Лариса Тимофеева
Утопия о бессмертии. Книга третья. Любовь и бессмертие
Служитель ресторана поинтересовался, открыть ли нам шторы, Сергей отказался, и он ушёл, пожелав приятного вечера.
– Где ты хочешь сесть? – спросил Сергей.
Я отошла от витрины и села ни диван. Сергей опустился рядом.
– Лида… – начал он и умолк. Повернулся ко мне с кривой улыбкой и признался: – С чего начать не знаю… Лида, мы восемь лет молчим. Я полагал, что время сотрёт болезненные воспоминания, но мои надежды не оправдались. По-видимому, я чего-то не понимаю и, чтобы понять, хочу задать вопросы. С предельной честностью отвечу на твои. Согласна?
Я равнодушно пожала плечом, у меня вопросов не было. Сергей спросил:
– Почему ты не сказала мне о беременности?
Я поморщилась: «Сколько раз я уже отвечала на этот вопрос!», но ответила:
– Я увидела тебя с ребёнком и женщиной, любимого тобой типа, и решила не обременять дополнительными обязательствами, не усложнять и без того драматичную ситуацию. Я отошла в сторону.
– Уступила?
– Что значит «уступила»? Ты не вещь. Это ты сделал выбор – у тебя была семья, ты завёл ещё одну. Я приняла твой выбор и сделала свой.
– Почему потом не сказала, когда узнала, что никакой «ещё одной» семьи нет?
– По той же причине. Ты сделал свой выбор, а то, что ты разочаровался в своём выборе, сути дела не меняло. Четыре года у тебя были отношения с другой женщиной. Есть и вторая, не менее значимая, причина… Я задам встречный вопрос. Предположим, я бы сказала о беременности, как бы ты поступил?
– Я бы не уехал.
Я кивнула.
– Именно! Мне надо было расстаться с тобой, иначе, я бы не справилась, и сейчас мы бы ненавидели друг друга, дети были бы издёрганы, семья бы развалилась.
– Почему?
– Потому что я знаю себя – моя ревность началась бы с расспросов, кончилась слежкой, слезливой жалостью к себе и постоянными упрёками тебе. Я хотела сохранить уважение и любовь между нами. Лишать детей общения с отцом, я не собиралась.
– Что ты имеешь в виду под «моим любимым типом женщины»?
– Когда я увидела тебя в атриуме, в первый момент я решила, что ты с Кариной. Потом сообразила, что для Карины женщина слишком молода. – Раздумывая, продолжать эту тему или нет, я уточнила: – Я могу говорить всё, что думаю?
Он развёл руками: «Конечно!»
– Ты совершил ошибку, когда от Карины ушёл, она – твоя судьба, единственная женщина, которой ты был верен.
– Чепуху говоришь, Лида! Я плохо помню Карину, да и ту женщину, если честно.
«Сегодня выяснилось, что ты и меня позабыл, – пронеслось у меня в уме, – так и хочется выразить сочувствие: женщин много, ты один».
– У меня не было «отношений четыре года», у меня вообще не было с ней отношений. У нас был секс один-единственный раз.
– Надеюсь, это был исключительный секс! Потому что этот один-единственный раз разрушил нашу жизнь. Обидно, если и секс был так себе!
Он несколько долгих секунд смотрел мне в глаза, взгляд его был тёплым, руки дрогнули, он, наверное, хотел обнять меня и почему-то остановился, не стал. Тихо вымолвил:
– Сколько в тебе боли, Лида.
Вот ведь какая дрянь – жалость к себе! Только посочувствуй кто, тут ты и расквасился! Я всхлипнула и пожаловалась на пережитое, но не изжитое:
– У меня не было возможности опуститься на дно своих чувств и по капле вычерпать обиду и унижение. Я не имела возможности оплакать крушение иллюзий. – Несмотря на слёзы, я улыбнулась. – Знаешь, когда жизнь разбивается вдребезги, это не самые безболезненные ощущения. И опыт предыдущих поражений бесполезен. Да и выплакать боль я не могла себе позволить, потому что позволь я себе слабость, жизни моих взрослых и нерождённых детей тоже бы разбились о твой один-единственный раз.
Стиснув челюсти так, что желваки прокатились под кожей, Сергей отвернулся и откинулся на спинку дивана. Сжатые в кулаки руки лежали на коленях, на правой начал кровоточить один из сбитых суставов. Я взяла обеими руками его кулак и подняла к губам, целуя костяшки, слизывала кровь. Не обращая на меня внимания, он заговорил:
– Помнишь, ты у Кати в комнате ночевала? Я злился на тебя. Я понимал, что ты с Катей, потому что Кате страшно, но всё равно злился. Почти месяц мы не были вдвоём, днём ты была занята, а вечером смотрела виноватыми глазами и уходила. Я выезжал на трассу и гонял, скорость успокаивала, позволяла взглянуть на ситуацию по-другому. Потом заболел Стефан. На этот раз секс у нас был, но сразу после ты уходила к Стефану. Я с ума сходил от ревности, шёл к двери подслушивать, знал, что ничего не услышу и всё равно подслушивал. Злился на твоё упрямство. Можно нанять нескольких, сменяющих друг друга, сиделок, но ты непременно сама хотела быть с ним. Я почти не спал, каждую ночь гонял до утра, но на этот раз скорость не помогала. Там на трассе я её и подцепил.
– Она что, придорожная проститутка?
Он поморщился.
– Нет. Она с кем-то поругалась, убежала и в слезах брела домой. Потом вы с Катей в очередной раз рассорились, ты искала утешения не у меня, а в объятиях графа, а Катя плакала на груди Стефана, и я опять никому не был нужен. Я зашёл к Максу, думая побыть с ним, Макс занимался разработкой какой-то программы, и я явно мешал своим присутствием. Я решил, что раз никому не нужен, поеду в гостиницу напиваться. Не помню, как я у неё оказался. Я вообще тот вечер не помню. Пришёл в себя только к полудню следующего дня в её спальне. А через пару месяцев она позвонила и рассказала, что я заявился к ней весь в соплях – плакал о какой-то женщине, она рассердилась и хотела меня выгнать, а я… в общем, теперь она беременна.
– Как ты понял, что ребёнок не твой?
– Я заходил к ним. – Он вновь поморщился. – Не к ней! Я старался быть отцом. Маме малыша самое большое счастье торговый центр посетить – поесть на фуд-корте, тряпок накупить, какую-нибудь дрянь в кинотеатре посмотреть. Дитя тоже ничем не увлечёшь – с рук не слазит, постоянно что-то сосёт, то палец, то соску, хнычет постоянно. Как-то книжку ему читал, вспомнил, какими были в этом возрасте Макс, Катя, подумал: какой-то не мой ребёнок, не в меня. – Он умолк, только сейчас обратив внимание на то, что я целую его ссадины, и отдёрнул руку. – Перестань! В общем… ей от меня только деньги нужны были, а я зачем-то дитя воспитывать взялся. Я те четыре года жил в состоянии отвращения к себе, противно было в зеркало смотреть – брезговал. И боялся. Бог мой, если бы ты знала, как я боялся, что ты узнаешь. Помнишь, я увидел тебя со Стефаном? Ты плакала, каялась, а я думал, как ситуацию себе на благо развернуть, рассказать про свой грех и ваш поцелуй в свою защиту использовать. Не знаю, как торг не начал?
Лида, я тебя ни разу не благодарил. Как тебе удалось не лишить меня уважения детей? Что ты говорила им? Как ты защитила меня? Я благодарен, Лида, что дети не изменили отношения ко мне.
– У тебя умные дети, Серёжа. – Я вздохнула. – Твой рассказ ничего не может изменить, всё это уже прошлое. Один случай, имевший последствия, а сколько их было и будет ещё?
– Не будет. А обо всём, что было, я расскажу.
– Зачем? – Я вяло пошутила: – Если ты обо всём будешь рассказывать, мы никогда разговор не кончим.
Моя невесёлая шутка не зашла, помолчав, Серёжа произнёс:
– Ещё одна измена была.
Я усмехнулась.
– Одна? А когда за один вечер несколько раз, это одна считается? Сколько в тебе вожделения, если ты не раз от одной женщины к другой в течение вечера бегаешь? Или это особый род возбуждения, когда прямо под носом у одной занимаешься сексом с другой?
Вначале Сергей посмотрел на меня с недоумением, потом глаза его зажглись сухим блеском гнева, едва слышно он… прошелестел, да, именно так! словно сухие листья нанизал слова во фразу:
– Лида, ты что несёшь?
– Ты не помнишь? Максу и Кате и полугода ещё не было. Николай привёз семью Михаила. Светлана – манкая, красивая, как она тебя хотела! В тот вечер ты и с ней, и со мной…
Схватив за плечи, он встряхнул меня так, что я клацнула зубами. Оттолкнул от себя и рванулся к камину. Встал, наклонив голову и вцепившись руками в каминную полку. Я смотрела, как под тканью пиджака ходят его лопатки. Подтянув к груди коленки, я обняла их руками и высохшим ртом прошептала:
– Серёжа, прости.
– Ты… ты соображаешь, что… говоришь? Ты… как Николай… ты… – Он шумно выдохнул и, переведя дыхание, продолжал спокойнее: – Ты что думаешь, я в своём доме? … Там, где мои дети? – Повернулся ко мне. – Я кто… по-твоему?
Убегая от его взгляда, я уткнулась лбом в коленки и попросила:
– Серёжа, давай прекратим этот разговор, хватит ворошить прошлое.
– Я никогда не был со Светланой. Как ты это себе представляешь? Светлана замужняя женщина, работает у меня в найме, живёт в моём доме, а я её по углам тискаю?
– Серёжа!
– Маленькая, я не сплю с теми женщинами, с кем у меня деловые…
– Прости!!! – заорала я, прерывая его.
Он умолк, и я поспешила пояснить:
– В тот день я была сама не своя, что-то чувствовала… вот и напридумывала. А когда узнала об измене, утвердилась в придумках…
Гнев его ушёл, он вновь сел на диван и уставшим голосом произнёс:
– Правильно чувствовала, в тот день я в первый раз тебе изменил. Как прежде, до тебя, после напряжённых переговоров минутная похоть, не задумываясь, без имён, без прелюдий. Пашка догадался, думал, расскажет тебе.
У меня перед глазами возник прямой взгляд Паши, в тот вечер он напомнил: «Я – рядом».
– Домой приехал, не мог смотреть тебе в глаза, целовать боялся. Ты в детской деток кормила, нежная, красивая, такая моя, родная… целуешь меня, в любви признаёшься… Стыд я, Лида, не знал, как скрыть, стыдно было, что слово нарушил. Хотел в тот же вечер в Кресле Правды покаяться и не решился… Только с тобой обнаружил, что я трус.
– А ты не боишься, что у тебя по всему свету, вот так, по минутной похоти, детей родных понабросано?
– Не боюсь! Я куда попало семя не сливаю.
Сузив глаза, Сергей долго молчал, глядя на языки пламени в камине. Сухо, отрывисто заговорил снова:
– Я виноват и жду прощения восемь лет. Я никогда не дам тебе развод. Я буду до самого своего конца биться лбом в твою дверь. Я буду ждать и надеяться, что ты смилостивишься и откроешь её. Я не могу представить свою жизнь без тебя. Если мы расстанемся, меня ждёт ад в сотни раз более страшный, чем тот, в котором я жил до встречи с тобой.
– Выходит, перед нами простая дилемма, надо всего лишь договориться, кого из нас двоих мы принесём в жертву.
Он нахмурился и посмотрел на меня.
– О чём ты?
– Если мы расстанемся, тебя ждёт ад, если я вернусь к тебе, ад ждёт меня.
– Почему?
Я протянула открытую ладошку.
– Дай презерватив.
Всего миг – его рука не дёрнулась, движения не было, было намерение. Он понял, что я заметила этот миг и замер. Я впервые видела, как Сергей краснеет.
– Похвально, что ты всегда готов к безопасному сексу! – усмехнулась я.
Я наблюдала за его лицом – стыд, униженность, возмущение, злость, желание обидеть сменяли друг друга, но он не позволил выплеснуться эмоциям. Я спросила:
– Теперь тебе понятно, как легко перейти от любви к ненависти? Представляешь, как бы здорово мы жили эти восемь лет?
– Я не могу поверить, что ты шарила в моих карманах.
– Я и не шарила.
Несколько мгновений он молчал и вдруг оглушительно расхохотался. Смеялся долго, до слёз. Достал платок и, утирая глаза, ещё некоторое время посмеивался.
– Серёжа, я не понимаю, что тебя насмешило. Мне не смешно. Мне опостылел наш разговор и, чтобы завершить его, я выскажу свой взгляд на нас и нашу ситуацию.
Демонстрируя внимание, Сергей развернулся ко мне всем торсом. Глаза его насмешливо блестели.
– Ты решил превратить всё в фарс? – спросила я.
Он оставил мой вопрос без ответа.
– Пусть так. – Я помолчала, раздумывая с чего начать. – О тебе. Я надеялась, что за время разлуки ты разобрался в себе. Сегодня поняла, что ты и цели такой не ставил. Да и зачем? Ты просто ждёшь, как охотник в засаде, ждёшь, потому что знаешь – я всё равно выберусь из укрытия, тоска заставит, сама позову. Что и случилось сегодня. При выборе случайный секс или наш брак, ты выбрал секс. Меня унижает, как дёшево ты меня ценишь. Меня и нашу жизнь. Ты не терпишь условностей в личной жизни, исповедуешь свободу выбора, и даже добровольно взятые на себя обязательства для тебя вторичны. Твой наркотик – вкус победы. Когда у тебя возникают сложности, будь то деловые переговоры или взаимоотношения в семье, проходное соитие – это некий победительный акт, некий маленький символ победы. И история со мной укладывается в эту формулу. Тебе не удалось заполучить меня в школьные годы, и именно неудача манила тебя много лет. Встретив меня, ты шёл к крайне важному для тебя ощущению полного обладания: «Ты – моя!» Фантомы прошлого не давали поверить в победу около пяти лет. Но как только ты понял, что я твоя, вкус победы ушёл, растворился в обладании. Сейчас ты всего лишь стремишься к возвращению своей собственности. Как только ты добьёшься прежнего полного ощущения обладания, вновь появятся причины для соития на ходу.
По мере того, как я говорила, насмешливость из его взгляда ушла, чуть сузив глаза, он внимательно слушал каждое моё слово. Я продолжала:
– Обо мне. К презервативу в твоём кармане – я отношусь, как к нормальному явлению. Сейчас мне всё равно, есть у тебя женщины или нет. – Я замолчала, поморщилась, стукнула себя кулаком по коленке и, опустив голову, еле слышно прошептала: – Нет! Я вру… – преодолев жалость к себе, я вернулась к монотонному изложению, – мне не всё равно. Мне больно думать о тебе в связи с другими женщинами, но это не ад, это рана, которую можно заткнуть пластырем: «Ты не с ним, он здоровый мужчина, ему нужен секс». Если я вернусь к тебе, пластырь станет бесполезен, потому что «Он мне изменяет» – мой ад! Каждодневное знание, что ты с кем-то, быстро сделает из меня фурию, уничтожающую самое ценное, что есть между нами – наше уважительное отношение друг к другу. Серёжа, я ценю наше прошлое. Я безмерно благодарна тебе. Я люблю тебя. И я очень, очень тоскую. Я хочу обмануться. Сегодня я утонула в твоём взгляде, который вновь посулил мне счастье. Я вновь поддалась его очарованию. Прости, что не устояла. – Я передохнула. Набрала воздуха в грудь и на одном дыхании закончила: – О доверии. В основе любого союза – делового или любовного, лежит доверие. Доверие возникает в начале отношений, как дар, без каких-либо усилий с нашей стороны. Пока не нарушишь. Потом не обессудь, доверие ресурс не возобновляемый, конечный.
Опечаленная своими же словами, я развела руками и, взглянув ему в глаза, увидела весёлый хоровод искорок на радужке.
– Серёжа, не смейся…
Но он засмеялся, перебивая меня:
– Маленькая, мы нарушаем законы мироздания, нарушим и эту маленькую истину. Лида, я понял. Теперь я тебя понял. У меня есть контраргументы по каждому пункту твоих умозаключений, но это подождёт. Два часа прошли. Сделаем перерыв и, наконец, поедим.
Он пошёл к двери и нажал на кнопку. Вернулся к дивану и, опершись руками на его спинку, наклонился ко мне.
– Маленькая, я не отпущу тебя. Я придумаю форму отношений, в которых не будет индивидуального ада для тебя и не будет ада для меня, у нас будет совместный ад, но жить мы станем в раю.
Я рассмеялась сквозь слёзы.
– Ну что ты говоришь? Вот как тебе сопротивляться?
Он наклонился ниже и, коснувшись губами моих губ, прошептал:
– Не надо мне сопротивляться.
Губы его были нежны, язык ласков. Отдаваясь поцелую, я застонала. Он выпрямился, потянув меня за собой. Мы целовались, пока не раздался стук в дверь.
Оставив меня на диване, Сергей пошёл к двери и открыл её. В помещение вошли один за другим, двое юношей с разносами в руках. Оба поздоровались одинаковыми фразами: «Здравствуйте. Добрый вечер», но вразнобой, голос одного из них оказался тонким, девчоночьим. Внешне девушку отличали только ямочки на щеках, да быстрые, стреляющие из-под ресниц, любопытные глаза. Всё остальное – фигура, одежда, причёска, точь-в-точь, как у напарника. Официанты расставили на столе наш ужин, пожелали приятного аппетита и выскользнули за дверь. Выходя, девушка ещё раз окинула меня блестящими глазами.
Я подошла к столу и подивилась выбору блюд:
– В этом ресторане узнают о вкусовых пристрастиях клиента по внешнему виду? Или у них есть кулинарное досье на каждого жителя города?
– Садись. – Сергей отодвинул для меня стул. – Я ещё из офиса сделал заказ, надеюсь, тебе понравится.
– Когда же ты успел? И меня настиг в ресторане, я ведь не говорила, где у меня встреча, и заказ заранее сделал, будто знал, что встреча моя не заладится.
– Я решил, что нам надо поговорить.
Усадив меня, Сергей направился на своё место.
– Знаешь, Серёжа, ты рассовал такое количество шпионов вокруг меня, что иногда мне кажется, они и мысли мои слышат. – Я придвинула к себе блюдо с куском чего-то золотистого в центре тарелки и маленьким стожком кудрявой петрушки над ним. – Это курица?
– Кролик. – Сергей усмехнулся. – Шпионов на тебя не напасёшься, не успеешь внедрить, как ты тотчас перевербуешь бедолагу. Я сделал три звонка, прежде чем узнал, что встречаешься ты с Мишкой.
Я с брезгливостью вспомнила кусочек петрушки на зубе Рудика, подумала: «Хватит с меня на сегодня петрушки», – и переложила зелень на сервировочную тарелку.
– Кто тот смельчак, что посмел не подчиниться тебе, и кто тот недостойный, что сдал меня? – спросила я и положила в рот кусочек нежнейшей крольчатины, фаршированной маслинами и благоухающей тонким, едва уловимым, горьковатым ароматом тимьяна. – Ммм, как вкусно! Серёжа, чудесный выбор, спасибо! И почему так пренебрежительно – «Мишка», о вполне респектабельном бизнесмене?
Паузы за столом были длинными, Сергей ел с той же скоростью, что и я – голодный, он довольно быстро расправлялся с большим куском баранины, запечённым на вертеле. Мясо сочилось соком и манило коричневато-красной корочкой.
– Сей респектабельный господин давно уже навязывается в партнёры. В моё отсутствие он и на Макса выходил. Савелий накопал на Мишку нелестное досье, и Макс умело ушёл от контакта.
– А я-то ему зачем?
– Компромат, думаю.
У меня пропал аппетит, Сергей спокойно продолжал есть, почувствовав, что пауза затянулась, поднял на меня глаза.
– Что ты?
– Он что, хотел «купить» меня? Это глупо. Все суммы проходят через счета, это легко проверить.
Сергей покачал головой, и взгляд его блеснул холодом.
– Думаю, всё проще и паскуднее. Ты за одним столом с пьяным мужиком, с бокалом напитка в руке, смеёшься, он обнимает, близко приближается к лицу, кто-то невидимый снимает. Мишка, думаю, узнал о нашем разладе и использовал первого попавшегося под руку мужика, скорее всего, тот и знать не знает, кто ты.
Я тупо про себя согласилась: «Верно, не знает. Мужик мне шубку предлагал».
Сергей положил приборы, вероятно, готовясь к серьёзному разговору, и откинулся спиной на спинку стула.
– Лида, Павел даже не счёл нужным поинтересоваться, кто твой визави.
Я молча вернулась к еде.
Вопрос безопасности стал горячей темой уже давно. Сергей к нему неизменно возвращается, я неизменно отказываюсь от обсуждения. Столь же давно он поставил вопрос о замене Павла на профессионала. Я категорично заявила, что никого другого не потерплю, а Павел при моей скромной деятельности самое то, к тому же, родной человек рядом, и на том стою. Больше всего Сергея беспокоит моя возросшая публичность.
– Павел превратно понимает суть своей деятельности – вместо того, чтобы работать над внешней угрозой, он оберегает тебя от меня. Контроль за твоими передвижениями, Павел считает проявлением ревности с моей стороны.
Я равнодушно жевала пирог с грибами – грибочки, предварительно обжаренные в сливочном масле с лучком, плавали внутри пирожка в ароматном соке. Вкусно, но удовольствие от еды пропало. Откусив следующий кусок, я капнула соком на платье. Сок сразу впитался в ткань, я потёрла пятнышко пальцем и подумала: «Вот и выброшу! И сапоги чечёточные заодно!», и спросила:
– Ты следишь за мной?
– Это необходимость, Лида.
– Мобильник отслеживаешь?
Он не ответил. Вздохнув, я положила недоеденный кусок пирога на тарелку и попросила:
– Не трогай Павла, Серёжа. Он, Стефан, Андрэ, Маша с Василичем – первые члены нашей семьи. Я и Эльзу хочу вернуть домой. Что она одна в этой своей Германии? Давида нет.
– Я звонил на днях. Отшучивается, говорит, что пора в дом престарелых документы оформлять. А Павла я…
Я поморщилась.
– Не надо, Серёжа. Я домой вернусь. Команда в Фонде подобралась профессиональная, люди всё исключительно ответственные и в контроле не нуждаются. Выделю один рабочий день на офис – утро понедельника и вторую половину дня четверга. Андрэ, вижу, хандрит. Как Сашка в школу пошла, он резко сдал.
Неожиданность моего заявления заставила Сергея закрыть тему безопасности, и он вернулся к еде. Взяв кусок пирога, спросил:
– Пирог вкусный?
– Очень!
– А ты почему не ешь?
Я пожала плечом.
– Сыта.
Он надкусил пирог, пожевал и дал волю эмоциям – заискрился глазами.
– Я рад, Лидка! Очень! Даже не знаю, как реагировать! Хочешь, танец на руках спляшу?
Я рассмеялась и отрицательно покачала головой.
– Не только графу, всем в доме радостнее станет! И детям с мамой будет лучше! Ванькой займёшься!
Вскоре нам принесли десерт и чай, девушка-официант, по-прежнему пряча за ресницами глаза, протянула мне глянцевый журнал и спросила:
– Можно автограф?
Удивившись просьбе, я взглянула на журнал, на девушку.
– Я? Вы уверенны?
Она кивнула и подала авторучку. Я взяла журнал, не зная где расписываться, открыла титульный лист. Девушка наклонилась и подсказала:
– Вот тут, я заложила салфеткой.
Она сама раскрыла журнал на нужной странице. На меня смотрела я, с улыбкой на всю страницу, в мужской шляпе набекрень, озорно подмигивающая глазом. Я пролистнула страницу, на другой стороне опять я – прямая противоположность первой, с ярким макияжем и гладко зачёсанными назад волосами, спокойно и серьёзно смотревшая прямо в камеру. Я пролистнула назад и спросила:
– Как вас зовут?
– Василиса.
В верхнем правом углу страницы я написала: «Василисе на память о встрече», и расписалась. Девушка поблагодарила и заявила:
– А вы в жизни ещё красивее. – Забирая журнал, ещё раз поблагодарила: – Спасибо.
– И вам спасибо.
Официанты ушли, а я в ожидании шторма робко взглянула на Серёжу. Он лукаво улыбался.
– Пользуешься популярностью? – спросил с усмешкой. – Уже и на улице узнают!
– На улице, к счастью, не узнают.
– Приятно?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Не поняла ещё. Неожиданно.
– Лида, твоя популярность может обернуться большой проблемой.
Я кивнула и буркнула:
– Знаю.
Поскольку шторм не случился, ко мне вернулся аппетит, и я вонзила ложку в шарик мороженого. Мой любимый сливочный пломбир был смешан с кусочками чёрного шоколада и грецкого ореха.
– Ммм, – замычала я от удовольствия, – Серёжка, я тебя люблю!
Он молчал и ласково улыбался, глядя, как я расправляюсь с десертом.
– Договаривать в машине будем? – поинтересовалась я, отодвинув пустую креманку. – Я имею в виду твои контраргументы.
Он покачал головой.
– Приглашаю тебя на свидание, там и договорим. – И вспомнил: – Подожди! Раз ты решила оставить офис, то завтра ты свободна? Я приглашаю тебя побродить по Москве, как бродили раньше, помнишь?
Его взгляд просил, умолял о согласии. Я растерялась.
– Серёжа, дети ждали, что я их из школы заберу, а теперь, выходит, я и на ночь их не поцелую?
– Лида, дети только рады будут, что мы вместе, – мягко парировал он.
– Но мы не…
– Вот ночью и решим! – воскликнул он, не давая мне договорить.
Я встала и направилась к вешалке за пальто. Сергей подоспел следом, забрал у меня пальто и, взяв за подбородок, приподнял моё лицо к себе.
– Лидка…
– Серёжа, ты используешь запрещённые приёмы.
Не соглашаясь, он покачал головой, всё ниже наклоняясь к моему рту.
Конечно же, я приняла приглашение, и Сергей привёз меня в квартиру на Юго-Западе. Квартиру он так и не продал, я как-то спросила, давно, ещё до разлуки:
– Зачем она тебе? Стоит пустая, пылью зарастает, скучает по жильцам.
Сергей пожал плечами.
– Оттуда я тебя в ЗАГС забирал. Там наша первая спальня.
Я рассмеялась.
– Милый, ты сентиментален.
Назавтра я заказала несколько комплектов красного постельного белья. Отправила Женю сделать в квартире уборку, и с тех пор, раз в месяц Женя наведывается смахнуть пыль и проветрить пустующее жилище.
Кровать вновь поразила меня размерами. Серёжа любит кровати высокие и просторные, но эта была, как минимум, на треть больше той, что стояла в спальне в усадьбе.
Сергей раздвинул шторы, открывая взгляду город в ночных огнях. Оставаясь там же, у окна, снял пиджак, бросил его в кресло и начал расстегивать пуговицы сорочки. Взгляд его потемнел. В нём уже кипело желание. Я помедлила и, повернувшись спиной, начала снимать платье через голову. Он в тот же миг оказался рядом, ладони обхватили талию, потом одна скользнула по животу вниз, другая по спине вверх, к застёжке бюстгальтера. Я вынырнула из горловины платья, освободила руки из рукавов и бросила платье на пол. Он хрипло прошептал:
– Моя… моя Девочка…
А дальше палящее пламя желания поглотило меня целиком – отключив рассудок, уничтожив обиды и опасения. Я отдавалась и брала, возносясь на вершину экстаза и обрушиваясь оттуда с потоком нежности и благодарности, и Сергей вновь звал к исступлению…
После, крутя феном над головой, я поймала выражение своего лица в зеркале и усмехнулась – припухшие губы бессмысленно улыбались, глаза томно мерцали. «Сытая… о, нет, даже определение давать не хочу! Сейчас я счастлива. – Я наклонила голову, перекинула волосы вперёд и направила струю фена на затылок. – Почему «сейчас»? Неужели я пожалею о возобновлении отношений? Неет. Я счастлива!»
Серёжа стоял у самого окна и смотрел на город. Затаив дыхание, я любовалась на мускулистые загорелые плечи, на торс, сужающийся к контрастирующим с ним трогательно белым бёдрам и ягодицам. Даже тела наши говорили о том, что мы не вместе! В последние восемь лет мы бывали на пляже только в купальниках.
– Иди сюда, – не поворачиваясь, позвал Серёжа.
Я обошла покрывало с кровати, горбом валяющееся на полу. Подошла и, обхватив его торс руками, прижалась к спине грудью.
– Лидка, я счастлив! А ты?
Я покивала, целуя его спину. Разомкнув мои руки, он повернулся, растрепал только что завязанный узел волос и покачал головой:
– Так не бывает. Лида, ты, в самом деле, стала ещё красивее.
Я засмеялась и пошутила:
– Вот ещё разок рожу и совсем раскрасавлюсь!
Сергей не улыбнулся, в глазах промелькнуло что-то непонятное, но хорошее, он хотел что-то сказать и передумал. Я возмутилась:
– Серёжка, что?
– Поговорим о контраргументах?
– Ты ведь другое хотел сказать! – Вновь не добившись ответа, я спросила: – Есть ещё что-то, в чём ты не признался? – И вдруг я испугалась своего вопроса и нервно хохотнула.
Он с улыбкой подтвердил:
– Мне есть, в чём каяться.
Грустная улыбка не предвещала ничего хорошего. Сердце моё сжалось, в груди похолодело. Я тоскливо посмотрела на светящийся неоном город за его спиной и подумала: «Дура! Какая же ты дура! Зачем же ты согласилась на это свидание?»
Он поднял меня на руки и перенёс на кровать. Надеясь укрыться от неприятностей, я спрятала лицо в тепле его шеи. Спокойным и ровным голосом Сергей произнёс:
– Я не люблю тебя.
Я не сразу поняла смысл сказанного, а когда поняла, оттолкнулась от Сергея и, не получив свободы, забилась в его руках.
– Чччи… выслушай меня, Девочка, – уговаривал он, одновременно усмиряя меня руками, – тише, Маленькая, чччи… – и спеленав объятием, прижался щекой к моей голове.
Я всхлипнула. Покачивая, словно баюкая, он тем же ровным голосом продолжал:
– Лида, моя детская любовь была искренней, но потом… Ты правильно сказала, главным в моём чувстве стала неудача – я был оскорблён твоим равнодушием и хотел взять реванш, принимая своё желание за любовь. Потом я тебя забыл. Вспоминал в связи с какими-то событиями на краткий миг и вновь забывал. Когда мы встретились, я уже ничего не хотел. Вся моя жизнь – это проститутка раз в месяц, несколько друзей, с кем я встречался ещё реже, и рутина бизнеса. Я был мёртв, Лида, а мёртвые любить не могут. Ты появилась и взорвала мой мирок воспоминаниями. Я подумал: стоит узнать, что ты такое, кто ты, о ком я мечтал всю юность. Я понял, что живёшь ты небогато, решил, что после дам денег, и всё останутся довольны, и твой Костя в том числе.
Я вновь безуспешно дёрнулась из его рук и простонала:
– Ты жесток. Зачем?
– Чччи, Малышка, послушай меня. Первая ночь с тобой меня ошеломила. Я не ожидал, что во мне дремлет столько страсти. Податливость твоего тела, аромат волос, твоё желание возбуждали меня снова и снова, я не мог насытиться. Лида, ни одна женщина так меня не возбуждала. В тебе странным образом совмещаются целомудрие и вожделение. И я решил оставить тебя при себе.
Я перестала рваться из его рук. Униженная его беспощадной правдивостью, я даже не чувствовала возмущения. «Всё честно! – думала я. – Ты хотела любить и любила. Он хотел владеть и владел».
– Уже назавтра я увидел, как ты воздействуешь на мужчин – любой, на кого ты обратила внимание, подпадал под твоё очарование. Я не мог поверить, что соблазняя мужчин, ты сама не испытываешь влечения. Слепой от ревности, я не вдруг понял, что соблазнять – это твоё естественное состояние. Ты словно соткана из соблазна – поворот головы, взгляд, смех, то, как ты идёшь, ешь или потягиваешься, Лидка, даже то, как ты плачешь – всё в тебе соблазняет.
Ты становилась моложе, вместе с упругостью твоей кожи росло внимание к тебе со стороны мужчин, и рос мой страх потерять тебя. Расслабился я, когда мы вернулись в Россию. Глупость, конечно, но я ждал: вот сейчас отпразднуем свадьбу, и всё! У меня появятся права на тебя. А ты убежала! – Сергей рассмеялся. – Бегство было совершенно беспричинным! Ох, Лида, как я был взбешён! Ты пренебрегла мною во второй раз! Ты не только мною пренебрегла, ты даже подарками моими пренебрегла! Я злился и тосковал. Днём болтался между строителей на участке. Ночи, только чтобы не оставаться одному, проводил по клубам. Как-то, успокаивая грустившую Красавицу, вслух поинтересовался: что в этой маленькой девчонке такого, что и она, лошадь, тоже скучает? Мои откровения случайно услышал Вася, мы поговорили, а в конце разговора Вася спросил: «Так это, Сергей Михалыч, ты для неё, для Маленькой, что ли, дом-то строишь? А ты не вместе с ней?» Я не нашёлся, что ответить, а он затылок свой почесал и обескуражено протянул: «Сам по себе, значит, ты». А на утро Маша, – Сергей опять засмеялся, – швырнула на стол тарелку с яичницей и заявила: «Я тебе, Сергей Михалыч, так скажу, уж не обессудь! Дурак ты, ей-богу, дурак, и лет тебе не мало, а ума нет, такую девку не удержал!» Они будто из анабиоза меня вывели. В тот же день Эльза в Германию засобиралась, но я уже знал, что мне делать. Я уже решил, что верну тебя. – Отклонив голову в сторону, он заглянул мне в лицо и прошептал: – Мокрые, печальные мои глазки. Прости, Малышка. Делаю больно, знаю, но прошу, выслушай до конца. – И, продолжая, вновь прижался щекой к моей макушке. – Я привык к абсолютно понятным отношениям: я оплачиваю жизнь и капризы женщины, она позволяет наслаждаться своим телом. Я и тебе хотел давать – дарил подарки, ждал твоей радости, ты брала, благодарила. Лида, я поздно понял, что тебе не подарки мои, а я сам был нужен. А мне нужна была ты. Доверчивая или насмешливая, податливая или строптивая, мне нужна была ты. Страсть, которую ты разбудила, могла утолить только ты, и я стал бояться своей зависимости.
