Леонид Резников
2120. Ловушка для AI
– Честно говоря, твоя мудрология мне не совсем доступна, – не мой профиль. Но ты продолжай, крайне любопытно, – я откинулся ни спинку стула и вытянул ноги под стол.
– В том-то и дело. Узкая специализация, выборочное образование.
– Это оскорбление? – выгнул я бровь.
– Констатация факта.
– Ладно, проехали. Дальше.
– Дальше идет реклама: навязчивая, побуждающая, преследующая человека. Мы урезаем ее, коверкаем, превращаем в ничто, в набор несуразностей. Это отвлекает человека, заставляет осмысливать услышанное и увиденное, порождает сомнения.
– Сомнительное утверждение, – зевнул я, прикрыв рот тыльной стороной ладони. – Прошу прощения, я не выспался.
– Ничуть, – продолжал Степан. – Как ты, к примеру, отреагируешь, если тебе предложат купить носки и объяснят, что тем самым ты осчастливишь ближнего своего.
– Никак. Реклама на меня не действует. У меня на нее аллергия. Хотя, занятно, конечно. Да и не лишено смысла.
– Вот видишь! – загорелся Степан.
– Я пока еще, если честно, ничего не вижу. Результаты? Каковы результаты вашей деятельности?
– Увы, очень скромные и далеко не ожидаемые, – мгновенно погрустнел Степан.
– Оно и понятно. Рекламу никто терпеть не может, а образование… Ты видел хотя бы одного школьника, который усердно будет вдумываться в подаваемый ему материал. Даже не столько вдумываться, сколько вообще слушать. Ведь результатом его работы должны стать не знания, а правильно расставленные галочки в тесте.
– Ты так считаешь?
– Я учитель, между прочим.
– Ах да, – спохватился Степан. – Тогда твое мнение вполне можно считать экспертным заключением.
– Ну уж не такой я и эксперт, но современных учеников знаю назубок.
– Прошу прощения, – задумчиво произнес японец, – но я, к примеру, всегда тяготел к знаниям.
– Ваш случай, – обернулся я, – скорее, исключение.
– Возможно, – сдержанно отозвался Акиро. – Но это нехорошо.
– Что исключение?
– Что таково положение дел. У нас в Японии…
– Грм-м! – прорычал Степан, и Акиро замолк, преданно уставившись на него. – В таком случае необходимо менять стратегию, – подвел черту Степан и замолчал. В комнате воцарилась гнетущая тишина. Я прямо-таки ощутил, как от странной компании волнами исходит разочарование, а их самих наполняет осознание бесполезности собственной деятельности, заставляя спины сгибаться, губы поджиматься, а щеки выпячиваться.
– И еще один очень важный момент, – я решил добить их окончательно. – Ваши операции плохо подготовлены.
– Ты о чем? – недоуменно глянул на меня Степан.
– Дрона в дурке мгновенно раскусили. И кто, по-вашему? Робот! Я, конечно, круто извиняюсь, но внедрение ценных агентов нужно проводить гораздо тщательнее, не рассчитывая на наплевательское отношение «низов» и неосведомленность «верхов».
– Он нам ничего не докладывал, – поиграл желваками Степан.
– А вы его спрашивали? Это же автомат. Примитивный автомат. Или ты думал, он прилетит к тебе с докладом, мол, вот он я, товарищ генерал?
– М-м, – замялся Степан, качнув головой. Теперь уже у всех сидящих за столом лица окаменели, заострившись и вытянувшись.
– Да чего вы в самом деле? – нарушил я молчание, решив, что серьезно перегнул палку. – На самом деле не все так печально. Операция закончилась успешно, а ваша деятельность, кстати, тоже полезна. Честное слово! – я постарался вложить в голос побольше уверенности, но, вероятно, вышло не очень убедительно.
– Нет, нет, ты прав, – буркнул Степан в стол. – Нужно менять направление приложения сил и тщательнее готовить операции. Только…
– Что? – не вытерпел я длительной задумчивой паузы.
– В общем, спасибо тебе. Мы подумаем.
– Вы чего, обиделись?
– Глупости, – отмахнулся Степан. – На правду нельзя обижаться.
– Нет, почему же! Очень даже можно.
– Правда может обидеть исключительно глупца. Умный же намотает ее себе на ус, – Степан поднялся из-за стола. Остальные остались сидеть, только надели на головы ранее висевшие у них на шеях эфорамки – подобия гарнитур с распушенными веером по ободу электродами. – Пошли, я тебя провожу.
– Разве это все? – не поверил я своим ушам.
– Пока да. Подумать следует и нам, и тебе.
– В таком случае я найду выход сам, – ответил я несколько резковато на мой взгляд и поднялся со стула. – Всего доброго!
Мне было совершенно неясно, что произошло. Может, чего не то сказал? Или обидел ненароком честную компанию? Но чем и когда? А может, у них манера такая разговаривать? Только вот непонятно, зачем меня Степан привел на собрание. На ум пришла строчка из стихотворения: «По городу слона водили, как видно, на показ…» Может, я у них нечто вроде манекена или испытательного стенда для отработки неведомых мне технологий? Глупо. Хотя, кто их, «бобров», разберет, что у них на уме…
Глава 6
Я сидел на поросшем травой бугорке на краю широко раскинувшегося картофельного поля и одними глазами следил за тремя роботракторами, убиравшими урожай. Мне было грустно и скучно. Глупо вышло с «бобром». Ну кто меня за язык тянул? Сидел бы себе, помалкивал, так ведь нет, нужно все выложить как на духу. Пусть бы забавлялись себе мужики, играли в справедливых разбойников. А что вышло? Приперся какой-то недоучка, разнес в пух и прах всю их стройную теорию, растоптал идеалы, сорвал с них розовые очки. Да, нехорошо получилось…
Сидящий рядом со мной Самсон, невесть каким образом вырвавшийся из-за усиленного железными трубами и сеткой рабицей забора, поводил носом и щурил на солнце красноватые глазки.
– Ну что, свин, – похлопал я его по упитанному боку, – опять мы одни остались?
– Хр! – возмутился хряк. Именно возмутился. Я уже почти научился распознавать его настрой по интонациям.
– Но ты же свин. Разве не так?
– Уи-и!
– Француз, тоже мне! – фыркнул я. – А ты видел, ребята-то борются с Айем и при этом консультируются с ним? Нет, серьезно!
– Хрю? – не поверил Самсон.
– Можешь не сомневаться, я собственными глазами видел у них эфорамки. Не для заказа же пиццы они их нацепили.
Хряк презрительно хрюкнул. Похоже, он был абсолютно со мной согласен.
– Хотя, кто их, философов, разберет.
Я покопался в кармане штанов и достал несколько тощих морковок, что выдернул из огорода, разбитого у дома «бобров». Одну я протянул хряку – тот в сомнении повел пятачком, но подношение принял. Еще одну я тщательно протер и впился в нее зубами.
– Вот я и говорю, – сказал я, хрумкая сочной сладкой морковкой, – люди борются с искусственным интеллектом, спрашивая у него советы, как следует поступить. Нонсенс? Как есть, в чистом виде.
– Хрю, – поддакнул свин и ткнулся пятачком мне в колено, требуя еще морковку. Я протянул ему сразу две.
– Ты спрашиваешь, что такое эфорамки?
– Чав, чав, – сказал Самсон, закатывая глаза.
– Это, брат, такая вещь, с помощью которой человек скоро и вовсе разучится говорить и вообще двигаться. Впрочем, тебе не понять – ты и так у нас молчун. И вообще.
Хряк подозрительно покосился на меня, перестав жевать.
– Нет, нет. Ты неправильно меня понял. Самсон у нас умнее многих гигантов мысли.
– Уи-и! Хр, – благосклонно согласился хряк и продолжил перекатывать в пасти морковки.
– Но я не о том. Понимаешь, эфорамка – такая штука, которая читает мысли. Ну, не совсем мысли, конечно – так, примитивные устремления, на которые можно натаскать нехитрые устройства. Например, где находится ближайший магазин или автобусная остановка, чем можно перекусить, чтобы лишние калории, не дай бог, не отложились на бедрах или животе – у кого где. Еще может помочь в простейших формах выражения эмоций в чате. К примеру: «Фи!» или «Класс!», а вот с «ё моё» или «чтоб тебя» уже ничего не выйдет, потому как слишком сложный эмоциональный окрас.
Хряк кивнул. Ему было все понятно.
– Но для рядового современного человека вполне достаточно. Ведь общение у него происходит на уровне бытовых фраз, а все потребности сводятся к стандартному набору: еда и покупки. А поев и накупив всякой всячины, человек от скуки начинает проявлять любопытство к окружающему его миру – ведь нужно же чем-то заниматься в свободное время! Например, следить за своим ближним или перемалывать сплетни. Вот ты чем занимаешься в свободное время?
– Хрю! – потребовал добавки Самсон.
– Все с тобой ясно, – грустно вздохнул я и протянул хряку всю оставшуюся у меня морковь. – У тебя еще не удовлетворена желудочная потребность. Ну а потом, потом-то что?
Хряк не ответил. Да и так было понятно: наступления сытости и перехода к познанию окружающего мира ожидать не приходилось, ведь Самсону шесть морковок, как мне горсть крошек.
– Плохо Самсон, очень плохо! – пожурил я хряка. – Впрочем, свин ты и есть свин – чего с тебя взять, – беззлобно заметил я. Глупо, конечно, разговаривать с хряком, но он по крайней мере умеет слушать. – А вот ты представь себе: человек уже не может без подсказки и шагу ступить. Он непрерывно спрашивает у искусственного разума, что ему следует сделать, как поступить, чем перекусить, что купить и где находится предмет его интереса. Ни памяти, ни суждений – набор примитивных моторных навыков. Хорошо ли это?
– Хрю!
– Правильно: плохо! Неужели человек сам не в состоянии решить, как ему следует поступить, и что необходимо сделать?
Самсон перестал жевать и уставился на меня. Вопрос, похоже, его озадачил. Глупости, конечно, но мне было приятно, что кого-то интересуют мои пустые размышления. Хряк тем временем сглотнул остатки морковки и повел пятачком, втягивая воздух.
– Нет больше морковки, – сказал я, но хряк не поверил мне и ткнулся пятачком в карман брюк. – Ну что, убедился?
Хряк недовольно хрюкнул и издал тяжкий вздох.
– Слушай! – я подскочил на бугорке от внезапно охватившего меня волнения.
Самсон с надеждой скосил левый глаз.
– Нет, морковка точно закончилась. А вот насчет эфорамок…
– Федя? Ты чего здесь шумишь? – донеслось из-за кустарника, росшего за моей спины.
Голос был мне хорошо знаком, и я не стал оборачиваться. Сейчас, конечно, Степан примется выговаривать мне.
– А этот откуда здесь взялся? – удивленно воскликнул Степан, заметив прибившегося ко мне хряка.
– Пришел навестить друга, – буркнул я. – Вдвоем веселее.
– Ну, ты уж совсем чего-то раскис. – Степан постоял надо мной, потом опустился рядышком на землю и сцепил руки на коленях. – Картошки в этом году завались будет.
– Да, – согласился я. – Урожай хороший. Но ты ведь не о нем пришел говорить?
– Кхе, – сказал Степан, дернув подбородком. – Тяжело с тобой, Федя. Обидчивый ты.
– Никак успокаивать меня пришел?
– И прямолинейный, – добавил Степан. – Даже слишком.
– Разве прямолинейность – плохое качество? Или ты меня звал, чтобы я вашей конторе дифирамбы пел? А что до обидчивости, так мне фиолетово, если честно. Я тебе уже говорил, но еще раз повторю: не я вам навязывался – ты меня из моей родной дурки вытянул. А с дурака что взять?
– Уи-и! – поддакнул Самсон.
– Во-во. По-французски сечешь, Степа?
– Секу, – усмехнулся тот, отдирая от штанины приставший репей. – Только задачку ты нам серьезную задал. Обсудить надо было.
– А я, значит, мешал вам.
– Не то чтобы мешал, – поерзал Степа на кочке, – а только мы и сами теперь толком не знаем, куда, образно выражаясь, стопы направить и к чему руки приложить. Вроде бы, все ясно как день было, а теперь…
– Могу идею подкинуть, если интересно.
– Ну-ну, я слушаю, – мгновенно посерьезнел Степан.
– Мы тут с Самсоном подумали, и я решил, что имеется направление, куда реально можно приложить ваши руки и направить стопы.
– Не ерничай.
– Нет, я серьезно!
– И что же это?
– Эфорамки.
– Что? – непонимающе воззрился на меня Степан.
– Эфорамки. Человек сейчас без них шагу ступить не может.
– Предположим. И?
– Мне кажется, чтобы он зашевелился, нужно лишить его удобства.
– Хм-м, – Степан помял пальцами подбородок. – Не лишено смысла, хотя и не факт. Но как же ты предполагаешь лишать людей эфорамок.
– Очень просто. Сорвать, разломать, растоптать.
– Шутки у тебя, – проворчал Степан, – прямо скажем, дурацкие. Ты представляешь, что будет, если на тебя заявят в полицию?
– А кто тебе сказал, что я собираюсь срывать их лично?
– Ты хочешь, чтобы эфорамки топтали мы? – нахмурился Степан.
– Вот любишь ты, Степа, кидаться из крайности в крайность. Я, вообще-то, имел в виду Самсона.
– Хрю? – удивился хряк, и мы оба уставились на него.
– Кхм-м, – с сомнением выдавил Степа.
– Что скажешь?
– Глупо. А впрочем…
– …Самсон, я тебя очень прошу, отнесись к этому серьезно, – продолжал я увещевать упертого хряка. Самсон ни в какую не желал топтать брошенную ему под копыта эфорамку, и только вертел громадной, лопоухой головой. – Ну что тебе стоит, а? Вот та-ак, видишь? – я опустил сапог на хрупкое устройство. Рамка хрустнула, вдавленная в грязь. – Ничего сложно, правда?
Голова хряка опять замоталась, хлопая ушами.
– А я тебе морковку дам. На! – Я выудил из кармана толстую, короткую морковку с ботвой.
– Погоди, – убрал мою руку Степан прежде, чем Самсон успел вцепиться в морковку зубами. – Вот сделает все как положено и тогда…
Хряк посмотрел на Степана печальными глазами. Топтать какой-то кусок пластика ему вовсе не хотелось, а вот полакомиться морковкой…
– Ну же! – рявкнул я. Терпение мое уже почти иссякло.
Самсон испуганно попятился, уперев толстый зад в забор. Тот закачался.
– Самсон, не смей! – накинулась на хряка Маринка со своим любимым прутиком. – Только же починили.
– Хрю! – возмутился хряк, и я его прекрасно понимал. Жил себе Самсон, не тужил, и вдруг насели на него трое, привязались со всякими глупостями: чего-то там топчи, заборы не вали, прохожих не пугай. И даже морковку не дают.
– Самсон соображает, – сказал я. – Утром деньги – вечером стулья.
– Что ты имеешь в виду? – уточнил Степан, пристально разглядывая честно-унылую морду хряка.
– Жрать он хочет. С утра ничего не ел.
– Вот сделает дело, тогда и…
– А ты сам с голодухи будешь пахать? – я приблизился к хряку и протянул ему морковку. – На, животина, полакомись.
Тот опасливо повел пятачком, косясь на Маринку. Почему-то он побаивался ее. Особенно с прутиком. Потом осторожно взял из моих пальцев морковку, прикусил ее и закатил глаза.
– Все, теперь точно ничего делать не будет. Зря ты дал ему.
– Погоди, – отмахнулся я. – Тоже мне, знаток свиных душ. Вот, кажется, проглотил. Ну? – спросил я у Самсона. – Чего смотришь? Топчи! – и неистово затопал сапогами.
– Хрю! – сказал хряк.
– Перевести? – криво усмехнулся Степан, но я пропустил колкость мимо ушей.
– В общем, так! – предупредил я хряка со всей серьезностью, на какую только был способен. – Слушай меня внимательно: морковки больше не получишь…
– Да! – Маринка сложила руки на груди.
– Заборы ломать больше не будешь.
– Пусть только попробует сломать! – грозно предупредила девочка, поигрывая прутиком.
– За калитку больше ни шагу! И, самое главное, я тебе больше не друг, – я вскинул подбородок и отвернулся.
– Хрю?
– Хау, я все сказал! – бросил я свину через плечо. – Орел свинье не товарищ, образно выражаясь, конечно. А ты еще та свинья.
Хряк, пребывая в крайнем замешательстве, расстроенно оглядел нас по очереди.
– Пустое все это, – сказал Степан, зевнув.
Хряк, словно нехотя или раздумывая над каждым своим шагом, двинулся вперед.
– И глупо! – добавил Степан. – Дурная свинья – агент.
Похоже, его слова стали последней каплей для несчастного Самсона, который никак не мог взять в толк, за что на него все разом ополчились. Он рванулся к вмятой в грязь эфорамки, и, визжа, взялся топтать ее передними копытами, будто мстил за все обиды. А может, так оно и было на самом деле.
– Гениально! – всплеснул я руками и хлопнул в ладоши. Затем вытащил из кармана еще одну морковку и протянул хряку. – Умничка, Самсон. Заслужил.
Довольно похрюкивая, огромный свин принял подачку, а как только прожевал, вновь набросился на эфорамку, полагая, что за подобный пустяк, не стоивший ему особых усилий, его по уши завалят лакомством.
– Э, не-ет! – поводил я пальцем перед его пятачком. – Слишком просто, друг мой. А теперь главное. Слушай и запоминай.
Хряк навострил уши. Уж больно ему хотелось полакомиться аппетитной морковкой.
Я снял с шеи Степана эфорамку и продемонстрировал ее Самсону.
– Эфорамка – плохо! – затем показал морковку. – Морковка – хорошо! – Опять показал эфорамку. – Плохо. – И морковку. – М-м, вкуснотища! – И рамку.
Зубищи хряка клацнули, но я успел отдернуть руку с эфорамкой раньше, чем она превратилась в жеваный пластик.
– Видел? – с видом победителя повернулся я к Степану.
– Здорово! – невольно восхитился тот. – А ну, еще раз.
Я поднес прибор к нервно подрагивающему пятачку Самсона. Хряк дернулся вперед не хуже натасканной легавой, но я опять успел среагировать раньше. А чтобы закрепить приобретенный навык, подсунул Самсону совсем маленькую морковку.
– На, заслужил.
Хряк остался недоволен подачкой, и возбужденно сучил копытами, сгорая от желания получить нечто более существенное.
– А теперь так: ты, Степа, надеваешь рамку на голову, а Самсон…
– Ты чего, умом тронулся? – Степан повертел пальцем у виска.
– А что такое?
– Да он же мне голову оторвет!
– Не, разве что помнет немного. Надевай.
– Да не буду я ее одевать! Сам надевай, – Степан решительно отпихнул мою руку.
– Да ты чего, Степа? Во-первых, я дрессировщик – мне нельзя. А во-вторых, я должен видеть все огрехи и выправлять их.
– Все равно не буду, – уперся Степан и отвернулся.
– Вот как так можно работать, а? – спросил я у Самсона.
– Уи-и! – взвизгнул тот воодушевленно и покивал.
– Да вы не бойтесь, дядя Степа, – влезла Маринка. – Самсон – он безобидный.
– Ты на все сто уверена? – Степан поглядел под ноги, на то место, где из грязи торчали дужки безжалостно уничтоженной эфорамки.
– Вообще-то, он головы не ест, – серьезно заключила Маринка. – Только репу. Еще капусту обожает.
– Вот видишь, Степа! – сказал я. – Ну, потопчет немножко, и всего делов.
– Ага, разве что несильно, – не без сомнения добавила Маринка. Видно, ей забава с эфорамками, разбавлявшая скучную и однообразную деревенскую обыденность, пришлась по душе. – Самую капельку.
– Ну, ладно, – повел плечами Степан. – Только если что, отвечать будете вы.
– Будем, будем, – заверил я Степана, и тот долго, с явным недоверием во взгляде, сканировал мое лицо. Потом выдернул из моих пальцев эфорамку и нацепил на голову.
– Ну, что дальше? – спросил он.
– А дальше… Самсон, взять!
Хряк напрягся, но не двинулся с места, пожирая глазами ненавистный прибор на голове у Степана.
– Морковка, вкусная! – подзадорил я.
Хряк занервничал.
– Ну?! Апорт!
Самсон вздрогнул всем своим тучным телом и бросился на Степана.
– А-а! – завопил тот и вспрыгнул на забор, повиснув на руках. – Я передумал, уберите его, уберите! – Кое-как подтянувшись на руках, Степан отпихивал правой ногой наседающего хряка. Но Самсон изменил тактику. Свиньи – они, оказывается, сообразительные.
Хряк уселся под самым забором и уставился на висящего Степана. Времени у хряка было предостаточно, а вот долго ли провисит Степан? Забор, после того как его опутали металлической сеткой, стал совершенно неудобным для лазания. Поставить сапог на горизонтальную перекладину Степану никак не удавалось, и он без толку елозил им, гремя сеткой, а на одних руках больно-то не подтянешься.
Хряк ждал.
Маринка заливалась смехом, будто звенели серебристые колокольчики.
Я старательно сохранял серьезный вид, что удавалось с большим трудом.
Степан, пыхтя, держался до последнего – ему одному было совершенно не смешно.
– Все, больше не могу, – сдался он и скользнул с забора на землю.
Самсон удовлетворенно хрюкнул и бросился Степану под колени. Степан, неловко взмахнув руками, перевалился через хряка, с хриплым «эк!» приложился правым боком к земле, и свин победно поставил ему на спину копыто. Затем Самсон протянул пятачок к эфорамке и спихнул ее на землю. Остальное оказалось делом вовсе не хитрым. Хряк заученно втоптал копытом в грязь устройство и, вполне довольный собой, потопал ко мне за угощением.
Маринка аплодировала Самсону, скача на месте.
Степан, кряхтя, поднимался с земли.
– Ох-х, чтоб я еще раз…
– Но ведь получилось же! – воскликнул я, восторженно хлопая Степана по плечу.
– Получилось! – не смог отрицать очевидного Степан, пожирая ненавистным взглядом довольного собой хряка. – А дальше-то что?
– Дальше? – прищурился я. – А дальше вот что…
Часть 3
Глава 1
– И все-таки у группы имеются большие сомнения насчет твоей идеи, – произнес Степан, выглядывая из-за деревьев. – Ведь это порча личного имущества!
– Переживут, – отмахнулся я, успокаивающе поглаживая меж ушей возбужденного хряка, скрытого парковой скамейкой. – Не настолько оно и дорогое.
Самсон действительно был несколько на взводе. Его привезли в город в тесном фургоне, что само по себе действовало на хряка угнетающе. К тому же Самсон нигде и никогда не бывал, окромя своей деревни, и потому, подозрительно оглядываясь по сторонам, проявлял заметное беспокойство. Он явно ощущал себя не в своей тарелке. И только источающая морковные ароматы сумка сдерживала его. Хряку не нравились ни шум проезжавших мимо машин, ни гомон сотен людей за оградой парка, ни замкнутое пространство, совсем непохожее на его родные просторы.
– Тихо, тихо, Самсон, – похлопал я его по складкам на спине.
Возбужденное и не очень уверенно «хрю» донеслось из-за скамейки.
– Степа, по-моему, мы уже обо всем договорились.
– Да, ты прав. Ну а если Самсон поведет себя не совсем так, как задумано.
– Не обижай свина – он не тупее паровоза, к тому же чует морковку. Много морковки.
– А если?..
– Никаких «если», – решительно оборвал я. – Весь ваш «бобер» противозаконен, и ничего, живете пока.
– Да, но…
– Степа, давай так: еще одно «но» или «если», и мы сворачиваемся и вертаем обратно. Лады? Самсон не может работать в такой напряженной обстановке – натура у него чувствительно-творческая.
– Все шутки шутишь? – буркнул Степан.
– Какие уж тут шутки, – вздохнул я. – Шутки кончились. Ну, что ты решил?
– А-а, была не была! – после некоторых вполне резонных колебаний дал отмашку Степан.
– Самсон, взять! – прорычал я хряку в обвислое ухо.
Свин весь подобрался, хвост его свернулся крючком, щетина встала дыбом, а пятачок, словно радар, заходил из стороны в сторону, выискивая первую жертву. Жертв было много, и несчастный хряк никак не мог решить, с какой начать. Я прямо-таки ощущал, как в его огромной голове ворочаются извилины в поиске оптимального решения задачи о минимуме и максимуме – поменьше двигаться и побольше поиметь.
И вдруг Самсон сорвался с места. Радостно похрюкивая, он припустил вприпрыжку за дамочкой, собравшейся покинуть парк. Мы бросились за ним следом.
Надо отдать Самсону должное, соперника он выбрал себе под стать: дама была достаточно крупной, упитанной, высокой и с крайне задумчивым видом, в смысле, о чем-то натужно размышляла. Эфорамка в ее пышной прическе посверкивала огоньками, отзываясь на мысли дамочки. О чем уж она думала в тот момент, когда на нее налетел хряк, никто, разумеется, никогда не узнает, но столкновение оказалось ошеломительным! Я думал, что даму снесет напрочь с дорожки, но этого не произошло. Дамочка, взмахнув полными руками и издав короткий вскрик, медленно перевалилась через спину хряка и задрыгала ногами, торчавшими из узкой юбки. Что с ней произошло, она, по-видимому, еще толком не успела осознать – никто раньше не позволял себе кидаться ей под ноги и, тем более, опрокидывать на спину. Самсон тем временем довольно резво для своих габаритов, вывернулся из-под толстухи, развернулся на месте и, похрюкивая, потыкался пятачком в ее размалеванное лицо.
– Ох, кто это? – вскрикнула женщина, отмахиваясь от хряка. – Убирайся, гнусное животное. Слышишь? Оставь меня в покое!
Свин понятливо покивал, мол, слышу тебя хорошо, цапнул с прически дамочки эфорамку и, повизгивая от счастья, принялся ее топтать.
– Безобразие! – враз очухалась дамочка. – Какое безобразие! Это… полиция! Где полиция?
– Ага, щас! – буркнул я себе под нос, спеша дамочке на подмогу, будто просто случился поблизости. Главное, чтобы Самсон не приклеился ко мне, словно родному. Но тот оказался на редкость сообразительным.
Как только мы приблизились к ворочающейся на бетонной дорожке даме, Самсон кончил неистово топтать прибор и припустил мимо нас обратно к скамейке, задорно вскидывая задние ноги.
– Что с вами случилось? – первым к даме подлетел я. За мной подоспел и Степан. Вдвоем мы подхватили дамочку под локти и, краснея от натуги, начали воздевать на ноги.
– Ах, не знаю, – отдувалась та, вертя головой. – На меня налетело бешеное животное, повалило и… Ничего не понимаю, чего ему от меня надо было?
Она вопросительно взглянула на Степана. Тот только пожал плечами.
– Ужас какой! – вновь ожила дама, оправляя юбку. – Куда только смотрят городские власти? Кабан в городе – кошмар, просто кошмар!.. А… где моя рамка? – дамочка растерянно провела рукой по прическе и огляделась. Лицо ее мгновенно вытянулось, как только она узрела рядом с собой кучку пластика и посверкивающие металлом внутренности прибора. – Ох! – прижала она ладони к щекам. – Да как же это? Что это? Как же я?..
– Что? – спросил я, на всякий случай отодвигаясь от дамы. Ощущение было такое, будто ее вот-вот кондрашка хватит с досады.
– Как же?.. – повторила дама полушепотом, продолжая смотреть на остатки эфорамки полными слез глазами. – Мне же…
– Ну, если у вас все в порядке, мы пошли, – осторожно сказал я и начал пятиться. Степан последовал за мной. Дамочка никак не прореагировала, продолжая стоять столбом.
Мы на цыпочках отошли подальше и свернули за деревья, туда, где возле скамейки вертелся Самсон, нетерпеливо тычась пятачком в сумку.
– Да-да, заслужил, – я поспешно выдал хряку заработанную морковку. Тот мгновенно успокоился, сел на задние лапы и счастливо захрумкал.
– Ну? – спросил Степан, наблюдавший за дамой из-за дерева. – Дальше-то что?
– А что там происходит?
– Ничего. Стоит, озирается.
– Прискорбно. Выпала из жизненного процесса.
– Смешного мало, на самом деле.
– Да уж, – я пристроился рядышком со Степаном. – И долго она так собирается страдать?
– По-моему, она просто в шоке. Или в полной растерянности. В один миг остаться без столь нужной штуки.
– Ну, кому как.
Дамочка, тем временем, несколько придя в себя, активнее закрутила головой, потом неувернно сдвинулась с места и потопала к парочке, показавшейся из боковой аллеи.
– Простите, вы не одолжите вашу эфорамку? – жалобным голоском попросила она у парня.
– Вы в своем уме? – грубовато осведомился тот, отстранившись от странной женщины с размазанной по лицу косметикой.
– Понимаете, на меня налетел какой-то кабан и сломал мне рамку.
– Каба-ан? – удивленно протянул парень, а девушка вцепилась в локоть своего провожатого и испуганно прижалась к нему. – А вы уверены? Может, это был медведь? Белый?
– Нет-нет, именно кабан! – запротестовала дамочка. – И я хотела бы заявить в полицию, но…
– Знаете, шли бы вы, – грубо оборвал молодой человек, – сами знаете куда! Обкуренная какая-то, что ли?
Он пошел дальше, таща за собой девушку. Дамочка утратила к парочке интерес и переключила внимание на мужчину средних лет, входящего в ворота. Но тот только шарахнулся от нее, словно от прокаженной.
– Больше ничего не придумала? Кабана какого-то выдумала! – возмущенно ответил он, затравленно огляделся по сторонам и вышел обратно в ворота. Дамочка, не видя больше никого, побежала за мужчиной, продолжая умолять. – Да отстаньте вы от меня! Чего привязались? – донеслось из-за парковой изгороди. – Ненормальная какая-то!
Парочка между тем приближалась к нам.
– Фас! – скомандовал я, и Самсон вновь сорвался с места.
Женский визг резанул по ушам. Мы со Степой спрятались за ствол дерева и затихли. Возня, шум, крики и… все! На этот раз хряк управился гораздо быстрее. Он шмыгнул мимо нас, прошуршав кустарником, и потребовал очередную плату. Я, разумеется, незамедлительно выдал его заработок.
– Знаешь, Федя, а ведь это попахивает терроризмом, – задумчиво проговорил Степан, осторожно выглядывая из-за ствола.
– Ничего с ними не случится, – только отмахнулся я.
– Да ты посмотри сначала!
– Ну, что там? – я выглянул из-за дерева.
Парочка пребывала в шоке, и как я полагал, вовсе не из-за нападения хряка. Молодые люди убито смотрели себе под ноги, что-то бормоча под нос.
– Что теперь будет? Что будет? – разобрал я слова девушке. – Я же Маринке обещала ответить! А еще купить надо… А что надо купить? – она растерянно взглянула на молодого человека.
– Откуда я знаю! – огрызнулся тот. – У самого крыша едет. Я столик нам заказал.
– И?
– Я не знаю, где находится проклятый ресторан! – пнул растоптанную эфорамку молодой человек и засунул руки в карманы. – Пошли новые покупать.
– Пошли, – поспешно согласилась его спутница. – А куда?
– Я… не знаю, – на лице парня отразилась вселенская мука. – Проклятая свинья! Расплодили тут.
– Пошли, пошли, – потянула его за рукав девушка. – А то еще вернется.
– Да, да, пошли быстрее, – и они, все время оглядываясь, не покажется ли хряк, направились к выходу из парка.
– Дело пошло! – потер я ладони.
– Неужели они настолько зависимы от подобной безделицы? – удивленно вздернул брови Степан. – Никогда бы не подумал. Прямо шагу без нее ступить не могут.
– Ну, не все, конечно. Но очень многие. Ага! Вон, смотри, мужик идет!..
Сумка стремительно опустошалась, морковки в ней становилось все меньше, а недовольных, «потерянных» гуляк – все больше. Хряк, порядком отъевшись за пару часов, утерял изрядную долю резвости и первоначальный задор. Приятная сытая истома накатывала на него, отзываясь вялостью и неохотой действовать. Пора было закругляться. Я застегнул сумку с жалкими остатками моркови на молнию, что Самсона нисколько не обрадовало. Он, похоже, решил получить от случая все!
– Самсон! – не успел остановить я хряка, как тот накинулся на очередного прохожего, которым оказался… полицейский! – Ой-ё! – схватился я за голову, в ужасе отступая за дерево, пока полицейский боролся с превосходящим его в весе противником.
– Тикаем! – рванулся было Степан.
– С ума спятил? – постучал я лбу пальцами. – А как же Самсон?
– Потом за ним приедем. Скажем, сбежал, паразит такой.
– Нет, я друзей не бросаю! – я оттеснил Степана с дороги и решительным шагом направился к полицейскому, отбивающемуся от хряка.
Насколько я понял, между ним и свином вышло крайнее недопонимание: полицейский, похоже, полагал именно себя мишенью огромной свиньи, а Самсон зверел, не в силах добраться до эфорамки на голове у полицейского, отчего оставался так же далек от вожделенной морковки, как корова от воздухоплавания.
