Егор Викторович Ивойлов
Глаза их полны заката, Сердца их полны рассвета
Глава 20. В Индии мысли материализуются.
И как мир этот развертывается для него, так, свертываясь, снова он возвращается к нему, подобно становлению добра через зло, подобно становлению цели из случая.215
С тихим скрипом открылась дверь Алисы.
– Доброе утро – сказала она, спокойно и задумчиво.
– Как себя чувствуешь, выспалась?
– Кажется да.
Алиса выглядела немного уставшей, но Глеб еще не видел, что бы ее глаза так сияли и казались такими большими. Она двигалась гибко, мягко и красиво, как животное. Алиса была одета в короткое, черное платье, самого простого кроя, перевязанное веревкой на талии.
– Отлично выглядишь сегодня! Чем займемся?
– Глеб, к сожалению, сегодня ничего не выйдет.
Глеб совершенно не так представлял себе развитие событий и смотрел на Алису непонимающим взглядом, стараясь найти подходящие слова.
– В каком смысле?
– Сегодня я занята.
– Чем таким важным может быть занят человек в Арамболе? – Глеб подсознательно пытался изобразить шутливый и безразличный тон, но получалось очень слабо – он был сбит столку и не успевал сориентироваться.
– Сегодня я должна кое с кем встретиться, и кое-что сделать, не могу рассказать.
– А ты можешь перенести на другой день?
– Нет, не могу – она, как показалось, Глебу несколько насмешливо улыбнулась – Считай это деловым свиданием.
Глеб, на мгновение, потерял способность произносить слова. Он не верил ни одному ее слову. «Похоже догадывалась, что я буду ее ждать, но не потрудилась даже придумать ничего правдоподобного. Просто не хочет, вот и все». Он расстроился, как капризный ребенок и был не в силах контролировать эмоции, которые моментально отпечатались на его лице.
– Что ж, хорошо, понял тебя. Хорошего дня – он злился на себя и на нее, моментально утратив способность к логике и критическому осмыслению реальности.
Алиса смотрела на него испытывающее, с каким-то материнским разочарованием, словно на ребенка, которому следовало бы надрать зад.
– У меня есть еще немного времени, я договорилась на два часа. Можем сходить позавтракать вместе.
– Я уже завтракал.
– Ты пойдешь со мой, или нет?
– Хорошо, – нехотя выдавил из себя Глеб, чувствуя пустоту, разливающуюся где-то внутри.
Они молча шли по знакомой дорожке на пляж. Где-то там гремело вечное и неизменное море, с безразличием взирающее на человеческую суету, такую глупую смешную и мелочную, особенно комичную на фоне раздутого самомнения и гордыни.
– Может прогуляемся до Свит лейка? – спросила Алиса.
Глеб промолчал, но, все-же пошел за ней.
Они шагали по шумной улице, которая скорее, напоминала узкий проход между вешалками в магазине одежды. Всюду свисали пестрые тряпки, и шумные торговки тыкали ими прямо в лица, проходящих мимо. Алиса, иногда останавливалась, с интересом перебирая одежду, азартно торговалась, но всегда проходила дальше ничего не купив.
Когда торговые ряды остались позади, Глеб и Алиса оказались на небольшом и уютном пляже, окружённым почти отвесными скалами и густыми зарослями леса. Буквально, в сотне метров от моря искрило синими бликами прекрасное голубое озеро, окруженное, непривычно низкими пальмами.
Алиса остановилась и подняла с земли крошечный зеленый кокос, размером с апельсин.
– Послушай, как пахнет! – она с удовольствием принюхалась и протянула свою находку Глебу.
– Я не чувствую никакого запаха.
– Нет же! Пахнет кокосовым маслом! – она оставила плод в руках Глеба и пошагала дальше.
– You can't walk here!216 – из-за деревьев выбежал индус, протестующе размахивая руками
– Then why are there sun loungers here?217 – почти смеясь обратилась Алиса к охраннику.
– One hundred rupees, one hundred rupees!218
Не стали торговаться, или спорить, а молча развернулись и пошли в стоящее неподалеку кафе.
– Отличный день, тебе не кажется? Жаль, что я должна уйти.
– Может расскажешь с кем встречаешься? – Глеб и сам чувствовал, как глупо прозвучал его вопрос, но почему-то все-равно задал его.
– С одним знакомым.
Алиса, что-то продолжала весело говорить и рассказывать, но Глеб больше не слушал. «Знакомым»! Его, почему то, как молнией прошибло, после этого слова.
«Ничего удивительного, уже три месяца она живет в Гоа, конечно есть люди, которых она знает гораздо лучше меня. С кем-то же она проводила все это время, скорее всего встречалась и любила». Глеб снова проваливался в бездну рефлексии. Ему казалось, что Алиса держит его, как «запасной аэродром», а в это время сама бегает на свидания к какому-нибудь местному укурку, или йогу. Казалось, эта версия все объясняла. Глебу даже стало жалко девушку: видимо, кто-то с ней просто играет, или уже наигрался». Глеб и сам не знал, почему так расстроился. В конце концов, они были знакомы всего пару дней и, если подумать, совершенно не подходили друг другу.
– Слушай Глеб, давай завтра встретимся, если хочешь? – спросила Алиса.
– Да, что-то я уже устал от Индии, думаю смотреть билеты назад. Так, что не уверен, что получится. Может, завтра буду собираться домой.
Глеб сказал и ему сразу стало стыдно за эти слова. «Что за бред ты несешь. Тридцатилетний мужик, а ведешь себя как школьник» – промелькнула мысль в его голове.
– Ладно, мне пора. Хотя бы позвони перед вылетом. Увидимся! –сказал Алиса и ушла.
Глеб тоже не смог долго сидеть за столом. Ноги несли его куда-то. Он искупался, посидел в шезлонге, ходил по пляжу. В какой-то момент, стал думать о том, насколько-же Гоа унылое место. Мутное и какое-то совершенно невыразительное море, которое плавно переходит в нескончаемые оранжевые пески. В воздухе постоянная дымка, в которой висит фонарь солнца, подрагивающий как мираж. Глеб, вдруг, вспомнил, что ни разу не видел прозрачного голубого неба – все вечно закрыто этом маревом, словно дымовой завесой, как будто жгут огромную свалку! «А еще нестерпимая, выжигающая духота! Как же трудно дышать».
Похоже, что Гоа- это не место, а состояние души – усмехнулся про себя Глеб. Иногда, это огромная пустынная дорога между морем и джунглями, которая погружает человека в состояние ленной безмятежности и вселенского единения. Иногда, Гоа похож на шабаш ведьм, тогда возгораются костры и тени танцующих людей, начинают мелькать в листве пальм. Электронная музыка погружает мир в первобытный, мистический транс, превращается в образ жизни, меняет сознание и мышление.
К Глебу пришло осознание, что у человека нет ничего, настоящего: ни вещей, ни времени, ни смысла, но ничего из этого и не нужно, чтобы быть частью вселенной, чтобы созерцать, чтобы идти по линии моря, чтобы улыбнуться незнакомому человеку, чтобы любить. Удивительно, но в Гоа нет ничего особенного: нет белоснежных пляжей, бирюзового прозрачного моря, нет услужливой прислуги, и изысканных ресторанов. В Гоа потрепанные домики, сделанные из того, что оказалось под рукой и бродячие собаки. В Гоа море улыбок, вездесущая красная пыль и крышесносные закаты.
Вечером, как всегда, люди, словно светлячки заполнили бесконечные пляжи, привлеченные красным заревом заходящего солнца. Кто-то устроился за столиком кафе, закапав ноги в прохладный песок, кто-то устало уселся почти у самой кромки воды, кто-то просто неспешно шел вдоль береговой линии. Алое солнце плавно опускалось за горизонт, окрашивая небо и облака невообразимыми цветами до тех пор, пока не утонуло в море, отразившись последней вспышкой в сотнях загипнотизированных глаз. В наступившей тьме, люди еще долго смотрели в задумчивости, на подрагивающие огоньки свечей, которые ленивые официанты выставили на столики. В это мгновение, каждый, ощутив свое одиночество, хотел придвинуться ближе к сидящему рядом, перед тем как окунуться в безумный океан, набирающей обороты ночной жизни.
– Привет. – написал Глеб Алисе
– Добрый вечер.
– Ты еще не вернулась домой?
– Наверное, часа три назад вернулась.
– Чего не написала мне?
– Ты же сказал, что улетаешь? – Алиса поставила штук десять насмешливых смайликов.
– Пожалуй, еще останусь ненадолго. Пошли поужинаем?
– Зайди за мной.
***
Алиса думала об очищении через страдания и молитвы. В тот вечер вспомнились одиночество и скука, порой поглощавшие ее. Теперь все было в прошлом. Мать Индия приняла ее полностью, даровав свободу и долгожданное состояние благости. И это неописуемое наслаждение и пребывание в моменте вне зависимости от обстоятельств, времени суток, зачёркивающее любую надобность в чем-либо. И прямо в эту минуту, находясь в самом простом индийском номере, смеясь как дитя, купаясь в невероятной, густой как молоко энергии, она вспоминала зачем приехала. На самом деле, все складывалось с самого начала ровно так, как и должно было.
«Как я же я была дура, что не замечала! Здравствуй Бог мой! Единый, но разный – вне времени и пространства. Необъятный, ты в сердце моем весь. Спасибо, что ты есть!»
Алиса посмотрела на свое отражение в зеркале. Какое-то мгновение, и по лицу пробежала легкая тень. Алиса вспомнила прошедший день. Вспомнила как шла по песку к одинокому столику и сидящему за ним человеку. В сердце не было ни печали, ни злости, лишь легкое волнение и жалость. Алисе, действительно было жалко сидящего перед ней юношу: худого, слабого, безликого, одинокого. Они о чем-то говорили, он что-то рассказывал, хвастался, просил. Алиса что-то отвечала, молчала, слушала. Потом протянула ему конверт, с двумя тысячами долларов.
– Я прощаю тебя. – сказала она и ушла, оставив Диму одного.
На самом деле, Алиса точно не помнила произнесла ли она эти слова и кому они были адресованы. Возможно, человеку за стоиком, возможно самой себе.
Алиса подумала о Глебе. «Кажется, я ему нравлюсь» – это хорошо – «Он сильный. Он неприлично здоров. Его энергия неиссякаема: идти, бежать, ждать – ему не трудно. Ему ничего не трудно. Переполнен жизнью. От избытка энергии готов бить кулаками в стену. Готов сломать все на пути. Алиса была уверена, что у него постоянно чешутся кулаки. Еще у него бесстрашный, любопытный, въедливый ум. Ему не бывает скучно, или одиноко, ему всегда интересно в мире. Он не верит ни во что: ни в судьбу, ни в гороскопы, ни в знаки. Полагается только на себя. Бросает вызов даже Богу. Гордый. Да, мне нужен именно такой.»
***
Раздался стук в дверь. Алиса открыла, перед ней стоял Глеб, занимая почти весь дверной проем.
– Я хочу танцевать, поехали в Ашвем – сказала Алиса.
Глеб кивнул.
На небе была огромная луна. Наверное, из-за нее все казалось немного потусторонним, в ту ночь. Океан и пляж поблескивали мистическими, синими исками. Все казалось тенями оживших, звероподобных богов. Как-то незаметно, людей вокруг становилось все больше, пока Глеб и Алиса не оказались в танцующей толпе.
Она взяла его за руку и влекла все дальше, в самое сердце безумного шабаша. Люди словно загипнотизированные кобры извивались в мерцающем свете и сизом дыме толи марихуаны, толи собственных испарений. Все под электронные звуки черных машин, приводимых в действие безумными ди-джеями.
Никогда больше в жизни Глеб не видел ничего красивее танцующей Алисы. В ее расширенных зрачках был целый космос с мерцающими звездами и кометами. Он больше не мог и не хотел смотреть никуда кроме, как в эту бездну, будто впитывающую весь окружающий мир, со всеми людьми, песками и океаном. Глеб тряхнул головой, словно пытаясь прогнать наваждение, но мираж не испарился. Где-то там, он видел свою душу, свободную от воплощений, парящую в пространстве без времени.
Люди вокруг казались тенями, которые пытались ухватиться за мгновение, удержаться за жизнь. Если не получится, то ко крайней мере, забыться, отрешиться, одурманить себя. Он посмотрел на Алису. Она ни о чем не думала, просто танцевала. Глеб чувствовал себя то старым и потрепанным, то ребенком. В памяти, или в толпе вспыхивали почти забытые лица, обрывки фраз. Воскресали юношеские мечты и детские сновидения. Где-то во тьме и музыке, тонуло циничное, надменное, разочарование зрелости и вспыхивало почти забытое ощущение непредсказуемости и неповторимости жизни.
Вечеринка набирала обороты. В черное небо взвились снопы почти белого пламени и появились женщины с факелами. Они закружили в дьявольском танце, и огни в их руках слились в единый поток, который выхватывал из тьмы блестящие от пота изгибы полуобнаженных тел. Толпа взвыла от наслаждения и сотни раскрытых ладоней устремились к небу, словно в языческой молитве, которую каждый человек, все еще носит в своей генетической памяти.
Это был бал у князя тьмы. Казалось, вот-вот из тропического леса появится Маргарита в сопровождении огромного кота, и толпа воскликнет «Я восхищён!», потом послышатся еще голоса:
«– Я в восхищении, – монотонно пел Коровьев, – мы в восхищении, королева в восхищении.
– Королева в восхищении, – гнусил за спиною Азазелло.
– Я восхищен, – вскрикивал кот.»219
Алиса поднялась на кончиках пальцев и обняла Глеба за шею:
– Может Уйдем от сюда? – она шепнула ему на ухо. Глеб кивнул.
Отходили все дальше от музыки и лучей света, рассекающих тьму. Вечеринка превратилась в отдаленное эхо и зеленоватое зарево, мерцающее на горизонте.
– Как странно, все происходит – Глебу захотелось все рассказать, только не было достаточно сильных слов.
– Что тебе кажется странным?
– Ты не чувствуешь, что в есть какое-то внутреннее напряжение, загадка? Что наша жизнь – это предельное напряжение в борьбе над пропастью. И результат известен заранее. Поэтому, так смешны мы в своей борьбе. Как глупы наши страхи и надежды. Помнишь бедного Йорика? Гамлет его знал, обнимал, любил и вот теперь держит в руке жалкую кость. Как? Как это могло произойти? Куда все уходит? Какая чепуха все деньги мира и вся власть. Все для самоуспокоения, чтобы выкинуть мысли из головы, чтобы не думать. Почему все разрушается, почему здоровое превращается в прах? Как умирают человеческие чувства? Куда движется время? Вот мы же здесь. Стоит только моргнуть, и мы уже в другом времени, обстоятельствах, с другими людьми. Даже наши тела уже другие. И тоска все сильнее по каждой ушедшей любви, по собственному угасающему разуму, иссякающей силе, воле, вянущей красоте. Это трагедия человеческой жизни …
– «Так создан мир: что живо, то умрет и вслед за жизнью в вечность отойдет»220 Алиса процитировала Гамлета и усмехнулась – Почему тебя так беспокоят картинки, которые прямо сейчас проносятся перед глазами? Подумай об этом, как об очень интересном фильме. Закончится этот, начнется другой, не о чем переживать. Быть может, будет даже лучше.
– Как же я смогу посмотреть новый «фильм», если мой мозг сожрут черви?
– Мозг сожрут, а сознание останется.
– Где оно остается? Человечеству, конечно, пока не удалось понять, что такое «сознание». Но кажется вполне очевидным, что оно может существовать только в мозге.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что твое сознание – это уникальное явление природы, которое появилось однократно за все время существования вселенной? Миллиарды лет не было, потом появилось на секунду и опять пропало на целую бесконечность времени. Почему тогда, не появляется уникальных молекул, звезд, комет? Почему все звезды одинаковые, а ты один уникальный? Это все равно, если бы астрономы миллиард лет смотрели в телескоп, наблюдая звезды и планеты. Потом, неожиданно, на небе появился бы чайник и так же неожиданно исчез, навсегда. Разве такое возможно?
– Проблема в том, что ничего уникального в моем сознании нет. Вокруг полно других людей с сознанием. Как и полно одинаковых молекул и звезд. Молекулы тоже появляются и исчезают. Ничего в этом нет необычного.
– Но твое же сознание одно! Оно отличается от всего, что есть в мире. Это единственная вещь во вселенной, которая не имеет копий. Как ты не можешь понять? То, что именно ты осознал себя – это уникальное явление и оно не может никуда исчезнуть.
Глеб задумался. Возразить ему было нечего.
– Сознание – это вселенная, которая смотрит на себя из какой-нибудь оболочки. Оболочка умрет, но вселенная же останется. Поэтому, в мире есть только одно сознание – твое. Объясни, как так получилось, что миллиарды лет во вселенной не было сознания. Потом оно появилось, по необъяснимой причине, и вновь исчезло.
– С чего ты взяла, что сознание, это вселенная?
– Ну, а что еще это может быть?
– Тогда другие люди кто?
– Я точно сама не знаю. Может быть они лишь иллюзии. Хотя, скорее всего, это ты и есть в прошлых и бедующих своих перерождениях. Время же относительно. Иногда, ты перерождаешься в прошлом, иногда в будущем, или в других измерениях. Я не знаю, мне все равно. Хочешь поцеловать меня?
-Хочу.
***
Когда они мчали домой на старом байке, где-то вдали, небо уже светлело. Серебристый туман медленно выползал из тропического леса, окутывал дома и припаркованные автомобили.
– Устала?
Алиса покачала головой и улыбнулась.
– Может перекусим где-нибудь?
– Давай потом…
Они подошли к лестнице своего гест хауса. Он казался призрачным островом среди каменного потока домов. Кроны пальм слегка покачивались на фоне голубого неба и нарождающегося дня. В сгустившейся мгле горели редкие фонари, которые подрагивали оранжевыми нимбами и создавали сказочную игру света и тени.
Огромный жук, опьяненный ароматами утренних цветов, грузно вылетел из тропической листвы, чтобы неуклюже удариться о стекло. Туман изменил весь мир, казалось, что все предметы парят над землей. Гостиничный дом, проплывал мимо, словно океанский лайнер, сверкая иллюминаторами своих кают. Увлекал за собой шпили индуистских храмов, которые превращались в треугольники парусов, наполненные серебристой дымкой мглы. Постепенно, весь посёлок сдвинулся с места и, казалось, отчаливал по направлению к открытому морю. Вот только кораблей не было. Все тонуло. Время умерло.
Глеб и Алиса молча сидели рядом. Все казалось иллюзорным, и касаясь друг друга они держались за ускользающую реальность, словно утопающие за последний обломок мачты. Глеб посмотрел в глаза Алисе и увидел отражение восходящего солнца, вспыхивающего языками пламени.
– Сядь ближе, – сказал Глеб и притянул ее к себе, обнимая за талию.
Алиса повернула к нему лицо и улыбнулась. Ее губы были полуоткрыты и зубы поблескивали жемчугом. Карие глаза смотрели в упор, но, казалось, не были сфокусированы ни на чем. В них, все еще горел огромный шар раскаленной звезды с протуберанцами, и подвижными кляксами солнечных пятен, на фоне черного, вязкого космоса. Шелест листвы, стрекотание насекомых, и даже туман – все растворялось в ее глазах.
Казалось, что вся вселенная, со всеми звездами, астероидами и кометами были лишь шестерёнками, вращение которых приводит в движение безграничный и вечный механизм, который каждый осознает, как «я». Или не каждый! Есть только одно «Я» и несчетное множество его перерождений, которые существуют все одновременно, но воспринимаются последовательно. Как же все просто! Здравствуй мое прошлое «я», или мое будущее, или настоящее, все безразлично. Как же забавно люди любят и ненавидят, боготворят и насмехаются. Проходят с безразличием и оборачиваются, встречая самих себя в прошлых и будущих воплощениях и не понимают этого. Вернее, Я не понимал этого!
Потом, когда Глеб вспоминал произошедшее, ему казалось, что рваные клочья тумана клубились вокруг ее волос. Лицо Алисы искрилось лаской и нежностью, красивое, божественное, лучшее и незабываемое. Оно расцвело в мистической тишине, никогда не спящего Арамболя, склонилось, приблизилось, огромные глаза разглядывали Глеба, гипнотизировали, заполняли все вокруг, с серьезностью, надежной, будто вопрошающе, потом медленно закрылись, сдались. Глеб поцеловал ее.
Они сидели довольно долго. Едва касаясь волос, пробежал легкий ветерок, оставивший несколько крупиц солоноватого, морского песка на губах. В косых лучах света, ниспадающего сквозь пальмовые листья замелькали длинные тени. Глеб услышал скрип двери, шаги и невнятное бормотание. Он поднял голову и увидел молодого и грузного американца, снимавшего соседний номер:
– Please help me!221 – с отчаяньем в голосе проговорил американец. Его ошалевшие от страха глаза блестели на огромной голове с длинными, светлыми волосами.
– What's the matter?222 – спросил Глеб, поднимаясь, но в тот же момент, заметил, что мягкие, пухлые руки парня висят плетьми вдоль его рыхлого тела. При каждом движении, они безжизненно ударялись о торс и все окружающие предметы.
Из номеров выходили люди. Кто-то вызвал скорую, кто-то усадил парня на стул и ласково поглаживал по сальной голове, успокаивая. Две симпатичные русские девушки, кормили его появившимися, от куда-то фруктами.
– My hands. Why I can't feel my hands?223 –все еще причитал толстяк, но уже без ноток ужаса в голосе, успокаиваясь.
«Ничего, отпустит» – с видом знатока констатировал немолодой, тощий мужчина с черной от загара кожей, раскуривая косяк. Становилось весело, люди улыбались и из тумана стали доноситься смешки и возгласы. Даже американец, казалось, больше не беспокоился о руках и улыбался от уха до уха, окруженный всеобщим вниманием и теплотой.
Потом появилась пара индусов-врачей, которые принялись деловито рассматривать толстяка.
– Что там? Что там? – по толпе пробегал шепот.
– Vegetarian?224 – спросил врач, заглядывая в глаза американцу
– Yes.225
– You don't have enough potassium.226 – констатировал доктор и полез в свою сумку.
«Калия! Не хватает калия, потому, что он не ест мясо» – кто-то перевел диагноз и люди сначала заулыбались, потом толпа разразилась шумом и смехом. Врач поставил укол и ушел. Американца похлопывали по плечу и обнимали, расходясь по своим номерам.
***
Она открыла дверь в свой номер. Утренний свет уже струился в помещении, создавая мягкие, неподвижные тени на стенах и потолке.
– Не обращай внимания, не убрано – тихо сказала Алиса.
Глеб помедлив вошел. В простой гоанской комнате почти не было мебели. В углу стоял синий шкаф с перекосившимися дверцами и старая деревянная кровать, выкрашенная в зелёный. Она была застелена пестрым постельным бельем, очевидно купленным на вечернем базаре Арамболя. Всюду лежали какие-то женские тряпки, косметика, книги и обугленные палочки благовоний.
В номере было душно. Пахло какими-то духами и эфирными маслами, солью, песком, фруктами. Глеб осматривал помещение. Жизнь казалась насмешкой над здравым смыслом. Сцены проносились перед глазами, сменяя друг друга самым неожиданным образом. Вспомнились женщины, которых он знал. Юные, беззаботные, веселые от любви. Мечтающие, живущие моментом, ощущающие безбрежный океан времени перед собой, жаждущие надышаться его ласковыми ветрами, жадно, эгоистично, суетливо.
Другие, как правило, уже немолодые, с обидчивым, истеричным и поверхностным умом. Делающие вид, что существует нечто более значительное, возвышенное, прекрасное, чем любовь и страсть. Глупо, отчаянно и нелепо манипулирующие. Спешащие подороже отдать свои вянущие тела. Прячущие первые признаки надвигающейся старости под вуалью из лжи высокопарных слов о морали, традициях и чувствах, для которых, якобы, не существует достаточно сильных слов.
– Странная у тебя обстановка – похоже на индуистский храм, который организовали в магазине косметики, или одежды – проговорил Глеб.
– Ничего странного. Пошли на балкон, тебе понравится. – Она взяла Глеба за руку и повела мимо хаоса своих вещей.
Где – то, между кронами пальм и крышами поселка искрилась гладь безмятежного моря, которое бирюзой мерцало в первых лучах солнца. Дома дрейфовали в утренней мгле, свозь шелест зелени и стрекотание насекомых.
– Подвинь кресла – мне нравится, иногда бывать тут и смотреть в даль.
Неспешные, синие волны наполняли воздух легкой свежестью и прохладой, которые сменялись лучащимся теплом, вздымающегося солнца. Где-то парили белые чайки. Иногда, они вскрикивали и падали, погружаясь в прозрачную воду. Хотелось бесконечно всматриваться в блики на воде и вслушиваться в шуршание волн о камни. Казалось, что воздух играл ароматами тропических трав и индийских специй. Неожиданно, направление ветра немного изменилось. Рябь на воде вспыхнула белыми искрами, заставляя прищурить глаза. Море принесло поток солоноватого воздуха с привкусом песка. По спине пробежали приятные мурашки.
– Как здесь хорошо и тепло. – прошептала Алиса, почти закрыв глаза.
– Тебе было холодно?
– Немного, я, вообще, не люблю холод, часто мерзну.
Глеб осмотрелся. На стене висел выгоревший на солнце, старый календарь с изображением синего бога и красивой, четырехрукой женщины с лотосами в ладонях.
– Это Шива и Парвати?
– Нет, это Вишну и Лакшми – весело сказала Алиса и заулыбалась – Она обещала своему мужу, что всегда будет рядом с ним во всех воплощениях и во всех мирах.
– Похоже парень попал! – тоже улыбнулся Глеб.
– А, по-моему, романтично.
Глеб смотрел на Алису. Она сидела рядом с ним и казалась бабочкой, которая случайно залетела в убогую, бессмысленную, земную комнату с потрескавшейся, от солнца и морской воды, мебелью. Было достаточно одного дуновения ветра, и она расправит крылья и взмоет к небесам, чтобы пересесть на плечо к синекожему, улыбающемуся богу.
Наползающий ото всюду туман густел в переулках домов и неухоженных арамбольских дворах. В сизой дымке притаилось невидимое и молчаливое прошлое, которое скребется в души людей, испариной и пустотой приходит в душные, одинокие сны. Грязными, пыльными клочьями оно превращает жизнь в бренность задумчивого бытия, в беспомощность, вспышки суетливой и расточительной активности, которая вязнет в смиренном безделье. Все это бесцельно и бесследно уходит в песок вечности, превращая все существование человека в фарс.
Почему жизнь не может быть захватывающей чередой приключений среди гор, или бескрайних равнин? Когда пароход с огромным гребным колесом скользит по полноводным, илистым рекам с крокодилами, окруженный тропическими лесами, которые мерцают глазами тигров и леопардов. Все вокруг яркое, неизведанное и понарошку опасное. Потом, в конце пути опускается занавес, отделяющий героев от быта, ежедневной рутины, разочарований совместной жизни и вязкой, уродливой, мучительной смерти. Глеб смотрел на Алису и думал о том, какой бы прекрасной могла быть их история, если бы гоанский рассвет длиться вечно. Хотя, разве может быть хорошей книга, если автору не хватает мужества вовремя ее закончить? Бесконечность превращает эмоции и мысли в жалкие тени, в бессмысленность и пустоту. Нет, у всего должно быть начало, и должен быть конец, иначе одушевленное перестает отличаться от неодушевленного.
Все звуки смолкли и мерцающий свет переливался в окне сквозь просветы листвы. Захотелось спать…
***
Алиса лежала рядом с Глебом на яркой подушке с изображением лилового слона. Она подняла руку, подставляя кисть ниспадающему лучу света, в котором кружили маленькие пылинки.
– Посмотри, как красиво…
Она привстала. Подставляя солнцу прищуренные глаза, обнажённые шею и грудь. Прозрачные пылинки закружили мистический танец в ее растрепанных волосах, чтобы осесть на белой коже. Все было каким-то замедленным, плавным.
– Обещай, что не обманешь меня – прошептала Алиса, сидя на коленях посреди кровати, голая, овеянная бледным, утренним светом, который делал размытыми очертания и границы.
-Обещаю.
Он лежал неподвижно и смотрел на нее. Все казалось ускользающим сновидением, которое может развеять малейший шорох, словно мираж.
– Ты похожа на индийскую богиню.
Она улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать Глеба.
– Ты должен меня любить так, как Богиню, иначе я умру. Богини живут только до тех пор, пока их любят.
– Я буду.
– Запомни это! Я умру.
– Не беспокойся, я буду любить тебя как богиню.
Алиса смотрела прямо в глаза Глебу. Ее лицо было настолько близко, что он чувствовал едва уловимое, горячее дыхание и щекочущие прикосновения волос. Казалось, что она боится.
– Тогда держи меня и не выпускай.
Глеб прижал ее к себе и поток времени закружился в водоворот. Все недавние воспоминания смешались, скомкались и перестали восприниматься как следы реальности. Они были вместе всегда и никогда, словно по ту сторону времени. Потом они уснули, иногда просыпаясь и смотря друг на друга, чтобы, потом вновь проваливаясь в сон.
***
Все наименования добра и зла суть символы: они не говорят, а только намекают, молча указывая. Глупец тот, кто в названиях ищет знания227.
Алиса спала, или нет? В голове был туман. Казалось, что и не было ничего. Все сон. Она не могла понять жарко ей, или холодно, хочет она спать, или бодрствовать, есть, или поститься, устала, или полна энергии. В теле не было сил, ощущения отключились, лишь покой. Что изменилось? В ней? В мире? Почему такого не было раньше? Или было, и забылось….
Конечно же, все уже было. Просто надо вспомнить. Как же хорошо… А он был уже? Да, он был всегда. Просто выглядел по-разному. Был младенцем и был стариком. Сейчас, что-то среднее. Не важно. В сто миллионный раз встретила его. В сто миллионный раз здравствуй мой Бог. В сто миллионный раз люблю тебя мой Бог. В сто миллионный раз прощай мой Бог. Хотя нет, до скорого… Мы должны будем расстаться с моим Богом, чтобы повстречать друг друга вновь. Будут другие тела, мысли, обстоятельства. Мы сами это придумали. Немного печально, но так надо. Иначе не будет разницы между светом и тьмой, жизнью и смертью, радостью и печалью. Вечность станет невыносимо однообразной, пустой, бесконечной. Дни сольются в однообразный поток, утратятся детали, ощущения, различия, новизна. Космос перестанет существовать…
Вот уже началось. Весь мир посерел. Силуэты утратили четкие очертания. Будто небо затянуло облаками. Осталось испепеляющее солнце. Сгоришь в огне и возродишься, чтобы вновь вспыхнуть прожорливым разумом в истлевающем теле. Бесконечность. Счастье, или проклятье?
Только его глаза и дыхание. Мать Индия материализует желания в тот же момент, когда они возникают. Как я сразу не заметила? Или заметила, но прошла мимо? Не помню. Демон. Сводит меня с ума. Как у него получается? Дразнит, как будто. Или это я его? Зачем? Так надо.
Ей было очень хорошо. Умиротворение. Она ни о чем не думала. Не мгла. Не хотела. Наверное, черви проживают так всю жизнь? Ведь у них нет разума. Неужели мысль – это всегда страдание, или беспокойство? Неверное, так. Все начинается с электрического импульса в мозгу. Он нарушает покой. Электрошок. Кнут, подгоняющий корову. Преумножающий знания, преумножает печаль.
Алиса не хотела, чтобы наступило завтра. Оно уже наступило – становилось жарко. Нет. Не буду спать, иначе будет завтра. Все станет прошлым. Поселится в голове. Исчезнет из мира. Как будущее. Мысли надсмехаются? Какая разница? Настоящее тоже только в голове. Все иллюзия. Есть только я и мой Бог. Мы снимся друг другу. Вечно. Какой сон будет в следующий раз? Где мы встретимся? Это наша игра. Иначе было бы скучно. Вечность в объятиях – это скучно. Мы разделяемся, чтобы объединиться. Создаем мир, чтобы разрушить. Рождаемся и умираем. Мы как закат и рассвет. Нет мы закат и рассвет. Все для нас и все мы.