Ирина Скарятина
Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора
Часть Вторая. С Россией
Фотографии из статьи Ирины Скарятиной "Бесстрашные женщины России", опубликованной 07/11/1942 в журнале Кольез
Бесстрашные женщины
(из статьи Ирины "Бесстрашные женщины России", переданной ею из Москвы по радиосвязи и опубликованной 07/11/1942 в журнале Кольез)
Подписи к фотографиям выше (в порядке сверху вниз, слева направо):
"Одна из сотрудниц медсанбата, медсестра Ольга Усова, оказывает первую помощь раненому российскому бойцу во время атаки на харьковском направлении. Она уже вынесла с поля боя 43 солдат".
"Выпускница Горьковского института инженеров водного транспорта Зинаида Хусаинова уже два года работает вахтенным офицером на мостике".
"Гражданское население и армия должны быть накормлены. За рулём комбайна, убирающего пшеницу недалеко от Сталино, Надя Ангелина".
"Куценова была одной из машинистов паровоза на маршруте Москва – Старая Русса, пока линию не перерезали немцы".
"Лейтенант Полина Седова, пилот санитарного самолёта, заменяет одного из лётчиков, участвующего в битве с нацистскими бомбардировщиками".
Приманка на рельсах
Пока я расхаживала взад-вперёд по платформе в Рязани в ожидании поезда, который должен был отвезти меня в Москву, к вокзалу медленно подошёл длинный тяжёлый состав, уже проделавший долгий путь из Ташкента. К своему удивлению, я заметила, что локомотивом управляла женщина. Её обветренное, но всё ещё молодое лицо было очень красивым, обладая весьма строгими, будто точёными чертами и глубоко посаженными голубыми глазами. Дружелюбно наклонившись из окна, она ответила на пару моих вопросов, а несколько дней спустя, когда была свободна от дежурства, смогла вновь встретиться со мной, дабы обстоятельно побеседовать. Мы сидели в тишине маленького кабинета, и за чашками некрепкого чая и конфетами она поведала мне свою историю.
"Как вы уже знаете, меня зовут Валентина Шаповалова, и мне тридцать шесть лет, – начала она размеренным, чуточку певучим голосом, столь типичным для русских женщин. – Я родилась и выросла во Владивостоке. Позже я приехала в Москву, чтобы поступить в Институт инженеров транспорта. Почему? Потому что меня всегда завораживали паровозы, с тех пор как я себя помню. Окончив институт, я стала работать, как это у нас называется, 'помощником машиниста'. И делала это в течение двух лет. Позже, когда я стала полноценным инженером, мне доверили управлять тяжёлым товарным поездом на линии Москва – Рыбное. Зимой – из-за метелей, вьюг и снежных заносов – иногда приходилось довольно трудно, особенно набрать требуемую техническую скорость. Однако я во всём разобралась, и потому меня перевели на более важную линию. Во время финской войны я водила свой товарный состав к фронту и обратно, и так как мне повезло ни разу не попасть в аварию, я была награждена этим знаком 'Почётному железнодорожнику'". Она указала на нагрудный знак, приколотый к её блузке.
"А тот, что рядом с ним, – продолжила она, указывая на орден, – это 'Знак Почёта', который был вручён мне правительством за успешную транспортировку военного снаряжения и боеприпасов под огнём в этой нынешней войне. Мой поезд бомбили четыре раза.
Что я в таких случаях делала? Ох, ну, я должна была сама решать, как быть. Мне приходилось полностью полагаться на свои собственные суждения, действуя как лучше при тех или иных обстоятельствах. Боялась? Нет, не за себя. Я больше беспокоилась за паровоз. Мне было неприятно думать, что в него могут попасть, ведь он был таким красивым, таким мощным. Но, к счастью, они так до нас и не добрались.
Я навсегда запомню в мельчайших деталях первый налёт. Это было в Москве в ночь с двадцать пятого на двадцать шестое июля 1941-го года. Мой состав загрузили кучей взрывчатки, и как только в городе зазвучали сирены, мне было приказано срочно убираться со станции. Конечно же, учитывая то, что происходило вокруг, мой поезд представлял собой ужасную угрозу. Если бы в него угодила бомба, то разнесло бы всех и вся в радиусе многих километров. Итак, я помчалась на полной скорости и с разрешающими сигналами семафоров и светофоров на всех участках – вот как хотели железнодорожные службы, чтобы я оказалась как можно дальше от города. Позади нас фашистские самолёты уже атаковали Москву.
Всё шло неплохо, но тут я заметила, что за нами гонится один из них. В следующую минуту он, осветив прожектором мой поезд и снизившись, сделал несколько кругов, а затем сбросил что-то похожее на зажигательную бомбу. Раздался ужасный взрыв, и столб пламени и пыли поднялся в поле справа от меня. Но он был слишком далеко и не причинил нам вреда. Стиснув зубы, я продолжала гнать что есть мочи, в то время как с обеих сторон от нас продолжали падать бомбы. К счастью, они ни разу не упали достаточно близко, иначе бы меня здесь не было, чтобы рассказать вам о случившемся дальше.
Что ж, как раз в тот миг, когда я думала, что меня вот-вот разнесёт в клочья, московские прожектора поймали тот немецкий бомбардировщик, и вели в своих лучах, пока наши лётчики, словно ястребы, его атаковали. Ему стало не до нас, и я смогла улизнуть, продолжая мчаться, пока не оказалась где-то в восьмидесяти километрах. Там я остановилась, перевела дух, вновь тронулась в путь и в конце концов добралась до места назначения".
"И за это вас наградили?" – спросила я.
Она серьёзно кивнула: "Да, за тот случай и ещё три бомбёжки" (новое русское слово, обозначающее бомбардировку), "хотя в другие разы я уже не везла взрывчатку. Позже меня перевели с товарных поездов на пассажирские. В настоящее время я, как вы знаете, работаю на линии Москва – Рязань. Кстати, вы обратили внимание на мой паровоз? Он просто красавец. Его зовут Серго – сокращённо от Сергея Орджоникидзе. Понимаете, сейчас выпускают две серии новейших локомотивов именно такого типа: одна называется 'Сергей Орджоникидзе', а другая – 'Иосиф Сталин'. Эти паровозы самые лучшие и мощные в стране".
"А как у вас с личной жизнью?" – спросила я.
"О, я замужем, но детей у нас нет. Мой муж – профессор философии; он пишет книги. Возможно, вы читали какие-то из них – они действительно хороши. Обычно я уезжаю на два-три дня, а потом возвращаюсь и провожу пару дней дома. В эти моменты отдыха я живу, как все: занимаюсь домашним хозяйством, читаю, хожу в театр, встречаюсь с друзьями. Мне было предложено занять должность инженера-инструктора, но я пока предпочитаю оставаться на прежнем месте".
Она хотела поподробнее расспросить меня про американские локомотивы и искренне огорчалась скудным уровнем моих технических знаний в данной области. Однако, когда я принялась предельно наглядно описывать знаменитую "Алтунскую Подкову"116 и действия на этом участке, требующиеся от машинистов пассажирских и товарных поездов, она заметно оживилась. А также крайне заинтересовалась моим рассказом о "Братстве машинистов локомотивов"117, попросив передать его членам от неё самый тёплый привет.
Когда мы расставались, она пообещала показать мне своего Серго и, если разрешат, взять с собой в короткую поездку. "Он сияет, как солнце, и несётся, как ветер, когда у него за спиной не слишком тяжёлый груз, – сказала она, – и я уверена, что, прокатившись на нём, вы этого никогда не забудете".
Рассказ девушки-партизанки
Мой следующий разговор состоялся с Марией Маяченко, юной участницей подпольного военного отряда, действующего на оккупированной немцами территории, или, как их называют в России, партизанкой. Я случайно столкнулась с ней в управлении "Антифашистского комитета советских женщин", где собирала кое-какие материалы, касающиеся деятельности данной организации. В униформе цвета хаки, с лихо сдвинутой набок шапкой-ушанкой на белокурых волосах, она была похожа на маленькую девочку, изображавшую взрослую женщину. У неё было круглое лицо, румяные щёки, ярко голубые и по-детски искренние глаза. Приглядевшись повнимательнее, я заметила, что её правая рука забинтована. На её блузке красовалась маленькая красная полоска, свидетельствовавшая о том, что она была ранена и награждена орденом Красного Знамени. Представившись, я присела рядом.
"Вы не против, если я задам вам несколько вопросов?" – обратилась я.
Она смущённо покраснела и рассмеялась. "Ну, что ж мне вам рассказать? Меня зовут Мария Маяченко. Мне девятнадцать, и я партизанка. Я была ранена в одном из наших боёв с немцами и отправлена сюда в госпиталь. Сейчас я почти здорова и скоро вернусь в свой отряд".
"Подождите минуту. Пожалуйста, не так быстро, – взмолилась я. – Расскажите мне, откуда вы родом, на что похожа партизанская война, как вы были ранены".
"Ладно", – вновь рассмеялась та, но вдруг посерьёзнела. В её глазах появилось знакомое страдальческое выражение школьницы, от которой требуют встать и ответить домашнее задание. И она, сцепив пальцы и глубоко вздохнув, решилась:
"Я родом из Смоленска и там до войны работала на фанерной фабрике. Пятнадцатого же июля прошлого года фабрику эвакуировали, но я осталась и пошла работать медсестрой-добровольцем в один из медико-санитарных батальонов, которые для краткости называют медсанбатами. А в октябре мы были отрезаны немцами, и тогда я стала партизанкой в отряде, штаб которого размещался в соседнем лесу. Вскоре мне поручили вести разведку, ходя от деревни к деревне, и я смогла хорошо узнать окружающую местность. Иногда я ходила одна, иногда мы перемещались мелкими группами.
Так вот, как-то я прокралась в оккупированную деревню, и местные крестьяне сообщили мне, что в одной большой избе у немцев праздник с песнями и плясками. Деревенские также заметили, что фашисты не вооружены. Я побежала обратно в наш лагерь и обо всём там доложила. Мы вернулись, окружили избу и легко добыли двадцать немецких 'языков', которых передали в ближайшую часть Красной армии. С тех пор я много занималась разведкой. В некоторых случаях ведь безопаснее отправить девушку, чем мужчину.
Однажды вспыхнул бой между нашим отрядом и фашистами, и я оказалась между двух огней. Когда я ползла на животе, немецкая пуля угодила мне в правую руку, и, как я тогда подумала, ещё одна попала мне в ногу. Я не почувствовала никакой боли – только что-то вроде сильного толчка, за которым последовало приятное ощущение тепла, растёкшегося по всему моему телу. Знаете, тогда был очень зябкий день, и я чуть не замёрзла, ползая меж ними по ледяной земле. Но в ту минуту, когда пуля попала в меня, я вся вспотела. Не в силах пошевелить ногой, я была уверена, что меня ранили и туда. Однако позже мне сказали, что с ногой всё в порядке, поэтому странно, как такое могло произойти. Я долго лежала там совсем неподвижно, и фашисты, должно быть, подумали, что я умерла, так как перестали в меня стрелять. Потом совсем стемнело, и я стала пробираться к своим. Это было дело не из лёгких, но в конце концов я доползла до безопасного места, где меня позже и подобрали мои товарищи. Вот и весь сказ".
Они разделяют тяготы Красной армии
Затем я добыла разрешение посетить воинскую часть, состоящую примерно из пятидесяти молодых женщин, и её организация оказалась чем-то схожа с американской ЖВАК118. Вскоре после начала войны эти женщины, оставив свои гражданские дела в качестве студенток, учительниц, рабочих и т.п., добровольно вступили в Красную армию, создававшую в то время вспомогательные женские подразделения. Чрезвычайно молодые, в основном от восемнадцати до двадцати четырёх лет, эти девушки, коих я там увидела, являлись лучшими из кандидаток, прошедшими жесточайший отбор.
Хотя они и не состоят в регулярных частях Красной армии, куда женщин брать не дозволяется (партизанские отряды с женщинами-бойцами не в счёт, так как полностью независимы), они прошли регулярные курсы военной подготовки для выполнения специальных обязанностей. Им не выдаётся табельное оружие, однако они обучены в случае крайней необходимости заменить любого мужчину-стрелка.
За здоровье девушек полностью отвечает молодая женщина-врач, не так давно окончившая Московский медицинский институт и тоже пришедшая добровольцем. Все вместе они живут и питаются в своих особых казармах, находясь, однако, под контролем Красной армии, и потому должны, подобно солдатам, соблюдать строгий распорядок дня. Если кто-то того заслуживает, то может быть повышен до офицерского звания.
Что касается женщин-врачей, то среди них есть абсолютно выдающиеся, такие как Нина Нотарева, заведующая одним из главных отделений крупного московского госпиталя. Бледная и исхудавшая после тяжёлого ранения, она лишь недавно вернулась с фронта, где была награждена за героическую работу на поле боя. Начало войны застало её в Брест-Литовске, где она организовала один из первых медико-санитарных батальонов (медсанбат) – полевой госпиталь, тесно сотрудничавший с армией. Иногда через её палатки за сутки проходило от нескольких сотен до двух тысяч покалеченных, прежде чем тех эвакуировали в тыл. Когда и бомбы падали со всех сторон, и многие из её помощников пострадали или были убиты, доктор Нотарева продолжала лечить, пока сама не получила ранения. Куда бы ни шла армия, она следовала за ней, разделяя все её тяготы и горькие лишения. У неё было очень много дел – операции, переливания крови, контроль за работой других, забота о том, чтобы больным хватало и лекарств, и одеял, и пищи.
Когда Гитлер был под Москвой, доктор Нотарева во время Тарутинской битвы вынесла на своих плечах более тридцати раненых. И, несмотря на то, что она сейчас усердно трудится здесь, в госпитале, доктор Нотарева хочет вернуться на фронт.
"Вот там моё место, – задумчиво говорит она. – В конце концов, когда ты однажды уже прошёл через это, что-то тянет тебя туда снова и снова".
Трудолюбивая работница
Мария Ивановна Кузнецова выглядит уже немолодой и по-домашнему уютной, но она стахановка119, и это имеет для неё наиважнейшее значение. Родившаяся и выросшая в деревне под Казанью, она была старшим ребёнком в многодетной семье. Когда её отец уехал в Москву, чтобы устроиться там на фабрику, вызвав туда позже и всю семью, Мария стала работать бок о бок с ним, и, как она с гордостью заявила, они делали самые прекрасные керосиновые лампы. Позже она перешла с той фабрики на другую, ещё более интересную – выпускающую автомобили. И именно там она трудится по сию пору, со временем став стахановкой, то есть работницей, которая за то же рабочее время, что и её товарищи, скажем, с восьми до пяти, делает больше, чем они. Она сама изобрела новый способ ускорения производства вытачиваемых ею автомобильных деталей. И её метод был технически выверен, одобрен и перенят другими.
"Многое, конечно же, зависит от инструментов и материала, – сказала она, – но задача настоящей стахановки – разработать собственную систему, в которой ей надо будет затрачивать минимум сил для получения максимального результата. Мой вклад в войну, – объяснила она, – заключается в том, что я произвожу в два, а иногда и в три раза больше, чем требует моя норма выработки.
По вечерам большинство тружениц нашей фабрики собирается вместе, и мы шьём для солдат на фронте. Кроме того, у нас есть специальные курсы, где мы учимся на шофёров, помощниц медсестёр, санитарок и так далее".
Мария не замужем, и поэтому у неё достаточно времени для всех видов деятельности, включая общественную, ведь она является ещё и депутатом областного совета. Она была единогласно избрана на этот пост из-за её выдающихся заслуг стахановки. Во время бомбёжек её фабрики она продолжает работать, "что вовсе не сложно, – объясняет она, – так как шум моего станка заглушает грохот взрывов".
Дочь кузнеца
Юлия Полякова – совершенно другой тип женщины. Неполных двадцати восьми лет, стройная, с милыми, выразительными чертами лица, большими чёрными очами, ослепительной улыбкой и сердечными манерами. Она протянула обе руки в приветственном жесте, лишь только я вошла в её кабинет. Глядя на её внешность, никто бы никогда не догадался, что та является председателем исполнительного комитета московского районного совета. Невероятно женственная, со стильной стрижкой до плеч, свитером и короткой юбкой, она была очень похожа на американскую девушку. На её столе стояла ваза с цветами.
"Вы хотели меня видеть. Чем я могу помочь?" – спросила она низким тёплым голосом. Когда я объяснила цель своего визита, она, похоже, была очень довольна и даже произнесла небольшую речь. "Если вас интересует наша деятельность в военное время, то, поверьте мне, нас тоже весьма интересует ваша, – сказала она, – поэтому, пожалуйста, передайте самый сердечный привет от женщин России женщинам Америки и скажите им, что мы знаем про их великий вклад в наше общее дело – победу в этой войне". Покончив с этой формальностью, она поведала мне о себе.
"Я родом из села в Уральских горах. Мой отец кузнец, таким же был и мой дед. Мой прадед работал на Демидовском чугуноплавильном и железоделательном заводе, который, как вы знаете, был знаменит на весь мир. Мои самые ранние воспоминания связаны с нашей кузницей. Когда я, по обычаю, приносила отцу обед, он разговаривал со мной серьёзно, как со взрослой, рассказывая о красоте железа и драгоценных металлов Урала. Он всегда мечтал, чтобы я изучала металлургию, и под его влиянием я именно этим и занялась. В конце концов я поехала в Москву и поступила в Университет цветных металлов и золота. Проучившись там пять лет, я стала металлургом в авиационной промышленности. На нашем заводе я была избрана депутатом одного из московских районных советов, где моя деятельность была связана главным образом с жизнью заводчан моего района. А позже я стала членом исполкома этого райсовета и наконец председателем. Кем и сейчас являюсь. По-американски вы можете называть меня мэром района, и мои обязанности состоят в основном в организации активностей населения по защите этой части Москвы. Затемнение, убежища, пожарные команды, наблюдатели на крышах, медицинская и санитарная службы – всё это подпадает под мою юрисдикцию.
Когда враг стоял в двадцати пяти километрах от Москвы, у нас было двенадцать тысяч женщин-добровольцев, работавших на защиту. Одна семидесятилетняя героиня приложила столько сил, что была награждена правительством. С десятого по одиннадцатое августа 1941-го года немцы сбросили необычайно большое количество 'зажигалок', но во время воздушного налёта в нашем районе не сгорело ничего важного. Я могла бы рассказать вам кучу историй, связанных с теми днями. Например, однажды ночью, поднявшись во время рейда на крышу, я заметила дежурившую там старушку с чем-то крайне странным на голове. Заинтересовавшись, я подошла и увидела, что на ней вместо каски большая сковорода. Когда я спросила её почему, та объяснила, что, будучи профессиональной поварихой, больше полагается на прочность материала своей старой проверенной чугунной сковороды, чем этих новомодных касок (которым лично она не доверяла совсем), для должной защиты головы от летящих осколков. Изредка она, стянув с головы этот 'шлем', гневно грозила им немецким самолётам. Несколько дней спустя её нашли мёртвой, однако всё ещё сжимающей в руке любимый предмет кухонной утвари.
А вот случай с мужчиной, который был серьёзно покалечен и не хотел, чтобы его жена увидела его в таком состоянии или даже узнала, где он находится. 'Она бы разлюбила меня, а я не смог бы этого вынести, – объяснил он. – Ничто и вполовину не так важно для меня, как потеря её любви; поэтому я бы предпочёл, чтобы она никогда больше не встретила меня, запомнив таким, каким я был раньше'.
Тем временем его жена лихорадочно искала его повсюду. И вот однажды, когда уже почти потеряла надежду, она нашла его сидящим перед больницей в инвалидном кресле. С криком радости она бросилась к нему и стала обнимать и целовать. Она сказала мне, что сначала не могла понять, почему он не протянул руки и не обнял её в ответ. Потом вдруг осознала, что что-то не так, и стянула с него одеяло. У него не было ни рук, ни ног.
Она сказала, что никогда не забудет выражения его лица. Он был похож на испуганного маленького мальчика, обиженного и стыдящегося своего вида. Он разрыдался, крича: 'Уходи, уходи'. Но она мгновенно поняла, о чём он думал и что чувствовал, и, бросившись рядом с ним на колени, поклялась, что для неё это не имеет никакого значения. Напротив, она будет любить его в десять миллионов раз сильнее. Она отвезла его домой и заботливо врачевала его раны и гордость. И теперь, обладая механическими ногами и руками, он снова похож на человека и постепенно возвращается к жизни. Со временем он даже сможет преподавать, поскольку такой была его профессия до войны".
Это лишь горстка историй, которые я услышала от нескольких женщин, с кем случайно удалось поговорить; все они преуменьшали ту роль, которая выпала на их долю во время войны. У каждой женщины есть, что поведать, будь она хоть председателем совета, хоть машинисткой, домохозяйкой, водителем трамвая, горничной гостиницы или работницей на заводе. Ибо они часть народа, и их жизни, вместе взятые, – это жизнь сегодняшней России.
Женщины России не знают страха. Они сражаются плечом к плечу со своими мужчинами за свои дома в городах и деревнях. Они посвятили все свои силы уничтожению врага. Миллионы женщин России доказали свою стойкость, и свою выносливость, и своё презрение к смерти, и своё желание помочь добиться окончательной решающей победы.
