Екатерина Индикова
Мои персонажи
Глава 16. Ответственность
– Что желает юная привыкающая? – Mady хохотнула, но тут же стала серьезной, напоровшись на недобрый взгляд клиентки. И чего это она одна? Всегда приходила с кудрявым пареньком. Поссорились? Oh… c`est domage20… Такие милые, совсем, как дети.
– Шоколадное с карамелью. Хотя, нет, сделайте кофе, пожалуйста. Черный.
Лиз. Елизавета. Хотя, нет, Элизабет. Да, так гораздо лучше. Ничего нельзя выдумать. И поделом мне. Получила то, что хотела. Избавилась от отравляющей скромности. Хотя, когда я встретила Ала, это похоже ему нравилось, но он же чудак. Ему все нравится, хотя он много боится. А я в глубине души, не такой уж невинной, как оказалось, души, иная. Не знаю, зачем пишу все это, да еще и у Mady. Тут каждый готов подсмотреть за чужим счастьем или промахом. Писать посоветовал Алекс, сказал, так я лучше смогу понять новую себя. Еще добавил, что ему именно это помогло, когда он потерял свое имя. Вот уж странность. Как меня, такую обычную угораздило встретить за такое короткое время столько непохожих ни на кого личностей. Что ж, будем принимать себя. Для начала надо разобраться, какого все-таки черта, ой, я же никогда не сквернословила, так вот, почему я пришла именно сюда? Ответ очевиден. Несмотря на то, что произошло и Река тому, свидетель, я испытываю к Альберту чувства. Я не знаю, стоит ли называть их запрещенным словом. В одном уверена, это никакое не привыкание. Что там еще говорил этот писатель. Ах, да, надо слушать сердце. Так почему же так больно? Или это не мне больно? Альберт. Что-то случилось. Надо бежать. К нему бежать, и как можно скорее.
– Эй, мадмуазель, а как же кофе? Elle est folle21, бедняжка… И разговаривала сама с собой. И листки притащила.
– C`est a cause de l`amour!22
– Тише, Катерина! Ты же знаешь, нельзя этого здесь говорить.
– А по мне, как бы они это ни называли, сути не меняет.
* * *
– И чего меня сюда принесло? Уже столько времени прошло. Он, должно быть, освоился снова, и все у него отлично. И у меня все просто идеально. Пряжа. Карпатин. Тампа. Его вещи, как обещала, швырнула с моста, хотя надо было раздать беднякам на вокзале. Нет. Сама вероятность случайно наткнуться на что-то принадлежащее ему сводит меня с ума. Похоже, действие от его писанины постепенно сглаживается. Или дело во мне. Просто Вэл Повереску в отличие от этих его горожан с томными лицами умеет любить. Кстати, о лицах. Бог ты мой. До чего они похожи. Мы должны были найти ее раньше. Я так и знала, такой странный человек не мог явиться случайно. Не иначе, как провидение. Ты ведь тоже не собиралась сюда переезжать, верно, Психея К.?
Вэл присела на колени среди разбитых могильных плит. О заброшенном кладбище, как и обо всех окрестных чудесах, она слышала, разумеется, от деда, но никогда здесь ничего не рассматривала. Было жутко. От осознания причастности ко всей этой истории, которую начала писать, судя по всему, вот эта женщина, которая теперь лежит в могиле на чужой земле.
– Какая красивая – Вэл погладила полу стершееся изображение наразбитом надгробии. – Видимо, кто-то поначалу ухаживал за могилой. – Красивая и несчастная. Что мне делать, Психея К.? Бежать? Куда? К нему?
* * *
– Мальчик, Данко! Просыпайся. Ты в безопасности. Ал, принеси-ка воды.
– Ба, а думаешь, маме понравится, что незнакомый студент, которого разыскивают ограничители, лежит в нашем блоке?
– Уверена, не понравится. Мария скоро придет, и надо что-то делать.
– А по мне круто! Мы с тобой, как шпионы-укрыватели! – глаза Альберта светились от восторга. Он впервые видел поверженного героя. Тот был похож на рыцаря из английской книжки, которую они с Ба контрабандой пронесли в блок. Ма, разумеется, изъяла бы «эту вредную чушь». Вот она! «Айвенго».
– Да уж, точнее не скажешь. Только это не приключенческий роман. Укрыватели. Преступники. Ты принес воды?
– Ага!
Данко застонал и открыл глаза, сквозь мутную пелену вырисовывался незнакомый силуэт. Черноволосый кудрявый мальчик. Взгляд опустился на ладонь, протягивающую стакан воды. Данко протянул свою, взял стакан и стал жадно пить. Закашлялся, расплескав воду на рубашку.
Альберт рассмеялся.
– Ал, прекрати, у нашего гостя был ужасный день.
– Простите, мне очень неловко, но не могли бы Вы сказать, где я, и кто вы?
Анна опешила.
– И кто я… – Данко вытер вспотевший лоб.
Альберт решил, что настал его черед помочь герою, попавшему в трудное положение. Он оперся ногой о ножку кровати, открыл книгу и на манер герольда провозгласил: – Ты доблестный рыцарь Айвенго, не пощадивший себя ради спасения своего друга и господина Ричарда Львиное сердце! Ты храбрый воин, Айвего! – Анна, наконец, пришла в себя.
– Альберт, ну-ка прекрати! Не время шутить.
Данко недоверчиво разглядывал странную парочку – пожилую и благородно красивую женщину с теплой улыбкой и кудрявого подростка, судя по всему, ее внука.
– Хотел бы я тебе верить парень, только вот Айвенго сгинул не одну сотню лет назад вместе с Ричардом и монахом, и Робином Гудом.
– Так-то оно и есть, но я верю, сэр, что это не имеет никакого значения.
– Знаешь, я понятия не имею почему, но тоже верю. Мы друзья? – вопрос Данко адресовал Анне.
– Ты можешь считать нас своими друзьями, Данко.
– Данко? Что за имя такое? Это же как надо любить Горького…
– Но это твоя имя, милый, как ты можешь помнить содержания книг и их авторов, но не знать, как тебя зовут? Конечно, все, что произошло сегодня в академии ужасно. Как ты себя чувствуешь?
– Скверно… Мало того, меня зовут именем какого-то незнакомого типа, так еще и академия… Где это?
– Ба, да у него провалы!
– Альберт, какие еще провалы?
– Так памяти. Помнишь Давида, его семья уехала из блока в прошлом году, так вот, у его тети тоже они были.
– Еще и тетя Давида… Но похоже парень прав.
– Бедный мальчик, тебе нужно в медицинский департамент, хотя нет, нельзя. Мне страшно признаться, но тебе никуда нельзя. И еще у нас только час, чтобы тебе все рассказать. Вернется моя дочь…
– Не продолжайте, я понимаю, вы вдвоем, судя по всему, итак, добры ко мне больше, чем позволяют приличия. Я сейчас встану и пойду.
– Подожди. Ал, принеси нам всем чай и что-нибудь перекусить, а я пока все объясню.
Ал кивнул и побежал в кухонный отсек. По пути его догнал голос Данко – Был бы я Айвенго, точно взял бы тебя в оруженосцы, дружище! – Альберт счастливо улыбнулся. Он не мог знать, что еще очень долго не увидит так неожиданно обретенного первого старшего друга, впрочем, в альбертовом «world of words» слово never никогда не встречалось.
* * *
– Профессор Герман Гесин! Хотя уже не так. Мы лишили вас ученого звания. Итак, господин Герман Гесин, серьезность обвинений в ваш адрес вынуждает меня быть более настойчивым. Я снова повторяю, где может быть Данко К.?
– Ограничитель был ужасно раздражен. Официально, у него не было причин для преследования студента, пусть его социальная позиция и оставляла желать лучшего.
– Ваше молчание выглядит довольно глупо, поэтому еще раз повторяю вопрос: где может находиться сейчас Данко К.?
– Знаете, господин ограничитель, а вы звучите довольно глупо, поскольку я все уже рассказал вашим прислужникам, но если вы настаивайте, могу еще раз провозгласить это специально для вас: Я понятия не имею, где находится Данко К., который, кстати, даже не является больше моим студентом, так как я не являюсь профессором, поэтому нет никаких причин, чтобы я обладал такой информацией.
– А что это за выходка с тетей? Вы ее подстроили?
– Помилуйте, господин ограничитель. Как бы Вы того ни хотели, не все можно подстроить. Я не имел чести изучать личное дело Данко, но почему бы и нет? Может же у человека быть тетя? У Вас она есть, а господин ограничитель? – Герман ухмыльнулся в седую бородку, вспоминая спектакль Анны, он и она знали, что внешнеполитический департамент не рискнет связываться с международной тетушкой и не станет слишком усердствовать в поисках Данко.
– Хорошо, профессор, ой, простите, бывший профессор, задам другой вопрос, в лоб, так сказать, раз вы не хотите сотрудничать с законной властью.
– Я весь внимание, господин ограничитель!
– Проводили ли Вы с Данко К. какие-либо литературные эксперименты? – Гесин рассмеялся.
– Простите, господин ограничитель, я не понимаю, о чем вы, если речь идет о греческой поэзии, древних стихотворных размерах, то да, проводил, поскольку талантливым студентам необходимы подобные задания, но, к сожалению, не всякий студент талантлив. Хотя, возможно, у кого-то из них блестящее воображение, которое я не сумел разглядеть и отметить должным образом. Если так, то сожалею.
– Вы намекаете на моего племянника Марка? Его поведение тоже вызывает у меня вопросы. Нам еще предстоит его обсудить. Что до Вас, это не последняя наша беседа. А пока бывший профессор Гесин, вы пройдете обследование – медицинское и психологическое.
– С каких пор вольнодумца принимают за серийного убийцу?
– А ваши действия, господин бывший профессор, не чем не лучше. Вы смутили своими вредными идеями молодых людей, которых должны были воспитывать для последующей службы Социуму. Я лично ознакомлюсь с вашим обвинительным листом и приму участие в рассмотрении Вашего дела.
– Какая честь, а будет и рассмотрение?
– Не сомневайтесь.
– Едва ли человек без души способен что-то рассмотреть.
– Увести! – Ограничитель посмотрел Герману в глаза. Взгляд не сулил ничего хорошего.
– Ведите! – скомандовал служителям отставной профессор.
* * *
– Алекс, нам надо поговорить!
– С тобой с удовольствием, но боюсь, если мы начнем, то так разговоримся, что придется пожертвовать свиданием века в цирке среди ведер с горячей кукурузой и фальшивых фокусников.
– Я серьезно! Еще утром тебе хотела сказать, но ты все время меня отвлекаешь! – Лола сбросила руку Алекса со своей шеи.
– А ну раз дело серьезное, то я весь внимание.
– Вчера вечером кто-то подбросил мне на рабочий стол старую папку. Картонную! мы такие только из архивов притаскиваем, никто ими теперь уже не пользуется. Кто-то, судя по всему, прознал о моем интересе к той таинственной истории, помнишь, я тебе рассказывала про женщину-писателя, которая с помощью гипноза и литературных экспериментов хотела вправить мозги своему мужу? Так вот, в той папке куча газетных вырезок, и еще кое-что от руки. Несколько писем разными почерками. Не полностью, только обрывки. Первое, видимо, принадлежит журналисту, раскопавшему историю этой Психеи К. А второе ей самой!
– И что же в нем?
– Оно очень печальное, она пишет сыну, что очень виновата и, что любит его, а главное, хочет, чтобы он обо всем забыл!
– Типичная мать, бросившая своего ребенка.
– Мы же не знаем ее обстоятельств. Алекс, ты не понимаешь! Она не просто просит, она пишет, я не воспроизведу, нужно снять копии и показать тебе, смысл в том, что эта Психея якобы запустит какой-то защитный механизм, когда ему будет угрожать опасность и сделает все, чтобы ему помочь.
– Значит, она не так уж плоха. Не понимаю, почему эта Психея так тебя заботит? Прямо, как мою… Трансильванскую подругу! Ладно, не будем…
– Меня заботишь ты! Алекс, ты ничего не помнишь, Психея хочет, чтобы сын все забыл! Видишь связь?
– И почему, женщинам обязательно нужно докопаться до сути.
– А тебе нет?
– Не знаю, а что это может изменить?
– Ты можешь вернуть себе имя и прошлое, друзей… Или ты не хочешь?
– Я типичный представитель современного поколения. Я до сих пор не знаю, чего хочу. Кстати, почему тебя не тревожит, что кто-то подкидывает тебе загадочные папки?
– Я как-то не подумала об этом. Ладно, ты прав, нужно более детально во всем разобраться.
– Любишь детали? Я тоже к ним неравнодушен. Да у нас много общего.
– Прекрати клеиться ко мне! Мы опаздываем, помнишь?
– Уже забыл.
* * *
– Эй, парень? Парень? Что с тобой?
– Да все в порядке, спасибо.
– Да брось, ты вон какой бледный. Поэт что ли? Или несчастный влюбленный? Хотя, с этим лучше не шутить. А может, ты… Это решил… С моста? Не надо, парень, послушай, со мной столько всего приключалось, даже из оркестра выгоняли, оно того, не стоит.
– Ты музыкант?
– Да так… Играю немного. Зашибаю по кабакам в основном. Жить то, как-то надо.
– А зачем?
– Ну все, начинается, значит, я был прав! Ты из тех.
– Нет, не из тех, нормально все, просто сижу.
– На мосту? В шесть утра? Тебя как зовут то?
– Не знаю. Та женщина мне сказала, но голова гудела так, что я не запомнил.
– А, так ты повесился знатно, так бы и сказал! «Я Макс!» – гитарист протянул Данко руку, тот молча ее пожал.
– Я бы рад представиться, но не могу.
– Что за шутки, ты случаем, не из ДОЛОВЦов? Тогда я пошел. Удачи тебе и счастья!
– Эй, стой, я видимо, здесь из-за как их? ДОЛОВЦов. А еще говорят, мне надо уехать из Города.
– А, ну тогда другой разговор! Двигайся, на вот, выпей, полегчает, – Данко глотнул из фляжки, и сам не зная почему, рассказал первому встречному музыканту события последних нескольких часов – единственное, что он о себе помнил.
– Запутанно у тебя как-то все, друг. Одно, верно – права та женщина, прикинувшаяся твоей тетушкой, ехать надо. От ограничителей таким, как мы, лучше держаться подальше.
– Но как я поеду? и куда? У меня ни имени, ни денег.
– А может, и не зря меня понесло пройтись по мосту с утра пораньше… Чую, тебе нужна помощь. Идем.
– Куда?
– К Mady, конечно, только ее волшебный кофе может пробудить к жизни даже потерявшего ее смысл. Кстати, я там завсегдатай. Придется знакомить тебя, а без имени как-то неудобно это делать. Надо что-нибудь попроще. Как насчет… Алекса?
– Алекс? Это Александр?
– Да какая разница, раз случай привел тебя в среду неудачников, хватит и Алекса.
– Идет. Спасибо, Макс.
* * *
Ты такой хороший. Может быть, тебе тоже стоит измениться? Слишком хороший. Маменькин сынок. Нет уж, тогда скорее бабушкин внук. С такими женщины не испытывают страсти. А что, что тогда они испытывают? Жалость? Дорогая, как дела? Устала? Поплачем вместе? Чушь. Я просто неудачник. Да к тому же больной. Был, есть, им, видимо, и останусь. Дурачок.
– Ал, ты что разговариваешь сам с собой?
– Да… нет, то есть! А ты не подслушивай!
– Альберт, милый, что с тобой?
– Милый. В этом все дело, Ба! Я слишком милый.
– И кто же сказал тебе столь очевидную глупость?
– Никто. Сам понял.
– Не лукавь. Елизавета. Вы поссорились.
– И все вы женщины знаете.
Анна пожала плечами. Ее внук переживал то, что ей самой когда-то пришлось испытать с Германом. Быть отвергнутым из-за каких-то сомнительных домыслов. Альберт, между тем, не разделял ее точки зрения.
– Это не домыслы, Ба. Такому простаку, как я, нечего ловить. Пора бы было догадаться еще с пару десятков писем из ПППП и уведомлений о неудачных обязательных свиданиях назад.
– Альберт, ты просто бываешь слишком непосредственным. Твоя мать права, это мое дурное воспитание.
– Не смей так говорить. Лучше тебя нет во всем Городе. А мама. Она просто устала.
– Вот. Называешь себя простаком, а заключения делаешь не хуже заправского головоправа.
– Правда?
– Клянусь. Ал, нет ничего дурного в том, чтобы быть собой. Есть люди, которые и этой малости лишены. – Анна тяжело вздохнула, а взгляд Альберта вдруг прояснился.
– Ты думала, я все забыл, но это не так, точнее не совсем так. Мне же лет десять было, да? Я не узнаю их в толпе, но то, что ты сделала тогда для того парня, который потерял память и для профессора, жаль, о нем ничего до сих пор не слышно… Но ты поступила очень смело.
– Я просто была собой. И ты можешь, несмотря ни на чьи домыслы.
– С Лиз что-то произошло. Она встретила писателя, который, представь себе, с помощью каких-то новомодных психо… психологических методов может вправлять мозг. В нее он вселил уверенность, но, по-моему, это только все испортило. – Теперь настал черед изумленных взглядов Анны.
– Писателя, который исправляет недостатки? Ал, Ты ничего не напутал?
– Я может и простак, но именно это она и сказала. И добавила, что ничего нельзя выдумать.
– Точно! Ничего нельзя выдумать. Ал! Только один человек способен на такое. Неужели, он снова в Городе?
– Ты его что знаешь?
– Когда-то он сказал, что мог бы стать твоим другом.
– Другом? Да после такого, у меня одно только желание – дать ему стулом по голове…
– Ал, успокойся. Я сама очень взволнована. Если все верно, то он может знать, где Герман. Хотя… Как же? Я забыла. Он не может этого знать.
– Ба, ты извини, но мы сегодня с Лиз собирались в цирк, она, понятное дело, теперь не пойдет со мной. Может быть, ты составишь мне компанию?
– Ох, Альберт. Старая женщина с взрослым внуком в подобном месте – не лучшая идея. К тому же я обещала Марии, помочь с уборкой в блоке.
– Что ж, придется идти одному.
– Только не забудь притвориться, что ждешь кого-то. И не привлекай к себе внимание
– Старый трюк для одиночек. Спасибо, что напомнила, Ба!
– Ну, иди сюда, обниму.
Альберт ушел. Анна же все раздумывала, насколько случайны совпадения. – Жаль, что ничего нельзя выдумать, – поделилась она с цветком, зеленевшем на подоконнике.
Глава 17. Все совпадения случайны
– Бывай, брат, надеюсь, Брашов тебе понравится. Хотя, не понимаю, уж лучше за океан – клубы, сцены, девчонки без привыкания и всей этой социальной придури.
– Эх, Макс, ты совсем не романтик, хотя и музыкант.
– Так мы оба знаем, чья эта работа.
– Жалеешь?
– Нет. Ты прав, нечего выдумывать. Если бы не твои способности, я б, наверное, уже спился от разочарования.
– Может я переборщил, ты какой-то слишком прагматичный.
– В самый раз, брат, спасибо. И все-таки никак не возьму в толк, как ты это делаешь? Нет, не объясняй, я в курсе, что ты понятия не имеешь.
– Не думаю, что мне стоит развивать эту способность, хотя она, видимо, единственное, что осталось от меня прежнего.
– Да, тогда на мосту ты выглядел таким жалким.
– А ты таким пьяным. – Оба расхохотались. Хотя Максу и удалось помочь Алексу раствориться среди богемы с сомнительной репутацией, тому самому было странно оставаться в Городе, по улицам которого когда-то ходило его иное воплощение.
– Эх, ты бы видел Карпаты!
– Как будто ты их видел!
– На фотках.
– Это не считается.
– Я пришлю тебе парочку.
– Лучше пришли мне фото горячей трансильванской дивы.
– Обойдешься!
– Тоже мне друг!
– Друг? Да я нажалуюсь на тебя ограничителям.
– Давай, тебя только там и ждут.
Два весельчака продолжали в шутку препираться возле вагона. Все это время за ними наблюдал человек в сером костюме, растворившийся среди пассажиров. Он имел равнодушный вид, но его холодные глаза постоянно держали двух шумных антисоциалов под прицелом.
* * *
– Сколько берешь за эксклюзив, брат?
– Что? Простите, я Вас не понимаю.
– Да брось, ты же все снял.
– Я ничего не снимал.
– Серьезно? А зачем стоишь тут, притаившись?
– Я? Да так. Наблюдаю.
– Просто наблюдаешь? Конечно. Просто наблюдаешь. В наше время никто не занимается такой ерундой. Ты можешь сколько угодно просто наблюдать, но без вот этого, – бойкий молодой человек с блестящими волосами, уложенными, точно он каждое утро проводил в парикмахерской, постучал по корпусу маленькой профессиональной камеры, ничего не было. Ясно? Ни тебя, ни меня, ни того переростка на арене.
– Вы репортер?
– Репортер? Конечно, нет! Зануды из редакций не оказываются в таких местах. Сюда нельзя попасть по заказу. И спланировать цирковой выход этого дурня тоже невозможно. Случай кормит меня.
– То есть, ешь ты от случая к случаю?
– От случая к случаю? Ты что из цирковых? Юморист? – Уложенный парень рассмеялся и ткнул Алекса локтем в бок.
– А ты все время повторяешь за собеседником, надеясь на сенсацию? Ах, да, на случай!
– Именно. Я не в обиде, понял уже, что ты безнадежен.
– И это неслучайно?
– А то! Смотри. Я сегодня не собирался тащиться в цирк. Но какому-то знакомому знакомого отказала потенциальная пара. Ах, эти милые нерешительные привыкающие девы. Знаем, пробовали. Ну не пропадать же случайному билету. Я пришел сюда, а тут первоклассный курьез. Парню чуть не отпили руку под свист толпы. А тут влетает какая-то сумасшедшая с криком отпустите его. Чуешь, чем пахнет?
– По мне, так верблюжьими клетками.
– Любовью, случайный незнакомец! Драмой! А там, где что-то запрещенное, обязательно объявятся ДОЛОВЦы!
Стрингер странно дернулся в сторону, пытаясь разглядеть, что происходит на арене.
– И я был прав! Ну, прощай, брат, на всякий случай. – Он нажал кнопочку и, снимая на бегу, стремительно помчался в гущу событий. Алекс в недоумении посмотрел туда, куда ринулся странный персонаж, и вдруг поймал на себе чей-то тяжелый взгляд. Мужчина с бритой головой в серой мантии не сводил с него глаз, потом что-то шепнул стоявшему рядом, видимо, подчиненному. Тот метнулся в противоположную сторону. Алекс почувствовал холод. Нужно найти Лолу.
* * *
– Ал, Ал, милый, как ты? С тобой все в порядке?
– Лиз, это ты? Он хотел отпилить мне руку!
– Все хорошо! Он этого не сделает. – Лиз недружелюбно покосилась в сторону ошеломленного Феодора Гурта, чьи представления еще никогда не прерывались подобным скандальным образом, но увидев зализанного молодого человека с камеркой, тут же принял важную позу.
– Господин Гурт, считаете ли Вы подобные методы борьбы с любовью законными?
– Чего??
– Я могу повторить вопрос!
– Я слышал! Какой еще любви?
– Как какой? Между этими молодыми людьми ведь не случайная связь! Этого Вы не можете отрицать!
– Да я здесь вообще не причем!
– Так Вы же собирались отпилить ему руку? Верно? – Воодушевленный стрингер перевел камеру на лежащего на красном сукне Альберта, чья голова покоилась на коленках Лиз.
– Хотел… – Прохрипел Ал.
– А Вы что можете сказать по этому поводу? – Камерка нацелилась на Лиз.
– Никто не смеет угрожать моему… моему партнеру!
– Вы ведете себя, как разъяренная тигрица, не станете же Вы отрицать, что это любовь?
Лиз, чья смелость и гнев вместе со скромностью стерли и остатки самообладания, зло выплюнула в камеру:
– Да, я люблю его! И что с того? Не вижу в этом ничего преступного! А все запреты… Нам они безразличны. Люди не для того спасают своих близких, чтобы тут же бежать в кусты! И я никому не позволю уничтожить это чувство. Ведь это так прекрасно. Любить. И быть любимой. – Опешивший стрингер взял крупно лицо удивленного Альберта.
– Вот это заявления! Что же скажет он? – Ал, не знакомый с опытами Алекса, не обладал ни яростью, ни какой-то особенно храбростью, но сердце подсказывало единственный правильный ответ. Он выдохнул: – Да! – И притянул к себе Лиз.
* * *
– Мой сын целует девушку в прямом эфире. Мой сын участвует в каком-то диком шоу. Мой сын говорит, что любит ее. А до этого она пламенно признается ему. Мой сын – преступник.
– Мария, любовь – не преступление. – Анна ласково коснулась плеча дочери, не веря, что такое вообще могло произойти с их Альбертом.
– Он всему Городу заявил о собственном антисоциализме! И кто эта… Лиз? Откуда она взялась?
– Тебе бы следовало больше уделять времени сыну.
– Он взрослый!
– Да, но он особенный. В некоторых вещах еще совсем ребенок.
– Это моя вина. Нас теперь выгонят из блока. Как мы будем жить?
– Я попробую найти его.
– Он наверняка уже у ДОЛОВЦов.
– Вот к ним и пойду.
– Ты сумасшедшая. Это он в тебя такой.
Анна вздохнула.
* * *
– Мать моя! Что творится!
Андреас Валис не сводил глаз с экрана, где повторяли скандальную сцену в цирке, на ходу застегивая розовую мантию. Эффектный, но несколько неуклюжий поцелуй, сопровождался комментариями, что на месте работают ДОЛОВЦы, и необходимо сохранять спокойствие. Стрингера, транслировавшего безобразие напрямую в сеть, тоже задержали. Он что-то кричал, пытаясь объяснить, что оказался в цирке случайно.
– Я всегда знал, что этот парень меня погубит, погубит. Надо бежать в департамент. Их уже наверняка допрашивают!
* * *
– Несмотря на эту нелепую развратную выходку, сегодня счастливый день для меня – Человек в серой мантии вплотную подошел к Алексу.
– Мы знакомы?
– Разумеется. Я слежу за твоими успехами!
– Опустим момент, что Вы меня с кем-то путаете… И в чем же они, по Вашему мнению, заключаются?
– Ты так славно поработал над этой девушкой. Ее просто не узнать. Довел бедняжку до безумия. – Алекс внимательно посмотрел в холодные глаза.
– Думал, никто не узнает? – Алекс молчал.
– С ее дурнем ты еще ничего не успел сделать, так? А вот твой приятель Макс тоже очень сильно изменился. Да и у меня тоже есть претензии, так сказать, законодательного плана, которые случайным образом, остались неоплаченными, – ограничитель ухмыльнулся.
– Все, что Вы говорите, не имеет никаких оснований.
– Не веришь в случай? Так я и думал. А зря. Вон та девушка, которая направляется к нам. Над ней ты тоже потрудился?
– Алекс, о чем это он?
– Лола, тебе лучше уйти.
– Ах, Лола, прошу Вас останьтесь. Мы просто не можем Вас отпустить.
– Еще как можете!
– Да что происходит здесь?
– Перед Вами, дорогая Лола, серийный антисоциал, практикующий, антинаучный лжегипностический метод воздействия на личности людей.
– Вы лжете.
– А, так Вы, Лола, не все знаете про вашего… хм… друга? Или притворяетесь? В любом случае я с удовольствием поделюсь информацией, тем более вы все, включая несчастных влюбленных, с которыми Ваш милый Алекс близко знаком, проследуете за мной в ограничительный департамент.
– Никуда мы с Вами не проследуем, господин Главный ограничитель! По крайней мере, не все!
– Алекс, я тебя с ними не оставлю.
– Лола, прошу, уходи.
– Как мило, может, позовем репортеров, и вы тоже сделаете сенсационное признание? О том, как влюбить в себя человека, к примеру.
– Я ничем подобным не занимаюсь.
– Да будет, Вам не такое под силу. Вы просто скромничаете. Ничего, мы над этим поработаем.
– Повторяю, у Вас нет оснований нас задерживать. Мы обычная пара и пришли в цирк.
– Вы необычная пара. И вообще не пара. Хорошо, раз тебе не по нраву мой дружеский тон, вернемся к официальной беседе. Итак, Ваша партнерша, к примеру, расследует изъятые из общего доступа исторического департамента, дела, случайным образом связанные с тем, кто Вы такой на самом деле. При
этом Вы, Алекс, чудом все позабыв, вспомнили ж, однако, о своих не совсем обычных и совсем незаконных способностях. Так что, оснований у меня достаточно.