Евгений Николаевич Курской
Логово бессмертных
– Если бы мы были знакомы хотя бы пару дней, то я был бы спокоен как гранитный утес. Просто я не хочу оказаться героем дурного анекдота, выскакивающим из спальни в чем мать родила.
– Ты о своих несуществующих соперниках? – она презрительно фыркнула. – Можешь успокоиться. У меня никого нет. Я барышня развратная, но не до такой же степени.
– Неужели? – Я невольно вспомнил рассказ подвозившего меня таксиста о его неуклюжих ухаживаниях за Аленой. Уж если простой извозчик питал неразделенные чувства к ней, то что говорить про остальных. – Я же не вчера родился. Ты себя в зеркало видела? У тебя должен быть практически бесконечный список претендентов из местных дельцов, ментов, прокуроров, чинуш и прочих адвокатов. Не поверю, что такая красивая баба прозябает в одиночестве.
Улыбка сползла с лица Али. Она как-то обреченно вздохнула, а затем, уперев руки мне в грудь и навалившись всем телом, со звенящей в голосе злостью выпалила:
– Ну ты и зануда. И он еще сыщик! Хреновый ты сыщик! Уж не знаю, как ты свои расследования проводишь, если не видишь дальше собственного носа! Мы с тобой уже три раза занимались любовью. Три!!! И я еще хочу! Стала бы на тебя прыгать, если бы у меня кто-то был? Ну походя потрахались бы и сидели бы сейчас чаек пили в ожидании прихода моего мифического бойфренда. Даже мне, глупой женщине, очевидно, что ни у тебя давно бабы не было, ни у меня мужика. Претендентов хватает, но все женатые и хотят не отношений, а развлечений со мной. Надоело! Нет никого. Уже полгода нет.
Она залепила мне пощечину:
– Это тебе за разговоры и мое потраченное время. А теперь заткнись и сделай мне первоклассный четвертый раз, чтобы даже соседи начали в стену колотить!
***
На улице смеркалось и из открытой балконной двери тянуло приятной прохладой летнего вечера. Мы с Алей сидели на кухне, принципиально не включая свет, в полутьме пили ядрено-крепкий кофе и курили одну сигару на двоих.
– Не знаю, что будет дальше, – вдруг сказала она, прижавшись ко мне, – но сегодня у меня был самый лучший день за последние лет десять. А может и больше.
– У меня тоже.
– Врешь. Просто ты не видишь себя со стороны. Тебя жизнь порывом свежего ветра занесла в наше болото, завтра ты окажешься еще где-то. А я здесь безвылазно прозябаю, как струпьями обросла шмотьем, цацками, машинами, квартирами, осточертевшими знакомствами. И ненавижу это все, и бросить жалко.
– Этот порыв свежего ветра в любой момент может меня так приземлить, что твое болото раем покажется.
– Не покажется. Если бы ты в моей шкуре прожил хотя бы месяц, то сошел бы с ума от скуки и безнадеги. Недолгая жизнь стремительной птицы в небе куда лучше бесконечного существования гниющей коряги в трясине.
– Без обид, но это брюзжание. Тебе просто нужно переменить обстановку и жизнь в Брюховецкой снова покажется милой.
– Сменяла. Не помогает. Полмира объездила. Пару раз на несколько месяцев уезжала, но меня обратно затягивает в эту дыру. Я не брюзжу, не жалуюсь. Констатирую. Было бы мне двадцать лет… А сейчас бросать все страшно. Страшно от неопределенности, страшно потерять халявные деньги от бывшего мужа, страшно превратиться в молодящуюся старуху, делающую вид, что у нее еще все впереди.
– Брюзжание, брюзжание, брюзжание. И деньги можно самой заработать, и мужа можно нового найти, причем уже с деньгами и тогда первая проблема отпадает сама собой. Просто нужно решиться и изменить свою жизнь. Просто решиться. Просто!
– Это ты так топорно мне предлагаешь с тобой ехать?
– Ну да.
– Ну поехали, – сказала Алена и передала мне сигару.
– Поехали. Только сначала в Брюховецкой дела закончим.
– О! – Она рассмеялась и звонко хлопнула меня по голому плечу. – Тонуть в болоте начинают с первого шага. Долго и незаметно. Смотри, в своей квартире тебя прописывать не буду!
– Не, у меня иммунитет к вашему болоту. Сделаем все быстро.
– Надеюсь, это будет хотя бы завтра?
– Как минимум завтра. – Я привлек ее к себе, поцеловал, одной рукой крепко обнимая, а другой заскользил по влажной коже от груди к низу живота и чуть сжал, вызвав волну трепета во всем теле Али. – На сегодня у меня другие планы.
***
Металлическая стена высотой четыре метра тянулась бесконечной полосой, сверкающей отраженным солнцем. Мы ехали вдоль этого забора не меньше пяти минут, и я успел подустать от однотипного мелькания сверкающих отраженным солнцем столбов, листов металла и колючей проволоки. Нам потребовалось меньше времени, чтобы добраться сюда от Брюховецкой. И это ведь только одна из сторон гигантского квадрата, на котором раскинулся завод, и конца ей не было видно.
– Да, – только и оставалось сказать мне. – Здесь незамеченным не пролезть. Небось и ночью ярче, чем днем.
– Угу, – кивнула Аля, не отрываясь от дороги. – Фонарей здесь много.
– И патрулей, – картаво сказал я и кивнул в сторону стоявшего на обочине черного джипа с желтыми проблесковыми маяками и белыми полосами вдоль бортов, на дверцах разорванной надписью «Служба охраны». – И наверняка камер слежения, датчиков всяких и прочего.
– Они и сейчас нас снимают. Ты уверен, что номер пройдет? – спросила Аля, глянув на мою лысую голову. Я специально состриг волосы, напялил стильные очки с нулевыми линзами и напихал за щеки силиконовых подушечек для изменения очертаний лица. Алена помогла мне с помощью косметики закрасить следы от порезов, подвела глаза черным карандашом и изменила форму бровей. Вместе с белой рубашкой навыпуск, драными джинсами и малиновыми сланцами получился образ метросексуала на выезде. Аля оделась соответствующе – яркий сине-красный сарафан с неизменными белыми кроссовками.
– Нейросеть я не обману, но простого охранника с ориентировкой – легко.
– Ну, может быть, – улыбнулась Аля. – Я бы тебя точно не узнала. Хотя видела тебя со всех сторон и во всех ракурсах.
Когда мы обогнали джип, тот тронулся с места и пристроился сзади.
– Как только завод появился, менты начали всех прессовать за видеорегистраторы. Большинство сразу поснимали, чтобы проблем не было, а остальных за полгода додавили. Даже тех, у кого в машинах камеры по умолчанию стоят во всяких парктрониках, людям приходилось замуровывать их, закрашивать.
Видя, что я достаю смартфон, Аля, предостерегающе схватила меня за руку:
– Убери! Если увидят, тогда точно остановят и начнут шмонать. Тогда и грим не поможет.
Прошлой ночью я рассказал ей о своих злоключениях в Сочи и Краснодаре. Изрядно удивив, Аля вместо испуга или хотя бы настороженности загорелась диким азартом и к утру уже больше моего хотела проникнуть на этот биоэтанольный завод. Проснулась ни свет ни заря, меня растолкала и заставила собираться «на операцию».
– Пока ты не рассказал, я была уверена, что это военная база. Здесь паршиво работает мобильная связь, народ давно уже избавился от спутниковых телевизионных тарелок, потому что смотреть невозможно. Беспроводной интернет дико глючит, все пользуются кабельным подключением. Что-то дает очень сильные помехи. Сейчас-то уже народ помалкивает, но первое время шла горячая дискуссия о том, что же скрывается за забором: станция слежения за спутниками или база с новыми гиперзвуковыми ядерными ракетами. Особо отмороженные были уверены, что там прячут инопланетян и Брюховецкая одно время даже стала местом паломничества всяких уфологов. Но их быстро отвадили.
– А что говорят работающие там? Ведь кто-то наверняка что-нибудь да ляпнул бы. Шила в мешке не утаить.
– Ничего они не ляпают. Я же говорила, они отстроили себе отдельный микрорайон за пределами станицы и с местными не контактируют вообще.
– То есть? На этом заводе местные не работают? Даже уборщиками, охранниками?
– Нет.
Вот это поворот! А Экстази был уверен, что на КУБ работает чуть ли не вся Брюховецкая.
– Тогда понятно, почему народ разбегаться начал. С работой, наверное, и так было напряжно, а теперь и совсем тухло стало.
– Еще хуже. Работает только бюджетный сектор и сельское хозяйство. После появления завода люди просто побежали. У нас в газете первое время был ажиотаж с продажей недвижимости, под объявления уходило до десяти полос. А потом появилось странное агентство недвижимости, которое начало у людей скупать на корню все подряд. Не торговались, платили любые деньги. Думаю, что эта контора также принадлежит заводу. С тех пор в Брюховецкой можно легко продать самую «убитую» хату по цене хорошего дома, но совершенно невозможно купить даже завалюху за баснословные деньги… Внимание, слева!
Доехав до поворота, Аля сбавила скорость, остановилась, включила поворотник, начала крутить головой, изображая очень осторожного и внимательного водителя, но на самом деле давая мне возможность рассмотреть показавшуюся из-за угла проходную завода. Это было здание из сверкающего стекла и пластика с огромными монолитными створками ворот. Все ведущие к нему подъезды были отсечены бетонными блоками. Перед воротами имелось целых два шлагбаума под решетчатой аркой навеса, между ними на дороге виднелись мощные полуметровые шляпки скрытых под дорогой заградительных блокираторов, которые при необходимости могли перекрыть путь и остановить даже танк. Количество оборудования для контроля поражало. Я одних только видеокамер мельком насчитал с десяток и еще столько же направленных на въезд щупов, шаров, полусфер и других датчиков, сканеров, анализаторов, детекторов.
– Серьезно, – с уважением сказал я. – Как-то в бытность прокурором, мне довелось побывать на Ростовской АЭС. Там контроль попроще…
Я замолчал на полуслове, увидев показавшиеся из-за проходной белые верхушки гигантских решетчатых сфер. Настолько гигантских, что я просто отказывался понимать, как их можно было не заметить раньше. Пришлось невольно отдать дань уважения проектировщикам, выбравших лучшее место для размещения завода. Мимо него нельзя было проехать случайно, единственная дорога вела на кладбище и заканчивалась тупиком. С дороги не было видно вообще ничего из-за высоченного забора справа, по другую сторону тянулся надежный частокол старых тополей, за которым просматривались поля с пшеницей. От станицы завод визуально отсекался громадой элеватора, насыпью железной дороги и рощей все тех же тополей, которые высаживались недавно и явно уже взрослыми деревьями. Получалось, что у случайного зеваки не было ни единого шанса увидеть завод целиком, а замеченные отдельные его фрагменты интереса не представляли наряду с другими предприятиями промышленной зоны Брюховецкой вроде комбикормового и прочих молокозаводов. У особо любопытных граждан, вроде меня, единственный шанс рассмотреть хоть что-то представлялся только с территории станичного кладбища.
– А ты была права. Напоминает станцию космического слежения.
– Вот-вот! – подмигнула мне Аля.
Она лихо свернула в сторону показавшегося кладбища, прибавила газу и лихо зарулила в распахнутые ворота. По легенде, нам предстояло посетить и привести в надлежащий вид могилу родственника. Так как ни у кого из нас не имелось близких, упокоенных в брюховецкой земле, было решено выбрать любую из могил, удачно расположенных поближе к огороженной территории завода. Эта блестящая идея принадлежала Але. Столь виртуозного способа максимально близко подобраться к супостату и осмотреться даже я не придумал бы.
Следовавший за нами джип остановился у ворот кладбища.
Для лучшей конспирации напялив сомбреро, я выбрался из машины и полез в багажник за мешком с тряпками, одноразовыми перчатками, садовой мини-тяпкой, канистрой с водой и банкой черной краски. Аля вооружилась букетиком цветов и кульком с конфетами для поминок. Оставалось только переобуться в резиновые сапоги.
Петляя по тропкам между могил, мы часто останавливались у памятников и читали таблички с именами и датами на них, с заинтересованным видом и обильной жестикуляцией обсуждали увиденное, пытаясь произвести впечатление людей причастных, но давно здесь отсутствовавших. В действительности же я искал наилучший вид. Таковой вскорости обнаружился на некогда богатой, но, увы, ныне запущенной могиле ветерана. Добротное гранитное надгробие дополняли металлический столик со скамейкой и кованная вычурная оградка.
Аля присела на скамейку, демонстративно повернувшись в противоположную от завода сторону, а я принялся за дело. Вымыл памятник, в мешок собрал мусор, выкрасил оградку, но прежде всего я украдкой рассматривал КУБ.
Самым удивительным оказалось, что он больше всего напоминал именно завод, если бы не эти странные титанически огромные белые шары. Он выглядел как солидное, ухоженное, стабильно работающее предприятие с коптящими полосатыми трубами, блестящими сводами металлических крыш, лязгающим шумом механизмов, гулом мощных компрессоров, свистом пневматики и прочим. Это не было похоже на декорацию и могло легко сбить с толку.
– Коптят, – вдруг сказала Аля. Со стороны могло показаться, что она смотрит на меня, а на самом деле ее глаза были устремлены на трубы завода. – А с чего им коптить-то?
– То есть?
– Что они должны сжигать на этом заводе, чтобы так коптило? Похоже на крематорий.
Аля и сама не догадывалась, насколько близко подобралась к ответу на свой же вопрос.
– Это печь, – сказал я, пялясь на черные клубы жирного дыма, нехотя поднимающегося из раструбов труб. – Типа лабораторной, только большая.
– То есть?
– Буквально. У меня отец ученый, биолог. Мое детство прошло в его лабораториях. А на заднем дворе любой уважающей себя лаборатории стоит печь, в которой сжигали подопытных морских свинок после неудачных экспериментов, бездарных ученых и непослушных детей – как меня частенько пугали коллеги моего батюшки. Держу пари, если бы ветер дул в нашу сторону, мы бы и соответствующий душок почувствовали.
– У нас ветер почти всегда восточный, – сказала Алена. – Специфика розы ветров.
– Все учли, гады.
– Может на сегодня хватит? Что-то меня пробирать начало от всего этого.
– Ладно, поехали домой.
Воткнув в бетонную вазу цветы и, как положено, разложив на могилке поминальные конфеты, Аля чуть ли не бегом пошла к машине. Я с объемным мешком мусора в руках старался не отстать.
Когда мы выезжали с кладбища, джипа уже не было. Либо наша легенда сработала, либо меня все-таки вычислили и готовят некий сюрприз.
– Стой! – заорал я, хватаясь за руль. Аля ничего не поняла, но послушно затормозила. – Капот! Капот открой. Быстрее!
Глаза Алены смотрели на меня одновременно и с осуждением, и со смирением. Она уже начала привыкать к моим выходкам, а потому без лишних вопросов потянула рычаг капота и вышла из машины. Я метнулся следом.
– Ага, – наконец сказала она, сквозь прищур разглядывая подъезжающий к проходной завода запыленный фургон. – Карета «скорой помощи». Кому-то плохо стало? Хотя…
– Что? – нетерпеливо сказал я, опершись руками о край моторного отсека и из-за Алиного плеча наблюдая за «скорой». Это был огромный бело-синий «Мерседес», в котором без особого ущерба могла поместиться передвижная операционная вместе с реанимационным отделением.
– Это не наша «скорая». Сроду здесь таких «скорых» не было.
– Угу. Ты на номера глянь. Регион видишь? Татарстан. Если кому и стало плохо, то ехать пришлось издалека. Символично.
– В смысле?
– Тот найденыш из твоей истории. С ожогами на башке. Солдатик. Тоже из Татарстана был.
– Точно! Ничего себе совпадение!
«Мерседес», опасно накреняясь, нехотя перевалил через заградительные сооружения на дороге и медленно въехал в распахнутые ворота завода. Перед тем, как они закрылись, мы успели разглядеть внутренности странной проходной, которые больше напоминали сверкающий чистотой таможенный пост. А еще довелось разглядеть десятка два людей в белых комбинезонах.
– Что-то многовато медиков, не находишь?
– Угу, – Аля усмехнулась. – Наверное, производство биоэтанола очень вредно.
– Я бы даже сказал, опасно.
Для виду подергав проводки, я отправил Алену якобы пытаться завести машину. У нее это «чудесным» образом получилось с первого раза и вскорости, дабы больше не искушать судьбу, мы уже катили обратно в Брюховецкую. На сегодня хватит. Насмотрелись достаточно.
– Что дальше? – спросила Аля, глядя на дорогу.
– Известно, что. Попытаемся проникнуть внутрь.
– Надеюсь, ты шутишь?
– Даже не думал.
– А о самом проникновении ты думал?
– Даже не начинал.
– И почему меня это не удивляет? – Аля осуждающе покачала головой и тут предостерегающе взглянула на меня. – Только не начинай с «даже».
– Даже пробовать не буду, – не преминул я ляпнуть. – А если серьезно, то пара идей есть. Очень сильно надеюсь на наши традиционные ценности, в число которых на генетическом уровне прописана небрежность.
– Небрежность?
– Тяп-ляп, работать спустя рукава, от работы кони мрут и так далее. Еще не встречал ни одного дела, где удалось бы избежать этого порока. Поэтому уверен, что и в самом совершенном заборе отыщется щель, через которую мы и проникнем на завод. Щель не буквально, конечно, но…
– Я поняла.
– Меня начинает пугать, что ты стала понимать меня с полуслова.
– Пугать? Я бы счастлива была, окажись рядом кто-то такой понимающий.
– Так я и счастлив, – поспешил сказать я. – Просто немного напуган!
– Трепло…
Разверстый ад
Я вернулся за полночь, нагруженный парой пакетов с продуктами и большой коробкой. Производя непроизвольный шум и доставляя беспокойство обитателям подъезда, я все же не оставлял надежды бесшумно проникнуть в Аленину квартиру и не разбудить ее. На соседей мне, по большому счету, было плевать, а вот нарушать сон Али не хотелось, она последнее время и так натерпелась от меня. Каково же было облегчение, когда я увидел дверь распахнутой со стоящей на пороге Алей. Хоть у нее и был вид сонный и уставший, но она улыбалась и, похоже, искренне была рада моему возвращению.
– Ну как, успешно? – шепотом спросила она, целуя меня и непроизвольно ощупывая, будто проверяла целостность и сохранность всех моих членов.
– А то!
Я сделал заказ в специфическом интернет-магазине и утром отправился на встречу с продавцом в соседний город. А еще я имел глупость рассказать о своем опыте покупок в той мутной конторе. Лишь семь из двенадцати заказов заканчивались благополучно. Трижды меня пытались ограбить, дважды продавцами оказывались менты. Так что опасения Али были оправданы.
Я водрузил коробку на пол посреди прихожей, а пакеты отдал Алене.
– Это продукты. Колбаса, сыр, винишко и всякое такое.
– И зачем?
– А затем, моя радость, что у тебя из пожрать только каши в коробках да кефир в холодильнике.
– Ну уж извините! – всплеснула она руками. – Не надо было подкатывать к бабе, которая сидит на диете.
Пока Алена шуршала пакетами на кухне, я разорвал картон коробки и извлек массивный черный чемодан со следами стертых до блестящего металла идентификационных надписей. С таким можно было даже путешествовать, для чего имелись колесики на днище и удобная выдвижная ручка для переноски, если бы не угрожающий внешний вид. Он не намекал, он буквально вопил об опасном содержимом. В таких чемоданах киношные злодеи перевозят портативные ядерные бомбы или инопланетные артефакты. В моем же случае содержимое было банальным – там лежал дрон, правда не обычный, а армейский. Стоил он как подержанная малолитражка, несколько лет служил в армии соседней восточноевропейской страны и в данный момент числился потерянным в результате учений.
Дождавшись Алены, которая запретила мне открывать без нее, я щелкнул массивными металлическими замками чемодана и театральным жестом откинул крышку.
– Так это квадрокоптер? – не смогла скрыть разочарования Аля. – Сколько ты, говоришь, за него заплатил? По-моему, тебя нагрели. Такой же в любом магазине игрушек стоит в сто раз дешевле.
– Не такой же. – Я откинул удерживающие скобы и бережно извлек из отсека массивную тушку дрона. Местами потертый и кое-где поцарапанный, он все же сохранил оригинальный матовый неопределенный цвет, который будто поглощал свет. Обтекаемый продолговатый корпус начинался на носу и заканчивался на хвосте темными полусферами объективов камер и датчиков. Едва различимый шильдик на пузе сообщал, что сие устройство произведено в Израиле с указанием фирмы. – Он из невесомого углеволокна. Он бесшумный. Он автономный. Он мощный. Он работает на собственной уникальной частоте. Он дальнобойный. Но самое главное, он с защитой от РЭБ.
– От чего?
– Средств радиоэлектронной борьбы. Если его не обнаружат визуально и не запустят сканер частот, то он легко пройдет сквозь любые глушилки. И уж его точно не удастся перехватить.
– Стоило ради такого огород городить? Да у них может и нет никаких глушилок.
– Во-первых, я не хочу рисковать. Во-вторых, у них точно есть глушилки. Ты же видела их проходную. Сейчас это добро ставят везде, даже в школах и больницах. Да и те решетчатые сферы меня смущают. Думаю, что под ними какие-то антенны или радиотелескопы какие-нибудь. В любом случае там наверняка зашкаливающий электромагнитный фон. Даже без глушилок ты уже через сто метров потеряешь дрон-игрушку. А этому красавцу все нипочем. Если верить продавцу, он способен пережить даже электромагнитный импульс от взрыва ядерной боеголовки. Врет, конечно, но звучит прикольно.
Если бы не рекомендации Экстази, я бы в сторону того продавца даже не посмотрел – уж больно мутный тип. С такими связываться, это все равно, что у цыган покупать якобы фирменный товар, надеясь на приобретение все же не подделки, а просто украденной вещи. Чаще всего остаешься и без денег, и без товара. Но такова участь всех подпольных сделок через интернет. Лотерея с надеждой на везение. Семь раз мне удача улыбнулась, а пять попыток вышли боком.
Лет семь назад покупку нужных, но не очень законных ништяков я по неопытности поручал Экстази. Тот пользовался моей неосведомленностью, выставляя заоблачные ценники на сам товар и свое посредничество. В один прекрасный момент мне это надоело и под легким нажимом жирный айтишник провел для меня курс молодого бойца. На нелегальный виртуальный рынок вход открытый и свободный, но там требуются рекомендации авторитетных людей. Как это ни странно звучит, но к таковым относился и Экстази. Он быстро меня зарегистрировал на нескольких торговых площадках в интернете, затем свел с нужными людьми и дал пару дельных советов. С тех пор я и приобретал по мере необходимости то, что легально купить было невозможно за любые деньги. Покупал я в основном сложную электронику для слежения.
– Какой-то он весь покоцанный, – брезгливо сказала Аля.
– Главное, чтобы был рабочим.
Отсек для пульта управления обнаружился под откидывающимся гнездом дрона. В нишах лежали закрепленные скобами сам пульт в пластиковом чехле, который был размером практически с квадрокоптер, четыре небольшие съемные антенны и одна выносная на кабеле-пружине, несколько шлейфов для подключения к компьютеру и пара запасных аккумуляторов. У пульта имелся ремень, чтобы можно было вешать на шею, о чем я подумал сразу же, как только извлек этого монстра из чехла.
– Ого! – теперь уже с уважением воскликнула Алена, разглядывая десятки рычажков, кнопок и пятидюймовый зеленый экран. – Точно не игрушка.
Я щелкнул красным тумблером под надписью «POWER». Экран на мгновение вспыхнул приятным салатовым оттенком, винты машины дернулись и тут же застыли.
– Сломан? – ахнула Алена.
– Разряжен. Продавец предупреждал, но я надеялся на чудо. Будем заряжать. И пульт, и дрон. Не меньше пятнадцати часов. Зарядка должна быть где-то здесь.
Аккумуляторы, зарядное устройство, напоминающее небольшой трансформатор, и пугающий размерами фолиант инструкции на английском находились в самом нижнем отсеке под пультом с антеннами.
– Не знаю, как ты, – сказал я Але, – а я пошел пить вино, есть сыр и изучать инструкцию. Сна ни в одном глазу!
– Ага, сейчас! На моей же кухне он будет без меня пить вино.
– Ну, тогда присоединяйся.
– Я уже присоединенная. Только у меня предложение, – Алена прильнула ко мне. – Давай просто попьем вина, поедим сыра, пообщаемся. А инструкция твоя никуда не убежит.
Я, учащенно задышав, заглянул в недра распахнувшегося женского халата и вынужден был признать ее правоту. Гори она синим пламенем эта инструкция!
***
Неделю мы потратили на тренировки и изучение инструкции. Вернее, я потратил, напрасно растранжирил. Как ни старался, сколько видеоуроков не посмотрел и каким только советам не следовал, но дрон меня не слушался. Если с управлением в полете еще хоть как-то удавалось совладать, то вести при этом видеонаблюдение и отдавать команды камерам у меня не получалось. Когда на пятый день пришло время с отчаянием констатировать, что операция откладывается на неопределенный срок, за пульт села Аля. Уже через час коптер слушался ее, как прирученный девственницей сказочный единорог. Мне оставалось только посыпать голову пеплом и отдать бразды правления.
Однако мои переживания по поводу разбазаривания времени оказались напрасными. Можно было даже еще пару деньков потерпеть в ожидании хорошей погоды. Наш визит на кладбище взволновал-таки брюховецкое болото и его чуток поштормило. На следующий день Алена обнаружила слежку, которая, по традиции не скрываясь, неотвязно волочилась за ней повсюду. Внезапно выяснилось, что даже коллега – та самая скучающая пигалица, с которой я встретился в редакции, связана с заводом. До этого бывшая крайне эгоистичной особой, любившей хвастать и рассказывать исключительно про себя, она ни с того ни с сего вдруг начала активные расспросы. Особенно интересовалась погребенными на старом кладбище родственниками и достижениями на личном фронте. При других обстоятельствах Аля послала бы ее куда подальше, но это вызвало бы еще большие подозрения, поэтому пришлось чуток «пооткровенничать» за чашкой чая. Я в этой истории оказался университетской любовью, с которым Алена случайно встретилась в Краснодаре и на безрыбье у нас снова все завертелось с редкими свиданиями во время моих приездов из города. И посещали мы на кладбище могилку не ее родственника, а моего, я мол попросил отвезти меня на погост. Вранье было простым, но реалистичным, что доказала и пропавшая через пару дней слежка за Алей.
Через семь дней, далеко за полночь, в лесополосе за пределами станицы, мы сидели в машине на заднем сиденье и жадно всматривались в пустой экран ноутбука на моих коленях. Алена, очень напряженная, сидела за пультом управления коптера.
– Ну когда же? – начала было переживать она, как вдруг картинка на дисплее моргнула и вместо надоевшего белого шума мы увидели плавно проплывший внизу ярко освещенный заводской забор. – Есть! Наконец-то!
Я незаметно выдохнул с облегчением. Были опасения, что дрон улетел непонятно куда. Как оказалось, мало было научиться им управлять, его требовалось еще запрограммировать для автономного функционирования. Код программы написал Экстази, а от Алены требовалось эту программу загрузить в дрон, откалибровать его датчики и обновить прошивку основных модулей. Я не мешал и лишь с благоговением наблюдал за этим колдовством, потому как мои познания вращались разве что вокруг телевизора или смартфона, для обновления прошивок которых требовалось всего лишь нажать волшебную кнопку «Обновить».
Появление долгожданной черно-белой картинки с унылыми видами ночного завода подтвердило успешное выполнение первой части задания и подарило надежду, что не менее гладко пройдут и остальные. Взлетев десять минут назад с капота нашей машины, дрон в режиме «инкогнито» самостоятельно облетел Брюховецкую, добрался до территории завода с тыла и только лишь после этого включил видеокамеру и передатчик. В пространстве он ориентировался с помощью американской, отечественной и китайской систем спутниковой навигации.
– Какой четкий сигнал, – сказала Аля и странно глянула меня. – Заметил?
– Заметил. Думаю, все дело в выделенной особой частоте. У нас же не простой дрон, а супер-пупер, – отшутился я, на самом деле теряясь в догадках.
Преодолев условную границу, квадрокоптер завис в одной точке, ожидая команды с пульта. Аля осторожно коснулась рычагов управления, и картинка на экране ноутбука тут же метнулась в сторону. Дрон был в ее власти и ждал приказов. А управляющая им ждала моих, вопросительно глядя на меня.
Я велел поднять объектив камеры и сделать полный оборот коптера, осматриваясь. Мы пробрались в воздушное пространство завода с противоположной от проходной стороны и ожидаемо не увидели ничего интересного. Камера беспристрастно фиксировала залитый холодным светодиодным светом хаос высоковольтных вышек, проводов, кабелей и трансформаторов мощной электроподстанции. За ней раскинулся гигантский пустырь с островками какого-то хлама.
Темные громады решетчатых полусфер обнаружились почему-то слева и на картинке выглядели не столь грандиозно, какими казались наяву. Будь я за пультом, то без промедления прибавил бы скорости и безрассудно полетел быстрее, наверняка потеряв дрон. Алена все делала аккуратно и выверено, а потому когда появились первые помехи и приемник коптера сообщил о риске потери связи с передатчиком, то просто повернула и повела его вдоль условной границы устойчивости сигнала.
– Как думаешь, что это может быть?
– Ни одной мысли, – призналась Аля, сквозь прищур разглядывая мутноватое изображение странных шаров. – Склады? Цеха?
Сравнивать было не с чем, но на глаз диаметр купола был около сорока-пятидесяти метров, гладкая матовая поверхность состояла из соединенных шестиугольников с темными гранями, из-за чего и создавалось впечатление решетчатости. Всего мы насчитали пять таких полусфер одинакового размера, располагались они по кругу на равном расстоянии друг от друга.
– Нет, – покачал я головой. – Не похоже. К складам и цехам подведены коммуникации и трубопроводы всякие.
– Может быть они под землей?
– Нет, неэффективно. К тому же, нет подъездов, нет ворот для въезда. Нет труб, нет воздуховодов, вытяжек.
К каждому куполу вела едва различимая тротуарная тропка, она упиралась в крошечную арку входа с обычной дверью, которая едва выделялась на фоне всей громады конструкции.
– Не знаю почему, но я думаю об обсерватории.
– Похоже, – согласилась Алена. – Я с самого начала говорила, что это станция орбитального слежения.
– Не знаю, как насчет орбитальности, но эта хрень явно как-то связана со связью.
Она увел дрон в сторону и помехи сразу же исчезли.
Ярко освещенные полусферы остались сзади, а впереди разлилась мутная мгла с редкими пятнами далеких фонарей. Автоматика коптера сама переключилась в режим ночного видения и картинка сразу же обрела четкость, правда с неестественной черно-белой контрастностью. Мы «летели» над облагороженной территорией с подобием сквера, в центре которого даже имелся круглый водоем с выключенным фонтаном и скамейками на импровизированной набережной.
