Мария Викторовна Доронина
Осколки камня
– Ну вот, уже глазки блестят, – довольно заметила она. – Другое дело.
– Спасибо вам еще раз за спасение. И приглашение.
Наян-нэ махнула рукой, показывая, что об этом нечего говорить.
– Как красиво! – не удержалась я, увидев ожерелье в руках одной девушки: зеленые бусины и поблескивающие листья – настоящее украшение дриады.
– Держи, – протянула она ожерелье.
– Мне? О, нет, ты не так поняла! Я просто похвалила. Очень красивая работа.
– Тебе нравится? – недоумевающе нахмурилась девушка.
– Да, но…
– Так держи!
И буквально впихнула украшение мне в руку. Наян-нэ рассмеялась, видя смущение чужачки. Девушки тоже улыбались.
– Они специально готовили тебе подарок.
– А я-то думала – на продажу.
– И на продажу тоже.
– Торговать, думаю, удобно, ведь вы часто переезжаете.
Старуха помрачнела.
– Дети Танн всегда были в пути, но сейчас им нигде не рады.
– Почему?
Наян-нэ усмехнулась.
– Разве не слышала, что огнепоклонники – лихие люди, которым не стоит доверять? Они воруют, что плохо лежит, наводят порчу и приносят несчастье.
– Это ведь неправда.
– Всякое бывало. Если у человека все отнять, он с горя много бед натворить может.
– Вас притесняют? – аккуратно спросила я.
Старуха усмехнулась.
– Разве можно притеснять огонь? Но если не давать ему пищу, скоро потухнет сам. Тысячи лет наш народ бродил по миру, свободный от любых законов, кроме тех, что придумала сама природа. Мы разводили лошадей – лучших на землях под лучами Хан! Были искусными кузнецами. И те, кто хотел получить помощь и силу великого Танн, приходили в наши селенья. Но теперь огнепоклонников объявили бродягами, как будто человек обязан жить, как собака, привязанным к конуре! Везде работают машины, и наше искусство стало ненужным. А над обрядами Танн Нэ Га смеются, называют суеверием. Впрочем, они и свои-то храмы рушат, как будто Виир не наш общий отец.
– Как же вы живете?
– Кто как может. У кузнеца работа всегда найдется, а в дальних деревнях и сейчас кони нужны. Радуем людей танцами и огнями. Но кто отбился от семьи и не слышит больше голоса Танн, ищет легкой наживы. Из-за таких и ползет о нас дурная слава.
В это время послышался шум: через поле к стану шел молодой мужчина с длинными волосами, собранными в хвост, он нес на плече сеть, а сопровождавшие мальчишки и девчонки постарше – улов.
– Будет сегодня знатная уха, – прищелкнула пальцами одна из девушек и, легко вскочив, побежала к добытчикам.
Поравнявшись с нами, юноша почтительно поклонился.
– Удачное утро, Каро? – улыбнулась Наян-нэ.
– Да. Дошли до третьего круга и истории о Тато и Фер.
– О чем он? – шепнула я, когда шумная ватага подошла к костру.
– Каро – наставник ребятишек. Он показывает им, как управлять огнем. Учит счету и грамоте, а также – историям и преданиям нашего народа.
– Вот бы мне тоже послушать!
Девушки фыркнули и изумленно уставились на меня. Старуха шикнула на них:
– Тише. Она же не Танн, – и пояснила мне. – У нас молодые уединяются для таких историй, прежде чем просить разрешения у родителей на брак. Незачем смущать Каро. Я и сама могу рассказать тебе, что захочешь.
– Наян-нэ знает легенды лучше всех! – воскликнула самая молоденькая девушка.
– Прошу вас, расскажите. Мне это очень интересно. Я, можно сказать, собираю различные предания и сказки.
– Знаю я сказителей и потолковей, и попамятливей себя. Но их тут нет. А благодарный слушатель – радость по нынешним временам. Для Танн Нэ Га предания – их история. Но остальные сейчас мало им верят и рассказывают только как сказки своим детям.
Хан встал в зенит и начал медленно опускаться к горизонту, а мы все слушали. Девушки убегали помочь с готовкой, и принесли нам еду, а легенды все лились, перетекая одна в другую. У меня не было с собой ни ручки, ни бумаги, но странным образом истории так хорошо запомнились, что позже все хоть сколько-нибудь важные я смогла подробно записать. Сказания Танн Нэ Га сильно отличались от тех, что я читала прежде. Вероятно, именно потому, что к ним до сих пор относились, как к действительным событиям, лишь приукрашенным и отшлифованным пересказом из поколения в поколение.
Луг заалел отсветом заката, громче зазвенели насекомые. В стане начались приготовления к зрелищу. Одновременно подтягивались первые зрители – дети. Поначалу их гоняли, чтобы не мешались; стайками вспугнутых воробьев они исчезали и тут же появлялись снова. Затем к приготовленному кругу-сцене начали сходиться и взрослые. Когда показались наши, я простилась с Наян-нэ и присоединилась к ним. Женя, не доходя до круга, свернул к дальним возкам – не стоило и гадать, зачем.
Зрители садились прямо на землю, некоторые принесли покрывала или даже подушки. У многих с собой был жареный фар и другие «заедки». Даша протянула бутерброды.
– Вдруг ты забыла пообедать.
– Тут бы не позволили.
– Приняли гостеприимно? – спросила Полина.
– Более чем. С пользой провела день: узнала от Наян-нэ целый ворох преданий.
– Кто о чем, – усмехнулся Артем.
– А Женя не рассказывал им обо мне? – тихонько спросила я Дашу.
Она украдкой оглянулась – не слышит ли кто.
– Только Райхье, но та не выдаст. Намерения у них серьезные: если не разрешит отец, даже сбегут.
– Ого.
– Да. Это очень плохо, а главное – опасно. Но ты же знаешь Женю: в дипломатии он не силен. Надеюсь, такие меры все же не понадобятся. Постарайся, пожалуйста, помочь им как-нибудь. Поговори с Наян-нэ. Ты ей нравишься.
– Я подумала было – из-за того, что она знает обо мне.
– Может, и знает. Только не от Райхьи. Про огнепоклонников складывают много небылиц, но дыма без огня не бывает.
– Каламбур.
– У Танн Нэ Га никогда не было храмов, но вера так прочно вплетена в их жизнь, что становится почти магией.
– Старуха говорила, что раньше к ним приходили те, кто хотел использовать силу Танн.
– Да, к ним нередко обращались в старину, ведь Дуа скорее философия, образ жизни. А о старцах Танн всегда говорили, как о колдунах.
– Думаешь, она могла меня как-то «увидеть»?
– Кто знает.
Наш разговор прервали аплодисменты: представление началось. В круг выбежали пять девушек – с ними Райхья. Она солировала, и недаром. Танец, начавшийся под медленную музыку, наращивал темп. Крохотные колокольчики на браслетах звенели все задорнее. Я смотрела на сильные извивающиеся тела Танн Нэ Га и видела несущихся по полям коней, лесные пожары, неудержимое ликование стихии. Музыка и танец, дошедшие до настоящего вихря, стихли так резко – казалось, на полуноте, – что зрители невольно вскрикнули. Девушки убежали, а их место в сгущающихся сумерках заняли мастера огня.
На Земле, я видела фаер-шоу, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что делали Дети Танн. Они не приручали огонь, а играли с ним, как можно только с кем-то сильным и добрым, который не обидит и не обманет. Пораженные зрители поджимали ноги подальше от края и одновременно тянулись ближе. А пугающие струи и шары огня не причиняли ни малейшего вреда ловким актерам, словно их полуобнаженные тела были из камня. Когда в небо взмыла огромная огненная птица, рассыпавшаяся ворохом искр, и выступающие поклонились, стало ясно – представление закончилось. Аплодисменты долго не стихали, на блюда бегающих между зрителями ребятишек щедро сыпались монеты. Но мне стало грустно: сказка закончилась.
– Сегодня нельзя грустить! – материализовалась за спиной Райхья.
– Почему? – Полина никогда не любила ограничения.
– Это особенная ночь. Звезда Лиад видна во всей красе, и можно подсмотреть свое будущее. Пойдемте с нами к реке, и вы тоже сможете увидеть. Глупо проспать такие часы!
– Особенно глупо мы будем выглядеть днем после бессонной ночи, – вставил Саша.
– Лиад благоволит только женщинам, – высокомерно парировала Райхья. – Мужчины могут вернуться домой.
– Я с удовольствием приму приглашение.
– Но Вика…
– Даша, ты как всегда, слишком осторожна. Пойдемте!
Кристина помотала головой.
– Мне завтра рано выходить. А вы развлекитесь.
Хорошо, что Райхья уже не услышала этих слов. Когда мы с Полиной и Дашей присоединились к группе девушек, они были взволнованы и настроены торжественно.
Лиад – местный аналог Луны, только крупнее – и впрямь сияла ярко. В ее свете мы шли по полю, дышащему терпким травяным ароматом. Переговаривались тихо, очень уж волшебной была ночь, но на подходе к реке, Райхья сделала знак и вовсе умолкнуть. На берегу, недалеко от моста, мы сели.
– Чего ждем? – спросила я на ухо ближайшую девушку.
Та поднесла палец к губам и показала вперед. Первое время я ничего не видела. Но вдруг в воздухе замерцали зеленые огоньки. Пара, десяток, – и вот над водой вьются сотни светящихся точек. Как завороженные, мы сидели, не шевелясь, боясь спугнуть неведомую тайну. Вдруг один из огоньков сбился с маршрута и подлетел совсем близко. Я машинально протянула руку, и на ладонь опустилась бабочка. Ее брюшко светилось. Задумавшись на секунду, она спорхнула.
– Повезло, – выдохнула Райхья. – Вирелли танцуют всего пару ночей подряд. Обычно, когда сияет Лиад.
– Необыкновенно!
– Видела их пару раз, – тихо промолвила Даша. – Маленькое чудо.
Я только кивнула. Магия! Волшебство жизни. Нельзя было отвести глаз от роя живых искр, пронизывающих темноту. Но вот они побледнели и стали медленно разлетаться.
– Теперь мы можем начать.
Я уж и забыла: зачем мы, собственно, сюда добирались. Девушки разбрелись по полю, а нам объяснили, что каждая должна сорвать цветок или растение, которое больше понравится. Но сначала следует настроиться: помолчать, подумать, «послушать землю», как сказала Райхья.
– Медитация, – кивнула я.
– Что?
– Такое состояние, когда ты успокаиваешь мысли и пытаешься заглянуть вглубь себя.
Девушка рассмеялась.
– Живущие в городах люди очень близоруки. Вы слишком много думаете о себе. Отсюда все проблемы. Забудь про мусор в голове. Ты только посмотри, послушай – как огромен этот мир! Мы и есть цветы на бескрайнем поле. Чтобы найти себя, просто повернись, как они, к лучам Хан. Радуйся дождю, лови ветер. И ты услышишь.
Размышляя над этим уроком философии, я медленно шла, выглядывая «свой» цветок. Но это было скучно. К тому же, даже светлая ночь остается ночью. Я остановилась и подняла голову. Лиад – бледно-голубой шар – задумчиво смотрела на меня. От реки веяло прохладой, но после душного дня это только радовало. То, что казалось раньше тишиной, было заполнено множеством мелких звуков. Они жили, дышали, попискивали, поскрипывали, умирали, не замечая меня, как мы не обращаем внимания на горы или деревья. Одинокая вирелли опустилась на цветок в паре метров от меня. Я уже слышала об этих необычных насекомых. Они живут около недели. Несколько сияющих танцев, и бабочка вянет. Я машинально сорвала стебелек с бутоном и пушистым цветком. Будем считать, что он «мой».
Оказалось, все уже готовы. Собравшись в круг вокруг Райхьи, мы сели.
– Каждая подожжет свой цветок, и по тому, как он сгорит, узнает будущее.
– Они же свежие, не загорятся, – сказала Даша.
– Танн поможет, – улыбнулась девушка.
Она достала крохотный пузырек и чуть брызнула на растения. Потом щелкнула шариками, размером с лесной орех, висящими у нее на поясе (такие я видела у всех огнепоклонников), вылетела искра, и цветок вспыхнул. Возможно, на него случайно пришлось больше зажигательной смеси, потому что растение сгорело за секунду. Девушки зашептались, Райхья нахмурилась.
– Что это значит? – спросила я.
– Одно из двух: либо большая радость, либо… я соединюсь с Танн. В любом случае, это случится скоро.
– Соединишься с Танн?
– Умру, – просто сказала она. – И обрету новую жизнь в погребальном костре. Давайте теперь по очереди.
Чтобы сгладить впечатление столь странного начала, наши цветки оставили на конец. Дети Танн одна за другой получали свои предсказания. После первого те смотрелись обыденно: соперница, неожиданная любовь, болезнь и тд. Наконец, пришел наш черед.
Полина сорвала не цветок, а скорее метелку с семенами. Они вспыхнули язычками, а обуглившись, еще пару секунд светились красным.
– Я видела твоего мужа, поэтому новость будет радостной. Ты еще не беременна, но в течение года станешь матерью.
Мы с Дашей присвистнули.
– Прекратите, – засмеялась Полина, явно смущенная.
Я протянула свой цветок. Скользнув по стебельку, пламя зажгло бутон, осыпавшийся огненными лепестками.
– Хм. Могу точно сказать: тебя ждет дорога. Трудная. Но она приведет к новому очагу. Домой.
– Домой? – в груди сжалось.
– Или в то место, которое ты будешь звать домом.
Даша тревожно покосилась на меня и не глядя, подожгла веточку. Наверное, сухую – мы и пламя-то не успели рассмотреть, как она превратилась в пепел.
Повисла нехорошая тишина.
– И что это значит?
Райхья ответила не сразу.
– Бывает так, что будущее слишком неопределенно. Тогда Лиад предпочитает молчать.
– Кажется, ты что-то недоговариваешь, – упрекнула Даша.
Райхья сердито сверкнула глазами.
– Хорошо. Как и у меня, здесь может быть второе значение. Скорая страшная смерть. Но сколько я знаю таких случаев, никогда второго варианта не было.
Тревожный конец гаданья, под стать началу, подпортил настроение. Все притихли, стали собираться обратно, как вдруг одна из девушек воскликнула:
– А как же объятие Лиад?
– Я и забыла, – махнула рукой Райхья. – Но скоро уже рассвет. Получится ли?
– Конечно! Давайте скорее!
Они начали сбрасывать широкие юбки.
– Это последний шаг традиции, – объяснила Райхья. – Объятие Лиад. Нужно войти в воду и окунуться в ее отражение.
– Холодно ведь, – поежилась Полина.
– Прохладно, – поправила ее напомнившая об объятии девушка. – Но это самый верный способ сохранить красоту и молодость. Моя мать купалась каждый год, и до сих пор хороша!
Она задорно щелкнула пальцами и поспешила к воде.
– Что ж сразу-то не сказали, – начала стягивать платье Полина.
– Пойдем, – кивнула мне Даша.
– Послушай, а вдруг…
– Вика! Не заставляй за тебя краснеть, – шепотом ответила она. – Не воспринимай так серьезно.
Собственно обнимались с Лиад только первыми вошедшие в воду. Они делали крюк, чтобы поймать отражение, и плавно окунались. Но остальные видели только блики на плещущих волнах, а тут еще одна девушка споткнулась у самого берега и с визгом полетела вперед. Ритуальное омовение превратилось в веселое ночное купание с брызгами и смехом. Так что в стан мы вернулись в прекрасном настроении. Отогрелись чуть у костра, и, когда небо посветлело, отправились домой.
Ложится спать уже не было смысла. Мы взбодрились крепким сиордом, аппетит разыгрался, и на рассвете напекли бариков, чтобы порадовать ребят. А потом побежали на электричку.
Но запала хватило ненадолго. К полудню я уже едва держалась на ногах, засыпая на ходу. Кэдвар, решив, что это последствия болезни, настойчиво отправлял меня домой, и я охотно сдалась. На остановке встретила Дашу, над которой тоже сжалился начальник, и мы расхохотались. Свою деревню не проехали только потому, что догадались заранее попросить соседа разбудить нас.
24
Что повлияло: видение в зеркале, слова Райхьи или предсказание Лиад, а, может, все вместе, но с тех пор моя жизнь изменилась. Точнее, отношение к жизни. Я стала спокойнее и внимательнее. Хитрость человеческого сознания: отмахиваясь от предсказания Танн для Даши, я верила в свое. Надежда вернуться домой (а я не сомневалась, что под «домом» подразумевался наш мир) и страх – до чего я могу дойти, если поддамся своей тени, растущей под властью геласера – подействовали, как бодрящий душ. Рефлексия уступила место наблюдению. Кэдвар радовался, замечая, что его помощница стала веселее и общительнее.
Между тем, предания Танн дали новый толчок моим исследованиям. Я уже упоминала своеобразный кремень огнепоклонников – шарики из камня, способного высекать искру. Наян-нэ рассказала, что тысячи лет назад люди их племени нашли его и, испробовав камень, решили использовать на благо всех. Они не стали скрывать находку, а охотно делились ей. И хотя сейчас мало кто, кроме детей Танн и жителей мелких деревень, использует камень, он остался символом света, принесенного ее народом.
Это навело меня на мысль: что если Ревеллиры тоже были небольшой народностью, племенем, даже родом, и нашли геласер, как Танн Нэ Га свой кремень. Но то был камень совсем иного рода. Им не хотелось делиться. Его очень трудно кому-то отдать. И появились Правители.
Клан Наян-нэ на какое-то время обосновался рядом с нашей деревней. На радость Жене и мне. Я поводила там много времени. И однажды не удержалась:
– Скажите, – спросила я старуху, – почему вы меня выделяете? Даже Женя встречается с Райхьей тайком. А мне всегда рады.
– Твоя душа просит о помощи.
– Думаю, так можно сказать о многих.
– Верно. Но не у всех в этой жизни важные задачи. Дети Танн знают, что множество раз приходят в этот мир. И каждая жизнь – это урок. У одних он легкий, а другие взялись за неподъемную ношу. Ты из таких.
– Откуда вы знаете?
– Вижу.
– Как?
Старуха рассмеялась.
– Выноси и вырасти детей, люби так, чтобы горело сердце, смотри в лицо смерти, почувствуй, как жизнь вытекает из тебя понемногу, словно зерно из прохудившегося мешка, и прими это без страха. Вот тогда и научишься видеть людей. Но до этого далеко.
Она замолчала, раскладывая пучки трав для просушки.
– А почему не носишь наш подарок? – как бы между делом спросила Наян-нэ.
– Он такой красивый. Оставила для праздников.
– Глупая! Ты и жизнь оставляешь на завтра? Это не просто побрякушка, а защита. Ему вот помощник, – она кивнула на геласер.
– Что вы имеете в виду?
– Это ведь талисман. Ты его не снимаешь. А так будет поменьше в глаза бросаться.
Естественно, я встревожилась. Но все попытки выяснить, что ей известно еще о камне, провалились. Старуха отшучивалась или отнекивалась.
Совету решила последовать: ожерелье я носила поверх геласера. «Листья» удачно прикрывали его и словно прятали. Не знаю, чем это можно объяснить – магией огнепоклонников, видимо, но украшения не привлекали внимания. Так же следовало поступить и мне.
Болтая как-то вечером с Райхьей, я увидела, как к костру, у которого сидит Наян-нэ, подъехал и спешился высокий старик. Он был седой как лунь и загоревший до коричневой смуглоты. По одежде я поняла, что это огнепоклонник и глава клана. Его усадили на почетное место, и отец Райхьи поднес гостю чашу с туру – легким хмельным напитком.
– Кто это?
– Талир. Их стан обычно располагается по соседству.
– Почему?
– Талир и Наян-нэ любят друг друга. Уже очень давно.
– Почему же они не вместе?
– Талир родился в нашем клане. Раньше он был намного больше. Отец Наян-нэ был главой, и у него родилось семеро детей: из них единственная девочка. Братья очень любили ее, а Талир был их лучшим другом. Наян-нэ исполнилось всего шестнадцать, когда они решили просить разрешения отца. Но случилась беда. Один из братьев – у нас не произносят его имени – любил Наян не как сестру. Говорят, что я хороша, – простодушно сказала Райхья. – Но бабушка в молодости была настоящей красавицей. Вот он и потерял голову. Задумал украсть сестру и силой сделать своей женой. Чтобы счастливый жених не опередил его, брат задумал того опозорить. Украл у собственного отца, а свалил на Талира. Никто бы не поверил, но они ведь считались друзьями, а тут брат клянется, что вор – Талир. Отец не изгнал его, но свататься, конечно, было нельзя. И вот, подкараулив вскоре Наян у реки, когда та купалась, брат заткнул ей рот, чтобы не слышали криков, перекинул через седло и помчался. А конь у него был самый резвый. Да и в стане не слышали ничего. Но Талир с тех пор, как друг стал предателем, следил за ним. Выскочил наперерез, сшиб с седла, и они схватились врукопашную. Дрались не на жизнь, а на смерть, и Талир одолел. Но к тому времени из стана уже прискакали люди, впереди всех – отец Наян-нэ. Конечно, он подумал, что это брат защищал украденную сестру, и, не слыша ее криков, набросился на Талира. Плетью выбил ему глаз. Ослепший от боли, тот ударил… слишком метко. Наян-нэ смогла перед кланом оправдать Талира. Но убийца отца и брата не должен был стать ее мужем. И Талир ушел. Тридцать лет о нем никто не слышал. К тому времени Наян-нэ уже стала вдовой. И однажды он пришел к костру так же, как сегодня. Теперь Талир сам глава клана, у него большая семья.
– И с тех пор вот так наведывается?
– Да. Они сидят вдвоем, разговаривают, и никто не смеет им мешать. Даже детей утихомиривают и уводят подальше.
– Какая трагедия! И в то же время – какая красивая история. Похоже на легенду о Малирэ и Куне.
– Лет через пятьдесят она и станет легендой. Когда уйдут Наян-нэ и Талир, о них сложат красивое предание. Так они все и появляются.
– Но ведь не всегда легенды отражают подлинные события. Со временем они изменяются, становятся все больше похожими на сказку.
– Время идет, одни истории забываются, другие сливаются вместе. Но все равно – они наше прошлое. И будущее. Потому и рассказывают предания детям. Любой из них может стать героем новой легенды.
– Получается: предания растворяются в настоящем?
– Конечно. Они – дыхание Танн Нэ Га.
– Райхья, ты гений.
– Что?
– Ты натолкнула меня на правильную мысль! Я бродила по кругу, выискивая ответы на страницах, и не задумывалась, что мифы так и останутся мертвыми буквами, если я не пойму, не почувствую людей Виира!
– Ты странно говоришь, – нахмурилась Райхья.
– Не важно. Главное – я поняла.
Как цветок поворачивается к солнцу, так я, наконец, сняла «шоры» книжных страниц и открыла для себя Мунунд. Проще говоря: я стала жить. Не ждать, не отгадывать, не страдать. Хотя внешне все было как прежде. Я не потеряла надежду вернуться домой, она окрепла, хотя ни в одной сказке или легенде я не нашла достоверного упоминания о возможности открытия портала. Я не забросила исследования, по-прежнему ведя активную переписку. И не было дня, чтобы я не вспоминала Диму. Но все это словно чуть отступило, став элементами жизни, а не каменной стеной, о которую я билась.
Вместо библиотеки теперь я частенько отправлялась гулять по городу. Тогда-то и узнала его во всей красе: блистательные проспекты, очаровательные улочки, пикники в парке и закаты на летних террасах кафе. Обычно Даша сопровождала меня, а порой и Ферн. Мы помирились. Точнее, я извинилась за грубость и предложила стать друзьями, если не услышу больше признаний в любви. Он держался молодцом, хоть и смотрел иногда по-щенячьи. С моей стороны дружба носила меркантильный характер. Ферн удовлетворял мое любопытство, помогая влиться в жизнь обычных людей: рассказывал, устраивал экскурсии, познакомил со своими университетскими друзьями. Мимикрия проходила успешно.
Неожиданно напомнили о себе «Дети Виира». Я уже привыкла не задавать вопросов об организации. Во-первых, ребята и так рассказывали все новости, во-вторых, ее деятельность, обширная и активная, была, тем не менее, достаточно однообразна, без резких всплесков. И вдруг – сенсация: лидеры решились на переворот!
Распоряжения Димы, которые я слышала той ночью, касались мятежа в Лиирде. Все началось со студенческих волнений, переросло в спонтанные акции протеста, а затем взбунтовались пограничные отряды. Армия действовала жестоко, пострадали мирные жители, причем эти жертвы приписывались бунтовщикам.
Военные действия, преподносимые пропагандой, как оборонительные, не имели успеха даже среди добропорядочных граждан. Этим следовало воспользоваться. Мое появление так же ускорило планы. О таком оружии «Дети Виира» раньше и не мечтали.
– В начале осени планируется парад в честь подавления мятежников, – рассказал нам Женя за ужином. – Наш человек в Трэдо Дэм устроит так, что во время парада рядом с Пастырями будут нужные солдаты охраны, которые обезоружат их. Спокойно, Вика, никого не собираются убивать. Если только Пастыри сами не прибегнут к насилию. А потом, не медля, к ошеломленному народу обратишься ты. Не только рассказав, но и продемонстрировав геласер. Если все сделать быстро и решительно – успех обеспечен. Конечно, я рассказал только общий план.
– Звучит убедительно, – согласилась Кристина.
– Внезапно это все, – покачала головой Даша.
– Откладывать больше нельзя! Мы никогда не будем уверены на сто процентов.
– По-моему, прекрасный план! – воскликнул Артем. – Представьте себе картину: Пастыри сидят на балконе, понурые, как плененные индейцы, а Вика – паря над многотысячной толпой – вещает истину!
– Болтун, – под общий смех резюмировала Полина.
– Не без того, – пожал плечами Артем. – И я обязательно возьму слово, выскажу что накипело.
– Не говори «гоп», – осадила его Кристина. – Победу нужно еще обеспечить.
Переход к решительным действиям взбодрил меня. Казалось: предсказание ночи Лиад сбывается. Пусть мы еще не знаем, как вернуться, освобождение от геласера уже много значит. И потом, теперь я не склонна была безоговорочно верить Полоцкому. Он, знающий больше всех об этом мире, мог и разгадать тайну возвращения, но держать в секрете. Ему – больше всех – было, что терять в Виире.
В то же время, от меня ничего не требовалось по подготовке к перевороту, так что жизнь не изменилась. Лето шло к концу, дни становились прохладнее, а ночи – темнее. Но все еще звонко пели птицы, и в стане зажигали огни. Это были последние мирные, беззаботные дни, которые ценишь, только оглядываясь назад.
25
Все началось в «понедельник» (так я по-своему продолжала называть дни недели). Вечер накануне мы с Дашей, Женей и Темкой провели у Танн Нэ Га. Девушки репетировали новый танец, и Райхья решила научить нас некоторым па. Полина оказалась неплохой ученицей. Ей удавалось двигаться почти так же легко и грациозно, как Детям Танн. Одна из девушек, смеясь, предположила: это из-за того, что в ней течет кровь огнепоклонников. Мол, рыжий цвет волос (весьма редкий в этом мире) выдает ее. Мы не стали их переубеждать, но для меня и Даши это было плохим оправданием собственной неуклюжести. И глядя, как танцует Райхья, я хотела задушить ее в объятиях.
Танцы снились мне и утром, в переполненной электричке, когда уже на подъезде к городу, Даша толкнула меня.
– Смотри!
Вдоль путей тянулся забор промышленной зоны. На этом непримечательно-сером фоне я увидела большой стилизованный рисунок шляфена. Многие пассажиры, уже просыпавшиеся от дорожной дремы, с удивлением провожали взглядами необычное украшение забора.
– Здесь о граффити слышали? – шепотом спросила я Дашу.
– С ума сошла? Да и как такое возможно в тоталитарном государстве? Мне это не нравится. Очень не нравится. Место-то подобрали! Захочешь, не проглядишь.
Как оказалось, места художник вообще выбирал умело. Или скорее художники. Рисунки появились в разных частях Луилира буквально за считанные часы перед рассветом, когда жизнь замирала. Граффити различались величиной, но сделаны были по трафарету одной и той же темно-зеленой краской. Еще одного шляфена мы с Дашей заметили из окна трамвая, о других узнали из газет. Каждая откликнулась статьей, более или менее внушительной. Художников-варваров ругали, но не так строго, как мы ожидали. Пара статей носила резкий характер, остальные рассматривали это как хулиганство юнцов, решивших вспомнить символ древней религии. Журналисты напоминали читателям мифы, излагая их, впрочем, с изрядной долей скептицизма. Мы ломали головы – что это значит, но достоверную информацию узнали только на следующий день. Саша пришел на ужин вместе с Полиной и рассказал о новостях из организации.
– Это инициатива молодежной группы. Соскучились без дела, вот и набедокурили. Шеи им уже намылили, вину дураки осознали, но дело сделано.
– Им не шею намылить, а мозги бы прочистить! – негодовала Кристина. – Чем они думали?
– А я ребят понимаю, – гнул свое Женя. – Мышиная возня кому хочешь надоест. И потом, в центре должны радоваться. В свете предстоящих событий неплохо чуть взбудоражить умы. Подготовить.
– Это не подготовка, а идиотизм! Могут усилить бдительность, натравить тайную полицию.
– Да вы ведь читали газеты. Ничего они не заподозрили. Не спорю, со стороны наших – ребячество. Но именно так все и восприняли.
– А мне не нравится такая реакция, – нахмурился Саша. – На тормозах спустили.
– Не ищи того, чего нет.
Рисунки, конечно, быстро уничтожили, и подобное не повторялось. Как и Женя, я склонна была не придавать особого значения случившемуся. Тем более что и Кэдвар, и посетители, и друзья Ферна, посудачив пару дней, забыли о рисунках. Наверное, через месяц о них и вовсе бы никто не вспомнил. Но все случилось раньше.
Дней через десять, когда схлынула утренняя суета, и Кэдвар пошел заварить сиорд, в магазин влетела госпожа Минад, что при ее комплекции было невероятно. Прислонившись к прилавку, она с трудом перевела дух и прохрипела:
– Какой ужас!.. Вы слышали? Катастрофа!
На ее крики выбежал Кэдвар. Выпив чашку сиорда, госпожа Минад смогла взять себя в руки, и мы, наконец, все узнали.
Речь, действительно, шла о катастрофе. На подъезде к Лиулиру потерпела крушение пригородная электричка. Сработало взрывное устройство, прикрепленное к рельсам. Половина состава сошло с рельсов, первые три вагона разворотило взрывом. Сотни погибших и раненых. Но что заставило меня похолодеть от ужаса: на стене склада, стоящего напротив, оказался рисунок шляфена – точь в точь, как предыдущие. Никто не мог сказать: был ли он там до катастрофы или появился позже. В страшной суматохе, что царила вокруг, можно было изрисовать всю стену, не привлекая внимания.
– Что же это такое! – причитала Минад. – Настоящие разбойники! Убийцы! Столько человек загубили. И за что? Да вы подумайте только, господин Кэдвар, теперь из дома страшно выйти!
– Ах, госпожа Минад, какие наши стариковские путешествия. От дома до рынка – вот и все дела. А Вика каждый день на этой электричке едет!
И Кэдвар посмотрел на меня с таким страхом и болью, что у меня защемило сердце.
– И племянник мой! – всполошилась опять старуха. – На работу из пригорода добирается. Отличный у них там дом, что и говорить, да и детишкам полезно. Но сейчас!.. Срочно ему сообщу, чтобы пожил у меня пару недель.
И госпожа Минад так же быстро убежала.
– А ведь отличная идея! – оживился Кэдвар. – Тебе тоже надо у меня остаться. Да что же я, дурак старый, раньше-то не предложил? Комната Сили пустая стоит. Думал, скучно тебе со мной будет куковать. Но теперь не до того! Да и зачем скучать? Пригласим и госпожу Дарью! Обеим места хватит: в тесноте, да не в обиде. Решено! Сейчас же осмотрим комнату.
Мне большого труда стоило объяснить ему, что друзья будут очень беспокоиться, если мы не вернемся сегодня домой. При этом Кэдвар взял с меня обещание, что завтра приеду с вещами.
