Элтэнно. Хранимая Звездой
Аромат волшебства. Книга первая
– До сих пор спят? В такое-то время? – удивился маг. На часах была половина десятого.
– Им тяжело даётся утрата.
«Как и мне», – вскользь подумал Людвиг, но вслух сердито сказал:
– Я не могу больше ждать и обязан поговорить с ними. Через полчаса я должен быть в кадетском корпусе и после визита туда в дом уже не вернусь!
– Простите, Ваша милость, я сейчас…
– Нет. На это уже нет времени, – по новой глянув на напольные часы, с раздражением произнёс мужчина. – Я не могу ждать, пока они будут приводить себя в порядок. Это слишком долго. Сам поднимусь.
Виконт Даглицкий направился к лестнице, попутно замечая, как начала суетиться горничная. Её беспокойный вид показался ему странным, но сама Марина так ничего и не сказала, а ему некогда было размышлять над причинами её странного поведения. Хорошенько подумать вообще частенько времени не хватает. Многим. Однако, вскоре он сам понял, что к чему. Оказывается, дети не просто спали. Они спали на полу, забившись в самый дальний угол, и жались друг к другу, как зверёныши. Более худенький младший при этом крепко прижимал к себе игрушечного щенка, сделанного из фетра. Никакого спокойствия на детских лицах не было. Все их черты выражали тревогу, напряжение. Виктор даже дёрнулся словно в попытке куда‑то бежать и всхлипнул, на миг судорожнее сжимая пальцами игрушку.
Вид мальчиков тронул Людвига Пламенного до глубины души. Такие потерянные и беспомощные они не вызывали у него всех тех неприятных эмоций, что царили в нём доселе. Он мгновенно устыдил себя, что за все дни ни разу не пришёл к ним, будучи погружённым в собственное горе. Они вот открытку ему нарисовали, утешить хотели, а он… а он даже не вспомнил про них. Да и сейчас пришёл только чтобы известить о своём отъезде и строго‑настрого наказать вести себя подобающим образом.
– Простите, Ваша милость. Я хотела сказать… – начала шептать Марина, теребя в руках белоснежный накрахмаленный передничек.
– Выйдите.
Горничная беспрекословно послушалась. Людвиг тут же ухватил за спинку один из стульев, находящихся в комнате, приставил его ближе к детям и сел. Локти при этом он опустил на колени, а спину изогнул так, чтобы комфортно было упереть руками подбородок. В такой позе вопросительного знака мужчина сидел долго, не менее нескольких минут, и при этом внимательно смотрел на детей. В голове у него проносились сотни мыслей и десятки воспоминаний, которые могли помочь ему решить куда повернуть на тяжёлой развилке жизненного пути. Выбор был способен изменить его жизнь на долгие годы.
Что ему делать с пасынками?
Кому-то это обстоятельство может показаться странным – что тут обдумывать, если всё уже решено? Но в таком случае вспомните, что вопрос Сириуса ван Отто: «Ты решил, что будешь делать с мальчиками?», прозвучал крайне несвоевременно для столь чувствительного человека как виконт Даглицкий. И реши друг задать его не во время похорон, а хотя бы сегодня утром, то Людвиг объяснил бы, что тревоги ни к чему. Он как раз намеревался отправиться в какой‑либо пансион, интернат или тот же кадетский корпус. А всё из‑за того, что к мысли, как ему поступить, подошёл бы… он сам. Теперь же все эти учреждения (тем более, что помимо его желания уже существовала даже договорённость) казались ему навязанными со стороны. А как реагирует упрямый человек на всё навязанное? Отторгает. В результате лишь после долгих минут размышлений и существенных колебаний лорд Верфайер вышел из комнаты. Часы на первом этаже как раз пробили десять.
– Будьте любезны, – обратился маг к экономке, ожидающей его в холле, – сообщите мальчикам за меня, что я уехал. И не будите их. Пусть проснутся сами.
– Да, Ваша милость, – сделала книксен женщина.
– Это не всё. Возможно, я не успею вернуться так быстро как намерен, поэтому передайте господину Тихонову, что я велю ему приступать к занятиям сразу по окончании глубокого траура. Также, пусть он использует время до этого дня с толком. Для мальчиков необходима новая учебная программа. С наступлением августа Виталий отправится в королевский кадетский корпус, а Виктор в королевский интернат магии. Я бы хотел, чтобы они проявили себя достойно с самого начала обучения.
– Да, Ваша милость.
– В таком случае, всего хорошего. Если с детьми возникнут какие-либо проблемы, адрес лорда Сириуса Ван Отто у вас есть.
Оставив такие распоряжения, Людвиг Пламенный мельком глянул на часы и хотел было выйти из дома, как вдруг зазвенел дверной колокольчик. Он с удивлением перевёл взгляд на дверь. Кто бы это мог быть?
Дворецкий, как и положено, впустил гостя. Но от вида человека, решившего его навестить, лицо мага выразило искреннее удивление.
– Ваша светлость? – глядя на мужчину, лет эдак сорока, даже выговорил он помимо своей воли. Но тут же опомнился и, следуя этикету, произнёс. – Моё почтение.
Кого-кого, а милорда Дональда Дэ Воррингтона – маркиза Астонского и вкупе с тем министра по внешним связям Ортланда, Людвиг Верфайер никак не ожидал увидеть. Они были малознакомы. Честно говоря, кроме краткого представления на пикнике у Верховного судьи и последующего затем обмена не самыми вежливыми фразами, никогда ни до, ни после они не общались. На похоронах Мари этого человека не было.
– И вам моё почтение, лорд Верфайер, – вежливо отозвался гость, после чего насторожился. – Я вижу, вы собираетесь уходить, но могу я попросить вас уделить мне самую малость вашего времени?
– Разумеется. Прошу вас.
Он указал ладонью на дверь кабинета. Маркиз снял с себя высокий цилиндр и, опираясь на изящную дорогую трость, последовал куда было предложено. При этом взглядом он обвёл убранство дома и едва заметно поморщился. И всё же на дальнейшей его речи впечатление от увиденного им жилища никак не отразилось. В кабинете милорд Дональд Дэ Воррингтон хорошо поставленным голосом произнёс:
– Прежде всего, позвольте мне принести мои соболезнования. Потеря близких – это всегда тяжёлая утрата.
– Благодарю вас, – коротко ответил Людвиг, которого от подобных слов уже не подташнивало, а прямо-таки тошнило. – Желаете присесть?
– Нет, спасибо. Дело, по которому я здесь, не позволяет мне воспользоваться вашим гостеприимством в полной мере. Видите ли, после событий на пикнике я до последнего был уверен в невиновности своих детей и оттого позволил себе публично не очень-то лицеприятно высказаться о вас и ваших мальчиках. Даже не единожды. И всё же вчера мне стал известен истинный ход событий, – признание явно давалось маркизу нелегко. Он буквально-таки вынуждал себя произносить каждое слово, и Людвиг с интересом прислушался. – Это ужасное… недопустимое для воспитанного человека деяние! Не знаю, будет ли вам легче от того, что Арно и Елизавета наказаны должным образом не только за своё отвратительное поведение, но и за ложь, которой они намеревались прикрыть свои бесчестные поступки, но я в любом случае прошу вас принять мои извинения за произошедший скандал.
Подобное признание глубоко шокировало Людвига. До сей поры он ни разу не усомнился, что в событиях того дня были виноваты исключительно его пасынки. Поэтому ему было сложно не спросить.
– Погодите, ваша Елизавета действительно толкнула Виктора в спину?
– Да, – аж побледнел маркиз от того, как ломал свою гордость. – И Арно в самом деле первым начал недостойно обзывать их.
– Я потрясён, – признался Людвиг и тут же поспешно пояснил. – Простите, я не имел в виду, что потрясён поведением ваших детей. Я просто… просто считал это событие последней каплей. Из-за него я едва не отправил мальчиков в пансион. Благие боги, если бы не смерть моей жены, так бы уже и было!
Он не выдержал потрясения и сел в кресло. Ведь правда, вина пасынков виделась ему неоспоримой. Это же отвратительные, мерзкие, невоспитанные крестьянские мальчишки! Только такие как они могли додуматься до таких поступков. А оказывается, что нет. Оказывается, что благородное семейство Де Воррингтон могло вести себя ничуть не лучше.
– В таком случае, я вынужден просить вас принять мои более глубокие извинения.
– Что вы? Я благодарен, что вы рассказали мне правду.
На этой ноте мужчины попрощались. Милорд Дэ Воррингтон вышел из кабинета и в холле, прежде чем надеть высокий цилиндр, вытер белоснежным платком пот со лба. Ему всегда тяжело давались признания собственных ошибок, но обратного не дозволила совесть. Он был обязан прийти сюда и теперь чувствовал облегчение.
Если же говорить о Людвиге, то он открыл верхний ящик стола, вытащил из него открытку и принялся внимательно рассматривать рисунок на ней. Яркие цветы, добродушно улыбающиеся рожицы.
«Они меня утешить хотели», – крутилась в его голове мысль, а затем мужчина вздрогнул – раздался бой часов.
О нет, уже одиннадцать!
С мыслями о том, как бессовестно может ускользать время, виконт Даглицкий наконец‑то покинул дом, сел в давно подготовленную для него карету и двинулся в сторону королевского кадетского корпуса. Это здание располагалось в другой части города, но дорога до него не стала особо долгой. А там, спеша по коридору, Людвиг достиг кабинета директора.
– О, я вас очень ждал, – после приветствия сухо сказал Вернон Де Капруа. Причём по лицу и голосу этого человека было не понятно недоволен ли он или ему всё равно. Но его посетителю вот уж точно всё равно не было.
– Простите, но так иногда бывает. Порой одна минута кардинально меняет всю цепь дальнейших событий, – с улыбкой произнёс Людвиг, вспоминая про свой вчерашний отказ действовать поспешно. Жизнь и правда становится совсем иной, если не действовать сломя голову.
– Я бы с радостью обсудил с вами эту тему, но до двенадцати я обязан отправить все заявления в королевскую канцелярию, – добродушно усмехнулся Вернон Де Капруа и протянул в сторону виконта лист. Однако, Людвиг уверенно отодвинул его обратно.
– Причиной моего визита сюда является желание выразить вам благодарность за готовность проявить участие в жизни моего семейства. И всё же мой старший мальчик ещё не достиг подходящего возраста, так что я принял решение отложить его поступление в кадеты до следующего года.
Глава 11
Как удивительна и парадоксальна бывает жизнь! Пока Людвиг Верфайер, виконт Даглицкий, выезжал из столицы на тракт и мягко улыбался, разглядывая пёструю открытку, что держал в руках, в его доме царило совсем иное настроение. Нет, никто там не чувствовал себя окрылённым и спокойным. Никто не ощущал, чтобы с его души свалился огромный камень.
О, если бы только в своей спешке Людвиг не забыл или вообще подумал сказать Анне Златовой о новом решении оставить детей при себе минимум ещё на один год!
Но Людвиг так торопился. Его тревожило, что Сириус Ван Отто из-за него побеспокоил стороннего человека. Для него было невозможно не прийти к Вернону Де Капруа своевременно и не объясниться. И оттого только Вернон об этом его решении и узнал. А человек это был военный, малообщительный и совсем не болтливый. Так что… о том, что привело в благоприятное настроение Людвига знал только сам Людвиг. И никто кроме него.
Так вот, стоило лорду отъехать от дома, как дети проснулись. Они вяло поднялись с пола. Тела их затекли и в целом они чувствовали себя неважно. Головы у них кружились, их подташнивало, есть им ничего не хотелось. Витька даже чихнул и вытер рукавом нос. На ткани осталось влажное пятно.
– Простыл? – обеспокоился Виталик.
– Не-а, – ответил Витёк и снова чихнул. Сопли аж на метра два отлетели и попали прямо на подол платья миссис Анны Златовой, как раз вошедшей в комнату.
Экономка сурово поглядела сначала на свою одежду, потом на детей, потом снова на одежду и высказала:
– Вам уже следует знать, что при чихании рот и нос прикрывают платком.
Витька тут же сконфузился и начал рыться по карманам в поисках платка. Экономка смотрела на его старания с некой брезгливостью. Причём такой, какую при жизни леди Мари никогда бы себе не позволила. Эта женщина уважала свою почившую хозяйку, но к детям полностью переняла отношение лорда Верфайера. Последнее было связано именно с её прагматичным умом. В какие-то моменты ей, конечно, становилось жаль сирот, хотелось защитить их, но она всегда помнила, кто оплачивает её труды. И самый лучший способ остаться у дел в любой ситуации это полностью разделять мнение своего господина, а не поучать его жизни. Разумная точка зрения в общем‑то. Но мальчикам от этого не стало бы легче, даже пойми они всю подоплёку поведения Анны.
– Вы сегодня очень долго спали. Уже двенадцатый час, – с порицанием начала говорить женщина. – Его милость ждал, что вы проснётесь и проводите его как положено хорошим сыновьям. Он очень хотел попрощаться с вами и дать напутствия, но вы так и не вышли из своей комнаты.
– Его милость уехал? – пролепетал Виталька.
– Да. Но он вернётся к десятому июня или около того.
Мальчики переглянулись, подумав об одном и том же – Грызень уехал, чтобы их, убийц, не видеть!
Они не слышали той части разговора на кладбище, когда Людвиг Верфайер Старший приглашал сына домой, и сделали свой собственный вывод. Им было привычно, что отчим всё ставит им в вину. Вот они и посчитали, что в смерти матушки он винит именно их и их дурное поведение. И много чего братья могли бы сказать в своё оправдание, выплакать слезами на землю свои объяснения, но… уже некому. Грызень уехал. И их бросил. Их просто утешают, что он ещё вернётся. Не вернётся он. Не нужны они ему.
– А мы? Мы где будем? – прошептал Виталик, желая узнать, что же с ними сиротами дальше станется.
– Если ничего не изменится, то до августа останетесь в этом доме. После этого вам предстоит обучение в двух самых престижных заведениях нашего королевства. Так что в будущем не забудьте поблагодарить лорда Верфайера за его великодушие, – Анна обвела мальчиков строгим взглядом. – А сейчас приведите себя в порядок и идите в столовую.
Женщина вышла из детской. Её сухость стала новым ударом по нервам мальчуганов. Им теперь даже дышать стало боязно! А ведь это не всё. Под вечер их ещё и страшила Сириус заставил спуститься к нему в гостиную. Чего ему только от них надобно было? Дети вовсе не понимали. Но ледяной взгляд, которым он их окинул, не предвещал ничего хорошего. Затем, вскользь задавая какие-то вопросы, мужчина ощупал детские руки и плечи, уделяя особое внимание худенькому Витьку. Малыш от этого аж заикаться стал, а более старшему и крепкому Витальке пришла в голову мысль, что их рассматривают как баранов на базаре. Ему было крайне неприятно и противно. Настолько, что, когда братья остались наедине в детской, он прошептал:
– Бежать нам надо, Витёк. Бежать.
– Эх, была бы жива матушка, братец! – воскликнул Витька и едва снова не расплакался.
– Да. Была бы она жива, – подтвердил Виталька и задумался. – Вить, а Вить?
– Что?
– А некромантия это что такое? Мертвых вроде как оживлять?
– Ага. Пакость непомерная. Грех. Ты что, жреца на службе никогда не слушаешь?
– Да трещал бы он чего там разумное али вразумительное! – кисло поморщился мальчик и поразился. – Вот скажи, какой же это грех мёртвого живым сделать? Это же чудо! Жития святых о том говорят.
– Не знаю. Вроде как некроманты не просто оживляют, а какими‑то жуткими тварями мёртвых делают. А чего ты вопрошаешь?
– Как чего? Вспомни, как мы опосля огня в лаборатории за морковкой на кухню крались, – для большей значимости Виталька поднял указательный палец. – Помнишь, Грызень Страшиле тайник свой показывал?
– Ага, помню. Мы ж его на другую ночь расковыряли. Пакость там такая лежит, тьфу‑тьфу‑тьфу!
– А если нам, – загорелись идеей глаза мальчика, – матушку оживить?
– Маму? – с надеждой произнёс Витёк, но засомневался. – А чего Грызень тогда такого не сделает?
– Потому что Грызень он проклятущий. Вот почему! – уверенно заявил Виталька. – Ему бы всё нас мучить. Ради такого и матушки не пожалел.
Вот так. Оба мальчика зашушукались, а после полуночи с предельной осторожностью спустились на первый этаж и, открыв тайник, достали книги. Их было немного, всего две. Зато страшные и злые. Одна из них была маленькой, в обложке из чёрной чешуйчатой кожи, причём холодной как лёд, и застёгивалась на замочки в виде когтистых лапок. Вторая выглядела значительно массивнее, внешне чем-то походила на ненароком сожжённый трактат Грызня. Вот только на книге отчима не было никаких костяных вставок. И не удерживала её закрытой человеческая кисть.
– Фу-у, какая она сухая, противная, – потрагивая пальцем мумифицированную плоть, с неприязнью сказал Виталька.
– Мне моя тоже не нравится, – испуганно шепнул Витёк. – Давай их обратно положим, а братец? Мне кажется, эти лапы скребут меня, когда я книгу к себе прижимаю.
– Не распускай нюни! – пригрозил Виталик и даже кулак показал. – Сейчас тайник закрою и пошли наверх. Вдруг Грызень всё же вернётся? Пока не приехал, надо нам найти заклинание верное. А там ничего он нам не сделает. Матушка как узнает, что он её воскрешать не захотел, заберёт нас с собой и уедем мы.
– Куда?
– А хоть в соседний город. В Барговерц. Слышал же Серого? Федюнька туда ушёл вроде как. А в дурное место наш Федюня не пойдёт.
Старший из братьев закончил ковыряться с тайником, но, перед тем как взять книгу, ещё раз гостиную внимательно оглядел – никаких следов не оставлено? Вроде никаких. Так что оба мальчугана, прижимая к себе древние книги, быстром шагом направились в детскую. Там они покрывалом щель под дверью заткнули, зажгли свечи, сколько нашли, и принялись рассматривать свою добычу.
И что тут можно сказать? Хорошо, что на такие серьёзные магические фолианты всегда защита наложена, чтобы чей-либо любопытный нос на страницы не сунулся ненароком.
Однако, то ли насмешка богов тому причиной была, то ли демоны поиздевались, а с попытки десятой у Витеньки открыть свою книженцию, тоненькую и небольшую, получилось. И вряд ли кто-то из рода Верфайеров хоть раз также открывал Чёрную Книгу Дракона. Они-то, мужи мудрёные, целый ритуал проводили в определённую фазу луны. А шестилетний малыш без обрядов всяких так справился.
– Ну же. Откройся. Откройся же ты! – умолял Витька, стараясь изо всех сил. Аж пальцы покраснели от стараний. – Как же ты не понимаешь, глупая книга, мне маму воскресить надо. Мамочку!
Невидимый дух-хранитель книги, до этого беззаботно играющий на коврике, навострил ушки и змейкой юркнул на шею мальчонке. Ему было удобно там, ведь из себя этот невесомый дух представлял зелёного дракончика размером со взрослую кошку. Пользуясь хаосом Войны Драконов, некогда маги умертвили его прямо в яйце, а после навсегда привязали к книге.
«Мурм-мурм?» – даже попробовал сочувственно произнести дракончик, но его, конечно же, никто не услышал.
– Да неужели у тебя сердца нет? – продолжал чихвостить ни в чём неповинную книгу Витька. – Грызень же нас загрызёт совсем! Только матушка нам, сиротинкам, защита.
«Мурм», – печально произнёс призрачный малыш, с ужасом вспоминая, как его тельце разбирали на составляющие для книги. Выкрашенная в чёрный цвет шкурка на обложку ушла. Из лапок замочки сделали. Ах, как же ему мамочки тогда не хватало! Она бы его сохранила, сберегла.
– Ну откройся, прошу тебя. Пожалуйста!
После этих горячих слов Витька попробовал зубами крепления разжать, а те вдруг взяли и расцепили свои коготочки. Дух-дракончик ласково потёрся о щёку мальчика.
«Мурм».
– Виталь, глянь только. Вышло!
– Угу, – с досадой буркнул старший из братьев.
Виталик был старшим и искренне считал, что ему первым открыть свою книгу полагается. Он же потому себе и выбрал этот огромный томище, а не мелкую чёрную тетрадку, чтобы потом перед младшим братом горделиво петухом ходить.
– Смотри как я её зубами. Больно, наверное, стало, так она и открылась! – продолжал восторгаться мальчонка, а потом жалко ему книжицу стало. Погладил он её ласково по обложке и сказал. – Прости, коли обидел. Я ж только заглянуть внутрь хотел. Мне ж не для интересу, а мамочку вернуть надо.
«Мурм», – понимающе произнёс дракончик и сбежал вниз с плеча, чтобы дальше на коврике резвиться.
– Я так свою не буду, – наотрез отказался Виталька, мрачно поглядев на мумифицированную руку Лариона-Мертвеца. – Она ж даже воняет никак. Совсем тухлая. И заразная, верно. Не иначе Грызень её в какой-нибудь сточной канаве отыскал и сюда прилепил.
Дух-хранитель книги, являющийся некогда одним из самых великих некромантов сего мира, оскорблённо насупился и возмущённо скрестил обрубки рук на груди. После чего, не иначе как решив, что пусть кое‑какому дураку с длинным языком достанется на орехи, злорадно шепнул что-то. Мёртвая плоть тут же разжала хватку и фолиант, начав сам собой перелистывать страницы, остановился на нужной.
Оба мальчугана тут же уткнулись носами в записи, время от времени пихая в бок друг дружку.
***
Кстати, что‑то мы упустили из виду Эдварда Рейца, а ведь это очень важный персонаж для нашей истории. Правда, персонаж всё равно второстепенный, но жаль, что сам он об этом никогда не узнает. Почему жаль? Да потому что несмотря на свои честолюбивые планы, человек это был самовлюблённый. Он считал себя умнее, смышлёнее, обаятельнее, ловчее и даже красивее всех, кто его окружал. И, как вы понимаете, считал напрасно. В сущности, это был весьма недальновидный мужчина, который если и был в чём хорош, так это в создании благоприятного мнения о себе. Все свои ошибки он умело перекладывал на другие головы, зато чужие удачи с лёгкостью приписывал своему профессионализму. Именно эта его особенность привела к тому, что работать над Людвигом Верфайером Младшим поставили его, а не кого-либо другого, более достойного. Обманулись там выше.
– Плохие новости, шеф, – подошёл к нему Семён и цокнул языком.
– Говори.
Эдвард посмотрел на помощника с таким неодобрением, как будто тот лично был виноват в этом чём-то нехорошем. Но на деле единственной виной бородатого мужичка‑служки являлось, что он обратился к шефу, когда того плохое настроение мучало. Эдвард понимал, что провалил возложенное на него задание. Он искренне рассчитывал, что попытки завербовать Людвига Пламенного принесут положительный результат, но… нет, ничего не вышло. И, наверное, надо было послушать одного из друзей, посоветовавших ему не совать нос в это дело. Тот с лёгкостью рассудил, что нечего подполью виконту Даглицкому предложить. Деньги, на которые тот клюнул, были временным стимулом. Титулом соблазнить? Так он и так, как батька помрёт, графом будет. Поэтому его неким переворотом искушать бесполезно. Это прискорбно честный, верноподданный гражданин своего королевства. Про власть нашептать? Так не рвётся он к ней, иначе бы давно по стопам отца пошёл. Бабой заманить? Есть уже у него жинка, да такая, что сразу понятно, новая любовь виконта не интересует. Месть приплести? Нет, не держал ни на кого Людвиг Пламенный обид смертельных, да и вообще характер ему достаточно мягкий достался. Такому целая беда врагов создать…
Вот именно фраза про мягкий характер и натолкнула Эдварда на мысль, что он справится. Но на деле вышло иначе. Шантаж – единственный выход, что оставался. Однако, Эдварда сразу предупредили, что шантажом другой человек заниматься будет, и чтобы в эти дебри он ни в коем случае не лез. Вот так. Значит, кому-то другому все сливочки достанутся, а ему позорно провал терпеть. Даже свалить вину на этот раз не на кого!
Смутно Эвард ещё наделся, что, передав просьбу Людвига об отсрочке, сверху к нему придёт категоричный отказ. Тогда, быть может, вышло бы у него провернуть первый ход в принуждении силой самостоятельно. И показав всем, какой он мастер, Эдвард стал бы работать над Людвигом далее. Не хотелось ему к прежней должности возвращаться… да ещё имея грандиозный провал за душой. Долго потом не возвысят.
– Ну-с, мы, как и полагается, значит, наблюдали исподтишка, – начал говорить Семён. – Так что можете писать подтверждение, был он в кадетском корпусе.
– И чего тут плохого?
– Здесь ничего, но потом он из города уехал.
– Как уехал? – обомлел Эдвард так, будто лорд Верфайер клятвой на крови обязался лично уведомлять его обо всех своих планах.
– Вот я и говорю. Плохие новости. Через прислугу его поработали, так они говорят будто он в родной Арраур поехал недельки на две. Поэтому, может, и правда вернётся, кто знает? Но что-то мне слабо верится. По всему выходит, что мальчишек он договорился рассовать куды надобно, а сам… – зло выговорил помощник и замолчал, давая собеседнику самому додумать фразу.
– А сам к отцу под крылышко схорониться задумал, – заскрежетал зубами Эдвард.
Ох, как же дурно мужчине стало! Ведь не справился с добровольным сотрудничеством. Не справился даже с тем, чтобы маг вампиров нужных создал! Весь месяц Людвиг только по мелочёвке самой работал, пока Эдвард подходы к нему нащупывал. А теперь вот такое… Не-е, он этого вредного самоуверенного типа не отпустит! Это же как его начальство взгреет, если узнает, что некромант из города сбежал, а Эдвард только сообщить о том может!
– Мы его вернём, – заявил он.
– Да как же мы его вернём? Он в полдень уехал, а уже вечер.
– Я сказал вернём, значит вернём! – погрозил мужчина пальцем прямо перед глазами собеседника.
После этого он накинул на себя сюртук и, плотно сжав губы до узкой черты, отправился на улицу. В доме было душно, а для мыслей ему требовался свежий воздух. Размышлять ведь над вещью жуткой проходилось. Тут либо пан, либо пропал. Коли совсем лорду Верфайеру плохо сделаешь, так начальство его самого сживёт со свету. Уж больно оно в этом гаде заинтересовано. Да и то верно, некромант это хороший. Вообще некроманты редкость, а этот всамделишный специалист. Такого вампира из той бабы сотворил, что залюбуешься! Магическая охрана её присутствия напрочь не чует. При жизни-то грязная попрошайка какая‑то была, а теперь убийца такая, что ого-го! И поводок правильный на неё навесил. Такого Рейц никогда не видывал. Вампирша рычит, зубы острые скалит, а возьмёшь вольт в руки и управляется легче лёгкого. Эдварду разок дали попробовать поуправлять. Он долго хохотал, что такая опасная тварь по его приказу по полу ползает и доски языком лижет. Смешно было… Да только не также смешно будет, коли больше ни одного вампира не сможет создать лорд Верфайер!
Эдвард ведь почти сразу понял зачем начальству дети‑вампиры. Загадка, как у него на такое размышление мозгов хватило, но он угадал. А потому обладал почти что достоверным пониманием, как сильно нужен их тайному обществу Людвиг Верфайер. От того, пойдёт ли он на сотрудничество, зависело многое. А, значит, и действовать сейчас мужчине следовало с умом.
Отпустить? Вдруг вернётся?… А вдруг не вернётся? Как тогда его из родового замка выцепишь? Не пасынками же ему ненужными?
Попробовать вернуть? Почувствовать вкус славы? Получить благодарность и давно желанную награду?
… А если провалится задумка?
«А если провалится, – решил незадолго до рассвета Эдвард Рейц, – чего дурного мне с того будет? Я уже проиграл. Я ничем не рискую».
Размыслив так, этот человек принялся клепать донос в инквизицию, не забывая снабжать записи достоверными и убедительными репликами. Семён говорил верно, самостоятельно у Эдварда Рейца дотянуться до Людвига уже не выходило, поэтому он предпочёл действовать через третьи руки. И, стоит отметить, не единожды такие писульки Эдвард строчил, чтобы не быть прекрасно осведомлённым, что же будет дальше. Уж его-то послание как наговор никто не выбросил бы в мусорную корзину.
«Само собой, первым делом инквизиторы обыщут дом, – хладнокровно рассуждал мерзавец. – И не бывало ещё, чтобы в доме мага никакой подозрительной атрибутики не нашлось. Так что они быстро сообщение какой-либо карательной команде близ родового замка Верфайеров отправят. А дальше эта команда Людвигу Младшему устроит допрос, но он выкрутится. Непременно. Чай не сельский колдунишка, а всамделишный лорд, да ещё профессор Академии магических наук. В конце концов, как иначе в присутствии Людвига Старшего-то? Однако если ему захочется до конца очиститься, то придётся ему в столицу вернуться и лично Великому Инквизитору по каждому предмету пояснения свои дать… и вот тут‑то он и попался гадкий аристократишка!».
Эдвард Рейц даже довольно потёр ладошки. К нему ни на миг не подкралась мысль, что такой солидный человек, как Людвиг Верфайер, виконт Даглицкий, не додумается ни до чего лучше, окромя как всю компрометирующую его атрибутику под домашним камином держать. На такое, как намекал другу некогда Сириус Ван Отто, даже глупец из глупцов никогда не решился бы.
Но вот беда. Не знал Людвиг, где ещё хранить книги. Он вырос в огромном замке с уймой секретных лазов и потайных комнат, а потому ему элементарно не приходило в голову более удачное место нежели собственный дом. Ему чудилось, что если он попытается спрятать своё имущество где-то ещё, то таинственное далёко всенепременно посетят воры или же кто-нибудь случайно наткнётся на достояние его предков и утащит. А потерять рукопись Лариона‑Мертвеца или Чёрную Книгу Дракона виделось некроманту в пятнадцатом поколении жутким позором!
А между тем духи-хранители этих самых книг с ехидным интересом наблюдали до чего могут докопаться два малолетних профана, один из которых к магии вообще непригоден… Ладно. Вовсю наслаждался своей каверзой только один из них – Ларион. Зелёный дракончик всё также беззаботно бегал по комнате и вовсю пытался играть с Витьком, никак его не видящим и не чующим.
Хм. Простите за отступление, мои дорогие читатели. Автор же про Эдварда Рейца толкует.
Так вот, мужчина дописал свой донос, но благоразумно положил его во внутренний карман сюртука. Людвигу Младшему требовалось пять дней, чтобы доехать до своего замка, и, значит, кое-какое послание должно было отправиться в инквизицию только на третий из них. Не раньше. Ни к чему, чтобы карательный отряд всполошил графа Даглицкого несвоевременно. Иначе бывший обер-камергер найдёт способ предупредить сына, и некромант избежит ловушки. А Эдварду нужно было иное.
От предвкушения победы мужчина даже повеселел.
– Чего-то надумали, шеф? – тут же полюбопытствовал Семён.
– Нет, – солгал он. – Так, разнюхал кой-чего. Вернётся Людвиг и без моего участия.
В конце концов, мало ли кто донос написать и отправить мог? Чего на себя-то всё сразу валить? Вон, на этого дурака-помощника спихнуть можно будет.
