Мария Викторовна Доронина
Осколки камня
– А то спать спокойно не смогу, – заверил старик. – Дело-то ведь неслыханное. Не бывало раньше такого, даже при императоре. Чтоб вот так – ни за что ни про что – в мирное время. Власти со всем разберутся, это уж точно. Но мало ли. Осторожность не помешает. Я вот что думаю: не иначе это сумасшедшие! А с ними никогда не угадаешь, что ждать.
После обеда взмокший мальчик-посыльный доставил нам целую кипу листовок – для ознакомления покупателей. Жителей Луилира успокаивали: работы по выяснению всех обстоятельств дела ведутся, уже напали на след злодеев. Вскользь было сказано и о граффити. Прочтя, я опустилась на стул. По версии листовки шляфена изобразил какой-нибудь юнец, потрясенный случившимся и ищущий опору в Дуа. Автор статьи мягко укорял художника за суеверие и призывал граждан сохранять спокойствие.
Посетителей в тот день было больше обычного, но приходили они не за товаром, а за новостями. Газеты еще не успели откликнуться, листовки давали мало информации, и люди собирались вместе, обсуждали, высказывали предположения.
– Все это происки сторонников империи, вот увидите! – восклицал худой седовласый мужчина, потрясая длинным пальцем.
– Э, будет вам! Ну, какие в наше время могут быть у нее сторонники? Из императорской семьи давно никого не осталось, – отмахивался толстый господин.
– Потомков по прямой линии нет, с этим не спорю, – горячился первый. – Но нельзя забывать о боковых ветвях рода. Попрятались по щелям, но, думаете, так просто отказались от власти? Ха-ха! Как бы не так! Верно, давно вынашивали коварные планы.
– Не было там никакого устройства, – упрямо поджав губы, заявила мне одна старуха. – Сломалась эта адская машина. Сломалась и кучу людей поубивала. Вот до чего доводят эти агрегаты! Предупреждение нам всем.
– Это месть шпионов Лиирда! – горячился молодой человек лет тридцати. – Сколько можно терпеть их вероломство? Мало того, что из-за них погибло столько достойных ребят, подавляя беспорядки, так теперь еще это! В самом сердце нашей страны!
– Быть беде, – прошептала одна женщина, тяжело вздохнув.
И она оказалась права.
На остановке в тот вечер я увидела взволнованную Дашу, но поговорить толком нам не удалось до самого дома. Люди в электричке были слишком встревожены и напуганы. На остановках опасливо выглядывали из окон, никто уже не дремал. Событие оживленно обсуждалось, и версии в основном высказывались те же, что в книжной лавке.
– Это не может быть операцией «Детей Виира», – упрямо покачала головой Кристина. – Я ничего не слышала даже о возможности применения терактов.
– Наверное, потому что здесь и слова-то такого не знают, – устало потер переносицу Саша. – Ладно, не сердись. Но, думаю, ты не станешь спорить, что мы не посвящены во все планы лидеров.
– О таком бы нам сказали!
– Не факт.
– Постойте, но чего они хотят этим добиться? – спросила Полина.
– Паники. Растерянности властей. Показать, что Совет не может защитить своих граждан.
– Нет, что-то глупо, – сказал Артем. – Не вижу смысла. Как использовать все это? Вы подумайте: под угрозой само проведение парада. В целях безопасности его могут отменить. И тогда сорвется основная операция.
– Правильно! – обрадовалась Даша. – Конечно, это не могут быть наши.
– Тогда кто? – Женя был мрачен. – Кому это нужно?
– Возможно, в версии о мести Лиирда или активизации сторонников монархии есть доля правды? – предположила я. – Почему вы решили, что нет другой тайной организации.
– Хорошее объяснение. Ему больше хочется верить. Но как объяснить совпадение символов? Почему шляфен?
– Мы тоже его позаимствовали.
– В любом случае главная операция может быть сорвана.
– В любом случае нужно потребовать ответа от лидеров, – решил Саша.
– Им придется сейчас отчитаться перед всеми. Нельзя допускать смуту и недоговоренности. Не то время.
Не очень-то мне хотелось быть вдалеке от наших, но все дружно решили, что предложение Кэдвара стоит принять.
– Хотя бы выспимся несколько дней, – сказала Даша, собирая вещи.
Утром мы только закинули сумки в маленькую уютную комнату на втором этаже. Зато вечером провели уборку и неплохо устроились. Едва успели закончить, как постучал Кэдвар.
– К вам пришли, – улыбнулся он.
Ферн пришел пригласить на прогулку, но удовольствия она не доставила. В городе был траур, все кафе закрыты. Мы прогулялись по парку и съели на скамейке припасенные бутерброды.
– Из-за катастрофы все так напуганы.
– Неудивительно. Что говорят в университете?
– То же, что и везде. Я лично думаю, это мерзавцы из Лиирда.
Мы с Дашей переглянулись, но промолчали.
– Теория о монархическом заговоре – чистый бред! Никто уже их не поддержит. Думать же, что это сумасшедший-одиночка – все равно, что прятать голову в песок. Нет, мы должны быть осторожны. Правильно, что ужесточили правила.
– Правила? – удивилась я.
– Да, я забыла тебе сказать. У нас на работе, как и во всех крупных конторах, на входе охранники проверяют каждого входящего. Точнее, каждого, кто вызывает подозрение или несет что-то большое.
– У нас в университете то же самое. Раньше пропуска и не смотрели толком, а теперь без них не попасть.
– То есть боятся, что подобное может случится уже в городе?
– Кто знает, – пожал он плечами. – Лучше предусмотреть и такой вариант. Хотя паниковать тоже глупо. Но, поди, некоторым объясни. Вот и матушка (меня всегда умиляло, с какой нежность он говорит о матери) настояла, чтобы я несколько дней пожил у друга. «Места себе, – говорит, – не нахожу, что ты едешь через весь город». И надо же, чтобы вы тоже переехали! Друг-то мой через дорогу от вас живет.
Он так сиял, что я с трудом выдавила улыбку. Как бы подобная «близость» не спровоцировала новые любовные признания. Провожая нас, он показал на окна дома, стоявшего наискосок от книжной лавки.
– Вон те окна, на третьем этаже, квартира Дирка. Ваши ведь выходят на эту же сторону?
Услышав утвердительный ответ, покраснел и распрощался.
– Всю ночь на подоконнике проторчит, – улыбнулась Даша.
– На здоровье. А я вот собираюсь выспаться.
– И не говори! Так хорошо не бежать на электричку.
Я почитала еще немного, свернувшись калачиком в кресле у окна. Свет уличного фонаря очень удачно освещал этот уголок. А, почувствовав, как глаза слипаются, юркнула под одеяло – с Дашей мы делили одну старенькую софу. Легкие сны кружили в ту ночь вокруг моей головы.
Снился дом и летние вечера в деревне. Стоя на лестнице, я собирала сливы в саду бабушки, и бросала вниз – там их ловили Даша, и Полина, и Эфил. Мы хохотали и были счастливы. Казалось, можно оттолкнуться и взлететь. Вдруг лестница заскрипела, развалилась под ногами, и я ухнула вниз.
26
Проснувшись, я не сразу поняла, что сон закончился. Открыла глаза и увидела, что лежу на полу в осколках стекла. Кто-то истошно кричал. Болел ушибленный бок, по полу дуло.
– Вика! Вика, ты жива?
Даша перевернула меня на спину, рассвет резанул по глазам.
– Господи, что случилось?
Даша всхлипнула. Я огляделась.
– Окно выбито!
На улице кричали, слышен был топот ног. Преодолевая боль, я вскочила и замерла от ужаса. В зазубренном оскале окна через дорогу висело плотное черно-серое облако. Оно постепенно оседало, открывая дымящиеся развалины дома.
– Ферн, – мои губы шевелились, но звука я не слышала.
– Вика, ты поранилась.
Я не заметила, что шла по осколкам, и из разрезанной ступни сочилась кровь.
– Сядь. Я перевяжу, – подтолкнула она меня к подоконнику.
Я не могла оторвать глаз от развороченного дома. По улице бежали люди. Крики. Где-то завыла сирена.
– Даша…
– Подожди.
– Даша!
Я чуть не за шиворот подтянула ее к окну. Со стены соседнего здания, где были выбиты все стекла, а по фасаду протянулась трещина, смотрел шляфен.
Помню, меня охватило странное отупение. Очень хотелось проснуться, но не получалось.
Прибежал Кэдвар, едва натянувший халат на пижаму такой смешной расцветки, что я уставилась на нее, забыв, какую эмоцию должна испытывать. Старик всплескивал руками, тарахтел, почему-то вытаскивал нас на улицу. Не сразу я поняла, что он боится нового взрыва. На негнущихся ногах я спустилась, оказавшись на утреннем холоде.
К разрушенному дому уже подъехали пожарные и полиция. Даша вскрикнула: прямо на тротуар выносили раненых и тела. Взгляд зацепил трупик ребенка – мальчика лет пяти, в ночной рубашке, задравшейся и обнажившей белые ножки. Череп его был раздроблен.
– Почему они все такие белые?
– Это известка и грязь, – Даша обняла меня, кутая в одеяло. – Вика, давай отойдем куда-нибудь подальше. На тебе лица нет.
– Постой. Я должна… Что-то должна сделать. Забыла… А, да.
И побежала к дому, расталкивая людей. Я металась среди раненых, вглядываясь в их грязные, покрытые кровью лица. Попыталась прорваться к развалинам, которые тушили пожарные, но мужчина в форме оттолкнул меня.
– Вы не понимаете, я должна!
– Отойдите, барышня! Вы мешаете спасателям.
– Вика, Вика, идем! – лицо Даши было мокрым от слез. – Пойдем, он там.
Мне вдруг стало страшно, она тянула к тому месту, где над телами рыдали родные.
– Я не хочу, – в горле пересохло. – Зачем?
– Пойдем, я нашла его.
Я поймала себя на малодушном страхе увидеть обезображенный труп, но смерть «пощадила» Ферна. Правда, левая рука его превратилась в кровавое месиво, но лицо было так спокойно, словно юноша спал.
Я стояла нал ним, не зная, что делать, а потом пошла прочь. В груди затвердело и больно билось. Голова шумела, хотелось лечь и заснуть. Не быть. Крик над ухом резанул по мозгу.
– Смотрите! Рисунок! Эта безобразная морда! – высокий мужчина схватил камень и с размаху швырнул в граффити.
И тотчас целый град посыпался на стену, рисунок покрыли пятна выщербленной краски. Люди вымещали свою боль, как будто он был одушевленным предметом.
– Гады! Твари! – истерично кричала женщина. – Да чтоб они сдохли!
– Это мстители!
– Монархисты!
– Проверьте дома, подвалы! – прорвался сквозь вопли голос пожилого человека. – Может быть еще взрывчатка.
Это было хорошей идеей. А еще это было действием, отвлекающим от страха и боли. Мужчины – молодые и старые – разбежались в разные стороны.
– Пойдем, – прошептала мне Даша. – Пойдем домой.
Кэдвар куда-то делся, и мы вернулись в свою комнату. Даша засуетилась, вытаскивая одежду.
– Я забегу на работу, оставлю у охранника записку для шефа, что должна приглядывать за подругой, раненой при взрыве. Обязаны дать отгул, а нет – так плевать. Немедленно едем к нашим. Что бы это ни значило, мы должны быть вместе.
Я не спорила, хотя и не задумывалась. Усталость придавила, как волна. Но пришлось одеться и идти. На вокзале, непривычно запруженном народом даже для раннего часа рабочего дня, мы узнали, что взрывы прогремели еще в пяти местах. Люди бросились прочь из города, но ни одна железнодорожная ветка не работала, поезда стояли. Потолкавшись там еще немного, мы ни с чем возвратились в дом Кэдвара. Он уже места себе не находил от волнения. Старик встретил нас новостью, что все дома улицы проверены, бояться нечего. Но узнав о других взрывах, совсем пал духом. Пришлось взяться за дело, кипятить воду, заваривать сиорд, чтобы как-то взбодрить его. Да и нам необходимо было успокоиться. Не обменявшись и словом, я знала, что Даша думает о том же: кто устроил теракты и как связаться с ребятами.
На работу она так и не пошла, и лавка была закрыта, но бездельничать в тот день нам не пришлось. Позавтракав на скорую руку и убрав последствия взрыва (стекла выбило во всех близлежащих домах), мы поспешили на улицу. Раненых увезли уже в больницу, но там требовалась помощь: персонал сбивался с ног. И это пришлось очень кстати: мне нужно было чем-то занять себя, сконцентрироваться на деле, дойти до изнеможения, чтобы не думать, не рассуждать.
Но Даша внимательно прислушивалась к разговорам, и в перерыве, когда мы, пристроившись у окна, ели безвкусный суп, она поделилась собранным.
– Рисунок шляфена был везде. Ходят слухи, что двоих удалось схватить еще до происшествия, когда они убегали от граффити. Думали наказать за хулиганство, а потом прогремел взрыв. Не знаю, можно ли верить этому.
– Чему вообще можно верить?
– Нам нужно выбраться из города. Но как? Дороги перекрыты, даже машины пропускают с досмотром. Да и где мы возьмем машину?
Меня словно осенило.
– Ты ведь знаешь кого-нибудь из организации здесь в Луилире?
Даша растерялась.
– Да, но, честно говоря, не понимаю, чем они нам помогут.
– У них может быть больше информации. И… Прости, я уверена, что хотя бы с одним из лидеров ты знакома.
– Вика, нам нельзя сейчас метаться по городу, привлекая внимание. Взрывы взрывами, но мы не можем быть уверены, что за тобой не следят.
– Им явно сейчас не до этого.
– Рисковать нельзя! К тому же, я не знаю, где можно найти лидеров. Мы встречались с ними в чужих домах, да и редко это было. А простые кураторы групп нам не помогут.
– Да почему ты так упрямишься?
– Тише. Потому что осторожности мы обязаны тем, что еще живы и на свободе. Паниковать нельзя ни в коем случае.
– Что же, так и будем сидеть и бездействовать?
– Вика, подумай, есть несколько вариантов, – как всегда она любила раскладывать все по полочкам. – Если взрывы – дело рук организации, значит, они давно уже врали нам и опасны не меньше, чем Совет. Хотя это и кажется мне наименее вероятным, не стоит совсем отметать. Лидеров могли сместить. В организации мог произойти переворот, и тогда, прежде чем с кем-то говорить, нужно постараться выяснить, что произошло. Если же Дети Виира к терактам непричастны, какой смысл наводить панику, грозя разоблачить свои связи?
Тут нас позвали на перевязку, и разговор пришлось прервать. Но я не могла не согласиться, что рассуждения Даши очень разумны. Ночь мы провели в больнице, поспав лишь несколько часов. По пробуждении нам выдали горький крепкий сиорд, и вновь за работу. Хуже всего приходилось детям и раненым с ожогами. На перевязке меня подташнивало. Пару раз выходила на просторный балкон, куда из холла второго этажа вели стеклянные двери. За больницей располагался сад. Здесь прогуливались ходячие больные. Подышав свежим воздухом, я возвращалась к работе. В конце дня нас отпустили: состояние большинства пациентов стабилизировалось, работа наладилась.
Кэдвар накормил нас сытным ужином, засыпав при этом слухами, множившимися во взбудораженном городе, и отправил спать. Показалось, прошло несколько минут, когда меня потрясли за плечо.
– Вика, вставай!
Я с трудом разлепила глаза.
– Женя?
Даша вскочила.
– Как ты здесь оказался?
– Я не один.
Сев на кровати, я увидела у двери Райхью. Девушка была очень бледна, но смотрела решительно.
– Дороги ведь перекрыты.
– Мы добрались верхом, а от пригорода шли.
– Как наши?
– Все в порядке. Очень боялись за вас. Только через сутки стали сообщать имена погибших.
– Женя, что ты знаешь? – вцепилась я в него.
– Неужели это наши? – прошептала Даша.
– Нет.
– Как хорошо!
– Ничего хорошего. Все хуже некуда. Это провокация.
– Что?!
– Все взрывы устроены Советом.
– Зачем?
– Ослабить нас. Заставить сомневаться друг в друге. Знали бы вы, какая суета поднялась в организации. Вот тут ее разветвленная структура стала слабым местом. Невозможно было оперативно сообщить всем, как обстоит дело. Да и сейчас еще не все в курсе.
– Постой, – остановила я. – Значит, Совет знает о Детях Виира? Дэвр не выдержал под пытками?
– Под такими никто бы не выдержал. Правда, выжать из него можно было мало. Но, похоже, про шляфена все-таки рассказал. В целом: совет знает о том, что есть группа недовольных. Да они всегда знали. Чтобы разобраться, кинули пробный камень, посмотреть, как мы забегаем. Что и получилось. Теперь я уверен: первые рисунки шляфена – дело рук подосланного шпиона. Опять просочились! Все подстроено, чтобы теперь приписать нам эти теракты.
– Но зачем ты приехал?
– По заданию. В Луилире живет архивариус организации.
– У нас есть архивариус? – поразилась Даша.
– Да, представь себе. Конечно, документов у него по минимуму и все зашифрованы, но тайной полиции будет, чем разжиться.
– К чему так рисковать?
– Совсем без бумаг не обойтись. К тому же, старика Луйво очень трудно заподозрить в чем-то кроме любви к деньгам.
– Луйво? – удивилась Даша. – Я слышала о нем. Это самый жуткий ростовщик в Луилире, если не во всем Мунунде. Настоящий Гобсек!
– Вот именно.
– Как он попал в организацию?
– Вчера мне рассказали немного его историю. Во-первых, Луйво – не настоящее имя. Он из старинного рода, и при императоре его семья имела большое влияние при дворе. Правда, сам он в столице редко появлялся. Луйво был отчаянным натуралистом, все пропадал в экспедициях. Так что при свержении монархии был далеко. Зато семья его почти вся погибла. Отца казнили, как «предателя родины», так тогда называли сторонников империи, брат и сестра еще раньше подсели на наркотик так плотно, что спасти не удалось. Мать умерла от горя. Вот Луйво и остался один. Изменил имя, затаился. А потом через бывшего друга – одного из лидеров – узнал о Детях Виира. Тогда вернулся в Луилир и занялся ростовщичеством. Он так отменно играет свою роль, что о нашем архивариусе знают несколько человек, остальные – терпеть не могут.
– И что ты должен сделать?
– Помочь ему разобраться с архивом. Самое важное мы с Райхьей вывезем из столицы, остальное уничтожим.
– Но раз его дом – надежное убежище, зачем забирать бумаги?
– Теперь уже не такое надежное. Луйво сообщил, что в его квартале стали часто ошиваться подозрительные люди. К тому же один из взорванных домов находился на его улице.
– Вы постоянно твердите, что за мной следят, а сам не вызовешь подозрения, прилетев к этому ростовщику?
– Это необходимый риск. Раскрыть архивариуса рядовому члену организации сейчас опасно, отмахнуться от подозрений Луйво – тоже. А у меня отличная легенда, – он улыбнулся Райхье.
– Кстати, как тебя отпустили? – спросила я у девушки.
– В том-то и дело. Официально: мы сбежали, не дождавшись разрешения ее отца, и чтобы замести следы, скроемся у Луйво. Он сдает комнаты внаем, а квартал там соответствующий – настоящий муравейник. Даже приход к вам вписывается в общую картину – пришли занять денег. Хотя, на самом деле, это не так.
– Да ты что? А мы уж испугались, – попыталась я пошутить; Даша грустно улыбнулась.
– Для вас тоже есть дело. Вот адрес. Это булочная недалеко от дома Луйво. Там я оставлю для вас пакет из бумаг архива. Заберете и отвезете нашим. Поезда должны пустить – не сегодня-завтра.
– Когда забирать?
– Думаю, завтра вечером. Точнее, уже сегодня, – взглянул он на часы.
Мы наконец вспомнили о гостеприимстве и накормили беглецов, хоть и на бегу. Женя, занятый делом, обычно не отвлекается на такие банальности. Райхье же, казалось, хватило отдыха во время нашего разговора: она удивительно быстро восстанавливалась. О себе я подобного сказать не могу, так что, проводив гостей, рада была упасть обратно в постель, не забыв дополнительный плед: стекло еще не вставили, а ночи становились прохладнее.
27
Утром пришлось вставать пораньше. И мне, и Даше пора было на работу. Вздрогнувший от ужаса Луилир возвращался к обычной жизни, хоть и тревожно осматриваясь по сторонам. Два дня книжная лавка была закрыта, и теперь нам доставили гору газет, а перед дверью выстроилась очередь. Даже днем не было обыкновенного затишья. Вопреки логике, люди не сидели по домам, а сбивались в стайки, обменивались новостями. Со страхом я заметила, что градус ненависти растет с каждым часом. Даже те, кого я знала, как спокойных и рассудительных людей, высказывались за самую страшную казнь для «убийц». Весь день меня не покидали мысли об архивариусе. Удалось ли Жене выполнить задание? Может, он уже схвачен. Едва дождавшись вечера, я забежала на работу к Даше, и вместе мы отправились по указанному адресу.
Луилир создавался по общему плану, но окраинные районы, где селились бедняки и рабочие, постепенно меняли его, подстраивая под себя и пользуясь тем, что за этой частью города не следили так строго. Расчерченные как по линейке кварталы превращались в лабиринты проходных дворов, деревянных пристроек и открытых галерей, держащихся каким-то чудом. Это была неприглядная изнанка столицы. И причина нашего блуждания по извивающимся переулкам. Наконец блеснул свет в конце тоннеля: повернув за угол, мы буквально наткнулись на ту самую булочную.
Это оказалось маленькое, но уютное помещение. У окна притулились два пошатывающихся столика. Перед прилавком жалась маленькая очередь – старик и пара ребятишек покупали хлеб. Дождавшись, пока они уйдут, я, старательно улыбаясь, спросила у дородной румяной хозяйки:
– Здравствуйте! Не оставляли тут пакет на имя Таби?
– Таби? Да мне, милочка, вовсе никакого пакета не оставляли.
Мы переглянулись.
– Простите, – сказала Даша. – А как нам можно найти дом Луйво?
Хозяйка нахмурилась.
– Этого выжиги? Мой вам совет, девушки, не связывайтесь с ним! Это же зверь, а не человек! Последнюю рубашку без всякой жалости снимет. Уж если так припекло, займите у кого другого.
– Нет, нам все-таки нужно к нему.
– И упрямая молодежь пошла. Помянете еще мои слова. Влево по улице, а там направо.
Отойдя немного от булочной, мы остановились.
– Что-то пошло не так. Может, их схватили?
– А если нет? Женя мог просто не успеть. Мало ли что случилось.
– Но соваться туда слишком опасно.
Не успели мы решить, что делать, как раздался громкий свист, и мимо промчалась ватага мальчишек.
– Там столько шпиков! – восторженно крикнул один.
– Дом оцепили!
На перекрестке они свернули вправо, и мы бросились следом. На узкой улочке собралась толпа. Темный дом, уродливо разросшийся за счет внешних лестниц и дополнительной мансарды, окружила полиция, некоторые были верхом: машине в этих переулках делать нечего. Мы смешались с зеваками, постаравшись подойти ближе.
– Что случилось-то? Кого ловят? – расспрашивал плюгавый человечек своего соседа.
– Старика Луйво, – усмехнулся тот.
– Да ты что? Неужто прижали-таки к ногтю? Ай, молодца! Вот радость: я ведь у него на той неделе четвертак занял.
– Как бы тебе не припомнили этот четвертак. Смотри: сколько набежало полиции. Да чтоб Луйво скрутить, и одного хватило бы. Засел там у него кто-то на хате. И видать, крепкий орешек. Дом оцепили, всех выгнали. Вон старуха Крипеш причитает. Пироги у нее там в духовке горят.
Оба гнусно захохотали.
Я лихорадочно пыталась что-нибудь придумать, но мысли метались в голове без толку.
– Последний раз предлагаю сдаться! – крикнул один из верховых. – Выходите с поднятыми руками. Мы гарантируем вам жизнь, если будете сотрудничать.
Около подъезда вдруг поднялся шум, и чуть не кубарем оттуда выкатился жалкий старик в потрепанной одежде. Озираясь, как затравленный зверь, он бросился к говорившему полицейскому и вцепился в его стремя.
– Господин! Господин мой! Пощадите! Я все, все вам расскажу, только не убивайте!
– Ишь как скулит лихоимец! – заворчали в толпе. – Сколько кровушки на веку попил.
Один из солдат схватил за шиворот Луйво и, тряхнув как ветошь, оторвал от всадника.
– Мне нужны те двое, что засели у тебя, – наклонившись, процедил тот. – И то, что они тебе передали.
– Да, господин мой, да! Я все сделаю! Я проведу вас по черной лестнице, так что они и не заметят. Ведь этот бандит вооружен. Только вот как надо…
И он заговорил совсем тихо. Всадник внимательно слушал его. Толпа гудела, и тут кто-то закричал:
– Пожар!
Все повернулись к темному дому. Два окна на верхнем этаже осветились дрожащим пламенем, а потом огонь сразу взметнулся, так что по толпе пробежал испуганный вздох и люди невольно отшатнулись. Несчастные жители бросились было спасать пожитки, но солдаты оттеснили их назад.
– Быстро! Внутрь! – кричал всадник.
Но поспешившие по приказу в дом тут же выскочили наружу.
– Лестница горит! Туда что-то плеснули.
Так вот почему бушует пламя. Жилище ростовщика: ветошь, бумаги, мелкая рухлядь – и чудесная жидкость Детей Танн, позволяющая зажечь даже сырые дрова в костре.
Как ни надрывался начальник, солдаты не совались больше ко входу: никому не хотелось рисковать жизнью ради каких-то бумаг. Да и не было в том уже нужды – пожар все уничтожит. Женщины рядом рыдали, оплакивая нежданную беду. Мужчины, нахмурившись, созерцали гудящее пламя. Забеспокоились жители соседних домов: тучи искр летели во все стороны, и многие побежали за водой. Полиция вяло помогала им.
– Так ты тянул время! – прорычал верховой, вспомнив о Луйво.
Но старик, с неожиданной силой, вырвался из рук солдата и, вскинув руку, вцепился в свои пальцы. Потом затрясся и рухнул как подкошенный.
– Яд! Отравился: у него яд был в печатке, – крикнул солдат, наклонившийся к распростертому ростовщику.
Начальник выругался и, натянув поводья, направил коня прямо на толпу. Люди в страхе шарахнулись, а он, не обратив на это внимания, галопом помчался по улице.
Дом пылал. Черный дым поднимался над крышей. За все это время ни единого крика не послышалось оттуда, но надеяться на то, то ребята спаслись, не приходилось. Им бы не удалось выбраться незамеченными. Дурное предзнаменование исполнилось: и чужака, и огнепоклонницу забрал Танн.
Тушившие пожар оттеснили нас к противоположной стороне улицы. Я все смотрела на огонь, не в силах оторваться, но Даша потянула за собой.
Мы быстро шли обратной дорогой и молчали. Перед глазами стоял горящий дом. Языки пламени были похожи на юбки танцующей Райхьи.
– Тебе нужно бежать, – сказала вдруг Даша.
– Нам нужно.
– Нет, я не могу. Дороги еще закрыты. А ты можешь лететь.
– Я тебя не брошу.
– Вика! – она остановилась. – Ты не можешь распоряжаться собой. У тебя камень, и он не должен попасть в чужие руки. Ты наша последняя надежда.
– Значит, нужно спешить. Бежим вместе, это не обсуждается.
– Как?
– Придумаем.
– Не говори ерунды!
– Я не брошу тебя! Женька уже никогда не вернется домой!
– Вот именно. Чтобы вообще был шанс вернуться, ты должна быть на свободе.
Я не раз думала: как все изменилось бы, сумей она меня уговорить. Изменилось бы?
Мы вернулись в дом Кэдвара и стали собирать вещи. Решили пробираться пешком, как Женя с Райхьей, а там уже – как получится. Но едва стемнело, за нами пришли. Они были даже вежливы – четверо мужчин в серых костюмах. По двое на каждую, чтобы и не подумали сопротивляться. Какие у нас были шансы? Взяв сумки – словно мы их и ждали – спустились вниз. Бледный, потрясенный Кэдвар бросился было ко мне, но ему преградили дорогу. Я улыбнулась старику на прощанье – как могла тепло.
– Не переживайте. И спасибо за все.
На улице ждали два автомобиля. Кучка любопытствующих соседей держалась на расстоянии. Нас посадили в разные машины – на заднее сиденье, между охранниками. По дороге я не смотрела в окно, ни секунды не сомневаясь, куда держим путь. Но когда машина остановилась, поняла: это не Трэдо Дэм. Холодное мрачное здание, обнесенное забором с колючей проволокой, могло быть только тюрьмой.
Ворота открылись, и мы въехали во двор. Яркие фонари слепили, и я плохо рассмотрела его. Запомнила квадрат, окруженный зданиями с зарешеченными окнами. Но, судя по всему, территория тюрьмы была внушительной, потому что, пройдя по длинному коридору первое строение, мы оказались еще в одном дворике, уже слабо освещенном, и поднялись на крыльцо. Дашу вели впереди, так что мы не смогли обменяться даже взглядом.
Второе здание – куда более просторное – запутало меня коридорами. Но сначала, на входе, в комнате, напоминающей регистратуру, осмотрели наши сумки. Собственно, там ничего не было, кроме белья и самых необходимых мелочей. Забрав зеркальце, блокнот с записями и книгу, мне вернули сумку и повели дальше.
В центре паутины коридоров находился атриум, сходившийся кверху, наподобие конуса. Световой потолок освещал все четыре этажа. По периметру каждого шли узкие балконы, куда выходили двери камер. Таким образом, чем выше, тем меньше их было. На открытом лифте мы поднялись на самый верх. Я насчитала десять дверей. За Дашей уже закрывали камеру, через три от моей. Я ждала знакомого по фильмам: «К стене, руки за голову», но передо мной просто открыли дверь и впустили. Замок щелкнул. Я осталась одна.
28
Первое, о чем подумала: это камера-люкс. И вообще, я не чувствовала того ужаса, которого ждала от тюрьмы. Меня словно привели в гостиницу, откуда нельзя выйти. Здесь имелся крохотный, зато отгороженный санузел. Узкая застеленная кровать, стол у надежно зарешеченного окна, стул с гнутой спинкой. Даже этажерка. Я машинально засунула туда сумку и села на кровать.
Вот и все. Игра окончена. Они оказались хитрее. Что теперь будет? Официально ни меня, ни ребят обвинить не в чем. Но разве это остановит тех, кто спокойно отправил на смерть сотни неповинных людей только для того, чтобы подставить «Детей Виира»? Архив уничтожен, однако многие связи они уже могли просчитать, есть, конечно, и другие бумаги – у тех же лидеров. Узнали ли о них? Как много вообще знает Совет? И как много им нужно узнать от нас? В этот момент дрожь ужаса пробежала по моей спине. Я вспомнила Дэвра. Что, если и меня будут пытать? Да ведь не только меня – всех!
Я вскочила и заметалась по комнате. Размеры к тому не располагали: пять шагов в одну сторону, семь – в другую. Но я просто не могла сидеть. Немного успокоившись, попыталась обдумать дальнейшее поведение. Нужно быть очень осторожной, взвешивать каждое слово. Постараться понять: как много им известно.
Рассвело. Усталость наконец взяла свое, и я заснула. Несколько часов беспокойного сна. Проснувшись, обнаружила на полу поднос с завтраком: его просунули через небольшое закрывающееся отверстие. Каша, сиорд. Поев, я поставила поднос так же на пол. Умылась, чтобы взбодриться и вновь прилегла. Сидеть за пустым столом казалось бессмыслицей.
Приносили еще обед и ужин. Вполне вкусно и сытно. Но в камеру никто не заходил. Так прошли два дня. Часов у меня не было, время измерялось светом в окне и приемами пищи. Я истомилась от безделья и страха. Сквозь металлическую дверь не долетало ни звука. Попыталась простучать стены, надеясь на отклик, но безрезультатно. Окно – достаточно просторное – было так хитро расположено, что ничего, кроме кусочка неба, я не видела.
На третий день, понимая, что для сохранения психического здоровья мне необходимо срочно занять чем-то мысли, я решила вспомнить свои исследования. Конечно, без материалов и бумаги это малопродуктивно, но какая разница. Была пара моментов, над которыми можно поразмышлять и не опираясь на источники.
Раскачавшись, мозг заработал так шустро, что я даже забыла, где нахожусь. Оба раза, когда в дверь просовывали поднос, я не сразу понимала, что это, и проглатывала еду, не замечая вкуса. Наступил вечер, но я не включала свет, путешествуя по просторам мифологической вселенной.
