Элтэнно. Хранимая Звездой
Аромат волшебства. Книга первая
– Пошли.
Ребята ушли, и вскоре вся компания разбежалась. Было ещё не так поздно, обычно все дольше заигрывались, но братья этому обрадовались. Мать, конечно, если отчима не было, их из дома выпускала, чтобы совсем в четырёх стенах не зачахли, но надолго уходить не велела. Поэтому мальчишки вернулись и весь оставшийся вечер вели себя смирно и ладно, чтобы никто их в предстоящем не заподозрил. Лишь в своей комнате они ненадолго поссорились, так как Виталька брата с собой брать не хотел, а тот отвязываться не возжелал. Но они быстро помирились и вместе выбрались из дома через окно гостиной.
***
Кладбище «Вознесенское» находилось не так далеко от дома братьев. Всего с полчаса размеренным шагом по улицам пройтись и вот оно. Всё-таки квартал, выбранный виконтом Даглицким для проживания, хотя и считался приличным, но аристократов в нём крайне мало обитало. Например, на всю Ольховую улицу только Людвиг Пламенный и имелся. Здесь всё больше купцы, удачливые ремесленники и прочие зажиточные горожане жили. Однако, и кого-то попроще встретить можно было. Не бывает в городе такого, чтобы где-то неудачливое семейство не втиснулось. И потому на подвальном этаже доходного дома купца Громыки снимали комнатку вечно пьяные сапожник и его вторая жена-прачка. Жил с ними и мальчонка Федюнька. Из всех детей сапожника только этот, оставшийся от первой богомольной жинки, не умер во младенчестве, а дожил до девяти лет и, судя по всему, жить и жить собирался. Здоровьем природа мальчика не обделила. Забитым характером он тоже не обладал. Так что на очередную выволочку от гадкой мачехи Федюнька погрозил родителям кулаком и, решив больше никогда домой не возвращаться, задыхаясь от гнева выбежал на улицу. Вслед ему доносилась грязная брань.
Жить своим умом да самому по себе в положении этого мальчишки дело правильное было. Вот только денег на то у Федюньки не имелось. Ни одного медяка. Не под мостами же ночевать? Не в приют же идти батрачить за жидкую похлёбку? А кто малолетку к себе примет? В воровскую гильдию можно было бы податься, но там сперва нужно что‑нибудь стоящее принести, а у него ничего такого нету. Чётки вот разве что малахитовые, так ведь на кладбище они теперь лежат. Ждут, когда их барчуки себе заберут.
Посидел-посидел на мостовой Федюнька. И зябко ему, и боязно, что крыса какая‑нибудь за ногу цапнет. Много их нынче ночью что‑то выбежало из нор да по улицам разбежалось. А потому поднялся мальчик и пошёл к Серому.
Серый не так далеко жил и вызвать его на улицу просто было. Он при кузнице в пристройке ночевал. И пока остальные подмастерья без задних ног от усталости дрыхли, парнишка, отреагировав на броски друга мелкими камушками через окошко, незаметно для прочих товарищей вышел наружу.
– Чего тебе, Федька? Чего спать не даёшь?
– Дело тут такое. Невмоготу мне моё житьё вообще стало, – искренне сознался Федюнька и рассказал как есть.
– Эге. Дела так дела.
– Теперь понимаешь? Чётки мне эти позарез нужны.
– Понимаю. Но что теперь уж поделаешь? Я думаю, придут пацаны за ними.
– Вот и я думаю, что глупость сморозил. Притащатся, ироды, – едва не всплакнул Федюнька от жалости к самому себе.
Вот как язык его до беды довёл! И чего только побоялся наглого барчука отметелить? Дал бы по роже его сытой и дело с концами. Чай всё-таки не нажаловался бы отчиму. Не сдал. Ведь взаправду не трус.
– У меня краюха хлеба под матрацем припасена. Хочешь отдам? – сжалился Серый.
– Да не надо мне хлеба, мне чётки вернуть надо! – в сердцах воскликнул воришка, хотя живот его с самого утра пуст был.
– Нехорошо то будет. Я тебя понимаю, но нечестно это. Я пари разбил и покрывать тебя не стану.
– За кого ты меня держишь? – сразу насупился Федюнька. – Потому к тебе и пришёл, а не на кладбище отправился.
– А что у тебя на уме?
– Давай мы этих двоих разыграем, а? У вас же на кузне белой буры много. Давай обсыплем ею себя как мукой и на кладбище сходим? Я чётки свои сразу заберу. И коли придут за ними барчуки, так вспугнём их. Хо-хо, от такого они убегут без оглядки! А мы потом подтвердим, что следили и видели их. Верняк дело. Ведь то, что чётки призрак раньше их, разинь, унёс, вина не наша. Им-то с чего не сыскать матери иной подарок?
– А коли не придут? Всю ночь сидеть и ждать их, что ли? Я на то не согласен, вдруг и правда злой дух какой-нибудь явится, – упёрся Серый и даже крепкие руки на груди скрестил. Но Федюнька на это только рукой махнул беззаботно.
– Не, не явится.
– Да с чего тебе знать?
– Ну, мы ж не мёртвых обижать, а по другой заботе. Да и сидеть всю ночь не станем. Так, часа три-четыре хватит нам, думаю. Коли за это время барчуки не придут… так и то из первых рук узнаем, чего они, хвастуны, стоят!
На том и порешили.
Глава 5
Немногим позже разговора Федюньки и Серого пасынки Людвига выбрались из окна гостиной на улицу и подпёрли жердью ставни. Где находится кладбище «Вознесенское» им было известно, но на дорогу к нему им понадобилось отнюдь не полчаса, а почти в два раза больше.
Первая заминка произошла из-за того, что стоило им перейти на другую сторону дороги, как мальчики заметили кэб – наёмный экипаж. Он остановился напротив их дома, и из него вышел Грызень. Обычно, если отчим уезжал под вечер по каким-то там надобностям в свою Академию, то он не возвращался до самого утра. А тут взял и приехал. Это был тревожный сигнал, а потому Виталька и Витёк в растерянности остановились, не зная отказаться им от затеи или же нет.
– Да с чего ему к нам в комнату заходить? – наконец буркнул старший. – Вон, свет в кабинете зажёгся. Может, Грызень просто забыл чего? Сейчас возьмёт и обратно по делам своим поедет.
– А зачем он тогда кэб отпустил? – заметил нестыковку Витька.
– Ха, неужто другой не поймает? Дурилка ты. Если за угол на Орешковую повернуть, так до площади всего-ничего. Думаешь, он там никакого извозчика не сыщет?
На этом возражения младшего брата иссякли, и оба мальчика поспешили по тёмной улице дальше, покуда Грызень из дома не вышел. Вдруг заметит ещё! Правда, стоило им повернуть на другую улицу, как их стремительный шаг стал в разы тише. Во-первых, страшно стало. По ночному городу ребята никогда не ходили, а тут ещё и в одиночку плутать. Вокруг стояла непривычная тишина. В каждой тени виделось какое‑либо чудовище. Во‑вторых, мрак менял знакомые очертания домов. Видеть такими их непривычно было. Мальчики даже один раз пропустили нужный поворот и заметили это слишком поздно. Пришлось возвращаться, тратя драгоценные минуты. Ну а, в-третьих, они наткнулись на патруль жандармов. И не сказать, чтобы в городе был введён комендантский час, чтобы так пугаться, но Виталька с Витьком пустились в обратную сторону со всех ног. Жандармы, не иначе подумав что это воришки какие-то убегают, бросились за ними. Мальчики едва успели схорониться. А затем, когда поняли, что пронесло и преследователи пробежали мимо, поспешили к кладбищу. Оно было совсем близко.
Вход на кладбище «Вознесенское» перекрывали дубовые ворота. Обычно они стояли открытыми настежь, и всё же по вечеру всегда заботливо закрывались на замок сторожем, живущим в каморке на чердаке дома напротив. Это был старый, но уважаемый человек, а потому все делали вид, что не замечают, как он по холодному времени выполняет свою работу спустя рукава. Ведь и то верно, чего всю ночь обходы делать? Гробокопатели, пока земля замёрзшая, не ломятся могилы разрывать, а дураков каких-нибудь по огонькам факелов засечь с высоты можно. Поэтому старик время от времени подходил к окну на своём чердаке, зевал от скуки, глядя на вечный мир и покой, царящие на вверенной ему в охрану территории, и уходил дремать дальше. Лишь в редкие бессонные ночи он надевал латаную телогрейку, закреплял на поясе меч, который руки едва уже держали, и прохаживался хозяином меж могил. Но сегодня настроения у него на такой подвиг не было, так что сторож посмотрел, что всё тихо и, кутаясь в тёплое одеяло да сладко зевая, вернулся на кушетку. Минутой позже братья к воротам и подошли.
Перебрались на ту сторону Виталька и Витька, вскарабкавшись на стоящую при входе статую богини милосердия и смирения. Точно также получасом ранее поступили и Серый с Федюнькой. Но братья этого не знали. И о дремлющем стороже братья не знали. Они просто порадовались своей смекалке и храбро спрыгнули на каменную дорожку. Тропинка вела от ворот прямиком к небольшой часовенке, где можно было помолиться за покой усопших и поставить свечку к мощам святого Иннокентия.
– Жутко-то как, – сознался Витёк, запахивая камзол покрепче от поднявшегося ледяного ветра.
– Чего тебе там жуткого? – поддел брата Виталька, хотя от страха у него зуб на зуб едва попадал. Оказывается, прогулка по ночному городу ещё лишь цветочками была. Вот они – ягодки. – Кладбище как кладбище. Чай не вижу, чтобы мёртвые так и бродили.
Сказав это, мальчик сразу принялся нервно озираться по сторонам. Вдруг кто‑либо из похороненных здесь его услышал и отомстить за наглость захотел? Но вроде было всё тихо. Даже Федюнька с Серым, хотя задорно пихали друг дружку в бока, а всё равно посмеивались почти бесшумно. Они давно себя в белом порошке с головы до ног вымазали и теперь ждали удачного момента, чтобы начать подвывать из-за саркофага. Им так и виделось, что братья вмиг зададут стрекача, а они тогда из засады своей выпрыгнут и ещё больше их напугают. Но чтобы всё поэффектней вышло, пока тихарились. Ждали, чтобы барчуки возле нескольких могил поковырялись. Страху, так сказать, нанюхались.
А Виталька с Витьком тем и занялись. Крепко держа за руку друг дружку и вжимая головы в плечи, потащились они ближе к часовне и принялись обходить её по кругу, пристально всматриваясь в землю возле надгробий.
– И тут не видно, – жалобно сообщил Витёк. – Может, давай свечку зажжём всё-таки? Камень-то бус зелёный. Вдруг в траве не замечаем?
– Да, надо, – согласился Виталька.
Эх, как не хотелось ему огня жечь да внимание тем покойников привлекать, а делать‑то нечего. И помоги благие Двенадцать, чтобы святой Иннокентий понял всё да их защитил!
Огниво высекло искорки, и фитиль разгорелся. Огонёк лишь немного подпрыгивал из-за ветра, но в целом горел ровно. Так что Виталька поднёс свечку ближе к надгробию и стал боязливо глядеть на камень. Сразу стали видны не только буквы и цифры, но и то, что на приземистой мягкой травке ничего не лежит. Пусто там было. Поэтому мальчики подошли к другой могиле. Витька, читая, зашептал чьё-то имя. Но и здесь бус не лежало. Вот третья могилка. А сердце уж отчаянно бьётся! С каждым шагом всё страшнее и страшнее. Кажется, вот-вот выпрыгнет какой-нибудь мертвец из-под земли, руки свои к живым потянет, зубами заскрежещет…
– Ой, святой Иннокентий, спаси и сохрани. Ой, спаси и сохрани, – тихонечко лепетал вусмерть перепуганный Виталька. Но, видно, услышал его не святой, а демон или дух какой‑то злобный, ибо вокруг раздалось завывание потустороннее.
Витька испуганно всхлипнул, но оба мальчика прочь никуда не ринулись. От страха они оцепенели. Замерли. А затем старший из братьев поднял свечу повыше и, выискивая опасность, стал на пятках резко поворачиваться на месте то в одну, то в другую сторону. Даже пригрозил.
– А ну, дух, изыди! Не смей нас пугать. Не смей братца трогать!
Несмотря на храбрые слова, поджилки у Витальки тряслись. А вой стал ещё страшнее и громче. Теперь уже видно из-за саркофага что-то белое виднеется. Не иначе сам Иннокентий восстаёт и вовсю ругается, что покой его нарушен. Сейчас полностью вылезет и утащит с собой под землицу!
– Беги, Витёк, – заикаясь, вымолвил Виталька. – Беги и скажи матушке, что люблю её.
– Вместе бежим, – настойчиво потянул брата за руку мальчик.
– Нет, ты со всех ног беги и не смей оборачиваться. А я тут этого… этого задержу.
Сказал так Виталька и оттолкнул малыша от себя. Ноги на ширину плеч поставил, биться готов. А с кем биться? И сам не ведает. Вон уж белое совсем большое стало. Ростом с него и по виду очертания человеческие.
– А ну прочь, изыди! – снова пригрозил храбрый парнишка.
Федюнька с Серым переглянулись. Не ожидали они такого. Так и думали, что убегут братья. Ан нет, стоят рядом друг с другом, как истуканы каменные. Ещё и грозятся.
«Никак и правда чётки отдавать придётся?» – горько подумал Федюня и, решив, что хуже уже не будет, вовсю замахал руками да завыл пострашнее.
– Кто мой покой нарушает? Уходите, не то умрёте!
Тут барчуки вроде как отступать стали спиной назад себя. Воришка аж выдохнул с облегчением, но ненадолго. В лунном свете ему хорошо видно было как с крыши дома, где сторож обитал, тень какая-то сиганула. Через всю улицу перепрыгнула и как раз за воротами приземлилась. Человек так ловко в жизни не сумел бы! И не бегают люди так приземисто, чтобы руками земли касаться. На четырёх лапах чудище в сторону ребят устремилось. И тут уже Федюня сам от страха едва не помер. Как завопил от ужаса во весь голос, так и бросился наутёк было, но о саркофаг запнулся. Хорошо, что Серый как друг настоящий себя повёл. Крикнул барчукам: «Сзади! Сзади!», а сам под руку Федюньку схватил и побежали они сломя голову на другую сторону кладбища, прямиком к калитке, ведущей на храмовую территорию. Оттуда пареньки от собак и стражи едва ноги унесли, да потом до самого рассвета, трясясь, возле кузни просидели. Вовсю корили они себя, что барчукам больше чем криком ничем помочь не сподобились. Совестно им было так, что оба прослезились. Да только плачь не плачь, а думать надо, что дальше делать. Все ребята знали, что это Федюнина затея господских ребят на кладбище завлечь, на него теперь горемычного все грехи жандармы повесят. Не иначе.
– Бежать тебе надо, – первым сказал Серый.
После чего отдал другу свою краюху хлеба, по плечу похлопал, доброго пути желая, да на прощание Федюньке рукой вослед помахал. А молодой воришка, кляня себя за неблагоразумие и недальновидность, крепко сжал малахитовые чётки в кармане и отправился к городским воротам, чтобы сразу по их открытии покинуть столицу.
Если же вернуться к сыновьям Мари, то услышав крик: «Сзади! Сзади!», они конечно же обернулись. И тут такую харю в их сторону несущуюся углядели, что ноги сами собой их вперёд понесли! Бежали оба, дороги не разбирая, и только что во весь голос не голосили. Пищать только и могли, как цыплята, когда через могилы и надгробия перепрыгивали аки козлята горные. Казалось, вся жизнь их крохотная перед глазёнками пролетела. И ещё горше им стало, когда они в самый угол забежали – место, где высокие стены ограды меж собой сходились. По «Вознесенскому» кладбищу ни Виталька, ни Витёк не хаживали, разок или два были только, а потому ни о какой храмовой калиточке несчастные дети не ведали. Судьба ж насмеялась над ними и в ловушку загнала.
– Мама. Мама. Мамочка! – округлив глаза от ужаса, только и смог вымолвить Витька и сжался в плотный комочек, прислоняясь к каменной стене. Глаза он ладонями накрепко прикрыл, чтобы смерти своей неминуемой не видеть.
Виталька, старше не старше, а всё равно ребёнок, к брату прижался и, принимая рок над собой, также отвернулся. Чего ему таким когтям противопоставить? Погасшую свечку под нос совать, что ли?
– Как вы здесь оказались?
От звука голоса отчима ребята вздрогнули. Вот уж кого-кого, а Грызня они никак не ожидали увидеть. Быть может, издевается так над ними чудище поганое? Но нет. Одновременно подняв взгляды, мальчики именно Грызня увидели. Был тот правда донельзя бледен, это даже в скудном лунном свете заметно было. Маг как-то неловко пошатывался и резко подёргивался, будто его лихорадило.
А затем Виталька подумал, что вдруг чудовище не испугалось Грызня, что вдруг оно просто‑напросто затаилось, чтобы напасть на отчима со спины? Он тут же принялся озираться по сторонам. Витёк же, видно тоже не веря, что нелюдь их в покое оставить решил, заверещал в беспокойстве.
– Тятенька, тут зверюга страшная шастает. Тятенька родимый, да забери ты нас отседова! Страшно моченьки нет.
После этих слов, чего с мальчиком никогда до этого не случалось, малыш бросился к Грызню и крепко ухватился ручонками за его пояс. Совсем перепугался видно, раз на такое решился. Виталька вот, хоть и обзавидовался поступку брата, хуже нет одному у стены трястись, а также поступить не смог.
– Да что это за слово такое крестьянское «тятенька»? Что это за «мочененьки нет»? Вас господин Тихонов совсем ничему научить не может, что ли? – грозно возмутился отчим, даже не сообразив, что один из пасынков, пусть даже в диком ужасе, а всё же отцом его своим в кой-то веке назвал.
Нет, его внимания на это не хватило. Маг нервно оглядывал местность и несмотря на то, что от перевоплощения его подташнивало и голова изрядно кружилась, старался выявить местоположение пособников Эдварда Рейца. Он не помнил, что делал и где был во время одержимости, но зато прекрасно знал, что ожидал увидеть возле мальчиков именно врагов. Именно поэтому его пальцы были готовы сделать последний пасс заготовки серьёзного заклинания. Такое могло испепелить целую деревню, а младший из братьев, как назло, своей хваткой за пояс ему эту самую руку к телу прижал! Подобное мешало и в целом было опасно. Так что он выплеснул своё раздражение, сказав первое, что пришло в голову, и свободной левой рукой несильно оттолкнул мальчика от себя. Правая должна была быть свободна!
«Где-то тут Эдвард Рейц и его бандиты. Где они?!» – сосредоточился Людвиг только на одном.
Витька же от того, что ему сказали и как с ним поступили, сразу осунулся. И правда, чего это он к Грызню словно к родному прижался? Где такому, как он, сироту жалеть? Одна только матушка и есть у ребят на свете.
– Я ещё раз спрашиваю. Кто привёл вас на кладбище? Где эти люди? – жёстким голосом осведомился отчим.
– Никто. Мы сами. Мы здесь… мы здесь бусы искали, – промямлил Виталька, обнимая подбежавшего к нему Витька.
Повисло молчание, а затем гнев перекосил лицо Грызня.
– Что? Вы сами ушли из дома на кладбище искать… бусы?!
– Нам… нам Федюнька сказал, – совсем тихо и стараясь не расплакаться, принялся сознаваться Виталька, но сразу понял – зря он имя друга упомянул. – Ребята сказали, что они здесь лежать будут. Мы и пошли. Завтра же надо маме подарок дарить, а нам, – тут он не сдержался и всхлипнул, – нечего нам дарить.
– Кто такой этот Федюнька?
Негромкий вопрос отчима прозвучал для братьев хуже недавних завываний жуткого призрака. Его внешнее спокойствие было обманчиво. Интонации сквозили злобой и будущим наказанием. Причём таким, какое им за то, что они ненароком с лабораторией сотворили, манной небесной показаться могло.
– Приятель, – совсем сникшим голосом прошептал Виталик.
– Ах, приятель, – процедил сквозь зубы маг и по новой оглядел округу. – Приятель, говоришь, надоумил вас за бусами на кладбище сходить?
– Матушке на подарок, – казалось совсем беззвучно вымолвили губы мальчика.
– Ах, матушке на подарок…
С этими словами Грызень схватил обоих мальчуганов за уши. Одного за правое, а другого за левое. А затем, несмотря на их писки, силком потащил к выходу с кладбища.
– Вы совсем думать, что ли, не можете?! Черепа вам вскрыть, так, наверное, и мозгов никаких не окажется! – попутно начал чихвостить детей маг. – Где это видано? Нет, ну где это видано, чтобы приличные люди гробокопательством занимались? Даже самый дремучий крестьянин и то понимает какая это низость и бесчестие!
Мальчики подвывали и верещали, что больно им очень, но в остальном язык за зубами держали. Оба боялись, что не только им, но и Федюньке с лихвой достанется. А если до родителей того хоть одно слово недоброе дойдёт, то пиши пропало. У него ведь и правда мачеха злющая, а не родная матушка. Совсем друг пропадёт.
– Подарок они матери сделать удумали. Да я представляю, что будет с вашей матерью, когда она узнает, куда вы за ним отправились!
– Ой, не говорите, Ваша милость! Ой, не надо. Ой, пожалуйста! – взмолились братья.
– То есть вы мне такое скрыть от неё предлагаете? – рявкнул отчим. – Пособником меня своим сделать желаете?
Ох, ну до чего же противный этот Грызень! Ничего-то он не понимает. Ну ничегошеньки! Как объяснить, что стыдно любимой матушке подарка не принести, когда даже у босоногой Алёнки ленточка, а припасена. Как рассказать, что иначе с завтрашнего дня на улицу носа лучше не показывать! Ведь не просто засмеют ребятишки, а свысока смотреть начнут и с пренебрежением. Как же, барчуки изнеженные, трухачи позорные…
У-у-у, как же поперёк горла отчим у них стоит! Что ни день, а всё попрекает. Так порицания из него и льются. Совсем житья и сладу никакого с ним нет! И о каких «пособниках» он толкует? Да в мыслях у Витальки и Витьки быть не может, чтобы Грызню хоть в чём‑то довериться! Он же чуть что, так уже бранится аки демон настоящий.
Между тем все трое подошли к массивным кладбищенским воротам. И тут маг вдруг замер, словно что-то неожиданное для себя углядел. А вскоре и уши детей из рук выпустил, для другого они ему понадобились. Подошёл он ближе и стал задумчиво замок этих самых ворот ощупывать. А затем металл алым замерцал, да так и стёк на землю, частично крепкую дубовую древесину под собой выжигая. Палёным тут же сильно запахло. Настолько сильно и неприятно, что братьям аж чихать захотелось.
– Всё. Идём за мной. Быстро, – торопливо, но уже тихо и как‑то подозрительно спокойно проговорил Грызень, а затем пальцем мальчишек за собой поманил, чтобы поскорее за ним через раскрывшиеся ворота шли и не мешкали.
Виталька с Витьком не думали на кладбище оставаться, а потому, конечно, пошли вслед за отчимом. Правда, из-за до сих пор болящих ушей они подвывали, и слёзы из глаз у них ручьями по-прежнему текли.
– Да тише вы, – шикнул на них Грызень и, взяв пасынков за руки, поволок за собой, ускоряя шаг. – Хватит реветь, сейчас всю округу всполошите.
«Вечно только о какой-то своей репутации думает. О нас бы хоть раз задумался», – горько прозвучало в голове Витальки, но, конечно, ничего такого он вслух не сказал. Напротив, действительно постарался успокоиться, так как отчим начал нашёптывать вещь, внимания стоящую.
– Так и быть, не хочу вашу мать расстраивать. Ничего ей о вашей выходке не скажу. И слугам строго‑настрого запрещу о том слухи разносить.
– Спасибо, Ваша милость. Ой, спасибо!
– Цыц! Только смотрите у меня, чтобы сами тоже молчали. Ни меня, ни вас на этом кладбище не было. Никогда! Всё вам ясно? – Грызень постарался заглянуть каждому из мальчиков в глаза, и те поспешно закивали, головёнки у них так и тряслись вверх-вниз. – Вот и хорошо.
После этого маг замолчал и до самого дома больше ничего не говорил. Ни словечка не сказал. Да и там он только велел им в свою комнату идти и всё. Так что мальчики поднялись к себе, переоделись да легли в кровати. Правда до самого утра не спалось им. Они то плакали, то жаловались друг другу. С рассветом только братья заснули. Но едва часы на первом этаже пробили восемь, их пришла будить миссис Анна Златова.
Судя по лицу женщины, о ночном похождении ей было прекрасно известно. Однако, ничего она про то не сказала. Лишь, как будто рассуждала вслух, говорила, насколько безнравственны нынче могут быть дети. Витьке и Витальке от этого совсем совестно стало, но оба промолчали. Не виниться же? Не объяснять, коли самому Грызню тайну хранить обещались?
На завтрак мать не спустилась, ей по-прежнему было нехорошо. Мальчиков это встревожило, конечно, но в остальном они даже порадовались. Им намного легче было терпеть на себе пристальные и неприязненные взгляды болезненно бледного Грызня, нежели признаваться единственному родному человеку, что никакого подарка в такой день у них так и нет. Даже на улицу теперь не выйти с клумбы какой-либо осунувшийся цветочек сорвать.
– Я долго об этом думал, – ближе к концу завтрака всё же сказал строгим голосом Грызень, – и решил – не могу я просто так кое‑чего забыть и спустить вам с рук. Поэтому знайте, если в ближайшую неделю узнаю, что вы в моё отсутствие снова на улицы играть улизнули, то, даже если мать вам это разрешила, а хорошего ничего не ждите. Всё вам ясно?
– Да, Ваша милость.
– Тогда идите в учебную и скажите господину Тихонову, чтобы он первым делом спустился в мой кабинет. Мне думается, стоит углубить вашу учебную программу дополнительными уроками, и я хочу знать, насколько он способен вести их.
Новость была ужасная! Витальке и Витьке и так учебных занятий хватало. Часов по шесть они на них тратили. Ягодицы болели по столько времени-то на стульях сидеть, а мерзкий Грызень ещё чего-то выдумал! Издевается.
– Наверняка словесности будет больше, – печально вздохнул Виталик, но не угадал.
Отчего-то господин Тихонов, когда вернулся в учебную, заменил первый урок словесности на рисование. Оно не особо нравилось и давалось мальчикам, но сегодня братья уроку порадовались. Учитель предложил им научиться делать открытки своими руками.
