Мария Викторовна Доронина
Осколки камня
– Да вы только дайте мне дело, Гвэнин Кох! Я справлюсь!
– Тише ты, – шикнула на нее женщина.
Я кашлянула, давая знать, что уже не сплю, и села на кровати. Гвэнин Кох тут же поспешила ко мне.
– О, госпожа Виктория. Надеюсь, хорошо поспали?
– Да, спасибо. Прекрасно отдохнула. Мне очень неловко, что заняла чужую кровать, но сон просто свалил с ног.
Женщина мягко рассмеялась. У нее были пушистые волосы и такое славное, располагающее лицо.
– Это у вас нужно просить прощения. Лэссири здорово перепугалась, когда вернулась и застала вас спящей. Глупая девочка забыла, что лекарство усиливает снотворное действие настоя. Но вы не беспокойтесь, это целебный сон.
– Да, я отлично себя чувствую. И Лэссири молодец. А где она?
– Побежала на кухню. По вечерам она там помогает. Разрешите, посмотрю укус.
Она бережно размотала бинт, стерла остатки мази и удовлетворенно кивнула:
– Все в порядке. Лэссири зря вас пугала, хотя, конечно, перестраховаться не мешает.
– Эти жуки, действительно, опасны?
– Случаи заражения очень редки.
Пока мы говорили, притихшая Карна сняла с плитки сковородку и высыпала содержимое в глубокую миску. Карамельный запах зазвучал ярче.
– Что так упоительно пахнет?
– Это фар, госпожа.
– Тот самый, что мы собирали?
Карна протянула мне миску. Горошинки напоминали по вкусу жаренные в карамели орехи.
– Объеденье! Ради такого можно вытерпеть и не один укус. Надо будет тоже собрать – теперь я знаю, где он растет.
– Ах, нет, зачем же, – удивилась Карна. – Я вам сейчас отсыплю.
Она ловко свернула кульком лист бумаги – совсем как торговцы семечками на нашем городском вокзале. Чтобы отвлечься от воспоминаний, я продолжила разговор:
– Я еще мало знаю о местной фауне. Здесь много вредных насекомых?
Гвэнин Кох улыбнулась.
– Смотря для кого, госпожа. Для человека – нет, а вот для растений – порядочно. Тот же кафер немало вредит злаковым культурам.
– Бойся, кафер, рядом шляфен! – хихикнула вдруг Карна.
– Шляфен? – переспросила я.
– Поговорка такая, – пояснила Гвэнин Кох. – Это животное питается насекомыми, а кафер – его любимая добыча. Перед дождем шляфен вылезает из укрытия и начинает петь, поэтому в старину считали, что он-то и выкликает дождь. Шляфен был символом плодородия. По прежним суевериям.
Последнее она добавила, словно опомнившись, и немного смутилась.
Постучавшись, в комнату вошла запыхавшаяся Эфил и, увидев меня, радостно всплеснула руками:
– Как хорошо, Виктория, вы здесь!
– Что случилось?
– Вас искали в лагере. Приехал господин Дмитрий.
Вот это новость! Взяв кулек с фаром, я попрощалась и поспешила к своему домику. По дороге, обдумывая услышанное, спросила:
– Ты видела когда-нибудь шляфена?
– Конечно. Они везде водятся.
– Нарисуй мне его, пожалуйста. Когда будет время.
13
Диму около домика я заметила издалека. Он стоял в окружении мужчин в форме и Ллура. Тот о чем-то рассказывал. Последние метры я пробежала, и, запыхавшись, ворвалась в этот круг.
– Ты приехал!
Дима вдруг нахмурился и церемонно поцеловал меня.
– Благодарю за подробный отчет, – кивнул он Ллуру. – Завтра я сам осмотрю раскопки.
Мужчины поклонились и разошлись, а Дима под руку повел меня к дому.
– Неплохо вы тут устроились, – оглядел он комнату.
– Целиком и полностью заслуга Эфил. Это ее работы.
Дима внимательно осмотрел рисунки.
– Да ты художник.
Эфил смутилась и покраснела.
– Благодарю, господин Дмитрий.
– Она по недоразумению не смогла поступить в Академию. Видишь, какой талант пропадает!
Дима улыбнулся, но ничего не ответил.
– Ты надолго приехал?
– Нет, завтра вечером обратно.
– Дела, дела?
– Ты и сама занята.
– О, да! Видишь, сегодня фар собирала. Попробуй, это так вкусно!
Дима поморщился.
– Еда для деревенской малышни. Что в ней может нравиться?
– Никогда не думала, что ты сноб.
– Дело не в этом. Впрочем, наслаждайся. Я не против. Но попробуй для сравнения пирожные. Специально по пути останавливался в городке, который славится своей выпечкой.
На столе стояла картонная коробочка с нежными корзиночками и хрустящими пампушками, наполненными кремом. Эфил побежала готовить сиорд, а я накрыла стол. Когда все было готово, Эфил, несмотря на мои уговоры, не присоединилась к нам, а отправилась ночевать к девушкам. Честно говоря, я была этому очень рада. Соскучившись, хотела максимально использовать время. Но Дима был рассеян и молчалив. Блюдечки наше скудное хозяйство не предусматривало, так что пирожные я разложила на тарелки. Возможно, сработало предубеждение, но они показались мне слишком сладкими и рассыпчатыми.
– Что ты думаешь о лабиринте? – спросил вдруг Дима.
– Я думаю, это очень важно. Не только для лингвистики или археологии. Здесь есть какая-то загадка. Зачем построили лабиринт? И почему рухнули именно центральные плиты? Иногда мне кажется: это связано с исчезновением Ревеллиров.
– Почему?
– Не знаю. Я так чувствую. Понимаю, что звучит абсурдно, но в последние дни я просто гуляю вокруг, смотрю, думаю. И в голове начинают мелькать разные картины.
– Не принимай разыгравшееся воображение за озарение.
– Не будь скептиком! В конце концов: что такое озарение, если не интуиция. А разве возможна она без воображения? Неужели тебе не интересно, что произошло с Правителями? Почему они пропали?
– У тебя всегда была слабость к древним временам и тайнам, – улыбнулся Дима. – А меня больше интересует настоящее.
– Как ты не понимаешь! Ведь Ревеллиры тоже владели геласером. Причем дольше. Значительно дольше! И вдруг с ними что-то происходит. Может, и нам грозит та же напасть?
– Хорошо, убедила. Но пока рано надеяться, что лабиринт поможет разгадать эту загадку. Сейчас главное – расшифровка надписей.
– Работаю. Пока впустую. А ведь все так радовались, когда я приехала. Наверное, ждали, что Дитя Неба с ходу все разберет. А я туплю! Им же не объяснишь, что кольцо у меня две недели, и рано ждать таких результатов, как у вас. Или может, – я прищурилась, – рассказать об этом?
Дима пожал плечами.
– Не думаю, что они поймут. Хочешь выставить нас лгунами? А это так?
– Проехали.
– Кстати, давно хотел тебя спросить, что за украшение? – кивнул он на спрятанный геласер.
– Сплела одна милая девушка, когда я жила на юге. Теперь как амулет. Напоминает о доме и тех днях, когда я училась жить без тебя. А теперь, выходит, учусь жить без всего остального.
Получилось вполне естественно. Решение никому не говорить о втором камне превратилось в уверенность. Пусть. Пусть пока никто не знает об этом. Ведь даже Дима мне что-то недоговаривает.
– Как у тебя дела? Рядом с лабиринтом все-таки будут строить?
– Нет. Решили не трогать эту равнину. После исследования здесь можно будет сделать что-то вроде музея.
– Отличная идея! Знаешь, чем-то он напоминает Стоунхендж.
– Только вот Стоунхендж ближе к населенным пунктам. А здесь еще придется поработать над дорогой и инфраструктурами.
– А что вообще здесь хотели строить?
– Базы, комплексы, – туманно ответил он. – Идет масштабное строительство. Осваиваются новые территории.
– И новые страны.
Он холодно посмотрел на меня.
– Что ты имеешь в виду?
– Ведь Мунунд – глава федерации. Распространяете влияние?
– Ты говоришь о Совете так, словно мы чудовища. Но, если помнишь, во времена Ревеллиров Виир был един.
– И вы решили это вернуть? Только ведь страны уже давно разделены. Между ними много чего было. Да ты попробуй представить, чтобы в нашем мире все страны объединились.
– В нашем мире они никогда и не были едины. Нет этой памяти. Хотя перед лицом катастроф и на Земле возникали союзы между вчерашними недругами. Вспомни мировые войны.
– И вы решили устроить нечто подобное? Рассчитанную катастрофу?
– Как ты смеешь! – он стукнул кулаком по столу. – Да что с тобой такое?
И в самом деле.
– Так устала от всего этого… Виира. Прости.
– Ты сомневаешься. До сих пор! Никак не определишься, кому верить. И меня это оскорбляет! Кажется, прошло достаточно времени, и тебе представили много доказательств.
– Видишь – и здесь война. Кто не с нами, тот против? А я не хочу быть с кем-то. Отец надеется помириться. Я могу помочь!
– И как тебя приняли? Я не верю, что это возможно. Отец винит себя, вот и лелеет мечту о воссоединении. Думает, что «недоглядел» за ребятами. Комплекс заботливого родителя! Мы уже давно не дети. Они прекрасно понимали, на что идут. И я не собираюсь мириться с теми, кто хотел убить моего отца!
Он вскочил и подошел к окну. Резко задернул занавеску. Чувствовалось: с трудом сдерживается. Дима знал свою вспыльчивость и не любил ей поддаваться. Но прежде никогда его ярость меня не пугала. А сейчас накрывала тоска.
– Знаешь… Я затем сюда и приехала, чтобы не решать. Ничего пока не решать. Потому что я… не знаю.
Дима нахмурился и не посмотрел на меня, но сказал уже спокойнее:
– Пора спать. Я устал.
В тишине погасили свет и легли. Сны были тревожными и обрывистыми. Только под утро, когда едва посветлело за окнами, мы потянулись друг к другу…
Второй раз проснулись уже поздним утром. В закутке, заменявшем нам кухню и прихожую, обнаружился заботливо приготовленный завтрак. К вчерашним спорам не возвращались. Мне хотелось растянуть это утро, забыть про все дела и просто быть вместе. Но Дима поглядывал на часы и, наконец, поторопил выходить.
На улице уже ждала машина, хотя я уверяла, что идти недалеко, и прогулка будет приятной. У лабиринта нас встретила обычная суета. Перед Димой почтительно расступались и кланялись. Нас ждали и подготовили небольшое приветствие, не обошедшееся, конечно, без профессора, имя которого вновь не задержала моя память. Кнур Ло ошивался тут же, заискивающе улыбаясь и стараясь быть на виду. Отбыв повинность, я увлекла Диму в лабиринт. До центра шли медленно и молча, никого не встретив (как я потом догадалась, это было распоряжение начальства). Дима внимательно рассматривал знаки, а, дойдя до площадки, вдруг указал на то, что я раньше не замечала.
– Смотри, какой скол на плите.
Действительно, на одной из плит виднелась неглубокая выбоина, словно неудачно ударили молотом. Я провела ладонью по плите: на месте скола красиво отливали зеленые прожилки.
– Может, это случилось при падении камней?
– Но они падали от центра, если не ошибаюсь. К тому же, больше повреждений не видно.
– Тогда при раскопках. Случайно повредили.
– Что значит «случайно»? – проворчал он. – Это не игрушки.
– Не усложняй.
Распрямилась – видимо, слишком резко: в глазах потемнело, я вдруг явственно услышала шепот – детский голос говорил над самым ухом. Но тьма все заглушила.
Я очнулась в палатке, на раскладушке (Ллур как-то сказал мне, что остается здесь ночевать, когда заработается). И первой, кого увидела, была Гвэнин Кох. Она ободряюще улыбнулась.
– Что случилось?
– Просто обморок, госпожа Виктория. Наверное, переутомились.
– Да нет, я прекрасно себя чувствовала. И чувствую. Только голова немного кружится.
– Вам сейчас нужен покой. Вот, прошу, выпейте это.
– Опять настой, чтобы я заснула?
– Напротив, это придаст вам сил.
Эфил – как же без нее – передала мне чашу с густым напитком. В который раз удивляясь восхитительному вкусу местных лекарств, я пригубила и вдруг испугалась:
– А Дмитрий уже уехал?
– Нет, госпожа, – ответила Гвэнин Кох. – Я его позову.
– Как вы нас напугали, – прошептала Эфил. – Я принесла вам поесть – так и думала, что задержитесь, – как вдруг вижу: из лабиринта взлетает господин Дмитрий и держит вас, бездыханную, на руках.
– Ну, не бездыханную, положим.
– Вот она, притвора, – улыбаясь, вошел Дима. – Прикинулась, чтобы побаловать себя вкусненьким?
– Тогда уж, скорее, чтобы на руках поносили. Зрелище, по рассказам очевидцев, было впечатляющее.
– Еще бы. Такое не скоро забудут. Кстати, для здоровых тут найдется что-нибудь попить?
– Нам перекусить принесли.
Эфил принялась было накрывать стол, но у меня появилась идея получше.
– Постой, постой. Что там? Бутерброды? Отлично. Я знаю красивый холм – устроим пикник. Мне хочется на свежий воздух.
Мы сидели на траве, жевали бутерброды и смотрели на лабиринт внизу.
– Вот так я здесь и сижу частенько. Смотрю и надеюсь разгадать загадку. Кстати, ты ничего не почувствовал, когда был внутри?
– Нет. А ты?
– Не знаю. Это странно… Похоже на неуловимое ощущение. Словно шепот.
– Тебе определенно нужно отдохнуть. Скажу Эфил, чтобы не пускала сегодня в лабиринт.
– А ты, лучше, сам проследи. Обязательно уезжать сейчас?
– Обязательно, – он смотрел вдаль. – Не соблазняй меня.
– Пффф, – я откинулась в траву. – Разве это соблазн?
– Почему ты меня все время провоцируешь?
– Хочу вытащить из скорлупы Пастыря.
– Нет. Скорее, хочешь, чтобы я вообще перестал им быть.
– Возможно. Мне с тобой – таким – трудно.
– Но я такой. Уже им стал. Не за день, не за год. Это результат развития и взросления.
– А ты не потерял по дороге ничего важного?
– Я сохранил самое важное. Конечно, мне легче: ты осталась такой, которую я помнил. Но, возможно, за долгие годы образ немного… идеализировался.
Это кольнуло больно.
– Значит, нам придется узнать друг друга.
– И понять.
– И это тоже.
– Ты нужна мне. Нужна. Мне. Больше, чем Совету, Отцу, твоей подруге и кому бы то ни было.
– Я верю.
– Тогда не сомневайся и в остальном. Не пытайся отмотать время назад, и в одиночку исправить все случившееся. Нужно исходить из того, что есть.
– Категорично и решительно. Твой стиль.
– А ты все ищешь золотую середину. Это мифический зверь.
– Может, я найду ее вместе с разгадкой языка?
Дима усмехнулся и покачал головой.
– Хорошо. Ищи. Я и забыл, как непросто взрослеть. Мне пора ехать.
– Вижу. Вон машина стоит. Я не пойду тебя провожать, ладно? Давай попрощаемся здесь. Не хочу при всех.
Стало так тоскливо. Я держалась изо всех сил, чтобы не расплакаться. Даже не смотрела ему вслед, делая вид, что любуюсь закатом. А когда повернулась, машина уже отъезжала. Я расстроилась, словно упустила какой-то шанс. Словно забыла ему сказать самое главное. Звезда Хал скрылась за горизонтом, небо начинало темнеть. Трава зашелестела, и, подняв глаза, я увидела Эфил.
– Вам надо отдохнуть, Виктория. Не хотите домой?
– Домой? Хочу домой… Очень хочу. Но туда мне не попасть.
– Простите?
Конечно, она ничего не поняла.
– Ты никогда не задумывалась, что мы называем домом любое место, где более-менее освоились? Где есть уже наши вещи, наш запах.
– Не у всех вообще есть дом.
Ее лицо было серьезно.
– Ты права. Что-то я расфилософствовалась. Это не к добру! Хватит здесь сидеть, пора приниматься за работу.
– Но господин Дмитрий…
– Да-да. Но я лучше знаю, что мне нужно. И сейчас мне нужно в лабиринт!
А внизу дневные работы уже сворачивались. Ллура я встретила у выхода из лабиринта, и, поскольку очень не хотелось объяснять, практически тоном приказа потребовала выделить мне фонарь, блокнот и одеяло. Он удивился, но беспрекословно все выполнил.
– Позвольте спросить: долго вы собираетесь пробыть там?
– А что?
– Если хотите поработать ночью, я распоряжусь, чтобы около лабиринта остались дежурные.
– В этом нет необходимости, пусть люди отдыхают. Ведь лагерь по ночам охраняется?
– Конечно, госпожа Виктория.
– Значит, все в порядке.
14
Второй раз за день я была в пустом лабиринте. Основной коридор тускло освещался гирляндой лампочек, протянутых по земле от входа до площадки. Мой же фонарь, помимо мощности, обладал еще одним несомненным плюсом – его можно было поставить. Чем я и воспользовалась, дойдя до центра. Сложив одеяло, удобно устроилась прямо на плитах, скрестив ноги. До сих пор я действовала по наитию. Чутье подсказывало, что нужно быть сейчас здесь. Так что какое-то время я просто сидела и думала. Потом взяла блокнот и быстро воспроизвела уже выученную наизусть надпись.
Становилось прохладно, я укуталась в одеяло, на манер старого индейца. Тишина, лишь протяжно вскрикивала ночная птица тулиан, да высоко в небе перемигивались звезды. Склонившись над блокнотом, я и сама не заметила, как задремала. Причем поняла это уже потом, а в ту минуту мне показалось, что все происходит наяву.
Краем глаза заметив движение, я подняла голову и увидела, что передо мной стоит мальчик из сна, но теперь – прозрачный, как призрак. Сначала я испугалась, но у него был такой печальный вид, что страх ушел. Мальчик поманил меня и исчез за поворотом – сон повторялся. Конечно, я бросилась следом. Теперь это было легче – от незнакомца исходило свечение, отражавшееся на плитах. Вдруг оно пропало. Я остановилась и тут же, словно он прижался губами к моему уху, услышала громкий шепот. Меня охватило странное оцепенение: не могла даже повернуть голову. Поэтому я просто стояла, уставившись в пустоту и слушала. Язык был незнаком, но вскоре стало понятно, что мальчик повторяет одни и те же слова – длинную фразу. Меня осенило – это ведь загадочная надпись! А он все говорил и говорил. То четко, то почти невнятно, но достаточно медленно, для того, чтобы вдруг – я и сама не поняла как – стал проясняться смысл. Так же было в электричке, когда я ехала с Дашей, только еще лучше – ведь текст повторялся. То одно, то другое слово обретало значение, пока не выстроилась полная фраза:
– Мы думали, что геласер дает нам силу, но были лишь марионетками, считавшими себя богами. Да будет проклят тот час, когда род Ревеллиров обрел могущество, потеряв душу. Да будет наша гордыня уроком для тех, кто придет после. Я возвращаю небесам их дар-проклятие!
Я повернулась, чтобы увидеть мальчика, и проснулась. Оказалось: так же сижу на площадке, закутавшись в одеяло. Только блокнот упал. Схватив его, я быстро записала услышанное. Мысль работала лихорадочно: я знала теперь, что означают слова, я слышала язык Ревеллиров! Вскоре, все 52 знака обрели звучание. Бросившись в лабиринт, чтобы проверить свою догадку, я попыталась читать строчки первоначальных надписей. И у меня получилось! Конечно, это были обрывки, ведь плиты ставили разрозненно, но можно было разобрать конкретные слова. Перебегая от одной стены к другой, я пришла к выводу, что до строительства лабиринта гвердорские плиты были частью святилища или алтаря.
С удивлением заметив, что начинает светать, я вдруг почувствовала, насколько устала. И замерзла. Закутавшись в одеяло и захватив вещи, побрела к выходу. Снаружи меня встретил туман и утренняя свежесть. Оставив тяжелый фонарь у стены, я направилась к дому. Мысли мучительно мельтешили, ноги подгибались, начинался озноб. Ужасно хотелось спать. Очевидно, я на ходу задремала, потому что вдруг оказалась прямо перед домом. Размышлять об этом не было сил. На автопилоте я добралась до кровати, краем сознания отметив, что Эфил дома нет, и погрузилась в блаженное забытье.
Снов не было. Я открыла глаза и поняла, что отлично выспалась. Однако утро едва начиналось. Значит, я спала всего пару часов? В комнату тихо вошла Эфил.
– Вы проснулись, Виктория? Как хорошо! Я уже начала беспокоиться.
– Сколько я спала?
– Целые сутки.
Ого!
– Я видела, как вы вышли на рассвете из лабиринта…
– Видела?
– Решила подождать вас в палатке.
– Вот глупости! Нужно было спокойно спать.
– Но вам могло что-нибудь понадобиться. И вы ведь сказали, что не знаете – насколько задержитесь.
– Почему ты меня не окликнула?
– Не хотела мешать: вы так задумались о чем-то. Решила потихоньку догнать, но потеряла вас в тумане. Пришла домой, а вы уже спите.
– Да, задуматься было о чем. Так, Эфил, я сейчас пойду к Ллуру, а ты пока собери наши вещи и приготовь что-нибудь на завтрак.
– Мы уезжаем?
– Да. Койда уже пришел?
– Сейчас позову.
Мальчик сказал, что Ллур еще дома и проводил к нему. Жил начальник экспедиции в небольшом, но все же бараке. В крохотный коридор выходили четыре двери. На стук Ллур открыл так быстро, словно ждал за дверью. Увидев же меня, удивился.
– Госпожа Виктория? Прошу, входите.
– Простите, что беспокою вас.
– Никакого беспокойства. Присаживайтесь.
Я обратила внимание, что он вертит в руке маленький кусочек гвердора – мы все здесь уже помешанные.
– Я должна как можно скорее попасть в Трэдо Дэм. Нужна машина, чтобы добраться до станции.
– Могу я узнать причину такой спешки?
– Пока нет. Сначала мне необходимо поговорить с Бренином.
– Конечно, госпожа Виктория. Но пассажирские поезда останавливаются на этой станции редко. Будет лучше, если машина довезет вас до вокзала Дорна, а я тем временем сообщу туда, чтобы вам обеспечили место в ближайшем поезде.
– Благодарю.
Эфил, как всегда, оказалась выше всех похвал: когда я вернулась, завтрак был готов. А вещи практически собраны.
Наливая себе сиорд, я заметила на стопке книг рисунок.
– Что это? Лягушка?
– Я не знаю, что такое «лягушка», Виктория. Это шляфен – вы просили нарисовать.
– Как похож на лягушку! Только симпатичнее, и лапки немного другие. Где он живет?
– Обычно рядом с реками или ручьями. Прячется в траве и даже залезает на деревья. По весне они очень забавно поют.
– Поют?
– Издают такие мелодичные звуки, как журчанье.
– Прямо-таки улучшенная версия лягушки.
Мы как раз закончили собираться, когда подъехала машина. Ллур отправил с нами молчаливого молодого человека, чтобы сопровождать нас и решать все возникающие проблемы. Кнур Ло увивался рядом, шепотом уверяя меня, что справится с этой задачей гораздо лучше. С нескрываемым облегчением я захлопнула дверцу перед его носом.
Путешествие по проселочным дорогам – дело не быстрое, а внутри звенело от нетерпения. Чтобы не свихнуться, я достала припасенные бумаги и начала разбирать надписи разрозненных плит, в надежде узнать еще что-нибудь важное.
Когда занят делом, время бежит быстрее: вот уже и вокзал. Нам опять предоставили отдельное купе, правда, совсем маленькое. Похоже, для этого пришлось кого-то высадить. Но не до того сейчас, не до того – быстрее в Трэдо Дэм! На крохотном столике я разложила блокноты и опять погрузилась в работу. Уже удалось соединить надписи четырех плит – нужно двигаться дальше. Перед отъездом я написала письмо Диме – обо всем, что случилось. И теперь надеялась его скоро увидеть. Возможно, даже в Луилире.
В столицу мы прибыли к полудню следующего дня. Сопровождающий успел предупредить, и на вокзале нас встречали. После медлительной проселочной дороги теперь машина словно летела, но мне все равно хотелось быстрее. Мужчина, которого я видела в кабинете Отца, открыл дверцу машины и сообщил, что Бренин заканчивает совещание и просил выяснить: хочу ли я сообщить новости ему или Совету.
– Весь Совет в сборе? – обрадовалась я.
– Не совсем, госпожа Виктория.
– Что ж, все равно. Пусть будет Совет. Так даже лучше.
А пока мы поднялись в отведенные мне комнаты. Какими роскошными они казались после скромного домика на равнине! Слуги накрыли стол к обеду, но из-за возбуждения есть не хотелось. Умывшись и переодевшись, я выпила чашку крепкого сиорда и еще раз просмотрела бумаги, которые хотела показать Отцу. Пока в поезде я продолжала разбирать письмена, Эфил набело переписала уже расшифрованное. У нее был красивый и четкий почерк – не то, что у меня. Глядя на ровные строчки, я словно слышала шепот мальчика из сна. Кто он? Почему приходил ко мне и хотел помочь? В чем я была твердо уверена: это не просто образ из сна, рожденный моим воображением. Он жил когда-то и был связан с лабиринтом.
В дверь постучали. Затянутый в белое лакей доложил, что Совет ждет меня. Действительно, собрались не все: за круглым столом сидело не больше десяти человек. Ни Димы, ни Ольги.
– Вика! – Отец обнял меня и усадил рядом. – Что за срочные новости? На раскопках ни о чем не знают, они удивлены твоим внезапным отъездом.
– Решила: сначала должны узнать вы.
– Тебе удалось?
– Да. Я дешифровала знаки и слышала язык Ревеллиров.
И рассказала обо всем, что случилось ночью в лабиринте.
– Потрясающе, – выдохнула Юля.
– Ты просто молодец! – в определенной справедливости Инге нельзя было отказать. – Прошли месяцы работы впустую, а ты справилась за неделю.
– Теперь понимаешь, как много можем мы сделать, благодаря геласеру? – спросил Максим, улыбаясь. – Как важны наши труды для всего Виира?
– Вы меня не слышали? Это не я сделала! Знание пришло…
– Как озарение, – подсказала Карина.
– Нет! Оно было готовым. Мне его выдали на блюдечке. Это не работа моего мозга, и даже не подсказка, а готовый ответ, предложенный кем-то. Вот что такое геласер – возможность заглянуть в ответы, не решая задачу.
– Ты все упрощаешь, Вика, – вмешался Отец. – Природа озарения вообще мало понятна. Вспомни, хотя бы, Менделеева и его таблицу. Ученый тоже увидел ее во сне, но лишь потому, что до этого провел огромную работу. Его мозг готов был выдать правильное решение, и сон стал необходимым условием, чтобы взглянуть на проблему под необычным углом, отрешившись от привычных рамок.
– Но тот мальчик…
– Это иллюзия. Голос твоего подсознания.
– Нет! Я видела его дважды. Уверена: он реально существовал. Это было привидение!
– Вика, ты переутомилась.
– Хорошо, пусть так. Забудем сейчас о том, как я смогла расшифровать знаки. В конце концов, это не самое главное. Та надпись – предупреждение, оставленное нам – будущим владельцам геласера. Кто-то хотел предостеречь, рассказать о коварстве камня! Кто бы он ни был, создатель надписи принадлежал к роду Ревеллиров, и куда лучше нас с вами знал все о геласере. Он проклинает камень и его могущество! Сравнивает древних правителей с марионетками!
– Вот именно – «кто бы он ни был». Мы понятия не имеем: кто оставил надпись и какие преследовал цели, – спокойно ответил Отец. – Ревеллиры правили несколько тысяч лет. Долгий срок – не находишь – для того чтобы разглядеть-таки марионеточные нити. То, что создатель надписи называет себя Ревеллиром, еще не значит, что он им был на самом деле. Предупреждение может оказаться ловушкой.
– А если нет?
– Пока не видно никаких признаков.
– Неужели? А может, просто не хочется признавать? Вы очень изменились.
– В лучшую сторону, – прищурилась Наталья.
– Я бы не говорила так однозначно.
– Вика, – примирительно обратился Отец, – не будем торопиться. Думаю, бессонные ночи и упорный труд сыграли с тобой плохую шутку. И не будем забывать о плитах, составляющих лабиринт. Возможно, расшифровка тех знаков совершенно изменит значение испугавшей тебя надписи.
– Не думаю. По дороге я не теряла зря времени и смогла восстановить небольшой кусок текста. Судя по всему, здание, стоявшее на месте лабиринта, было святилищем или мемориалом Ревеллиров. Конечно, информация может быть полезной, но скорее – это лишь официальное восхваление подвигов вождей. Недаром строитель лабиринта разрушил все. Единственное, на что я надеюсь: там может быть какое-нибудь указание на возможность геласера сработать как портал и в обратном направлении. А вдруг мы сможем узнать, как вернуться?
Это заставило их задуматься: в комнате повисла тишина. И вдруг Алексей спокойно спросил:
– Зачем?
– Что?
– Зачем нам возвращаться?
– Вы с ума сошли? – я не поверила ушам. – Что значит «зачем»?! Там дом. Там наши родители! Они с ума сходят от горя.
– Они успокоятся, – холодно заметила Карина. – Родители всегда хотят для своих детей самого лучшего. А дома у нас никогда не было бы таких возможностей, как здесь.
– Возможностей? Да вы!.. Боже, я, наверное, сплю!
– Постарайся понять, – сказал Миша. – Мы прожили здесь целую жизнь. Смогли найти свой путь. Мы уже не дети.
– Верно, – во мне клокотала злость. – Вы боги! А от этого очень трудно отказаться.
– Думай, что говоришь, прежде чем бросать подобные обвинения, – сжал губы Алексей.
– Она повторяет чужие слова, – кисло улыбнулась Наташа. – И я даже знаю чьи.
– Да, – я с трудом могла держаться. – Ребята были правы: вы так ослеплены своим величием, что готовы отрицать очевидное.
– Очевидную глупость, – отрезала Инга.
– Как же вы самодовольны!
– Но, если ты так убеждена в том, что геласер управляет нами, почему сама продолжаешь его носить? – ехидно вставила Юля.
Застигнутая врасплох, я не нашлась, что ответить, а просто сняла кольцо и швырнула на стол. Подпрыгнув, оно, звеня, закружилось на месте. Недолго. Отец вдруг накрыл кольцо ладонью и резко приказал:
– Хватит! – он обвел нас, притихших, суровым взглядом и сухо продолжил. – Вы похожи на капризных детей. Стыдитесь! Вика, тебе нужно отдохнуть. Недалеко от города есть уединенное место, Дима зовет его «дачей». Побудь там несколько дней, а когда вернешься, сможем все обсудить в более спокойной обстановке.
Ссылка. Я встала. Честно говоря, даже удивилась, когда Отец протянул мне обратно кольцо. Не притронувшись к геласеру, я кивнула на прощанье и вышла.
15
Попросив Эфил собрать вещи (на этот раз даже не спрашивая – хочет ли она отправиться со мной), я с аппетитом пообедала. Странно, но волнение исчезло. То ли благодаря разрядке, то ли отсутствию кольца. Но скорее из-за чувства выполненного долга: я предупредила. Подобной реакции Пастырей можно было ожидать. Остынув, я решила, что недооценила силу их привязанности к геласеру. За долгие годы ребята сроднились с камнем и, естественно, страшатся его потерять. Что ж, подождем. Даже если никто из них не захочет, я уговорю Диму вернуться в лабиринт и попробовать на месте поискать еще подсказки. А пока продолжу дешифровку.
Мы уехали через пару часов и поздним вечером добрались до «дачи». Оценить ее красоту в полной мере я смогла лишь на следующий день. Просторный двухэтажный дом, окруженный высокими зарослями гилога – аналога земной сирени – стоял на берегу озера. Здесь, и правда, было очень тихо. Я просыпалась рано утром, открывала настежь окна, и запахи сада омывали свежей волной. Сам собой составился распорядок: легкий завтрак, работа в кабинете, прогулка в роще за домом, обед вместе с Эфил, вновь расшифровка, вечерняя прогулка, чтение на веранде. Я работала много, но без напряжения. Без той лихорадочной скорости, как в первый день. К тому же, надежда узнать что-нибудь о возможности возвращения исчезала. Расшифрованные предложения изобиловали именами, датами и названиями городов и битв. Это была своеобразная летопись рода Ревеллиров. К сожалению – официальная версия. Она не могла объяснить: ни как геласер попал к ним, ни характер его влияния. Зато крепла решимость второй раз посетить лабиринт: я чувствовала, что упустила нечто важное.
Я наслаждалась мини-каникулами и чувствовала себя на удивление спокойно. Из-за того ли, что отдала кольцо? Но ведь геласер по-прежнему оставался со мной. Однако теперь я начинала ощущать разницу между двумя камнями. Трудно выразить словами: если представить их себе, как личности, то кольцо было бы амбициозным управленцем, а кулон – мудрым учителем. Первый распоряжался и заставлял действовать, второй – давал советы. И мне хотелось его слушать. Возможно, все дело было в «оболочке». По сравнению с металлом, кожа не усиливала, а наоборот – гасила влияние геласера на мою волю.
