Владимир Иванович Силантьев
Ровесник СССР: Всюду Вселенную я объехал
ЧАСТЬ 5
ПОД ЮЖНЫМ СОЗВЕЗДИЕМ
ВИЗОВЫЙ ВОПРОС
Мой опыт «открытия» Аргентины, Уругвая, Бразилии, куда удавалось хитростями заполучить въездную визу, показывает, что деловое сотрудничество возможно было в пору правления в этих государствах военных. Они разгоняли левые и коммунистическую партии, на слово «коммунизм» накладывали табу.
Аргентинскую визу удалось получить легко. Там состоялся чемпионат мира по футболу, и я представился как спортивный обозреватель. После этого автоматически стал «въездным». С мексиканской визой были проблемы, хотя в паспорте значился мой заезд на инаугурацию президента. Однако мой паспорт вызвал подозрения у мексиканского посла в Гаване. Он спрашивал: «А вы верно корреспондент, а не разведчик? Как вы докажете, что много писали о Мексике?» Я отвечал: «Принесу вам вырезки из “Известий”». А посол: «Они на испанском языке?» Я обещал, что переведу их с русского и покажу ему. Хороший мексиканец – мачо! Подарил послу две бутылки «Столичной», и наконец он проштамповал мой паспорт. В аэропорту Мехико мурыжили часа два. Сверяли в черной книжечке, где записаны все нежелательные, включая террористов, уголовников. Затем нас ставили в ряд и фотографировали.
Хорошо помню, как первый раз прилетел в Рио. Пограничный офицер вертел-крутил мой паспорт. Затем включил подсветку и стал фотографировать каждую паспортную страничку. Наконец поставил штамп. В таможенном зале никого из служивых. На скамейке лежал мой чемодан с поднятой крышкой. Кто-то его переворошил.
За время моей командировки в Латинскую Америку мой загранпаспорт потолстел. Обогащался новыми вклеенными листами с гербом, серпом и молотом. Зато я увидел чудесный край Амазонии и Параны.
Консульским отделом Бразилии в Мехико ведала бразильянка. В летах. Скучала, поглядывая из окна на авениду Реформа. Мои визы в паспорте ее не впечатлили. Я посещал ее и болтал о красотах Рио, о бразильских карнавалах, о том, что красивее бразильских девушек нет на белом свете. Визы не просил. Визит за визитом, так, поболтать. Наконец она сказала, что, мол, все вокруг да около, вот вам виза, увидите, как красива Бразилия.
А вот с получением колумбийской визы было каждый раз одно и то же. Консул ворчал: «Где вы были? Я приглашен на обед. Где ваш паспорт?» И ставил штамп на всю страницу. Но я уже начал вспоминать мои журналистские годы, проведенные на другом полушарии. Как говорят летчики, давая газ моторам: «Поехали!»
ЦЕНА ИЗУМРУДОВ И КОФЕ
Древние индейцы, что жили на территории нынешней Колумбии, создали красивую легенду. Индианка Фура безутешно плакала о погибшем любимом. И тогда, чтобы утешить ее, люди решили сотворить девушке дорогой подарок – пронзили ее слезу ярким лучом, и она превратилась в сверкающий зеленый кристалл – изумруд.
Об изумрудном богатстве страны сразу же узнает каждый, кто приезжает сюда. В центре Боготы повсюду можно видеть витрины ювелирных лавок, играющие переливами красивых зеленых камней. Они разных размеров и, как говорится, «на любой вкус и карман». Одни уже граненые, другие – нет.
А на центральной столичной улице имени Хименеса де Кесады имеется «толкучка», где из-под полы продаются необработанные изумруды. Трудно определить, кто ими торгует – сами ли добытчики или перекупщики-спекулянты.
Как туда попадают камни? Рассказывают, что вход на разработки тщательно охраняется, а рабочие трудятся под строжайшим контролем надсмотрщиков. Добытчики выстраиваются в шеренгу и долбят гору тяжелыми длинными ломами. Сначала раскалывают твердую породу, затем повторным ударом лома отваливают отбитый кусок. С помощью струи воды смывается грязь. Надо иметь очень хорошее зрение, чтобы в кусках кристаллической породы разглядеть изумрудные жилы или горошины. Ломы изготавливают свыше 2 метров длиной, чтобы люди работали стоя во весь рост. Чуть нагнулся человек – значит, усмотрел изумруд. Надсмотрщик уже тут как тут, хватает его за руку. Но чаще бывает так, что труженики рудников месяцами долбят породу, высекая уступ за уступом, или, как говорят специалисты, ведут разработку «террасным» способом, который изобрели еще в древности местные индейцы, и ничего не находят.
Любопытно, что в наши дни, как и в старину, изумруды обрабатывают здесь вручную. Индейцы шлифовали камни месяцами, поскольку по твердости они не уступают кварцу. Современным ювелирам Колумбии помогает создавать чудеса не очень-то сложная техника – вращающийся круг с наплавленным шлифовальным составом. Все остальное зависит от искусства ювелира, который, заботясь о красоте камня, должен точно рассчитать количество граней. Ведь недаром изумруд оценивается не только по цвету и размеру, но и по качеству граней, от которых зависит «игра» камня.
Когда в ранний час мы отправились из Боготы на кофейные плантации, над городом висела грозовая туча. Была пора дождей, и путешествие, хотя и небольшое по расстоянию – километров семьдесят, грозило затянуться из-за размытых сельских дорог. В пелене дождя скрылись стеклянный небоскреб авиакомпании «Авинка», высотный отель «Богота-Хилтон», старинное здание колумбийской федерации кофепроизводителей. Ливень одинаково поливал как изумрудные, аккуратно подстриженные газоны фешенебельных вилл северной части города, так и убогие, словно в спешке сколоченные дома-лачуги южных пролетарских районов. Там во многих проулках не было ни тротуаров, ни мостовых, зато было предостаточно фабрик, мастерских и складов.
Чем ниже мы спускались с гор, тем реже становились облака, окутывавшие горные вершины. Сосновые рощи сменялись эвкалиптами, зелеными пастбищами, а затем показались и кофейные плантации. Они нежились в тепле на крутых горных склонах. Ровные ряды кофейных кустов расположились в тени высоких деревьев гуамо с раскидистыми кронами. Кофейное дерево весьма капризное. Оно не переносит ни заморозков, ни жгучих лучей солнца. Ему необходим равномерный теплый и влажный климат, который, кстати, наблюдается далеко не во всех тропических странах.
Мой провожатый сеньор Фернандо, представитель федерации, рассказывал в пути историю появления кофе в Колумбии. Его завезли в 1732 году из Мартиники с кофейных плантаций, принадлежавших французам. А на Мартинику кофе попало из Африки, точнее, из Эфиопии, считающейся его подлинной родиной. Колумбийцы ныне выращивают прототип знаменитого африканского сорта «арабика», который по-местному называют «борбон».
Нелегок труд крестьянина, выращивающего кофейное дерево и собирающего урожай вручную. Специалист кофейного производства доктор Рикардо Авилья подчеркнул в беседе со мной, что производство кофе едва ли будет когда-либо индустриализировано. «Механизация в нашей кофейной индустрии невозможна, – категорически заявил он. – Только благодаря ручному труду мы получаем высококачественный кофе».
Мы посетили плантации «Мисьонес» – довольно крупного предприятия, если сравнить его со многими тысячами мелких ферм, производителей кофе Колумбии. Вполне понятно, мелкие производители на клочке земли, порой в 2-3 гектара, полагаются лишь на свои руки да труд членов семьи, включая детей. Однако владельцы «Мисьонес» не внедряют механизацию по другим причинам. Рабочей силы в колумбийской деревне избыток. Десятки тысяч крестьян иммигрируют в города, безуспешно надеясь найти там работу и в результате пополняя лишь армию безработных.
На плантациях трудятся около 100 рабочих – мужчин и женщин. Но только 60 из них – постоянные рабочие, а остальные нанятые временно. В любое время их могут уволить. Рабочие должны три-четыре раза в год вручную с помощью мачете пропалывать плантации, очищая их от быстрорастущих сорняков, до трех раз в год вносить удобрения и почти круглый год собирать урожай. Труд вроде бы немудреный, но утомительный: из зерен, которыми покрывается кофейный куст на четвертый-пятый год после посадки, сборщики выбирают только красноватые зрелые, а остальные оставляют дозревать. Затем они несут полные корзины зерен приемщику, который строго оценивает их труд: чем больше попадается зеленых зерен кофе, тем ниже оплачивается работа сборщика.
Единственная подмога сборщикам – несколько десятков осликов, которые используются для перевозки мешков с кофе, собранных на отдаленных плантациях. Процесс обработки кофе, начиная от засыпки зерен в огромные чаны для ферментации и кончая сушкой, также осуществляют вручную. Лишь одна операция, лущение зерен, механизирована: установлена английская машина производства 1928 года.
Один из владельцев «Мисьонес» Педро Саенс угостил нас чашечкой кофе свежего урожая. Настой был очень крепким – такой кофе любят пить жители восточных районов страны. Его обычно подают без сахара, разливая в небольшие керамические чашки (стеклянные, тем более пластмассовые сосуды убивают аромат напитка, пояснил нам хозяин стола). «Кофе по-колумбийски» был вкусным, но каким-то особым ароматом и способом приготовления не отличался. Как это ни странно, производители лучшего в мире кофе не являются кофейными гурманами.
Понятно возмущение мелкого производителя, который бессилен противостоять спирали инфляции, захлестнувшей мир капитала. Директор отдела пропаганды федерации кофепроизводителей Педро Филипе заявил в беседе со мной: «Наш кофетеро – мелкий производитель – за месяц может стать богачом. А потом сидит без гроша в кармане, ожидая следующего урожая».
…Возвращались с земель «Мисьонес» под вечер. Небо над Боготой расчистилось от облаков. Сеньор Фернандо любопытствовал, понравилось ли путешествие на плантации. Конечно, европейцу в диковинку увидеть и склоны Кордильер, и кофейные кусты, и свисающие с них гроздья ягод, и то, как работники перебирают зернышко к зернышку уже обжаренный кофе, тот самый, что мы покупаем вразвес или в молотом виде в магазине.
Колумбийцы гордятся своей страной – землей прекрасного кофе. Их лучшие поэты написали в его честь восторженные гимны. Мой провожатый заметил, что чашечка кофе вдохновила Себастьяна Баха сочинить «Кантату о кофе». Правда, то была чашечка не колумбийского кофе. Ибо Бах закончил свою кантату как раз в том году, когда первые семена кофе были еще только брошены в благодатную землю Колумбии.
(Силантьев В. И. Пробужденная сельва. М.: Известия, 1983.)
ВДОХНОВЕНИЕ МАСТЕРА
Выдающийся бразильский архитектор Оскар Нимейер трудился в своей мастерской в Рио-де-Жанейро, расположенной в красивом доме, из окон которого виден золотистый пляж знаменитой Копакабаны. Нимейер человек среднего роста, спортивного сложения. Он предложил перед беседой посмотреть небольшой фильм о его творчестве, чтобы, как он сказал, «получить кое-какое представление».
Тридцатиминутная лента оказалась как нельзя кстати. До встречи с архитектором я постарался ознакомиться с его работами, благо их много в Рио-де-Жанейро и особенно в Бразилиа. Все они поражают оригинальностью и смелостью архитектурных замыслов. Казалось бы, в наше время для успешной работы требуется концентрация всех сил в одном направлении. Нимейер же легко перешагивает через привычные каноны, собственные разработки и проектирует, например, музыкальный центр в виде громадного гриба с залами и фойе в «шляпке» или высотный отель «Насионал» в форме стеклянного цилиндра (оба находятся в Рио-де-Жанейро).
Последнее десятилетие зодчий работал главным образом над проектами, предназначенными для зарубежных стран. Нимейер так прокомментировал свое творчество этих лет:
– С помощью железобетона, простого, жесткого и холодного материала, я стремлюсь выразить свою архитектурную мысль. Для меня годятся любые линии – кривые, плавно изгибающиеся, но только не прямые. Я стараюсь сделать в архитектуре что-то необычное. Не каждому человеку, возможно, понравятся мои работы, но всякий, кто их видит, наверняка ощутит, что подобного сооружения он еще не встречал. Новая форма, непривычная для глаза, – вот где сосредоточиваются наши поиски.
Зодчий с увлечением рассказал о строительстве по его проектам трех зданий во Франции, четырех – в Италии, двух – в Алжире.
– А как вы относитесь к таким традиционным строительным материалам, как дерево, гранит? – спросил я. – Ведь они и сейчас широко используются при строительстве домов в Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу. Подходя к вашему дому, я видел на Копакабане целые кварталы домов, облицованных дорогим мрамором…
– А если бы вы взглянули наверх, на скалы Рио, – прервал меня Нимейер, – то увидели бы фавелы бедняков, сколоченные из досок и листов фанеры.
У нас все здания и все вещи, – заключил он свою мысль, – несут на себе четкий социальный отпечаток. На своих рабочих местах мы, архитекторы, стремимся к гуманному, наиболее справедливому и демократическому в зодчестве. Но архитектор не наделен властью изменить социальную структуру общества. Если он хочет ликвидировать нищету, он должен стать активным участником общественной жизни, включиться в политическую борьбу.
В дальнейшем разговоре Нимейер почти не затрагивал тему архитектуры. Я бегло окинул взглядом убранство его кабинета и, к удивлению, не увидел ничего, что говорило бы о профессии моего собеседника. На стенах висели портреты С. Альенде, П. Неруды, Ф. Кастро. На книжных полках не было ни одной книги по архитектуре.
– Я предпочитаю иное чтение в свободное время, – сказал Нимейер. – Окружающий нас мир и люди гораздо весомее архитектуры. Еще Бальзак сказал, что жизнь важнее литературы. То же самое можно сказать и о нашем искусстве. В жизни много несправедливости, от которой надо избавляться. Во времена, не столь отдаленные, когда в Бразилии правили военные, меня вызвали в политическую полицию, усадили на стул в маленькой звуконепроницаемой комнате и после многих вопросов спросили, чего я добиваюсь, чего я хочу. «Изменить общество, – ответил я, – и не только по причине его устаревшей архитектуры, а потому, что его коренным образом нужно менять».
В Бразилии, – продолжал архитектор, – многие бедняки не умеют читать и писать, им недоступна политика. Сотни лет церковь вбивала в головы людей, что один должен быть богатым, другой – бедным. Правившие с 1964 года генералы вели наступление на элементарные права человека. Но времена меняются. Те же военные сами вынуждены были начать процесс либерализации. Бразилия переживает период надежд.
На письменном столе архитектора лежал рисунок, похожий на эскиз памятника. Нимейер заметил мой заинтересованный взгляд и сказал:
– Вы видите проект монумента никарагуанскому бойцу-сандинисту, героически погибшему в борьбе с диктатурой Сомосы. Он посвящен конкретному человеку – Карлосу Фонсеке Амадору, основателю Сандинистского фронта национального освобождения.
Нимейер протянул мне лист бумаги, на котором карандашом был сделан набросок памятника: на постаменте возвышалась фигура революционера, а рядом с ним поднималась на 20-метровую высоту изогнутая в виде паруса железобетонная плита, символизирующая стремительное движение вперед.
Нимейер с увлечением взялся за новую работу.
– Народы, сбросившие оковы колониализма и диктатуры, нуждаются в помощи и солидарности, – сказал он в заключение нашей беседы. – Мне хотелось бы подчеркнуть, что величие Советского Союза состоит, кроме всего прочего, в том, что он бескорыстно, по-братски помогает освободившимся народам: идет ли речь об африканских странах, о Кубе или Никарагуа, подвергающейся агрессии. СССР олицетворяет борьбу против нищеты и бесправия, царящих в мире угнетенных и униженных людей, живущих в бывших колониях. Благодаря политике Советского государства одержаны большие успехи в борьбе за мир, демократию и свободу. Позвольте мне передать советским людям мои искренние пожелания успехов и счастья!
(Силантьев В. // Известия. 1980. Апрель.)
ВОДОПАДЫ ИГУАСУ
На юге Бразилии, на пограничной с Аргентиной реке Игуасу, можно наблюдать необычайной красоты явление: широкая полноводная река вдруг обрывается, и лавина воды падает в пропасть глубиной свыше 70 метров. Снизу поднимается белое облако. Оно рождается на месте центральной части водопада, окрещенной грозным именем «Глотка дьявола». Мириады брызг разбивающейся о скалу воды под воздействием тропического тепла мгновенно превращаются в облако. Его подхватывает ветер и уносит в небо.
Мы побывали на водопадах после сильных многомесячных ливней, когда уровень воды в Игуасу поднялся до самых высоких отметок. В это время река несет ил и красную бразильскую почву. Гигантская подкова водопада сверкала на солнце, будто золото. И ревела, и грохотала, обрушивая в бездну тысячи тонн воды.
Не в силах оторваться от этого захватывающего дух зрелища, мы любовались удивительной картиной минут пятнадцать. Но надо было спешить, посмотреть и другие водопады. А их здесь немало – около 270. И носят они самые неожиданные, порой романтические имена: «Флориано» – крупнейший на бразильской стороне; «Три мушкетера», «Адам и Ева» и даже «Два мушкетера» – на аргентинской. Облачившись в прорезиненные плащи, капюшоны и сапоги, дотошные бразильские туристы смело шагают сквозь пелену брызг по специальному мостику почти в самую «Глотку дьявола».
У туристов на аргентинской стороне нет такой возможности. Зато они могут приблизиться к большинству водопадов, путешествуя по мосткам, проложенным от островка к островку, которые созданы природой у самого края ревущей пропасти. Общая же длина этих мостков – свыше 2 километров.
Каждый островок – кусочек тропической сельвы. Увитые лианами, стоят здесь ценнейшие тропические деревья, как, например, кебрачо, древесина которого крепка, как железо. Среди обитателей заповедника – пумы, обезьяны, тапиры, около сорока видов редких птиц, бабочки сказочных цветов и необычной величины. И цветы – красочные орхидеи и гвоздики.
Когда, промокшие и усталые, мы возвращались, дорогу перешла стая обезьян – подняв вверх хвосты, они грациозно прошагали перед затормозившей машиной, совсем не боясь людей.
Неподалеку от водопадов раскинулся небольшой поселок. Шесть тысяч его жителей кормятся в основном за счет наезжающих туристов. Они работают прислугой в гостиницах, официантами в барах и ресторанах, шоферами такси, которыми пользуется приезжая публика для поездок по достопримечательным местам.
Над водопадами проходят воздушные пути, соединяющие Бразилию и Аргентину. И даже воздушные корабли делают здесь остановку. Любители острых ощущений могут пересесть с большого лайнера на местный вертолет или легкий самолет. Единственное препятствие для тех, кто не прочь пощекотать нервы, – сумасшедшие цены. Поэтому большинство туристов предпочитает наблюдать, как тихоходный самолетик ныряет в пропасть, летит между водопадами и резко взмывает вверх из «Глотки дьявола», едва касаясь крылом падающей воды.
Но вот моя встреча с водопадами подходит к концу. Автобусы и такси увозят туристов на аэродром. У водопада становится безлюдно. Отчетливее слышно пение незнакомых птиц да завывание койотов. Опускается черная, как сажа, тропическая ночь, которая проглатывает белое облако, поднятое водопадами Игуасу.
РИОДЕЖАНЕЙРО
Города как люди. Одни вызывают симпатию, другие обворожительны, как сказочные красавицы, и в них влюбляешься с первого взгляда. Третьи – смесь того и другого. А каков Рио? Большинство сходится во мнении, что Рио-де-Жанейро – единственный в своем роде город, даже похожего не сыщешь на свете. Но почему? Когда я приезжал в Рио, каждый раз пытался найти ответ на этот вопрос. В конце концов я пришел к заключению, что сами бразильцы не смогли бы построить еще один такой город. Действительно, где найти океанское побережье с гигантскими подковами золотистых пляжей, да обязательно чтобы над ними нависали огромные живописные скалы, и еще заполучить в градостроители такого выдающегося зодчего, как Оскар Нимейер?
Мне довелось проехать тысячу с лишним километров по атлантическому побережью Бразилии, но такого сочетания щедрот природы, как в Рио, не встретилось больше нигде. Сами жители называют его «бесподобным городом». Еще в начале века к вершине одной из скал, прозванной Пао де Асукар («Сахарная голова») за ее форму, решили протянуть канатную дорогу на высоте почти 400 метров. По тем временам задача оказалась сложной, и фуникулер построили двухэтапным. Путешествие длиной 1400 метров длится ныне около получаса. И все это время пассажиры восторгаются неповторимыми видами «бесподобного города».
Внизу справа – синяя кромка Атлантического океана, сливающегося на горизонте с таким же синим небом. Слева распластались гигантская бухта Гуанабара и примыкающая к ней промышленная часть Рио. А у подножия Пао де Асукар отливают золотом пляжи: слева – Ботафого с причалами для парусников и морских яхт, справа – Копакабана. Далее отчетливо видны три полукольца этого приморского ожерелья: одно составляют припарковавшиеся вдоль пляжей разноцветные машины, другое – зеленые палисадники с пышными пальмами, и, наконец, последнее – стеклянные дворцы.
С горы Пао де Асукар открывается чудесный вид на соседний город Нитерой, административный центр штата Рио-де-Жанейро. Через бухту Гуанабара в этот город перекинут длиннющий красавец мост. Нитерой всегда в дымке, как и тянущиеся за ним горы и морские бухты. Эта дымка – результат коптящих небо фабричных труб.
Португальские мореплаватели здесь, у скалы «Сахарная голова», и основали город, назвав его Рио-де-Жанейро – «Январская река». Это случилось в марте 1565 года. По случаю 400-летия Рио на вершине другой скалы – Корковадо вспыхнули 44 мощных рефлектора, осветивших гигантскую каменную фигуру Христа (монумент был сооружен еще раньше, в 1931 году). Рефлекторы подарила в рекламных целях американская компания «Дженерал электрик», а зажжены они были по радиосигналу из Ватикана. С тех пор они полыхают каждую ночь, славя католичество и фирму «Дженерал электрик». Они стали одной из достопримечательностей города. Церковники в разных городах Латинской Америки стали копировать «чудо Рио», но сравниться с бразильцами им не удалось. Нелегко найти и такую скалу, как Корковадо, – высотой 700 метров, почти со всех сторон отвесную, расположенную в географическом центре города. Не по карману плагиаторам оказалось соорудить и 30-метровый монумент, весящий вместе с постаментом свыше тысячи тонн.
Поднявшись на Корковадо, видишь Рио как на ладони. Но вдруг в поле зрения попадает что-то такое, что кажется совсем несовместимым с 20-этажными зданиями, некоторые из которых отделаны мрамором. Это трущобы – фавелы, сколоченные из чего попало на склонах гор и в седловинах. В них ютится беднота. Когда один западногерманский журналист написал об обратной стороне медали – о внутреннем озере, которое отравлено настолько, что в нем не водится рыба, о вонючих фавелах, о канале для сточных вод, который пересек один из богатейших районов Леблон, о нищих и уголовниках, о бездомных и голодных, – одни не поверили ему, другие обиделись. Но на самом деле город сталкивается с острыми проблемами, которые вызывают головную боль у городских властей.
– Рио – это не только Копакабана, – говорил мне Оскар Нимейер, – я надеюсь, что когда-нибудь бедняки фавел, сколоченных из досок и фанеры, спустятся с гор вниз и примут активное участие в преобразовании своего города.
Любопытна история Копакабаны. Трудно поверить, что этот участок земли длиной 6 километров, где ныне живут и отдыхают очень состоятельные люди, в начале прошлого века был заселен бедняками. Тут была заброшенная заболоченная полоска земли да убогие негритянские хижины. Дело в том, что богачи Рио предпочитали тогда селиться на вершинах холмов, где климат более здоровый и прохладный.
С течением времени обычаи изменились. Бедный люд сооружает свои убогие фавелы на склонах гор, а богачи перебираются поближе к пляжам. Кондиционеры спасают их от изнурительной жары и влажности, которые господствуют здесь круглый год. Сейчас в районе Копакабаны проживает около четверти миллиона человек.
Копакабана в основном сохранила тот архитектурный облик, который придали ей зодчие в начале прошлого столетия; кажутся несколько старомодными фасады ее домов и застекленные террасы, среди которых теряются современные небоскребы.
– Рио производит металл, станки, медикаменты, текстиль, книги и многое другое, – рассказывали мне в городской префектуре – муниципалитете. – Через его порт уплывают за океан кофе, сахар, хлопок, кожа, ценная древесина, фрукты. Специализированные суда перевозят марганцевую и железную руду. Рио слывет в мире веселым карнавальным городом, но он еще и город-труженик.
– Что делается властями города для развития индустрии туризма, который является источником получения валюты? – спросил я работника муниципалитета Л. Денисса, отвечающего за связь с прессой.
– Каких-то особых планов на этот счет у нас нет, – ответил он после продолжительной паузы. – Строятся гостиницы, вот, пожалуй, и все. Туристы едут к нам позагорать на пляжах. Разве этого мало?
– А что можно еще посмотреть, кроме «Сахарной головы» и горы Корковадо?
– Возможно, фондовую биржу – первую в Бразилии.
Речь шла о старинном здании биржи, и визит туда, несомненно, интересен любителям старины. То, что Рио богат средневековыми церквями и соборами, памятниками архитектуры XVI—XVII веков, многие не замечают, считая, что блеск Рио – пляжи и стеклянные небоскребы. Однако в старой части города сохранились монастырь Сан-Бенто, ратуша, собор Канделярия, свидетельствующие о том, что первые зодчие города также были не лишены таланта. Хорошо выглядят более поздние сооружения, как, например, Муниципальный театр с богатым вестибюлем и здание местного конгресса. Сам муниципалитет расположился во дворце, построенном в европейской манере. Впрочем, удивляться этому не приходится: муниципалитет купил это здание у английского посольства. Прогуливаясь по старому Рио, встречаешь много особняков с колоннами и статуями, пышными украшениями в стиле барокко.
Рио – второй по величине город Бразилии и ее крупный культурный центр. Он гордится своими университетами, институтами, Бразильской академией литературы, Национальной обсерваторией, многочисленными библиотеками, кинотеатрами. Но все это есть во многих крупных городах мира. Культурные учреждения не добавляют ничего нового и весомого к славе «бесподобного города».
Так чем же еще неповторим Рио-де-Жанейро? Вероятно, стадио-ном-гигантом «Маракана». Правда, в мире уже много стадионов, вмещающих 100 тысяч зрителей, но «Маракана» может принять вдвое больше, а смуглолицые болельщики на ее трибунах – люди особого нрава. Они играют одну из главных ролей в футбольном спектакле. То всплеском оваций, то ахами и охами они подбадривают, даже подстегивают игроков. Какой бы ни был матч – международный или местный, – трибуны содрогаются от грохота барабанов, пританцовывающих и поющих зрителей. Чтобы познать душу и характер жителя Рио, надо хоть раз посетить «Маракану».
Душа кариоки – так называют жителя Рио – раскрывается и в дни февральских карнавалов: это открытая, широкая, добрая душа. Не побоюсь сказать, что по своему размаху, продолжительности, количеству участников, по богатству костюмов, шляп и масок карнавал в Рио – самый великолепный в мире. Во многих латиноамериканских странах устраиваются карнавалы, и весьма пышные, но ни один не идет в сравнение с карнавалом в Рио.
Неповторим архитектурный образ Рио, хотя отдельные его черты стали хрестоматийными для зодчих всего мира. Жилой комплекс той же Копакабаны создавался в 40-х годах, удивляя мир своим новаторством. Естественно, за прошедшие десятилетия он не мог не оказать влияния на творческую мысль градостроителей.
Творцы «бесподобного города» не останавливаются на достигнутом. Музей современного искусства Нимейера представляет собой уникальное сооружение, похожее на перевернутую пирамиду, которая покоится на 12 изогнутых опорах. Оригинально выглядит крыша музея из бетонных козырьков – по одному на каждую опору. Посещение музея непременно включается в туристические маршруты, ибо нельзя пропустить возможность увидеть и эту прекрасную работу выдающегося мастера.
Однажды я попал в Рио в дождливый сезон. Странно было видеть здешнее небо, затянутое облаками, а здания, скалы и пляжи – тусклыми, даже серыми. Город было не узнать. Но вот появился просвет в облаках, выглянуло солнце, и Рио вновь заиграл своими яркими красками. Как идет солнце этому городу! Без него, пожалуй, не было бы настоящего «бесподобного города».
О прекрасной мечте человека в бухте Рио-де-Жанейро мы со школьных лет знаем от Остапа Бендера. Увы, его мечту оборвали пограничники на нашей границе. С той поры город на скалах рос, богател и манил к себе разноплеменные народы. Но вот какая штука. Сам Рио не торопился принять в свои объятия миллионы туристов – футбольных болельщиков. Он посылал к нам крепкие дружины «быстроногих», что уже и не припомнишь, сколько раз они завладевали титулом чемпионов мира. А Пеле?! Знаменитость, обаяшка на поле и рекламных щитах.
Да, Рио не спешил. Но согласился принять в XXI веке чемпионат мира – распахнуть входы на «Маракану», стадион города-гиганта Сан-Паулу, и настроить столько футбольных полей, сколько потребуется. Плюс гостиниц. Надо – расширят Копакабану. Бразильцы – трудяги, на загляденье. Они смогут и прославят страну в своих пенатах. Счастливого пути!
(Силантьев В. // Неделя. 1986. Ноябрь)
