Ольга Нам
Город Птиц
Глава VI
Семь лет назад
При слове «детство» у каждого человека, какого бы возраста, пола и вероисповедания он ни был, в голове начинают мелькать яркие образы этого странного, но по-своему прекрасного этапа жизни.
Кому-то в первую очередь вспоминаются жаркие дни и сладкие фрукты, кому-то однотипные купе поездов, кому-то начищенные до блеска витрины магазинов детских игрушек, кому-то друзья со двора, кому-то запах домашней еды, уют семейного очага, голоса родителей, а кто-то просто отмахивается, пытаясь выкинуть из памяти воспоминания о том времени.
Одно слово, но зато какое!..
Услышав это слово, первое, что пришло бы на ум Паулины, был бы Бердсбург. Этот холодный северный город, расположенный около Бринальского залива, много раз видел, как маленькая девочка с двумя черными, как смоль, и тонкими, как крысиный хвост, косичками бродит по его тихим закоулкам и просторным скверам, не боясь встретить самых необычных его обитателей.
Кого только не видела девочка на мощеных улицах Бердсбурга: и деловых офисных работников с кожаными портфелями, и молодых модниц, чем-то похожих на маму, и уличных музыкантов, играющих на изогнутых золотых трубах, и иностранных туристов, которые вечно передвигаются по городу группами, и грязных бездомных, спящих в темных закоулках, и даже людей с зелёными, красными и синими волосами, которые были для девочки самыми удивительными людьми на свете.
Но гораздо больше ей нравился сам город – он скрывал столько тайн и видел столько на своём веку, что завораживал, а потом медленно растворял в себе каждого, кто готов был отдаться его тайнам. Нарядные фасады старинных зданий провожали прохожих взглядом своих глаз-окон, где-то в парках укрылось лето, словно не желая появляться в этом городе, по старым крышам гуляло солнце, а все кофейни звали к себе. По пятиугольным, квадратным и восьмиугольным дворам-колодцам летало эхо паулининых шагов, а медные памятники подмигивали девочке, пытаясь стряхнуть с себя надоедливых голубей.
По вечерам в Бердсбурге было еще красивее: на набережных толпились люди – в основном туристы – чтобы посмотреть, как разводят мосты. Какие-то мосты разводились в стороны, а какие-то – вверх, и на те, что разводились вверх, всегда приходило смотреть больше туристов, чем на те, что разводились в стороны.
А еще, когда темнота накрывала город, словно черное одеяло, маленькая Паула любила просто медленно гулять по улицам и смотреть в окна домов. У кого-то горел желтый свет, у кого-то красноватый или белый, а кто-то повесил на окна шторы, но сквозь них все равно просвечивал свет квартирных ламп, как днем сквозь лист дерева просвечивает свет солнечных лучей, отчего видны его жилки. Паулу это почему-то завораживало. Она шла и думала о том, что прямо сейчас кто-то ложится спать, кто-то только с работы пришел, где-то в обнимку сидят влюбленные, где-то ребенок, забившись в угол, плачет, кто-то собирает вещи, чтобы уехать отсюда навсегда, кто-то бурно ссорится, а кто-то мирно пьет чай со своими детьми. У кого-то горе, у кого-то радость.
А вон за тем окном, возможно, сидит такая же девочка, как Паула, и мечтает о своем. Может, в одну из этих квартир только переехал молодой парень, который через пару лет станет знаменитым певцом и будет гастролировать по миру со своими песнями, а сейчас про него никто еще не знает. А тот маленький мальчик, которого мать кормит с ложечки ужином, через двадцать лет станет обычным офисным работником, и проживет жизнь несчастную и полную одиночества.
Может, с кем-то из них Паула когда-нибудь будет дружить, а кого-то так никогда и не узнает. С кем-то случайно столкнется на улице плечами, и кто-то из них скажет: «Осторожнее, девочка».
И пойдет дальше.
Странные ощущения. Столько разных людей, столько разных судеб, и все они отличаются друг от друга, но все равно чем-от похожи.
Вернувшись поздно вечером домой, девочка на цыпочках заходила в свою комнату и запирала дверь на замок, а потом без сил валилась на кровать, и, завернувшись в одеяло, как в кокон, засыпала. В своей угловой комнате, вопреки логике, она не чувствовала себя уютно.
Защищено – да. Уютно – нет.
Но если Паула по каким-то причинам оставалась дома, то непременно много мечтала. Одно из самых странных и сокровенных желаний – жизнь в хрустальном доме среди переливающихся лучей света. Девочка просто обожала прозрачные предметы (наверное, потому что ни в городе, ни дома таких почти не было).
Прозрачная зубная щетка, стоящая в прозрачном стаканчике на хрустальной полке, светильники с переливающимся на солнце гранеными подвесками, хрустальный журнальный столик, прозрачная посуда на кухне и хрустальная люстра в гостиной – настоящий волшебный сон.
В один прекрасный день, когда родителей как обычно не было дома, девочка на свой страх и риск решила зайти в мамину спальню, ведь остальной дом девочка исследовала вдоль и поперек. До чего же возросло ликование маленькой Паулы, когда в мамином комоде с украшениями, на самом дне ящика, среди скучных бриллиантов и жемчугов девочка увидела хрустальные бусы, повязанные прочной серебристо-белой нитью.
Паула рассматривала каждый шарик и уже представляла, как заходит в свой волшебный дом, садится на стул с прозрачными ножками, и слушает постукивание бусин у себя в руках, видя, как мерцает отражение ламп и в самих бусинах, и в их отражении на поверхности стола…
Вдруг на девочку упала чья-то длинная тень.
– Ты чего здесь делаешь?
О, нет…
Прямо за ней стояла тощая фигура на каблуках-шпильках.
– Мама? – Паула разворачивается, глядя на женщину снизу вверх. На ней короткое обтягивающее платье сиреневого цвета, невероятно модная в то время темно-фиолетовая помада, а темные волосы были уложены волнами и закреплены лаком.
– Я еще раз повторяю свой вопрос, – холодно сказала женщина, чеканя каждое слово. – Что ты здесь делаешь?
– Я просто увидела у тебя это, – пролепетала Паула, съежившись под пристальным взглядом матери и протянув той самые чудесные в мире бусы.
– Это что? – тонкая бровь изогнулась немного вверх, в то время как остальные мышцы лица, казалось, остались равнодушными.
– Это… это твое.
Белая клешня забрала бусы у девочки из ладони и только тогда девочка осмелилась снова посмотреть на мать: снизу ее лицо казалось каким-то устрашающим, хотя и привлекательным по современным стандартам красоты.
«Как человек может быть одновременно так красив и так отталкивающе страшен?» – подумалось девочке.
– Мусор какой-то, – сказала женщина, и, небрежно кинув украшение на кресло, отошла к зеркалу.
Паула так и осталась стоять на месте, переминаясь с ноги на ногу.
Женщина на секунду скосила взгляд на девочку, отвлекшись от своего идеального отражения, а потом, закатив глаза, хмыкнула.
– Можешь взять, если хочешь, – договорив, она вернулась к комоду и достала оттуда диадему, отделанную белым золотом с вкраплением бриллиантов. Медленно закрепив у себя на голове украшение, она достала широкий жемчужный браслет, ажурной подвеской соединенный с элегантным колечком, и надела его.
Паула быстро схватила бусы с кресла и так же быстро направилась к двери.
– Паулина, – послышалось сзади, и девочка в изумлении и страхе остановилась: на ее памяти это был первый раз, когда к ней обратились полным именем. – Не смей больше заходить сюда.
– Хорошо, – одними губами ответила девочка, и, сжимая покрепче свое новое сокровище, выбежала из маминой спальни.
Глава VII
– Ну, и что с тобой стряслось?
Этот вопрос застыл в воздухе, и Рэй честно не знал, что ответить. Сказать, что его побила девчонка? Ведь на деле это не совсем так. Сказать, что он ударился или упал? Да, на маленький кулак поклонницы Драгомирова.
– Одна компания попросила меня о помощи с одной вещью. С одним из людей я… не очень поладил. Но все хорошо, – как ни странно, это было первое, что пришло Рэю на ум. В общем-то, он сказал правду, лишь немного обобщив и не рассказав о сделке.
Отец встал и подошел к письменному столу Рэя, на котором стоял непонятно откуда взявшееся ведерко со льдом. Он взял полотенце, завернул в него несколько уже подтаявших кусочков и протянул сыну.
– Приложи к синяку на лбу. Надо было сразу же холод приложить, но теперь уже ничего не поделаешь. Зато впредь будешь знать, что делать в таких ситуациях, – на озадаченное выражение лица парня, фон Элбатт-старший добавил: – Йост сообщил мне о том, что тебе передали некую записку от неизвестной личности, поэтому я попросил его сообщить мне, когда ты вернешься. И когда ты зашел в этот корпус, дворецкий тут же передал это Йосту, а Йост – мне.
Рэй лишь что-то промычал в ответ. Холод приятно облегчил участки отекшей кожи, под которой сгустилась кровь. Парень подошел к зеркалу и увидел, что половина лица была бордово-красной, и лишь потом вспомнил, что один из ударов пришелся в нос и тут же принялся вытирать щеки, подбородок и губы. Всего лишь кровь, размазанная по лицу, но вид весьма ужасающий – и он так на людях ходил! Теперь ясно, почему слуги на него косились. И ведь никто ничего не сказал.
А вот того, что отец так спокойно отреагирует на утренний приход, Рэй точно не ожидал, так что он просто стоял перед зеркалом и усердно вытирал кожу, не зная, что сказать.
Хвала Птицам, фон Элбатт-старший взял эту заботу на себя:
– Думаю, тебе сегодня можно пропустить завтрак. Скажу тете Шарлотте, что ты неважно себя чувствуешь, но к ужину ты должен прийти. Вечером Йост принесет тебе костюм, а синяк не очень виден, только лед прикладывай. Я волновался, что это какая-то провокация или угроза, но хорошо, что все обошлось.
Рэй провожал отца взглядом, и как только дверь издала громкий характерный щелчок, парень одним движением повернул замок и, на ходу выпрыгивая из туфель, свалился на кровать.
Проснулся он ближе к полудню. Проснулся вялым и помятым, с настроением, не предусматривающим никакой активной деятельности, да и деятельности в целом. Невероятным усилием воли он поднялся с кровати, взял учебник по физике и, прикладывая новый холодный компресс к лицу, погрузился в чтение, но уже спустя минуту обнаружил свою голову уткнувшейся в рисунок гидравлического поршня.
– Так не пойдет, – решительно сказал он самому себе, – пора вставать.
Сперва фон Элбатт-младший снял вчерашнюю перепачканную в крови одежду и отправился в ванную. Он открыл кран с горячей водой и просто стоял, наблюдая, как белый полупрозрачный пар, исходящий от струй воды, сначала поднимался у него над головой, а потом уже застелил всю ванную. Наконец Рэй залез в воду и тут же его мышцы сводит приятная судорога – первые секунды горячей ванны всегда самые сладкие и расслабляющие.
От теплой воды сердце билось чаще, каждый вдох приходилось делать полной грудью, и какое-то время он просто лежал в горячей воде и не думал ни о чем, слушая стук своего сердца и эхо собственных выдохов, отражавшихся от стен. Как ни странно, спать уже абсолютно не хотелось.
Рэй открыл глаза, протер запотевшее зеркало мокрой рукой, и на белой глади появилось маленькое окошко обычной зеркальной глади.
В нем Рэй увидел хмурого молодого парня. Его темные волосы немного завились от влаги, карие глаза напряженно смотрели из-под угрожающе нахмуренных бровей, а грубые черты лица только усугубляли образ. Шея и плечи были весьма крепкими, да и весь он был каким-то твердым и чересчур серьезным, словно готовился к атаке. Хотя при невысоком росте и отсутствии подготовки он проиграл бы любую драку, и, казалось, от осознания этого факта парень становился еще мрачнее.
Но тут паровое облако снова заволокло зеркальную гладь, и портрет исчез.
Странно. Не таким Рэй представлял себя. Ведь внутри он был другим – веселым, компанейским, жаждущим приключений и романтики, до безумия влюбленным в кораблестроение и полным нерастраченной энергии. Но остальные видели только молчаливого и местами даже агрессивного человека. Что же с ним происходит? Почему на людях он вел себя не так, как, возможно, хотел бы?
Понятно, что, получая образование дома, он привык к затворническому и уединенному образу жизни. Он много общался с Танвином, регулярно переписывался с отцом и совсем редко – с остальными родственниками, временами заезжал к Эмили, иногда беседовал о влиянии флота с учителем истории, перекидывался слухами с поварихой. Но этого было мало. Все равно о жизни он знал только в теории, на практике представляя из себя полный ноль, начиненный сухими фактами.
Паулина Грей-Врановская… До чего же странная. Она ведь отнюдь не была красавицей – маленькая ростом, худощавая, сутулая, с огромными глазами-бусинами, со стороны она напоминала неокрепшего зверька. Но синяки на лице не давали парню забыть, как яростно она дралась и с каким рвением могла отстаивать свои взгляды.
Эта черноволосая бринальская девчонка, кричавшая о величии Драгомирова, ее задумчивый седовласый друг, сын великого генерала Волтура… Рэй вдруг понял, что завидовал им. Быть такими открытыми, яркими, столько всего повидать… и пусть Паулина оказалась типичной Грей-Врановской, жаждавшей внимания и не видевшей дальше своего носа, но нельзя отрицать, что личность она очень запоминающаяся. А Генри? Почему же он не полез в драку? Неужели после шести лет борьбы с регорцами он не поддался пропаганде бринальских политиков и считает лидера своей родины тираном? Или он промолчал, что избежать конфликта?
Сегодняшняя ночь была полна событий, знакомств и интересных разговоров, но после такого Рэй чувствовал себя уставшим, словно какой-то тяжелый груз опустился на его душу.
Ссора с Эмили из-за замужества, драка с Грей-Врановской из-за политичестких взглядов, весьма резкое поведение с тетей Шарлоттой, равнодушие к отцу, грубость Йосту…
Да что же это такое?
Хотя бы с некоторыми из них нужен мир. Ну, или же почтительный нейтралитет.
***
Учебники по физике составляли компанию Рэю ровно до того момента, пока в шесть часов не появился отец с Йостом, и пока первый не напомнил Рэю о том, что он близкий родственник невесты, а значит, он приглашен на традиционный ужин, а второй не спросил, какой фрак Рэй предпочитает.
– У меня всего один фрак, Йост.
– Ах, да. Как я мог об этом забыть.
С этими словами Йост вышел из комнаты.
– А этот малый умеет подначить, – усмехнулся отец. – И чем ты ему не угодил?
– Наверное тем, что не являюсь тобой. И тем, что не хожу во фраках.
– Не смотри на меня так, Рэй. Я пытался объяснить ему, что в тех старых традиционных фраках уже никто не ходит.
Отец уселся в кресло и издалека разглядывал книги, которые лежали на столе сына.
– Готовлюсь, – пояснил парень.
Рэй ждал от отца слов о том, когда же они в следующий раз поедут в Нест-Град, или же наставлений на тему хорошего поведения. Но вместо этого фон Элбатт-старший спросил:
– Ты рисуешь?
– Нет.
– Понятно.
И добавил после некоторой паузы:
– Пожалуйста, не расстраивай тетю.
– Попытаюсь.
Мир так мир.
***
Богато украшенный цветами стол, свечи, сложенные пирамидкой салфетки, господа во фраках, дамы в длинных платьях и перчатках, блеск заколок, выглядывающих из-под сложных причесок – при таких обстоятельствах несложно почувствовать себя настоящим бароном прошлого века. Дух канувшей в лета эпохи витал где-то в воздухе, за него хотелось схватиться и рассмотреть поближе, но он так и остался на уровне ощущений.
Лепет смутно известных дам погружал Рэя в сон. Никто из них не посмел оспорить устав – все пришли в традиционной одежде, положенной на первом совместном ужине двух семей: женщины – в длинных приталенных платьях с древними узорами, посвященными свадьбе, мужчины – в выглаженных до идеала фраках.
Напротив него сидел сын дяди Рэймонда, Хэмиш, статный военный тридцати лет; рядом болтала кузина Дженни, недавно родившая тройню; через несколько стульев расположилась тетушка Далия, пытавшаяся украдкой сорвать лепестки с цветка, украшавшего стол (говорили, она варит из лепестков какие-то настои от болей в спине); сыновья дяди Эверта, учившиеся в университете Нест-Града на экономическом факультете, общались на нестминстком с миловидной девушкой из Врановских; через несколько стульев сидел отец, ведя какую-то дискуссию с человеком весьма преклонного возраста; тетя Шарлотта, по традиции давящая присутствующих своим ледяным спокойствием, сидела ближе всех к пустующей части стола, место в которой уже совсем скоро должны были занять жених и невеста.
Рядом, по правую руку тети Шарлотты, безмолвной тенью примостился ее супруг – лысеющий мужчина средних лет, всегда носивший монокль и имевший привычку поглаживать свои безупречно белые усы. Он задумчиво смотрел на гостей, словно они занимательный музейный экспонат, и когда они с Рэем встретились взглядами, мужчина улыбнулся парню краешком уса. Старый добрый дядюшка Ник! Рэй улыбнулся ему в ответ и слегка кивнул в знак приветствия.
Так как дедушка Ника фон Элбатта являлся родным братом дедушке тети Шарлотты, то говорят, что их брак не одобрялся семьей. Интересно, а как относились бабушка с дедушкой к маме? Понравилась ли она им? Наверняка понравилась.
Все находились в нетерпеливом ожидании еды, разговоры о погоде постепенно сходили на нет, кто-то громко барабанил пальцами по столу. Чтобы не уснуть окончательно, Рэй посчитал количество пришедших. Тридцать один. Тридцать один близкий родственник, и большинство из них фон Элбатты, по причине весьма немаленького возраста жениха.
Рэй почувствовал, как урчит его живот, и он тут же невольно проклял непунктуальность виновников торжества.
– Жених с невестой, – на весь стол сказала тетя Шарлотта, – явятся с минуту на минуту.
– Поскорей бы уж, – пробубнил себе под нос полный мужчина шестидесяти лет, сидящий рядом с Рэем.
– Идут! – нервно вскрикнула кузина Дженни, куда более громко, чем стоило. – Я слышу шаги.
Все как по команде замолчали и обернулись к дверям.
Несколько неловких секунд молчания, и двери распахнулись.
– Господин Альберт Джеймс Врановский с невестой, госпожой Эмилией Катериной фон Элбатт.
«Мир или хотя бы нейтралитет» – еще раз мысленно повторил себе Рэй, за секунду до того, как увидел Эмили.
Она была одета в длинное платье под старину, волосы были убраны в сложную прическу, состоящую из завитков и нынче немодную, в ушах сияли крупные серьги из бриллиантов, а на груди расположилось дорогое колье с увесистыми камнями.
Рэй удивился, какой неожиданно взрослой она показалась, и с какой надменностью и хладнокровием она подала себя в первые же секунды своего пребывания. Словно с тех пор, как они виделись, прошло не несколько дней, а несколько лет, за которые она успела остепениться и превратиться в статную женщину.
Альберт на фоне своей сияющей и приковывающей внимание невесты выглядел бледной тенью.
***
Рэю не так часто приходилось посещать такие ужины, но оказалось, что ничего страшного в них нет. Вот Врановские, вот фон Элбатты. Кто хочет, тот говорит, кто хочет, тот молчит. Хвала Птицам, оба соседа Рэя не стремился заводить диалог, с завидной скоростью уплетая деликатесы за обе щеки, а парень с нескрываемым интересом слушает общий разговор за столом.
– Переход от войны к миру будет болезненным и длительным процессом как для стран победивших, так и для стран побежденных, – сказал кузен Хэмиш, принимаясь за суп. – Экономика всех участвовавших в войне стран выглядывает из-под обломков некогда царившего процветания, война разрушила многие устои, обострила социальные проблемы и вывела на обсуждение множество новых вопросов…
– Не будь сентиментальным, Хэмиш, – раздался нежный лепет его сестры, которая сидела напротив. – Не все страны вышли из войны разоренными.
– Ну да. Кто-то на этом заработал, – хмуро ответил военный, – и мы все прекрасно знаем, кто.
– Война помогла выявить сильнейших и уничтожить слабейших. Бриналь, Нест-Град, Тайлин – лидеры, а все остальные пусть подтягиваются. Естественный отбор необходим так же, как и конкуренция.
– Хотел бы я видеть, как бы ты рассуждала, если бы жила не в огромном особняке с видом на зеленый лес, а в разваливающемся государстве, потрясенном войной и революциями.
– Тогда хвала Священным Птицам, что я, как ты выразился, живу в огромном особняке с видом на зеленый лес, – с легким снобизмом и наигранной беззаботностью сказала женщина, двигая к себе салат.
– Эта война хоть и была долгой, но все же это просто вооруженный конфликт, – произнесла старая вдова, сидящая рядом с отцом. – Люди восстановят свои разрушенные дома, правительство построит новые заводы, и через несколько лет все будут снова готовы к бою за передел мира.
За столом тут же поднялся шум, а Эмили, до этого сидевшая молча, прикрыла рот ладонью и ахает:
– Не говорите такого, кузина Виолетта!
– Старая карга, совсем выжила из ума, – послышался чей-то шепот.
Кузен Хэмиш, видимо почувствовавший поддержку, отложил столовые приборы и произносит:
– Кузина Виолетта, вы, наверное, не знаете, что на наш век пришлась самая кровопролитная война за всю историю человечества. Мир перевернулся. Люди осознали, что натворили, и больше таких масштабных трагедий не будет, уж поверьте.
– Поверьте мне, молодой человек. Я старше вас и могу судить о мире трезво, – как ни в чем не бывало ответила старуха, – без ветра в голове и юношеских идей.
– Юношеских?! – распаляется военный. – Мне тридцать семь!
– Я слышала, – деликатно прервала разгорающеюся ссору тетя Шарлотта, – что вы, адмирал фон Элбатт, только вернулись из кругосветного путешествия. Мы все в ожидании вашего рассказа.
Атмосфера за столом была накалена, поэтому слова тети Шарлотты прозвучали ужасно не к месту. Хэмиш, оскорбленный и обиженный на старуху, несколько секунд смотрела прямо на нее, но вдова, полностью поглощенная разрезанием огромного куска мяса, казалось, уже забыла о споре.
– Адмирал фон Элбатт? – настойчиво напомнила о своем присутствии тетя Шарлотта.
– Да-да, путешествие, – переводя взгляд на женщину, ответил военный. – Вообще-то оно было не таким кругосветным, как мне бы этого хотелось. Я взял отпуск, намереваясь посетить Нест-Град, Бриналь, Лиаду, Тайлин и Сан-Монтис, но в итоге побывал лишь в половине из этих мест.
– Что же помешало вам? – вежливо спросил Альберт.
– Повлияли разные факторы, господин Врановский. В Нест-Граде я провел пару дней, прежде чем началась ужасная жара, какая бывает у них в середине лета.
– Мы с сыном тоже находились в Нест-Граде летом, – сказал отец, – Но так как мы были в Порту, то есть в Северной части, ужасная жара почти не коснулась нас. А где были вы?
– Я остановился на границе, планируя с каждым днем продвигаться к югу в течении недели, чтобы ровно через неделю достичь Порта и оттуда отплыть в Бриналь, но, как я уже говорил, началась такая омерзительная жара, что я думал, что сварюсь заживо!
По столу прошелся вежливый смешок.
– Мне пришлось сразу ехать в порт, а оттуда я направился в Бриналь.
– Зачем? – спросила младшая сестра Альберта, привлекательная и деловая женщина сорока лет, сидевшая напротив Рэя. Парень помнил, что ее зовут Адриана, и что она претендовала на место в Ассамблее, которое (по просто невероятному стечению обстоятельств!), получил Аарон Грей-Врановский. – Неужели вы хотели своими глазами увидеть последствия войны, закончившейся лишь год назад? Разруху и бедность?
– Смею напомнить, госпожа Врановская, что по профессии я военный, поэтому мне уже приходилось видеть все перечисленное: и самую страшную разруху, и самую крайнюю бедность.
– Но все-таки зачем вы поехали туда? Смею предположить, что это не самое лучшее место для туриста.
Тут в беседу вмешался дядя Ник:
– На самом деле Бриналь – отличное место для путешествия. Природная красота этого края поражает. Я бывал там до того, как в туда перестали впускать туристов.
– Это же сколько тебе было лет? – спросила Эмили. И тут же добавила: – Не в обиду тебе сказано, папа. Просто въезд запретили уже очень давно.
– Мне было лет десять или двенадцать, – ответил ей отец. – Может, меньше. Но воспоминания о той поездке с родителями не сотрутся из моей памяти. Я помню минеральные воды, горячие источники, гейзеры, горы… Прекрасное было время. И, насколько мне известно, регордцы разрушили только центральную часть Бриналя, а до отдаленных от крупных городов мест не дошли.
– Именно, – подтвердил Хэмиш, смотря на Адриану, – природа в Бринальской республике просто изумительная. Поэтому я хотел попасть в страну под предлогом деловой встречи, но не тут-то было. Я почти не надеялся, но все же…
– Вам удивительно не везет, – хмыкнул кто-то.
– Я тоже думал так, когда плыл в мой следующий пункт маршрута – в Лиаду. И знаете, все мои разочарования были напрасны, потому что благодаря лишнему времени я смог насладиться экзотикой этой страны.
– Неужели вид местных жителей так очаровал вас? – хихикая, произнесла девица в ярко черном платье – кузина Дженни. Сказала она это омерзительным и вызывающим тоном, но, несмотря на это, некоторые за столом усмехнулись и улыбнулись этой «шутке»! Из-за этого Рэю стало вдвойне обидно – все-таки его лучший друг именно из Лиады, и Рэй иногда задумывался, дружил ли бы с ним Танвин, не будь он рабом.
И ладно, если бы слова Дженни не вызвали бы смех (сама она никогда не могла похвастаться выдающимся интеллектом), но ведь многие поддержали шутку о том, что лиадцы уродливы!
Конечно, в способностях рабов к грамоте парень всегда сомневался, ведь их мозг, говорят, устроен как-то по-другому (не очень понятно, в чем различие, но ведь грамотных лиадцев пока еще никто не видел), но вот ни моральными, ни физическими уродами Рэй их точно не считал.
– Зря ты так, Джен. Когда-нибудь тебе это аукнется, – серьезно сказал Хэмиш, на что девушка лишь ухмыльнулась и стала перешептываться с дамой, сидевшей неподалеку. Через несколько секунд они обе начали тихо хихикать. Рэю хотелось сказать кузине что-нибудь весьма грубое, но, поймав умоляющий взгляд отца, вернул себе равнодушный вид и стал с усилием резать ножом бараньи ребрышки, остывавшие на тарелке.
– На мой взгляд рабство – непозволительная роскошь для нашего века, – сказал какой-то мужчина на другом конце стола.
– И что же вы предлагаете? – спросил неизвестный Рэю старик с рыжеватыми бакенбардами. В его голосе прозвучала легкая усмешка, которая, впрочем, не получила одобрения или смеха.
– Освободить их.
– Экономически это невыгодно, – заявил старик. – Эти реформы будут тяжелыми и бесполезными, и вскоре их все равно отменят. Зачем лишний раз думать о рабах, если можно подумать…
– …О себе, – завершил за старика Рэй.
Старик с бакенбардами презрительно посмотрел на парня.
– Вот молодежь развелась нынче, – злобно огрызнулся он. – Все лезут поперек старших, а посмотреть на вас – пьяницы и бездельники, вот вы кто. В последнее время только и вижу, как собираетесь по углам, да пляски свои пляшете день и ночь. У девиц платья аж выше колен, а парни только и делают, что умничают. Яйца курицу не учат…
– Флин, – весьма резко прервал рыжего Альберт и с упреком посмотрел на него. Они обменялись недовольными взглядами, но в итоге рыжий сдался и замолкнул.
– Отвлечемся от политики и проблемы поколений, – миролюбиво пролепетала Эмили. – Адмирал фон Элбатт, что же было дальше?
– Боюсь я не смогу продолжить свой рассказ, – ответил Хэмиш. – В нем будет слишком много политики и проблем поколений, так как я не смог попасть в Сан-Монтис из-за того, что там началась гражданская война.
Повисла долгая тишина.
Рэй посмотрел на Эмили. Ее лицо странно застыло – накрашенный рот скривился не то в отвращении, не то в удивлении, голубые глаза равнодушно сверлили взглядом салфетки и столовые приборы, а на идеально напудренных и нарумяненных щеках не было ни улыбки, ни разочарования. Неприятно было видеть ее такой неестественной, такой кукольно-глупой. Или, быть может, она всегда была такой?
Впрочем, легко эту тишину прервала тетушка Далия:
– Если мне не изменяет память, то пятый день празднования приходится как раз на День Алконоста. Хорошая примета для молодоженов.
– Безусловно, – улыбаясь, ответил Альберт. – Неудивительно, что сезон свадеб приходится как раз на октябрь. В День Алконоста мы устроим большой праздник с лучшими мятными венками, танцами, песнями и увеселениями.
Народ одобрительно зашумел.
– Кстати об увеселениях, – добавил жених и повернулся к будущей супруге: – Эмили, дорогая, зная, что тебе нравится театр, я заранее заказал у Томаса Аделла написать адаптацию для постановки твоей любимой легенды.
– Для «Города Птиц»? – лицо Эмили вновь просияло фальшивой, как показалось Рэю, улыбкой.
– Он же и поставит спектакль прямо здесь на Шестой День.
– Сразу же после Сириновской Ночи, – недовольно проворчала Виолетта. – Юные леди не должны выходить в свет в этот день, Эмилия.
Девушка сделала вид, что не слышала этого замечания, а вместо этого промурлыкала:
– Альберт, спектакль самого Томаса Аделла будет отличным подарком для наших гостей. Но для такого великого драматурга нужны подобающие актеры.
– Я позаботился об этом, – ответил Альберт. В его голосе сквозила гордость за себя. – Я пригласил на празднование самых талантливых и знаменитых актеров Норт-Бротера и Нест-Града. Аскольд Гейнор, Паулина Грей-Врановская и Гарри Свон приехали на нашу свадьбу.
От неожиданности Рэй громко подавился куском мяса, но за столом поднялся такой переполох, что даже если бы где-нибудь рядом выстрелила бы пушка, маловероятно, что кто-нибудь обратил бы на это внимание.
– Не может быть, – казалось, еще чуть-чуть, и Эмили лопнет от счастья. – Такие люди! Я же смогу с ними познакомиться?
– Конечно, – с довольной улыбкой сытого удава ответил старик. – Большую часть дня они будут репетировать, но ты обязательно с ними познакомишься.
«Угу, – хмуро подумалось Рэю, и он невольно коснулся синяка на лице, на который смотрели искоса все собравшиеся, когда думали, что он не видит их взгляда, – Познакомился я уже с одной…»
– Не нравится мне эта Грей-Врановская, – проворчала вдова, еще недавно спорившая с Хэмишем.
«Поддерживаю».
– …Какая-то она слишком вызывающая, да и появилась не пойми откуда. В последнее время только о ней и говорят.
– Конечно, – с жаром ответила Эмили, – конечно говорят! А как не говорить? Талант в таком молодом возрасте! В столице она давно признана гением актерской игры!
– Девочка признана гением театра или ее отец признан гением политики? – съязвил Хэмиш, который этим вечером очень точно озвучивал мысли Рэя. – Все мы знаем, как это бывает с детьми политиков и их «талантами».
– Ах, адмирал фон Элбатт, – вздохнула женщина с крупной серебряной брошью в виде Ворона, – если бы вы видели ее на сцене, то ваши ехидные намеки испарились бы по щелчку пальцев, – женщина громко щелкнула, – Пуф! И всё.