Леонид Резников
2120. Ловушка для AI
Глава 5
Волосы у меня на голове зашевелились в предчувствии того, что машины, следовавшие в сторону дома Степана, имеют какое-то отношение к глупейшему посланию, соображенному вчера «на троих». Я соскочил с кровати и заметался по комнате в поисках штанов и рубахи, спешно оделся и вынесся на крыльцо.
Чисто отмытые сапоги стояли в уголке за дверью – и тут баб Валя поспела. В данный момент она копалась на грядке, что у самого угла изгороди. На машины – ноль эмоций.
Я влез в несколько тесные сапоги и, притопывая ими на ходу, поспешил за удаляющимися транспортами. Несколько из них я опознал как принадлежащие телеканалам – городскому, областному и, кажется, паре центральных, – у других опознавательные знаки отсутствовали, и они могли быть чем угодно – от группы сопровождения телевизионщиков до представительских машин с очень крупными чиновниками внутри. Да, как ни странно, но при современном укладе жизни еще остались чиновники, но это были, скорее, обладатели почетных синекур, нежели действительно важные шишки, от которых что-либо зависело.
Когда я, порядком запыхавшись, добежал до дома Степана, машины уже кольцом окружили дом. Из них, гомоня, выбирались люди, множество людей. Одни держали в руках микрофоны, другие пристраивали на штативы съемочное оборудование, третьи отдавали короткие команды, а четвертые просто глазели на дом, проявляя явное недовольство чем-то и нетерпение. Пока я размышлял, стоит ли приближаться к дому или все-таки лучше постоять в сторонке, боковое окно в доме Степана распахнулось, и из него, невидимая прибывшим и скрытая кустарниками, выбралась фигура. Я не смог разглядеть, кто это был, но, судя по росту, делал ноги японец. Спрыгнув на бетон дорожки, Акиро – это действительно оказался он, – затравленно огляделся и, пригибаясь поспешил скрыться задами домов. А из окна вылезал уже следующий – индеец, что-то непрестанно ворча или ругаясь себе под нос. За ним последовали эфиоп, чех и араб.
«Крысы бегут с корабля, значит, все очень серьезно», – подумалось мне. Интересно, Степан тоже последует за ними?
Но нет. Окно закрылось изнутри, серебристые жалюзи сомкнулись, и в доме все стихло. Я привалился плечом к забору соседнего со Степановым дома и стал наблюдать, чем все закончится.
Между тем прибывшие уже начинали проявлять явное беспокойство и озабоченность отсутствием реакции со стороны жителей дома. Репортеры вообще, как я заметил, очень плохо переносят невнимание или прохладное отношение к себе. Им всегда хочется влезть в самую гущу событий и выставить себя геройствующими глаголизаторами непререкаемой истины. Здесь, увы, выходило все наперекосяк. Ладно еще хозяева дома хоть как-то проявили себя, к примеру, потребовали убраться восвояси и оставить их в покое – тут уж появился бы повод для возмущенных репортерских реплик. Но… Тянулись минуты томительного ожидания, а Степан, словно укрывшись в неприступной крепости, все также оставался глух, нем и недостижим. Беспомощный ропот обескураженных происходящим репортеров все нарастал. Один из них, решив заявить о себе, взошел на крыльцо и позвонил в дверь. Ответом ему была тишина. Он позвонил еще – ноль реакции.
– Безобразие! – не выдержал один из репортеров. – Мы проехали столько километров, а он прячется! Немыслимо!
– Может, его нет дома? – резонно предположил чуть полноватый чиновник, перебирая большими пальцами сцепленных на животе рук.
– Нет, он должен быть дома! Просто обязан! – ответил репортер.
Почему именно «обязан», я, правда, не совсем понял: то ли репортер хотел сказать, что еще слишком рано, и хозяин спит, то ли намекал, что в деревне просто некуда пойти, и потому все сидят в своих домах, сдыхая от скуки. А может, он имел в виду свою персону, которую Степан просто не мог, не имел права игнорировать в силу ее непревзойденности и величия. Ведь сам знаменитый репортер Не-Знам-Каковский прибыл по его душу, а тут такая нелепость приключилась!
И вдруг дверь отворилась. Произошло это настолько внезапно, что несколько прибывших вздрогнули, один уронил микрофон, другой едва не упустил камеру, но быстро сориентировался и припал к ее глазку, а тот, что звонил в дверь, сбежал вниз с крыльца. Последнего, вероятнее всего, напугала внушительная фигура Степана, возникшая на пороге дома. Во дворе воцарилась тишина. Похоже, Степану удалось внести сумятицу в стройную, отлаженную тактику работы телевизионщиков.
– Что здесь происходит? – спросил Степан, крайне недовольный столпотворением. Его острый взгляд чуть прищуренных глаз скакал с одного лица на другое, будто хлестал их.
– Грм-м, – откашлялся чиновник, прекратив играть пальцами, и убрал руки за спину. – Добрый день.
– А он действительно добрый? – усомнился Степан.
– Ну-у…
– Вот видите, даже вы неуверены в этом. И все-таки я так и не получил ответа на поставленный вопрос.
– Понимаете, – с некоторой заминкой продолжил чиновник, – от вас поступило заявление…
– Давайте начнем с другого: кто вы?
– Я-то? Я представитель областного Минобра. Фильчиков Василий Гаврилович.
– Очень рад. Даже польщен подобным вниманием, – кивнул Степан, привалившись плечом к дверному косяку. – Продолжайте.
– От вас поступило заявление насчет…
– Поступило, – вновь не дал ему договорить Степан. – Но я не совсем понимаю, что здесь делают все эти люди?
– Как? Репортеры освещают события и…
– Разве произошло нечто великое или сногсшибательное? – вздернул брови Степан. – Или наоборот – отвратительное и гадкое? Обычное заявление отправлено на рассмотрение в Министерство Образования.
– Вы не понимаете… – чиновник все пытался перехватить инициативу в разговоре, но она от него ускользала, словно склизкая, верткая рыба.
– И понимать не хочу, – махнул рукой Степан. – Была подана обычная заявка с предложением пересмотреть систему образования. Не более того. Я могу понять ваш интерес, но что здесь делать телевизионщикам? И прошу не снимать меня без моего разрешения! – указал он пальцем на одного уж слишком нахального оператора, попытавшегося взобраться на крыльцо. – Прошу уважать мою частную территорию и частную жизнь.
Тот попятился, бубня извинения и разочарованно опуская камеру.
– Но вы не понимаете!.. – всплеснул полноватыми ручками представитель Минобра.
– Вы повторяетесь, господин Фильчиков.
– А вы не даете мне договорить!
– Хорошо, говорите, – кивнул Степан, чуть прикрыв глаза, что, возможно, должно было означать сосредоточенное внимание к говорящему.
– Произошло чрезвычайной важности событие!
– Без избыточной патетики, пожалуйста, – поморщился Степан. – Вы попусту тратите мое время.
– Хорошо. Вы заявляете, будто наша система образования не справляется с поставленными перед ней задачами.
– А вы считаете иначе?
– Да, я считаю иначе! – выпятил грудь Фильчиков. Его шикарный синий пиджак разошелся на груди, а галстук в красно-белую полоску собрался волнами, будто выказывая возмущенное согласие со своим обладателем.
– Аргументируйте.
– Я… это… но ведь… цифры… тесты говорят сами за себя, – смешался тот и в нерешительной растерянности оглядел телевизионщиков, словно ища их поддержки. Телевизионщики деловито помалкивали.
– Я могу доказать несостоятельность ваших цифр и тестов, можно сказать, не сходя с места, – я отлип от забора и поднял руку.
Головы телевизионщиков синхронно повернулись ко мне. Фильчиков сделал это с некоторым запозданием.
– Вы? – спросил он. – А кто вы такой?
– Учитель. – Я сделал несколько шагов к собранию и замер под прицелами объективов. – И инициатор заявления, которое привело вас сюда.
– Простите, что перебиваю, – прервал меня один из репортеров, неловко вертя микрофон в руках, – но можно ли снимать?
– Нужно, – хмыкнул я. – Именно что нужно.
Я заметил, как на передних панелях камер вспыхнули красные глазки светодиодов, и оттого мгновенно утерял часть бравурной напористости. Мне захотелось куда-нибудь убежать, скрыться от пристальных стеклянных глаз камер. Но я постарался взять себя в руки и прогнать страхи. Бояться поздно, нужно было спасать ситуацию.
Я видел растерянность на лице Степана и неистовое любопытство на лицах телевизионщиков, будто я вовсе не человек, а какая-то неведомая зверушка. Фильчиков, напротив, всем своим видом выражал откровенное недовольство. Возможно, все шло совсем не так, как он планировал – поставить на место зарвавшихся нахалов не удалось, и теперь он пребывал в деловой прострации, судорожно ища выход из сложившейся ситуации.
– Повторите, пожалуйста, кто вы и как вас зовут, – попросил тот же репортер, подсовывая мне под нос микрофон, и мгновенно еще четыре микрофона оказались рядом с моим подбородком.
– Федор Васильев, учитель, – повторил я, засовывая руки в карманы, чтобы не выдать ими невольно нахлынувшего волнения.
– И вы готовы доказать несостоятельность системы образования, не сходя с этого самого места? – репортер ткнул пальцем себе под ноги.
– Ну, не то чтобы готов, но могу попытаться.
– Хорошо, мы вас слушаем.
Я сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями. Отступать слишком поздно. Нужно было прорываться с боем, и я пошел в атаку.
– Вот вы, – указал я на симпатичную репортершу, притершуюся ко мне с правого боку. – Если не ошибаюсь, вас зовут Софья Мельникова, и вы со второго канала.
– Мельниченко, – поправила девушка, зардевшись. Ей явно польстила подобная известность.
– Прошу прощения, но я вижу у вас в руке листок бумаги.
– Д-да, – девушка смутилась еще больше, повертев в пальцах исписанный крупным почерком лист, и спрятала его за спину, будто устыдилась его, но камеры успели схватить нужный кадр.
– Вас смутил мой вопрос?
– Нет, то есть…
– Понимаю, – кивнул я, – сейчас мало кто пользуется бумагой и ручкой, не желая прослыть ретроградом. Но вам, вероятно, проще излагать мысли именно бумаге, видеть, как они ложатся ровными строчками, оформляясь в законченные идеи.
– Именно так, – согласилась девушка. – Мне нравится писать.
– Многие присутствующие здесь и те, кто смотрят передачу, могут не согласятся с вами. Искусство письма практически утеряно человечеством.
– Простите, но это, по-моему, мое личное дело, пользуюсь я бумагой или компьютером, – девушка возмущенно надула ярко накрашенные губки.
– О, разумеется! Иначе и быть не может, – заверил я. – Но можно я все же полюбопытствую, – и протянул руку.
– Не понимаю, что вы хотите.
– Ваш листок. Я хочу прочесть, что на нем написано.
– Вы в своем уме? Это… это мой рабочий материал!
– Вы меня не совсем верно поняли. Я ни в коем разе не собирал делать его достоянием общественности. Мне всего лишь хочется оценить вашу грамотность.
– Зачем? – еще больше испугалась красотка и на шаг отступила от меня.
– Я же обещал доказать свою точку зрения. Что вы заканчивали, если не секрет? Филология?
– Актерский, – пробормотала репортерша.
– Дайте ему листок, – вклинился в разговор молчавший до того Фильчиков.
– И не подумаю! – девушка взмахнула гривой волос медного оттенка.
– Выполняйте, или я поставлю вопрос о вашей профпригодности!
– Да вы… как вы смеете?.. Кто вы такой?! – по лицу девушки разлилась бледность.
– Девушка, передайте ему листок! – поджал губы представитель Минобра.
– Да пожалуйста! – вспыхнула та, меняя оттенок лица с бледно-розового на красный, и сунула мне в руки листок.
– Вы не обижайтесь, – примирительно произнес я, переворачивая листок как положено. – Я что-то вроде врача, на меня нельзя обижаться. И ручку, если вас не затруднит.
– Свою надо иметь!
– В выходном фраке забыл.
Девушка только фыркнула, протянула мне авторучку и отвернулась, с вызовом сложив руки на груди.
– Так, поглядим, что у нас здесь, – я наскоро пробежал глазами текст, написанный красивым почерком, затем вчитался внимательнее и взялся за исправления ошибок.
– Ну, что там? – нетерпеливо переспросил Фильчиков, нервно потеребив узел галстука.
– Не торопите меня, вы мне мешаете работать, – отшил я его, и тот шумно засопел. Минуты три во дворе Степанова дома висела тишина, нарушаемая лишь шорохом листвы и квохтаньем приблудных кур.
– Ну же! – опять не вытерпел Фильчиков.
– В общем, могу сказать следующее, – оторвался я от листа. – Имеем двадцать четыре предложения, двести три слова. На них приходятся тридцать пунктуационных ошибок – в основном отсутствие запятых или неверное их употребление, пропущено три тире, нет точек с запятой, лишнее двоеточие и его отсутствие. Синтаксис – пятьдесят девять ошибок. С большим трудом могу натянуть троечку.
– Многовато ошибок, – дернул подбородком представитель Минобра, потянув пальцем тугой ворот рубашки. Все-таки камень в его огород. – Как же вы, моя дорогая, работаете на телевидении? – он приблизился ко мне и вытянул у меня из пальцев листок. Пробежал глазами правленый мной текст. Нахмурился.
– А я не статью писала для журнала, а наметки на скорую руку к интервью, – огрызнулась девушка. – Это так, между прочим.
– Давайте не будем ссориться, – сказал я. – Дело вовсе не в ней. Боюсь, беда общая. И мне почему-то кажется, если мы сейчас проведем простейший диктант среди присутствующих, то результат окажется ничем не лучше.
Сзади ко мне неслышно подошел Степан, легонько сжал мое плечо и наклонился к самому уху.
– Молодец, так держать!
– Думаю, в этом нет ни малейшей необходимости, – поспешно сказал Фильчиков. Он сложил лист бумаги пополам, потом еще раз и убрал его во внутренний карман. – Для отчета, – пояснил он раскрывшей было губки репортерше. – Но я не совсем понял, почему вы вините в этом, – постучал он ладонью по левой части груди, где у него находился потайной карман, – систему образования? Отдельные личности – еще не все человечество. Непрофессионализм, знаете ли, встречается даже в наше просвещенное время.
– Да как вы… – девушка сжала кулачки и начала наступать на представителя Минобра. Еще чуть-чуть, и она вцепилась бы ноготками в его пышные бакенбарды.
– Тихо-тихо. – Я преградил ей дорогу, выставив руку. Обойдемся без оскорблений и рукоприкладства. А если у Министерства Образования имеются сомнения – их очень просто разрешить путем всеобщего диктанта.
– Кхм-м, – кашлянул Фильчиков в кулак. – Думаю, вы правы. Но зачем такие сложности, в самом деле? И что вы конкретно предлагаете?
– В заявлении все уже изложено! – влез Степан. – И как мне кажется, нет смысла повторяться.
– Да, разумеется. – Фильчиков зачем-то ощупал карманы и рассеянно огляделся по сторонам. – В таком случае, я думаю, можно закончить. Все материалы будут переданы на рассмотрение полномочной комиссии. Всего доброго, – откланялся он и заспешил к своему автомобилю.
Телевизионщики тоже засобирались.
– Спасибо вам огромное! – зло бросила мне репортерша, неистово сверкнув ярко-зелеными глазами.
– Простите, но я не нарочно. Так получилось.
– Получилось, получилось! – забубнила девушка. – Вот вылечу из-за вас с работы…
– Мне кажется, ничего подобного с вами не произойдет. Ведь вы в конце концов действительно не пишете статей. А еще имеете мужество доверять свои мысли бумаге.
– И еще глупость не проверять написанное. Прощайте!
– Постойте!
– Ну что еще? – порывисто обернулась она. Ее милое личико исказила гримаса негодования.
– Разрешите загладить свою вину и угостить вас ужином.
– Вы в своем уме? – девушка повертела пальцем у виска.
– Разве вы замужем?
– Нет, но…
– В таком случае не вижу никаких препятствий. Поверьте, исключительно дружеский ужин, – пообещал я.
– Ну, знаете! А впрочем… – она заколебалась. – Я подумаю. И позвоню.
– Постойте, а телефон?
– Найду, – бросила девушка через плечо.
– Думаешь, позвонит? – спросил Степан, наблюдая, как девушка, огладив юбку-клеш, усаживается на переднее сиденье автомобиля.
– Без понятия, если честно. А вдруг?
– Понравилась?
– А тебе-то что? Решил позубоскалить?
– Глупости, – загадочно хмыкнул Степан.
Мимо нас вереницей потянулись машины. В предпоследней ехала Софья. Я проводил ее автомобиль взглядом.
Девушка обернулась в самый последний момент, когда машина, переваливаясь с боку на бок на ухабах, почти проползла мимо нас со Степаном. На губах Софьи на короткий миг возникла легкая улыбка. Девушка махнула рукой, наклонившись вперед. Я поднял руку в ответ, но, подумав, сделал вид, будто приглаживаю волосы.
«Позвонит, – решил я. – Обязательно позвонит…»
– Позвонит, – уверенно сказал Степан.
– Ты лучше скажи, – решил я сменить неловкую тему разговора, – почему меня в «дурку» не вернули. Я над этой загадкой уже всю голову сломал. Ведь не могла же полиция не знать, что я беглый псих!
– Не могла, – согласился Степан. – Но «бобер» тут совершенно ни при чем, если ты об этом спрашиваешь.
– Странно…
– Сам удивлен не меньше твоего.
В заднем кармане брюк затренькал мобильник. Я выхватил его из кармана, но вызов внезапно оборвался. В пропущенных вызовах высветился неизвестный мне номер…
Часть 4
Глава 1
В дверь позвонили. Я отвлекся от телевизора – Софье по большому блату удалось где-то раздобыть совершенно безмозглый, но вполне рабочий телевизор, прекрасно справлявшийся со своей основной функцией.
– Дорогая, открой! – крикнул я.
– Я заканчиваю срочную статью, – донеслось из другой комнаты. – Открой сам.
Пришлось выбраться из уютного кресла и топать в прихожую. Кто-то очень нетерпеливый вдавил кнопку еще раз.
– Да иду я, иду! – громко сказал я. Трель звонка оборвался.
Щелкнув замком, я приоткрыл дверь и высунул нос на лестничную площадку.
– Степа?
– Федька! – широко расставил руки мой старый друг, с которым не виделись, почитай, месяца три.
– Степа! – я настежь распахнул дверь, Степан переступил через порог, и мы обнялись.
– Вот ты где обитаешь, – оглядел тесную прихожку Степан, сбрасывая сумку с плеча. – Еле отыскал.
– Не крути мне мозги, Степа. «Бобер» кого хош разыщет.
– Нет больше «бобра», – уныло повесил плечи Степан. – Был да весь вышел.
– Как так? – не поверил я своим ушам. – Да ты проходи, чего на пороге-то застрял.
– Ага, – сказал Степа, разуваясь. – Я ненадолго, – добавил он, словно извиняясь, и начал расстегивать куртку.
– Кто там, Федя? – донесся из комнаты голос Софьи, а парой секунд позже она выглянула в коридор, подтягивая поясок халата.
– Степа, – хлопнул я Степана по плечу. – Помнишь?
– Конечно, помню, – оживилась девушка. – Я еще в своем уме. А чего он не проходит?
– Стесняется.
– Он? – ткнула Софья тоненьким пальчиком. – Кончай заливать. Пусть проходит в зал, я сейчас перекусить соображу.
– Может, я лучше пойду? – засомневался Степан. Мне вдруг пришло на ум, что он побаивается моей жены.
– Даже не думай! – я подтолкнул Степана в спину. – Зачем тогда заходил?
– Проведать решил. Узнать, как ты. Вы.
– Вот и проходи, раз решил.
– Да неудобно как-то, – все упирался Степан.
– Слушай, кончай ломаться, как дева красная. С каких это пор ты такой стеснительный стал?
– Всегда был.
– Ну-ну. – Мне наконец удалось втолкнуть упирающегося Степана в зал. – Садись на диван.
– Если так настаиваешь.
– Ох, договоришься ты у меня, – шутливо погрозил я пальцем.
Степан устроился на краешке дивана и принялся разглядывать обстановку. Я ушел на кухню, где Софья колдовала с продуктами, собирая на скорую руку на стол. Девушка оказалась на удивление неплохой хозяйкой. И, что самое главное, ее нисколько не тянуло к смартфонам, а это, знаете ли, большой плюс! Поженились мы всего месяц назад: ни гульбы, ни тостов – просто расписались. Софье вся эта помпезность была не нужна. Странно, и такие девушки еще встречаются, оказывается. И вообще, она без претензий. Бросила свое телевидение в столице, переехала ко мне и устроилась на работу в областную электронную газету помощником редактора. Впрочем, сейчас все электронное. Работы по сравнению со столицей немного, но зато сплошь творческая: статьи – короткие, четкие, самая суть, – развлекательная колонка, даже не одна. Правда, с русским языком она меня просто измучила, заставляла каждый день заниматься с ней с утра до вечера, отчего у меня лично начались головные боли, а ей хоть бы хны! Почему головные боли, спросите? Все очень просто: мы, люди двадцать второго века стараниями правительства, заботящегося о нашем здоровье, чтобы не перетрудились, не перенапряглись ненароком, наконец смогло перевести нас на четырехчасовую рабочую неделю – час в сутки. Остальное время пашет Интеллект, дай бог ему здоровья. Вот и посудите сами, сколько у людей свободного времени и какого мозговое напряжение. А жена моя настырная оказалась – приспичило ей, видишь ли, срочно овладеть русским в совершенстве…
Нет, я не против, конечно, даже наоборот, вот только работать головой по несколько часов день оказалось занятием страшно утомительным. И меня начали одолевать сомнения, а не деградация ли это? Слышал, наши предки свободно отрабатывали по сорок часов в неделю, и никто из них не скопытился. Верится с трудом, но тому есть множество документальных подтверждений. Включая и мою совершенно неутомимую жену…
– Соф, не мудри сильно. Мы без претензий на застолье, – произнес я, наблюдая за проворно снующими ручками жены. Софья одарила меня выразительным взглядом из-под длинных, пушистых ресниц, мол, иди занимайся своим делом.
– Понял, не сердись, – пошел я на попятную, и тут опять кто-то позвонил в дверь.
– Господи, сегодня что, день открытых дверей? – вздохнула Софья, нарезая тонкими кружочками сервелат.
Я прошел к двери и открыл.
– Господин Васильев, ну куда это годится, в самом деле?
– Ты?! – я очумело уставился на квадрокоптер, местами покрытый сосульками. – Откуда ты взялся?
– Оттуда! – заявил дрон. – С улицы, откуда же еще? – Он все так же был прямолинеен и воспринимал вопросы на манер машины, игнорируя переносный смысл. – Вот скажите мне, зачем выплескивать воду в окно?
– Это не я, – на всякий случай сказал я, пошире распахивая дверь и впуская в квартиру несчастный аппарат, заваливающийся набок под весом наросшего на его корпус льда. – Проходи. Вернее, пролетай.
– Спасибо, добрый человек, – взвыл винтами квадрокоптер и вплыл в квартиру. – А Степан у вас?
– Не прикидывайся дурачком, тебе не идет.
– Да, действительно, – квадрокоптер опустился на полочку, привинченную к стене; я едва успел убрать с нее ключи и телефоны – свой и жены. – Я здесь обсохну, если вы не против.
– Погоди, я тазик принесу.
– Не стоит беспокоиться.
– Нет, как раз стоит!
Я унесся в ванную. Через полминуты вернулся с небольшим пластиковым тазиком и подсунув его под истекающего капелью квадрокоптера.
– Благодарю вас! – важно заявил тот.
– Надо же, какой ты вежливый стал.
– Станешь тут… – загадочно произнес дрон и пошевелил объективом. Сосулька, висящая на нем, треснула и упала в таз.
– Ладно, оттаивай, – я вернулся на кухню, где Софья уже красиво раскладывала по тарелочкам нарезки. – Слушай, по-моему, это уже лишнее.
– Достань коньяк из холодильника, – вместо ответа сказала она, облизывая пальцы. – Там, вроде бы, почти целая бутылка была.
– Ты думаешь?.. – засомневался я.
– Думаю. Достань.
– Как скажешь, дорогая, – пожал я плечами и полез в холодильник.
– Кто там приходил?
– Дрон, – ответил я из холодильника, шуруя по полкам. Холодильник был новый, вместительный, и отыскать в нем одну конкретную бутылку среди разных прочих было довольно затруднительно.
– Какой еще дрон?
– Обычный, с винтиками.
– Шутишь?
– Чистая правда! – донеслось из коридора. – Прошу прощения, что вмешался в вашу беседу. Я действительно дрон.
Из коридора донеслись гудение пропеллеров и грохот опадающих сосулек.
– Прошу прощения, сосульки отвалились, – показался квадрокоптер на пороге кухни.
– Какая прелесть! – восторженно всплеснула руками Софья. – Он еще и болтает.
– Без умолку, – заметил я, вылезая из холодильника с бутылкой коньяка в руке.
– А чей он? Степана?
– Ничей. Приблудный.
– По вашей вине, между прочим, – уточнил квадрокоптер.
– По собственной доверчивости.
– Да, я доверчивый! Но разве это преступление?
– А можно я его себе оставлю? – взмолилась Софья, вцепившись в мою руку и неистово тряся ее. – Ну, пожалуйста!
– Как пожелаешь, дорогая! Для тебя – все самое лучшее.
– Спасибо тебе, добрая женщина, – слезливым, чуть дрогнувшим голосом произнес квадрокоптер. – По крайней мере теперь мне не придется скитаться.
– Тоже мне, скиталец, – фыркнул я, откупоривая бутылку.
– А вы поживите зимой на улице, когда аккумуляторы садятся в три раза быстрее, смазка смерзается, и еще всякие болваны плещут в тебя водой!
– Ладно, ладно, страдалец. Лучше отнеси бутылку в зал.
– С превеликим удовольствием! – Дрон выпустил клешни и вцепился в бутылочное горлышко. Винты взвыли, и бутылка поплыла в коридор.
– Забавный он, – засмеялась Софья.
– Я тебе как-нибудь расскажу, при каких обстоятельствах произошло наше знакомство.
– Обязательно расскажешь. А то ты такой молчун! – пожурила она.
– Защитная реакция.
– От меня?
– Не только.
– Ах ты!.. – Жена замахнулась на меня полотенцем, но я, подхватив тарелки, выскочил из кухни.
– …Как живешь-то? – спросил я у Степана, пока тот с сомнением принюхивался к коньяку в рюмке.
– Может, лучше не будем пить? – осторожно спросил Степан.
– Не боись, у меня отличная тормозная система! – подмигнул я жене.
– А сам себя не контролируешь? – спросила та, морщась от выпитого и закусывая долькой лимона.
– Я тебе комплимент делаю!
– Жена-тормоз – это, по-твоему, комплимент?
– Ну вот, обиды начались на пустом месте.
– За вас! – поднял рюмку Степан и опрокинул ее в рот, прекратив пустые пререкания.
– Спасибо. Но ты не ответил на вопрос.
Степан некоторое время сидел, глядя в стол, потом выдохнул и потянулся за сыром.
– А никак! Состою свинопасом при Его Величестве Самсоне.
– Как так? – не поверил я, решив, будто Степан шутит. Но нет, не похоже.
– А вот так! Как «бобер» скопытился, так и подался в свинопасы. Чем-то мне нужно заниматься? – Степан обнюхал колбасу, сунул ее в рот и принялся лениво жевать.
– Надеюсь, Самсона ты не припер с собой? – Друзья друзьями, а только громадного хряка нам в квартире только и не хватало.
– Так я и приехал по его делам. Ежеквартальное обследование. Спасибочки тебе!
– А чего сразу мне? – деланно возмутился я, хотя понимал, что, по сути, Степан прав.
– Вижу, что понял, – кивнул тот. Прозорливости ему было не занимать. – Так что теперь я не доктор биологических наук, а почетный обхаживальщик свиней. Что, впрочем, можно отнести к моему профилю.
– Да говори ты толком! – потребовал я, вновь разливая коньяк по рюмкам. – Какое еще обследование?
– Как какое? А чьими стараниями жирного борова – чтоб ему пусто было! – в разряд редких животных занесли? Вот и приходится с ним теперь возиться как с писаной торбой: спецжалование, спецпитание, спецобследования и даже отчетность, и та «спец». Сил моих больше нет, вот серьезно!
– Так брось все!
– Ага, брось, – завозился на диване Степан. – Хозяева его говорят: «Ты все затеял, вот ты и возись теперь с ним!» А брошу, так они мне такой шухер устроят!
– Да-а, попал ты, – задумчиво протянул я, взъерошив шевелюру.
– Может, придумаешь, чего, а? – с надеждой спросил Степан. – Всякие подлости делать у тебя отлично получается.
– Ну, спасибо тебе, друже! – обиделся я.
– А разве я не прав? Прав! – Степан схватил ручищей рюмку и выплеснул коньяк себе в рот. – «Бобра» развалил? Развалил! Людей от коммуникаторов избавил? Избавил! Ты только подумай, как им, горемычным, без рамок своих любимых приходится. Образование с ног на уши перевернул?
– Я…
– Перевернул! Свинью мне подложил? Подложил. Что, не так? Вот и выходит: вредитель ты. С большой буквы, причем!
– Все так, – повесил я нос. Крыть было абсолютно нечем.
– А раз так, снимай теперь с моей шеи эту обузу. – Степан нежно грохнул об журнальный столик рюмкой, и Софья тут же наполнила ее вновь.
– Я думаю, с Самсоном твоим разберемся. Но я что-то не уразумел, чего с «кротом» произошло?
– А то и произошло, – выпучил глаза Степан. – У Акиро отобрали звание доктора наук, потому как он шишку от улья отличить не может, и теперь бедный японец с горя взялся пчел разводить.
– Ха!
– Ничего смешного не вижу, – буркнул Степан, завозившись. – Выпьем!
– Ты бы не торопился, Степа, – попытался я урезонить друга.
– Все нормально.
– Софьюшка, хоть ты повлияй на него, – потряс я руками.
– Ты не видишь, в каком человек состоянии? – вопросительно изогнула брови моя сердобольная жена. – Ему требуется разрядка, внимание друзей.
– О-хо-хо, – потряс я головой.
Мы чокнулись и выпили.
– А что с индейцем?
– С индейцем? – Степан, морщась, разжевал лимон и проглотил, потянулся за шоколадной конфетой. – С индейцем все в полном ажуре. Учит молодежь в резервации стрельбе из лука.
– Серьезно?
– Нет, блин, шучу! Конечно, серьезно. Говорит, наконец-то нашел себя.
– Да-а. А остальные?
– Остальные вообще после всего, что произошло, зареклись со мной связываться, будто я виноват.
– Ну, хочешь, я им скажу, что вся вина на мне?
– А-а, пустое, – только и махнул рукой Степан и вновь погрустнел. – Ты лучше насчет хряка что-нибудь изобрази. Во он мне где уже сидит. Да и хозяевам тоже. Придумаешь?
– Он придумает. Обязательно, – пообещала Софья, поглаживая меня ладошкой по спине. – Ведь придумаешь, Федя?
– Да придумаю, придумаю, – проворчал я. – Вот же привязались на пару! Опять предлагаешь мне заняться надувательством интеллекта? Мало тебе, да?
– Ну не могу я больше, понимаешь? Не мо-гу!
– Хорошо! – звонко хлопнул я ладонями по коленям и, протянув руку к полочке «горки», взял планшет. – Та-ак, поглядим, что к чему.
Степан, затаив дыхание, наблюдал за мной.
Софья теребила кончик пояса, заглядывая сбоку в экран, но молчала.
Мои изыскания, вернее, очередное прошение к Интеллекту, не заняли много времени.
– Ну вот! – наконец сказал я, откладывая в сторонку планшет. – Теперь будем ждать результат.
– Что ты сделал? – с нервной настороженностью повел носом Степан.
– Первый шаг к твоему избавлению. Софьюшка, наливай за успех!
– Ох, не нравится мне все это, – покачал головой Степан.
– Все будет «вау», как говорят американцы.
– Вот этого-то я и боюсь.
Мы чокнулись и выпили.
Планшет тоненько гукнул: пришло сообщение…
