Екатерина Индикова
Мои персонажи
Глава 39. Искупление
О Ветре, Мраке и Снеге
– Ведомо ли тебе, Душа, что когда срок службы Человека истечет, то мне достанутся и его жалкие кости, и, конечно же ты, ведь несмотря на его к тебе наплевательское отношение, он – это ты. А то, что ты тут представляешься миловидной девой – всего лишь аллегория, не имеющая отношение к действительности. – Смерть насмешливо рассматривала сквозь отблеск Зари чуть сияющий силуэт.
– Ну если уж говорить о действительности, то тебя вообще нет. – Душа вернула Смерти шутливый тон.
– Тогда продолжим действовать в рамках аллегории. – Смерть нахмурилась. – Подойдите все ко мне. И подтащите его сюда.
* * *
– У вас будет от силы пять минут, пока не закончится пересменок, но проскочить времени хватит. Личный кабинет Главного Ограничителя не далеко от экспериментальной арены. Серая дверь под номером 6. Вот, возьмите халат, его нужно как-то спрятать, хотя обысков больше не будет, Филипп распустил почти всю охрану. Так, сейчас я снова запущу аудиослежку, поэтому о плане больше не слова.
– Подождите! – Спасибо Вам, доктор София!
– Не стоит Лола, я лишь пытаюсь искупить вину.
– Все равно спасибо. Мы все хотим, чтобы это закончилось.
– Лекарство в надежном месте?
– Да.
– Не стану предупреждать, насколько Филипп хитер и опасен. Все. Идите!
* * *
– Анна, я бы хотел, когда все закончится, да я понимаю, наша ситуация необычна, нужно, конечно, в первую очередь подумать об Альберте, но я надеюсь, Алекс найдет способ обратить эффект… Я об этом успел рассказать мальчику, вспомнил одну из лекций о природе случая…
– Герман, – Анна внимательно посмотрел на старого профессора, – О чем ты начал говорить?
– Когда?
– В начале.
– Ах, да, я имел в виду, что хотел бы, если бы ты, мы могли бы… Ох, Анна, прости, не знаю, что происходит, я будто косноязычный мальчишка…
– Анна взяла Гесина за руку.
– Попробуй еще раз…
– Вот оно! Слово, которое я искал! Я столько раз портил тебе жизнь, и хотел бы сделать это еще раз. – Герман тут же спохватился. – Ах, нет! То есть, да! Конечно же, я не собираюсь портить тебе жизнь, больше не собираюсь. Наоборот, остаток своей хочу посвятить искуплению вины.
– Герман, ты не должен ничего искупать. За кого ты меня принимаешь?
– Я снова не так выразился. Я просто хочу быть возле тебя. Быть с тобой.
– Герман, мы старые люди, успели уже пожить, полюбить…
– Я не прошу любить меня! Нет! Да и к тому же это запрещено…
– Знаешь, несмотря на твою гордыню и высокомерную интеллектуальность мне всегда нравилась эта твоя способность.
– Какая? – Герман замер, глядя на Анну.
– Ты всегда мог меня рассмешить.
* * *
Мама, мама, мне нужна твоя помощь. Что это за слово, которое произносят все? Там в аудитории одновременно разговаривали десятки человек… Ограничители, ДОЛОВЦы, студенты, но в основном профессор и мерзкий Филипп. Еще Анна, когда пришла меня спасать. Вот оно! Душа ведь тоже спасала человека, именно ей должно было принадлежать то слово. А в этот раз кому?
– Алекс, Вы спите?
– Нет, доктор. Что–то случилось? Глупый вопрос, конечно, учитывая наши обстоятельства.
– Шутите? Хороший признак. Хотя больше походит на юмор висельника, но я, как Ваш лечащий врач, рада и тому.
– Боюсь, мой случай разрушит Вашу карьеру.
– А я жалеть не буду. Подамся в частные головоправы. Буду работать только с привыкающими парами. Никаких политических шишек.
– Вы тоже идете на поправку доктор, так Вы хотели о чем-то поговорить?
– Да. Не знаю, насколько это важно, но раз Вы вспомнили, что Вашу мать и Филиппа связывали давние отношения, думаю того, что Серый кардинал был безответно в нее влюблен, Вы могли и не знать.
– В мою мать? Этот…? За что мне такое? Простите, я нисколько не сомневаюсь в Вашей компетентности, но откуда информация?
– Очень давно, я и позабыла о том случае, когда мы вместе работали над одним проектом, я оставила журнал в его кабинете. Мы распрощались несколько минут назад, я и не думала, что он успеет куда-то выйти, да еще и оставит открытой дверь. Подумала, ничего ужасного, просто возьму свою вещь и выскользну, не хотелось бегать за Филиппом по коридорам. На столе лежала старая карточка. Я была более молода и любопытна. Откровенно говоря, никто из наших в здравом уме не заподозрил бы Филиппа в романтических отношениях. А тут это фото. На обороте была надпись "Моя любовь, моя душа".
– Психея…
– Я еще не поняла, зачем латынь из-за одного слова. Теперь все сошлось.
– Значит, Филипп пускал слюни на мою мать…
– Алекс…
– И что нам это дает?
– Вы можете предположить, что он прикажет сделать с Лолой, если Случай выберет ее.
– Нет. Я не позволю этому чудовищу даже прикоснуться к ней.
– София на миг отвела глаза. Выдерживать взгляд Алекса не было сил.
* * *
Лола дождалась окончания вечерней смены патруля. – А что, если он уйдет… Ну не знаю, домой, есть же у него дом? – Они с Вэл придумали прекрасный способ перехитрить аудиослежку, разговаривая на итальянском, который Лола, как знаток латыни одолела пару лет назад самостоятельно для общего развития, а Вэл изучала в школе, как второй иностранный.
– Думаю, на время эксперимента, зверь поселился здесь.
– А ты значит, решила, что сможешь его приручить?
– Я дам ему лекарство.
– Как? Скажешь – "Милый, давай выпьем и обо всем забудем?"… Он параноик, Лола! И очень опасен.
– Знаю, Вэл, но мы должны хотя бы попробовать. Ведь он продолжит издеваться над Алексом с помощью нас всех… Как думаешь, что он может приказать?
– Что-то особенное, омерзительное, и едва ли это будет смерть… Он не может физически навредить Алексу, но уничтожить его морально вполне. Превратить в безвольное орудие для копания в чужих мозгах.
– Ты права, я попытаюсь выяснить, что он задумал.
– Хорошо. Держись, подруга. – Лола нервно одернула белый халат. Маленькая ампула лежала в кармане. Жаль, что это не яд, а всего лишь состав, который развязывает язык. В отделе К такое в порядке вещей, – подумала она. – Не заперто, вот это удача. Нет, что-то не так… –Ограничитель появился из-за дверцы шкафа. Казалось, несанкционированный визит его ничуть не удивил.
– Ах, Лола, проходите. Я все ждал, когда же вы выкинете нечто подобное, поэтому не запер дверь.
– Лола глубоко вдохнула и шагнула к столу.
– А я все думала, вдруг Вы домой уйдете.
– Домой… Ограничитель ухмыльнулся. Разумеется, такое место существует, но я предпочитаю контролировать ситуацию лично.
– Угостите меня кофе?
– Поздновато для такого напитка, но, если Вы настаиваете, не смею отказать.
– Что, даже охрану не позовете?
– Обязательно, но чуть позже. Сначала удовлетворите мое любопытство. Зачем Вы пришли, Лола? Вы ведь знаете, что никаким образом не сможете повлиять на ситуацию?
– Я хочу понять.
– Ах, да, Вы же ученый. Вполне естественное желание для Вас. А вот и кофе. Что смотрите? Доставайте, раз уж принесли.
– Лола озадачено смотрела на Ограничителя.
– Не понимаю, о чем Вы?
– Неужели? О маленькой ампуле, которая лежит в кармане халата, который Вам любезно предоставила моя верная предательница.
– Но…
– Не терпится воскликнуть "Откуда Вы все знаете?". Дорогая Лола, я стал Главным Ограничителем не по счастливой случайности. Я, действительно, знаю все.
– Лола, не прерывая зрительного контакта, вызывающе плеснула содержимое ампулы в чашку Филиппа. Тот выпил залпом и задорно ей подмигнул. – Лола поежилась. – Итак, моя милая гостья, теперь, когда я, наконец, обрел способность к откровенности, пускай лишь на время, кстати, Вы в курсе сколько действует данный препарат? – Лола внимательно посмотрела на Филиппа.
– Сдается мне, это не имеет никакого значения, учитывая, что Вы сказали о том, как стали Главным Ограничителем.
– Мне всегда нравились женщины, наделенные умом.
– Психея К., например?
– Филипп скривился будто от зубной боли.
– Психея меня разочаровала. Угробить такой потрясающий талант ради самовлюбленного напыщенного индюка.
– Это Вы об отце Алекса?
– Это я об отце Данко.
– Не имеет значения.
– Для него имеет. Он сказал, что ощущает себя двумя разными людьми одновременно.
– И ни один не жаждет услужить Вам.
– Вы пришли поссориться со мной, человеком, в чьих руках находится Ваша жизнь? И не только Ваша.
– Что Вы? Я пришла договориться.
– И о чем же?
– Алекс не станет Вас слушать, он лучше навредит себе. Я бы могла помочь повлиять на его решения.
– Условия?
– Вы освободите всех кроме нас двоих. – Ограничитель задумчиво улыбнулся.
– Знаете Лола, Вы немного опоздали. Не так давно я заключил сделку с господином писателем. И она гораздо интересней. Хотя результат может быть таким, какой предлагаете Вы. На этом пока всё. Остальное станет сюрпризом для вас и других, дорогая Лола. Доктор Константин, – Ограничитель склонился над селектором, по-прежнему не отрывая взгляда от Лолы, – у меня здесь дама, и ее следует проводить в камеру. И повежливей, мы же не хотим испортить репутацию Отдела К. – Когда Константин вошел, Филипп продолжил: – спасибо что навестили, Лола. Мне бы хотелось видеться с Вами чаще, гораздо чаще.
– От него не укрылся расстроенный взгляд, который бросила напоследок Лола, передавая ненужный белый халат в руки доктора.
Глава 40. Приготовления
О Ветре, Мраке и Снеге
Когда Заря нежно коснулась кроны старого дуба, под деревом еще шли приготовления.
– Скажи, Душа, прошептал Ветер, – Ты знаешь, каким будет служение?
– Я предложу Смерти способность переписывать набело.
– Что это значит?
– Скоро увидишь.
– Поторапливайтесь! – недовольно поскрипела Смерть.
– Я из-за вашего человека уйму Времени потратила попусту.
Снег и Ветер положили Человека в середину импровизированного круга и встали рядом с Мраком. Душа и Смерть присоединились к ним. Последняя еще раз бросила раздраженный взгляд на человека и обратилась к Душе на старинном наречии, тем самым пробуждая силы стихий.
* * *
– Скажите, доктор, только, пожалуйста, не жалейте меня, – Лиз сжала правую ладонь в кулак, что, разумеется, не укрылось от внимательного взгляда головоправа, – Он… Он проснется? – София ждала подобного вопроса, но не думала, что он прозвучит так отчаянно, так по-детски. София мягко улыбнулась растерянной девушке.
– Надежда всегда есть, Лиз, но пока о конкретном сроке говорить рано. – Произнеся привычный набор медицинских банальностей, доктор уже хотела завершить осмотр и покинуть палату Альберта, но что-то во взгляде Лиз не давало уйти вот, оставив ее с кучей бесполезных штампов и дырой в сердце. София вздохнула. – Да кого я обманываю. Ты же знаешь то, что произошло, мог бы исправить только Алекс, но даже если чудом ему как-то удалось бы оказаться здесь, понятия не имею, как даже он со своими способностями, смог бы пробиться в истерзанное сознание человека в коме.
– Альберт. – София вопросительно посмотрела на Лиз.
– Его зовут Альберт. Я не хочу, чтобы к нему относились, как к неразумному существу.
– Ох, Елизавета, я не хотела Вас обидеть, просто, откровенно говоря, шансов мало. Учитывая, с каким диагнозом Альберт жил все это время, сложностей еще больше.
– Он был нормальным, не был, а есть, я хочу сказать. – Лиз по привычке смутилась, но отредактированное «я» тут же вернуло Софии уверенный взгляд.
– Полагаю, это заслуга его храброй бабушки.
– Вот, она верила! И я буду.
– Боюсь, только это мы можем сейчас сделать. Верить и надеяться. То, что творит Филипп не оставляет других вариантов.
* * *
Ах, Психея, как же ты заблуждалась насчет меня. Ты давно гниешь в могиле в этой дикой стране среди гор и лесов, а я прибрал к рукам твоего единственного наследничка и собираюсь нанести решающий удар. Но не тебе. Ты знаешь, я всегда не мог поступать рационально, когда дело касалось тебя. Я мщу ему. Твоему самодовольному муженьку. Я мщу твоей женской глупости. Если бы ты пошла со мной, весь мир принадлежал бы нам. Твои способности я оценил бы по достоинству и уж, конечно, не стал бы шарахаться, как от чумной. У тебя бы просто не нашлось причины для этого. Твоя ошибка стоила жизни вам обоим – тебе и твоему павлину-архитектору. Но его щенок будет жить, пока я хочу этого. И я обещаю тебе, Психея, это будет не очень-то легкая жизнь. – Ограничитель нежно провел пальцем по поверхности старого снимка, на котором несколько молодых людей позировали фотографу на зеленой лужайке. В центре кокетливо улыбалась юная рыжеволосая нимфа. Ближе к краю молодой человек с серьезным выражением лица и напряженным взглядом будто стальных глаз застыл, убрав руки за спину. – А я говорил тебе, ты пожалеешь. – С этими словами Филипп убрал снимок в ящик стала, запер на ключ. Оттуда же извлек потертый шестизарядный револьвер. Проверив барабан, Ограничитель ухмыльнулся и положил оружие в карман серой мантии.
* * *
Мам, скажи, а если в человеке нет ничего хорошего, можно ли что-то исправить? – Психея ненадолго задумалась.
– Думаю, да. Ведь не бывает, чтобы не нашлось совсем ничего. Но я хочу знать, откуда такой пессимизм?
– Поговорил две минуты с твоим школьным другом.
– А ты про Филиппа? Он просто очень скрытный и не любит детей.
– Это я заметил, но почему-то мне показалось, что не любит он именно меня. – Что ты, Данко?
– Папа тоже считает его неприятным типом.
– Твоему отцу следовало бы быть повежливее. И тебе тоже.
– Психея строго посмотрела на сына.
– Прости мам, так что ты все-таки думаешь насчет отсутствия положительных качеств у персонажа?
– Не бывает абсолютных злодеев, сынок. – Психея грустно улыбнулась.
– А я бы попрактиковался с дядюшкой Филиппом.
– Я тебе! – Психея потянулась к Данко, но тот увернулся, вовлекая мать в шутливую потасовку.
– Нет, нет, перестань, я сдаюсь, мам!
– Ты знаешь, что надо сказать. Одно слово!
– Какое?
– Слово, которое произносят все!
– Нет, это слово произносят только вежливые люди! А дядя Фил сказал, я невоспитанный мальчишка!
– И что с того? – В комнату вошел статный шатен с ухоженной бородкой. Прислонившись к косяку, он ласковым взглядом наблюдал за шуточными баталиями сына и жены.
– В следующий раз отправляй его ко мне, я преподам этому Филиппу урок хороших манер!
– Артур! Перестань! Филипп – мой старый друг.
– Извини, дорогая, но этот тип даже святого выведет из себя своим брезгливым отношением ко всему и вся.
– Артур я же просила. Данко, итак, слишком буквально воспринимает твои эпитеты.
– Да пожалуйста, дорогая. Раз уж ты настаиваешь.
– Мам, а как насчет слова, которое произносят все?
– Ну уж нет, тебе меня не отвлечь! Я с вами двумя разберусь, а тебя, Данко ждет порция отменной щекотки.
– Хохочущий мальчишка бросился вниз по лестнице, чуть не сбив отца. Психея остановилась, поправила выбившуюся из прически прядь волос и внимательно посмотрела на мужа.
– Где ты был все утро, Артур? – тот ответил спокойным взглядом.
– Бродил по Городу, выбирал место для здания исторического департамента. – Мне казалось, ты делал это неделю назад.
– Возникли сомнения.
– Что-то не так?
– Ничего. – Психея вышла из комнаты сына. Артур еще несколько минут стоял в том же положении. Ему всегда тяжело давался обман.
О Ветре, Мраке и снеге
– Стихии, я призываю вас быть свидетелями уговору, совершенному в час Зари в присутствии брата Ветра, брата Мрака и брата Снега. Между Душой и Смертью. Ради спасения Человека, которому отныне дарована Служба. – Едва Смерть замолчала, в старый дуб ударила молния, порывы ветра стали терзать голые ветви. Густое черное небо, усыпанное желтыми всполохами, вдруг резко посветлело. Первая снежинка упала на измученное лицо человека и тут же превратилась в прозрачную слезу. За ней посыпались густые белые хлопья. Ветер выл, подгоняя метель. Удары молнии становились все чаще, чудно расцвечивая снежную завесу. Взгляды братьев были сосредоточены на Душе. Казалось, разгул стихий не имеет к ним отношения, и что сами они были не воплощением этой огромной силы, а лишь странниками, не весть как забравшимися в чужие края, к старому дубу. Настал черед Души.
– Братья-стихии. Я прошу милосердия для Человека. И не отрину справедливого наказания для него и для себя, ведь мы одно с ним. С позволения Смерти даруем ему способность переписывать набело и Службу бессрочную. Употреблять ценный дар Человеку надлежит по собственному разумению. Лишенный сердца, он сможет принимать решения бесстрастно, глазами и умом понимая, кто более всех нуждается в его помощи. Если обратится к человеку испуганный воин, коему надлежит быть храбрым, да вселит он уверенность в воина словом своим. Если придет к Человеку жена, в сердце которой не расцветает любовь, обрекая семью ее на несчастье, да поможет жене Человек словом своим. Если найдет Человека бродяга, потерявший путь, да направит Человек бродягу словом своим. А ежели робость мешает достойной душе, обрести, то, что должно, вселит уверенность в робкого человек словом своим. Раскаявшемуся человек подскажет словом своим, как исправить причиненный урон либо возместить его. И потерпит Человек неудачу лишь, когда душа просящего не отзовется искренностью, а внутри увидит Человек пустоту. Ведь, лишенный сердца, он лучше других сможет услышать стук чужого. Если решит Человек использовать дар, руководствуясь корыстью, способность обернется против хозяина. И еще. Человек, забыв о своей Душе, получил прощение. Но если Человек снова поддастся страху и решит сдаться, нужно лишь, чтобы тот, кто все еще готов бороться за него, произнес заветное слово. И тогда, дважды позабыв, человек потеряет способность чувствовать. Без сердца он лишится зрения, слуха, возможности осязать и обонять и других человеческих чувств. Он погрузится во тьму. Он уснет. И ты, Смерть, сможешь забрать его. Это и будет наказание.
* * *
Или освобождение. Или покой. До чего же была мудра Душа из маминой сказки. Выторговала лазейку. Высокопарными речами задурила голову самой Смерти. Только братья–стихии и она сама знали то самое слово. Стало быть, когда она увидела, что Человек изнемогает, то смогла все закончить. Мама же стала жертвой собственной корысти и заплатила за ошибку. А что… Что будет со мной? Ведь у меня есть сердце. И кто готов бороться за меня до самого конца? Вэл? Она не сможет отпустить. Анна? Ведь она уже… Нет, теперь я виноват перед ней, нельзя лишать ее Надежды. Макс? Мой старый добрый друг до последнего будет пытаться выкрутиться и сохранить мой рассудок. Лиз? Ненавидит. И поделом. Профессор? Он стал очень храбрым, но достаточно ли? Что ж ты, господин писатель? К чему были все эти разглагольствования? Ты же сразу знал, что есть только один вариант. И он мне очень не нравится. И мне нужен сообщник. Без доктора Софии я не справлюсь. Что ж, я верю в мою взбалмошную умницу, лучшую Музу из тех, что когда-либо парили по мостам. Я верю в тебя, любимая.
* * *
Итак, господа и дамы. Вкратце объясню правила. У нас шесть игроков. У меня шесть патронов. Я был готов потратить их все, не без сожаления, – Ограничитель выразительно посмотрел на Лолу. – К счастью. наш господин писатель, наш Данко, согласился вырвать свое пылающее жаждой искупления сердце, и подыграть мне. Теперь все будет не столь прозаично, но более драматично.
– О каком искуплении ты говоришь, подонок? Мальчик ни в чем не виноват! В отличии от тебя чудовище! – Тише Гесин, ты то сам уже не мальчик, ненароком давление поднимется, дурно станет, и не увидишь финала эксперимента, нашей душераздирающей развязки.
– Перестань вести себя, как картинный злодей, дядя, ближе к делу!
– О, мадам Повереску, Ваши манеры, как всегда, само совершенство. А Вы, Лола, скажете что-нибудь? Возмутитесь? – Лола лишь покачала головой. С тех пор, как их шестерых привели в отгороженный от основной площадки прозрачный отсек, она не отрывала взгляда от Алекса, смотрела на него, будто видела впервые.
– Ах, простите, что помешал. Но все же, извольте обратить внимание и на меня. Ограничитель впервые вышел из-за зеркальной стены и теперь небрежно опирался о краешек стола, за которым сидел Алекс с закованными за спиной руками.
– Итак, если позволите продолжу. Раз так желает мадам Повереску, сразу к делу. Я не убью вас всех. И более того, я никого не убью. Вы покинете отдел К. Все шестеро.
– Даже Лола неверяще посмотрела на Ограничителя.
– Однако сначала сыграем. Мы завяжем господину писателю глаза. Доктор Константин в течение пяти минут меняйте наших дорогих гостей местами. – Повисла тишина. Алекс сжал виски руками.
Глава 41. Сделка
Больно. Больно. Как же больно. Не показывай. Не смей. Он ничего не увидит. Откуда я знаю? Всегда была излишне проницательна. Сейчас. Сейчас. Нужна минутка. Всего минутка. Я только посижу чуть-чуть. Как же жжет. Точно проглотила уксус. А уж лучше бы так. Будто со стороны себя вижу. Прямая спина. Руки на коленях. Ладони ледяные. Жесткая линия рта. Даже уголок не дрогнет. Никогда не любила сцен. Настоящих. В выдуманных все гораздо проще. Для меня. Персонажи корчатся, вопят от боли душевной или физической. А я лишь смотрю ровным взглядом, как слова выбегают из-под пальцев, разрушая чьи-то жизни. Или даруя? Не знаю. Кто я такая, чтобы знать? Неудачница, которая даже мужа удержать не в силах, чей сын разрывается между отцом и матерью? Полюбуйся же на себя со стороны. Вроде бы, все, как подобает. В рамках. К черту их. Если бы я только заметила тогда безумие в своих глазах. Никогда бы не сотворила такое. Еще и Данко впутала. Бедный мой мальчик. Как же он справится со всем этим? Как он справится с нами?
* * *
– Итак, господин писатель, назовите счастливый номер? – Ограничитель нехорошо улыбнулся. Щеки его порозовели, губы не покидала глумливая ухмылка. Он совершенно не был похож на привычного Филиппа, холодного и сдержанного. Этот человек был полон страсти. Черной и злой, такой, что копится годами, разъедая либо хозяина, либо уничтожая всех вокруг, стоит ей вырваться на свободу. Страсть пьянила Филиппа. Хотелось увидеть кровь на руках. Хотелось обладать женщиной. Позже. Он получит ее так или иначе. Данко невидяще смотрел в пустоту перед собой.
– Называй! – Прорычал Ограничитель.
– Как я могу быть уверен, что не будет подмены? Ты ведь наверняка уже придумал, кого бы хотел видеть в качестве жертвы?
– Ох, господин писатель, мне абсолютно безразлично. А Вам? Неужели Вы превратите в студень мозги старого профессора, не моргнув глазом, лишь бы спасти драгоценную Лолу? Или без сожаления уничтожите ум женщины, которая вырвала Вас, незнакомого мальчишку из лап ограничителей? А может быть, хотите отомстить мадам Повереску за излишнюю… Хм… Настойчивость? – Ограничитель захихикал.
– Прекрати кривляться, Филипп.
– Алекс, что за фамильярность? Но так и быть, прощаю. Мы ведь скоро станем добрыми друзьями. Твоя покойная матушка удивилась бы, услышав нашу историю.
– У нас с тобой нет ничего общего, бездушный ты ублюдок.
– Ну что ж, посмотрим, где твоя душа, Данко. Говори. Там за перегородкой твоя союзница, – выплюнул Ограничитель, – она и проследит, чтобы все было честно, да, доктор София?
– Как скажете, Филипп.
* * *
– Скажи, Филипп, скажи, что мне делать? Ведь ты всегда умел рассуждать бесстрастно.
– Даже не знаю, стоит ли воспринимать это как комплимент из твоих то уст? – Человек в сером пиджаке горько улыбнулся. – Ты знаешь, как я к тебе отношусь, Психея. И к нему.
– Я люблю его, Филипп, у нас семья. Сын! Как он мог так поступить с нами? – Я предупреждал, что твой муженек тот еще эгоист. Ты никогда меня не слушала, не послушаешь и теперь.
– Нет, нет, Филипп, я в отчаянии. Мне нужен совет. Твой совет.
– Вот как? Дай подумать. Ты не готова следовать голосу рассудка и не поступишь так, как на твоем месте поступила бы любая другая женщина, обиженная изменой мужа.
– И как бы она поступила?
– Ушла бы от него. И постаралась бы пережить предательство. Но ведь мы говорим о тебе? Я бы предложил отомстить, хоть ты и не станешь. Не потому, что ты такая добрая и хорошая. Нет, Психея, я успел понять, что ты не добрая и не хорошая. Ты до конца будешь держаться за свое самолюбие. Ты сделаешь все, чтобы он остался с тобой. Не так ли?
– Ты хорошо меня знаешь, Филипп.
– Я так и думал. Тогда, выход один. Напиши сказку. Как ты умеешь. – Психея задумалась.
– Цена будет очень высока. Когда Душа оговаривала условия, упомянула, что нельзя использовать дар в корыстных целях.
– Брось, Психея, это лишь глупая легенда. Ты что, безраздельно веришь им? – В эту верю.
– Тогда сложнее. Хотя, лазейку можно отыскать всегда, тебе ли не знать? Ты как-то упомянала, что способности передались вашему сыну, так используй его.
– Данко?
– Старая сказка не накажет невинного несведущего мальчишку, раз ты в это веришь. К тому же он станет твоей страховкой. В любом случае, ты говорила, что пойдешь на все. Так иди. – Лицо Филиппа ничего не выражало, но внутри на минуту потеплело. Сгусток чего-то темного будто улегся в животе. Человек в сером пиджаке попрощался и вышел. Психея задумчиво разглядывала макет построенного Артуром здания для изучения истории, который гордо красовался в гостиной. Затем коротко кивнула, поднялась и отправилась искать сына.
* * *
– Шесть. – Выдохнул Алекс и откинулся на спинку стула.
– Это число что-то значит для Вас, господин писатель?
– Нет. Не тяни время, Филипп.
– Какой-то ты сегодня скучный. Значит, решил довериться случаю?
– Не твое собачье дело.
– Как грубо! Ну что ж, господин интеллигент, будь, по-Вашему. Доктор София, кто прячется под роковой цифрой шесть?
– Алекс, мне жаль. – Послышалось из-за перегородки.
– Константин, убрать. – Стена тут же стала прозрачной. Алекс пристально посмотрел в глаза Лолы и уронил голову на руки. Ограничитель рассмеялся. – Сегодня точно мой день.
* * *
– Пап, когда встречу свою любовь, как я пойму, что это и правда она? – Артур закашлялся и отложил трубку.
– Не рано ли ты готовишься, сынок?
– А вдруг потом будет поздно? – Данко хитро посмотрел на отца.
– Кажется, я знаю, в кого ты такой остроумный. – Артур привлек к себе сына. – Так что, уже есть подозрения?
– Нууу… Не совсем. Просто мы с мамой пишем одну сказку. Про Амура и Психею. – Артур напрягся. – Да не волнуйся, пап, мы просто развлекаемся. Так вот, мне стало интересно, как Амур понял, что влюблен?
– Стало быть, про Психею ты спрашивал у матери?
– Нет еще, сначала у тебя решил спросить. Ты же мужчина, нам влюбиться сложнее. – Артур усмехнулся.
– И с чего ты так решил?
– Женщины, они более эмоциональны, чувствительны, как будто ты не знаешь, пап? – Данко смутился и уже пожалел, что вообще начал разговор.
– Я хотел услышать твое мнение.
– Не смейся!
– Ну что ты? Не буду. Дело то серьезное. – Артур с нежностью взглянул на сына. – А ты подрос. Конечно, еще недостаточно, чтобы влюбиться крепко, но как знать. У тебя очень чуткое сердце, Данко, слушай его.
– Очень размытый совет, пап.
– Хорошо. Думаю, это случится утром.
– Почему утром?
– Ну вечером ты можешь быть усталым или начнешь думать о разных пустяках, вроде того, отправиться в кино или выпить с друзьями в ресторане… А утром твой взгляд будет свеж. Небо будет ясным. Ты посмотришь, ну… например, на мост. А там Она. Ветер будет играть с ее волосами. И она будет прекрасна. Ты сразу поймешь, что это любовь. Таким как ты, Данко, нужен только один взгляд. Ты не сможешь сначала дружить потом любить, или сначала… Хм, неважно, что-то я увлекся. Твоя любовь Данко начнется с первого взгляда. А закончится… Она никогда не закончится.
* * *
Папа… Как же ты был прав. Один лишь взгляд. Алекс отнял руки от лица. Я не смогу, не смогу, не смогу. Что бы ни потребовал этот жестокий ублюдок. Убьет семерых? Из-за меня? Я не смирюсь, каков бы не был финал. Значит? Значит… «Дважды забыв, потеряет способность чувствовать». Давай, Данко, пора вырвать сердце из груди. Может быть, я еще и ослепну, оглохну, потеряю нюх и осязание. И к лучшему. Писать я тогда точно не смогу.
* * *
– Артур! Артур, милый, что с тобой?
– Все в порядке, Клара, просто сердце немного колет. Сейчас посижу и пройдет. – Артур откинулся на диванную подушку. Грудь сдавило так, что каждый вздох сопровождала резкая вспышка боли, но Кларе об этом знать не следовало. – Принеси, пожалуйста, воды. – Странное чувство. Еще минуту назад он был полон нежной силы, необыкновенного трепета, который охватывал его всякий раз, стоило им с Кларой оказаться вдвоем в ее полутемной гостиной среди мягких ковров и гипсовых статуэток. Он встретил ее на ежегодной выставке в Доме архитектора. Клара занималась скульптурой. Гибкое тело, длинные пальцы. Артуру нравилось смотреть, как она работает. Иногда Клара сама напоминала ему изящный образчик руки какого-нибудь гения из города Гюставовой башни. Во рту пересохло. Хотелось пить и почему-то домой. С какой любовью он обставлял их дом. Супружескую спальню, комнату Данко. В последнее время он жил в гостевой. Почему? Что я делаю среди этих безвкусных ковров? В объятиях чужой женщины? Мне нужно к сыну… К… Я ведь больше не люблю Психею? Или все же люблю? В голове шумит. Но хотя бы сердце успокоилось. Я могу вздохнуть. Я могу.
* * *
Алекс шумно вздохнул. Взгляд его по-прежнему не отрывался от Лолы. Жадно скользил по лицу. Душа моя. Anima Mea. Он вспомнил, как бродил рядом с пристанью перед занятиями. Было утро. И Ветер только что распрощался с Зарей, а теперь торопливо разгонял облака, как обычно, спеша на тайное свидание с Рекой. И незнакомка парила по мосту, невыносимо воздушная, с ног до головы укутанная золотыми лучами. Вспомнил, как кольнуло сердце, вспомнил свое удивление. Ну надо же, сбылось. А он то думал, отец посмеялся над ним. Ему даже не нужно было видеть ее лица, чтобы знать. Это Она. Только бы догнать… На следующий день он ушел от доброй Анны человеком без прошлого, чтобы не навлечь беду на них с внуком. – Алекс незаметно кивнул Гесину. – Не подведи. Прочел по глазам. – Сделаю. – Впервые не увидел страха во взгляде старого профессора. Это был их старый секрет. Когда Алекс еще помнил мамины сказки. Душа моя. Animа Mea.