Владимир Иванович Силантьев
Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал
Термическая инверсия
(дневниковые записи)
Тучи «смога» не слабеют уже две недели. Холодно, до +2 градусов ночью. Пишут о какой-то термической инверсии. Все встревожены. Мэр столицы призвал ограничить поездки частных автовладельцев. Расширить движение пассажирских автобусов. Способ избавиться от «смога» один – покинуть столицу и уехать в Куэрнаваку, поселившись в отеле «Ирис Астория», с оплаченным завтраком и обедом. Весьма скромным: куриный суп, тортильи из маисовой муки, рыба. Зато дышится легко. Благодать! Рай земной! Январь месяц, а в Куэрнаваке цветут джакаранды, тюльпанное дерево, бугенвиллеи. В соку фикусы, лавровишни, акации, казуарины.
26 января 1986 года
Лечебный Абасоло
Чудесный курорт, расположенный поблизости от второго по величине города страны – Гвадалахары. Там я побывал в пору подготовки мундиаля – проводившегося в Мексике чемпионата мира по футболу. Если бы Абасоло был поближе, не знал бы я мучений со «смогом».
Курорт купил когда-то испанец по фамилии Кортес. Хозяин Абасоло – старик, полный новых идей. Заканчивает стройку водяных горок «Табоган», второй дом-гостиницу с дансинг-холлом и баром с кондиционерами. Часть территории отведена под поле. Отдыхающие получают свежее молоко. И едут в Абасоло, ибо он дарит термические воды. Купающиеся в бассейне подолгу стоят под струей горячей воды, льющейся из трубы. Хороший водный массаж. Кстати, канадские футболисты избрали Абасоло под свою тренировочную базу. На поле для них установили футбольные ворота. Наши футболисты поселились в Ирапуато и тренировались на местном стадионе.
Февраль 1986 года
Мехикали и Тихуана
Эти два города на севере граничат с Соединенными Штатами. Вместе с корреспондентом «Комсомолки» Сергеем Заворотным мы полетели туда, сопровождая группу артистов Большого театра. Они танцевали отрывки из балетов великих композиторов. Музыкальное оформление необычное – попросту «фанера». Знакомая мне по институту Инга Стебакова контролировала записанную на аппаратуру музыку. Мы обнялись. В годы учебы в Инязе Инга, отличная пианистка, аранжировала для игры на пианино все мои песни и записала их ноты.
Моего коллегу Сергея интересовала жизнь в пограничных городах. Мехикали, словно обижен ангелами, утопал в мусоре и бедности. А второй, Тихуана, служил барьером, разделявшим мексиканскую и американскую стороны. «Брасерос», или, как их еще называли, – «мокрые спины», надеялись найти работу на американских фермах сахарного тростника, овощей и фруктов. За «мокрыми спинами» зорко следили американские пограничники. Они угрожали применить оружие против мексиканцев в случае самовольного пересечения границы.
19–24 ноября 1986 года
Тласкала и Халапа
Как хорошо на свете жить, когда нет сизой дымки тумана. Таким местом оказалась столица одноименного штата Тласкала. Это недалеко от перенаселенной и шумной Пуэблы. Хорошо отдохнул в небольшом, чистом городе. Память о нем: каждый новый год в Москве встречаю с серебристой, синтетической елкой, купленной в невзрачном магазинчике Тласкалы. Небогатый штат, однако размахнулся на сооружение крыши над археологическими раскопками. Крыша размером с футбольное поле поддерживается столбами и связками стальных тросов.
Обследовать досконально раскопки не удалось, так как кончалась «фин де семана» и надо было быть дома, в корпункте «Известий». Всегда могла вызвать Москва по телефону. Однажды позвонил зав. иностранным отделом Скосырев и просил сделать интервью на улице. «У нас глубокая ночь и людей на улице нет!» – ответил ему. Он бросил трубку.
В Тласкалу я заезжал два раза, и каждый раз сетовал, что трудно туда добраться. Преградой была дорога в Пуэблу, которая спряталась от Мехико за высоченной грядой гор. Я сменил корпунктовскую машину «Форд» на современный небольшой автомобиль фирмы «Крайслер» марки «Барон». Он свыше 120 километров в час не развивал, хотя мотор ревел оглушительно. Однако в забитом машинами Мехико был удобен, есть где поставить мою «коротышку».
В Халапу, город обворожительный, я заехал случайно, возвращаясь из поездки в Веракрус, главный порт страны. Мог поселиться в приличном отеле, так как МИД в Москве раскошелился, увеличив квоту проживания в мексиканской гостинице до 40 долларов в сутки. До этого приходилось ютиться в плохих отелях, платить за ночлег 14–16 долларов. Халапа очаровала меня своей чистотой, спокойствием, теплым влажным воздухом и огромным Музеем археологических ценностей. Можно подумать, что хозяева города решили поспорить с Национальным музеем истории в Мехико. Из Халапы была прямая и пустая дорога в столицу. На выезде, правда, платил налог за пользование шоссе.
14 апреля 1987 года
В джунглях южного края
С Сергеем Заворотным, корреспондентом «Комсомольской правды», мы совершили несколько интересных путешествий. Летали в Тихуану, на нефтепромыслы. Затем в местечко, знаменитое удивительными монаршими бабочками. Утверждают, что они прилетают раз в году с севера Америки. Самым захватывающим стало наше путешествие в южный штат страны, в город Тустла-Гутьеррес. Наняли там желтый «Фольксваген» (в Мексике есть завод по выпуску этих устаревших авто) и добрались до городка, где хозяин легкого двухместного самолета усадил нас в кресла и взмыл над дикими джунглями. Их порой теснили тропические озера синего цвета, окруженные густыми деревьями. Величественные сейбы закрывали небо от ярких лучей. Пилот сказал, что тут где-то упал его дядя, также возивший туристов.
Наконец, узкая полоска в лесу. Приземление. Для взлета потом разворачивали самолет, так как взлетная дорожка была узкая и короткая. Охранник древних сокровищ повел нас осматривать руины Паленке. Перед нами предстал многоэтажный дворец с пещерными комнатами. Я поднялся сфотографироваться. Сергей шутил: «Здесь давным-давно жрецы произносили свои заклинания, а сегодня с высоты величия храма смотрит на нас корреспондент “Известий”». Наш провожатый, искусно владея мачете, прорубил тропинку к бурной реке Грихальве. Тут индейцы ловили рыбу и жили в достатке. Входы в их строения имели конусообразные ниши. Это архитектурное наследство использовали при сооружении гостиниц и служебных зданий в Тустла-Гутьеррес.
В одном из небольших городов самого южного мексиканского штата Чьяпас мы увидели распространенное у индейцев зрелище – сжигание худос, так называемых человеческих грехов. В полночь, при луне, уничтожали огнем карикатурные образы обмана, разгильдяйства, вранья, алкоголя. Переночевали в местном отеле. Коридоры, садик, номера в испанском стиле. В номере камин, стопка дров, декорированная стена, одеяла и подушки с рисунками индейцев в шлемах.
Недалеко от границы с Гватемалой находятся известные руины древности Бонампак. Местный индеец охранял довольно хорошо сохранившиеся цветные фрески с изображениями вождей в богатых туниках. Фотографировать их нам почему-то категорически запретил. Мы застыли возле величественной сейбы, дерева-гиганта, на макушке которого разрослось другое большое дерево.
Джунгли занимают сравнительно немного территории в равнинной Мексике. В теплом климате выращивают диковинные овощи и фрукты. Особенно поражает разнообразие кактусов. Нопаль – съедобный кактус, зеленый с иголочками. Кактус пульке обрастает пухлыми листьями и дает пьянящий напиток. Но сейбы, кроме штата Чьяпас на южном краю Мексики, нигде в стране ацтеков и майя больше не растут.
«Форд»стотысячник
В октябре 1987 года на выезде из пригорода Сьюдад Сателите спидометр старого «Форда» отметил стотысячную черту. Автомобиль служил десять лет. Он был ввезен из США в апреле 1978 года. Для иностранцев было выгоднее привезти автомобиль через американскую таможню, чем покупать такие же авто, произведенные в Мексике и обложенные всякими налогами и сборами. За все эти годы «Форд» меня не подводил, лишь однажды на стоянке столичного аэропорта не завелся. Отказала автоматическая коробка переключения скоростей. Мелкие неисправности, конечно, были: прохудилась диафрагма бензопомпы, отказало реле электронного зажигания, когда на спидометре было 25 тысяч километров, заменил амортизаторы (75 тыс. км), сменил восемь штук покрышек, редукционный клапан масличной системы. Регулярно менял свечи и фильтры. Американский карбюратор имел установку поддува воздуха, как на самолете. Опытный старик-мастер открыл капот. Содрал уплотнитель из войлока – вот почему в салоне машины не слышно звука двигателя.
Не считал, сколько километров накатал по городу-гиганту Мехико. Больше, конечно, наездил по пригородам, да и по стране немало. Расстояние до «Параисо-клуб» – 120 км, до Валье-де-Браво – 160 км. Как-то с супругой добрались на «Форде» до Масатлана, что находится в 1200 км от столицы. Поездка в город на Тихоокеанском побережье запомнилась освещением встречи в верхах и главное – неожиданно спетым куплетом из нашей песни «По долинам и по взгорьям». Дружно с Еленой мы тогда пропели: «И на Тихом океане свой закончили поход».
Совсем недолго оставалось до того дня, когда мы с грустью скажем: «Прощай, Мексика!»
Воспоминания курортника
В конце 1988 года я вернулся из Мехико в Москву. Пришло время уходить на заслуженный отдых. По заведенному обычаю собственные корреспонденты, приезжая раз в год в отпуск, навещали главного редактора, чтобы рассказать об обстановке в стране пребывания, о рабочих планах, высказать личные просьбы. Иван Лаптев поначалу был дружелюбным, внимательно выслушивал, задавал вопросы. Но он быстро «забурел», когда его утвердили на все положенные главному редактору «Известий» посты – депутатство, членство в ЦК партии и другие. Он по-прежнему принимал собкоров, но стало заметно, что рассказы о других странах его мало интересовали. Меня, ветерана «Известий», Лаптев вообще не счет нужным пригласить для беседы и сказать добрые слова перед выходом на пенсию.
Зато он страстно отдавал себя заботам о перестроечных делах. При Лаптеве газета стала рупором антисоциалистических сил. Будучи официальным органом Верховного Совета народных депутатов, «Известия» делали это ненавязчиво, подкрадывались незаметно к душам людей, оболванивали терпимостью к чужому мнению, которое, как правило, оказывалось противоречащим советскому образу жизни. Задушевные беседы со страниц газеты чаще вели видные деятели интеллигенции, писатели и актеры, чем сами известинцы.
После августа 1991 года «Известия» стали независимыми. По решению трудового коллектива газету возглавил Игорь Голембиовский. Думаю, известинцы не раз пожалели о своем выборе, но это уже другая история, в которой я не был прямым участником. Мне же хочется вспомнить времена, когда наша страна и журналистика были другими. Помимо творческой и безумно интересной работы, нам, сотрудникам «Известий», были предоставлены отличные условия для отдыха.
В 60-е годы известинцы каждое лето выезжали с детьми на дачные участки в Сходню или Малаховку. Массивные, из толстенных сибирских сосен дома до революции принадлежали известным купцам. В подмосковной Сходне мы несколькими семьями гостили в доме, в котором раньше жил партийный оппозиционер Бухарин. Удобства самые простые: вода из колодца, душевая на улице, наполненная водой в летнюю жару. Мой сын Андрей играл на большой поляне перед домом с детьми Мэлора Стуруа. Наверху, на террасе, я показывал свой любительский фильм про Англию, снятый на 16 миллиметровой кинокамере. Много времени я проводил около своей зеленой «Волги», которая требовала постоянного внимания и мелкого ремонта.
Машину я привез из Лондона. В конце моего пребывания собкором «Комсомолки» в Англии на пароходе «Балтика» доставили две «Волги». Какой-то делец решил начать бизнес торговлей нашими горьковскими автомобилями. Заплатив 500 английских фунтов стерлингов, я торопил бизнесмена вскрыть желанный груз. Возились целый день. «Волга» оказалась двухцветной: салатовая сверху и темно-зеленая, цвета морской волны, по бокам. Редкая красота. Попросил вернуть машину обратно на «Балтику», что вот-вот отплывала на родину. Хозяин говорил, что надо бы сделать профилактику, но ограничились установкой аккумулятора. Так вдруг сбылась моя старая мечта иметь свой автомобиль. Моему примеру последовали некоторые товарищи-дипломаты, работавшие тогда в Англии.
На «Волге» я совершил несколько увлекательных путешествий по нашей стране. Несколько раз с семьей ездили в Ленинград, Калининградскую область, Белоруссию, на Рижское взморье. Часто совершали автомобильные вылазки с друзьями-известинцами по памятным местам Подмосковья и ближайших областей.
На картах удивительного «Атласа автомобильных дорог СССР» я отмечал трассы наших поездок. Географические карты – это мое хобби. В Лондоне, будучи собкором «Комсомолки», я прочерчивал на карте Англии дороги, по которым объездил всю страну. В Мехико я ориентировался по советскому атласу стран Западного полушария, проводил прямые линии моих перелетов на авиалайнерах от Буэнос-Айреса до мексиканской столицы.
«Атлас автомобильных дорог СССР» был издан в 1970 году, когда наша автопромышленность только набирала силу. Большой раздел атласа посвящен ценным советам о подготовке маршрутов туризма, оборудованию машин, гигиене, устранению неисправностей. Указаны маршруты по главным направлениям. Перечислены в алфавитном порядке сотни наших городов, которые интересны для посещения. Стоит отметить, что перечень городов занимает десять страниц, по буквам от А до Я. Это – Подмосковье, Карельский перешеек, центрально-европейская часть СССР, Поволжье, Урал, Украинская ССР и Молдавия, Закарпатье до лесистых Карпат, Крым и так далее.
Самую дальнюю поездку вместе с супругой и сыном мы совершили в Закарпатье, полторы тысячи километров от Москвы. Спустившись с гор, ночевали в кемпингах Приднестровья, Винницы, Киева, Полтавы. С местами в наших гостиницах не разгуляешься. Путешествуя по Закарпатью, мы с супругой и сыном к вечеру достигли Переяслав-Хмельницкого. Время где-нибудь переночевать. Администратор гостиницы сказался любезным ко мне, журналисту-известинцу. Он развел руками от досады, но свободных мест не было. Правда, в одном двухместном номере остановился местный служащий. На одну ночь администратор уговорил его приютить хорошего человека. А жене с ребенком пришлось ночевать в «Волге», что была припаркована у входа. Устав после сотни километров за рулем, мне хотелось вытянуться даже на раскладушке. Сосед долго задавал вопросы. Как там в Москве?
В Киеве произошла моя единственная автомобильная авария. На Крещатике возле базара был левый поворот. Этого я не знал. «Газик» с милицейским номером угодил в мою машину. Бывает! Вдруг подбежали молодые киевляне и стали требовать составить акт о наезде. Поехали в центральное ГАИ. Нарушитель-милиционер был «под газком». Его обязали завтра же отремонтировать мою машину. Он отказывался. Уговоры продолжались всю ночь. Незнакомые парни были со мной. Расставаясь, я предложил подвести их по домам. И тут я услышал от них: «Наезд мы не видели. Вас защищали, поскольку мы не любим нашу милицию».
После победы над гитлеровской Германией были освобождены оккупированные немцами Прибалтика, Карелия и часть Ленинградской области. Появились новые курорты, например Светлогорск, что в районе освобожденного Кенигсберга. Рижское взморье стало принимать миллионы курортников из разных уголков Страны Советов. Они прибывали поездами менее чем за сутки. На вокзале Риги пересаживались на местные электрички до Дзинтари, Майори, Дубулты. Прямую автостраду в тысячу километров построили позже. Мне удалось побывать на Рижском взморье несколько раз. Съежившись, бежал по песчаной косе вдоль берега Балтийского моря. Очень холодного моря. Его бы назвать Северным, хотя Рига находится далеко от Архангельска или Мурманска. Искупавшись, я прятался под соснами в дюнах.
Хотя я был чином не очень большим – заместителем главного редактора «Недели» – мне полагалось номенклатурное прикрепление к 4-му Главному управлению Министерства здравоохранения СССР. Там очень удивились моему желанию отдохнуть где-нибудь на севере, скажем в Петрозаводске или на известной даче Сталина среди Валдайских озер. Дача представляла собой невысокий, невзрачный домик на крутом берегу одного из многих валдайских озер, прозванных в народе «медвежьими». Иосифу Виссарионовичу она не понравилась, и он подарил ее тогдашнему руководителю ленинградской партийной организации Жданову.
За высоким бревенчатым забором располагалось когда-то общежитие для солдат охраны. Теперь это здание обустроили для отдыхающих. Построили лодочную пристань, деревянные мостки для подхода к мелководью. Для любителей рыбалки по краю берега соорудили несколько мест с печкой, прикрытой крышей от дождя. Там я часто видел отдыхающих юношей родом из Узбекистана. Наловив быстро рыбки, они угостили меня ухой под водку. Ее продавали в поселке за забором.
На теплоходе разъезжали по озерам, знакомились со стариной, оставленной первопроходцами. В городе Валдае, причалив к набережной, посетили кооперативную ярмарку. Валдай был фронтовым городом. Там располагался штаб Северо-Западного фронта. В центре образовалось кладбище, где хоронили героев-орденоносцев. После войны кладбище закрыли, а на месте захоронений положили темно-красную мраморную плиту.
В санатории «Волжский утес», что расположился на берегу огромного Жигулевского моря, я встречал гуляющего на отдыхе Алексея Николаевича Косыгина. В хорошую погоду на другом берегу водохранилища были видны корпуса знаменитого тольяттинского автогиганта ВАЗ. У причала санатория стояли глиссеры и лодки на подводных крыльях. Добирался я до «Волжского Утеса» на поезде до Уфы. Оттуда на автобусе отдыхающих довозили до места.
Как мне удавалось проводить отпуск в престижных санаториях в Крыму, на Кавказском побережье, в Кисловодске и на Волге? Очень просто. Номенклатурная элита отдыхала летом и ранней осенью, в «бархатный сезон», а мне доставались путевки поздней осенью, когда дождило, а то и шел снежок.
Поэт Лебедев-Кумач констатировал: «Широка страна моя родная. Много в ней лесов, полей и рек». Зеленая летом, пушистая зимой, богатая подземными кладовыми. А вот песчаными пляжами у теплых вод родина нас обделила. По большей части – галька, мелкий камушек. В летнюю жару воздух тяжелый, влажный. Дышать у моря, прижатого горами, затруднительно. Санатории воздвигались подальше от узкого побережья.
Как отдыхающий, я побывал в десятке курортов. На крымском берегу, например, отдыхал в санатории Верховного Совета СССР «Айвазовский». Санаторий «Форос» для советской партийной элиты я посетил по приглашению Спартака Беглова, товарища по совместному пребыванию в Лондоне в качестве собкоров. Он вернулся в Москву и занял пост одного из руководителей АПН. Меня поразила огромная комната, куда поместили Спартака с женой. Они жили, как в богатой гостинице. Кровать, стол, стулья и другая мебель в огромном жилом помещении казались игрушечными. В столовой, как в ресторане, предложили отпечатанное на машинке меню из пяти блюд. Меня поразила такая роскошь, как бассейн на открытом воздухе. Головы мы прикрыли резиновыми шапочками, но дул пронзительный осенний ветер, и, едва высунувшись, мы ныряли в глубь бассейна с выходом за занавес, где был уже накрыт стол с закуской – икрой, таранькой, чешским пивом и коньяком.
Гор в Крыму немного. Достопримечательностей еще меньше. Ялта, домик Чехова, бывший царский Ливадийский дворец, место переговоров об устройстве послевоенного мира лидеров антигитлеровской коалиции, и еще экскурсии – в Севастопольскую бухту, пещеры, где прятались партизаны. Поездка в Бахчисарай была полна ожиданий экзотики, но увиденный нами ханский дворец не впечатлил. Место резиденции крымского султана Кырым-Гирея и других властителей, считай с XVI века, неоднократно подвергалось разорению и восстанавливалось. Я увидел бедность сооружений: дощатые, плохо струганые полы, за пологом – укрытие для гарема.
Главным курортом страны, конечно, являлся Сочи на Черноморском побережье Кавказа. Ежегодно сюда приезжали миллионы отдыхающих по профсоюзным путевкам. Их принимали на лечение здравницы разного класса, в зависимости от ведомственной принадлежности. Мне посчастливилось отдыхать в Сочи в разных санаториях. Как-то мне предложили провести отпуск в санатории «Правда». Шикарный, в мраморных колоннах дворец. Еда в столовой вполне подходящая. Над нами стрекотал фуникулер богатого санатория имени Фрунзе. От лечения в Мацесте я отказался и весь отпуск сражался с местными парнями в любимый волейбол.
В другой раз у нас были путевки в дом отдыха, а сыну нужно было лечение в Мацесте. В аэропорт Адлера мы с сыном Андрюшей прилетели на Ту-134 меньше чем за два часа, а наша Елена предпочитала полтора дня трястись в поезде. На вокзале ее окружили представители туристического бюро. Советовали пройти к окошечку, где женщина предлагала всевозможные услуги: расселение в гостинице либо в квартире в городе, аренду на весь сезон, солнечные ванны на балконе, снабжение продуктами, кроме водки, которой запрещалось торговать в городе. Начальник вокзального бюро порекомендовал прикрепить сына к санаторию для детей, чтобы получить бесплатные талоны на мацестинские ванны. Предложил заполнить анкету, где надо было указать номер паспорта. Но у меня его не оказалось при себе. «Укажите любой номер», – любезно подсказал начальник бюро.
Впервые в лучший санаторий Сочи я прибыл рядовым журналистом. Кончился бархатный сезон. Наступили октябрьские праздники. Колонны сотрудников санаториев маршировали по центру города с красными знаменами и плакатами. На них читались обязательства, иные из которых казались мне смешными и заумными. Вот такой, например: «Увеличим койкозанятость на 10 процентов!»
«Объединенный санаторий Сочи» 4-го Главного управления Министерства здравоохранения СССР состоял из двух корпусов. Роскошный «Люкс» в стиле царских мраморных дворцов. Своя столовая, зрительный зал с креслами, обитыми плюшем. Богатая бильярдная. Чудесная библиотека со стеллажами и шкафами из ценного дерева. Врачи разделили курортников на отдыхающих «для ума» и отдыхающих «для тела». Массажистка, полная еврейка, хвастала, что лечила от остеохондроза самого Микояна.
В санатории обслуживание шло по давно разработанному графику. До обеда проводились лечебные процедуры: бесплатные автобусы возили в Мацесту, предлагался массаж, включая подводный, различные виды физиотерапии. После обеда отдыхающие были заняты по желанию. Чаще всего состязались с приглашенными из соседних санаториев волейболистами, мастерами большого и настольного тенниса. Вечером – кино или концерт.
Окно моей комнаты в корпусе «Люкс» выходило на кухню столовой. С раннего утра меня будил стук ножей поваров. Я попросил о переселении. Меня перевели в корпус «Приморский» и подселили к мастеру сталелитейного производства из Челябинска. Его звали Александр Петрович. Комната на двоих была тесноватой. Зато лифт до песчаного пляжа, внизу душ и бар.
В «Объединенном санатории Сочи» было три киноплощадки. Одна в закрытом помещении. Там выступали известные артисты, которые летом давали концерты в городах на черноморском побережье. Помню, однажды в «Приморском» выступила Эдита Пьеха в сопровождении оркестра ее мужа. По воскресеньям развлекать отдыхающих приезжал джаз. Танцевали под «Утомленные солнцем», «Дымок от папиросы», а главным хитом была залихватская мелодия «Живи, моя Одесса! Живи и процветай!».
Большая территория санатория граничила с городским парком «Ривьера». Прямой (со сторожем) выход в парк позволял посетить там кинотеатр, различные аттракционы, открытый драматический театр, где проводились союзные фестивали и конкурсы и где я впервые увидел выступление начинающего Петросяна. Ходили мы гулять и в соседний новенький санаторий «Россия» Советов министра СССР. Там актер Владислав Стржельчик удивил нас интереснейшим рассказом о своей театральной жизни.
Крым, Сочи и другие курортные места были предназначены почти исключительно для летнего отдыха. В газетах советского времени можно было прочитать, что на курортах страны ежегодно отдыхали по путевкам миллионы граждан. Путевки бесплатные, с профсоюзной скидкой. Наша семья тоже пользовалась такими льготами, выезжая на каникулы в один из санаториев. Но главным удобством был конечно же известинский дом отдыха «Пахра», открытый круглый год.
Много лет каждую пятницу после работы от здания «Известий» с улицы Чехова стартовали два туристических автобуса в сторону района Теплый Стан и далее по Калужскому шоссе до «Пахры». Примерно через час автобусы прибывали к главному корпусу дома отдыха и все расходились по своим комнатам, кто в корпусах, кто в дачках. Быстро бросив вещи, отдыхающие устремлялись в столовую на ужин. Мой сын, еще малыш, любил ползать среди столов по красному дорожному ковру. Возвращался к маме и уговаривал ее побыстрее скормить ему кашу. Маленькая дочь известного япониста Бориса Чехонина в это время расхаживала от столика к столику и на вопрос, как дела, отвечала, по-детски чуть картавя: «На всякую старуху бывает проруха».
В каменном главном здании находились столовая, кинозал, бильярдная, телевизионный зал, библиотека, зал отдыха с пианино. Остальные постройки дома отдыха были деревянными. На большой территории расположились два двухэтажных жилых корпуса и дюжина дач. Известинское руководство размещалось на постоянной основе в больших дачах и в двух кирпичных корпусах, где раньше жил обслуживающий персонал. Позднее, когда хозяйство разрослось, для персонала построили за дорогой два пятиэтажных панельных дома.
Подмосковная природа дома отдыха «Пахра» была просто волшебной. Река делала резкий разворот перед крутым склоном, на котором еще не зажили следы войны – заросшие густой травой солдатские окопы. С другой стороны на пригорке виднелись уже почти совсем разрушенные постройки фермерского хозяйства, которым, по преданию, управляла некая Марья. Пригорок получил народное название Манькина гора и, минуя ее, отдыхающие заходили по тропам в смешанный лес с широкими полянами, а зимой – с проложенными лыжными трассами. Манькина гора служила нашим лыжникам географической точкой, возле которой они договаривались встретиться после многокилометровых пробежек. По крупным праздникам на Манькиной горе устраивали шашлыки. Пели и танцевали под баян. Все были дружны и веселы независимо от должностей. Путевки в дом отдыха сотрудникам «Известия» стоили очень дешево за счет профсоюзной скидки. Два рубля на уик-энд за сотрудника и пять рублей за члена семьи.
Увы, те времена давно прошли. Главный корпус в условиях новой собственности сгорел, сгнили деревянные корпуса и дачи. Запустел и начал разрушаться недавно построенный большой кирпичный корпус на Манькиной горе. Вокруг на бывших полях и полянах начали возводить коттеджные поселки, закрытые высокими заборами.
Такие же изменения я наблюдал в других районах Подмосковья. Недалеко от Куркино, пригорода Химок, я по приглашению друга жил с супругой в дачном поселке, построенном немецкими военнопленными для сотрудников НКВД-КГБ и госплановского начальства. Дачи, хотя и обветшалые, но удобные, с большими террасами, несколькими комнатами, с отоплением газовой колонкой, ванной и туалетом. Некоторые и сейчас стоят в окружении высоченных берез и многих соток земли. Их, однако, вытесняют роскошные особняки, конкурирующие друг с другом архитектурной роскошью. Таких строений я не встречал ни в Канаде, ни в Мексике, ни в Бразилии или Аргентине, не говоря уже об Англии. Бывшая номенклатурная элита поддержала «революцию сверху» и стала, наконец, приватизатором-собственником государственных дач. В советские-то времена они были тут временщиками: ушел на пенсию и будь добр, очисти занимаемую госдачу для сменщика. Я сам видел в дачном поселке Петрово-Дальнее, как одна генеральша выбрасывала вещички другой генеральши, крича: «Освободите помещение!»
За забором поселка особняков в Новогорске, напротив футбольной тренировочной базы «Динамо», спрятались скромные пятиэтажки местных жителей. На клочках земли копошился рабочий люд, сажая картофель, кабачки и другие овощи. Земля болотистая, в лесу, негодная для посевов. Она, впрочем, такая же, как и около особняков. Их владельцы привозят «камазы» с песком и черноземом, нанимают гастарбайтеров из Средней Азии или Украины и разбивают за забором английские лужайки. Раздается стрекот бензиновых косилок. Прямо как в Англии, где у владельцев домов одно хобби – стричь газоны.
