Леонид Резников
2120. Ловушка для AI
Глава 6
Пробуждение мое оказалось вдвойне безрадостным, поскольку мне было жутко плохо после выпитого, а еще я обнаружил себя лежащим на жестком лежаке напротив небольшого зарешеченного окна, из которого на грязный бетонный пол изливались яростные потоки солнечного света. Отлежанные бока ныли, и еще кто-то противно гнусавил нудную песню. От его завываний сводило челюсти. Вставать не хотелось, но жажда заставила меня подняться с жесткой кровати.
С большим трудом усадив затекшее непослушное тело, я потер ладонями опухшее лицо и похлопал глазами – будто песка в них насыпали. В тесной камере кроме меня никого не было, а гнусавый голос доносился из щели под потолком – пели в другой камере. Ну и слава богу. Только соседа мне сейчас еще и недоставало для полного счастья. Рядом со мной на столе стояла алюминиевая кружка, потертая и немного погнутая. Протянув руку, я взял кружку, поднялся с кровати и прошел к крану, вделанному в стену над облезлым, в ржавых потеках умывальником. Нацедив из крана полкружки теплой невкусной воды, я напился, вернулся к кровати и сел, вертя пустую кружку в руках, затем приложил ее к горячему лбу. Металл приятно холодил кожу. В голове начали, будто нехотя, ворочаться мысли, и я вдруг ясно припомнил, что натворил. Картины в моей голове проносились со скоростью пулеметной очереди. Я тихонько застонал и уронил руки на колени. Ох, что теперь будет! Это ж мне за все мои грехи не меньше пожизненного светит…
Дверь, клацнув замком, с тихим скрежетом отворилась, и на пороге моей камеры возник молодой, высокий и худощавый лейтенант с копной непослушных соломенных вихров.
– Так, – сказал он, пристально глядя на меня, и поудобнее перехватил планшет, который держал в левой руке. За спиной лейтенанта маячил еще один, вероятно, охранник. Тот был пониже ростом лейтенанта и дышал ему в правую подмышку, откуда настороженно таращился на меня. Я его понимал.
Аккуратно поставив на стол кружку, я зачем-то поднялся и отер о шорты влажные ладони. Я где-то читал, что когда в камеру входит охрана, нужно вставать, но так ли это на самом деле, мне было неведомо. Однако рисковать вовсе не хотелось. Зачем мне лишние проблемы?
– Да вы садитесь, Васильев, – немного помявшись на пороге, сказал лейтенант и сделал один шаг к столу, потом, подумав, еще один, будто сомневался и вот-вот собирался броситься наутек при первых признаках опасности.
«Плохи мои дела, – грустно подумал я. – Уже не господин, и даже не гражданин, а просто Васильев…»
Я сел, нащупав пальцами застеленную грубым одеялом постель, и сложил руки на коленях. Лейтенант еще немного поколебался и все-таки прошел к столу. Низенький охранник вошел следом за ним и застыл в широком дверном проходе.
– Вы свободны, – обернулся к нему лейтенант и опустился на единственный в камере стул. Положил планшет на стол.
Охранник сдержанно кивнул, вышел и затворил за собой дверь. Гулко хлопнуло, но скрежета замка я не услышал.
– Ну-с, Васильев, – лейтенант оценивающе поглядел мне в глаза, – что же это вы так? Вроде бы порядочный человек. С виду.
– Так получилось, – вздохнул я и потупил взгляд, принявшись перебирать складки на грязных шортах пальцами. – Выпил я лишнего.
– И часто вы так… лишнего? – Лейтенант протянул руку к планшету и нажал кнопочку. Экран планшета засветился.
– Очень редко, – тихо отозвался я. – Можно сказать, почти никогда.
– Измордовали трех полицейских при задержании, так? – спросил лейтенант, пробежав по строчкам невидимого мне текста.
– Так. – Спорить тут не имело смысла. – Но один из них пнул меня в бок!
– Пнул? Вас? – тонкие брови лейтенанта вздрогнули и несколько надломились.
– Именно так, – кивнул я в подтверждение своих слов.
– То есть, вы хотите сказать, превысил свои полномочия при задержании? – уточнил лейтенант, тыча в экран пальцем.
– Я не знаю, превысил или нет, а только как было, так и говорю. Взял и пнул меня своей туфлей, – меня почему-то взяла злость.
– Спокойнее, – осадил меня лейтенант тяжелым взглядом. – Значит, пнул вас туфлей.
– Именно.
– Это той, которой вы его потом били?
– А чего он? – шмыгнул я носом.
– Ясно. Разберемся. А других за что?
– Мешали бить туфлей, – буркнул я и отвернулся к стене.
– Понимаю. – Лейтенант что-то записал в свой планшет. – Вы признаете, что совершили противоправный поступок?
– А чего признавать, если и так все ясно?
– Признаете или нет? – с нажимом повторил свой вопрос лейтенант.
– Признаю!
– Хорошо. Очень хорошо. – Лейтенант сделал соответствующую пометку в планшете и опять уставился на меня своими пронзительно-синими глазами. – С этим вопросом все. Теперь поясните, почему вы хотели совершить акт суицида.
– Чего-о? – протянул я, уставившись на лейтенанта.
– Акт суицида. Выпрыгнули в окно третьего этажа своей квартиры по адресу…
– Простите, как вас зовут? – перебил я лейтенанта. Свой адрес мне и без него был известен.
– Трофимов, – немного растерялся тот. – Лейтенант Трофимов, следователь…
– Так вот, лейтенант Трофимов, я похож на законченного идиота?
– Не очень, если честно, – пожевав губами, неуверенно отозвался тот.
– А зачем мне тогда заниматься самоубийством?
– Это лучше вы мне скажите, господин Васильев, – опомнился лейтенант и решил вернуть себе инициативу в допросе. Но мне пришлось по душе, что я опять вдруг стал господином Васильевым – неплохой знак.
– Отвечаю: хотел поправить занавеску и вывалился с окна.
– Сомнительное заявление, – неудовлетворенно покачал головой лейтенант.
– Какое есть, – я нахально закинул ногу на ногу и покачал ей.
– Я бы рекомендовал вам вести себя несколько сдержаннее, – посоветовал лейтенант.
– А что я такого сказал?
– Глупость.
– Ну, знаете! – возмущенно всплеснул я руками.
– Никакую занавеску вы не поправляли, поскольку занавески у вас разведены широко в стороны и с подоконника до них не дотянешься.
– Возможно. Но я решил попробовать, – продолжал я стоять на своем. Тоже мне, Пинкертон выискался!
– Не получается, – несколько погодя сказал лейтенант.
– Что не получается?
– Не получается ваш вариант с занавеской.
– Это еще почему?
– А потому что после падения вы бросились наутек, а не вернулись домой, как это было бы логично. Или вызвали бы «Скорую помощь».
– Товарищ лейтенант, а вы сами падали когда-нибудь из окна?
– Н-нет, – не совсем уверенно отозвался тот, видимо, ища скрытый подвох в моих словах.
– А вы попробуйте, – посоветовал я, – тогда и поговорим о логике.
– Что вы имеете в виду? – моргнул лейтенант пару раз.
– Я имею в виду шоковое состояние. Я не понимал, что произошло и как вообще уцелел, и мне вдруг захотелось куда-нибудь убежать, далеко-далеко…
– Вы головой ударились?
– Почему головой? – я обиженно надул щеки.
– Может, у вас черепно-мозговая травма?
– Нет у меня никакой травмы! Я на ноги упал. А тут на меня народ с «дурильниками» своими попер.
– С чем, с чем? – не понял меня лейтенант, от удивления подавшись чуть вперед.
– Со смартфонами, – процедил я сквозь зубы. – Помощи от них не дождешься, зато через пять минут мои фото испещрят все доски в Интернете. Оно мне надо?
– Не надо, – подумав, согласился лейтенант. – И по этой причине вы решили сбежать от них?
– Возможно. Я сейчас уже и не помню толком, из-за чего. Шок у меня был, понимаете?
– Понимаю. Временная потеря памяти?
– Вроде того, – поразмыслив, согласился я. Интересно, чем все закончится? – Понимаете, товарищ лейтенант, день у меня отвратительный был.
– Да-да, я в курсе, – опять уставился лейтенант Трофимов в экран планшета. – Два задержания нарядом ДПС, три раза вас посещал участковый капитан Березовский.
– Он наш участковый?
– А что вас так удивило? – воззрился на меня лейтенант.
– Да нет, просто я не знал, кто у нас участковый, а вот вы сказали, и теперь я в курсе.
– Так, – серьезно сказал лейтенант и опять опустил голову. – Еще повздорили с мусорным баком.
– А чего он? – буркнул я. – Я ему говорю: «бери мусор», – а он, гад такой, не берет. Рассортируй сначала, говорит. Издевательство какое-то, честное слово!
– Не кричите, – поморщился лейтенант. – Я в курсе. Куда потом дели мешок?
– Я… я его в другой бак выбросил, который не таким умным оказался.
– В какой конкретно? – уточнил лейтенант, делая очередную пометку.
– Ну в какой? – мазнул я невидящим взглядом по серой стене камеры. – Не помню уже в какой. После того как меня ДПС-ники отпустили в очередной раз, заехал в какой-то двор и там бросил.
– А за город зачем ездили?
– Развеяться. Думаю, прокачусь – отпустит.
– Что отпустит?
– Душу.
– Ах, душу, – понимающе ткнул пальцем в экран лейтенант. – В лесу что делали?
– В каком лесу? – я весь мгновенно напрягся.
– В обычном, где вас взяли, – поиграл желваками лейтенант. Похоже, ему уже порядком надоело со мной возиться.
– Ах, в этом! – выставил я указательный палец.
– А был еще и другой?
– Нет, не было, – решительно отверг я далеко не беспочвенные подозрения. Конспиратор из меня, если честно, никакой.
– Тогда чего же вы спрашиваете?
– Вы знаете, у меня ужасно болит голова, – я провел рукой по лбу и поморщился. Я нисколько не кривил душой – она действительно болела. – И я очень плохо соображаю.
– Понятно. Так что же вы делали в лесу? – повторил свой вопрос лейтенант.
– Пил.
– Пили?
– Да, пил! Разве это запрещено?
– Нет, но… – поерзал на стуле лейтенант, будто ему не совсем удобно было сидеть.
– Что?
– Один пили?
– Пил один, а были вдвоем.
– Интересно! С кем?
– С дроном природоохраны! – я решил говорить правду и только правду.
– Опять шутите? – грозно посмотрел мне в глаза лейтенант.
– И в мыслях не было, товарищ лейтенант!
– Предположим, – Трофимов постучал пальцами по столешнице. – И что же, он тоже пил, этот ваш дрон?
– Во-первых, дрон не мой, а природоохраны, как я уже говорил, а во-вторых, вам не хуже меня известно, что дроны не пьют.
– И что же в таком случае вы с ним делали?
– Мило беседовали о природе, пока не приперлась полиция и все не изгадила, прошу прощения за резкость. Я никого не трогал, сидел себе спокойно, а тут эти трое: «Вставай пошли!». Нагрубили, спровоцировали.
– Вас?
– Ну не дрона же!
– В полицию поступил вызов, что человек выпрыгнул из окна третьего этажа и скрылся в неизвестном направлении. Полиция, разумеется, должна была разобраться.
– Понимаю. Но кто дал им право хамить и пинаться?
– Никто, вы правы. Мы разберемся в этом вопиющем безобразии, если он подтвердится.
– Думаю, не подтвердится, – качнул я головой.
– Почему вы так считаете? – подозрительно покосился на меня лейтенант.
– А в лесу кроме полиции и меня никого больше не было.
– А дрон куда подевался? – у лейтенанта стало такое лицо, будто он подловил меня на противоречии.
– Улетел, как только трое ваших вломились на поляну. Я бы сам улетел, если бы мог. Шуму от них было, больше, чем от стада медведей.
– А разве медведи ходят стадами?
– Может, табунами – я не в курсе.
– Понятно, – лейтенант поднял руку и задумчиво потер пальцем переносицу. – Все равно разберемся.
– Очень надеюсь.
– А что по поводу кражи сообщите?
– Какой еще кражи? Я ничего не крал!
– Да не вы крали, а у вас, – лейтенант склонился над столом и заглянул в планшет. – Вот тут у меня имеются данные из сводки: у вас украли новый телевизор, так?
– Так, – я понял, что с телевизором не пронесло. – Только это не я заявление подавал, а ненормальная электронная баба из фирмы.
– Верно, – удовлетворенно качнул подбородком лейтенант. – Почему лично не сообщили о краже?
– А разве это противозаконно?
– Это, по меньшей мере, странно. И, я бы даже сказал, не совсем обычно.
– Возможно, – согласился я. – Но я вам отвечу теми же словами, которые сказал телефонному чирю из фирмы: ему же хуже.
– Кому?
– Вору.
– Почему?
– А вы сами попробуйте этот телевизор спокойно посмотреть хоть пять минут, тогда узнаете.
Диалог с телефонным интеллектом повторился один в один, мне даже весело стало:
– Каждый день смотрю.
– У вас сколько плюсов?
– Вы о чем?
– О плюсах. Там после буковок «АЙ» еще плюсики стоят.
– Ах, вон вы о чем! Один, насколько я помню.
– Вам повезло, товарищ лейтенант, а у меня было три!
– И что?
– Он не давал мне смотреть фильмы, предлагал животный секс…
– Это как? – раскрыл от удивления рот лейтенант.
– Передачи, разумеется. А вы о чем подумали?
– Зоофилия? – не стал отвечать на мой вопрос лейтенант.
– Еще не хватало! Секс между животными – такие развивающие непонятно что передачи о природе. Только вот мне такого развития не надо.
– Понимаю вас.
– Точно?
– Ну-у…
– Вот именно, что «ну»! Он изводил меня своей болтовней, ввел в растраты, ко мне явилась полиция. И еще не давал слушать Бетховена!
– Собаку?
– Немецкого композитора девятнадцатого века. Классическая музыка.
– Разве такой есть?
–О, уверяю вас, он вполне реален!
– Да? Надо будет как-нибудь обязательно послушать.
– Обязательно послушайте, – а про себя подумал: «Если вытерпишь хоть пару минут…» Там ведь нет так любимых современной публикой «бум-бум» и «тирьям-пам-пам» в трех аккордах на всю музыку и припеве из двух-четырех слов, повторяющихся до бесконечности.
– А я еще хотел купить новый телевизор, – лейтенант в глубоком сомнении почесал щеку двум пальцами. Голос его дрогнул.
– И не рискуйте даже! – я сделал страшные глаза.
– Гм-м! – прочистил Трофимов горло. – Не хотите ли сказать, господин Васильев, что все, случившееся с вами, произошло по вине м-м… телевизора?
– Возможно, – уклончиво отозвался я, уже чуя, чем попахивает.
– Поточнее, прошу вас! – Лейтенант, подвинув планшет к себе поближе, приготовился занести мои показания в программу.
– Если точнее, то – да. Но я ни на чем не настаиваю и ни с кем судиться не хочу.
– Это хорошо, – удовлетворенно кивнул головой лейтенант, склонившись над широким экраном и тыча в него одним пальцем. Губы его беззвучно проговаривали набираемое. – И последний вопрос.
– Слушаю вас! – с готовностью отозвался я, потому как беседа уже порядком меня утомила.
– Как быть с мусором, который вы выбросили за городом на несанкционированную свалку?
Я раскрыл рот для ответа, но так и застыл с отвислой челюстью.
– Что с вами, господин Васильев?
– Н-ничего, – промямлим я, плямкнув губами.
– Вас смущает вопрос?
– Скорее, ответ.
– Чем же, разрешите спросить?
– А вы докажите сначала! – принял я вызывающую позу.
– Пожалуйста, – пожал плечами лейтенант, развернул свой планшет на сто восемьдесят градусов и пододвинул ко мне. – Вот заключение экспертизы. На некоторых элементах пластика обнаружены ваши отпечатки.
Лейтенант победно уставился на меня; я, ошалело, – на экран смартфона. Буквы расплывались перед моими глазами. Впрочем, читать заключение не было никакого смысла, и так все ясно: я попался, как кур в ощип!
– Прочли?
– Прочел, – буркнул я и отвернулся.
– Значит, ваш мусор?
– Мой. Но не весь, разумеется.
– Я понимаю. Такую груду мусора вы бы один за день при всем своем желании не натаскали.
Я незаметно скривил губы в улыбке. Неплохо, видать, квадрокоптер постарался.
– Ну что, будете говорить?
– Я же сказал: мой мусор.
– Зачем вы его там бросили.
– А потому что баки не хотели его у меня принимать и требовали сортировки!
– Почему в утиль не сдали?
– Не додумался, – я опустил глаза и взялся разглядывать свои босые грязные ноги.
– Опять врете?
– Зачем? – пожал я плечами. – Да и какая, собственно, теперь разница – бросил и бросил. Но ведь это не статья.
– Отчего же? Статья, только административная.
– Выпишите штраф, – безразлично ответил я лейтенанту.
– Само собой. Вот только…
– Ну что еще? – я поднял умоляющий взгляд на лейтенанта. Лицо его абсолютно ничего не выражало.
– Экспертиза установила, что осколок пластика, на котором обнаружены ваши отпечатки, мог принадлежать, скажем, некоему изделию. Довольно новому, кстати, поскольку на нем нет следов износа, – лейтенант сделал паузу, а потом добавил. – Ничего не хотите сказать?
– Нет.
– Тогда я скажу: то, что вы выбросили, ранее являлось телевизором, который вы сегодня приобрели в магазине…
– Сегодня?
– А что вас так удивило?
– Я думал, уже утро следующего дня.
– Нет, только вечер сегодняшнего.
– Этот день, похоже, никогда не закончиться, – застонал я, спрятав лицо в ладонях.
– И теперь ничего не хотите рассказать следствию?
– А что рассказывать, если вы и так все знаете? – я сгорбился и облокотился на колени.
– Следствие интересуют не только сухие факты, но и причины, подувшие вас совершить преступление.
– Причины?! – встрепенулся я, стремительно распрямляясь, словно отпущенная, до предела сжатая пружина. От моего голоса лейтенант вздрогнул и вместе со стулом подался на полметра назад. – Вы хотите знать причины? Вот вам причина: чтоб он сдох, этот проклятый искусственный интеллект со всеми его плюсами, сгнил на корню! Чтоб его в бараний рог, сволочь такую, скрутило! Чтоб его динамики треснули и камеры полопались!
– Сядьте! – привел меня в чувство требовательный окрик лейтенанта. Я послушно сел, замолчав и почувствовав полное опустошение, будто меня вывернули наизнанку и хорошенько вытряхнули. – Вот так! – Лейтенант нервно одернул воротничок рубахи и опять придвинулся к столу вместе со стулом. – А теперь рассказывайте все по порядку…
Лейтенант Трофимов слушал меня внимательно, не перебивая и постоянно что-то фиксируя в планшете. Я выложил ему все, как на духу. Мне кажется, у него еще ни разу не было такого рассказчика, как я. Он смотрел на меня то недоуменно, то с сомнением, а то и с плохо скрываемым страхом. А когда я наконец выдохся, подсунул мне свой планшет с явным облегчением.
– Прочтите и распишитесь, – сказал он.
Я даже читать не стал. Какой, собственно, в том смысл? Все равно уже назад ничего не воротишь.
Я приложил палец к сенсору и отвернулся к окну.
Лейтенант поднялся со стула, сунул планшет под мышку и, довольно сухо попрощавшись со мной, вышел. Я ему не ответил.
Дверь за ним закрылась.
Наступила гнетущая тишина.
Я посидел так некоторое время на краешке кровати, а потом лег и растянулся во весь рост, подложив правую руку под голову, и закрыл глаза. Вот мое новое жилище, и нужно было начинать привыкать к новой жизни, не строя бесполезных надежд. Больше всего мне сейчас хотелось, чтобы меня оставили в покое, наедине с собой.
Но я ошибся.
Не прошло и часа (приблизительно, разумеется, – часов у меня не было) как в двери вновь повернулся ключ, и в комнату вошел какой-то полулысый со сверкающей плешью, полноватый тип с повадками гиены и в больших круглых очках, через которые он долго изучал меня огромными серыми глазами. На типе был надет белый халат…
Так я попал в сумасшедший дом – самое тихое и спокойное место на земле, если бы, конечно, не Лунтики всякие с Человеками-пауками и подобными им. И еще кое-что, но об этом – тс-с-с!..
Часть 2
Глава 1
Помните: «Нет повести печальнее на свете…»? Может, и не помните или вообще не читали, но это не имеет ровным счетом никакого значения. Важно то, что печальных повестей в жизни каждого человека хоть отбавляй, и у каждого, разумеется, обязательно самая трагическая. К примеру, у маленького ребенка – «чем повесть об отобранной конфете». У голодного взрослого – «о не съеденном обеде». Или вот еще, у нас в больнице особо актуально: «о закрытом туалете» – бежал, держался изо всех сил и… В общем, вы поняли, о чем я. Туалет всего один, а желающих – хоть отбавляй. Будто специально ждут, когда зайдет кто. Впрочем, чего с идиотов возьмешь. Психи – они поумней будут, у них стадный эффект отсутствует.
А что до печалей, то, в принципе, их у меня никаких особо и нет. Только бы не выпустили обратно в сумасшедший мир нормальных людей. Но маловероятно: социальная дезадаптация – это вам не игрушки, да еще вкупе с маниакально-депрессивным психозом или биполярным расстройством – как кому больше нравится. Главное – правильную линию поведения выбрать, соответствующую образу. Мне, похоже, удалось. Так что скорый выход на свободу мне не грозил, за что отдельное спасибо нашей психиатрии. Я просто млел от покоя – что идиоты в сравнении с искусственным интеллектом! Последний гораздо опаснее, и нет ничего разрушительнее для человека, чем этот самый искусственный интеллект, потому как своего уже вовсе не надо, а тот, без сомнения, знает все лучше человека – ему виднее, что да как.
В общем, жизнь моя скользила словно по маслу, и почему я вдруг, ни с того ни с сего о печальных повестях заговорил, спросите вы. А потому что неприятности на меня нежданно-негаданно свалились, будто снег на голову!
Лежу я в один прекрасный день на кровати, книжку читаю. Настоящую, бумажную – не электронную. И не диктует она противным голосом, от которого в сон клонит. У нас в больнице целая библиотека, представляете? Я давным-давно столько книг бумажных разом не видел. Непопулярно это. Да и читают сейчас мало, разве что объявления о распродаже и всякую познавательно-информационную чушь, что бегущей строкой по телевизору передают. Но я отвлекся. Лежу себе, читаю, страницы послюнявленным пальцем перелистываю, ощущая приятную на ощупь шероховатость бумаги. А запах? Книжный запах просто непередаваем! И вдруг распахивается дверь в нашу палату, и на пороге возникает Сергей Борисыч. Это наш зав, если кто не в курсе. Грузный такой зав, представительный, все в галстуке и пиджаке ходит, поверх которого неизменно халат снежно-белый надевает и на пузе объемном тремя пальцами стягивает. Душевный мужик – уважаю. И вот входит он и сразу с порога в бой:
– Васильев!
– Я! – вскакиваю я с постели и вытягиваюсь в струнку.
– Вольно, Васильев, – добродушно усмехается заведующий. Нравится ему, знаю, когда на него так бурно и радостно реагируют.
Я застываю в расслабленной позе, заложив страницу пальцем.
– Все читаешь?
– Читаю.
– Что читаешь-то?
– Да вот, – продемонстрировал ему обложку книги, – Айзек Азимов, «Я, робот».
– Робот? – настораживается тот.
– Ну да. Не читали? Молодец Азимов! Шикарно по тупым железякам проехался, – потрясаю я книгой.
– Знаете, Васильев, – Сергей Борисыч пристально вглядывается в мое лицо, – мне иногда кажется, что вы несколько переигрываете.
– Ну что вы, – отмахиваюсь я. – Какие тут игры. Вы мне только дайте эту железку. Ух, я ей! – И делаю просто зверское лицо.
Заведующий удрученно качает головой.
– Ну ладно, – говорит. – Я чего зашел-то: новые процедуры у вас с сегодняшнего дня.
– Какие еще процедуры? – настораживаюсь я.
– Адаптационные. Правда, не помню, когда я их вам назначал, но если в вашей карте числятся…
– Может, пошутил кто глупо? – спрашиваю, а у самого уже поджилки трясутся: раз адаптационные, значит, дело к выписке идет, а мне этого вовсе не надо.
– Да нет, моя подпись, – неловко пожимает плечами Сергей Борисыч, будто извиняется. – Так что готовьтесь.
– А может, не надо?
– Надо, Васильев, надо! – с нажимом говорит заведующий, отчего уверенности в себе у меня еще убывает. Что-то меня ждет. И судя по таинственному тону зава, ничего хорошего.
Сергей Борисыч уходит, а я, на автомате переступив через Лунтика, заваливаюсь на кровать и раскрываю книгу. Глаза бегают по строчкам, а голова о другом думает. Нет, не могу читать. Откладываю книгу в сторонку и гляжу в потолок, по которому бегает жирная, сытая муха. Вот счастливое насекомое: поест, умоется, поспит и ничто его не волнует сверх того. А меня вот терзают жуткие волнения, от которых я незаметно для себя засыпаю, но не успеваю провалиться в сон по-настоящему, как меня одергивает голос медсестры Ниночки:
– Васильев.
– Я! – зачем-то вскакиваю с кровати, наступив все-таки на Лунтика и едва не кувыркнувшись через него. – А, чтоб тебя, дебила, расплющило!
Счастливый Лунтик, ехидно хихикая, убирается на свою койку, где принимается гладить оттоптанное пузо и разглядывать серый пыльный след от моего тапка.
– На процедуры! – говорит между тем Ниночка.
– А можно я потом? – наивно спрашиваю я.
– Никаких потом, Васильев. Будем строго придерживаться назначения врача.
– Придерживаться – так придерживаться, – повесив нос, я плетусь по коридору вслед за виляющей широкими бедрами Ниночкой. На мой взгляд, слишком широкими, но это, конечно, дело вкуса. Талия у нее осиная, щиколотки тонкие, ступни маленькие, а бедра халат распирают так, что пуговицы на пределе держатся. Такими обычно женские стилизованные силуэты рисуют.
Но мысли у меня в тот момент совсем не в том направлении скакали. И когда мы прошли мимо процедурной комнаты, мне и вовсе не по себе стало.
– Ниночка, а мы куда идем? – спросил я. – Процедурка-то вот она.
А она мне через плечо:
– А у нас разные процедурные есть.
В первый раз слышу, честное слово! И тогда меня страх не на шутку взял. А Ниночка виляет себе бедрами, маленькими ступнями в босоножках по полу перебирает, подбойками тихонько цокает. Доцокала до угла коридора и влево свернула. Я за ней. А куда деваться? Сам не пойдешь – силой поведут. Это ведь не терапия вам какая!
Остановилась Ниночка у безымянной двери справа, дверь открыла и посторонилась, сделав мне приглашающий жест.
– Входите, Васильев.
– А можно я здесь подожду? – спрашиваю, переминаясь с ноги на ногу.
– Да нет, лучше там, – серьезно так говорит. Юмора в ней ноль, в нашей Ниночке.
Я вздыхаю и делаю шаг через порог. Оглядываюсь. Куча всякого оборудования в комнате понатыкана, а промеж него у окна телевизор стоит. На мой сильно смахивает. Впрочем, все они сейчас на одно лицо, то есть, экран.
Чтоб тебя, думаю!
А телевизор сам собой включился, и заскакали на экране по широкому суку белочки с пушистыми хвостами – про животных передача. Поглядел я на них печально – не иначе сейчас начнут просвещать насчет интимной жизни белочек.
– Присаживайтесь, – вошедшая следом Ниночка, положила мне руку на плечо и кивнула на стул.
– Знаешь, я лучше постою, – отвечаю, а сам думаю, как бы отсюда слинять по-тихому.
– Да нет, вы все-таки садитесь, – настаивает Ниночка, и мне ничего другого не остается, как опуститься на стул, стоявший посреди комнаты напротив телевизора. – Телевизор смотрите.
– Спасибо, не хочу, – отвечаю я, складывая руки на груди, и отворачиваю голову.
– Нет, так не пойдет, Васильев, – качает Ниночка головой. – Вам прописаны адаптационные процедуры, и вы просто обязаны выполнять предписания врача.
– А если я не хочу это смотреть?
– Значит, будете смотреть принудительно! – Ниночка сурово сводит на переносице тонкие выщипанные брови и придавливает меня ладонью к стулу. Ну как тут спорить с ней? Я забыл сказать, что не только бедра у нее широкие, но и плечи. И руки ничего себе – любого непокорного в дугу скрутить может. Похоже, плаванием занималась или даже тяжелой атлетикой, что, разумеется, еще хуже. В смысле, для меня.
И вообще, я в ней давно робота подозреваю. Знаете, бывают такие, на человека похожие. И не отличишь, пока не прощупаешь детально. Но щупать Ниночку я, разумеется, не собирался. Хотя психам, говорят, все можно, но все равно боязно. В конце концов, какое мне, собственно, дело до того, робот она или человек? Но ведь интересно же!
Нет, не буду щупать… Добром это не кончится. И так ясно, что робот. Ну откуда в живом человеке столько терпения может взяться? И силищи. Она ведь, Ниночка, добротой душевной и голыми руками умудряется успокаивать даже супергероев наших, включая гонщика призрачного. И всегда-то она такая обходительная, заботливая, добрая…
Но не сейчас.
Сейчас она, скорее, пантеру на изготовке перед своим коронным прыжком напоминает.
– Хорошо, хорошо, – быстро отвечаю я. – Пошутить уж нельзя.
– Шутки у вас дурацкие, Васильев, – серьезно говорит Ниночка и убирает с моего плеча свои нежные сильные пальцы.
– А я и есть дурак, – скалюсь я в ответ снизу вверх.
– Вы не дурак – вы псих. – С юмором у нее, похоже, сегодня совсем туго. Даже не улыбнется – ну, точно робот. – Смотрите у меня! Я за вами следить буду.
Я ничего не ответил, а Ниночка, постояв еще немного надо мной для порядка, вышла из комнаты и дверь за собой прикрыла.
– …Белки весьма плодовиты. Брачный сезон у них начинается обычно в конце февраля – в начале марта… – вещал между тем телевизор.
Я едва не взвыл с досады. Вот же в башку втемяшилось заву нашему, глупость такую со мной сотворить! Ну за что мне все это, а?
А тут и телевизор проснулся. Видать, пронюхал, что я на него смотрю и физиономия у меня кислая.
– Здра-авствуйте, хозяин! – радостно воскликнул он, будто старого знакомого увидал.
Тут меня и вздернуло, я даже на стуле подскочил.
– Ты… ты… – стою я, задыхаясь, и тычу в него пальцем, не в силах вымолвить больше ни слова. – Ты…
– Я, – говорит тот. – А в чем, собственно, дело?
– Ты… Не может быть!
– Почему не может?
– Но ведь я тебя разбил, вдребезги!
– Когда? – удивленно спрашивает телевизор, немного покумекав электронными мозгами.
– Два месяца назад!
– Простите, но меня никто не бил, – категорически отрицает ящик.
– Как не бил, когда я из-за тебя здесь сижу?!
– Я не знаю, где вы сидите, хозяин, только меня никто не разбивал и даже пальцем не трогал. Меня всего как месяц купили и установили в прекрасной комнате. Это ваше жилище?
– Издеваешься, проклятая стекляшка? – прохрипел я, надвигаясь на телевизор.
Умом я, конечно, понимал, что это совсем другой телевизор – не может он быть тем самым, – но душа противилась разуму. Может, я действительно немного того? Или даже не немного?
– И в мыслях не было! – между тем продолжает телевизор. – Но если не вы хозяин, то кому же принадлежит квартира?
– Это сумасшедший дом, ты, придурок электронный! А я – псих.
– Кончайте так шутить, хозяин. У меня от вашего юмора пиксели по экрану бегают.
И действительно, экран обильно посыпало россыпью холодно-голубых пикселей.
– Сейчас у тебя еще не то забегает по экрану! – пальцы мои на руках сами собой скрючились, а руки потянулись к телевизору. – Я телененавистник!
– Не надо, прошу вас, хозяин! Хозяин? Помогите-е-е!
– Громче кричи! – дико, словно буйнопомешанный, захохотал я.
– Успокойтесь, господин Васильев, – прошелестело у меня над левым ухом.
Я замер от неожиданности, где стоял, и завертел головой по сторонам. И оказалось, совсем рядом – руку протянуть – висел больничный квадрокоптер. Странно, как я его не заметил с самого начала.
– А ты кто такой, чтоб мне указывать, птица неведомая? – пуще прежнего разозлился я. – Вали отсюда, пока лопасти на фиг не пообрывал!
– А вы все такой же грубиян, господин Васильев.
Мне почудились в голосе аппарата знакомые обертона. Позабыв про телевизор, я повнимательнее пригляделся к парившему в воздухе аппарату. Хотя он и был покрыт белой краской, но на его нижней части краска местами отстала, и в прорехи проглядывал зеленый листок.
– Ты? – охнул я, наощупь ища стул, чтобы грохнуться на него. – Откуда?
