои тоже, естественно, наличествовали. Нет-нет, рыжий, нота фа присутствовала, конечно, куда ж без нее, без нее никак… я думаю… в смысле – полагаю.
Паб на минутку задумался.
В самом деле, представьте себе, что поется фьют, а в нем нету ноты фа. А знаете ли вы, что нот в наличии бывает всего семь штук? И не надо говорить, что у вас музыкального слуха нет. У меня вот с ним тоже напряженка, но мы всегда можем воспользоваться аналогией. Ну-ка, выкиньте из алфавита одну седьмую всех букв и попробуйте что-нибудь написать осмысленное, а я посмотрю. Так что была нота фа, была. В немереных количествах, я бы сказал. Но это только одна сторона вопроса. А другая – что он пел и как?!
Не мне с моими акустическими возможностями судить об акустических возможностях Ивана. Нет, частично я, конечно, могу. Если насчет силы звука. Голос у Ваньки есть и еще какой. Голосище! Графины разлетаются вдребезги, причем в мелкие. Люстры, бывает, дрожат что в твоем нервическом припадке. А вот со слухом музыкальным мне сложнее. Тут я могу рассуждать, полагаясь лишь на косвенные признаки, то есть, на Ванькин характер и его же, Ванькин, репертуар.
Что касается характера – зуб даю, что он никогда не возьмется за дело, делать которое не умеет и не может. Если Ванька на публике поет, а окружающая публика, даже если это команда боевого корабля, охотно его слушает, гурманствует мордами и рукоплещет, я полагаю, что и со слухом у него все в порядке. А уж наличествующий репертуар у него – с ума сойти! Нет бы спеть что-нибудь простенькое, ритмическое: поскакать, попрыгать, сбросить излишнее напряжение. Ну, знаете, из того разряда, чтобы пообщаться с нежными признаками партнерш для взаимного удовлетворения сторон. Нет-нет, куда там. Даже не "амор, мон шер, амор"," ай лав ю, бэби" или там "ты скажи, ты скажи, чё те надо, чё те надо…". Он поет: "Я Вас любил. Любовь еще, быть может…" и прочие "Милая! Ты услышь меня…" Ну, думаю, вовремя мы с Крайенги свалили, ох, вовремя!
Еще немного, и пришлось бы отдирать по живому, с кровью. Если честно, по себе знаю – такие делишки стоит лишь самую малость запустить, так после не расхлебаешь. Это тебе, рыжий, " ну так и что", да "плевать". Это ведь про таких как ты, которые с глазами миллиметровой глубины и сороказубой улыбчатой пастью, которым что чувство, что ощущения – без разницы, это про вас поется:
Конечно, я не прочь, когда настанет ночь,
С такою девочкой душевно полежать.
Но лишь пришел рассвет, меня с ней рядом нет,
Я встал, утерся, распрощался и бежать…
Тут, дорогой мой, совсем другое, а деваться некуда, очень уж с разных они палуб.
Для подавляющего большинства баб Ванька жених завидный. Как личность он, конечно, состоялся, и все идет к тому, что с девочками ему пора завязывать. Состоялась у него человеческая судьба. Или вот-вот окончательно состоится. Вице-король целой планетной системы, аж две обитаемых планеты. Дух захватывает, какие перед нами… в смысле, перед ним стоят задачи! Освоение планет. Переселение с Земли чуть ли не целого народа. Создание общества свободных и справедливых людей и все такое… не хмыкай, рыжий. И без тебя понятно, что это, мягко говоря, непросто, а справедливое общество и вообще есть чуть ли не махровый идеализм. Ты, может, и наплевал бы. А Ванька – нет. И мы, его друзья, тоже. Дел невпроворот, и каких дел! Но ведь это с нашей с вами, парни, точки зрения – аж целых две планеты. Но что такое две планеты с точки зрения папаши Периньона? Для него что подзаборный бомж, что вице-король Азерский есть явление одного порядка. Ему империю подавай, пускай она даже на ладан дышит. И если во вселенной весьма даже неблагополучно, если пар в котле так перегрелся, что давление зашкаливает, если все вокруг вот-вот взорвется к чертовой матери, а империю нахрен разнесет в клочья, так ведь, бог даст, не завтра. На их век хватит всяческого благополучия, они считают. А Домми девочка не простая. Задатки-то прекрасные, но от воспитания аристократического никуда не денешься. Гонор, представление о собственной особости, об избранности впитаны с молоком матери. Это для аристократических детишек естественно и вечно, как закон природы. Другого там и представить себе не способны. А у Домми не только грудки и попочка. И даже не только воспитание сословное. Там еще и характер, и личная заносчивость. Не встанет же подобная аристократка рядом с Иваном, чтобы не чужими, а собственными руками плечом к плечу и, себя не жалея, с полной самоотдачей копаться в грязи…
… Брось, рыжий. О чем ты говоришь? И мораль у аристократов есть, и нравственность. Правда, своеобразные. Это у олигархов нет ничего похожего и у координаторов, воры и есть воры. А аристократы просто полагают себя исключительными по праву рождения. Подход к равным, к своим и ко всем прочим людям у них разный на уровне подсознания.
… ну, почему же? И раньше случалось, чтобы у Ивана после расставания с очередной красоткой во взгляде появлялась мечтательность, и с языка слетали не пошлые шлягеры, а классическое: "Шумел камыш, деревья гнулись…", но чтобы он распевал "Отвали потихоньку в калитку" – это, извините, опять же перебор, это просто тушите свет. Ну да ладно, я сильно отвлекся, извините. Вернемся к перелету от Крайенги к Столице.
Когда мы подлетели к ближайшей точке подпространственного переброса в столичные квадранты, оказалось, что эта червоточина забита до отказа, причем – представьте себе! – суда летят в одну сторону, а именно к Крайенге, конца и края им нет. А какие летят суда! Сказать, что элитарные, значит ничего не сказать. Запредельного ранга посудины. А какие люди на них летят, это же сойти с ума! А охрана кругом такая, что не подчиняется даже председателю комитета начальников штабов ВКС. Мы сразу поняли, что протащить нас в столицу здесь не под силу самому Ковалю. Тут же запросили другие находящиеся в пределах достижимости точки подпространственного входа, оказалось, что – если иметь в виду ближайшие к Столице квадранты – везде одно и то же. Элитарии спешили успеть на Крайенгу до шапочного разбора. Надо было брать ситуацию в свои руки, причем немедленно.
Мы с Ванькой быстренько посчитали, что можем достичь Столицы за серию из трех подпространственных прыжков, если в качестве первого использовать всегда закрытый, а потому недоступный подпространственный тоннель в сторону Земли. В этом случае мы достигли бы Столицы уже через пару-тройку дней – потрясающий результат, исходя из обстоятельств. Я, оттеснивши Ваньку в сторону, быстренько связался с Ковалем. Коваль развил такую бурную деятельность, что не прошло и часа, как все необходимые формальности были утрясены, и командир патрульного корвета, совершенно обалдевший от происходящего, наладил свой корабль в подпространственную дыру, глядя на нас с суеверным ужасом. И его можно понять. В общем-то, Земля планета настолько закрытая, что даже о ее существовании знает далеко не каждый второй и даже не каждый двухмиллионный гражданин Вселенной. Любая посторонняя промышленная, научная и вообще хозяйственная деятельность, кроме отдыха запредельной элиты, на ней категорически воспрещена под угрозой уголовного преследования. Иммиграция в другие миры поощряется, поддерживается и даже – правда, иногда – субсидируется империей. Самый фешенебельный курорт во Вселенной, вот что такое Земля сегодня. Кстати сказать, самым сложным для нас оказался путь Земля – Столица. Преодолевать его пришлось в два прыжка, поскольку прямой подпространственный тоннель оказался тоже насмерть забит. Вся масса отдыхающих на Земле элитариев в самом спешном порядке рванула с Земли на Крайенгу…подумать только! Кто еще совсем недавно мог бы такое себе вообразить? Совсем с ума свели Домми со своим потенциальным женишком всю вселенскую элиту, коя элита, по крайней мере, элитарные женихи с элитарными же невестами все локти себе готовы были искусать с досады.
Капитан патрульного шипа свое дело знал хорошо. Уже наутро второго дня мы вынырнули из подпространственного тоннеля, а к завершению суток распечатали свой первый оборот вокруг Столицы. И тут мы узнали, что за время нашей подпространственной суеты в Столице произошли потрясающие события.
2
Глаза от своей начальницы Пепси старательно прятал, переминался с ноги на ногу, и все время тщился повернуться к ней правой стороной лица. Что касается Джейн, она, напротив того, самым старательным образом рассматривала именно его левый глаз, вокруг которого вольготно и вполне себе по-хозяйски расположился огромный синяк.
– Так-так, – с отвращением выговорила она, наконец. – Хорош супермен. Экстра-экстра класс. Сопатка разбита. Глаз подбит. Красавец!
– Видели бы Вы рожу моего дорогого братца Коки, – обиженно пробормотал Пепси. – Если Вы думаете, что он весь из себя кутюрье-визажист, гламур в шоколаде и силиконовая красотка, то Вы больше так не думайте. Не надо.
– Ну, что ты, уважаемый, как можно? – Дженни даже не сочилась, она истекала ядом. – Конечно же, его рыло тоже разбито. Точнее, подбит глаз. И, естественно, правый. Для симметрии. Так?
Пепси обиженно вздохнул.
– Какой это слоган ты все время вопишь? Молодежь выбирает Пепси, так, кажется?.. И ты прав. Выбирает. В качестве плевательницы, если кому хочется поблевать. Или нужен объект для оттрахать извращенным способом. Как же тут без Пепси? Без Пепси никак. Ну, разбили вы с братцем друг другу хари, а дальше что? Как вы Чарлея умудрились продиареить? Оба-вдвоем?
– Откуда я мог знать, что козел у этого придурка валяется несвязанный? – завопил Пепси с отчаянием. – Дурак он, что ли, дожидаться конца разборки? Ясный пень, тут же и слинял.
– С кем приходится работать? – пожаловалась Джейн окружающему пространству со всем возможным сокрушением в голосе. – Конечно, подобный исход мероприятия я предусмотрела, а то не знаю, с кем приходится дело иметь? Конечно, я отправила для подстраховать тебя этого долбошлепа и кретина Фантера. Ну, так и где он? Где придурок Чарлей? Где записи? Где, я вас спрашиваю… – и вызверилась почему-то на уважаемого сэра профессора Гитика.
Сэр профессор в ужасе замахал лапками.
– Откуда мне это знать? – истошно заорал он. – Может, Чилдрхен уже на Крайенге лакает пиво и тискает девок! Я про это ничего не знаю. И про записи ничего не знаю. Какие салфетки, вы тут все с ума посходили? Дурак я вам на салфетках писать? Вот вам мое честное благородное слово, я ни-ког-да, вы слышите?.. ни-ког-да и вообще отродясь ничего на салфетках не писал. И от руки вообще почти что никогда не писал, компьютера у меня, что ли, нет? Планшета? Нос салфетками вытирал, что да – то да, пару раз было дело, когда засопливилось в ресторане общепита и салфетки были под рукой. Но чтобы писать на салфетках? Ужас! У меня эплсунговский комп, Майкросинтош последней модели!
Он подскочил к Джейн, выдернул из кармана коммуникатор и сунул его в руки своей свирепой похитительнице.
–Нате! Убедитесь! Все мои лекции, все расчёты, все, что когда бы то ни было писал я сам или мои ученики… тот же Чарлей тоже, между прочим, да… все это здесь. Здесь, а не на салфетках. Смотрите! Читайте!
Джейн смерила придурка предельно презрительным взглядом.
– Ты хочешь меня убедить, что хранил свои таинственные и дико ценные зауми в гаджете, подключенном к вселенской сети? Я тебе что, с подиума свалилась? За дуру держишь? Да тебя бы в секунду обшмонал первый же попавшийся начинающий хакер из подворотни. Не-ет, ты прямо скажи, за кого меня держишь, козел? Какое понятие обо мне представляешь, лобастик хилоногий, рыло небитое? Душу выну!
Джейн размахнулась и так шарахнула коммуникатор об стену, что бедный гаджет разлетелся в мелкие дребезги.
– Ты кому репу за пазуху суешь, конспиратор хренов? – завопил Пепси, радуясь возможности переключить внимание начальства с себя на кого-нибудь другого. – У ей за пазухой есть место только для ей самой, козел. Ты погляди, как там обтянуто все, она даже нижнего белья не носит, потому что некуда, понял? Нету у ей за пазухой места для твоей репы, там ладонь-то не просунешь, придурок, она тебе так просунет, никакой хирург хлебало твое позорное обратно не соберет! Где салфетки, покуда цел? Или ты думаешь, что мы тут все в дупель темные и сериалы про вас, козлов мозгошлепных, отродясь не смотрели, как вы свои яйцеголовые идеи в жральнях на салфетках друг перед другом выпендриваете?
– Ты-то, козлируемый, уж конечно, не писал никаких идей! – оскорбительно скривилась Джейн, обустраиваясь в кресле за широким командирским столом. – Откуда бы у тебя идеи взялись? Ты нам за Чарлеевы салфетки отвечай, сопля неподтертая.
– Зачем коммуникатор расколотила, зараза? – истерически заорал профессор, потерявши в бессильном отчаянии всяческую осторожность. – Копии записей я теперь откуда возьму? Я их что, помню наизусть, по-твоему? Или ты думаешь, что я на стационарном компе в ПТУ держал запасные как персональный подарок коллегам по кафедре, которые сплошняком жулики и рады украсть? А где я теперь себе новый комп возьму? На какие шиши? Вот за Чарлеевы дела с Чарлея и спрашивайте. Если только он поймет, об чем вы тут языкатитесь и вообще. Салфетки у студента! Ну, вы даете! Они и слово такое – салфетка, небось, не знают, как пишется. В пэтэушных общагах предмет сервировки, типа, один-единственный – газета Вселенский спорт, на которой селедку режут и ложут, в смысле, раскладают! А на газетных полях, чтобы вы знали, записи писать места нет. На них никаких других идей, кроме мата, не запишешь.
– Стой! – страшным шепотом зашипел вдруг Пепси. Окончательно деморализованный профессор подпрыгнул на месте и испуганно оглянулся.
Здоровый глаз агента был вытаращен до пределов возможного, и пялился он куда-то за профессорскую спину. На пол. Возле окна.
– Эт-то что еще за… а?!
Пепси на цыпочках прошмыгнул к окну и, опустившись на колени, принялся внимательно рассматривать валяющийся там какой-то маленький предмет. Присутствующие, в свою очередь, пялились на него самого – Джейн с озадаченностью, а профессор еще и с нешуточным испугом.
– Что там у тебя такое? – не выдержала Джейн.
– Пуговица! – радостно взвизгнул Пепси. – Пуговица от плаща!
– Тьфу, ты, – Джейн в сердцах плюнула на пол. – Какой идиот. Пуговиц ты, что ли, отродясь не видал до сих пор, дубина ты фенолформальдегидная?
– Если здесь и есть фенолформальдегидная дубина, то это не я, сури мои, – с достоинством заявил в конец оборзевший Пепси. – Конечно, я видал пуговицы. И даже эту конкретную видал. Причем, неоднократно. Главное, где я ее видал!
– В гробу? – покосившись на Джейн, сострил профессор.
– Сам ты очутишься в гробу, причем как раз фенолформальдегидном, если еще раз разинешь пасть без разрешения. Это пуговица от Фантерова плаща, причем с мясом выдранная. Падлой буду, босс, у него, у выпендриста, пуговицы нестандартные и совсем пижонские в виде черепов. И плащ пижонский, цеплючий. Он здесь был, Фантер, да, небось, еще вместе с Чарли. И пуговицу от плаща оторвал, за что-нибудь зацепившись. А может, его здесь просто-напросто основательно били? Чтобы из кевларового плаща вот так вот с мясом выдрать пуговицу, это мало быть очень сильным, надо еще и очень постараться.
– И где же тогда они? Которые били? Куда же они тогда отсюда подевались? – тупо спросила Джейн.
– Откуда мне знать? – удивился Пепси. – Мы ж сюда вместе вошли. Чарли, небось, опять скиднэпили, козлика, а с Фантером я лично и связываться не стал бы, тьфу на него, на Фантера, вышвырнуть его за окошко – всего и делов.
Джейн озадачилась.
– Но… мораль отсюда получается такая, что не только тебя, придурка, страховали, но и у братца твоего Коки Колера тоже была страховка? Выходит, Чарлей сейчас у конкурентов скорее всего, или где? Кто же это у них такой крутой, чтобы провернуть? Во всей их шобле сейчас не при делах оставалась одна только Большая Амазонка. Но она, если честно, редкостное дерьмо. Полный аналог кретина Конана, разве что формально пол женский, да и рожа дегенеративная вся, а не только нижняя челюсть. Нет, этой шустрика не удержать, он ее вокруг любого пальца обведет.
– Может, они из криминала кого подключили?
–Навряд. Правонарушители у них еще хуже ихних правоохранителей. Только и знают, что бегать по улицам и бить фонари для создавать своим шефам-Гюльчатаям дополнительный к закрытым рожам темный комфорт. Ибо фонари мешают. При свете засаду не устроишь. Вся ихняя вертикаль с дуба упала. На паленой водке воспитана. Никакой внутренней попсовой культуры, никакого духа у них нет, воняют одни носки. А уж чтобы оказаться в градусе такой изящной операции… Чарлей этот самый пускай тоже не кафетерий попсы и поступков, но он их сделает, чем хошь клянусь. Оперативная работа это тебе не балетовый выпендрёж. Тут надо не символически рекламировать балетно всякие всячности, тут надо хватать и тащить! А то ты им символический шпагат над грязной прозой жизни, а они тебя в оную прозу беленькими трусиками по самые арбузы, никаким грейдером не вытащить. Тут тебе такую растяжку устроят, что ноги из суставов выскочат. А если вдруг козлик от плащей и кинжалов не сбежал, выбьют они из него записи, а потом и прикончат к той самой матери, которая и есть ядреная феня. А у нас получится полный кердык, амбец и, вообще, ведро помоев заместо порционных протеиновых харчов.
– Босс, а может, это Персидский подсуетился? – осторожно сказал Пепси.
– Персидский может, – Джейн задумчиво покивала головой. – Ничего вам, чухлям, поручить нельзя. Вы любое, самое простое дело непременно продиареите. Ладно. Я лично займусь козленком… опять мне его, крысу драную, киднэпить… успеть бы. А ты, сволочь, сволочешь профессора в порт и переправишь его на наш стелс-шип, я там тоже скоро буду. Кстати сказать, не забудь позаботиться о салфетках. Хоть все свободные отсеки в шипе ими забей, но чтобы этот сукин кот, в смысле – профессор, не отговаривался потом, что он бы и рад, да писать ему не на чем и нечем… так что ручки прихвати, дубина. Много.
– Ага… ага… Вы гений, босс, я землю жрать готов! Конечно же, ты права! Ясный пень, профессор… в смысле – сукин кот… своего козленка давно уже обшарапил и обшмонал почище любого хакера, и насчет идей козлируемого в курсе как поперек и вдоль собственной лысины, падла буду, век свободы не видать. А начальству нашему откуда знать, кто салфетки испачкал и когда, ему лишь бы записи наличествовали… только пасть раскрой, падла, – оскалился он на профессора, – я тебе…
– А почему ты все еще здесь? – с обманчивой лаской в голосе выговорила Джейн. – Почему ты торчишь перед этой пуговицей на коленках что твоя Мария Магдалина на почтовой марке? Я что тебе, козлу позорному, велела?
Пепси резво вскочил на ноги, раздался оглушительный треск, и его тощий зад предстал перед окружающими упакованным вместо джинсов в совершенно хиповые шорты с потрясающей драной бахромой по штанинам, которые штанины оказались, к тому же, еще и разной длины. Отпад и потрясуха, какой модняк! Потрясуха и отпад! А обрывки штанин так и остались валяться на полу, как приклеенные… впрочем, почему это – "как"?
– Это что еще за стриптиз, придурок? – взревела Джейн. – Думаешь, кому-то здесь интересно любоваться твоими кривыми волосатыми псевдоподиями, бабуин?
Пепси ухватил профессора за шиворот и исчез за дверью. Джейн обреченно вздохнула.
– Ну, и где же мне теперь искать проклятую скотину-студента? А не рвануть ли мне, и в самом деле, сразу на Крайенгу? Этого паразита в столице ни одна живая душа долго не удержит, пришить бы его, да нельзя… пока. Уж больно шустрый пусик свалился на наши головы. И на Крайенге он-таки окажется обязательно, это если в конце концов.
Джейн уперлась ладонями в столешницу и резко встала. В комнате раздался уже знакомый оглушительный треск и…
…Возле стола стояла очень красивая абсолютно голая женщина… во всяком случае, если не считать высоких черных сапог, на ее теле, так сказать, не наличествовало ни клочка драпировки. Что касается ее стильного черного комбинезона, его обрывки оказались насмерть приклеены к креслу, в котором она только что так вольготно располагалась.
– Ах, вот это кто! – взревела Джейн в приступе совершенно неконтролируемой ярости. – Рем Бо-бо! Сука! Подонок! Бабочка траханая!
В течение не менее четверти часа меж стен конспирухи бился в многократных отражениях истошный, не вполне внятный, но уж точно абсолютно ненормативный визг, в котором, однако же, ни разу не прозвучало ни одно повторившееся словосочетание.
Наконец, голая красотка не то чтобы успокоилась, но несколько подустала.
Ладно, – сказала она, качая перед собственным носом указующим перстом, – ладно! В этом деле есть одна хорошая сторона. Ты, Рем, сволочь эдакая, всегда оставляешь за собой след – прикольные свои ловушки и капканы. Вот по ним я тебя и найду. Берегись, сука, я тебе все твои шуточки припомню. И Чарлея отберу, если что, и сам ты меня надолго запомнишь, подонок, дай только одеться!
Искать здесь, во временной конспиративной квартире, какую бы то ни было одежду было совершенно бессмысленно. Надо было идти. В конце концов, какой-нибудь бедолага – невезунчик обязательно попадется ей по дороге. И будет он – что характерно! – вполне себе задрапированный в какой-никакой прикид. Ничего личного. Всего-навсего сегодняшний день сложится для бедолаги не вполне… но кто не спрятался, я не виноватая.
Джейн, как была, голышом, решительно направилась к двери, и вдруг…
– Стоп! – взревела она. – А цеплючий плащ? Да не может быть, чтобы плащ Фантера где-нибудь за что-нибудь не зацепился.
Джейн подскочила к окну и высунулась наружу.
