Екатерина Индикова
Мои персонажи
Глава 23. Обстоятельства места
– Итак, Алекс, как мы знаем, степень изменений зависит от вашей привязанности к… хм… персонажу. – София, привычным движением поправила упавшую на глаза прядь волос.
– Вы выглядите усталой, доктор… Измучили Вас, видимо, надоедливые пациенты, а может быть, суровое начальство? – Алекс изобразил сочувствие и опустил подбородок на сжатые в замок пальцы.
– А Вы бы стали неплохим головоправом, если бы захотели. Меня гораздо более заботит Ваш случай. Особенно, когда наш роман так близок к развязке…
– А что уже близок? – Алекс отнял подбородок от рук и принялся барабанить кончиками пальцев по столу.
– С музыкальными классиками я тоже знакома, а чувство ритма у вас так себе… Ваш «стук судьбы» очень неубедителен.
– А я и не стремлюсь Вас убедить ни в чем, разве лишь в том, что Вы напрасно теряете время, разыгрывая эту комедию.
– Как Вы знаете, драмы запрещены, но для своего самого дорогого пациента я, так и быть, сделаю исключение. Вернемся к теме, заявленной мной вначале.
– Я понятия не имею, как это действует.
– Ой, ли? А мы имеем. Мы проводили сравнительный анализ. И поверьте мне, степень изменений двух ваших персонажей очень разнится.
– Вы про Лиз и Макса? Чушь! Я лишь слегка скорректировал характеры.
– Елизавета и Максимус – второстепенные персонажи. Я о главных. Об одном вы не знаете, точнее не помните, а о другой скрываете.
– Не могли бы Вы говорить яснее. – Алекс заметно напрягся.
– Не волнуйтесь, скоро все прояснится. Расскажите мне про Валерию Повереску. – Алекс с силой сжал ладонь.
* * *
– Здесь все, что нужно, Джеймс?
– Разумеется, Вэл. Вот карты, вот деньги. Вот билет.
– Ты стал немногословен.
– Ты знаешь почему.
– Ах, Джеймс, прости, но, когда мы познакомились, ты был сущим дураком.
– Каждый мужчина мечтает услышать такое, не сомневайся.
– Просто ты как-то изменился.
– Перестал играть роль.
– Роль?
– Да, Вэл, у всех нас есть роли в этой истории и у тебя тоже. Ты отправишься в Город. Там тебя найдут. – Валерия недоверчиво посмотрела на недавнего знакомого…
– Но сначала, дарлинг, расскажи, кто ты такой? И куда исчез твой идиотский акцент?
– А ты внимательна, Валерия Повереску.
– Иначе Игорь переломает тебе ребра. А я добавлю. – Джеймс нехорошо усмехнулся.
– А вот этого делать не стоит. Лучше выполняй, что я говорю. Признаюсь, я не имел права открываться тебе, но так и подначивало показать, что не такая уж ты умная и дальновидная.
– О, какие ты слова знаешь. И где же тебя этому обучили?
– А ты скоро окажешься там, если, конечно, хочешь помочь своему распрекрасному писателю, а ты хочешь. Мы знаем.
– Мы? Вот и первая зацепка.
– Больше информации тебе не полагается. Все встречи не случайны, Валерия Повереску. Делай, что от тебя требуется. – Валерия пристально посмотрела в глаза человеку, в миг ставшему незнакомцем.
– И даже моя встреча с ним?
– Давай, вперед. Поезд уходит.
* * *
– Гесин.
– Чем обязан, господин ограничитель? Мы не виделись… Хм, сколько мы не виделись?
– Я всегда интересовался Вашим самочувствием.
– Я польщен.
– Будете польщены еще больше. У Вас новая сиделка.
– Мне не нужна сиделка. Вы знаете об этом.
– Она Вам понравится. Наш подарок за годы лояльности и отсутствие попыток к побегу.
– Мне некуда идти, об этом Вы тоже знаете.
– Есть, по крайней мере, четыре направления, куда человек может уйти.
– Вы стали философом, с каких пор?
– С тех самых, как увлекся запрещенными литературными методами.
– Вы постарели, Филипп, но не лишились мертвой хватки.
– Вы тоже, хотя, напротив, сильно размякли. Соберитесь, Гесин, впереди отличный финал для Вас. Анна, заходите.
– Добрый день.
– Здравствуйте.
– Ну нет! Только не делайте вид, что вы не знакомы. Я так старался сделать вам обоим приятно! – Человек в сером притворно огорчился, сложив руки на груди в умоляющем жесте, который так не подходил его обычно скупой пластике. – Анна. Мое почтение. Мы еще поговорим о Вашем внуке. Мы не можем его отпустить, так как он является участником эксперимента. Но от Вас, а также от Вас, Гесин, зависит, как скоро все закончится. Ваши обязанности разъяснит старшая сестра. Приятного дня. – Ограничитель вышел, оставив Анну и Германа наедине. Оба в полной тишине смотрели друг на друга.
* * *
– Итак, Валерия Повереску.
– До чего же Вы упрямы, доктор София.
– Валерия. Повереску.
– Хорошо. – Алекс на секунду прикрыл глаза, будто возвращаясь в те далекие горы и не менее далекие дни.
– Брашов. Прекрасное место. Если бы Вы, доктор София, когда-нибудь увидели Карпаты, то наверняка перестали бы быть такой занудой. Возможно, в Вас, сухой и жесткой женщине, пробудилась бы склонность к поэзии. – София вяло реагировала на подначки Алекса, концентрируясь на звуке его голоса.
– Замечательно.
– Так вот, я познакомился с Вэл в баре Карпатин. Знатное местечко. Недурно кормят. По их меркам. Мы перекинулись парой слов. Потом она подсела ко мне. Вэл была своей там. Пожалела несчастного потерявшего память дурака. А на деле ей было просто скучно. Среди гор и старинных легенд. Она никуда не выезжала. Мы болтали, пили. Потом она проводила меня до номера. Осталась. Потом еще и еще. Мы спали вместе. Вот и все. Через какое-то время я напился и уехал.
– Отличный рассказ. Совершенно не в Вашем стиле. А как насчет того, что она была влюблена в Вас?
– Ах, не произносите при мне это слово! – Алекс перегнулся через стол и шепотом произнес – Это запрещено.
– Не устраивайте цирк. Вы об этом прекрасно знали, и кое-что сделали.
– И что же?
– Вот это. – София протянула Алексу листок.
Я закрываю глаза и снова вижу его. Даже если я закрою их тысячу раз, необычный цвет листвы дерева, что растет у порто Катарина, отчетливо будет виден среди миниатюрных стен дворика. Жаль, я не умею писать картины, так можно было бы избавиться, выкинуть навязчивое ведение из памяти. Ведь оно что-то значит для меня. Но что? Будто маяк. Привязка. Будто обман. Тайна.
Она долго оплакивала сожженный город и свою любовь к тому, кто не смог спасти их единственного сына. Она больше не могла смотреть на него. Она полюбила смотреть на закопченные стены старой церкви. Нежно проводила руками по вымазанным сажей грубым камням и напевала: «Когда бы милый ты залез в мое окно, мы б вместе ускакали в лес, но конь твой мертв, и все в огне… Теперь уж все равно и мне…». Люди грустно провожали ее взглядами. – Их милость совсем потеряла рассудок.
– Такое горе.
– А, если правда, что она сама убила его? Нашего господина?
– Да кто ж теперь будет разбираться.
Я вижу кровавые прожилки на листьях так же четко, как звезды ясной ночью, так же как месяц над Тампой, также как камни в ледяном ручье, у которого мы так любили останавливаться, чтобы напиться воды. Я вижу и понимаю, что они скрывают что-то от меня. Но что? Я не помню. Будто прошлое приходит и стучится в мою дверь, но я не в силах открыть. Не теперь, все сгорело. Пепел и сажа. Лишь образ дерева с необычайной листвой иногда является мне, чтобы рассказать о чем-то важном.
Однажды она пропала. Из обгоревшего дворца не исчезло ничего. Никто не видел, куда она направилась. Но было ясно, что без еды одной в горах долго не протянуть. В то утро люди долго не расходились, все стояли у Порто Катарина. Женщины крестились. Мужчины негромко переговаривались. Листья деревца почернели и опали. А на их месте уже пробивались новые. Фиолетовые с красными прожилками.
Глава 24. Обстоятельства времени
– Вы весьма ценный сотрудник департамента Прошлого.
– Я предпочитаю название «исторический».
– Да бросьте, Лола, Вы же знаете, Социуму не нужна история. Социуму нужно настоящее.
– А будущее?
– О нем позаботимся мы.
– Ах, как удобно. Только одно имеет значение!
– И что же?
– Благополучие социума. Еще своевременное потребление.
– Вы не будете полезны нам. Вам здесь не место. Возвращайтесь к своим пыльным бумагам и забудьте обо всем.
– Вот как? А как же намеки на участие в некоем эксперименте? А как же Алекс?
– О нем тоже забудьте. У таких людей нет будущего.
– И кто дал Вам право решать такое, господин Ограничитель?
– Социум. Мы можем изолировать не только людей от вредного воздействия искусства, но и искусство от вредного воздействия людей.
– Вы отнимите у него возможность писать?
– Ну что, Вы. Напротив. Впрочем, я, итак, сказал Вам слишком много.
– И какова же причина?
– Вы мне нравитесь.
– Что, простите?
– Вам кажется такой поворот невероятным? Ваш дружок-писатель был бы в восторге. Все, против чего я боролся, обернулось против меня, но я в состоянии пресечь это, изъять, оградить. А теперь уходите.
– Я никуда не уйду. Без него. И без тех людей. Они ни в чем не виноваты. И все, что Вы говорите, я не верю ни слову. Очередная уловка! – Человек в сером скупо улыбнулся и наклонился к окошечку системы связи.
– Патруль! – Через секунду вошли двое в черном.
– Доставьте сотрудника Департамента Прошлого на ее рабочее место и проследите, чтобы она не вернулась.
– Пойдемте. – Лола встала и, не открывая взгляда от холодных глаз человека в сером, вышла вместе с охранниками.
Главный ограничитель минуту сидел, глядя на толстые двери стального цвета, затем снова обратился к системе связи: – Пригласите ко мне доктора Софию.
* * *
– Анна, что ты…
– Герман, как ты здесь… – Обоим не хватало духа, чтобы, наконец, начать разговор. Профессор Гесин опомнился первым: – Не могу вспомнить, сколько лет мы не виделись… Но как… Как ты оказалась здесь?
– Спасаю близких мне людей. Опять. Мой внук Альберт и его… его дама попали в беду, я пришла за ними.
– Но ты сиделка!
– Твоя сиделка, между прочим, – Анна усмехнулась. – Наша с тобой история никак не хочет заканчиваться, верно? То и дело нас сводят вновь. – Гесин все еще не мог прийти в себя, слишком неожиданной казалась встреча.
– Я, кстати, можно присяду? Раз уж я сиделка! Мой внук обожает каламбуры…
– Герман Гремлин… Дремлет… В дровнях…
– Гремлин Герман! Постой, откуда ты… Ты видел его? Видел моего Альберта?
– Курчавый парень с наивным взглядом и неперечеркнутой благодаря твоей смелости жизнью? Что ты тогда сказала доктору? – Анна опустилась на краешек кровати рядом с Германом, – Я спросила его, хотел бы он такого будущего для своего ребенка? Ведь он знал, куда их отправляют, и что их там ждет.
– А ты знала?
– Знала, поэтому не могла этого допустить. И не позволю снова.
– Думаешь, его будут обследовать?
– Мы в Медицинском блоке, Герман!
– Не совсем. Хотя, это не меняет сути. Здесь не лечат, Анна. Здесь проводят эксперименты над психикой.
– Ты?
– Я старик, я им больше не интересен, но я слышал, что-то затевается.
– Герман, Герман, я так рада тебя видеть, несмотря на обстоятельства. Наша последняя встреча и тот мальчик. И ты опять пропал… Как ты оказался здесь?
– Бедный Данко. Он был моим лучшим учеником.
– Мы с Альбертом устроили ему побег… Но знаешь, он ничего не помнил. Ничего, даже имя, его имя, казалось ему чужим. Он ни за что не хотел оставаться с нами.
– Он был благороден. Не хотел навлечь на вас опасность.
– Ты говоришь о нем…
– Я не знаю, жив ли он.
– А что стало с тобой? – Герман взял морщинистую руку Анны в свою.
– Это было так давно, что я уже перестал вспоминать. Знаешь, что бесило молодого еще тогда Главного ограничителя? – Анна вопросительно кивнула.
– Непокорность. Это единственное, что способно вывести его из себя. Заставить чувствовать. То, каким я был, как на меня смотрели мои мальчики. Он не мог терпеть такого отношения к системе, не из-за самой системы, а из-за себя. Его личной уязвленной гордости. Ему было мало бы, если бы я лишился возможности преподавать или даже оказался в заключении. Да, я официально признан вредным для социума, но, как видишь, условия моего здесь нахождения не так уж дурны, и я… Я волен уйти.
– Так почему же ты до сих пор здесь?
– Я не хочу уходить, мне не зачем, он сломал меня, Анна, система сломала меня. Я хочу покоя. А здесь его предостаточно. – Глаза Германа покраснели. Анна сжала его руки.
– Я не верю. Не верю. – Герман грустно улыбнулся.
– Конечно, веришь, ведь я бросил тебя. Дважды. И если бы не Данко и тот литературный эксперимент, никогда бы к тебе не пришел. Но видимо, действие его гипноза, не могло быть долговременным. Я снова слаб. А теперь еще и старик.
– Знаешь, я тоже не молода. И что? И мне не нужен никакой литературный гипноз, чтобы задать тебе трепку. Сидишь и тут, киснешь. Мой внук в опасности. И я не позволяю себе плакать, чтобы не потерять решимости.
– Да, да, ты права, Анна, прости. Я всегда был эгоистом. Пойдем, я помогу найти мальчика. – Герман неуклюже встал, чтобы подать ей руку.
* * *
– Лиз, Лиз! Стойте! Да подождите же! – Альберт застыл в нескольких метрах и неприязненно взглянул на человека в сером, который придерживал локоть его… его, Альберта, девушки.
– Вам знаком этот человек?
– А то Вы не знаете? – Молодой доктор хитро улыбнулся.
– Конечно, знаю. И более того, я предоставлю вам целых три минуты для приватной беседы. Только никаких непотребств. – Старая Лиз бы вспыхнула, но новая не хотела терять время, благодарно улыбнулась, пообещав себе выяснить позже, с чего это Доктор Константин такой щедрый, и побежала к Альберту.
– Ал, Ал, как ты? Она схватила его за руки, но заметила качающего головой доктора Константина за спиной Альберта, неохотно отпустила. – У нас три минуты и мне нельзя тебя трогать.
– Лиз, как я скучал по тебе. С тобой хорошо… Как это сказать…
– Обходятся? Да, сносно. Ты уже встречался с Главным?
– Нет. Я ни с кем не встречался, они думают, я дурачок. Сказали, нужны обследования. Ничего нельзя сделать. В чем-то они правы. – Альберт опустил глаза.
– Ал, посмотри на меня! Ты никакой не дурачок. Уж я-то знаю. Они все время твердят про какой-то эксперимент и наше обязательное участие в нем.
– Но мы всего лишь целовались!
– На глазах у тысяч детей. А кто-то транслировал это в сеть.
– Думаешь, за такое что бывает?
– Не знаю, но по голове не погладят.
– Елизавета, время! – Доктор Константин стоял неподалеку, постукивая пальцем по циферблату часов.
– Это еще, что за тип?
– Доктор Константин. Он… Беседует со мной время от времени.
– Время от времени?
– Да прекрати ты! Его интересует мой знакомый писатель, Алекс.
– Ах, Алекс! Этот тот, который поправил тебе характер? – Альберт все больше закипал.
– Ал, успокойся немедленно! Нет никого, кроме тебя. Да, я думаю то, что мы здесь задержались, как-то связано с Алексом и этим их экспериментом. Я думаю, Алекс тоже здесь. – Детективный флер ситуации, в которой они оказались, отвлек Альберта от ревности, и он наклонился к уху Лиз.
– Я здесь встретил одного человека, я не мог сначала вспомнить, откуда его знаю, но потом вспомнил. Это профессор из закрытой литературной Академии. Старый бабушкин друг. Мы с Ба, когда я был маленьким, спасли его ученика, а он потерял память.
– Потерял память?
– Да, представляешь, и ни в какую не хотел с нами оставаться. Уехал куда-то должно быть…
– И что этот профессор?
– Может, он как-то поможет нам.
– Ох, Ал, едва ли нам кто-то поможет.
– Этот доктор Константин, он пялится на тебя!
– Он пялится, потому что наше время давно закончилось. Ну, иди, Ал, иди. – Лиз на мгновение сжала его руку, затем отстранилась и медленно подошла к ожидавшему доктору.
– Спасибо, доктор Константин, мы закончили. – Он вежливо открыл дверь, давая возможность Лиз пройти. Она не обернулась. Альберт остался на месте, стоял, сжимая кулаки, с ненавистью глядя, на удаляющуюся серую спину.
– Доктор, почему Вы помогаете мне?
– Вы приятная девушка.
– И все?
– Вы нравитесь мне.
– А как же…
– Профессиональная этика?
– Она самая.
– Вы не моя пациентка.
– А тогда зачем?
– Я просто подготавливаю Вас.
– К чему?
– Скоро сами узнаете.
Глава 25. Обстоятельства прошлого
О Ветре, Мраке и Снеге
– Эй, человек! Какого тебе будет жить без сердца? – Мрачный высокий силуэт со смазанным лицом, прятавшимся под капюшоном длинного строго серого одеяния, жутко усмехнулся. Человек несмело заглянул в глаза Страху.
– Вы же знаете, господин, это невозможно. Без сердца мне не жить. Я умру. И все закончится.
– Ты хочешь этого? – Человек чувствовал на себе свинцовый взгляд.
– Одна часть меня ужасно желает конца, но другая… Другая жаждет жизни.
– А третья?
– А третья боится оставлять их одних.
– То есть, если верить твоим словам, Человек, тебя держит здесь страх?
– Если Вам так угодно.
– А если мне так не угодно?
– Думаю, Вы можете все закончить быстро.
– Тебе страшно умирать? – Взгляд из-под капюшона светился любопытством, так, по крайней мере, казалось Человеку.
– Всем страшно.
– Но я хочу понять… Ведь ты не счастлив. – Человек вдруг уловил сочувствие в словах Страха.
– Посмотрите, господин, на моих спутников. Ветер всегда был беспечен и свободен. Волен лететь, куда ему заблагорассудится. Но каждую среду он торопился на свидание с Рекой. Снег безмятежен и спокоен. Но в самую жестокую бурю он всегда с тревогой и тайной радостью заглядывал в глухое окно, за которым трещали поленья. Его тянуло к огню и уюту. Мрак знает о своей неотвратимости, каждый вечер, опускаясь всюду, дарит ночную тьму. Но даже он склоняется перед нежностью Зари и удаляется, чтобы снова дожидаться вечерней встречи с ней.
– А что же ты Человек?
– Я не желаю смерти, но знаю о ее неизбежности, не тороплюсь к ней, но с каждым часом приближаю ее. Я очень боюсь, что не успею все исправить.
– Так что же дает тебе силы?
– Да все то же, что и им. Я видел, как воды реки несут свои потоки вдаль, я заходил в сумерках с мороза в натопленную комнату и садился у огня. Я обнимал зарю, стоя на вершине неприступной горы. А еще я молился, но это было давно. Ведь Душу я, наверное, потерял.
– А что же люди?
– Я почитал мать. Любил прекраснейшую из женщин. Встречал подлецов и праведников. Терял. Обретал. Жил.
– Но теперь ты несчастен, зачем же продолжать?
– У меня осталась Надежда.
– Ты прав, но оставить все как есть я не могу. Не бойся, больно не будет.
Страх протянул призрачную руку и вырвал сердце из груди Человека. Удивленный, поднес горячую плоть к капюшону.
– Не понимаю. Такое крохотное. А заставляет его любить. Теперь ты поправишься. Вставай.
Человек в недоумении смотрел на Страх.
– Но как такое возможно?
– Пойдем. Ты будешь моим спутником.
– Как скажешь.
Человек и Страх побрели по дороге и вскоре скрылись из виду. Ветер, Снег и Мрак молча смотрели на почерневшее сердце.
* * *
– Ну как? – Алекс, не отрываясь следил за доктором Софией.
– Очень недурно. Но знаете, мы не хотим, чтобы Социум жил в страхе, нам нужно создать иллюзию счастья.
– Иллюзия – хорошее слово. Мне кажется, вот эти белые стены, стол и Вы тоже, доктор, – сплошная иллюзия.
– Ну знаете, Алекс, Ваше настоящее Вас покинуло… Так что…
– Ах, не напоминайте, доктор. Все женщины одинаковы. Надеюсь, мое согласие сотрудничать автоматически отменяет необходимость в проведении каких-то диких экспериментов.
– Насколько мне известно, Главный Ограничитель все же настаивает на его проведении, поскольку не верит в Вашу лояльность и считает перемену настроения очередной уловкой.
– Лысый тип всегда был слишком недоверчив.
– Поэтому он до сих пор удерживает высокий пост.
– А как же Вы, доктор, не надоело возиться с полоумным писателем?
– Как Вы изволили выразиться, Алекс, все женщины одинаковы, а мужчины склонны ошибаться на наш счет.
* * *
– Она вон там. Пойдем. Надо помочь дамочке.
– Точно она?
– Да, говорю же. Джеймс сообщил время приезда.
– Тогда двигаем к ней. – Двое в сером слились с толпой, заполнившей перрон. Им приходилось усиленно работать локтями, чтобы не упустить ее из виду. Она тем, временем, пребывала в легкой рассеянности.
– И как же мне найти его в этом их Городе? Так, Вэл, вспоминай. Он много говорил о реке. И мостах. Маловато информации… Должно же быть что-то… – Эй, простите, есть у вас здесь городской архив?
– Разумеется. Воспользуйтесь подземным скоростным составом. Выходите на остановке «Департамент прошлого» и достигнете цели.
– Спасибо, незнакомец! – Валерию уже подхватил людской поток, хлынувший с перрона вниз.
– Что за! Ты видишь ее? Только была здесь! Куда она…
– Ну и болван! Стоило мне отвернуться на секунду, как ты умудрился упустить ее! Главный ограничитель с нас шкуры спустит!
– Так, так, куда она могла пойти. В незнакомом городе?
– В гостиницу? Все женщины первым делом идут в гостиницы, чтобы, как это… Привести себя в порядок.
– Олух! Здесь сотни гостиниц!
– Да заткнись, умник! У нас есть ее данные, через час пробьем по базе. А пока не ори! – Двое заметно нервничающих плащей устремились прочь с вокзальной станции.
* * *
– Департамент Прошлого может Вам чем-то помочь?
– Ну и название… Я даже не знаю. Я прибыла из… Не важно. По очень важному делу. У меня есть документы, которые я хочу передать одному своему старому знакомому здесь в Городе… Но я понятия не имею, как его найти.
– Вам, пожалуй, нужно к ограничителям, они все про всех знают, но лично я не советую…
– А какого рода документы? – От колонны отошла изящная девушка. Она улыбнулась незнакомке. – Название, действительно, ужасное… Я Лола, старший научный сотрудник Исторического департамента, то есть… Нас недавно переименовали.
– Я Валерия. Я занимаюсь… А, впрочем, не важно, чем я занимаюсь. Мой интерес к истории огромен. Мы можем поговорить где-то?
– Разумеется, пойдемте ко мне в кабинет. Вы иностранка? – Вэл кивнула. – Дайте угадаю. Что-то, как говорили в старину, восточно-европейское. Те страны сохранили свои подлинные названия в отличие от нас, ставших безликими… – Лола вздохнула… – Но… Карие глаза, темные волосы, непокорный взгляд – Вэл усмехнулась…
– А Вы на правильном пути.
– Неужели Сербия… Нет, Хорватия, а постойте! Румыния! – Вэл захлопала в ладоши. – Браво. Трансильвания, если быть точной. – Лола удивленно подняла глаза на незнакомку. – Заходите.
* * *
– Паршиво выглядишь.
– Ты тоже, старина!
– Они за нами наблюдают?
– Конечно, не откажут себе в удовольствии, вуайеристы проклятые!
– Ай да, господин писатель, где только понабрался?
– Я рад тебя видеть, Макс. Живым.
– А я тебя, приятель! Но как же надо было так встрять? А? К ограничителям! И скажи, что еще за хренов эксперимент? – Алекс хохотнул.
– Ну и наплакались они с тобой, чую… Наклонись. Нельзя, чтобы они слышали все… – Алекс что-то быстро шептал Максу на ухо, лицо того все больше мрачнело. За стеклом двое внимательно наблюдали за тем, что происходило в комнате.
– Я думаю, он готов.
– Ну что ты, София, ты его плохо знаешь.