Герман Фальк
Третий Шанс
– Прости, Коля… я… я тебя совсем не знаю, – она вздохнула и, наконец, их глаза встретились, – я так не могу…
Коля тоже вздохнул.
– А я не могу рассказать. Многого, наверное, вообще никогда не смогу.
– В этом я не сомневаюсь! – Элли привычно озорно усмехнулась и исчезла.
А ещё через день рассказывать стало можно почти всё. Коля даже от шока вспомнил слово «нежданчик».
Сначала в голове зазвучал голос. «Бриз ответь Закату». Ну вот, объявились! А три дня докричаться не мог. И так вызывал, и этак, и того, и другого, а в ответ только неожиданно две фразы Кельта: «Не засоряй эфир, курсант», и, когда Коля совсем уж «оборался»: «Минута общения десять рублей. Текущий баланс – минус двадцать». Вот такие крутые парни в «Дельте» служат!
И тут вдруг посреди ночи:
– Бриз ответь Закату.
– Бриз на связи.
– Слушай вводную, Бриз. Совершенно секретно. Этический комитет Лиги наций одобрил предоставление тебе гражданства. Через четыре часа президент Шацкий подпишет документ, ты станешь гражданином России. Документ на подписи ещё со времён Калинкина.
Коля чуть не подпрыгнул! Со времён?! В смысле?
– Сразу же информация о тебе будет обнародована. Так что утром проснёшься знаменитым. Можешь на «Джульетте» рассказать, если успеешь. Но только после объявления. Удивляйся, как будто для тебя неожиданность. Рано утром с Эмерсон стартуете в космос. Она получит координаты точки рандеву, через три недели тебя заберёт частная «Молния», она уже в пути. Дальнейшие инструкции получишь там. Следуй им беспрекословно. Можешь верить каждому сказанному тебе слову. F-Command якобы случайно забудь в шаттле. «Дельте» вообще неизвестно, где ты находишься, что ты делаешь и что происходит. Этого разговора у нас никогда не было. Вопросы?
– Есть вопрос. Где взять Эмерсона?
– Летиция Эмерсон, отставной полковник ВКС США, тебе известна как Элли. Ещё вопросы?
– Никак нет.
– Конец связи.
Ну что скажете? Не нежданчик?
А дальше вообще закрутило. Само собой, в ту ночь он не заснул. Проворочался до утра, покурить сбегал по-тихому. Крючкотвор Шульце, конечно, узнает и пометочку в судовом журнале сделает, только Коле-то теперь что.
Но в пять утра неожиданно, хотя теперь-то уж какие неожиданности, заявился он сам, за его спиной маячила всклокоченная чёрная шевелюра Элли.
– Ник, доброе утро… Или как тебя там на самом деле… – пробормотал директор. Он был заспанный, глаза ещё не разлепились, и языком едва ворочал. А вот ведь не удержался, ввернул фразочку. – Приказ с Земли срочно вывести тебя в космос. Тебя выдадут российским властям. Полетишь с Элли, она получит инструкции после старта.
Элли тоже была заспанная, настолько, что ничего не говорила, глаз приоткрыла только один, лишь два раза кивнула, тряхнув своей гривой. И Коля неожиданно, с внезапно накатившей грустью, стыдом и чувством вины подумал: «Да… не изящный взмах каре. А как же я к ней привязался, а она ко мне…»
Шаттл стартовал через двадцать минут. Ещё через десять вышел в открытый космос и лёг на переданную Элли через Шульце стационарную орбиту. Элли включила автопилот и откинулась в кресле с закрытыми глазами.
Вот так. Опять без слов прощанья. Подъём, умыться, собрать нехитрые пожитки – и в космос. Коля так ни с кем и не увиделся до старта, только Шульце проводил до шлюза. Обменялись рукопожатием, вроде бы формально, а получилось с душой. Всё-таки полтора года с лишним вместе. «Ты тут держись, сынок!» – пошутил Коля. И по удивлённому взгляду директора понял, что тот ещё ничего не знает. Ничего, скоро поймёт.
– Ник, – подала голос Элли. – Не знаешь, нам долго здесь ждать? На шаттле нет зап-связи, нам по радио сигнал передадут?
Коля молча закрыл глаза.
– Закат Бризу.
– Закат на связи. На орбите?
– Так точно! Координаты и время рандеву?
Закат диктовал информацию, и Коля бездумно повторял за ним. Ошалевшая Элли быстро ввела данные в бортовой терминал.
Закат прервал связь, а Элли вывела шаттл с орбиты и направила в сторону Солнца. У них было три недели и один день.
– Ник… осторожно позвала Элли. Коля хотел было уже сам заговорить, но Элли не выдержала, напряжение последних дней дошло до предела и схлынуло вот так. – Можно спросить твоё настоящее имя?
– А оно и есть настоящее. Меня зовут Николай Афанасьев. По-вашему, Ник. По-нашему, Коля.
– К-о-л-я, – медленно проговорила Элли, как будто пробуя имя на вкус. – Коля… Мы тут с Энрике посмотрели… Больше никого не было, только мы вдвоём… Просто вся база гадает, что значит «Бриз», ты так назвался тогда.
Элли сделала паузу, осторожно покосилась на Колю, но тот не перебивал, просто смотрел на неё. Легко одобрительно кивнул, мол, всё правильно, ничего страшного. Можно.
Шаттл набирал скорость, и они не покидали кресел в пилотской кабине. Невесомость, конечно, не стала для него обыденным явлением, но Коле уже не впервой, ощущения были знакомыми. Не самыми комфортными, да ещё и при ускорении шаттла до выхода на крейсерскую скорость. Коля попытался обратиться к F-Command с просьбой, чтобы как-то покомфортнее, и устройство неожиданно отреагировало, немного помогая вестибулярному аппарату, точнее, подавая ложные сигналы мозгу, имитирующие работу рецепторов вестибулярного анализатора. Стало немного получше.
– Ты как? – осторожно спросила Элли, заметив лёгкое замешательство собеседника. – Невесомость?..
– Всё хорошо, – Коля кивнул. И замолчал, позволяя девушке продолжить.
– Мы посмотрели… с Энрике. Вдвоём, – она выделила это слово, как бы показывая, что информация дальше не пошла. – Ну, там, конечно, разное… Но был один Бриз, полковник в «Дельте», потом служил в охране профессора Филатова, погиб два года назад при покушении на профессора… За четыре месяца до твоего появления… Просто ты неожиданно такое демонстрировать начал… Вот сейчас опять данные точки рандеву по памяти выложил, как будто всё заранее знал с точностью до часа…
Коля, до этого внимательно смотревший в глаза Элли, откинулся в кресле, насколько это возможно, будучи туго пристёгнутым к нему ремнями, и закрыл глаза. И начал рассказ.
– Я родился в одна тысяча девятьсот семьдесят седьмом году…
Он рассказал ей не всё, но многое. Утаил те самые двадцать процентов правды. Почти ничего не говорил про «Дельту», про Милену лишь упомянул, скрыл про про F-Command второго поколения…
Только хитрость не удалась. Недоговорённость была очевидной. Весь рассказ, занявший полчаса, никак не объяснял ни неожиданно профессионального поведения Коли во время спасательной операции, ни внезапного осознания координат точки рандеву, ни, тем более, спешной эвакуации с Урана не самым дешёвым способом. А про Милену Элли догадалась – каждый раз, когда Коля произносил имя девушки, Элли хитро прищуривалась и иронически качала головой. Перестала, лишь когда Коля сообщил о её смерти.
Когда Коля закончил рассказ, они некоторое время молчали. Элли не задавала вопросов. Всё это нужно осмыслить, а для вопросов ещё будет время. Но Элли прервала молчание неожиданно:
– Меня зовут Летиция Эмерсон, я родилась в две тысячи шестьдесят третьем году.
История жизни Элли оказалась, на Колин взгляд, более драматичной и уж точно более насыщенной. Она родилась в США, в небольшом городке в Канзасе. Элли была третьим ребёнком из четырёх в семье безработных, семья ютилась в небольшой трёхкомнатной квартире социального минимума.
С самого детства, лет с четырёх, она начала заглядывать в мастерскую по ремонту пингов, располагавшуюся на окраине городка. Мойше Левинсон, владелец мастерской, не возражал. Он был хорошо знаком с родителями Элли, знал её с рождения и с радостью привечал девочку. Дочь безработных, людей без профессии и надежды, без стремлений, без желания и возможности дать что-либо детям, пусть уж лучше ребёнок будет при деле. Мастерская была простенькая, ремонтные роботы в ней были старые и примитивные, и многие операции Мойше выполнял сам, вручную. Сын Мойше вырос и переехал в Мексику, наёмных работников владелец мастерской позволить себе не мог, а тех, кого мог, было боязно подпускать к пингам, и девочка вдруг пришлась к месту.
Уже в пять лет она сноровисто, без подсказки, подавала нужный инструмент, а в семь выполняла несложные поручения. В девять она уже была способна полностью заменить Мойше в любой работе. Вдвоём они стали справляться с заказами быстрее. Каждый день маленькая Летиция после уроков (дома подходящей видеоконсоли не было, поэтому она посещала занятия вместе с такими же детьми в публичной библиотеке) неслась в мастерскую и проводила в ней время допоздна. Через какое-то время Мойше оборудовал в мастерской школьный уголок с видеоконсолью. Когда девочке было десять, Мойше начал ей немного приплачивать, а она отдавала все деньги родителям.
Впервые она подняла пинг в воздух, когда ей было десять. У пинга для ремонта необходимо было отключить систему идентификации пилота, и автоматика не препятствовала маленькой девочке брать в руки управление. Через год она пилотировала лучше, чем кто-либо на памяти Мойше, но летала тайно, лишь вблизи мастерской, имитируя для систем наблюдения тестовые полёты после ремонта.
А потом произошло одно из трёх (пока – Элли многозначительно с лёгким заискиванием посмотрела на Колю) событий, которые перевернули её жизнь.
Ежемесячное присутственное собрание класса, это когда все ученики собираются вместе физически, а не через видеосвязь, совместили с пикником на природе. Двадцатиместный пассажирский пинг приземлился посреди Великих Равнин, вдали от цивилизации, и учительница, миссис Валентайн, прежде чем приступить к самому пикнику, водила учеников по степи, рассказывая о строении и составе почвы.
Смерч появился неожиданно. Совпало сразу всё – внезапное и аномально резкое возникновение торнадо, отказ основной системы предупреждения и неизвестно чем вызванная заминка в срабатывании дублирующей, отсутствие поблизости экипажей рейнджеров спасения и даже задержка в срабатывании баззеров тревоги пассажирского пинга. Когда дети добежали до него, смерч уже был совсем рядом, он был огромным и надвигался с ужасающей скоростью. Автоматика бесстрастно отобразила семидесятипроцентную вероятность крушения. Пилот побелел, его руки тряслись. Он уже почти успел дать команду старта в автоматическом режиме, когда четырнадцатилетняя Эмерсон рывком выдернула его из пилотского кресла. «Всем пристегнуться!» – крикнула она, занимая место пилота. Тремя точными ударами невесть откуда взявшегося камня она пробила центральную консоль, что-то сломала и перемкнула, сжала в руке джойстик управления, и пинг взмыл в воздух, вдавив взрослых и юных пассажиров в кресла немыслимым ускорением.
Первый комментарий взрослых дядь, которые впоследствии отсматривали записи со спутников, был: «Это невозможно». Повторить манёвр мастер-пилотам также не удалось – девочка, практически вопреки законам аэродинамики, использовала энергию смерча для выхода из критической области.
А на следующий день в мастерской Летицию встретил маленький симпатичный щенок.
– Познакомься, – сказал Мойше, почёсывая собачонку за ухом, от чего та попискивала и извивалась от удовольствия, – это Тотошка.
Девочка всё поняла и улыбнулась.
– Значит, зови меня Элли. Девочка из летающего фургона.
И она стала ждать волшебника.
Волшебник появился очень скоро. На нём была форма военно-космических сил c капральскими погонами.
Надо сказать, с Левинсоном обошлись чрезвычайно деликатно, а именно – оставили дедушку в покое и не стали допытываться, где же юная мисс Эмерсон приобрела выдающиеся лётные навыки. А Мойше-то тогда ох как струхнул!
А Элли определили в хорошую школу за государственный счёт. Параллельно она посещала курсы при колледже ВКС.
Обычно первый самостоятельный боевой вылет пилоты совершают в двадцать восемь – тридцать лет. Элли сделала это, когда ей было двадцать.
А потом были боевые действия год за годом – в маленьких стычках и в горячих точках, на земле и в космосе. Она воевала с британскими ВКС в трёхдневной войне над Тихим океаном, все три дня. Билась в космосе одна с пятью истребителями противника, защищая марсианское поселение. Да много чего было. В своей стране она стала легендой.
Второе из трёх значимых событий жизни состоялось, когда ей было двадцать девять. Элли отказалась бомбить цель в Нигерии, мотивируя тем, что это частная собственность и там мирные жители. Данные разведки говорили об обратном, имелись достоверные сведения о том, что это база бандформирований, угрожающих союзникам США в Средней Азии. Но Элли, в нарушение всех инструкций, снизилась до высоты оптического контакта, виртуозно пройдя под атакой систем ПВО, убедилась в ложности данных разведки и, не выполнив боевую задачу, вернулась на базу. Это был её последний боевой вылет в составе ВКС США.
Довольно быстро выяснилось, что тогда Элли была права, а спецслужбы решали свои конъюнктурные задачи. Но от увольнения Элли это не спасло, неповиновение офицера приказу осталось фактом, неприемлемым для командования ВКС. Более того, хотя история не получила огласки, Элли всё же успела кое-что узнать, и спецслужбы взяли её под контроль.
Выход нашёлся быстро – Австро-Венгерская частная армия. И опять вылеты, воздушные и космические бои, всё как раньше. Хорошо, не всё. Не масштабные сражения, скорее, стычки. Но боевой вылет оставался боевым вылетом: пилотирование, бой, риск для жизни – всё это было настоящим.
Третье судьбоносное событие в жизни Элли очень напоминало второе. Она случайно узнала, что груз, который она сопровождала в составе группы из пяти истребителей, был живым: похищенные для выкупа дети. Узнала она это лишь за несколько минут до вылета. В конвоируемом пинге находились только три мальчика и пилот. Уже в воздухе она связалась с другими четырьмя истребителями, но «боевые товарищи» лишь отмахнулись – делаем, за что деньги платят. Тогда она уничтожила всех четверых и освободила заложников, сдав пинг с «грузом» в руки Израильской полиции.
Дальше всё развивалось предсказуемо. Владелец частной армии приказал уничтожить взбунтовавшегося пилота. Офицер израильской полиции честно сообщил, что правительство страны не сможет гарантировать Элли безопасность до конца жизни. Тем более на это нельзя было рассчитывать на родине. А назавтра из Таль-Авива стартовал очередной рейс на Уран. Даже на далёкую планету владелец армии сумел отправить весточку: «Если хочешь жить, не возвращайся». И это дало хотя бы ощущение безопасности, пусть и неустойчивое.
Казалось, три недели пути пролетели как один день. Они снова были близки, снова были друзьями, снова были вместе. Когда «Молния» пришвартовалась к шаттлу и открылся стыковочный шлюз, Коля притянул к себе девушку, обнял и прижал к себе. И они в долгом прощальном поцелуе кружились в невесомости.
«Молния» шла в автоматическом режиме, без пилота. Как она оказалась поблизости Урана, для Коли так и осталось загадкой, возможно, что случайно. Повезло, в общем. Впереди было три с половиной месяца пути в одиночестве.
Впрочем, одиночество быстро нарушилось вспыхнувшим прямо в центре пассажирского отсека изображением. Это был пожилой мужчина лет, наверное, за сто, высокий (ну да, они ж все тут высокие), худой и лысый, со впалыми глазами.
– Здравствуйте, Николай Алексеевич. Меня зовут Михей Фирсович Пинк, – он по-старчески почавкал. Но вообще, говорил бодренько, а взгляд был и вовсе озорным. – Я представляю одну частную компанию. У нас с вами ещё будет возможность поговорить. И о вас, и о нас… А сейчас просто обустраивайтесь здесь.
Любопытство подталкивало к тому, чтобы выкрикнуть: «Эй, Пинк! Не исчезай так! Говори сейчас!» Но прав был дедуля. Коле хотелось насладиться осознанием того, что он возвращается на Землю. Что он увидит дочку. Увидит друзей. И много-много лиц, разных, незнакомых. Что можно будет ходить по улице и дышать воздухом. Что под ногами будет твёрдая поверхность, а не постоянно покачивающаяся с переменной амплитудой палуба. И ещё – что больше не нужно прятаться. Можно начать строить жизнь. В этот раз точно по-настоящему.
Спальное место в «Молнии» было комфортным, не как в шаттле, где ремни просто фиксировали тело на лежаке. Здесь со всех сторон обхватывало что-то мягкое, удобное, подстраивающееся под каждое движение. Коля быстро провалился в сон.
Следующим утром за завтраком Коля попытался включить новости, но телек на приказы не реагировал. Наконец, в центре отсека появилось объемное изображение Пинка.
– Доброе утро, Николай Алексеевич! Как спалось?
– Доброе утро. Спасибо, хорошо, – ответил Коля с дружелюбной улыбкой. – Рассказывайте, что там у вас?
– Готовы выслушать сейчас? – с охотой откликнулся Пинк. – Это, наверное, с половину часа займёт. Готовы? Ну так вот. Вам, наверное, неизвестно, что происходило в России в крайние месяцы? Ну так я вам расскажу.
Некие силы возжелали присвоить власть в России. Именно так. Свергнуть избранного президента и поставить на его место президента марионеточного. Хотя, дело-то не совсем так в точности, но для нашей с вами беседы, надеюсь, позволите мне сделать некоторые упрощения. Кроме того, эти же силы намереваются несколько ослабить экономику нашей с вами страны. Эти меры в себя включают снижение требований к качеству товаров, ослабление торговли с другими странами и неоправданную девальвацию российского рубля. Кстати, вам, наверное, интересно будет узнать, что именно эти люди подослали наёмных убийц в дом уважаемого профессора Иннокентия Аристарховича Филатова. Я сейчас говорю о той ночи, в которую вас, Николай Алексеевич, эвакуировали в столь далёкое место. Вы меня, конечно, спросите, а какова же взаимосвязь оного покушения с желаемым захватом власти? Ну так я потом вам разъясню.
Стоит отметить: забыл Михей Фирсович рассказать про взаимосвязь, ну, или просто не сложилось. Как там обстояло дело, Коля уже впоследствии узнал.
– Ныне же более любопытно вам, должно быть, услышать о том, зачем же ослаблять страну, власть в которой присвоить желаешь? – продолжил дедуля. – Уж поди лучше сильной страной управлять! А вот зачем. Во-первых, в слабой стране, да взявши под контроль силовые ведомства, проще манипулировать населением. А ещё более управляемым население станет, ежели насадить идеологию и требовать от сограждан следования ей. И, поганцы, идеологию-то они избрали, основанную на христианских догмах, однако же с малозаметными для обывателя поправочками. Конечно же, молодой человек, власть не может открыто насаждать радикальные взгляды одной только церкви, пусть и со внушительной паствой. Потому эти же силы создали религиозную экстремистскую организацию под наименованием «Чистота и Честь». Организация та призывает правильного, с их точки зрения, поведения требовать силой. Силой самой что ни на есть физической, для того они формируют вооружённые отряды, и того гляди, власти им потакать начнут, да и правомерность им придадут, поименовав милицией. Про то и законопроект уже разработан. А как уж примут закон, так эти бандиты и вовсе открыто действовать возможность получат.
А во-вторых, без серьезной поддержки такой проект не осуществить. Силы те, о которых толкую (а «о коих реку» смотрелось бы антуражнее, неожиданно подумалось Коле), соединились с заграничными неприятелями. Те-то как раз хотят Россию ослабить для усиления своего геополитического влияния. Ну, вот и нашли два сапога друг друга. Заграничные оппоненты, стало быть, нашим, отечественным, тёмным силам деньги дают, да и так помогают.
Дедушка замолчал и уставился на Колю с испытующим лукавством.
– Вот так, стоит из страны на пару лет уехать, так у вас сразу беспорядок начинается, – посетовал Коля.
– Ну да не корите себя, молодой человек, – дедушка поддержал шутку. – Вряд ли уж на вас страна держалась. Ну как, увлекла вас история?
– Увлекла, – Коля кивнул. – Продолжайте, любопытно.
Да какое там любопытно! Стало страшно.
Пинк как будто не заметил иронии и продолжил:
– Вам, наверное, и о персоналиях интересно будет? Так я вам расскажу. В религиозным экстремизме повинен священник Стенька. Это он многих ложною верой совращает. Убедителен, шельмец. Вы потом записи-то посмотрите. Сами-то, надеемся, не увлечётесь ересью? Однако ближайших соратников он привлекает деньгами. Но он здесь второй. А первый в нашем списке – Игнат Рафаэлевич Ходырев. Предприниматель. Богатейший человек. Он-то и Стеньку к деятельности непотребной привлёк, но тот нынче самостоятельною фигурой стал, ну или, скорее, длина поводка весьма и весьма возросла.
Весь этот и следующий день Коля отсматривал ролики. Новостные выпуски, любительские съемки. Трагедия на Камчатке и комментарий Пинка о фокусировании внимания обывателя на генерале Федоренко. Неожиданный коммерческий взлёт «Лепестков и бутонов», принадлежащих жене генерала. Проповеди Стеньки. Одна, другая, третья – и бах! – встреча с митрополитом! Отставка Калинкина. Эмиграция Калинкина, Филатова и Дворянской в Лондон. Зарождающиеся боевые отряды, зарождающийся террор. Убийство в Тимофеевке и бессилие полиции. И ещё террор. Журналистские расследования, оканчивающиеся ничем… И смерть журналистки… её звали Оля… она была Колиной внучкой. И её муж. И Василиса, потерявшая дочь! И маленький Алёша, оставшийся без родителей! И всё красочно, объемно, реалистично! Могила Бриза. Могила Милены. Могила Оли и её мужа. Вот тебе, Коля! Добро пожаловать домой!
Он уже не замечал звёзд, космоса вокруг, не смотрел на Солнце, которое с каждым часом становилось всё ближе. Мир не сжался и не посерел, его мир просто исчез. Осталось лишь несколько мерцающих точек, ради которых имело смысл возвращаться.
Наверное, и стоит жить и бороться дальше ради мерцающих по жизни точек. Да нет. Жизнь вообще стоит того, чтобы бороться! Сама жизнь! Как тогда, в бушующем океане из воды, аммиака и метана. Просто – форсаж, а дальше будь, что будет, пока на экране радара остаётся хотя бы одна яркая точка. И даже если не останется ни одной.
Когда через сутки изображение Пинка появилось в центре жилого отсека, Коля молча плавал в невесомости, стукаясь о стены.
– Добрый день, Михей Фирсович, – Коля поздоровался первым, облетая как будто твёрдо стоящую на полу фигуру.
– Доброе утро, Николай Алексеевич, – Пинк был предельно серьёзным. – Всё посмотрели?
– Тенденциозная подборочка, – Коля зло усмехнулся. – Дайте угадаю. Вы подпольная неправительственная организация? И ваша цель…
– Да, – Пинк кивнул, – мы подпольщики. Небольшая группа инициативных и, потенциально, деятельных граждан, которые стремятся воспрепятствовать скатыванию страны в пучину.
«А разве в пучину скатываются? В пропасть же…»
– Так вот, милейший Николай Алексеевич, если желаете к нам примкнуть, то милости просим. Вы бы очень нам пригодились.
– Да уж не сомневаюсь! Стали бы вы этот цирк с эвакуацией на «Молнии» устраивать просто так. Только я-то вам зачем? Явиться тут посланцем из начала века, стать знаменитым и в СМИ кампанию забабахать? Мол, вот как ваши деды и прадеды жили? Ну так хорош авторитет! Да ещё и отсылка к периоду времени уместная…
Пинк молчал, а Коля продолжал медленно кружиться вокруг него.
– Мы посчитали, что следует лишить экстремистов главарей, – наконец, медленно проговорил Пинк, – только нам к ним не подобраться. Стенька ещё куда ни шло, но Ходырев…
– И?
– Игнат Рафаэлевич чрезвычайно увлекается девятнадцатым и двадцатым веками. При правильной подаче вас, Николай Алексеевич, он к себе подпустит.
На минуту повисло молчание.
– Вы мне его убить предлагаете? – медленно, как будто не веря в то, что это он сам говорит, произнёс Коля.
– Да. Обоих.
– Вы серьёзно, что ли?
– Вижу, шокированы. Ну так немудрено! Однако ж, да. Это решит проблему. Или сведёт ее к тому уровню, где дальше мы и сами справимся.
– Логично, – согласился Коля. – Хотя, по мне так сомнительно. Другие на их место найдутся.
– Ну так те пока сыщутся… Глядишь, и успеет власть от приспешников ходыревских очиститься. Мы уже по именам всех знаем. Да мы же думали, как бы по-другому можно, головы себе сломали, но ничего не надумали.
– Угу, молодцы. И лучше Коли Афанасьева киллера не нашли.
Пинк вздохнул и отвёл глаза.
– Не подобраться к нему. А тем паче к обоим сразу. Охрана-то там сами понимаете какая. Даже не приблизиться никак.
– А меня он подпустит, конечно. Ещё и охрану отвернуться попросит.
– А давайте-ка я с вами нашим планом поделюсь, а вы уж подумаете. Время-то имеется. А коли согласитесь, так мы прямо в космическом судне и материальчик тренировочный для вас изготовим.
Вот так. Напрямую. Без проверок, выяснений и подводок. Просто так – иди и убей. И всё бы казалось нелогичным, а то и вовсе бредовым, если бы не слова Заката. А эти люди точно знают, что говорят.
А потом пришло осознание того, что ему предложили сделать.
* * *
Октябрьское лондонское утро выдалось холодным, мокрым и ветреным. Всего понемногу – немного прохладно, небольшая морось, лёгкий ветерок – но в целом было мерзко.
Дмитрий проходил мимо Speakers Corner, когда услышал сзади шлёпанье нескольких пар ног по лужицам на присыпанной гравием дорожке. Он посторонился, и его обогнали семеро мужчин, совершающих утреннюю пробежку. Мужчины были разного возраста, наверное, от двадцати до пятидесяти, все в обычных беговые туфлях, спортивных штанах да футболках. Адвокат поёжился и ещё плотнее натянул на голову непромокаемую шляпу и закутался в плащ. Пятью минутами позднее он увидел этих же бегунов, выполняющих упражнения на лужайке – они отжимались и качали пресс. Прямо вот так, в жухлой мокрой траве, в грязи, не обращая внимания ни на слякоть, ни на погоду. Вот так и живут люди на этом острове. Веками. Вот так, по-спартански, воспитываются поколение за поколением.
А мы на своей земле как-то по-своему. А другие народы – на своей по-своему. Казалось бы, все новые технологии должны превратить мир в единое целое, а вот нет. Каждый народ сохраняет свои особенности и свою землю. Бывает, народы соединяются в одно государство добровольно или силой, а потом расходятся. Так и длится не то что веками – тысячелетиями. И продолжаются войны за чужие земли и за власть над другими народами.
Хотя больших войн не было уже давно, жёсткие и скоротечные вспыхивают то там, то здесь. И никак не сбудется мечта каждого поколения: «Наши дети будут жить в мире без войн». Говорят, человечеству свойственна экспансия. Если посмотреть внимательно, то не всему человечеству, а некоторым народам. Просто эти народы уже успели поглотить столько, что, кажется, они и составляют всё человечество. А всё же нет. Тот же Китай не стремится к экспансии, он просто вынужден. Европейцы же стремятся каждый первый. И мы, русские, стремимся, хотя у нас перманентный порыв расширения империи органично уживается с почти абсолютным космополитизмом.
Дмитрий прервал свои раздумья, когда на противоположном конце лужайки у пруда появилась высокая грузная фигура Матвея Юрьевича Калинкина. Он приветливо помахал адвокату руками. В каждой он держал по стаканчику, видимо, с кофе.
Так и оказалось. Матвей Юрьевич протянул один стаканчик Дмитрию, и уж потом, когда одна его рука освободилась, мужчины обменялись рукопожатием.
– Доброе утро, Матвей Юрьевич.
– Доброе утро, Дмитрий. Спасибо, что выбрались к нам.
– Да как же иначе, – Дмитрий улыбнулся и сделал глоток из теплого, греющего ладони, стакана. – Спасибо за кофе.
– На здоровье. Только не увлекайтесь.
– Да вы же меня знаете, Матвей Юрьевич…
– Знаю-знаю, – Калинкин весело улыбнулся, – удовольствие от рационального поведения для вас самое большое удовольствие, даже при получении удовольствия.
Они пошли вдоль берега пруда.
– Как у вас дела, Матвей Юрьевич? – вопрос прозвучал, как дежурный, но таковым явно не был.
– Занимаемся теоретизированием, – быстро ответил Калинкин. – Думаем, как бы в России всё так сделать, чтобы всем было хорошо.
– Счастье всем, даром, и чтобы никто не ушёл обиженный?
– Ну уж всем точно не получится. Всё как обычно – большинству. Как можно большему большинству. Вот только думаю, успеем ли мы предотвратить, или нам придётся восстанавливать.
Дмитрий широко улыбнулся.
– Хорошо, что третьего варианта не озвучиваете. «Не придётся». Рад, что у вас сохранился боевой дух.
Калинкин спокойно пожал плечами.
– Как же без него-то. Он в характере. По мне, так вообще проще защищать или завоёвывать, чем удерживать и выстраивать. Понятнее. Самому себе стыдно признаться, что не своим я делом последние годы занимался.
– Если позволите, Матвей Юрьевич, своим вы делом занимались. Возможно, что-то у вас получалось бы по-другому, если бы вы для себя свою работу определяли как борьбу, а не как рутину. Вставать и каждый день идти на бой, даже если он проходит в кабинетах и на видеоконсолях.
Калинкин опять пожал плечами.
– Да, Дмитрий, вы правы. Но про историю и сослагательное наклонение нам известно, поэтому будем смотреть в настоящее и строить планы на будущее. К сожалению, настоящее и ближайшее будущее видится нам безрадостным.
Адвокат кивнул и сделал глоток кофе:
– Комплекс мер, направленных на ослабление и изоляцию страны, уже разработан. К сожалению, до деталей. План Ходырева понятен на сто процентов. Шацкий уходит в отставку, Федоренко становится президентом, плюс люди в правительстве, которые уже под влиянием Ходырева, и вот вам контроль над страной. Арабы получают свою шахматную доску для игры против Европы и Китая, Ходырев получает власть. На два хода вперёд он то ли не смотрит, то ли понимает больше, чем мы с вами.
– А что там твой Данила?
– Он не мой. Он вообще, – ещё глоток кофе. – В плане денежной эмиссии скрыты некоторые неточности, которые, как мы ожидаем, выявятся только в ходе реализации. Это должно затормозить процесс месяца на четыре. Причём, Данила по-хитрому сделал, ещё и не своими руками. Там какой-то такой тройной финт, что даже я не понял. Новые требования по техническому регулированию Цветков, который всё ещё глава администрации президента, протолкнул с невероятным рвением, даже ходыревские ребята удивились. В итоге Шацкий подписал указ, а группа инициативных граждан, «Волки», кстати, обжаловали этот указ в Верховном суде. А тот нынче дела рассматривает неспешно, так что действие указа заблокировано, а федеральным законом они пока не догадались новые технические требования ввести. Хотели, как быстрее, а получилось, что тоже месяцев на шесть провал. Плюс Цветков заработал очки у Ходырева.
Бывший помощник президента усмехнулся.
– Хитро. Ты придумал? Узнаю почерк.
– Ну а кто же? – Дмитрий расплылся в улыбке.
– Только вот твой суд мой иск всё никак не рассмотрит.