Екатерина Индикова
Мои персонажи
– Зачем? – Алекс резко остановился, прижав к себе партнершу.
– Раз уже сегодня первый день нашего долгожданного эксперимента, почти праздник, буду откровенен. Я Вас ненавижу, Алекс. И таких, как Вы, подобных Вам антисоциалов, мнящих себя творцами, тоже. Ваш друг Макс отвратителен мне. И еще один человек, которого я почти уничтожил, тоже чрезвычайно противен, но близок Вам. Именно поэтому он до сих пор жив. А господин писатель будет очень полезен мне. Я собрал неприятных людей в одном месте с одной лишь целью. Получить свое. И, кстати, вашего папочку я тоже на дух не переносил.
Глава 33. Passé simple
О Ветре, Мраке и Снеге
Человек почти не мог двигаться. Происходящее вокруг напоминало вязкий сон. Если бы не стихии, он давно бы остановился. Долгожданное падение. В небытие. Куда угодно, только бы перевести дух. Человек малодушно думал о смерти. Смерть возглавляла их странный отряд. Казалось, она была неутомима. Ни усталости, ни жажды, ни сомнений, ни страха. Смерть знала, куда идти. Человек нет. Даже никогда не умолкающий ветер притих и лишь тихонько подталкивал Человека вперед. Вслед за Смертью.
– Долго еще? – не выдержал Снег?
– Что, братец, тяжело? – усмехнулась Смерть.
– Не мне. Ты же видишь, он почти теряет сознание! – Снег указал на спотыкающегося Человека.
– Меня это не волнует. Я и без того пошла вашей троице на встречу. Гораздо проще было забрать его сразу.
– Прости его грубость, сестрица – Снег почувствовал сильный толчок в бок, но Человеку и правда нелегко. Неужели ты не видишь? Не чувствуешь?
– Неужели он не видел и чувствовал? Как думаете, почему Душа покинула его?
– Все совершают ошибки, – тихо ответил Мрак.
– Да, и за некоторые приходится платить очень дорого, – сказала Смерть и отвернулась от спутников.
* * *
– Итак, расскажите ему госпожа Повереску, где вы нашли могилу Психеи К?
– На старом румынском кладбище.
– Что находилось рядом?
– Вы уже упоминали об этом.
– Я хочу, чтобы наш славный писатель внес в автобиографию именно ваши слова.
– Зачем?
– Здесь не Вы задаете вопросы, госпожа Повереску.
– По-моему, Вы драматизируете. Излишне, я бы сказала. – Голос в селекторе зашелся хохотом, который вскоре перешел в хриплый кашель.
– Скажете тоже, Валерия. Или лучше Вэл? Как Вам нравится?
– Мне понравится, если Вы перестанете мучить Алекса.
– Кто такой Алекс?
– Издеваетесь?
– Ничуть. Если Вы, госпожа Повереску имеете в виду Вашего бывшего любовника, его зовут Данко. Очень романтично.
– Я не знаю, что означает это имя.
– А он знает, так ведь, Данко? – Алекс выразительно взглянул вглубь зеркальной поверхности, но ничего не увидел кроме двух отражений – собственного скрючившегося за столом и стоявшей с гордо выпрямленной спиной Валерии. Истинная дочь своего народа. Вдруг Алекс спросил:
– Кто я?
– В каком смысле? – уточнил селекторный голос.
– Национальность.
– Там, где Вы родились, это понятие было упразднено.
– Стало быть, Город.
– Он самый. Великий Город. Точнее предместье. Ваш папочка был весьма обеспеченным человеком. Талантливым.
– Кем он был?
– Архитектором. Вам нравится здание Департамента Прошлого?
– Это…
– Да, его работа. Что-то я слишком с вами разговорился. За дело. А то Госпожа Повереску уже заскучала. Доктор София! Доктор София! – скомандовал Ограничитель. – Дайте пациенту что-нибудь посильнее для пробуждения воспоминаний.
* * *
– Папа! Папа! Маргарита опять обиделась! Я решительно ничего не понимаю в женщинах!
– Ох, сынок, подожди, я не могу… – Красивый статный мужчина с ухоженной смолистого цвета бородкой зашелся кашлем, причиной которого была вовсе не простуда.
– Ничего смешного, пап!
– Да, да, сейчас… Иди сюда. Так что случилось с Маргаритой?
– Она выбрала неудачное место для пряток.
– И ты ее слишком быстро нашел.
– Точно! А что я должен был сделать? Если бы она нашла место поукромней! Хотя бы на чердаке или в гардеробе! За подставкой для зонтиков, наконец! Но она даже не постаралась!
– А может быть, она хотела, чтобы ты ее нашел?
– Как можно хотеть такого? Это же прятки.
– Порой угадать, что думают девчонки очень сложно. Проще дом построить.
– А ты играл когда-нибудь с мамой в прятки?
– Можно и так сказать. Только она искала меня.
– Тебе грустно, пап?
– Нет. Что ты, сынок.
– Покажи, что ты рисуешь?
– Ах, это. Смотри. Это здание, в котором будет храниться прошлое.
– Ух, ты! А как оно будет храниться? В банках?
– Ты опять решил меня насмешить, Данко? Здесь поставят много – много книг. А ученые люди станут их читать. А кто-то и писать. О том, что когда-то было или будет.
– Я бы хотел здесь работать.
– Пока оно только на бумаге.
– Это ничего, пап.
– Хорошо. Тогда придумай, какое воспоминание ты хотел бы законсервировать. Иди, расскажи Маргарите, и пусть предложит свое.
* * *
– Данко! Данко! Ты куда?
– Подожди Николай! Я видел. Видел ангела! Она восхитительна! Кажется, я влюбился! Я срочно должен все записать, законсервировать, чтобы никогда не забыть!
– Занятия через час. Не замечтайся!
– Ох, ты бы ее видел… Она, будто… парила по мосту.
– Как можно парить по мосту?
– Ты не понимаешь!
– Ага, куда мне до твоей тонкой душевной организации. Вы хотя бы познакомились?
– Нет. Тот дурацкий трамвай помешал. Она, должно быть, села в вагон. И он унес ее от меня…
– И в чем тогда смысл?
– Она прекрасна. Хотя, я почти не разглядел ее лица, но и этого уже достаточно. Я благодарен и за столь короткое мгновение. Единственную невстречу.
– Не увлекайся поэзией, друг. Это опасный путь. Лучше уж сочинять социальные ролики.
– Иди, уже! Ты слишком прозаичен для моего соседа по комнате!
– Профессор Гесин тебя поймет гораздо лучше.
– Ах, точно. Его задание еще не готово. Впрочем, оно тоже подождет! Мне скорее нужно записать свое видение. Ах, если бы мы все же познакомились, хотя почему же если? Решено. Мы познакомились.
* * *
Обернись, обернись… Прошу. Какая красавица! Улыбнулась. Так. Не время расслабляться! Вперед!
– Добрый день. Простите меня… Но я просто…просто не нахожу слов.
– Для чего Вам слова?
– Я не смог бы жить без них.
– Правда?
– И не смог бы сказать, что любуюсь Вами уже целых пять минут. Нет… Нет, это Вас ни к чему не обязывает. Даже, наоборот…Ну вот, обычно я гораздо красноречивей, это ваша вина.
– Моя?
– А чья же? Не позволительно быть такой прекрасной.
– Так, а не морочите ли Вы мне голову по поводу красноречия? Все спланировали заранее!
– Нет. Нет… Я бы не посмел.
– Еще как бы посмел. Я это вижу по вашим глазам.
– И какие они?
– Хитрые.
– Но я совершенно не такой.
– А какой?
– Не знаю. Обыкновенный.
– Опять обманываете!
– Я не специально!
– Меня зовут Лолита, если вы так хотите со мной познакомиться, но я предпочитаю «Лола».
– Очень хочу. Извините, а я Данко.
– А еще говорите, что обыкновенный.
– Это мама. Она любила русских писателей.
* * *
– Что я сделаю для людей? – сильнее грома крикнул Данко? – Ты ведь именно этого хотел, да, господин писатель? Вести за собой толпу, потряхивая пылающим сердцем? О таком будущем мечтал?
– Я не помню чего хотел, – Алекс с трудом разлепил покрасневшие веки. Вена на лбу сильно вздулась. По-моему, ты просто завистливый маньяк, ослепленный гордыней. Но оставим твой случай доктору Софии. Так я был знаком с Лолой?
– Отчасти. Ты превратил невстречу во встречу.
– Как это?
– Ах, господин писатель! Твоя сумасшедшая мамочка позаботилась о том, чтобы ты утратил большую часть своих способностей в случае, как ей казалось, непреодолимой опасности. Гениальная была женщина, чего уж там. Она сделала ключом пресловутую фразу. А кое-кто, ворвавшийся тогда в лекторий, та дурная старуха, которая спасла тебя, не преминула произнести эту банальность. То, что может Алекс – детский сад по сравнению с потенциалом Данко. Но ничего, мы над этим поработаем.
– Что ты такое говоришь, безумец? Как можно запустить потерю памяти с помощью фразы? – Алекс и Валерия слышали прерывистое дыхание через установленные по периметру арены колонки. Человека, издававшего звуки, судя по всему, переполняли эмоции. Двое переглянулись, решив следовать выбранной тактике и вытянуть из Ограничителя как можно больше информации. Настал черед Валерии разыгрывать простоту.
– Да, ээ… как Вас там? Господин Ограничитель, я тоже не совсем пониманию. Я, конечно, знакома с последствиями литературного гипноза, но представить такие изменения не могу. К тому, же не находите ли Вы, что это несколько не этично даже по отношению к собственному сыну?
– Вы говорите вздор. Этика. Какая к черту этика. Психея Кей плевать на нее хотела, и я с ней солидарен. Ваша… хм… общая знакомая поделилась с Вами, госпожа Повереску, прелюбопытнейшими архивными заметками. Помните того журналиста? Лишь он удостоился исповеди гениальной сумасшедшей. Только он. Разумеется, он опубликовал лишь крохи. Опять
Эта самая этика помешала ему, но… я раздобыл кое-что из его личных записей.
– И что там? Алекс мрачно вглядывался в зеркальную стену.
– Там очень много интересного для Вас, Данко и полезного для меня. Пишите.
* * *
– Мамочка, а что такое любовь?
– Любовь – необыкновенно красивое слово. Произнеси его вслух, только не представляй ничего нарочно, позволь твоему сознанию самому сочинить ассоциацию. Закрой глаза. – Мальчик послушался. – Давай!
– Любовь… – выдохнул Данко.
– Ну? Что это?
– Это… это не то запах, не то ощущение. Странное. Будто, знаешь, по венам в руке течет что-то теплое и золотистое, как мед.
– А на вкус?
– На вкус не знаю.
– Так, интересно. Значит, цвет и осязание. Хорошо.
– Что хорошо, мама?
– Все, сынок. Я хочу научить тебя кое-чему необыкновенному, раз ты, скажем так, пошел в меня. Я надеюсь, это защитит тебя от зла.
– Но какого зла, мам?
– Видишь ли, Данко, людям ужасно не нравится, когда кто-то не похож на них. Есть такое слово цвета лягушки – зависть. – Данко рассмеялся.
– Ну, ты и скажешь, мам. Тогда уж лучше желтоватой песчаной ящерицы, которая перегрелась и тем теперь делает языком вот так – мальчик высунул свой язык и зашипел, тогда настал черед Психеи вытирать слезы от смеха.
– Ох, сынок… Вдруг, она помрачнела. Возможно, ты достигнешь успеха иного рода и твои способности пойдут во благо. – Она погладила сына по голове. – И тем больше и опасней будет ящерица, которая станет охотиться за тобой.
* * *
– Значит синестезия? Она выявила у сына способности синестета и так поняла, что он обучаем? – Голос нервно бубнил за зеркальной стеной, забыв о людях на арене. Алекс схватился за голову. Из носа капала кровь. Валерия нервно кружила вокруг него, пытаясь хоть как-то помочь. Вдруг, будто опомнившись, она застыла, сняла туфлю и с размаху запустила ей в зеркальную стену. Бросок, несмотря на силу, никак не повредил поверхность.
– Да что же это такое? Он сейчас сознание потеряет? А этот варвар, знай себе, бубнит! Позовите уже доктора, наконец, и прекратите хотя бы ненадолго это зверство! Неужели не видите, ваш главный подопытный кролик вот-вот испустит дух! – Голос затих удивленный. Затем откашлялся и произнес, вернув прежнее самообладание.
– Вы правы, госпожа Повереску. Доктор София, пройдите к пациенту. Возьмите санитаров. Мы прерываемся на пять часов. Доктор Константин, подготовьте следующую пару действующих лиц. Госпожу Повереску изолировать. – Голос четко отдавал распоряжения, пока Валерия кипела от гнева.
– Что значит изолировать? Как Вы смеете? Я вам не рабыня! Я иностранная гражданка. – Голос усмехнулся. – В этом и соль, госпожа Повереску. Я могу делать с Вами все, что пожелаю. – Выдержав напряженную паузу ограничитель продолжил скучающим тоном, – В течение трех дней Вы, Валерия Повереску, прибыв в город, не явились в Департамент по делам иностранных сношений и не зарегистрировались, как того требует международное правило № 4567. Теоретически Вас, как нарушительницу закона, может задержать глава любого из Департаментов. Впрочем, я предпочитаю более простые методы. Вас, госпожа Повереску, нет в Городе. Никто не станет Вас искать.
– Но люди на входе видели меня и Лолу!
– Ах, это. Мало ли, кто шляется возле дверей.
– Вам когда-нибудь говорили, что Вы негодяй?
– Слишком часто, чтобы я забыл об этом, – произнес лишенный всяких эмоций голос. – Пять часов.
Глава 34. Imparfait
О Ветре, Мраке и Снеге
– Смерть, почему ты считаешь нас родственниками?
– А чем вы отличаетесь от меня? Бесплотные, всесильные, столь естественные в своем величии.
– Мы не одиноки. – Тихо ответил Снег.
– Что, прости?
– Я говорю, что у каждого из нас есть, чему радоваться. Ветер наполняет паруса корабля, от чего тот раздувается от гордости и мчится скорее в порт. А там, у причала уже стоит девушка с голубыми глазами, прижимая руки к груди в предвкушении встречи. Мрак дарит влюбленным часы уединения, а сам считает минуты до короткого свидания с Зарей, исполненного такой нежности, что даже солнце, закрывая глаза на законы дня и ночи, не слишком торопится занять место на небосводе.
– А я… Я дарю покой и умиротворение маленькому человеку, который прижав нос к стеклу, смотрит на фонарь, в свете которого медленно–медленно кружат тысячи снежинок.
– Но ты спускаешь лавины на ни в чем не повинных альпинистов! – зашипела Смерть. – Часы Мрака самые мучительные для одинокой истерзанной души! Знал бы ты, сколькие из них призывают меня, когда на земле наступает твое время. Ветер рвет паруса и крушит мачты, закручивает водяные воронки. Она не дождется тебя! Глупый моряк! Слышишь? Она никогда не дождется тебя!
* * *
Алекс проснулся с шумным вздохом. В голове до сих пор стоял чей-то злобный крик. Вытер вспотевший лоб. Вдруг он понял, что не один в комнате. Прищурившись, Алекс пытался разглядеть гостя.
– Ты?!
– Я.
– Но как?
– Доктор София. – Алекс улыбнулся.
– Прежде чем отключиться, я слышал, как этот маньяк вещал что-то про пять часов.
– Прошло только два.
– Да я просто счастливец.
– Это уж точно. – Лола положила руку Алексу на лоб. Тот выдохнул с облегчением. Посчитал про себя до пяти, стараясь запомнить ощущение приятной прохлады, затем бережно взял ее руку в свою и потянул к губам. Лола заворожено следила за каждым его движением.
– Три часа. Целая вечность для того, чьи дни с некоторых пор напоминают сюрреалистическое полотно без конца и начала.
– Тебе очень больно?
– Сейчас мне гораздо лучше. – Алекс зажмурился.
– Ты что?
– Мне нужно кое-что рассказать тебе.
* * *
– Макс, сколько сейчас времени?
– Три. Через час отходит твой поезд.
– Мне нужно на пристань.
– Да ты с ума сошел.
– Я должен кое-что сделать. Это быстро.
– Какие такие неотложные дела могут быть у человека, потерявшего память?
– Я…Я не знаю. Девушка. Я сделал какую-то ужасную вещь и должен все исправить. Она будет ждать меня, а я все равно, что погиб.
– Что за девушка?
– Я смутно помню, какой-то нечеткий силуэт, но уверен, стоит мне ее увидеть, тут же пойму.
* * *
Она парила по мосту. Что же я наделал. Как это у меня получилось? Она ведь и не знала меня. А теперь ждет. В голове только ошметки воспоминаний. Переписать невстречу. Переписать невстречу. Что это? Так. Нужно собраться. Она не должна меня помнить, а я забуду ее. Надеюсь, она будет счастлива.
* * *
– Глупо, конечно, но Алекс, то, что мы встретились во второй раз, несмотря на все твои попытки сопротивляться этому, вот, что это, как не нечто дарованное свыше?
– И это говорит старший научный сотрудник Департамента Прошлого! – Алекс ухмыльнулся.
– Я еще не рассказала тебе про наш план.
– Какой такой план? Сразу нет. Нет. И нет. Ни ты, ни Валерия с ее взрывным характером не будете рисковать собой. Я сам подыграю Ограничителю, а вы постараетесь не наделать глупостей. – Алекс строго посмотрел на Лолу, чье выражение лица можно было ошибочно принять за невинное.
– Лола, обещай мне…
– Но ведь ты даже не выслушал меня! Он ведь добивается того, чтобы ты стал сильнее! А когда у него получится, Алекс, ты сможешь повлиять на него. – Алекс горько улыбнулся.
– Знаешь, зачем зеркальные стены? – Лола вопросительно посмотрела на него?
– Мне нужно хотя бы видеть объект воздействия. И чем ближе я буду, тем сильнее может быть эффект.
– Даже там, на мосту, – Алекс на миг запнулся, – когда я заставил тебя и себя забыть.
– Но ведь тогда ты почти утратил все способности, и все равно смог. А теперь, когда ты все вспомнишь?
– Если раньше стимуляторы меня не прикончат.
– Доктор София заново рассчитает дозу, так чтобы Ограничитель не знал.
– Когда вы, коварные женщины, успели записать ее в помощники?
– Она слишком поздно поняла, во что оказалась втянута, и согласилась помочь, чтобы искупить нанесенный вред. Он еще скрывает кого-то. София говорила о новых участниках эксперимента.
– Валерия всегда была хороша в роли атакующего орудия. Наверняка притащит Лиз и беднягу Альберта. Кроме того, у него та добрая женщина, которая уже спасала меня раньше и Макс. Тебя, думаю, он оставит на десерт. – Ты ведь не любишь сладкое.
– Я люблю все, что связано с тобой.
Глава 35. Futur dans le passé
Герман Гесин разглаживал ткань форменной куртки. В кармане была спрятана отвертка.
– Анна, ты уверена, что мы должны это делать?
– Несомненно, Герман, как же иначе? Мы спасем мальчиков.
– И девочек… Если раньше нас не схватят.
– Кому нужны два старика? – Анна шутливо подмигнула.
– Говори за себя! – профессор закашлялся от смеха. – Хорошо! Идем.
О Ветре, Мраке и Снеге
Человек, измученный скитаниями последних дней и бесконечным холодом, тихо умирал под старым дубом. Стихии окружили его, стараясь помочь.
– И как ты это объяснишь? – Зло прищурился Мрак. Смерть в ответ лишь презрительно скривила рот.
– Что именно?
– Он умирает! Неужели ты не видишь?
– Так поделом ему.
– Но мы не договаривались о таком конце, а, Смерть? – Ветер был настроен еще решительнее брата. – Ты обещала, что перед, – Ветер запнулся, – перед тем, как ну ты сама знаешь, что ты там обычно делаешь, разрешишь ему встретиться с Ней.
– Мы ведь близко, не так ли, сестрица? – Тихо добавил Снег.
– Мы на месте. – Смерть выдохнула облачко пара.
– Почему тогда?
– Не спрашивайте меня.
– Что ты не договариваешь, Смерть? – Ветер все сильнее злился. Ветви дуба зловеще заскрипели.
– Ах, братцы, вы так были поглощены желанием воочию лицезреть Душу, что совершенно не вникали в условия договора. Не волнуйтесь, она скоро явится.
– Ты не сделаешь этого.
– Еще как.
– Что, что ты понял, Снег?
– Ах, братья, она заберет их обоих.
– Но как? – замер Ветер.
– Брат, ты так глуп. Человек не может потерять душу. Никогда. Это невозможно. То, что происходит с ним – всего лишь метафора. – Человек с трудом приподнялся на локте. Он уже давно пришел в себя и внимательно прислушивался к разговору. – Так значит…
– Да, да, милый. Ты сам себя наказал. А вот, кстати, и она.
* * *
– Альберт, Альберт, мальчик, проснись!
– Что? Где? Ба? Это ты? Как вы вошли?
– Сколько вопросов! Тише. Мы пришли за тобой.
– Зачем за мной?
– Ты должен выйти отсюда. Я не хочу, чтобы ты здесь оставался. – Анна старалась говорить мягко и не притрагиваться к Алу. Гесин молчал, стоя за ее спиной.
– Подожди, подожди, Ба. Извините, профессор. Я сейчас. Сейчас соображу.
– Не торопись, парень, – шепнул Герман. Альберт протер глаза и взъерошил рукой волосы.
– Все. Я понял. Я никуда не пойду.
– Но Ал…
– Нет, Ба, профессор, послушайте. Пожалуйста. Алекс спас мне жизнь. Если бы не он, я бы умер после этих ужасных съемок. К тому же, Лиз здесь. Мы останемся, и будем участвовать в эксперименте.
– Но ты даже не представляешь, что это!
– Нет. После того, что Алекс сделал, я представляю. И Лиз представляет. И Вы… – Альберт в упор посмотрел на профессора. – Вы ведь тоже очень хорошо представляете. – Гесин кивнул.
– Зато здесь только я, похоже, представляю, насколько это опасно!
– Но Ба! Ведь ты же не бросила тогда Данко. Ты помогла ему.
– Знала бы я, во что выльется моя помощь.
– Не сердись, Анна, Альберт прав. Он поступает, как мужчина. И я тоже поступлю.
– Ба, прости. Вам лучше уйти. Они могут прийти.
– Я знаю, милый, знаю. Просто я очень беспокоюсь за тебя.
– Не нужно, Ба. – Альберт с уважением посмотрел на Гесина.
– Вы берегите ее. И себя.
– Я постараюсь, сынок.
* * *
– Доктор Константин, рад приветствовать Вас. Доктор София, Вы подготовили пациента?
– Разумеется, господин Ограничитель.
– Вот и славно.
– Итак, сегодня дорогой Алекс или Данко, как Вам больше нравится, мы послушаем голос из прошлого. – Филипп выдержал театральную паузу, а после продолжил. Признаюсь, нелегко было обворовывать департамент Прошлого, но уверен Ваша подружка, да и остальные сотрудники нескоро их хватятся. Впрочем, к делу мой служебный риск не имеет ни малейшего отношения. Лолита рассказывала Вам, господин писатель, про некоего журналиста, бравшего интервью у Вашей милой матушки? – Алекс нехотя кивнул. – Так вот, на записи голоса двух покойников. Бедный Николай, такой ценный сотрудник редакции, погиб спустя полгода после того памятного интервью при весьма загадочных обстоятельствах. Редакция, разумеется, не связала между собой два этих события.
– Что Вы хотите сказать? – Алекс зло уставился в зеркальную поверхность.
– Я? Совершенно ничего, а вот, она… – За стенкой послышался едва слышный щелчок. – Доктор Константин, проверьте активность мозга и действие препаратов. Доктор София, отойдите от пациента. Наблюдайте на расстоянии.
* * *
– Вы когда-нибудь задумывались о том, кто в Вашей истории жертва? – спросил хорошо поставленный мужской голос. В тоне сквозили нотки причастности, которые он пытался подавить, но не мог.
– Интересный вопрос. – Второй голос, женский грудной, хорошо сознающий собственную силу и возможность модуляций, на мгновенье задумался, после чего продолжил, стараясь добавить искренности.
– Чаще всего я представляюсь себе монстром. Слышали про доктора Джекила?
– Я не столь начитан, как Вы, но персонажи мне знакомы. – В первом голосе слышалось довольство. Вы любите сравнивать себя с литературными героями?
– Нет. Мой сын любил. Воображал меня Алиенорой Аквитанской. А себя то Ричардом, то Айвенго. Мы много читали. Тогда еще было можно. Никому в голову не приходило лезть в наш дом. В нашу семью.
– Что же случилось?
– Моей первой жертвой стал муж. Я всегда подозревала, что он, как бы поточнее сказать, немного меня боялся. Считал странной.
– Но любил?
– Поначалу, да. Я умею осознавать свои ошибки. Я была властной, подозрительной, часто впадала в дурное настроение. Особенно это ярко выразилось, когда я узнала о его измене. – Голос на мгновение затих, но скоро продолжил с горечью: – мой любезный супруг был человеком творческим, увлекающимся. Он увлекся одной хорошей доброй девушкой из его круга.
– И что же Вы сделали?
– Я не могла рисковать благополучием сына.
– Что Вы сделали?
– Я написала одну историю о маленьком мальчике, который боялся грозы и умолял отца не оставлять его одного.
– Вы…
– Да. Я не сразу стала чудовищем. Попыталась привязать мужа к сыну. Но это не сработало, ведь он и без того обожал его.
– А потом?
– Жертва.
– Что, просите.
– Он стал моей первой жертвой. Я лишь хотела вызвать старую любовь, но не рассчитала силы. Он сошел с ума. А потом его сердце не выдержало.
– Как же так?
– Видите ли, – голос стал звучать жестче, – я не подозревала, что нельзя использовать любовь для такого тонкого дела, как вмешательство в чужую психику. Произошло раздвоение личности. Одна любила меня, другая ненавидела. Это ужасно выматывает.
– Вам жаль?
– Мне жаль, что не вышло с любовью. Думаю, у Данко бы получилось, он гораздо деликатнее. Но мне бы не хотелось, чтобы он становился чудовищем. Я знала, что меня ждет. И уже чувствовала присутствие постоянной тошноты. И нежелания воспринимать реальность без него. Знала, что Данко будет тяжело, но все же решилась. Богатые родственники мужа все устроили. Я же по-своему позаботилась о нем.
– Как?
– Вы любите сказки? Мы с Данко их очень любили. – Голос снова задумался. Затем раздалось шипение. Пленка хрустнула, запись остановилась
* * *
Алекс пораженно глядел сквозь зеркальную поверхность.
– Ну так что, господин писатель? Матушка была права? Хотя и не совсем на сто процентов? Ведь почти получилось же с любовью? Просто Вы были недостаточно сильны и не понимали, что делали. Но ведь госпожа Повереску здорова, и физически, и морально. Значит, можно использовать любовь, так, чтобы персонаж не тронулся умом! – Алекс яростно мотал головой. Из глаз катились слезы.
– Господин Ограничитель! Господин Ограничитель!
– Да, доктор Константин!
– Вы должны это видеть! Техника… Техника фиксирует пробуждение ранее спящих нервных клеток. Получилось! Он вспоминает! – Лицо Алекса сделалось красным.
– Отойди, Константин. Если мы не остановимся, то ему не понадобятся нервные клетки!
– Да не паникуй ты, София! Все в порядке.
– В порядке? Он накачан до предела запрещенным всеми принципами человечности веществом! Это вы считаете нормой?
– Успокойтесь, доктор София. Иначе я вынужден буду отстранить Вас от эксперимента.
– Тогда он умрет.
– Мы этого не допустим.