Кристина Грицик
Я буду любить тебя всю зиму, посыпанную вечностью
Глава 39
"Привет! Ты уже вернулась? " – Я получаю сообщение от Энди.
"Привет! Прости, сегодня не получится встретиться. Дорогу засыпало снегом, и мы пока не можем выбраться. Я тебе напишу, когда приеду", – отвечаю я другу.
"Ладно. Береги себя!"
" И ты!" – быстро печатаю ответ я и возвращаюсь к Стиву и Оскару, которые сидят за письменным столом и пытаются разобраться с домашним сочинением по английскому, на тему доверии.
– Напиши, – начинает Стив, – что абсолютное доверие – основа любых отношений.
–Что? – удивляюсь я словам Стива. – Абсолютное доверие граничит с безумием.
– Правда? – спрашивает Стив.
– Чем больше ты наивно веришь во всё, что тебе говорят, тем больше у людей соблазна тебя предать, – говорю самую очевидную истину я.
– Оскар, не пиши это! – Стив обращается к брату, которые пытается записать то, что я сказал.
– Пусть пишет, потому что это правда!
– Но этим нельзя руководствоваться как основным правилом, – не соглашается Стив. – Не все же обязательно должны предавать.
– Доверившись человеку, ты наделяешь его огромной властью над собой. И ему не составит труда в будущем воспользоваться этой властью против тебя…
– Или, наоборот, – перебивает Стив. – Доверие наполняет чувства значимостью. Какой смысл в жизни, где этого не существует?
– Я лишь говорю о том, что не стоит поддаваться соблазну быть кем-то понятой и принятой и тем самым обеспечивать себе лишние страдания. – Эти слова значат для меня намного больше, чем я стараюсь показывать.
– А почему ты думаешь, что в конечном итоге любое доверие приводит к страданиям?
– Я так не говорю… Я имею в виду… Это риск, в любом случае. Мы же не можем читать мысли других людей и точно знать их мотивы.
– В таких вопросах люди отталкиваются от своих внутренних чувств и интуиции.
– Интуиции? – иронично переспрашиваю я.
– Да! Особенно, когда человек тебя уверяет, в том, что на него можно положиться. – Я чувствую, как спор о сочинении перерастает в личное разногласие.
– Беда в том, что, когда ты не доверяешь человеку, ты и не поверишь его словам о том, что ему можно доверять.
– Я и не говорю о том, что нужно верить только тому, что говорят, – пламенно говорит он. – Люди совершают поступки, и уже отталкиваясь от них, ты должна принимать решения, но никак не от горького опыта с другими людьми. Не все же одинаковые! То, о чём ты говоришь, звучит, как план по выживанию в мире, где нет места ни одному светлому чувству, но ведь мир не так плох, чтобы неустанно искать в нём подвох…
– Спасибо за помощь, – неловко прерывает речь Стива Оскар. – Дальше я сам, – говорит он, и я ухожу из комнаты.
– Я знал, что ты найдёшь это место. – Стив заходит в большую библиотеку, где я провела последние два часа, перечитывая роман Луизы Мэй Олкотт «Маленькие женщины». Такой большой домашней библиотеки я ещё не видела: полки от потолка до пола забиты разными книгами, в основном изданиями "HalberPublisher". – Как книга?
– Неплохая, особенно та фраза, которую я перечитываю пятый раз, – не отрывая глаз, произношу я.
– Намёк понят, но уходить я всё равно пока не собираюсь, так что подвинься. – Стив садится на диван возле меня и заглядывает на страницы книги. – "Маленькие женщины", – читает он название. – И о чём же она?
Я поворачиваюсь на него и долго смотрю вопросительным взглядом.
– Ты злишься, потому что я не согласен с твоими предубеждениями о том, что никому нельзя доверять?
– Я не злюсь на тебя. – Я опускаю глаза и продолжаю читать: "Если наша первая маленькая любовь была подавлена, мы склонны быть осмотрительными и неторопливыми, делая вторую попытку". Я бы назвала это знаком, но вместо этого я просто захлопываю книгу. – Стив, что ты хочешь?
– Поговорить.
– Нет, я не про это. Чего ты от меня ждёшь? От всего этого? – Я вскидываю руки. Не знаю, почему я так эмоционально на всё реагирую. Не могу сказать, что злюсь на него… Нет, здесь что-то другое. Мне почему-то страшно.
– Ты нравишься мне, Скайлер. – Эти слова теплой волной разливаются по всему телу, и я чувствую, как краснею. Теперь необъяснимый страх смешивается со смущением, и у меня появляется желание уйти, но я остаюсь, чтобы дослушать его. – Я дал тебе об этом знать, как только понял сам. Так что я хочу проводить с тобой время, узнавать тебя лучше и просто быть рядом, понимаешь? Я ничего от тебя не жду, а даже если бы и ждал, ты всё равно поступишь по-своему. За это ты мне и нравишься. – Он наклоняет голову, чтобы посмотреть мне в глаза. – Я ответил на твой вопрос, теперь твоя очередь.
Я хмурюсь, пытаясь понять, на какой вопрос должна ответить, но, стоит Стиву опустить взгляд на книгу, я вспоминаю:
– Этот роман… Он о жизни.
– Когда описываешь книгу, никогда не говори, что она о жизни. Практически каждое произведение призвано быть о жизни, и лишь единицы справляются с этой задачей.
– Тогда, думаю, роман Луизы Мэй Олкотт вошёл в число избранных единиц.
Стив встаёт на ноги и протягивает мне руку:
– Пойдём, погуляем.
– Там же снегопад, – изумлённо говорю я.
– Я тебе дам тёплую толстовку, а ты расскажешь мне, за что так высоко ценишь этот роман, – предлагает он.
Говорить о книгах я могу часами, так что, если ему захотелось занять меня разговором, то с литературной тематикой он не прогадал. Отставив книгу, я игнорирую свою первоначальное желание побыть одной и соглашаюсь.
Глава 40
– А ещё эта книга сыграла огромную роль в процессе эмансипации женщин, а главная героиня вдохновила новою волну феминизма! – Восторженно говорю я спустя полчаса пересказа сюжета.
– Феминизм? – иронично переспрашивает Стив, и я останавливаюсь на скрипучем снегу, чтобы разглядеть его выражение лица.
– Мне показалось, или ты сейчас скривился?
– Только не говори, что ты одна из них, – тяжело выдыхает Стив, но догадавшись, что я абсолютно серьёзно, возмущённо заявляет. – Это же абсолютное дикарство! Устраивать забастовки и митинги протеста, заниматься вандализмом, не брить ноги, бить мужчин палками и расхаживать полуголой по центральной площади… Прости, но я в жизни не поверю в то, что ты, – феминистка.
– Я с тобой совершенно не согласна! Феминизм, по своему определению, это вера в то, что мужчины и женщины должны иметь равные права и возможности для реализации этих прав. И для того, чтобы быть последователем этой идеи, необязательно делать то, о чём ты говоришь. Это теория политического, экономического и социального равенства гендеров.
– Да, но, как ты сказала, это теория. А на практике это акты насилия самопровозглашенными невоспетыми героинями собственной трагедии, обиженными жизнью и временем. Они не борются за справедливость, это больше похоже на месть за патриархат.
– Но ты не можешь ставить в один ряд радикальных феминисток и принцессу Диану, например. Эбигейл Смит Адамс, Олимпия де Гуж, Елизавета I, Эммелин Панкхёрст, Джейн Остин – они все были феминистками, но только Елизавета I не расхаживала полуголой по центральной площади. Своим примером она показала, как независимая женщина может не просто делать "мужскую" работу, она может делать её лучше мужчин. Возглавив Англию в критический период её истории, она завершила церковную реформу, укрепила власть и престиж монархии, обеспечила обществу десятилетия спокойного развития. Или взять, например, мать Терезу. Она-то точно не занималась вандализмом, впрочем, как и Эмма Уотсон, которая выступает с идеей гендерного равенства послом доброй воли в ООН. Или Маргарет Тэтчер. Первая женщина-премьер-министр Великобритании всегда говорила о том, что кухня должна быть центром мира женщины, а не её границей. Кого из всех перечисленных ты можешь назвать обиженной жизнью и временем?
– Они все занимались правильным делом, согласен. Но какой смысл в феминизме сейчас? Я имею в виду, феминизм прошёл все три фазы своего развития. В период конституциональной, социальной и политической волн женщины смогли добиться равенства с мужчинами перед лицом закона и получить возможность пользоваться этим равноправием. Вы смогли использовать право избирать и быть избранными на политические должности, как та же Маргарет Тэтчер. Феминизм сделал всё, что было необходимо, какой в нём смысл сейчас?
– Равенство перед лицом закона не отменяет факт дискриминации в социуме и на бытовом уровне. Люди и сегодня полны предубеждений о том, что женский пол всего лишь декоративный. И самое ужасное то, что сами женщины порой недооценивают всю значимость собственного потенциала из-за навязанных обществом рамок и ярлыков. За свою жизнь я много раз встречала прекрасных, умных, сильных женщин, которые считали себя неполноценными из-за отсутствия парней или мужей. Но ведь это неправильно! Мы все становимся полноценными с момента, как появляемся на этот свет. Женщины имеют значение сами по себе, а не в отношениях с мужчинами. Да, по факту можно сказать, что права женщин и мужчин равны, но, когда речь заходит о реальной жизни, женщинам всегда тяжелее.
– Ну, и как митинги протеста могу что-то поменять? Ничто так хорошо не борется с предубеждениями, как время.
– Почему женщины должны ждать, пока к ним будут относиться с должным уважением? И когда именно наступит тот момент, когда она сможет сказать "нет" и быть услышанной, а не высмеянной, потому что, видите ли, "мужчина знает больше о женских правах и желаниях, чем она сама". Знаешь, вряд ли одного ожидания хватит, чтобы к проблемам домашнего насилия, дискриминации по гендерному признаку в процессе трудоустройства и оправдания насилия фразой по типу "сама виновата: надо было юбку короче надеть", привлекалось достаточно общественного внимания. Да, я – феминистка, несмотря на то, что я не пытаюсь принизить значимость мужского пола и установить матриархат. Я лишь считаю, что женщины нуждаются в кресле за мировым столом, чтобы принимать активное участие в решении собственной судьбы, потому что невозможно построить процветающее общество, подавляя потенциал его половины.
– Да ладно тебе драматизировать! Как-то раньше и без вас нормально справлялись, – говорит Стив, но, в отличие от всех его предыдущих слов, эти он произносит с откровенным сарказмом только для того, чтобы позлить меня. Впрочем, это ему прекрасно удаётся, поэтому я останавливаюсь и, набрав в руку побольше снега, кидаю ему в спину.
– Ты ужасный человек! Кому я только что это всё рассказывала? – нервно кричу я, но его это лишь забавляет.
– А тебя не пугает моё физическое превосходство? – смеётся он, и, окинув его яростным взглядом, я продолжаю идти в противоположную сторону.
– Ты куда? – спрашивает он.
– Не твоё дело, – кричу ему через плечо.
– Эй, Скай! Ты что, обиделась? – Когда слышу, как он бежит за мной, лишь ускоряю шаг. – Ну, Скай! Подожди! – Он ловит мою руку.
– Отпусти!
– Может, ты тогда не станешь уходить?
– Конечно, стану!
– Тогда не отпущу. – Пожимает он плечами, и я улыбаюсь.
– Ладно. – Я тоже пожимаю плечами и с размаху бросаю в него снежок, который предусмотрительно слепила и незаметно несла всё это время.
От неожиданности он отпускает мою руку, и я убегаю, пока он протирает лицо руками.
– Ах так? – кричит он мне вдогонку. – Ты сама начала эту войну! – После этого мне в спину летят два снежных шарика, но я продолжаю бежать, пока мои ноги не проваливаются в высокий сугроб, и, умирая от смеха, я не падаю на пушистый снег. Ноги полностью застряли в снежной ловушке, поэтому все попытки выбраться остаются безуспешными.
– Давай помогу. – Он протягивает руку.
– Спасибо, – я натянуто улыбаюсь, – я сама… А хотя… – Внезапно изменив выражение лица, я протягиваю ему руку, позволяя себе помочь. Как только он берёт мою руку, я изо всех сил тяну его, и он, утратив равновесие, заваливается в кучу снега рядом со мной. Пару мгновений мы лежим на холодном снегу и просто смеёмся, пока Стив не спрашивает:
– И кто тебе теперь поможет?
– Ты, когда выберешься, – говорю я, и он тяжело вздыхает, не предпринимая никаких попыток встать.
– Какая-то из тебя плохая феминистка.
– Зато из тебя сексист прекрасный, – отшучиваюсь я.
– Ну, знаешь, как говорят: "Если уже что-то делаешь, то будь в этом лучшим". – Несмотря на все мои старания сохранять серьёзный вид, эти слова вызывают несдерживаемый смех.
– Ты что смеёшься? – удивлённо улыбается Стив.
– На самом деле, это совершенно не смешно. – Я прикусываю губу, чтобы перестать улыбаться, но, повернувшись и встретив пронзительный взгляд Стива, острое желание смеяться сменяется сокрушительным трепетом. Несколько секунд я, завороженная этим чувством и блеском его зелёных глаз, лежу на снегу, пока мой внутренний рассудительный голос не заставляет меня отвернуться. Поднявшись на ноги резким рывком и струсив сыпучий снег, я, не дожидаясь Стива, отправляюсь в сторону дома, и Стив, судя по звукам, делает то же самое.
– Когда мы вернёмся, ты пойдёшь со мной на свидание? – кричит мне Стив, и от его вопроса по животу разливается сладкое волнение.
– Конечно, нет! – собрав все остатки уверенности, отвечаю я. Хорошо, что он меня сейчас не видит: готова поспорить, покраснела я вся и далеко не от холода.
Подойдя к двери, я тянусь, чтобы открыть её, но меня опережает Стив. По-джентельменски открыв передо мной дверь, он провожает меня тесным взглядом и сам заходит.
– Я понравлюсь тебе, Скайлер Кларк, – внезапно говорит он, стягивая куртку. – И я даже сделаю вид, что этого ещё не произошло.
Глава 41
– Что я буду кушать? – кричит нам спускающийся по лестнице Оскар.
– А что ты хочешь? – спрашиваю его я, когда он подбегает к нам.
– Макарошки! – отвечает он, улыбаясь во все зубы и часто хлопая густыми, тёмными ресницами.
– Может, приготовим пасту? – предлагает нам Стив и относит наши куртки в гардероб.
– Это он так намекает на то, что готовить будешь ты, потому что мы не умеем, – шёпотом говорит мне Оскар.
– Я вас научу, – подмигиваю я ему и достаю из кармана телефон. – Наконец-то!
– Что такое? – Оскар поднимается на цыпочки, чтобы заглянуть в экран моего телефона.
– Джуд появилась в сети, сейчас я её наберу.
– Дашь мне потом трубку, я тоже хочу с ней поговорить! – просит Оскар.
– Конечно! – После нескольких секунд тишины слышится тихое «Алло?». – Привет, как вы? – спрашиваю я подругу.
– Всё отлично! Прости, у нас телефоны разрядились, а зарядки мы оставили в доме.
– Ничего. Как родители?
– Они в порядке. Хорошо, что им удалось приехать пораньше, сейчас все рейсы отменены.
– Да, я слышала по новостям… – Оскар легонько толкает меня в ногу, напоминая про свою просьбу. – Тут с тобой кое-кто хочет поговорить, – говорю я и протягиваю телефон Оскару.
– Привет! … Отлично, а у тебя? … Да, я за ними присмотрю! … Хорошо! И я тебя! Пока, – прощается он и передаёт мне телефон. – Итак! – громко обращается Оскар уже ко мне и Стиву. – Поскольку Джуд назначила меня главным, то сегодня мы не будем спать всю ночь.
– И чем же мы займемся? – спрашиваю его я.
– Будем смотреть мультики!
– Ладно, но сначала – паста! – говорит Стив и идёт в сторону кухни.
– Эй, вообще-то главный я! – кричит ему Оскар, и Стив останавливается. – Приготовим, пожалуй, пасту!
– Хороший план! Сам придумал? – иронично спрашивает Стив.
– А Стив будет мыть посуду за то, что много говорит, – бросает ему Оскар и упирает руки в бока.
– Где ты был раньше? – восхищённо спрашиваю я у ребёнка, который мне с каждой минутой начинает нравиться всё больше и больше.
Процесс готовки оказался самым весёлым в моей жизни. Разумеется, командует всем Оскар, который уселся, поджав ноги, на высокую барную стойку.
– То есть, как это ты была в Италии, но не заехала в Рим? – удивлённо спрашивает Стив, пока я помешиваю макароны.
– Вот так. – Я развожу руками. – Мы с родителями ездили на север Италии, но только на горнолыжный курорт.
– А я люблю Рим! Там вкусное мороженое и большой океанариум! – мечтательно восклицает Оскар. – Там даже есть магазин с энциклопедиями и мягкими игрушками.
– Да, ты обязана там побывать! "Рим – это город-река. Мимо тебя одновременно проносится прошлое, настоящее и будущее". Майкл Такер.
– Если тебе так нравится этот город, почему ты не остался там? – спрашиваю я.
– Ну после учёбы я приехал в Нью-Йорк и решил на какое-то время остаться и поработать с папой и Томом в "HalberPublisher".
– Я не знала, что ты там работаешь, – говорю я и проверяю, насколько плохо он нарезал грибы.
– Уже полгода. В отделе внешнеэкономической деятельности компании.
– И ты не скучаешь по Риму? – Я забираю у него нож и пытаюсь спасти покалеченные грибы.
– С тех пор, как встретил тебя, нет.
Самое неловкое, что я могла сделать после этих слов, – уронить нож на пол, и именно это я и сделала. Однако Стив сразу поднял его и поменял на чистый.
– Спасибо, – смущённо говорю я, опершись на стойку.
– Обращайся, – тихо говорит он.
– Курица, кажется, горит! – отрезвляюще кричит Оскар, и я быстро отворачиваюсь от Стива и уменьшаю огонь на плите.
– Что делать? – спрашивает меня Стив.
– Эм-м-м… Нужно… Думаю, нужно посолить соус.
– Да, только не пересоли, а то я знаю вас, влюблённых, – хихикает Оскар.
– Оскар! – строго говорит Стив. – Может лучше принесёш мой виниловый проигрыватель?
– Ты про тот, что мне нельзя трогать ни при каких обстоятельствах даже если это будет вопрос жизни и смерти или если…
– Да, я именно про него, – кивает Стив, и Оскар уходит наверх.
– Отлично, макароны готовы, – говорю я и отставляю ложку. – Можем добавить со… – повернувшись, я вижу Стива прямо перед собой, и у меня перехватывает дыхание. Чувствую на себе его проницательный взгляд и тёплое дыхание. Секунды плавно превращаются в вечность, а мои глаза суетливо мечутся с зелёных глаза на губы. Прерывисто выдохнув, я замечаю, как расстояние между нами становится всё меньше и меньше. Я знаю, что ещё секунда, и он поцелует меня. Мысли спутываются, лицо заливается краской, а по коже пробегают мурашки. Чтобы заглянуть мне в глаза, Стив наклоняет голову набок. Я, прекрасно понимая, что он просто пытается заколдовать меня своим испытующим взглядом, кладу руку ему на плечо, ещё не решив, что собираюсь сделать.
– Пожалуйста, скажи, что я могу тебя поцеловать, – просит Стив, и мне становится слишком жарко. Я не могу сопротивляться его голосу, а самое главное – не хочу. В ответ на его слова я нетерпеливо киваю. И он, слегка улыбнувшись, порывисто наклоняется ко мне и…
– Я взял рождественскую пластинку Синатра! – кричит Оскар и бежит по лестнице. Мгновенно я отстраняюсь от Стива и, до сих пор находясь под чарами его острого взгляда и глубокого голоса, отхожу в другой конец кухни, где воздух менее разряжен. – Вот она!
– Эй! Я же говорил тебе не бегать по лестнице, – говорит ему Стив.
– Прости! – отвечает Оскар и ставит проигрыватель на барную стойку.
– Давай помогу, – бросив на меня огненный взгляд, Стив подходит к брату.
Ещё долго пребывая в шоке, я добавляю соус с курицей и грибами в фетучини.
– Всё готово, – спустя несколько минут объявляю я, и мы садимся за стол.
Глава 42
Под рождественский альбом Фрэнка Синатра мы зажгли свечи и принялись за ужин.
– Очень вкусно, – хвалит нас Оскар. – Только макароны немного пересолены. – Он смотрит на меня. Я, сначала бросив не него одновременно неодобрительный и смущённый взгляд, оборачиваюсь на Стива, который, хоть и опустил голову, всё равно не может сдержать улыбку. Это замечает и Оскар, а потому добавляет. – Впрочем, как и соус.
– Давай ешь, – говорит ему старший брат.
– А когда мы сможем поехать домой? – спрашивает Оскар. – Я скучаю по маме.
– Я не знаю. Обещаю, мы вернёмся при первой же возможности.
– Ладно, – зевнув, произносит Оскар и продолжает ковырять пасту. – Скай, – он поднимает на меня уставшие глаза, – ты не обидишься, если я доем завтра? Я очень хочу спать.
– Конечно, иди, отдыхай! – улыбаюсь я.
– А как же "смотреть мультики всю ночь"? – спрашивает Стив.
– Предлагаю перенести ночной сеанс на завтра, – говорит Оскар и протирает глаза.
– Ладно, пойдём, я тебе дам полотенце. – Стив встаёт из-за стола.
– Пойдём. – Оскар тоже поднимается, но вдруг, пулей оббежав стол, крепко прижимается ко мне. От его тёплого объятия я чуть не таю.
– Спокойно ночи! – поцеловав его в макушку, говорю я.
– До завтра!
Когда они уходят наверх, я быстро убираю со стола и мою несколько тарелок. За окном всё так же идёт снег, а по большой гостиной разливается атмосферная музыка из проигрывателя, смешиваясь с пряным запахом корицы от рождественских свечей. Я сажусь на громадный светлый диван и, накрыв ноги пледом крупной вязки, звоню родителям.
Спустя пятнадцать минут я узнаю, что вчера они ужинали в моём любимом ресторане, после чего ходили в кино. С каждой подобной новостью во мне укрепляется какое-то странное чувство, словно я чего-то лишена и никак не могу это исправить. Слово мимо меня, невзирая на моё отсутствие, течёт такая родная и близкая мне жизнь, и всё, что мне остаётся – это узнавать некоторые её подробности раз в день в течение получаса. В такие моменты, я больше всего жалею о своем отъезде и виню себя в том, что сбежала от боли и людей, которым её принесла. А, может, они и рады тому, что я уехала. Возможно, я была для них тяжёлым воспоминанием о потерях.
Отогнав обжигающие мысли, я сказала родителям, как сильно скучаю по ним и по Чарли. В ответ мама пообещала, что они приедут при первой же возможности, и мы попрощались. Такое странное чувство, когда тебе двадцать один год, а ты готова заплакать от того, как сильно хочешь домой.
– Он спит. – В гостиную спускается Стив.
– Я тогда тоже пойду, – говорю я.
– Посмотри со мной фильм, – просит он и, распознав мой хмурый взгляд, предупреждает. – Это просто предложение, я не говорю тебе, что делать.
– Ладно, – соглашаюсь я.
– Отлично. – Его лицо сияет от радостной улыбки. Похоже, что он никак не рассчитывал на такое скорое согласие. Я, по правде говоря, и сама не собиралась соглашаться, но оставаться одной сейчас совершенно не хочется. – Я только принесу одеяло побольше и подушки.
Вернувшись через несколько минут, он садится возле меня в угол дивана и укрывает нас пышным белым одеялом.
– Всё нормально? – неожиданно спрашивает он. В ответ я киваю и ложусь на бок к нему спиной. – Скай, ты чего? – нежно спрашивает он, и я уже не могу сдержать слёз. Приподнявшись, я забиваюсь в самый угол, но поворачиваюсь к нему и вижу на его лице яркую обеспокоенность и растерянность. – Ты скажешь?
Я киваю и, вытерев слёзы рукавом его толстовки, которая осталась на мне ещё с нашей прогулки, признаюсь:
– Я просто… Я очень скучаю по своей семье. Я никогда не уезжала так надолго. И мне не верится, что я проведу это Рождество без них.
– Я знаю это чувство, – понимающе кивает Стив. – Когда я учился в Риме, тоже не видел родных по полгода. Они приезжали редко, потому что Оскар был слишком маленький, чтобы летать с ним на другой конец планеты.
– Это так несправедливо! Нам нужно отказаться от нашего дома и семьи, от той родной и близкой жизни, к которой мы привыкли, ради чего-то неизвестного и сомнительного.
– В своё время меня спасало утверждение гласящее, что порой невзгоды бывают благословлены. Они учат нас тому, чему нас бы никогда не научили мирные время в нашей зоне комфорта. Такие вещи открывают для нас абсолютно новый, неведомые нам раньше, опыт, воспитывают и закаляют нас.
– Ты прав, но я совершенно не знаю, как ты с этим справляться?
– Пока я учился в Риме, звонил родителям и Тому каждый день. Это проблематично из-за разницы во времени, но, тем не менее, мы всё равно регулярно общались. И я приезжал к ним при любой возможности. Кстати, почему ты не можешь поехать домой на зимние каникулы?
– Я занимаюсь организацией зимнего бала. Это моё главное внеклассное занятие, и я не могу всё бросить. А ещё я пою в музыкальной группе, так что уехать точно не получится.
– В музыкальной группе? – удивлённо вскидывает брови Стив.
– Вокалистка университетской группы "The Eternity" к вашим услугам, – шутливо произношу я и заправляю волосы за ухо.
– То есть ты будешь выступать перед кучей народа, а мне так и не спела?
– У тебя будут отличная возможность оценить мои вокальные способности на новогоднем балу вместе с остальными.
– Только, если ты будешь со мной танцевать.
– Я независимая и непредсказуемая девушка. Я пойду танцевать, только если захочу.
– Тогда… Конечно, если ты сама захочешь, – иронично говорит Стив, – ты знаешь, кто первый в очереди.
– Ладно, – улыбаюсь я.
– А по поводу Рождества тебе вообще не стоит переживать. Обещаю сделать все возможное, чтобы оно стало лучшим в твоей жизни. – Таких обещаний от него я не ожидала услышать, потому даже не нашла, что на это ответить. К счастью, ответа он и не ждал: взяв пульт, Стив принялся листать подборки фильмов.
– Какой фильм мог бы заставить тебя почувствовать себя как дома? – спрашивает он.
– "Гарри Поттер", – без малейших колебаний отвечаю я. – Но мы его вчера смотрели.
– Хорошо, что там не одна часть, правильно? – возражает он и в ответ на мою улыбку включает "Гарри Поттер и тайная комната".