Пётр Азарэль
Восхождение
11
Несколько дней после операции Яков принимал обезболивающие таблетки и делал марганцовые ванночки, которые настойчиво рекомендовала мама. Сильных болей он не испытывал, разрез, хотя и медленно, срастался, запекшиеся сгустки крови отпадали, оставляя розовый след. Это давало ему возможность заняться делами, до которых прежде не доходили руки. Он привёл в порядок одежду и обувь и просмотрел библиотеку, выбросив книги по языкам программирования и базам данных, которые устарели и уже не были нужны. Покончив с этим, Яков принялся за то, что сегодня считал самым важным для себя.
Любовь к Рахель была неизменной доминантой его мироощущения, определявшей его мысли и поступки. Она стала и истинной причиной обрезания, на которое решались немногие из знакомых ему олим18. Он пошёл на него без колебаний, представляя его дальнейшую жизнь только с ней и их сыном. Яков сознавал неготовность к этой жизни среди людей, усвоивших с молоком матери её особый дух и строй. Нынешним он стал бы изгоем, над которым бы покровительственно посмеивались, махнув рукой на его беспомощность в основах еврейской веры и бытия. Путь в религию был для Якова несбыточен – душа его, отравленная агностицизмом, не восприняла бы тонкой материи чувств и образов, свойственных искренно верующим людям. Только путь знания и оставался для него открытым и возможным. Поэтому, рассуждал он, необходимо без промедления взяться за учёбу. Нужно прочесть Тору, Пророков и Письмена, книги объёмные и нелёгкие для восприятия. Но у него нет другого выхода. Иначе он не сможет стать частью большой семьи, корни которой глубоко вросли в традиционную еврейскую жизнь.
Яков поднялся с кресла, подошёл к книжному шкафу и открыл дверцу. Три добротные книги ТАНАХ в обложках синего цвета стояли плотно прижатые одна к другой. Однажды их принесла Роза, сказав, что они распространяются среди репатриантов бесплатно. Яков не раз с тех пор брал их в руки, прочитывал какую-то часть, потом ставил их на полку обратно. Учёба в ульпане19, поиски работы, трудные первые месяцы в компании, куда его приняли с испытательным сроком, не давали ему возможности сосредоточиться на чтении, и он надеялся, что придёт время для постижения еврейской мудрости. И это время настало.
Яков взял Тору, сел в кресло, открыл книгу, выхватил строчку из текста на иврите и был удивлён тем, что понял смысл прочитанного. Он продолжил читать, заглядывая иногда в текст на русском языке, помещённый на левой странице разворота.
«Торе более трёх тысяч лет назад, а я читаю и понимаю её, как будто она написана в наше время. Попытайся я прочесть что-нибудь на русском языке, сочинённое лет триста назад, я бы, наверное, мало что понял. ТАНАХ – это какая-то машина времени», – подумал Яков, удовлетворённый неожиданной способности читать Тору в подлиннике.
Он слышал об Илье Рипсе, сотруднике Еврейского университета в Иерусалиме, известного своими работами по геометрической теории групп. Яков вспомнил, что он совершил попытку самосожжения в Риге в знак протеста против вторжения советских войск в Чехословакию. Его подвергли принудительному лечению в психиатрической больнице, но под давлением западных математиков, после двухлетнего заключения, ему разрешили эмигрировать в Израиль. В прошлом атеист, Илья превратился в ортодоксального еврея и занялся исследованием Торы. Недавно в каком-то научном журнале он с двумя его сотрудниками опубликовал статью, в которой утверждал, что в «Книге бытия», являющейся частью Торы, содержится закодированная информация. Введя текст в компьютер, и прочитывая его при некотором заданном интервале, он обнаружил в нём упоминания о событиях древней и современной истории и имена знаменитых людей прошлого.
Тогда Яков захотел и сам в этом убедиться. В самом начале книги он нашёл буквы, расположенные через каждые пятьдесят букв, прочёл их и с удивлением увидел, что получил слово «бырейшит», означающее название первой части Торы. Тогда он применил тот же метод к отрывку в конце книги и опять буквы сложились в два рядом стоящих слова на иврите «нация» и «талит20». Яков теперь без малейшей иронии принимал утверждение религиозных авторитетов о том, что текст Торы продиктован Моисею Всевышним. Он понимал, что такое великое произведение мог создать только обладатель великого ума.
День клонился к вечеру. Скоро должны были вернуться с работы родители. Яков положил книгу на стол и подошёл к окну. Прохладный весенний ветерок коснулся его лица, раскрасневшегося от напряжённого труда. Потом он взял со стола телефонный аппарат и, присев на диван, набрал номер Рахели.
– Слушаю, – раздался незнакомый женский голос.
– Добрый вечер, это Яков.
– Минутку, я позову Рахель.
Послышался отдалённый беспокойный женский говор.
– Шалом, Яша. Извини, была занята с Тамар. Как твои дела?
– Всё хорошо. Просто захотелось потрепаться с тобой. Скучно без тебя.
У меня есть для тебя новость. Когда мы увидимся?
– Приходи в парк послезавтра часов в пять.
– Ты уже возвращаешься к обычной жизни, дорогая? – обрадовался Яков.
– Пожалуй. Мы всё с тобой обсудим, когда встретимся. Сейчас я занята с детьми, – сказала она, торопясь закончить разговор.
– А Давида я увижу?
– Я буду с ним, как всегда.
– Целую, любимая, – произнёс он и услышал в ответ раздававшиеся в трубке гудки.
Яков вернулся к себе в комнату, взял в руки книгу, но сосредоточиться уже не мог. Неясное предчувствие, поднявшееся из недр подсознания, не оставляло его. В звучании её голоса, в том, как она оборвала их и так короткий разговор была тревожащая его тайна. Он объяснял это плохим настроением, связанным с гибелью близкого человека, с необходимостью скрывать перед матерью и родственниками свои отношения с ним. Но оставалось ощущение отчуждённости и душевного надлома, которые не подчинялись никакой логике.
Ребекка Соломоновна, пришедшая раньше мужа, заглянула к нему в комнату, спросила о делах и позвала на ужин. Яков, оторвавшись от раздумий, почувствовал голод, и, поднявшись с кресла, побрёл на кухню. Утром он по просьбе матери приготовил овощной салат и теперь, вынув полную коробку из холодильника, поставил её на крышу кухонного шкафчика.
– Молодец, Яша. Помоги мне накрыть на стол. Папа скоро придёт голодный.
– Конечно, помогу, мама.
Он расставил тарелки, разложил вилки и ножи, достал из шкафа фарфоровую салатницу и набрал в неё несколько больших ложек пахнущего свежими овощами салата. Вскоре прозвенел дверной звонок, и Ребекка поторопилась встретить мужа.
Илья Зиновьевич просыпался и уходил раньше всех – до предприятия приходилось добираться почти час. Возвращался он обычно усталым на машине сотрудника, жившего недалеко от них. Но сегодня у него было хорошее настроение, он шутил и улыбался, будто не остался за спиной утомительный рабочий день.
– Что с тобой, Илья? – спросила Ребекка, накладывая ему в тарелку гуляш с рисом, от которого поднимался к потолку горячий, пахнущий пряностями пар.
– Я получил повышение. На наш завод прибыло новое оборудование. Инженер-технолог стал в нём копаться, чтобы его запустить, но что-то у него не пошло. Инструкция попала ко мне, я её просмотрел, понял, что смогу помочь и обратился к управляющему. Он вначале засомневался, а потом вызвал меня и дал добро. Ну, мы с Моти пару часов покрутились вокруг машины, разобрались во всём и она заработала. Доложили директору. Он приглашает меня к себе в кабинет, наверное, поинтересовался моей биографией, и говорит, что такой знающий инженер ему на предприятии нужен, а рабочего на мой станок он найдёт.
Илья Зиновьевич взглянул на улыбающееся лицо супруги, перевёл взгляд на Якова и сказал:
– За моё назначение не грех и выпить. Принеси-ка, сынок, бутылочку «Финляндии». Ривочка, достань рюмочки, пожалуйста.
Он открыл бутылку и наполнил рюмки кристально чистой водкой.
– Лехаим! За наши успехи! – произнёс он, выдохнул и одним большим глотком выпил.
Все тут же последовали за ним.
– Израиль получил бесценный подарок, Илья, – сказала разрумянившаяся Ребекка Соломоновна. – Прибыло столько специалистов во всех областях. Умные израильтяне понимают. Видимо, твой управляющий, неглупый человек.
– Завистники и недоброжелатели тоже попадаются. Как ни странно, их хватает в политических партиях и в средствах массовой информации. Они волнуются, что им придётся поделиться властью и влиянием с «русскими», – заметил Илья Зиновьевич.
Он посмотрел на сына.
– Яша, ты обещал показать нам внуков. Ты говорил с Рахель?
– Сегодня я звонил ей, хотя она сказала мне, что пройдёт время траура, и она меня сама найдёт.
– И о чём вы договорились?
– Послезавтра вечером мы с ней встретимся.
– Лёд тронулся, господа присяжные заседатели! – воскликнул Илья Зиновьевич. – Скажи ей, что мы хотим познакомиться с ней и с внуками.
– Ладно, – неуверенно ответил Яков, – я постараюсь.
Он доел гуляш, поднялся со стула и побрёл к себе в комнату.
12
Зелёные газоны парка, покрытые свежей изумрудной порослью, были озарены неярким светом уходящего дня. Со стороны улицы Агрон изредка доносились звуки клаксонов проезжающих машин, там царила жизнь. А здесь, среди лужаек и деревьев, стояла привычная невозмутимая тишина.
Яков пришёл раньше и сел на скамейку, с которой хорошо просматривались все подходы к беседке. Рахель появилась с небольшим опозданием. Длинное коричневое платье, гармонирующее с перехваченными на затылке каштановыми волосами, отлично сидело на ней, подчёркивая её великолепную фигуру. Она прекрасно выглядела, и незнакомый с ней человек никогда бы не догадался, какие драматические события пронеслись над её головой.
– Шалом, Рахель. Спасибо, что пришла.
– Добрый вечер, Яков. Вот, забрала дочь из детского сада, мама осталась с ней, а я на автобус с коляской.
Яков взял Давида на руки и внимательно посмотрел на него. Мальчонка с любопытством уставился на отца, и их взгляды встретились.
– Рахель, – сказал он, прижав ребёнка к груди, – родители хотят встретиться с тобой и детьми. Они вчера опять просили меня об этом.
– Яша, нам нужно поговорить. За последнее время много воды утекло.
Они сели рядом, и он вновь почувствовал перемену в её отношении к нему. Яков повернулся к ней, чтобы видеть её лицо и глаза, избегавшие его пристального взгляда.
– Что случилось, что с тобой происходит? Ты меня разлюбила?
– Я выхожу замуж, Яков. Мне сделал предложение один хороший человек. Сваты через неделю приедут к маме просить моей руки. И я дам согласие.
Такого поворота событий он не ожидал. Ему в голову приходили любые причины, кроме этой, которая могла стать для него непреодолимым препятствием.
– Я звал тебя замуж, и не один раз. Не верю, что ты меня разлюбила и что ты любишь своего жениха. Не понимаю, зачем тебе нужны эти пытки?
Рахель зарыдала, слёзы неудержимо потекли по щекам, и она едва успевала их вытирать. Её плечи и грудь содрогались от плача, и Якову стало её нестерпимо жалко. Он обнял её, прижал к себе и стал гладить её волосы. Значит, она любит его, так плакать может только женщина, переживающее искреннее страдание. Он молчал, полагая, что в такой момент неуместны никакие слова утешения. Когда слёзы иссякли, Рахель посмотрела на него мокрыми глазами и горькая усмешка пробежала по её лицу.
– Дорогой мой, я люблю тебя, только это делает меня несчастной. Я никогда не смогу стать твоей.
– Почему, Рахель?
– Я верующий человек. Я выросла и воспитана в убеждении, что Всевышний повседневно присутствует в нашей жизни и знает все наши помыслы и поступки. Он – верховный судья наших безнравственных действий и желаний и выносит приговор и карает за преступления. А я преступница, я изменила мужу с тобой.
– Но тогда он должен был покарать тебя или меня. Значит, б-г рассудил иначе. Он устранил препятствие на пути к нашему счастью.
– И я вначале так думала. Но потом поняла, что он наказал меня, обрекая на страдание и боль. А через них заставил задуматься и вернуться на верный путь. То есть он даёт мне шанс исправиться.
– Ави был отличным парнем. Ты его уважала, но не любила. Разве б-г не видел ошибки и не хотел помочь?
– Яшенька, я виновна в его гибели и боюсь, что моё нежелание покаяться и упрямство в следовании моим чувствам вызовет у него возмущение. Я не желаю, чтобы его гнев обрушился на тебя, меня и моих детей.
Яков смотрел на её прекрасное лицо не в силах найти убедительные доводы, которые помогли бы изменить её решение. Он сидел, взволнованный её откровением, понимая, что её искренняя вера в б-га загнала её в тупик, из которого она не в состоянии выбраться сама.
– Но у нас же есть сын, – высказал он последний аргумент. – Что будет с ним?
– Этот человек любит меня, и он примет моих детей, как своих.
Рахель взглянула на него сияющими глазами, её губы задрожали и она, приложив последнее отчаянное усилие, произнесла:
– Если ты меня любишь, отпусти.
Она встала со скамейки, взяла сына, который всё время мирно спал на его груди, положила его в коляску и неуверенным шагом двинулась по дорожке к выходу. Яков опустошённый и подавленный смотрел ей вслед, пока Рахель не скрылась за углом примыкающего к парку дома.
Шушана материнским чутьём сразу почувствовала перемену в душевном состоянии дочери. Она понимала, что её встреча с Яковом не могла быть лёгкой и, несомненно, должна была вызвать сильные переживания. Поэтому не стала донимать Рахель расспросами, дав ей возможность успокоиться и привести себя в порядок. Она сама обо всём расскажет, полагаясь на свой богатый жизненный опыт, решила Шушана, и не ошиблась. Во время ужина, после того, как Рахель покормила и уложила спать Давида, они сели на кухне за столом одна напротив другой. В трудные минуты жизни они делали это всегда, что создавало особую душевную близость и располагало к откровению.
– Я уверена, что ты горишь желанием узнать, как прошло свидание с Яковом. Неплохо, мама. Конечно, было тяжело, но он меня понял. Он не будет меня преследовать, звонить и домогаться. Он умный интеллигентный парень.
– Я вижу по глазам, что ты плакала.
– Он опять сделал мне предложение. Он любит меня. Вот я и разрыдалась. Но я сказала, что выхожу замуж. Родители Хаима хотят прийти к нам просить моей руки. Когда ты сможешь их принять?
Шушана посмотрела на дочь с сожалением, что ей не удалось убедить её прекратить самобичевание, остановить безудержный бег от себя и следовать зову сердца. Увы, теперь, после встречи с родителями жениха, она уже ничего не сможет изменить.
– Я думаю, в субботу вечером, часов в восемь, – вздохнув, сказала она.
– Хорошо, мама. Я позвоню ему утром.
Рахель поднялась из-за стола и подошла к кухонной раковине.
– Я сама помою посуду, – остановила её Шушана. – Займись лучше Тамар. У неё сегодня тоже был напряжённый день. Уложи её спать.
– Спасибо за всё, мама. Да я и сама тоже лягу.
Рахель вышла из кухни, миновала гостиную и вошла в детскую комнату, где на ковре играла с куклами дочь.
– Мамочка, а когда у меня будет папа?
– Скоро, милая.
13
На прибрежной равнине было ещё светло, а здесь, за вершинами Иудейских гор, в небе над Иерусалимом уже появились первые звёзды, возвестившие начало нового дня. Зажглись уличные фонари, окна домов ответили им своим дружным сиянием, и улицы наполнились вечерним гулом поднявшегося после субботнего отдохновения города. Хаим остановил машину, и родители его энергично выбрались на тротуар и под неярким светом фонаря стали приводить себя в порядок. На отце, мужчине среднего роста, был старомодный костюм, шитый из качественной шерстяной ткани в начале восьмидесятых годов. Новая синяя рубашка хорошо сочеталась с серым костюмом, а шёлковый галстук стального цвета придавал Нахуму солидность и торжественность. Эмма, мать Хаима, в длинном голубом платье выглядела элегантно, её живые глаза на худощавом лице с нависшими над ним прядями чёрных блестящих волос говорили об уме и природном темпераменте, свойственном еврейским женщинам центральной Европы.
Они вошли в палисадник возле дома, и Хаим нажал на кнопку дверного звонка. Открыла им Шушана и, окинув гостей внимательным взглядом, улыбнулась.
– Пожалуйста, заходите. Я Шушана, мама Рахель.
– Очень приятно, Нахум, – взволнованно произнёс мужчина, поправляя сбившуюся вязаную кипу. – Эмма, моя жена, наш сын Хаим.
– Рада с вами познакомиться. Садитесь, гости дорогие.
В комнату вошла Рахель и, поздоровавшись, опустилась на свободный стул справа от матери. Она взглянула на Хаима и одобрительно кивнула ему. Её напряжённое лицо скрывало волнение, захватившее всё её существо. Она ждала этой встречи с душевным трепетом, всё ещё не уверенная в правильности своего выбора. Рахель смотрела на его родителей, стараясь понять и оценить их за считанные минуты, которые предоставляли ей обстоятельства, полагая, что это даст ей возможность принять верное решение. «Симпатичные, наверняка, интеллигентные люди, немного беспокойные, но кто может быть равнодушным в такой волнующий момент жизни. Вырастили и воспитали хорошего сына… Я попаду в прекрасную семью европейских евреев-ашкеназов. Что ещё желать?» – подумала она.
– Дорогая Шушана, – повернулся к ней Нахум после того, как рюмки были наполнены «Мерло», и разобраны по тарелкам приготовленные хозяйкой дома закуски. – Сегодня для нас с женой очень важный день. Наш сын обратился к нам с просьбой, продиктованной искренним чувством, которое он испытывает к Рахель. Он просит нашего благословения на брак и вашего согласия отдать замуж твою дочь.
Нахум остановился в неуверенности, посмотрел на сидящих рядом мать и дочь, и лицо его зарделось от смущения.
– Извините меня, если я не совсем точен. Вы, должно быть, понимаете моё волнение. Много лет назад я говорил что-то подобное. Увы, наша невестка трагически погибла. Такая вот страна. Европа нас изгнала, и другой страны у нас нет.
– Нахум, ты всё правильно сказал, – ответила Шушана, стараясь его ободрить и снять напряжение. – Я вижу, вы достойные люди, у вас хороший сын. Если Рахель согласна, я буду готова благословить их союз.
Она повернулась к дочери.
– Рахель, Хаим просит у нас твоей руки. Ты хочешь выйти за него замуж? Если тебе нужно ещё подумать прежде, чем дать ответ, мы тебя поймём.
– Да, я согласна. У меня было достаточно времени на размышления, и я приняла решение. Я выйду замуж за Хаима.
Пока говорили его отец и её мать, Хаим сидел, переживая, неуверенный в благополучном завершении их визита. Услышав её ответ, он засветился от радости, вынул из кармана и положил на стол красную, покрытую бархатом коробочку.
– В знак нашей помолвки я хочу подарить ей кольцо, – произнёс он, вставая со стула и на ходу открывая коробочку. – Здесь два кольца.
Хаим подошёл к Рахели, и она поднялась навстречу ему, с любопытством наблюдая за ним.
– Любимая, я безмерно счастлив. Я постараюсь никогда не разочаровать тебя, – сказал он, надевая ей кольцо на палец.
– Спасибо, Хаим. Очень красивое кольцо.
– Я предлагаю выпить за наших детей, – воодушевился Нахум.
Потом обсудили проблемы, связанные с оформлением в раввинате, и пришли к выводу, что весь процесс может продлиться до пяти месяцев.
– Расскажи о себе и твоей супруге. Чем вы занимаетесь? – спросила Шушана.
– Я работаю экономистом, а Эмма в институте национального страхования. Раньше, после защиты диссертации преподавал в университете, но однажды меня вызвал гендиректор и предложил должность в министерстве финансов. Мне эта работа показалась интересной и я согласился. Понимаете, мне приходится составлять экономические прогнозы, делать расчёты. Я могу через них оказывать влияние на принятие государственных решений, – разговорился Нахум.
Я сразу поняла, что вы люди образованные, – заметила Шушана. – Я работаю бухгалтером на предприятии, а дочь в технологической компании. Сейчас она пока дома, но должна скоро выйти на работу. Её сыночку только полгода, а Тамар пять лет.
– Да мы слышали о них. А можно на них взглянуть? – попросила Эмма.
– Конечно. Дорогая, приведи сюда наших детей.
Рахель вышла из гостиной и вскоре вернулась с сыном на руках. Девочка смущённо прижималась к её ногам.
– Познакомьтесь, Давид и Тамар, – игриво произнесла она, протягивая мальчика маме жениха.
– Замечательный парень, красавчик, – залепетала Эмма, прижимая к груди ребёнка и поглаживая девочку по голове. – Обожаю детей.
Хаим подошёл к ней и взял Давида на руки. Тот доверчиво уставился на него.
– А мы с ним подружимся, – заулыбался Хаим.
– Нам, пожалуй, пора. Завтра рано утром на службу. Пусть теперь молодые решают свои вопросы. Большое спасибо, Шушана. У тебя очень умная и красивая дочь. Дай им б-г счастья, – сказал Нахум, пожимая ей руку.
