Мария Викторовна Доронина
Осколки камня
Между тем, Эфил тоже не бездельничала: умудряясь всегда оказываться рядом, когда в этом была необходимость, в остальное время она самозабвенно рисовала. Я искренне хвалила ее работы, и девушка просто расцветала от этих простых слов. Как мало нам порой бывает нужно, чтобы поверить в себя.
Обычно вечером мы шли гулять вдвоем – Эфил с неизменным блокнотом. Но в тот день я любовалась закатом в одиночестве и думала, что, пожалуй, начинаю привыкать к этому состоянию. Услышав шаги за спиной, слегка расстроилась, но, не подав виду, сказала:
– Сегодня очень красивое небо – молодец, что пришла. Советую обязательно нарисовать вон те облачка. Может, я ошибаюсь, но, похоже, они предвещают завтра дождь.
Но обернувшись, я увидела Диму.
– Это ты?!
Он обнял меня.
– Здесь нет такого обычая, – шепотом на ухо, – но мы ведь общим правилам не подчиняемся. Верно? Я решил, что так будет лучше.
Он разжал руки, и я увидела на его ладони крохотную деревянную коробочку – настоящее произведение искусства. Дима открыл ее – крышечка свистнула как птичка – и надел мне на палец кольцо. Мое кольцо с геласером.
– Всегда бесили такие сцены в кино, – он криво улыбнулся. – Но не думал, что при этом так волнуешься. Ты ведь согласна?
– То есть это официальное предложение, и дальше будет пышное платье, белая машина с шариками и лентами, тамада и пир горой?
Стоило видеть его лицо! Я расхохоталась:
– Шутка! Расслабься. Но все-таки, как обычно здесь проходят… подобные мероприятия?
– Раньше совершался религиозный обряд – честно говоря, не вникал в его тонкости. Теперь чаще всего просто официальная регистрация, как у нас в ЗАГСе. Не думаю, что нам и это нужно. Проведем все в узком кругу, Отец соединит нас. Просто: либо так, либо торжественная церемония при огромном стечении народа, которая больше будет походить на парад, чем на наш с тобой праздник.
– Боги не женятся, правильно? Не сердись. Я себе немного иначе это представляла. Там… на Земле. Обманутые ожидания чуть портят радость.
– Я давно потерял надежду на эту радость.
– Тогда все остальное не важно. Я люблю тебя! Люблю, люблю! И уже твоя жена – без всяких церемоний. Правда, я бы все-таки выбрала другие кольца.
Дима ухмыльнулся.
– Да, мне рассказали, о твоей теории.
– Это не теория.
– Хорошо – неведомое предупреждение.
– Ты мне не веришь.
– Не тебе. Я не верю тому, кто оставил надпись на стене лабиринта. Кстати, почему ты уверена, что он же и есть строитель? Надпись могла появиться позже.
– Зачем тогда было его строить?
– А ты знаешь зачем? Для того чтобы оставить послание? Гораздо проще было бы высечь эти руны прямо на стенах существующего строения. Что это было – храм, мемориал?
– Лабиринт – символ. Безусловно, он был нужен не только в качестве фона для надписи. Поэтому я и хочу вернуться. Что-то еще там есть – неразгаданное. Знаю, что ты очень занят, но давай сделаем это своеобразным свадебным путешествием.
– Не получится.
– Неужели без тебя два дня не переживут? Что у вас там за строительство такое?
– Дело не в этом. Ехать некуда.
– В смысле?
– Ключ к языку ты нашла, и лабиринт было решено разобрать, чтобы восстановить первоначальное здание. Как исторический объект оно имеет большую ценность. Да и как материал для исследования – тоже. Плиты доставят в столицу, и после откроют мемориал для посещения. Это достояние Мунунда.
– А кто же принял это решение? Можешь не отвечать: и так понятно. Причем, конечно, это не обсуждалось в моем присутствии.
– Твое отношение не объективно. И «за» проголосовало большинство Совета.
– Понятно. Что толку кипятится – уже все сделано!
– Да, я тоже считаю, что они поторопились. Но так тебе, в сущности, будет даже удобнее продолжить изучение.
– Я понимаю, почему Совет так спешил разрушить лабиринт. Хотят они в этом признаваться или нет, но предупреждение их напугало. И поскольку отказаться от геласера выше сил, лучше уверить себя, что надпись – фальшивка! Я не злюсь, Дима. Я боюсь!
– Не впадай в панику. За время нашего пребывания в Виире, геласер часто спасал Детей Неба, но ни разу не подвел. Хорошо, ты расшифровала знаки. Но уверена, что поняла надпись правильно? Может быть, она имеет переносное значение.
– Фраза недвусмысленна.
– Каким образом тогда геласер был «возвращен небесам»?
– Откуда мне знать? Но думаю, именно так он попал на Землю. А раз это возможно, мы сумеем вернуться домой!
– Не обнадеживай себя. Ничего нет хуже – лелеять лживые надежды.
– Похоже, эти надежды лелею только я. Пастыри вообще заявили, что не хотят возвращаться.
– Потому что мы не хотим больше думать об этом. Сколько можно перебирать варианты, пытаться найти объяснение? Что ты им предложила? Хрупкую возможность? Мы пресытились ими по горло. Пойми, я хочу уберечь тебя от боли. Чем раньше ты смиришься с невозможностью вернуться, тем легче будет. Никто не возражает: продолжай читать письмена, изучай, но не рассчитывай на многое.
Хал погружался за горизонт, разливая пурпурно-фиолетовое сияние по небу. Я почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы и, чтобы скрыть это, уткнулась в грудь Диме.
– Прости. Я порчу такой момент.
– Ничего ты не портишь. Но становится прохладно, пойдем в дом.
Открыв дверь, я ахнула: холл и гостиная были украшены гирляндами и пышными букетами восхитительных цветов.
– Боже мой, какая красота!
– Вообще-то я здорово рисковал, велев все это приготовить. А вдруг ты не согласилась бы? Вот конфуз!
– Обормот! – выпалила я это по-русски, и сияющая улыбкой Эфил, встречавшая нас, видимо, решила, что это благодарность.
Ужин прошел в упоительной обстановке: свечи, изысканная сервировка, нежная музыка, льющаяся из соседней комнаты. Раньше Диму раздражала такая романтика, но теперь он вел себя вполне естественно. Я, в который раз, подумала, что не так уж хорошо знаю его.
Ночью проснулась от тревожного сна: Дима уходил от меня по паутине лабиринта, совсем как тот мальчик-призрак. Он не оборачивался на зов, не останавливался. Его внимание было приковано к сиянию, исходившему от центра. Как это обычно бывает во сне, я чувствовала: стоит ему добраться туда, и все – конец.
Подскочив на кровати, с бешено бьющимся сердцем, я увидела, что Димы рядом нет. Это было как продолжение кошмарного сна. Отбросив одеяло, выбежала из комнаты. На втором этаже было тихо: кроме нашей спальни, все комнаты пустовали. Коридор, лестница и холл освещались маленькими ночниками, так что я быстро спустилась и сначала увидела перед домом машину, а потом уже расслышала голоса, доносившиеся из-за приоткрытой двери кабинета. Первой реакцией было облегчение: все в порядке, просто опять срочная работа. Но затем проснулось любопытство. Мне мучительно захотелось узнать: что же за дела не дают покоя моему «мужу» даже ночью. Прекрасно понимая, как некрасиво это выглядит, я подкралась к двери.
– … Таким образом, они оказываются вне досягаемости.
– Почему же? – голос Димы звучал холодно и спокойно.
– Мы не можем атаковать лагерь повстанцев, не уничтожив при этом мирных жителей.
– Значит, придется пойти на такие жертвы.
– Но, господин, там несколько сотен человек, в том числе женщины и дети!
– Они поддерживают повстанцев, генерал.
– Да, но… Это вызовет недовольство!
– Смотря как преподнести. Предоставьте службе пропаганды объяснение ваших действий. В конце концов, повстанцы сами выбрали такое место для убежища, и они будут нести ответственность за жертвы среди мирного населения. Главное сейчас: уничтожить очаг сопротивления. Иначе, глядя на Лиирд, Дэру и Афала тоже взбунтуются. А сейчас это совершенно недопустимо, учитывая подготовку десантов. Под угрозой срыв операции.
Иногда тело реагирует быстрее разума. Не успев опомниться, я уже бежала обратно: разговор мог закончиться в любую минуту. Услышанного было достаточно. Более чем достаточно. Иголочка в сердце поселилась еще с церемонии награждения. Дима должен был вручать ордена военным, поэтому и дернулся по привычке. Скорее всего, это Отец решил, что мне пока не стоит сообщать об истинном характере его занятий.
Разумеется: он не мог посвятить себя какому-то строительству. Дима всегда был амбициозным. И честным. Самым честным и порядочным человеком! Вот за это я и ухватилась, сидя в оцепенении на кровати. Теплой летней ночью меня знобило, и пришлось завернуться в одеяло. Вещий сон приснился этой ночью. Я теряю его! Могу потерять. Марионетка, изображающая короля, остается марионеткой и, став ненужной, будет небрежно брошена в коробку.
Никто из Пастырей не откажется от геласера. Те, кто смогли, уже сделали это. Вот у них-то я и буду искать помощи. Дима воспримет это как предательство, но он поймет потом. Я должна его спасти!
16
Приняв решение, я смогла притвориться спящей, когда Дима вернулся в спальню, а утром сделала вид, что ничего не подозреваю, услышав о «срочном деле».
– Вернусь завтра. Ты и соскучиться не успеешь, – улыбнулся он. – И вместе отправимся в Луилир. Там к тому времени все приготовят.
Я соглашалась и кивала. И поцеловала его на прощанье. А потом собрала в небольшой чемодан самые необходимые вещи и села к столу. Подобрать правильные слова было нелегко.
«Ложь порождает ложь.
Я случайно услышала разговор этой ночью и поняла, что он означает. Не сомневаюсь: официальная версия всем расскажет о вынужденном шаге и важности цели. Но я больше не верю. Ни в красивые слова, ни в ваши дела.
Я люблю тебя. По-прежнему. Поэтому и ухожу.
Я делаю это ради нас».
Вместе с запиской я положила в конверт кольцо с геласером, надписала его и оставила на столе. Хотела написать и Эфил, но решила, что это бессмысленно. Рассказывать пришлось бы слишком много, а я и так ее «подставила» своей дружбой. Но этого уже не исправить.
Когда девушка прибежала на звонок, я попросила приготовить машину и сама снесла вниз чемодан.
– Вы уезжаете? – удивилась Эфил.
– Да, – я взяла ее за руку. – Прости, не могу толком объяснить. Да и лучше тебе ничего не знать. Так уж сложилось… Наверху я оставила письмо для Дмитрия. Передай, пожалуйста, когда приедет. Честное слово, я очень хотела бы помочь тебе с поступлением в Академию, но теперь не могу. Не все обещания удается выполнить. Только, пожалуйста, не прекращай рисовать! И никого не слушай, даже своего папу, хотя, уверена – он желает тебе добра.
– Виктория, – пролепетала девушка. – Я не понимаю…
– К сожалению, я тоже. Спасибо большое за все. Ты чудесный человек!
Я обняла ее и выбежала из дома, чтобы не расплакаться. Машина уже ждала, шофер распахнул дверцу, потом положил чемодан в багажник. Эфил тоже выскочила на крыльцо, испуганно глядя вслед.
– Куда прикажете, госпожа Виктория? – спросил шофер, включая зажигание.
– Вперед. Пока вперед.
Когда «дача» скрылась за поворотом, я попросила остановиться.
– У вас есть карта?
– Конечно, госпожа Виктория. Вот, прошу.
Я достаточно быстро сориентировалась и нашла деревню, где жили ребята.
– Нам нужно сюда, – ткнула пальцем.
– Слушаюсь.
Машина мягко тронулась, и я погрузилась в раздумья. А подумать было о чем. Расстались мы, мягко говоря, неласково. Так что моему появлению вряд ли обрадуются. Но ведь я хочу сообщить важные новости. К тому же, до сих пор непонятно: чем была вызвана вспышка Жениного гнева. По крайней мере, я должна попытаться с ними поговорить. Мне нужна помощь: одной не справиться. Колеса мерно шелестели по дороге, за окном проносились деревья, в пышной листве которых купались солнечные зайчики, а я продумывала разговор. В воображении все получалось гладко и логично, но стоило приготовиться к тому, что «актеры» будут говорить не по сценарию.
На подъезде к деревне я велела остановиться.
– Я выйду здесь, а вы можете возвращаться.
– Когда за вами приехать, госпожа Виктория?
– Не нужно приезжать, – он удивленно поднял брови, но промолчал. – Вы свою работу выполнили. Если потребуется, расскажете: куда меня отвезли. Секрета в этом нет.
Он достал из багажника чемодан, поклонился и сел в машину. Сама не знаю почему, я дождалась, пока он скроется из виду и только тогда медленно пошла к дому ребят. Скорее, из-за подсознательного трусливого желания оттянуть момент объяснения. Ведь скрываться от шофера не было никакого смысла. Поначалу, еще собирая вещи, я подумывала отправиться на поезде. Но что толку? В любом случае будет понятно: куда я поехала. Остается вопрос – что делать, если ребята меня не примут. Я поежилась: размышлять сейчас об этом не хотелось. Будем решать проблемы по мере появления.
Вещей я взяла немного, но чемодан был тяжелый, так что до нужной калитки добралась, слегка запыхавшись. Собравшись с духом, поднялась по ступенькам и позвонила. Тишина. Я подождала немного и позвонила еще раз – теперь уже дольше. Нет ответа. И только тут сообразила, что вообще-то сейчас рабочее время, будний день, стало быть: никого дома нет. Этого я не учла.
Где живут Храповы – неизвестно, да и они, наверняка, тоже на работе. Улица была пустынна. Я села рядом с чемоданом и прислонилась к двери. Настрой стремительно исчезал, словно сдувался воздушный шарик. Ничего не оставалось, как ждать и «любоваться» окрестностями. Хотя с крыльца мне было мало что видно. Соседские крыши, дом напротив да зеленые стены живых изгородей. Садик ребят был крошечным: на двух клумбах росли неприхотливые цветы с розовыми и белыми тонкими лепестками, а по периметру – красиво подобранные камешки, наверняка, работа Даши. Соседи же напротив не мелочились: из-за кустарника вытягивались высокие стебли, унизанные пурпурными и фиолетовыми колокольчиками. По виду похожи на наш люпин – никогда не любила этот цветок.
Клетчатые занавески на окне качнулись – я напряглась – но это оказался домашний зверек: пушистое создание с торчащими, как у лисы ушами. Он смотрел на меня, я – на него. Зверьку наскучило быстрее. Зевнув, он спрыгнул обратно в комнату. Я вздохнула. Ждать вообще мучительно. А ждать неизвестности – вдвойне.
В кустах застрекотал кто-то. Сначала робко, потом – увереннее. Не так резко, как кузнечик, но монотонно, успокаивающе. Под его говорливую песню я и уснула.
Проснулась от того, что кто-то дотронулся до моей руки и, открыв глаза, увидела Женю. Вот ведь, черт! Почему именно он пришел первым? Я бы предпочла встретиться с кем-нибудь другим для начала.
– Привет, – неловко выдавила я, чувствуя, что нога затекла, и сразу подняться не получится.
– Что ты здесь делаешь?
– Жду, пока придут хозяева.
– Тогда разреши хозяину открыть дверь.
– С радостью. Только помоги мне, пожалуйста, встать.
Он протянул руку и рывком, но не грубо, поднял на ноги. Женя открыл дверь и первым вошел в дом. Я с чемоданом протиснулась следом, как бедный родственник, которого пустили переночевать. Молча кивнув в сторону гостиной, Женя отправился на кухню, и вскоре там зашумел зуум. Я устроилась в кресле, размышляя о том, что начало, в принципе, неплохое. По крайней мере, он меня не прогнал.
В комнату Женя вошел с подносом и налил нам сиорд. Правда, молча. После чего сам с чашкой сел напротив. Повисла гнетущая тишина. Он хмурился. Следовало как-то начать разговор, но я боялась все испортить неосторожным словом. Между тем мерно тикали часы. Как я ни растягивала напиток, чашка все же опустела. Положение становилось отчаянным. Женя вдруг заговорил, и я даже вздрогнула от неожиданности.
– Ты хочешь дождаться всех «хозяев» дома или можешь мне рассказать? Если что, я им передам.
– Если не против, я бы все-таки подождала остальных.
Женя хмыкнул.
– Тогда с твоего разрешения я поужинаю. Пастырю не предлагаю: к нашей скромной еде ты не привыкла.
Не хотела жаловаться, но это меня взбесило.
– Я не Пастырь.
– Ну, Дитя Неба, – пожал он плечами. – Неважно как назвать.
– Меня зовут Вика! – и я вскинула руки, показывая, что кольца нет.
Он удивился, хотя и не так сильно, как можно было ожидать.
– Вот значит как. И что я должен сделать?
Ух, как мне хотелось сказать ему что-нибудь хлесткое! Но как обычно в таких ситуациях все умные слова забылись. Положение спас Артем. Дверь хлопнула, и с бодрым «Привет!» – он вошел в комнату.
– Ого! – выпучил Темка глаза.
– Вот и еще один хозяин. Осталось дождаться других, и мы, наконец, все узнаем, – саркастически заметил Женька.
– Здравствуй, – стараясь держать себя в руках, я улыбнулась. – Приехала, чтобы поговорить с вами о важном деле.
– Детали начинают проясняться, – вставил Женя.
– Мне не особенно рады, поэтому долго я вас не стесню.
– Женька не в духе, извини его, – сердито посмотрел на друга Артем. – Хорошо, что пришла. Давай подождем всех. Хочешь есть?
Скоро мы уже сидели на кухне. Ужин проходил в вежливо-осторожном общении, которое хуже молчания. Появление Даши все восприняли, как подарок.
– Полина не с тобой ехала? – спросил Женя, даже не поздоровавшись.
– Да. Но…
– Отлично! Позову Храповых.
И он вышел.
– Вика?
– Привет. Я так рада тебя видеть!
Но она совсем не выглядела обрадованной.
– Твое кольцо…
– Да, его нет.
– Что случилось?
– Об этом я и хотела поговорить, но история длинная. Кристина скоро придет?
– Она сегодня на ночном дежурстве.
– Значит, придется без нее.
Видимо, Женя подгонял Храповых по дороге – так быстро они пришли. И наконец все были в сборе. Саша тоже сразу обратил внимание на мою «потерю».
– Вика, где кольцо?
– Сейчас расскажу.
– Наконец-то, – пробурчал Женя, заслужив гневный Полинин взгляд.
Рассказ вышел длинным. Меня не прерывали, лишь время от времени подливали сиорд, и накрывало чувство дежавю: точно так же мы сидели месяц назад.
– А ты не думала, – осторожно заметила Даша, – что Полоцкий может быть прав, и это послание – ловушка! Или просто обман.
– Но зачем? Кого обманывать?
– Нет, – мотнул головой Саша. – Похоже на правду. Кто-то – назовем его «последним Ревеллиром» – оставил предупреждение будущим владельцам камня.
– Я только не понимаю, каким образом он вернул его небесам, – заметила Полина. – Это фигура речи?
– Не похоже. Время создания лабиринта приблизительно совпадает с исчезновением Ревеллиров. Я считаю, здесь есть связь.
– Хочешь сказать: возвращение геласера небесам – что бы это ни значило – стало концом правления Ревеллиров?
– Их могущество основывалось на камне.
– Но куда они сами делись?
– Не знаю. Честно говоря, меня очень заинтересовала эта фраза – «вернуть небесам». Что, если возможна обратная телепортация?
– Не торопись. Во-первых, это только догадки, во-вторых, мы не знаем, как это сделать, и в третьих, у нас нет геласера, – разложил все по полочкам Саша.
– А те, у кого он есть, совершенно не хотят возвращаться, – грустно кивнула Даша.
– Я была в шоке, когда они так сказали!
– Потому что еще не привыкла к Пастырям. Ты их по-прежнему воспринимаешь, как своих одноклассников. А это уже совсем другие люди.
– Другие или нет, но там их родители, там дом!
– Это меркнет по сравнению с мощью геласера. Пойми, Вика: тебя напугала управляющая сила камня. Как ты сказала: «заглядывать в ответы, не решая задачи»? Для тебя это странно и неправильно. Нельзя стать умным по щучьему веленью. Все волшебные дары обманчивы. А для таких, как Карина, которая, если и получала правильный ответ, то списывая, – это просто подарок. Когда сами собой развиваются способности, учеба и работа начинают приносить радость, и все катиться как по маслу. Голова кружится от скорости.
– Поэтому я и говорю, что их нужно спасать! Геласер так поработил Пастырей, что сами они от него отказаться не в силах.
– И как предполагаешь спасать? – хмыкнул Женя.
– Еще не знаю. Но мы должны. Ведь вы сумели отказаться от колец. Пусть и под нажимом. Это как во время эпидемий: некоторые люди оказываются устойчивыми к болезни и не заражаются, когда вокруг мор. Что-то в них одолевает болезнь. Кому же, как не вам, найти выход?
– Вика, нельзя спасти того, кто не хочет быть спасенным. Переубедить их мы не сможем, а заставить не в силах. Даже если ты сейчас вернешься и сделаешь вид, что раскаялась, как одолеешь Пастырей? Мы же к ним не сможем и приблизиться.
– Возвращаться я не собираюсь. Это все равно ничего не даст. Но мы не безоружны.
– Постойте, – Женя поднял ладони, призывая к тишине. – Меня одного удивляет, что Вику больше не смущают те ужасы, в которых она нас обвиняет?
– Не смущают. Теперь я понимаю, что это действие геласера. Он заставляет стремиться к власти и использовать жестокие меры. А ваш разговор ночью… Что ж, вы мне не доверяли.
– Не доверяем и теперь.
– Женя!
– Подожди, Даша. Он вправе сомневаться. Все так запуталось. Но я докажу, что пришла как друг. Пришла за помощью.
Я перевела дух.
– Об этом не знает никто: ни Отец, ни даже Дима, – и, сняв кулон, я положила его на стол.
Ребята недоуменно посмотрели на меня.
– Что это? – растерянно спросила Полина.
– Геласер.
– Там, внутри, камень?!
– Да.
– Где ты его нашла?
– В школьном саду. Когда собирала осколки, самый крупный сунула в карман и вспомнила о нем только дома. Решила оставить на память. После того, как вы пропали, я заметила, что чаще вижу Диму во сне, если положу под подушку камень. В то же время, долго рассматривая геласер, я чувствовала тревогу. И в Сочи попросила одну мастерицу оплести его в кожу – и под рукой всегда, и не видно.
– А Полоцкий не почувствовал его? – удивился Саша.
– Нет. Дима как-то спросил, что это. Я сказала – талисман. Память о доме. Такой ответ его вполне устроил.
– Невероятно, – прошептала Полина.
– Теперь вы понимаете? У нас есть оружие! Это общий камень. Я принесла его вам.
– Никто не должен его трогать и тем более надевать, – отрезал Саша.
– Почему?
– Потому что никому не придет в голову отдавать кому-то свой «талисман». Если мы хотим, чтобы геласер для всех оставался простым украшением, его не должны видеть ни на ком, кроме Вики.
Женя вдруг встал, вытащил из шкафчика бутылку дуртана и рюмки. Налил и протянул мне одну.
– За Дэвра, – глядя мне в глаза, провозгласил он тост.
– За Дэвра, – поддержала я, пожав плечами.
Женя вдруг заметно расслабился, глаза его потеплели.
– А кто это? – спросила я.
– Очень хороший человек, – ответил Женя, проглотив напиток. – Как и ты. Прости, что усомнился. Но пойми и нас. Тогда мы не были уверены: действительно ли ты только что попала в этот мир или уже успела побывать в Трэдо Дэм и послана на разведку.
– Я понимаю.
– Что касается той программы, – подхватила Даша. – Ее составляли не мы. За несколько дней до разоблачения этот план предложила группа наших сторонников – из самых радикально настроенных. Мы сразу отказались от него, хотя…
– Хотя он мог бы принести тогда победу, – нахмурился Женя. – Если бы решились.
– Когда у меня нашли эти бумаги, выдавать истинных авторов не было никакого смысла: если они предатели, и так все ясно, если же нет, тем более следовало молчать. Для нас бы все равно ничего не изменилось. Кто же мог предугадать, что программу используют как аргумент для тебя.
– Главное: все прояснилось. И я уверена, что еще можно разрулить эту беду. Мы уничтожим геласер! Не может человек проиграть какому-то камню.
– Верно, – усмехнулся Саша. – Но может – самому себе.
17
Спать меня вновь отправили в комнату Кристины. И открыв глаза утром, я увидела ее, сидящую на стуле.
– Ох, прости. Заняла твое место.
– Все в порядке. К вечеру что-нибудь придумаем. Понимаю: для тебя радостного мало, но как хорошо, что ты снова с нами.
– Да. С вами, с ними… Какого черта меня понесло к этому камню? Надо было закопать его поглубже!
– Возможно, так уже когда-то и сделали.
– А как давно попал геласер в наш мир? Как вообще это произошло? Я не думала раньше, но… Возможно, когда геласер «вернули небесам», он и перенесся в наш мир. Тогда обратный портал возможен. Мы вернемся домой!
– Как?
– Не знаю еще, но неужели ты не рада узнать, что это реально?
Кристина грустно улыбнулась.
– Я стала осторожнее и не тороплюсь верить надежде.
– А я верю. Чувствую, что это правда! В конце концов, все началось с меня, и я хочу это распутать. Только нужно, чтобы вы мне верили. Пусть не сразу, но хотя бы дайте шанс.
– Мы верим.
– Я очень надеялась на тебя и Дашу. Знаю, Женю переубедить будет сложно.
Кристина нахмурилась.
– Нет, Женя поверил тебе. Видишь ли, в прошлый раз, когда ты появилась, и вы поссорились… За пару часов до этого, мы узнали, что нашли Дэвра.
– Дэвра?.. Что-то я уже слышала… Женя вчера предложил тост за него. Кто это?
– Он был одним из наших. А Женя его, можно сказать, опекал. Дэвр был еще так молод… Он пропал за неделю до праздника. Где и как только не искали. А в тот день его подбросили к двери родительского дома.
– Что значит – подбросили? – я почувствовала, как в животе сжимается комок.
– Дэвра с трудом опознали. Тело было обезображено пытками.
– И вы думаете?!..
– Тут и думать нечего. Дэвр знал так мало, что мучить его неделю ради информации бессмысленно.
– Значит, это из-за меня. Мое появление подготовили.
– Вика, не вздумай себя винить.
– А кого?! Диму? Полоцкого? Или геласер? Вот об этом я и говорю: необходимо уничтожить его влияние! Мне нужна ваша помощь.
Кристина погладила меня по плечу:
– Это ты – помощь. Ребята очень воодушевлены. Мы не надеялись на твое возвращение.
– Постой-постой. Ты сказала: «был одним из наших». Что это значит?
– Мы, конечо, не смирились с изгнанием. Но вели себя крайне осторожно. За нами следили, и следовало усыпить их бдительность. Помниться, ты упрекала нас в неготовности идти до конца, трусости. Подожди, я объясню. Так все и выглядело со стороны. Больше того – так и должно было выглядеть. Полоцкий умеет разыгрывать беспроигрышные ходы. Люди, призывавшие нас к восстанию, были подосланными предателями. Им мы обязаны ударом в спину. Бренин хотел нас сокрушить, ошеломить, поэтому не дал своим следопытам достаточно времени. Они не знали почти никого из участников заговора, кроме нас. Решительное выступление выдало бы всех с головой, но мы вышли из игры.
– Спасли их.
– Да. Но потеряли доверие. Следовало запастись терпением и начинать все с начала. И оказалось – изгнание стало нашей удачей. Правду говорят: не было счастья, да несчастье помогло. Собственно, ничего удивительного: если уж даже среди Детей Неба нашлись несогласные, что говорить о жителях Мунунда. После первых блистательных лет свержения монархии, когда правление Совета становилось все авторитарнее, у многих открылись глаза на истинную сущность Пастырей. Это были одиночки. Если они решались высказываться против, быстро исчезали. Недовольство зрело медленно. На открытое выступление не решались. Между тем, наверху «закручивали гайки». Двигаться и развиваться все могло только в указанном направлении, любое самовольство каралось. Причем нередко – вся семья. Чтоб неповадно было. Отлаженной машины, как ГУЛАГ, нет, но специальные тюрьмы существуют.
– Я уже не удивлена.
– Прости, что вываливаю все это. Но ты должна знать.
– Продолжай.
– Таких прозревших были сотни, но это капля в море. Плетью обуха не перешибешь – и они ушли в подполье.
– Они?
– Сейчас это уже целая организация со сложной системой, рассчитанной на то, чтобы каждый человек, даже при самом плохом исходе, мог выдать лишь маленькую ячейку этой сети. Конечно, есть и лидеры, известные узкому кругу агентов, и жизнь их тщательно охраняется.
– Вы нашли их? Нашли эту организацию?
– Они нашли нас. Пару лет присматривались: не хитроумная ли ловушка наше изгнание.
– А вы не хотите ко мне присмотреться?
– Уже, – и, отвечая на мой удивленный взгляд, – не стоит к этому возвращаться. Ты с нами. И это не просто козырь, а надежда на возможность относительно мирной победы.
– Что это значит? Вы хотели их… О, нет.
– Думаю, ты не совсем понимаешь, чем рискуем все мы, – нахмурилась Кристина.
– И все равно… Это… Вы не могли сами так решить. Наверняка, те самые лидеры.
– Я не знаю, какой план у них был до нашего вступления в организацию. И сейчас никто не может поручиться, что не будет жертв. Пастыри не отдадут власть добровольно, даже рискуя жизнью.
– Теперь уже нет смысла об этом говорить. Мы знаем, что геласер управляет ими. Не будет камня, они… Вот увидишь – они словно очнутся.
– Мне очень не хочется тебя огорчать, но речь не о безвольных марионетках, что бы ни говорило послание. Да, возможно, геласер влияет на своих хозяев куда сильнее, чем мы раньше думали, но ведь не лишает силы воли. Скорее, проявляет сущность человека. Его подлинные желания.
– Что же вы собираетесь делать?
– Революцию, – улыбнулась Кристина. – Вернем управление страной ее народу. Ситуация очень сложная. Большинство верят Пастырям и любят их, потому что не знают правды. Значит, действовать придется очень быстро и вести наступление с двух сторон. Обезоружив носителей геласера, надо будет объяснить все людям. Это наша задача. А ты – самый убедительный аргумент.
– Хорошо. Я ведь и сама думала о чем-то подобном. Сыграю эту роль при одном условии: мы сделаем все возможное, чтобы никто из… Пастырей не пострадал. Иначе я вам не помощник.
Кристина какое-то время молчала, глядя на меня, потом открыла ящик стола и вытащила коробочку с несколькими безделушками.
– Этот браслет подарила мне подруга – молоденькая девочка. Недавно вышла замуж. Оба – в организации. Что я должна им сказать? Рискуйте, подставляйтесь под пули, если нужно – отдайте жизни, лишь бы не было угрозы для Пастырей? Ты никак не поймешь. Это не игра. Не ссора, не размолвка или непонимание. Это война! Никто не может ничего гарантировать. Никому. Если не хочешь играть по этим правилам, найди свой путь. Но ответить должна сейчас. Я поверю твоему честному слову. Знаю, что не расскажешь об организации. Но если ты не с нами, больше о ней не услышишь. Можешь подумать.
– Незачем.
– И что ты скажешь?
– Пойдем завтракать.
Признаться, их планы меня покоробили, но иного пути я не видела. К тому же понадеялась, что мое участие поможет избежать самого страшного.
Днем Кристина отсыпалась за ночную смену, а потом мы вместе взялись за праздничный ужин.
– Что отмечаем?
– Твое возвращение.
– Даже как-то неловко.
– Если ты такая скромная, – рассмеялась она, – можно вспомнить, что вчера был Хааф, а мы забыли отметить.
– Что это?
– Первое полнолуние лета. Очень веселый праздник. Раньше, еще до смены лунного календаря на официальный, пару сотен лет назад, вся жизнь людей, не только фермеров, согласовывалась с природными ритмами. На Хааф юноши и девушки заключали уговор – что-то вроде помолвки. Они брались за руки и обходили вокруг храма, считаясь с тех пор женихом и невестой. Если чувства не менялись, через четыре месяца – на осеннюю луну – играли свадьбу. Если передумали, обходили еще раз храм и расставались – никто был не в обиде.
– Красиво.
