Пётр Азарэль
Восхождение
8
Миновал месяц. Тиронут, так назывался на иврите подготовительный курс молодого бойца, перевалил на свою вторую половину. Стрельбы и походы в полном снаряжении остались позади, накопившаяся усталость требовала отдохновения, и руководство базы распустило ребят по домам.
Автобус, петляя вдоль северного откоса горы, приближался к Иерусалиму. Проехали Сады Сахарова, затем большой загруженный перекрёсток Гиват Шауль. Яков и Михаэль подняли на плечи увесистые автоматы, прежде лежавшие на коленях, подхватили брошенные на пол вещмешки, спустились на перрон автобусной станции, и вышли на улицу Яффо. Стеклянная глыба Дворца конгрессов дружелюбно сверкнула отраженным утренним светом, приветствуя их возвращение в город.
– Ну что, разбегаемся по квартирам, – предложил Яков.
– А в субботу сбегаемся здесь в восемь вечера, – в унисон ему ответил Михаэль.
Друзья попрощались, и Яков с вещмешком на одном плече и автоматом на другом побрёл к остановке автобуса. Он сошёл недалеко от дома. Было жарко, день катился к полдню и только свежий не разогревшийся с утра ветерок охлаждал его горячую грудь и лицо. Дверь открыла Ребекка Соломоновна и, не сдерживая радости, обняла его.
– Яшенька, заходи, – сказала она, рассматривая сына. – Ты возмужал, загорел, хотя выглядишь усталым. Я отпросилась, и меня сегодня отпустили пораньше.
– Ты права, мамочка, мне не мешает отдохнуть. А папа ещё не пришёл?
– Он часа через два появится. Ты голодный.
– Я продержусь до прихода папы. Я хорошо поел на базе.
– Тогда прими душ и полежи.
Ребекка Соломоновна поцеловала сына и направилась на кухню.
– Яша, я готовлю твои любимые котлеты по-киевски.
– Спасибо, мама.
Он зашёл в свою комнату, снял с натуженных плеч оружие и вещмешок, с наслаждением растянулся на постели и мгновенно уснул. Через час он проснулся от внутреннего толчка, который появился у него в последнее время. Биологические часы исправно функционировали. Яков поднялся, подошёл к телефону и набрал номер Жени.
– Привет, это я.
– Яша, ты где?
– Дома.
– А почему не предупредил меня о приезде?
– Хотел сделать тебе сюрприз. К тому же, в армии всё может измениться каждую минуту.
– Когда мы увидимся? Я очень скучаю по тебе.
– Сегодня в шесть вечера на нашем месте. Идёт?
– Договорились, дорогой.
Яков положил трубку. Его охватило радостное чувство ожидания встречи с любящей женщиной. Он всё больше и глубже ощущал в себе настойчивый и непреклонный зов природы и потребность любить, возрождённую с новой силой появившейся в его жизни женщиной.
«Женя – красивая, умная, порядочная женщина. Что ещё нужно? Разве это не счастье? Пора выбросить из головы Рахель. Её религиозная мораль и философия создают непреодолимые препятствия между нами. Я ничего не могу изменить. А чтобы видеться с сыном как-нибудь договорюсь с ней».
Так думал Яков, стоя у стола и смотря в окно, за которым разгорался тёплый июньский день. Он опять взял трубку и позвонил Грише.
– Это Яков. Как дела?
– Рад тебя слышать. Где ты?
– В Иерусалиме.
– Ну, наконец. Зверствовали очень?
– Да всё в порядке. А дурь из нас вышибить – святое дело. Увидеться не желаешь?
– Завтра днём, вечером я возвращаюсь на базу.
– Я тоже. Давай в половине четвёртого в «Дублине».
– Буду, пока.
Яков вышел в гостиную и наклонился к матери, державшей в руках пахнущую клеем книгу.
– Что читаешь, мама?
– Амоса Оза «Мой Михаэль». Купила недавно в книжном на Агрипас. Нужно знать и своих писателей, Яша.
– Согласен. Как насчёт обеда?
– Папа вот-вот придёт, и мы сядем. Ты сказал, что выдержишь. Перекуси пока, если невмоготу.
Яков пошёл на кухню, набрал чашку воды и выпил несколькими большими глотками. Потом взял со стола кусочек запеканки с капустой, всегда удававшейся Ребекке Соломоновне. Прогремел звонок и она открыла входную дверь.
– Здравствуй, Яша.
– Привет папа.
Отец и сын крепко обнялись.
– Сколько времени добирался? – спросил Илья Зиновьевич.
– Нам с Михаэлем повезло. На тремпиаде постояли минут десять. Попуткой до автовокзала. Оттуда на автобусе до Иерусалима. Часа полтора.
– Илья, сын наш проголодался. Мой руки и к столу.
Вскоре они уже сидели в кухне и с явным удовольствием ели свежий украинский борщ.
– А чеснок почему не берёшь? – спросил отец.
Ребекка Соломоновна заговорщически переглянулась с Яковом и с лёгкой усмешкой сказала:
– Ему сегодня не стоит, он на свидание идёт.
– Понятно. Ну, расскажи, Яша, о своей жизни в армии. Месяц не виделись с тобой.
– Вначале было трудно физически, с ног валился, потом втянулся. Представляешь, был я абсолютным неандертальцем, а стал человеком, бойцом. Ну, почти, курс ещё не закончился.
– Что ты уже умеешь? – спросила Ребекка Соломоновна.
– Стрелять, собирать и разбирать винтовку, работать с рацией, бегать в противогазе. Много ещё чего.
– Как вас кормят?
– Неплохо, довольно вкусно. Вольно-наёмники нам готовят, это повара с опытом. Бывают дни, когда нас забрасывают в пустыню на несколько дней. Там, конечно, сидим на сухом пайке.
Ребекка подала бифштекс с рисом и с любопытством рассматривала сына. Яков заметно возмужал, прежде угловатые плечи округлились и налились мышцами, холёные прежде длинные тонкие пальцы огрубели и окрепли, и на указательном пальце правой руки появилось тёмное пятно, въевшееся в кожу от частых нажимов на курок. Она любовалась его новой мужской статью, правильным овалом красивого лица, напоминающего ей её в молодые годы, прямым носом и широко посаженными карими глазами.
Яков перехватил её взгляд и с некоторым смущением спросил:
– Всё в порядке, мама?
– Просто давно тебя не видела. Вот и смотрю. Ты изменился, возмужал.
– Так и есть, Рива, – там всякую дурь из парней выбивают.
– Из девушек тоже. У нас инструктор – красавица, все ребята в неё влюблены, хотя она никому повода не даёт и должна вызывать ненависть. Ходит в тёмных очках и внушает священный трепет. Михаэль, мой приятель, в неё втрескался по уши.
– Высыпаешься? – спросил Илья Зиновьевич.
– Не всегда. Однажды был такой забавный случай. В нашем взводе есть один тирон22 из России. Старается, но всё время делает оплошности. Во время построения как-то раз он поправлял спадавшие с него штаны. В наказание сержант ему говорит:
– Знаешь, где моя комната?
– Так точно!
– Так вот, завтра в пять пятнадцать ты встанешь напротив комнаты и будешь кричать: «Доброе утро, командир!», пока я не выйду и тебя не остановлю.
– В то утро взвод поднялся на час раньше, чтобы увидеть эту сцену из окна. Во второй половине дня все падали от недосыпа.
– Ну и методы у нас.
– Мама, во всех армиях они есть. У нас ещё вполне гуманные. Ничего не поделаешь.
– Ну ладно, сынок, пойди, отдохни. Ты заслужил, – сказал отец, улыбнувшись.
Яков поднялся и поплёлся к себе в комнату. Он разделся и в одних трусах направился в ванную. Минут пять он стоял под тёплыми струями, потом набрал в ладонь большую жменю шампуня и покрыл голову густой пахучей пеной.
9
Яков заехал на грунтовую стоянку возле школы и, припарковав автомобиль, быстрым шагом двинулся на улицу Хилель. Он увидел её на углу и подал знак рукой. Женя увидела его, подбежала и бросилась ему на шею. Её поцелуй был сладок и продолжителен. Они стояли так несколько минут на оживлённом перекрёстке, не замечая проходящих мимо людей и проезжающих рядом машин.
– Ты такая красивая сегодня! А платье какое! – сказал Яков, отдышавшись и с восхищением взирая на неё.
– Хотела тебя поразить. Почему так редко звонил?
– Два телефона-автомата на всю базу. Попробуй, пробейся, очередь всегда в свободное время, которого почти нет.
– Ты скучал по мне?
– Очень. Хочешь перекусить что-нибудь?
– Не откажусь.
– Тогда вперёд. Здесь на Саломон есть вкусная забегаловка.
Они пошли, держась за руки и через несколько минут сели за столик на открытом воздухе. Официант принял у них заказ, и Женя с наслаждением оглянулась по сторонам.
– Я люблю эти старинные улочки. Они как бы напоминают, что Иерусалим – древний город и что этот район, как культурный слой, переносящий нас в девятнадцатый век.
– Мне нравятся и современные кварталы. Иерусалим, как машина времени, его нужно читать, словно летопись… Ладно, вернёмся в двадцатый век. Какие предложения на вечер?
– Приглашаю тебя на концерт в театр. Сегодня там играет хороший джазовый ансамбль.
– Идёт. Я люблю джаз.
– Моя подруга улетела в Лондон на конец недели. Оставила мне ключи. Как ты на это смотришь?
Яков взглянул на Женю и почувствовал сильное влечение, вытесненное из его молодого тела и сознания на целый месяц, занятый каждодневной учёбой и тренировками.
– Ты ещё спрашиваешь? Может быть, на концерт пойдём другой раз?
Женя усмехнулась, и розовый цвет молодости окрасил нежную кожу её прекрасного лица. Появился юноша с подносом и поставил на стол две большие тарелки, пахнущие чипсами и сёмгой, и блюдо с овощным салатом, посыпанным кусочками пармезана.
Район Бейт Ха-керем, где проживала её подруга Аелет, утопал в зелени деревьев, посаженных в двадцатых годах, когда строились эти одно-двух-трёх этажные особняки. Центральная улица, вдоль которой стояли по обеим сторонам автомобили, была тиха и молчалива, и только редкая машина и одинокий прохожий нарушали порой её безмятежный покой.
– Останови здесь. Вот её дом, – произнесла Женя, положив руку на его плечо.
– Ну и домина. Богатая, видно, семья, – с искренним удивлением сказал Яков.
Он припарковал машину, они вошли в калитку и по уложенной плитками дорожке, поросшей с одной стороны высокими кустами роз, прошли к освещённому тусклым светом крыльцу. Женя достала из сумочки ключ, и дверной замок щёлкнул под его лёгким нажимом.
– Заходи, Яша. Сегодня мы здесь хозяева.
Они миновали маленький коридор и оказались в огромной, уставленной старой добротной мебелью гостиной.
– Её дед был гендиректор какого-то министерства. Работал ещё с Бен Гурионом. А отец главный экономист в министерстве промышленности. Но что интересно, материальный достаток и практически неограниченные возможности её совсем не испортили. Ни снобизма, ни высокомерия. Она добрый и интеллигентный человек. Ну, кто я по сравнению с ней? А для неё это не имеет никакого значения.
– Потому что ты сама, как слиток золота. Она увидела тебя такой, какой я вижу тебя.
Он притянул Женю к себе и почувствовал учащённое биение её сердца. Она прильнула к нему и поцеловала его обветренные в пустыне губы.
– Подожди, ты меня отсюда не сможешь поднять.
Яков отпустил её, и она повела его вверх по лестнице, открыла дверь в одну из комнат, и он увидел огромную резную деревянную кровать, покрытую бордовым плюшевым покрывалом.
– Вот это да, – вырвалось у Якова. – « Дела давно минувших дней. Преданья старины глубокой». На этом стадионе можно заблудиться.
– Не волнуйся, ты меня найдёшь.
Она подошла к кровати и сильным взмахом отбросила покрывало, сложив его вдвое. Потом повернулась к нему, потянула к себе и повалила его на постель. Оцепенение, сковавшее его прежде, прошло, и Яков почувствовал силу и лёгкость, накопившуюся в нём за прошедший месяц. Он снял с неё платье и нижнее бельё, разделся сам и прижался грудью к её упругой груди. Томление, охватившее её, передалось и ему, и вскоре он ощутил её нежную плоть. Ими овладела неутомимая страсть, и два долгих часа они не могли оторваться друг от друга.
– Яшенька, ты меня любишь? Или я для тебя просто самка, которую ты, самец, должен покрыть, подчиняясь природному инстинкту?
– Не хочу философствовать на эту тему, чтобы не показаться банальным. Но мне кажется, в моём отношении к тебе присутствуют все составляющие любви. Да, я чувствую к тебе тяготение не только сексуальное… Вот сейчас, после бурного соития ты остаёшься для меня интересной и желанной. Значит, я люблю тебя.
– Ты знаешь, чем женщина отличается от мужчины? Она не нуждается в рассуждениях и логических выводах. Она просто или любит, или нет. Но какая в тебе мощь, Яша. Ты грандиозный любовник. Я в восторге и не сомневаюсь, что люблю тебя. Яшенька, я уверена, у нас будут прекрасные дети.
– Ты предлагаешь мне жениться на тебе?
– А почему бы и нет? Разве мы не любим друг друга?
– Но я не хочу, чтобы наша любовная лодка разбилась о быт. Мне ещё год служить и тебе потом.
– Ты прав, дорогой. А ты меня не бросишь? Встретишь кого-нибудь получше меня, и прощай.
– Я не думаю, что есть женщины лучше тебя. В тебе есть всё, что мне нужно: ум, интеллигентность и красота.
– За деньги, Яшенька, можно всё купить. И тело, и душу. Предложит тебе кто-нибудь, как моя подруга, например, все возможности и блага, только женись. Ты устоишь? Стеклянный потолок тебе не придётся пробивать.
– « Не искушай меня без нужды…», – пропел Яков строку из романса.
– Ты не хочешь мне ответить? – спросила Женя.
– Скажи, а концерт в театре уже закончился? – полушутя спросил он.
– Думаю, мы не успеем. Но на этом этаже есть потрясающий балкон.
– Идём туда, а потом вернёмся сюда, – сказал он.
Не стесняясь наготы, он поднялся с кровати, оделся и вышел из комнаты. Женя, последовала за ним. На широком балконе стояли два больших плетёных кресла и стол. Было уже темно, и в воздухе стоял пронзительный птичий гам. Лёгкий ветерок едва шевелил ветви деревьев, разнося повсюду терпкий запах кипарисов. В соседних домах зажглись окна, но не было слышно ни голосов, ни шума открывающихся и закрывающихся дверей – все звуки тонули и растворялись в вакууме пространства.
– Хочешь вина? – спросила Женя.
– А есть?
– Бар битком забит. Некому пить. Аелет сказала, что можно есть и пить всё, что находится в доме.
– Ну, что ж, надо ей помочь. Неси.
Женя вышла и вскоре вернулась с бутылкой каберне, двумя рюмками и штопором и плиткой шоколада. Яков откупорил бутылку и разлил вино по рюмкам.
– За нашу любовь, – провозгласил он тост.
Они чокнулись, выпили и закусили горьким шоколадом.
– Когда ты возвращаешься на базу?
– Завтра вечером.
– Увидимся ещё?
– Завтра у меня пьянка с Гришей. А потом на автобус. Если можешь, приходи. Ты не забыла? У нас ещё вся ночь впереди.
Женя поднялась с кресла, села ему на колени и обняла.
– Никому тебя не отдам, – сказала она и прильнула к его ожидавшим поцелуя губам. Он почувствовал новое захватившее его желание, поднял её на руки и понёс в комнату. Им предстояла полная страсти и нежности ночь любви.
Он проснулся в одиннадцать утра. Постель ещё хранила жар их молодых тел и вновь влекла к неге любви. Но надо было вставать и ехать домой. Женя, прекрасная в своей наготе, лежала рядом с ним, рассматривая его лицо и поглаживая его сильную грудь. Он поднялся, взял брошенную на кресле одежду и стал одеваться, не смотря на Женю, так как боялся не устоять под мощным зовом её привлекательности. Она тоже поднялась, осознав, что от страсти, как и всего в этом мире, требуется отдохновение, направилась в ванную, постояла под душем, запахнулась в махровый халат подруги и вернулась в спальню. Яков был уже одет и сидел в огромном кожаном кресле, ожидая её. Женя улыбнулась, подошла к нему, поцеловала и попросила его спуститься в гостиную. Он послушно поднялся и вышел на балкон. День сиял всеми красками лета, воздух был так чист и прозрачен, что корпуса авиазавода внизу по склону и университетский кампус и академия музыки по другую сторону долины хорошо просматривались, напоминая, что в жизни есть не только любовь. Он спустился по лестнице и стал с интересом рассматривать огромный дубовый стол, окружённый множеством таких же добротных деревянных стульев, большую люстру под высоким потолком и кресла и диваны вдоль стены. Вскоре появилась и она в безупречном блеске своей еврейской красоты и длинными распущенными волосами.
– Твой Дима, по-моему, полный идиот, или слепец, – сказал Яков, наблюдая за ней, грациозно и царственно идущей по ступенькам лестницы. – Как можно бросить такую женщину ради призрачных благ Америки?
– Наверное, я была предназначена не ему, а тебе. Не упусти меня.
Она подошла к нему и посмотрела в глаза своими омытыми любовью серыми глазами. Потом повернулась и направилась к выходу.
Ехали молча, утомлённые ночью безумной любви. Возле её дома в Гило Яков остановился, они обнялись, и Женя вышла из машины.
– Я приду тебя проводить, Яшенька. До скорого, любимый.
Она махнул ему рукой, он ответил ей и тронулся с места. Дома он поздоровался с родителями, прошёл в свою комнату, разделся и лёг на тахту. Родители с пониманием отнеслись к его исчезновению и отсутствию ночью: он молодой мужчина и желает любить и быть любимым, это нормально. Сын их, полагали они, стал самодостаточной личностью, не нуждающейся в опеке и руководстве. А что касается волнений и ожидания телефонных звонков, это их родительские проблемы и с ними нужно смириться. Когда он проснулся, они не выразили претензий, что он не позвонил и не предупредил их, что ночевать не придёт, и не задавали неуместных вопросов.
– Яша, у тебя всё в порядке? – спросила Ребекка Соломоновна.
– Конечно, мама. Извини, что не сообщил, не получилось.
– Ты счастлив, сынок?
– Думаю, да.
– Ну и прекрасно. Поешь, я приготовила хороший обед. Мы с папой уже поели.
– Спасибо, мама. Я голодный, как волк.
Яков оделся, помыл руки и стремительно прошёл на кухню. Времени оставалось в обрез.
10
Рано утром, когда ещё солнце не появилось из-за гребня гор Амона, шейх Юсуф вышел из дома и по пустынным каменистым улочкам деревни Бетуния направился к дому Башира. По дороге ему попадались мужчины, идущие к контрольно-пропускному пункту в полукилометре от деревни. Имея разрешение на работу в Израиле, они торопились стать в очередь, чтобы пройти проверку и занять места в машинах, которые присылали за ними подрядчики. Проходя мимо шейха, мужчины почтительно кланялись ему, и он кланялся им в ответ. Неделю назад от «совета шуры» – органа, состоящего из десяти членов и координирующего действия военных структур Исламского джихада, поступило распоряжение о подготовке террористического акта. Юсуф, возглавлявший в деревне ячейку боевиков, выбрал Башира, обладающего хладнокровием и неколебимой преданностью делу. Они уже не раз обсуждали полученное задание, разработали план, выбрали место и маршрут, по которому следовало выйти на исходную позицию. Башир хорошо владел автоматом Калашникова, который вместе с другим оружием хранился в тайнике во дворе шейха, и накануне ночью он получил его на руки. Юсуф шёл к нему, чтобы напутствовать, проверить готовность и дать последние указания. Боевик уже ждал его и открыл входную дверь, когда увидел его из окна и услышал шаги на пороге.
– Салам алейкум, сынок.
– Алейкум салам, Юсуф, – сказал Башир и поклонился вошедшему. – Садись, приготовлю кофе.
Шейх присел на стул возле стола и внимательно посмотрел на молодого крепкого мужчину лет двадцати, стоящего у газовой плиты.
– Как настроение?
– Самое наилучшее. Я верю в святое дело освобождения Эль-Кудса. Это наша земля и неверные должны быть уничтожены.
– Тебе ничего не грозит. У сионистов нет санкции стрелять на поражение. Если тебя потом схватят, то посадят, а со временем и освободят. Твоя семья будет обеспечена на всю жизнь и обретёт почёт и уважение.
Юсуф задумался на минуту, взял чашечку кофе и сделал маленький глоток.
– Хорошо кофе делаешь. Ну ладно, вернёмся к делу. Покажи, как ты пронесёшь оружие?
– Одену куртку. Она довольно свободная. Автомат будет без приклада, и я повешу его на плече под рукой.
Башир снял оружие со шкафа, поместил его подмышку и накинул куртку. Шейх посмотрел на него и спросил:
– Есть что-нибудь полегче? Одежда слишком тёплая, не по погоде.
– Другой нет, да и идти мне в городе всего минут пять.
– Хорошо, внезапность даёт большое преимущество. Теперь вот ещё. Выйдешь из дома в два часа, пройдёшь по тропе до дороги. Там сядешь на такси, которое будет ждать тебя в четверть третьего. Водителю уже заплачено. Скажешь, чтобы довёз тебя до «машбира23». А дальше ты действуешь по обстановке.
– Мне всё ясно, – промолвил Башир.
– Я вижу, что ты полон решимости. Но для полного успеха, чтобы нервы не подвели, на полпути проглоти этот порошок.
Он вынул из кармана брюк маленький свёрток и протянул юноше.
– Аллах акбар, – сказал Юсуф, поднимаясь из-за стола. – Удачи тебе, сынок.
Он вышел во двор и побрёл домой. Солнце уже поднялось над горизонтом и окрасило восток оранжевым утренним светом.
11
Дела в городском раввинате удалось быстро уладить, и свадьба была перенесена с ноября на конец сентября. Субботу Рахель и Хаим решили провести с детьми. Хаим обещал прийти с десятилетним сыном, а Рахель намеревалась привести Тамар и Давида. Всех детей им до сих собрать вместе не удавалось, и сегодняшний день должен был стать для неё очень важным – ей предстояло усыновить Матана, и его отношение к ней определило бы устойчивость и благополучие семьи. Они договорились встретиться в кафе на Бен Иегуда, пешеходной улице в центре города, и угостить детей шоколадным мороженным и лимонадом. Конечно, для Давида она приготовила его еду и захватила её с собой. От района Нахлаот, где она жила, добираться до места встречи было минут двадцать. Законы еврейской веры запрещали ей и Хаиму ездить в субботу, и ему предстояло идти минут сорок.
Рахель вышла из дома, толкая перед собой коляску, где после еды спал сын, а Тамар шагала рядом с ней. День был тёплый, солнце припекало со своей непостижимой высоты, и поэтому она старалась передвигаться по теневой стороне улиц. Она уже давно смирилась с мыслью о браке с Хаимом и находила в этом поддержку матери и подруг. Всплеск романтической любви к Якову уже не тревожил её душу и память, за это она заплатила жизнью мужа и разрушением своей казавшейся всем прочной и счастливой семьи.
Оживлённое автомобильное движение на Бецаллель, куда они ступили после прохода по узким улочкам квартала, отвлекло Рахель от возвращавших её в прошлое мыслей, и она прибавила шаг, стремясь поскорей преодолеть подъём. Они миновали перекрёсток, где начиналась улица Усышкин и через несколько минут оказались напротив садика, разбитого возле здания Жерар Бехар.
– Мамочка, можно я здесь поиграю? – попросила Тамар.
– Доченька, мы торопимся, нас ждут.
– Ну, пожалуйста.
– Ладно, две минуты. Только будь осторожна, не упади.
– Не волнуйся, я уже большая.
Рахель остановилась, присела на согретый солнцем камень, которым была облицована площадка, и стала следить за дочерью, резвившейся у неё на виду. Через несколько минут она поднялась, позвала Тамар, и они продолжили свой путь. Возле высотки Мигдаль Ха-ир пересекли улицу Короля Георга и двинулись к кафе, где их уже должен был ждать Хаим.
На встречу с Гришей Яков выехал на машине – в субботу в Израиле общественный транспорт не работает. А если бы и работал, как в Киеве, всё равно он опаздывал и не воспользовался бы им. С РАМБАМ он свернул на Ибн Эзра, потом на Усышкин и через пять минут заехал на стоянку возле культурного центра Жерар Бехар. Закрыв машину, Яков стал подниматься по дорожке к садику, когда услышал до боли знакомый голос. Через ветви деревьев он увидел Рахель, сидевшую на каменном парапете, возле неё коляску с их сыном, и скачущую по ступенькам Тамар. Он хотел пройти мимо них незамеченным и уже сделал несколько шагов по дорожке, ведущей к улице Трумпельдор, но Рахель позвала дочь, и они двинулись к центру города. Яков шёл за ними на расстоянии, позволяющем не привлечь внимание и в то же время не упустить их из виду. Ему пришло в голову догнать их, поговорить с ней, взять на руки Давида, потрепать за волосы Тамар, но он тот час отогнал эту мысль.
«Рахель выходит замуж, это её решение. Она наверняка ещё любит меня, и наша встреча только выбьет её из колеи и нарушит душевное равновесие. Зачем причинять ей боль. Да и я теперь стал другим. У меня есть Женя, и нам обоим друг с другом хорошо», – так думал Яков, следуя за ними.
В этот момент его внимание привлек молодой черноволосый человек, одетый не по погоде в замшевую куртку и как-то подозрительно оглядывающийся по сторонам. Опытным глазом он увидел у него подмышкой какую-то тяжёлую вещь, который тот старался удержать под одеждой. И куртка в жаркий летний день, и таинственный предмет под рукой были столь неестественны, что это вызвало у Якова беспокойство. Догадка его вскоре подтвердилась: мужчина достал из-под куртки чёрный блестящий автомат, и, взяв его в руки, направил ствол в сторону идущих впереди людей. Одна-две секунды и он откроет смертельный огонь. И первые, кого он поразит, будет она и их сын. Нужно было что-нибудь придумать, чтобы его отвлечь.
– Эй, парень, не делай этого, – крикнул Яков и, не дожидаясь, пока тот обернётся, бросился к нему.
Араб повернулся на крик, и, крикнув в ответ «Аллах акбар» и сверкнув безумными глазами, дал очередь. Яков почувствовал боль в руке, в груди и в ноге, но в этот момент он уже настиг его и всей массой навалился на террориста. Тот выпустил из рук оружие, оно со скрежетом упало на настил дороги, а они оба рухнули наземь. Араб ударился головой о бетонную плиту и на мгновение потерял сознание. К ним бежало несколько молодых мужчин. Они подняли Якова и, положив его на тротуар, попытались остановить текущую из ран кровь. Террорист пришёл в себя, когда он уже лежал, перевёрнутый на живот и его руки были связаны. Двое полицейских, прибывших на звуки выстрелов, связались по рации со скорой помощью, а потом подняли араба и усадили его на заднее сиденье машины.
Испуганная раздавшейся рядом оглушительной стрельбой, Рахель нагнулась к Тамар и инстинктивно прижала её к себе. Стало вдруг тихо, и слышен был только топот бежавших во все стороны людей. Но выстрелы прекратились, и, оглянувшись назад, она увидела на уличных плитах автомат без приклада, двоих лежащих мужчин и бегущих к ним парней. Она узнала Якова, хотя не видела его лица, но вначале не поняла, как и почему он оказался здесь. И вдруг её осенило, и эта мысль её потрясла.
« Он бросился на убийцу, когда увидел, что он намерен стрелять в меня и моих детей. Не побоялся смерти. Боже праведный, он готов был пожертвовать собой ради нас», – лихорадочно думала она, освобождаясь от охватившего её оцепенения.
Рахель поднялась и подошла к лежавшему на спине Якову. Алая горячая кровь обильно текла из ран, и её пытались остановить склонившиеся над ним мужчины. Она не решилась окликнуть его, а лишь стояла возле него до тех пор, пока не приехала скорая, и его не подняли на носилки. Тогда она наклонилась над ним и произнесла:
– Прости меня, Яша.
Он открыл глаза и, увидев её, тихо ответил:
– Будь счастлива, Рахель.
