Константин Маркович Поповский
Дом Иова. Пьесы для чтения
Картина пятая
Комната приема посетителей. Небольшое помещение с одним высоким, забранным решеткой окном. Стол, несколько кресел, две-три неяркие репродукции на стенах. На столе – несколько газет и журналов.
В комнате появляются Доктор и Эл, жена Йогана, называющего себя Павлом. В руке Эл большая сумка.
Доктор (продолжая разговор): И еще, госпожа Элизабет… Постарайтесь, чтобы каждую минуту он видел вашу любовь и заботу. Это очень важно. Ведь в том мире, в который он от нас ушел, он – Павел, о котором некому позаботиться, кроме нас с вами… Не стоит забывать об этом.
Эл (издалека): Да, господин доктор. Я помню. (Медленно идет по сцене, не сразу). Знаете. В последнее время я даже начала немного бояться его… Нет, нет, совсем не потому, что я опасаюсь, что он может оскорбить меня, накричать, ударить. (Тихо). Просто иногда мне кажется, что по сравнению с тем миром, в который он ушел, вся моя жизнь – это только призрак, а сама я – всего лишь тень, которая по ошибке думает, что она существует. (Слегка насмешливо). Надеюсь, вы не станете после этого считать меня сумасшедшей?..
Доктор: Помню, что однажды вы мне уже говорили об этом.
Эл: Да, господин доктор… Иногда я чувствую это так остро, что мне хочется немедленно дотронуться до него рукой, чтобы убедиться, что я все-таки еще существую и что моя жизнь – это совсем не сон… (Помедлив, с усилием, глухо). Вот почему я часто думаю, что он вряд ли захочет когда-нибудь вернуться назад, мой Йоган. Ведь мир теней это совсем не то место, куда хочется вернуться, не правда ли?
Доктор: Ну, зачем же так мрачно, госпожа Элизабет? В конце концов, наш мир столь велик, что в нем найдется место даже для апостола Павла, лишь бы он сам захотел этого. (Увидев входящего в комнату, в сопровождении сестры Ребекки, Павла). А вот и он… (Павлу). Еще раз добрый день, господин Павел.
Не отвечая, Павел проходит к самому дальнему креслу у окна и садится боком к присутствующим, отвернувшись к окну. На лице его по-прежнему – черные очки.
Ребекка: Здравствуйте, госпожа Элизабет…
Эл: Здравствуйте, госпожа Ребекка.
Доктор: Что ж, не станем вам мешать… (Негромко, в сторону Элизабет). Тепло, забота и внимание… (Уходит вместе с Ребеккой).
Подойдя ближе, Эл садиться в одно из кресел. Она смотрит на Павла, который продолжает молча смотреть в окно, словно не замечая сидящей рядом Эл. Пауза.
Эл: В конце концов, ты бы мог просто сказать: «Здравствуй, Эл».
Павел молчит. Небольшая пауза.
(Без выражения). Что ж. Хорошо. (Поставив на колени сумку). Посмотрим тогда, что тебе послала к Рождеству тетя Зея. (Доставая из сумки одно за другим). Свитер, шарф, шерстяные носки. (Вынимая из сумки пакеты). Белье… Рукавицы… Теплые тапочки… И еще вот кто. (Ставит на стол пушистого медведя). Помнишь его?.. Правда, он чудесный?
Павел молчит, безучастно отвернувшись к окну. Помедлив, Эл медленно убирает в сумку принесенные вещи и вновь опускает сумку на пол. Пауза.
Ну, хорошо. Если ты не хочешь мне ничего сказать, тогда, наверное, мне придется взять инициативу в свои руки… (Поднимаясь со своего места, не сразу). Хочешь, я расскажу тебе про одного человека, который ухаживал за мной много-много лет назад?.. Мне кажется, тебе будет интересно, хотя это случилось почти пятнадцать лет назад… Целая вечность, не правда ли?
Павел молчит.
(Медленно идет по сцене). Мы познакомились с ним в подземке, когда я возвращалась домой. Он сидел прямо напротив меня в своей зеленой клетчатой куртке и такой же клетчатой кепке с большим козырьком… Боже, как же смешно он выглядел, если бы ты только знал!.. Ты даже себе представить не можешь, как это было смешно… Да еще эта газета, которую он читал с таким выражением, как будто никогда не видел до этого ни одной газеты. Он словно ел ее глазами, то поднимая брови, то с удивлением качая головой, так, словно не верил тому, что видит перед собой… А потом он поднял голову и посмотрел на меня. (Остановившись, негромко и серьезно). И тогда я увидела его глаза…
Короткая пауза.
(Негромко). Они были словно две голубые звезды, словно два огня, которые вдруг видишь в темноте и понимаешь, что кроме них больше ничего не существует… Наверное, прошло много времени, пока я, наконец, не сообразила, что смотрю в глаза совершенно незнакомого человека и что мне совершенно не стыдно… Я даже не знаю, сколько мы ехали так, глядя друг на друга, пока, наконец, он не поднялся со своего места и не сел рядом… (Вновь опускаясь в кресло). И знаешь, что он мне сказал?
Павел молчит.
Он сказал мне: «Милая барышня. Я проехал из-за вас свою остановку и теперь мне ничего не остается, как только предложить вам руку и сердце?..» (Тихо смеется). Вот так просто взял и предложил мне выйти за него замуж… Конечно, я подумала тогда, что это всего лишь не очень остроумная шутка, чтобы познакомиться с довольно симпатичной барышней, едущей вечером в полупустом вагоне метро. Мало ли какие бывают у мужчин отработанные приемы, чтобы завязать уличное знакомство? Кажется, я даже ничего не успела ему ответить, потому что поезд подъехал к моей станции. Я была уверена, что он оставит меня в покое, но он вышел вслед за мною и пошел рядом, продолжая говорить, что не отстанет, пока я не скажу ему «да»… (Тихо смеется).
Павел молчит. Небольшая пауза.
Потом, когда мы уже шли с ним по набережной, я сказала ему что-то вроде того, что никогда не выйду замуж за человека, который носит вот такую клетчатую зеленый куртку и такую ужасную кепку… Тогда ни слова не говоря, он снял с себя куртку и кепку, свернул их и швырнул через парапет, прямо в воду, а затем посмотрел на меня своими ужасными глазами и сказал: «Надеюсь, никаких других препятствий больше не существует?»
Павел насмешливо фыркает.
Нет, это было совсем не смешно, дорогой мой. Во всяком случае, тогда мне было совсем не смешно, потому что был ноябрь и дул сильный ветер, а он стоял в одной рубашке и смотрел на меня своими голубыми глазищами, как будто это я была виновата в том, что мы не можем решить какой-то пустяковый вопрос и непонятно зачем должны мерзнуть здесь, на ветру. (Смеется). О, Господи… (Помедлив). Если бы ты только знал, как я разозлилась тогда. Боже мой, как же я разозлилась!.. Конечно, я могла бы пригласить его к себе, напоить горячим чаем с медом и найти какую-нибудь одежду, но я была так зла, что просто повернулась и пошла прочь, тем более что все это происходило прямо перед парадной моего дома. Я захлопнула дверь прямо у него перед носом и даже не посмотрела на него. (Помедлив, негромко). Ты ведь знаешь, почему я разозлилась, дорогой?..
Павел молчит. Короткая пауза.
Ну, конечно, ты знаешь… Просто я вдруг поняла, что все это серьезно, что прошлая жизнь закончилась и начинается что-то совсем другое, и при этом начинается, не спросив моего согласия, не поинтересовавшись, хочу ли я этого или, может быть, совсем не хочу и не желаю… Это было, как стук в дверь, неожиданный и требовательный. Так, наверное, стучит судьба, требуя, чтобы ей немедленно открыли, и вот тебе приходиться теперь вставать, оставив уютное кресло и отложив в сторону занимательный роман, который ты читала, и идти открывать дверь, за которой, может быть, тебя уже ждет что-то ужасное… (Помедлив, негромко). Вот почему я ничуть не удивилась, когда на следующий вечер увидела его сидящим на скамейке возле моего подъезда… (Едва слышно). О, Господи… Почему же никто и никогда не спрашивает нас, хотим мы то, что нам предлагают, или нет?… (Замирает, уткнувшись лицом в ладони).
Короткая пауза.
Павел (не поворачивая голову): Он был глупец, этот твой человек.
Эл (подняв голову, почти сердито): Не говори так… Он был самый замечательный, самый умный, самый нежный человек из всех, кого я только знала.
Павел: А я говорю тебе, что он был глупец. Глупец – и больше ничего. Самодовольный и занятый только самим собой дурак.
Эл: Неправда!..
Короткая пауза. Павел молчит.
(Негромко). Неправда… (Помедлив). Знаешь, когда я в первый раз пришла к нему домой, то увидела там такой чудовищный беспорядок, который трудно себе даже вообразить. Неделями немытая посуда, грязное белье по углам, и везде книги, книги, книги – на полу, на подоконнике, на кухне, в ванной, везде… Боже мой, что это был за беспорядок! И только на столе, за которым он работал, всегда была идеальная чистота… В один прекрасный день, когда его не было дома, я устроила страшную уборку, помыла окна, отскребла и вымела всю грязь, вытерла пыль, перестирала все, что смогла найти, так что, когда он пришел, квартира просто сияла и светилась… Ты, наверное, думаешь, он сказал мне «спасибо»?.. Как бы не так. Он наорал на меня, как будто я не убрала, а наоборот, выпачкала все, что только можно… (Смеется). Боже, как же он тогда орал… Но знаешь, что я тебе скажу, дорогой?.. Я видела, что ему нравится все, что я сделала. Просто он не терпел, когда кто-то влезал без разрешения в его мир, – будь это порядок в его комнате или порядок, который существовал в его голове…
Павел презрительно фыркает.
(Упрямо). Да, представь себе, ему нравилось, когда все шло именно так, как он хотел. А кому, интересно, это не понравилось бы?.. Но он никогда не был упрямым из-за одного только упрямства. Конечно, он часто был капризным, словно ребенок, но, вместе с тем, он мог тебя выслушать и согласиться с тобой, если считал это правильным, а уж это встретишь сейчас нечасто…
Небольшая пауза. Павел молчит.
(Негромко). А главное, мы были счастливы вместе. Каждый день. Каждое утро и каждый вечер… Разве этого недостаточно?.. Скажи мне, разве этого мало?
Павел: Я уже сказал тебе, женщина, – он был глуп и самоуверен, этот твой человек… Жалкий дурачок, который не знал даже, в какую сторону ему следовало идти.
Эл (погасшим голосом): Неправда.
Павел (повернувшись к Эл, немного повысив голос): Ну, конечно, он не был каким-нибудь особым чудовищем. Скорее, самым обыкновенным человеком, каких тысячами встречаешь каждый день на улице. Ленивый, самодовольный, ограниченный. Возможно, он действительно был счастлив с тобой, почему бы и нет? Ведь тот, кто родился слепым, не знает, что такое солнечный свет, и бывает счастлив, оставаясь во мраке, но только до тех пор, пока его не исцелит нож хирурга. Как вот этого твоего человека, который просто вышел однажды прогуляться или отправился по каким-то своим делам, когда мир вокруг него вдруг исчез, и он увидел себя, идущим по дороге в Дамаск. По этой глинистой, хорошо утрамбованной дороге, по которой до него прошли миллионы ног. По пыльной дороге, на обочине которой то там, то здесь белели кости людей и верблюдов, а солнце палило над головой так, что у него немедленно пересохло горло, и кожа на лице и руках стала шелушиться и трескаться… (Поднимаясь со своего места, сердито). Знаешь, каково это – идти по дороге, которая называется «старая дорога в Дамаск», хотя может быть, в конце ее никогда не было никакого Дамаска, да, наверное, и никакого другого города, как не было, вполне возможно, даже колодца, или постоялого двора, а были только эти пустые разговоры о том, что находится там, в конце пути. Как будто кто-то действительно может это знать – что там находится?.. (Идет по сцене, время от времени останавливаясь и продолжая говорить). И все это потому, что человек всегда придумывает себе какой-нибудь Дамаск, а заодно уж какое-нибудь безотлагательное и важное дело в этом Дамаске, тогда как на самом деле не существует никакого Дамаска, а есть только эта пустыня, да белевшие по обочине дороги кости, которые никто не хочет замечать, думая, что самое главное ожидает его впереди… (Помедлив). Как этот человек, о котором ты вспомнила. Он тоже думал, что впереди его ждет Дамаск… Дамаск, слава, почет, восхищение окружающих, обед с градоначальником. Он торопился вперед, не замечая ни пота, заливающего глаза, ни пыли, ни белевших костей. Я ведь сказал тебе, что он был глуп, этот человек. Глуп и самодоволен, как глупы и самодовольны все эти миллионы, которые шли по этой дороге до него и будут идти после. И он оставался таким до тех пор, пока не увидел Распятого, который стоял и смотрел на него. Он просто стоял в стороне и смотрел, так, что этот человек тоже остановился, не в силах тронуться дальше, чувствуя только, что время остановилось. И вот так они стояли, кто знает сколько? Час? Год? Вечность? Стояли, пока, наконец, Распятый ни разомкнул губ и ни сказал ему…Ты ведь знаешь, что Он сказал ему, женщина?
Эл (тихо): Да.
Павел: Он сказал ему: «Павел… Зачем ты гонишь меня, Павел?» И этот человек, о котором ты рассказываешь, не нашел ничего лучше, чем сказать в ответ: «Я не Павел, Господи». Но Господь сказал ему: «Наверное, я знаю лучше тебя, кто ты. Скажи, зачем ты гонишь меня?». И голос его был словно мягкий северный ветер, когда он вдруг приносит прохладу в середине осени. Он был, как шелковая туника, которая скользит по телу, касаясь и не касаясь его, как запах цветущего миндаля, от которого кружится голова… И когда этот голос коснулся ушей того человека – и глаза его раскрылись, и он увидел, словно впервые, и эти белевшие на обочине кости, и это марево, плывущее над раскаленными песками, и этот падающий с неба жар, от которого не было спасения ничему живому, и еще эту дорогу, которая вела из ниоткуда в никуда. И тогда он понял, что Дамаск, из которого он шел и Дамаск, в который он торопился, – всего только сон, который уже подошел к своему концу, потому что пробуждение близко…
Эл: Йоган…
Павел (резко): Не смей называть меня больше этим именем!.. Слышишь?
Эл (тихо): Да.
Павел: Здесь есть только Павел, и больше никого.
Эл (тихо): Да.
Павел: Павел, получивший свое имя по дороге в город, которого никогда не было!
Эл: Да. Да. Да…
Павел: Идущий за своим Господом и поэтому не желающий знать ничего другого! (Смолкнув, отходит и, остановившись у окна, смотрит на улицу).
Пауза.
(Негромко). Я знаю, что ты хочешь сказать мне, женщина. Ты хочешь сказать мне, что я никогда не был на этой дороге и никогда не торопился в Дамаск, а это значит, что я никогда не видел Господа, который в своем милосердии позвал меня по имени. (Продолжая говорить, медленно идет по сцене и останавливается за креслом, в котором сидит Эл). Или, может быть, все-таки был?.. (Наклонившись к Эл, резко). Может быть, когда Он приходит к человеку, то вместе с ним приходит и все остальное?.. И эта жара, и эта пыль, и этот заливающий глаза пот, и этот раскаленный песок – так что все, что казалось до этого вздором, вдруг становятся явью? Когда все Дамаски в мире вдруг превращаются в мираж и остается только одна эта дорога, которая не имеет ни начала, ни конца?.. (Яростно тряся кресло Эл). А теперь скажи мне, был я там или нет?.. Был?.. Был?.. Или не был?..
Эл: Перестань!
Павел (отпустив кресло): Или ты действительно до сих пор не видишь, что мы все идем по этой дороге, ничего не понимая и болтая свои милые глупости, пока однажды Господь не откроет нам глаза, чтобы ослепить их солнцем и засыпать песком?.. Разве ты не чувствуешь, как он хрустит у тебя на зубах? Как от жары трескается кожа? Как ссохлись внутренности, и в горле застряла наждачная бумага?.. Или ты, действительно, думаешь, что там, в конце тебя ждет тень и прохлада? (Издевательски смеется). Ну, тогда ты просто жалкая дура, которая боится лишиться своего паршивого прошлого, за которое она цепляется так, словно оно действительно может ее спасти…
Эл (поднявшись с кресла, громко): Замолчи! (Сделав несколько шагов). Замолчи. Прошу тебя… (Повернувшись, медленно идет по сцене).
Небольшая пауза.
(Остановившись, глухо) Наверное, ты прав. Потому что я действительно боюсь лишиться своего прошлого. Всего того, о чем я вспоминаю теперь каждый вечер, перед тем как заснуть, что лежит в ящиках моего стола старыми письмами, записками, фотографиями. (Резко повернувшись к Павлу, почти кричит). Но я боюсь потерять его только потому, что знаю – пока есть прошлое, то должно быть и будущее, а значит, все еще можно исправить и вернуть!
Глядя на Эл, Павел негромко смеется. Небольшая пауза.
(Тихо). Но почему?.. Почему? Почему?
Павел (неожиданно схватив Эл за руку, тащит ее к окну): Видишь это?.. Видишь?.. Видишь?.. Эти окна, эти крыши, эти улицы, переулки, деревья? Этих людей, которые спешат по своим делам?.. Эти витрины, вывески, антенны, уютные дворики, машины? Все то, что скоро сожжет небесный огонь, потому что мера беззаконий дошла до последней черты и терпение Господа, наконец, истощилось… Теперь-то ты, надеюсь, понимаешь, почему у тебя нет никакого прошлого?.. Его нет, потому что оно сгорело вместе с твоим будущим. Вместе с твоим проклятым будущим, которое уже никогда не наступит, потому что там, где нет будущего – там не может быть и никакого прошлого, в котором мы могли бы укрыться вместе со своей спесью, гордостью, и пустыми надеждами… (Не отпуская Эл). А теперь скажи мне, был я там или нет?
Эл: Не знаю. Пусти.
Павел: Чертова лгунья!.. Ты ведь прекрасно знаешь, что я там был! Весь мир знает это, но почему-то делает вид, что ничего не случилось…(Трясет Эл). Так был я там или нет?
Эл (сдаваясь): Был. Был. Пусти.
Павел: На дороге, ведущей в Дамаск?
Эл: Да. (Вырвав руку, наконец, отходит в сторону).
Павел: Под защитой Господа, который смилостивился надо мной?
Эл: Да. Под защитой Господа, который смилостивился над тобой… Я пойду. (Идет к двери).
Павел: Постой.
Эл останавливается.
Иди сюда. (Подходя, негромко). Я хочу, чтобы ты принесла мне кое-что. Кое-что, что никто не принесет мне, кроме тебя… (Понизив голос). Так, чтобы не видел ни доктор, ни кто-нибудь другой, потому что это сюрприз… Ты слышишь?.. Сюрприз.
Эл: Да, я слышу.
Павел: Ничего серьезного. Только гвозди и молоток. Немного больших гвоздей, и небольшой молоток… (Смеется). Ты можешь положить их в свою сумочку, и никто этого не заметит. Я думаю, никому даже в голову не придет, что ты пришла сюда с молотком и гвоздями…
Короткая пауза. Эл молча смотрит на Павла.
(Раздраженно). Ну, что ты смотришь, как будто я попросил тебя невесть о чем! Я ведь не прошу тебя принести мне ни нож, ни бритву, ни спички. Всего только горсть гвоздей и небольшой молоток, для того чтобы сделать сюрприз нашему доктору. Неужели это так трудно?.. Всего только гвозди и молоток. Ты слышишь?
Эл: Да.
Павел: Гвозди и молоток.
Эл: Я слышу.
Павел: Ты ведь принесешь их, правда? Не станешь огорчать меня отказом?
Эл молчит.
Ну, конечно, ты принесешь. Хотя бы ради того прошлого, о котором ты только что говорила. Ради того прошлого, которое имеет смысл только тогда, когда оно прорастает в будущем, чтобы исполнить то, что хотят от нас Небеса… Ты ведь не станешь спорить с Небесами и принесешь их, да?
Эл (издали): Да.
Павел: Немного вот таких гвоздей и небольшой молоток, чтобы порадовать нашего доктора.
Эл: Да.
Павел: Вот и хорошо. Вот и хорошо. (Быстро идет по сцене, возбужденно потирая руки). Вот увидишь, это будет прекрасный сюрприз. Отличный сюрприз. Он понравится и тебе, и доктору, и сестре Ребекке… Прекрасный, прекрасный, прекрасный сюрприз… (Внезапно остановившись, повернувшись к Эл, резко). Что?
Эл (тихо): Ничего.
Павел: Мне вдруг показалось, что ты что-то сказала....
Эл: Нет.
Пауза. Павел и Эл молча смотрят друг на друга. Сцена погружается во мрак.
Картина шестая
Общий холл психиатрического отделения. Напоминая о приближающемся Рождестве, стены и двери теперь украшают разноцветные гирлянды. О близком празднике напоминает и небольшая искусственная елочка на столе дежурной сестры.
Утро.
Йонатан и Йозеф стоят у входной двери возле присевшего на корточки у замочной скважины Йансенса.
Пауза, время от времени, прерываемая нетерпеливыми восклицаниями стоящих у двери.
Йонатан: Ну, что там, что там? Что? Что?.. Йансенс!
Йансенс (не отрываясь от замочной скважины): Погоди…
Йонатан: Дай мне посмотреть.
Йансенс: Да, погоди ты!..
Йонатан (упрямо): Дай посмотреть!
Йозеф: Ну, что там, Йансенс?
Йансенс: Ничего.
Йозеф: Совсем?
Йансенс: Совсем.
Йонатан: Говорю же тебе, дай посмотреть! (Пытается оттолкнуть Йансенса от двери).
Йансенс (с трудом удержавшись): Эй, эй, эй… Ты что? (Замахивается на Йонатана). Смотри у меня. (Вновь возвращается к замочной скважине).
Йонатан: Говорю тебе, дай посмотреть.
Йозеф: Не кричи, разбудишь Павла.
Йонатан, Йорген и Йозеф на мгновенье оборачиваются и смотрят на закрытую дверь, за которой отдыхает Павел, затем вновь поворачиваются к Йансенсу.
(Нетерпеливо). Ну, что там, Йансенс?
Йансенс молчит.
Видишь что-нибудь?
Йансенс: Ничего.
Йозеф (почти с обидой): Тогда я пошел. Разве можно столько ждать? Они сказали, что сейчас придут, и до сих пор никого нет. Зачем тогда надо было говорить, что они сейчас придут? (Отходит от двери и сразу возвращается). Ну, что? Видишь чего-нибудь?
Йансенс молчит.
Йансенс!
Йансенс (глухо): Идут. (Оторвавшись от замочной скважины). Идут. Идут… (Поспешно отбегает от двери).
Йозеф: Идут! (Хихикая, потирает руки). Идут!..
Йонатан: Ты видел? Видел?
Все четверо молча смотрят на дверь. Короткая пауза.
Ты, правда, их видел, Йансенс?
Дверь открывается и на пороге появляется сначала Йорген, затем Йонас. В руках у них коробки с рождественскими подарками. Вслед за ними входят сестра Ребекка и Доктор.
Доктор: Поставьте их на стол.
Йорген и Йонас ставят коробки на стол.
Йансенс (прыгая): Подарки! Подарки! Подарки!..
Доктор (Йансенсу): Тише, Йансенс!.. Ты сейчас кого-нибудь разбудишь…
Йозеф: Павел спит. Он только что уснул. И Йорк тоже.
Доктор: Тем более вам надо вести себя потише. (Подходя и прикрывая дверь палаты Павла). Я думаю, вам следует быть немного внимательнее друг к другу, а особенно в такой день, как сегодня.
Йансенс (продолжая прыгать, шепотом): Подарки! Подарки!
Ребекка: Йансенс!
Йансенс (перестав прыгать, шепотом): Подарки! Подарки!
Доктор: Ну, давайте посмотрим, что прислал нам сегодня Санта Клаус. (Ребекке) Фрау Ребекка, пожалуйста…
Ребекка (достав из коробки халат и развернув его): Господин Йонас. Это вам… С Рождеством, господин Йонас.
Доктор: С Рождеством, господин Йонас.
Йонас (растроган): О, господин доктор… Это мне? (Подходит ближе). Это, правда, мне?
Доктор: Конечно, господин Йонас.
Йонас: Значит, я могу это примерить? Да?
Доктор: Сделайте одолжение, господин Йонас. Порадуйте нас всех.
Пока Йонас примеряет халат, Ребекка вынимает из коробки свитер.
Ребекка: А это вам, господин Йонатан… (Протягивая свитер Йонатану). Носите на здоровье, господин Йонатан. С наступающим Рождеством.
Доктор: С Рождеством, господин Йонатан.
Йонатан: Спасибо, господин доктор. Я весьма тронут. (Взяв свитер, натягивает его прямо на свою больничную куртку).
Йонас (облачившись в халат): Посмотрите, господин доктор… Кажется, неплохо, да?
Доктор: Просто великолепно, господин Йонас… Мне кажется, что вы помолодели сразу на десять лет…Что скажете, фрау Ребекка?
Ребекка: Вам очень идет, господин Йонас. (Достает из коробки следующий подарок). Господин Йозеф… (Подошедшему Йозефу). С рождеством, господин Йозеф. Неплохая рубашка, мне кажется. Настоящий хлопок.
Йозеф: Спасибо, фрау Ребекка. (Забрав из рук Ребекки рубашку). Спасибо. Похоже, что это мой любимый цвет, господин доктор.
Доктор: Вот и прекрасно, господин Йозеф. Я очень рад, что мы угадали. Носите на здоровье… (Йансенсу). А теперь пусть господин Йансенс достанет то, что лежит в другой коробке… Ну-ка, ну-ка, что там у нас?
Йансенс достает из коробки большое банное полотенце.
Господи, какая красота!.. Полотенце!.. И кто же его получит?.. Я думаю, что, наверное, тот, кто его первый достал, не правда ли, господин Йансенс?
Ребекка: С Рождеством, господин Йансенс…
Йансенс: Полотенце!.. Но это просто… просто… я не знаю, что это такое… (Прыгает с полотенцем, прижимая его к груди). Полотенце… Полотенце!.. Полотенце!..
Доктор: Тише, тише, Йансенс…
Йансенс (громким шепотом, не переставая прыгать): Полотенце, полотенце, полотенце…
Фрау Ребекка достает из коробки пакет.
Доктор: Господин Йорген… Надеюсь вам понравится. С Рождеством, господин Йорген
Ребекка: С Рождеством, господин Йорген.
Йорген (принимая из рук Ребекки сверток, несколько чопорно): Благодарю вас, господин доктор. Благодарю, фрау Ребекка. Я тронут.
Йансенс (перестав прыгать): Это что, тоже полотенце?.. Да, Йорген?.. Это полотенце, фрау Ребекка?
Доктор: Нет, Йансенс, это не полотенце. Это шарф и шерстяные носки.
Йорген достает из пакета шарф и обматывает его вокруг горла. То же немедленно делает и Йансенс, обмотав вокруг своей шеи полотенце.
Йансенс: Значит у меня тоже шарф, господин доктор?
Доктор: Боюсь, Йансенс, что у тебя все-таки полотенце. Но иногда ты, конечно, можешь использовать его в качестве шарфа. Только, пожалуйста, делай это не слишком часто… У нас здесь еще подарки для Павла и Йорка, но поскольку они сейчас спят, то вы передадите их, когда они проснуться.
Йансенс: Санта тоже подарил им шарфы?
Доктор: Нет, Йансенс, он подарил им теплое белье.
Йансенс: Теплое белье?.. Это хороший подарок. Я думаю, господин Павел останется доволен… Правда, Йонас?
Йонас: Конечно, он останется доволен… Скажите, господин доктор, это правда, что сегодня не будет процедур?
Доктор: Это правда, Йонас. Сегодня все процедуры отменяются. А после праздничного обеда, мы все пойдем смотреть фильм про Санта Клауса.
Йонас (остальным, громко): Ну, я же вам говорил! (Подпрыгнув и издав торжествующий крик). Ненавижу процедуры. Ненавижу процедуры. Ненавижу процедуры. (Прыгает).
Йонатан: И я тоже! (Прыгает)
Йозеф: И я.
Йорген: И я, и я!
Доктор: Тише, тише, друзья мои… Скажу вам по секрету, что мы с фрау Ребеккой тоже от них не в восторге. (Ребекке). Правда, фрау Ребекка?.. Но что же делать? Если мы хотим быть с вами здоровыми и умными, то нам приходится приносить эту небольшую жертву и немного потерпеть, тем более что, в конце концов, это совсем не так уж и страшно… Верно, Йорген? Ты, ведь знаешь, конечно, что такое жертва?
Йорген: Конечно, я знаю, господин доктор. Жертва, это то, что принес людям Спаситель.
Доктор: Да, Йорген. Это то, что принес нам Спаситель. А вы знаете, что Он принес в жертву за всех нас самого себя?.. Он отдал за нас свою жизнь, а по сравнению с этим нам с вами надо отдать совсем немного, почти ничего. Просто взять и сходить на процедуры. Скажи, Йозеф, разве это трудно?
Йозеф: Может – да, а может – и нет, господин доктор.
Йансенс (хихикая): Может –да, а может – нет!
Йорген и Йонас негромко хихикают.
Доктор: Скажите, какой хитрец… Ни да, ни нет. (Шутливо грозит Йозефу пальцем). Разве Спаситель учил тебя хитрить, Йозеф?
Йозеф: Я читал, что когда Он родился, то было слышно, если кто-то ронял иголку в соседнем доме. Разве это правда?
Доктор: Да, Йозеф. Когда Он родился, то на земле наступила такая тишина, что за много миль можно было услышать, как тает в горах снег и поднимается из трубы дым. Все злые духи зла затаились, спрятавшись глубоко под землю, и не могли причинить никому зла, потому что они лишились в эти дни своей силы…
Йонас: Тогда скажите, почему они не исчезли совсем?
Доктор: Не знаю, Йонас. Может быть, потому, что еще не пришло их время. А может быть, Бог еще раз хотел дать им возможность подумать и исправиться… (Уходя) Ну, а теперь мы с фрау Ребеккой хотим еще раз поздравить всех вас с Рождеством, – всех вместе и каждого по отдельности… Тебя Йонас… Тебя Йорген… Тебя Йонатан… Тебя Йансенс… И тебя тоже, хитрый Йозеф…
Все (вразнобой): Спасибо… Спасибо… Спасибо…
Ребекка: С Рождеством.
Доктор (стоя на пороге открытой двери): С Рождеством.
Доктор и Ребекка исчезают. Дверь закрывается. Короткая пауза.
Йонас (Йоргену, шепотом): Послушай, Йорген… Мне почему-то кажется, что он совсем даже не похож ни на какого дьявола. Разве дьявол празднует Рождество?
Йорген (разматывая и снова заматывая шарф): Ты говоришь о докторе?
Йонас: А о ком же еще?.. Конечно, я говорю о докторе.
Йорген (занятый шарфом, беспечно): Но Павел сказал, что он дьявол. По-твоему, Павел может ошибаться?
Йонас: Ну, конечно, нет, Йорген. (С сомнением). Но посмотри сам. Неужели ты думаешь, что дьявол может дарить людям рождественские подарки? (Повернувшись к Йонатану). Послушай, Йонатан, ты слышал когда-нибудь, чтобы дьявол дарил людям подарки, да еще и на Рождество? Разве он не враг всех людей? Посмотри хотя бы на мой халат, разве от него пахнет серой или на нем есть какие-нибудь следы от адского пламени? Да, откуда, скажи, у дьявола вообще может быть такой красивый халат? (Раскрыв полы халата, кружит по сцене).
Йансенс: Вы лучше посмотрите на мое полотенце… Оно может быть полотенцем, а может быть шарфом… (Подражая Йоргену, заматывает вокруг шеи полотенце, а потом разматывает его). Видели?.. Если я захочу, то могу превратить его во что угодно.
Йозеф: Ты можешь превратить его во что угодно, но только не в рубашку…
Йансенс: Мое полотенце?
Йонатан: И не в свитер.
Йансенс: Мое полотенце?
Йонас (продолжая кружится): И не в халат.
Йансенс: Мое полотенце?
Йорген: Посмотри, оно даже не похоже на шарф.
Йансенс (с отчаяньем): Мое полотенце!
Йорген: Никакого сходства!
Йансенс (кричит): Мое полотенце! (Схватив со стола пустую коробку, швыряет ее в Йоргена)
Йорген: Не попал, не попал! (Схватив коробки, со смехом, швыряет ее в Йансенса, но попадает в Йозефа)
Йозеф: Моя рубашка! Эй, ты дотронулся до моей рубашки! (Подняв коробку, швыряет ее назад в Йоргена).
Йорген (поймав на лету коробку): Видали?.. Видали? (Смеется). Я поймал ее… Эй, Йонас, ты видел? (Швыряет коробку в сторону Йонаса).
Йонас (отбивая коробку назад, в сторону Йоргена): Перестань сейчас же! Ты можешь испачкать мой халат!
Йорген (ловя коробку): Глупости!.. Видел? Я опять поймал ее!
Йонатан: Брось ее мне! Мне!
Йорген: Лови! (Швыряет коробку в сторону Йонатана).
Йонатан (поймав коробку): Поймал!.. Смотрите! (Бежит с коробкой по сцене, затем, размахнувшись, кидает ее в сторону Йансенса). Эй!..
Йансенс (бросается за летящей коробкой и, поймав ее, падает вместе с ней на пол). Я поймал, поймал…Вы видели? Я тоже поймал… (Смеясь, остается лежать на полу).
В тот момент, когда Йансенс бросается за коробкой, на пороге своей палаты появляется Павел. Как и в предыдущих сценах, он в черных, скрывающих глаза, очках. Никто не замечает его. Короткая пауза.
Павел (глядя на лежащего Йансенса): Чему это ты там радуешься, Йансенс?
Все головы поворачиваются к Павлу. Смех Йансенса смолкает и сам он садится на пол, держа в руках коробку. Короткая пауза.
(Подходя ближе) Может, расскажешь заодно и мне, чтобы мы посмеялись вместе?
Йансенс медленно поднимается с пола. Короткая пауза.
Наверное, это что-то очень смешное, раз ты не побоялся разбудить своим смехом и меня, и Йорка?
