полная версия

Ирина Скарятина
Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора

Еда, шутки, письма, студенты

Сейчас я читаю книгу, которая, хотя и по-иному, тоже призывает нацию к победе. Это краткая история роста мощи России за последние двадцать пять лет, начиная со свержения царского режима и основания советской власти и переходя затем к борьбе с темнотой и неграмотностью масс, постепенному построению социализма и развитию страны, которая в настоящее время является одной из крупнейших и могущественнейших в мире. В ней рассказывается обо всех преодолённых трудностях, и лейтмотивом всего является "Победа" – не только на фронте, но и на каждом этапе российской жизни. Книга укрепляет моральный дух и по-своему так же популярна, как "Парень из нашего города"¹²⁰.

"Эта краткая история последних двадцати пяти лет учит нас искусству победы, – говорит М. Митин, её рецензент, – и из неё мы черпаем необходимую уверенность в собственной силе. Это книга, которая красноречиво рассказывает о стальной воле к успеху, о ясности цели, о беспощадности к врагам нашего народа и о любви к нашим людям и нашей Родине".

10 сентября

Уборка урожая в самом разгаре, колхозы и совхозы трудятся сверхурочно. Миллионы крестьян работают в полях от рассвета до заката, сражаясь в великой битве за урожай, которая, по словам "всесоюзного старосты" Михаила Калинина, по-своему не менее важна, чем сражения на фронте. Но осень стремительно приближается, и труженикам полей стоит поторопиться. К счастью, в этом году урожай богатый, и за это нужно быть благодарным небесам. Это означает, что не только военные будут достойно накормлены (сельские жители, конечно же, питаются хорошо), но даже городам с их транспортными трудностями военного времени удастся обеспечить себя всем необходимым. Удивительно, сколь мужественны, спокойны и философски настроены горожане. Никогда и нигде не услышишь жалоб, прослеживается лишь лёгкая тоска по вкусным блюдам, которые существовали до войны, а сегодня являются только дразнящими воспоминаниями.

"В 1939-ом году у нас было вдоволь мяса и масла, но теперь всё это везут на фронт нашим мужчинам", – говорят женщины, сталкиваясь с новой нехваткой продуктов и терпеливо стоя часами в очереди, чтобы получить пайку чёрного хлеба, или несколько кочанов капусты, или "раз в сто лет" крошечный кусочек мяса и ломтик сливочного масла. В витринах некоторых магазинов можно до сих пор увидеть муляжи из папье-маше, изображающие смачные куски мяса, колбасы и сыра. Они так хорошо сделаны, так реалистично выглядят, что у людей, с тоской глядящих на них, текут слюнки. Такие заманчивые напоминания о лучших временах раздражают.

На фоне общего недостатка продуктов наш корреспондентский стол, довольно скромный и лишённый большинства необходимых витаминов, выглядит изобильным, даже роскошным, и все мы стараемся утащить часть наших обедов и ужинов, чтобы поделиться этим либо с горничными и пожилыми дежурными на наших этажах, либо с другими россиянами, которые так или иначе с нами связаны. Это нелегко сделать, потому что все пялятся, когда мы проходим по коридорам с тарелками в руках, и тогда у нас возникает неприятное чувство, что они думают: "Только посмотрите на этих иностранцев, уносящих излишки своей вкусной еды в свои комнаты, чтобы позже опять набить животы. Вот ведь жадные твари!" Однако, несмотря на всё это, всегда приятно видеть, как наши русские друзья искренне наслаждаются принесённой им пищей.

Я хотела бы поехать в направлении Орла, в наше старое загородное поместье "Троицкое", где я провела бо́льшую часть своего детства и девичества, а также в Ленинград, где я родилась, и в Гомель, где до сих пор, несмотря на постоянные бомбёжки, как мне сказали, стоит замок прадеда Паскевича.¹²¹

Но, увы, все эти места находятся либо уже в руках немцев (Орёл и Гомель), либо на линии фронта, как Ленинград, и туда никому не разрешают отправиться. Я пытаюсь выяснить, жива ли ещё в Ленинграде моя старая горничная Татьяна, но тоже пока безуспешно.

Моё положение сильно отличается от положения других иностранцев. Ведь я настоящая, неподдельная, чистокровная русская, родившаяся и выросшая в этой стране, столь хорошо знающая её на её различных исторических этапах: имперском, революционном, постреволюционном и в периоды первых пятилеток, за которыми я внимательно наблюдала, возвращаясь год за годом и никогда не теряя связи ни с крепнущей отчизной, ни с её народом. Для подавляющего большинства иностранных корреспондентов Россия – это нечто абсолютно новое, земля, которую они открывают для себя шаг за шагом, пытаясь выучить язык и понять национальные особенности, темперамент и образ жизни этих людей. Из всех корреспондентов только Александр Верт, Морис Хиндус, Роберт Магидофф и Генри Шапиро по-настоящему хорошо знают страну, так как они здесь жили и говорят на русском языке. И особенно Верт владеет им в совершенстве, в санкт-петербургской (а не петроградской или ленинградской) манере, и, поскольку мы оба родились и получили образование там примерно в одно и то же время, у нас много общего. К нашему обоюдному удовольствию, мы обмениваемся старыми петербургскими шутками времён нашей юности и смеёмся над вещами, которые кажутся нам крайне забавными, но другими воспринимаются совсем иначе, и потому те редко вникают в суть, с отвращением слушая, когда им приходится это делать во время совместных трапез.

"Хихикая над своими петербургскими шутками, они походят на двух детей", – снисходительно замечает как-то Марджори Шоу, единственная в Советском Союзе британская дама-корреспондент. Но Морис Хиндус, бросив на неё возмущённый взгляд, бормочет: "Детей? Да ну! Хороши детишки! Только посмотрите на них …"

11 сентября

Сталинград, Моздок и Новороссийск до сих пор являлись в ежедневных новостях самыми упоминаемыми названиями. Однако сегодня утром мы услышали по радио, а затем прочитали в газетах, что Будапешт, Берлин и Кёнигсберг прошлой ночью подверглись бомбардировке советскими самолётами и что во всех трёх городах пылают пожары. Эта хорошая новость сделала всех нас более жизнерадостными и полными надежд. Не то чтобы был какой-то упадок морального духа или потеря абсолютной уверенности в том, что поражение немцев и их окончательное изгнание с российской земли – это всего лишь вопрос времени. Нет, просто было немного утомительно снова и снова слышать о Сталинграде, Моздоке и Новороссийске. А нынче появилось нечто новое и захватывающее, что стоит обсудить.

Я прочла довольно много писем, изъятых с трупов погибших на поле боя немцев, и ни одно из них не было исполнено оптимизма. У одного немецкого офицера было найдено письмо от его друга из краковского госпиталя, который пишет: "Я снова ранен и счастлив, что это произошло. По крайней мере, я не нахожусь на этом ужасном русском фронте, где ежедневно гибнут тысячи наших бойцов. Мы-то думали, что Сталинград будет взять легко. Но вместо этого русские защищают каждую его окрестную деревню с такой яростью, что цена становится для нас велика, слишком велика".

Другой солдат жалуется: "Лучше бы я умер, чем вновь попасть сюда, на русский фронт".

В записной книжке нацистского капрала, начатой в марте 1939-го года и заполнявшейся вплоть до его гибели, описан типичный довоенный день при гитлеровском режиме.

"Десять часов на работу, – перечисляет он, – восемь часов на сон, час сорок минут на еду, полтора часа на транспорт, сорок минут на чтение, двадцать минут на разгадывание кроссвордов, четверть часа на гимнастику, три четверти часа на занятия любовью с Гертрудой и пятьдесят минут на прочие дела и непредвиденные мелкие события".

Русские, читая это, удивляются – за что, чёрт возьми, он благодарил Гитлера, крича ему: "Хайль"?

"Всего лишь три четверти часа на Гертруду – это плохо! – говорят они и неодобрительно качают головами. – Очень плохо! Бедная Гертруда!"

В наши дни много пишут о поездке знаменитой женщины-снайпера Павличенко в Америку. Судя по всему, она там "прижилась" и очень популярна в "США" (это русская аббревиатура для Соединённых Штатов Америки). Я никак не могу привыкнуть к этому "сша"! Это так забавно выглядит в печати и звучит точь-в-точь как "кошка" по-французски или персидский "шах" по-английски.

Целые колонки в газетах посвящены митингам, проходящим в Нью-Йорке, Кливленде и других городах и призывающим к открытию второго фронта.

"Как вы считаете, общественное мнение в Америке, выраженное таким образом, повлияет на правительство?" – с волнением спрашивают меня, и я жалею, что не могу сказать что-то конкретное вместо того, чтобы уклончиво отвечать: "Ну, да, когда военные решат, что для этого настало время".

"Но оно настало, прямо сейчас, сию минуту!" – кричат они, дёргая меня за рукав и глядя на меня умоляющими глазами, будто я могу что-то с этим поделать. Когда я говорю, что написала статью для Кольез, отражающую горячее желание здешних людей открыть второй фронт, они радостно смеются и обнимают меня.

"Душенька, вы всё понимаете, вы одна из нас, в вас кровь говорит!" – ликуют они. Ах, как же мне нравится это свойство детской восторженности, присущее моим людям – старые они или молодые, но оно есть у всех, и это так вдохновляет.

13 сентября

Тысячи студентов временно покинули свои университеты, чтобы взять в руки оружие для защиты Родины, и некоторые из них успели стать признанными "героями Советского Союза" – официальное звание, которое в наши дни говорит само за себя.

Двадцать пять тысяч студентов ушло на фронт только из одного Ленинграда, пятьдесят тысяч московских студентов помогали строить оборонительные рубежи вокруг города, многие присоединились к партизанским отрядам, тогда как другие трудятся на заводах, в полях и на фермах. Их можно найти сейчас повсюду. Однако большое число продолжило свои экспериментальные исследования в лабораториях, связанных с военными нуждами.

Скоро начинается новый семестр, и первого октября опять откроются по всей стране "врата обучения". Хотя программы учебных курсов будут обычными, а не урезанными, к ним всё же станут подходить достаточно гибко, чтобы студенты могли продолжать принимать активное участие в действиях по защите своих городов. Вся научная работа будет сосредоточена на военном производстве, и на время приостановят всё, что касается "мёртвых" или "бесполезных" тематик.

Выступления Гарримана¹²² и Томаса Ламонта¹²³ на нью-йоркском ужине "Общества помощи России в войне"¹²⁴ занимают видное место в сегодняшних газетах, и их понимание проблем Советского Союза, а также дружелюбное к нему отношение безмерно радуют русских.

Ванюша, связь времён

Это история пожилой пары рабочих военного завода, мужа и жены, чей сын Ванюша недавно погиб на фронте. Он был их единственным сыном, родившимся, когда они почти потеряли надежду иметь детей, их гордостью и радостью. Естественно, они обожали его, и товарищи любящего отца по работе на протяжении многих лет знали о Ванюше всё, с самого его рождения и до того дня, когда он ушёл на войну. Они смотрели на него как на своего ребёнка, своего сына, своего солдата. И всякий раз, когда от него приходило письмо, они собирались вокруг его отца, чтобы послушать, что пишет "Наш Ванюша".

Но однажды пришло роковое известие – официальное письмо, направленное прямо на завод, в котором говорилось о гибели Ванюши "как героя на поле боя, отдавшего жизнь за свою страну". Старик нетерпеливо вскрыл его, зовя: "Идите, братцы, тут новости о моём мальчике", – но когда он быстро пробежал глазами несколько строк, бумага выпала из его рук. Ошеломлённый, не говоря ни слова, он, сложив свои инструменты, медленно ушёл с завода. Дома его жена уже всё знала – ему не нужно было ничего объяснять. Молча они сели рядышком, "убитые горем", как принято говорить в России. Шли дни … они не хотели есть, они не могли спать, они уже выплакали все слёзы – никто не был способен их утешить. Они бесцельно бродили по дому или часами неподвижно сидели, прислонясь друг к другу, держась за руки, не произнося ни слова, а только глядя в одну точку, – просто смотрели и смотрели. Они больше не хотели жить. Ради чего было жить? Ванюша ушёл, а вместе с ним ушло и всё остальное – их жизнь закончилась. Всё, что им оставалось делать, – это просто ждать смерти.

"Они всё равно что уже мертвы, – скорбно говорили их старые друзья. – Мы перепробовали всё, и ничего не помогает, абсолютно ничего".

Но вдруг случилось чудо. Однажды вечером девушка Ванюши, Светлана, прибежала к ним в дом, крепко сжимая в руке его последнее письмо, которое, задержавшись в пути, только что добралось до неё. Ужасно волнуясь, она дрожащим голосом стала читать его вслух, запинаясь и краснея над любовными отрывками, пока наконец не дошла до слов: "Я не в силах объяснить почему, но у меня, любимая, такое чувство, что я не вернусь и что сегодня меня ждёт 'последний и решительный бой'¹²⁵. Но в таком случае я точно знаю, что мой отец отомстит за мою смерть, залив фашистские глотки свинцом".

При этих словах старик вскочил, как ужаленный, и, выбежав из дома без шапки и пальто, помчался по улице прямиком к своему заводу. Там, оттолкнув мастера, занявшего его место, он принялся яростно, как одержимый, работать, бормоча: "Я им покажу! Я отплачу за смерть своего сына! Я доверху залью их фашистские глотки свинцом! Всё в порядке, Ванюша, я буду продолжать ради тебя, пока не умру".

А через несколько минут прибежала и его жена, запыхавшаяся, со сбившейся набок косынкой и растрепавшимися седыми волосами.

"Я пришла помочь тебе, отец, – выдохнула она. – Покажи мне, что делать".

С тех пор они работают вместе, бок о бок, всегда сверхурочно, делая намного больше, чем другие, – мрачные "стахановцы", производящие всё больше и больше, "чтобы залить фашистам глотки"; два старика, живущих лишь ради уничтожения врага, ради победы России, а значит, окончательного торжества Ванюшиного дела.

Вместе со своими коллегами-корреспондентами я присутствовала на предварительном показе кавказского исторического фильма под названием "Георгий Саакадзе". Тот длился целых два часа, и хотя операторская работа превосходна да и тема чрезвычайно интересна, всё же, на мой взгляд, картина получилась излишне длинной, затянутой, а местами и сильно перегруженной деталями. Ближе к концу я основательно устала от Георгия и его похождений.

Будучи основан на известном романе под названием "Великий Моурави"¹²⁶, он описывает захватывающую жизнь знаменитого грузинского патриота Саакадзе, который, родившись в очень скромной семье мелкопоместного дворянина, стал не только великим военачальником в бурных кавказских войнах, но и выдающимся государственным деятелем. Это великолепное изображение Грузии конца 16-го и начала 17-го веков, имеющее реальную историческую и образовательную ценность. Лично я узнала много нового об этой маленькой стране, и у меня осталось впечатление, что лента стоила того, чтобы её посмотреть, хотя временами она и была утомительной.

Всю свою жизнь Георгий Саакадзе посвятил достижению идеала – единства Грузии, этого сурового горного орлиного гнезда, раздираемого в то время внутренними распрями её феодальных князей. Понимая, что сила его страны заключается в централизованном правлении, Саакадзе, к сожалению, столкнулся с яростным сопротивлением своих соотечественников – тех самых многочисленных князей, желавших сохранить независимость своих маленьких княжеств и отказавшихся сотрудничать в создании единой Грузии.

Некоторые эпизоды сделаны поистине великолепно, но слишком много времени и пространства посвящено непрерывным сражениям – сначала с князьями, а затем с другими странами, в основном Персией и Турцией, которые обе хотели завоевать Грузию из-за её стратегического положения между Каспийским и Чёрным морями.

Но, несмотря на всё противодействие, сильная, властная и страстная натура Саакадзе позволила ему достичь большой воинской славы, хотя в основном и за пределами его собственной страны. Перед ним преклонился народ Афганистана, а также Багдад и Исфахан. Король Испании предложил ему золото и все почести, которые бы тот пожелал, тогда как персидский шах сказал, что тот бы стал "жемчужиной в его короне". Но Саакадзе отказался пойти против своей родной Грузии, и, хотя его враги, князья, вынудили его отправиться в изгнание, продолжал жить только для своей страны, служа ей как мог даже издалека и всегда борясь за свой идеал единого могущественного грузинского царства.

Там есть и поэтичные любовные сцены, и грандиозные царские приёмы, и захватывающие охоты, но всякий раз посреди фильма, когда сцена заканчивалась крупным планом, который по логике вещей должен был оказаться последним, и я думала: "Ну, слава Богу, это конец, и как раз вовремя", – то тут же понимала, что была неправа, поскольку сюжет начинал идти в ином направлении.

Одна из самых красивых сцен – в самом начале, когда густой туман раннего рассвета окутывает кавказские горы и ущелья покрыты пеленой. Всё тихо, мертвенно тихо. Вдруг вдалеке возникает мужской голос, мягко напевающий старую народную песню под аккомпанемент слабого скрипа его простенькой повозки. Мало-помалу Кавказ пробуждается, пение, приближаясь, становится всё громче, а вместе с ним и скрип деревянных колёс, и начинает сиять свет …

Согласно истории, фельдмаршал Суворов, великий русский военный гений 18-го века, сказал, что солдат следует учить не бранными словами и приказами, а хорошим примером.

На днях я слышала, как несколько бывалых красноармейцев-ветеранов, закалённых во многих сражениях, обсуждали тот же самый принцип – как важно на фронте показывать хороший пример новичкам. По их словам, молодой солдат, зелёный и неопытный, поначалу неизменно станет наблюдать за своими старшими товарищами по оружию, бессознательно копируя их поведение. Видя их, скажем, спокойными и боеспособными под немецким огнём в окопе или на батарее, он скоро тоже успокоится и станет боеспособным.

"Возьмём, к примеру, следующий случай, – сказал один из них. – Около года назад на 'передке', в неприметном, хорошо замаскированном 'зелёнкой' окопе, сидел опытный 'старый' солдат Степанов, который уже много раз с самого начала войны побывал в бою. Как говорится, 'понюхал пороху' и знал о нём всё. Его товарищи, двое молодых красноармейцев, только что прибывших и впервые оказавшихся на 'передке', пристально за ним наблюдали. При каждой очередной вспышке вражеского огня они с тревогой смотрели на Степанова, как бы говоря: ну и что теперь нам делать? Вдруг появился немецкий танк, быстро двигавшийся в направлении их окопа. Увидев его, новобранцы были на мгновение парализованы, а затем охвачены паникой. Но Степанов, быстрый как молния, поняв, что настал психологический момент научить их не на словах, а на деле, как поступать, и напрочь игнорируя опасность, выскочил из окопа и швырнул связку ручных гранат прямо под гусеницы приближающегося танка. Это было попадание 'в яблочко', за которым последовал ужасающий взрыв. В тот же миг двое других солдат, выскочив следом, бросили свои гранаты точно так же, как сделал он. И им повезло – они тоже удачно попали … раздались ещё взрывы, и выведенный из строя танк был полностью охвачен огнём.

Этот случай стал для тех двух 'желторотиков' решающим поворотным моментом, и они поняли, что гораздо лучше встречать опасность на полпути, чем пытаться её избежать. Я это знаю точно, так как был одним из них", – заключил молодой боец Красной армии, поведавший эту историю.

Казаки, оправдывая свою многовековую репутацию и следуя другому завету фельдмаршала Суворова – застигать врага врасплох, – вновь и вновь окружают ночью немецкие лагеря и, действуя стремительно, уничтожают их.

В качестве примеров опять приводятся имена и подвиги великих военачальников прежней российской истории, и я даже недавно слышала, как офицер Красной армии с одобрением отзывался о тактике, применявшейся моим прадедом фельдмаршалом князем Паскевичем, выигравшим для России, как мне хотелось бы скромно заметить, немало битв в середине 19-го века. Когда я призналась, что я его правнучка, военный усмехнулся, похлопал меня по спине и сказал, что это совершенно нормально, так как старик был хорошим генералом, хотя и реакционером и приверженцем суровой дисциплины. Это было настоящим признанием с его стороны и чем-то действительно новым, поскольку в течение ряда лет после революции упоминание Паскевича как типичного представителя реакционного правления императора Николая Первого было строжайше запрещено. Однако теперь они преодолели эту одностороннюю и предвзятую точку зрения, полностью признав ценность военного наследия прадеда. И то же касается и князя Александра Невского, и князя Багратиона, и графа Кутузова, и всех других национальных героев и полководцев старой России. Сейчас прошлое признаётся основой настоящего, и тысячелетняя история России постепенно опять вступает в свои права.

Эта тема раскрыта в статье известного писателя Ильи Эренбурга, где он говорит о развитии России на протяжении всей истории её существования.

"Кропотливо, – пишет он, — год за годом, дом за домом строили люди Россию. Строили стены Кремля, палаты и бойницы. Строили на северных реках просторные избы. Строили городские ворота, башни, крепости. Строили дома, каменные и деревянные, церкви с золотыми куполами, дворцы с колоннами, арки и мосты.

Русь отбивалась от ханов, отбивалась от немцев, крепла, росла, хорошела. Великая держава вышла к двум океанам, к Чёрному и Белому морям, она поднялась на Крышу мира – Памир, своим дыханием она растопила льды Арктики.

По Двине, по Сухони, по Онеге плыли ещё тёплые стволы деревьев. Из них сколачивали корабли, ими укрепляли шахты. Русская земля богата чёрным золотом: есть уголь и в Донбассе, и в Сибири. Там, где некогда язычники поклонялись божественному огню, возникли грандиозные нефтяные промыслы. В Сибири охотники били пушного зверя. Плавали в Волге огромные рыбины. Вологодские кружевницы плели затейливые кружева и мастера Дагестана ковали кинжалы. Снегом хлопка покрывались плодоносные земли Средней Азии. В Абхазии зацвели апельсиновые рощи, и впервые красные помидоры загорелись в огородах Архангельска. Вспыхнули электрические лампочки в избах Печоры, в саклях Кавказа, в белых хатах Украины. Заводы изготовляли станки и телескопы, автомобили и хронометры. В неистощимой земле находили монеты Киевского княжества и новые жилы золота. В стране есть всё – северные олени и тигры, кедры и магнолии, горы Кавказа и бескрайние степи, тундра и виноградники Крыма, многомиллионные города и заповедники природы – безлюдные чащи.

Россия стала частью света, материком. В ней жили, работали, горевали и радовались дети многих народов. Великая держава, она не подчинялась никому. Она выбрала свой путь, она первая в мире провозгласила права труда и братства". Вот как соединил прошлое и настоящее типичный советский писатель.