Ирина Коняхина
Ген хранитель
Похоже, что питье всем назначали впрок – Ольге предписано было выпить четыре вида минералки общим объемом под три литра, Марине без малого четыре литра воды.
Подруги, слегка озадаченные предстоящим испытанием, прошли по широкой дорожке, вымощенной разноцветными плитками, и оказались у огромной ротонды, без купола, под открытым небом. На всякий случай женщины изучили информацию на навигационном стенде, чтобы сориентироваться, где расположены дамские комнаты. До туалетов было неблизко. Но если не умничать и называть вещи своими именами, ради их посещения они сюда и пришли.
Слева от ротонды простирался длинный, покрытый белоснежными скатертями стол, на который из‑под земли были выведены сдвоенные краны с минеральной водой – горячей и холодной. Всего около трех десятков кранов с надписями названий источников. Подруги попытались найти напитки по рецепту, и, что самое удивительное, быстро нашли. Налили воду в пластмассовые стаканчики. Улыбнулись и по первой пришедшей всем на ум житейской ассоциации – чокнулись! Первый стакан каждая из них пила маленькими глотками, с неподдельным интересом, как алкоголь – вдумчиво, сосредоточившись, и, пытаясь представить, как сейчас эта вода запустит необходимые процессы в организме. После первого стакана ничего ни у кого не запустилось, и единственные ощущения заключались в глубоких сомнениях в том, а смогут ли они выпить не то, что седьмой, хотя бы второй стакан? Это все‑таки, как ни крути, никакой не алкоголь! А вдруг горячий сероводород паром повалит из ушей? Налили по второму стакану. Огляделись. Показалось, что ротонда, то ли по причине раннего утра, то ли от испарений горячей воды, наполнена легким туманом. Повсюду слышалась негромкая речь на итальянском, английском, французском, даже на русском языке. Марина и Ольга прямо со стаканами в руках пошли искать туалет. На всякий случай. Вдруг потом все случится внезапно! Света пока никаких предпосылок такого случая в себе не ощущала, а потому осталась у краников с водой.
Пол ротонды представлял собой большую круглую площадку, в центре которой одиноко стоял классический черный рояль. Посетители хаотично перемещались рядом со столами с водой, и количество их понемногу увеличивалось. За колонами ротонды была видна небольшая лужайка с молодой травой и чуть дальше высокие деревья с мощными зелеными кронами. Через листья очень боязливо, но все‑таки пробивались солнечные лучи.
Света не заметила, в какой момент к роялю вышел пианист, просто услышала музыку и повернулась к источнику звука. Кажется, это была соната Гайдна. В ротонде была потрясающая акустика, и мягкие упоительные звуки постепенно усиливались, наполняя и обволакивая все пространство. Яркий луч солнца мужественно пробился через мощную темно‑серую тучу на небе и затем, преодолев еще и листву, словно театральный софит озарил рояль и пианиста. Туман постепенно рассеивался. Было ощущение, что вокруг происходит что‑то совершенно фантастическое, крайне далекое от реальности.
Она мельком посмотрела на свои часы и обнаружила, что стрелки застыли на 10.11. Взгляд переместился на циферблат часов, висевших на башенке, украшавшей проход к галерее магазинов за ротондой. Нет, все верно, на них тоже 10.11.
Звучала бодрая музыка Гайдна, которая сменилась печальными трелями ноктюрна Шопена. Пианист сидел боком, но лицо его показалось Свете знакомым. Нет, показалось! Он чем‑то похож на Александра Блока… Да нет – очень похож! Но откуда здесь Блок? Или это обычный пианист? Это, у неё, наверное, просто опьянение от сероводорода. Выпит, кажется, уже шестой стакан. Вода стоит в груди, но дальше никак не проходит.
Света налила себе из краника седьмой стакан воды и присела на деревянную скамейку. Она держала пластиковый стакан с водой в руке и принимала решение, как его выпить. Выпить его было невозможно!
В голову полезли сумбурные мысли: «Если существует на земле место и время, когда все перемешивается, то значит это какой‑то очень важный знак. Абсолютно все люди, которых мы встречаем в жизни, это и есть наша судьба. Они все влияют на нас – кто‑то больше, кто‑то меньше. Мы считываем их образы, их слова. Чтобы тут же забыть или потом вспомнить в нужное время и в нужном месте. Наша жизнь складывается из того, насколько правильно или неправильно мы осмыслили каждую встречу, каждый диалог. Или не обращаем ни на что внимания, пробираясь по жизни наощупь. Вот неподалеку от неё сухонькая столетняя мадам – может быть, кто‑то пытается продемонстрировать Светлане недоосознанную до сих пор мечту о благополучной старости? И ей впору задать себе вопрос: а хочет ли и она быть такой? Может быть, даже и хочет… Дожившей до ста лет, дорого и старомодно одетой, наслаждающейся минеральной водой как всесильным эликсиром. При этом морщинистой, скрюченной остеохондрозом, ослабевшей от старости, наверняка пережившей своего мужа, всех друзей, а может быть, и своих детей и даже внуков. В той или иной степени выжившей из ума… Ожидающей с каждым днем приближающегося ухода. Он все равно неминуем. Или не хочет? А вот еще мужчина – а‑ля Эркюль Пуарро, что означает встреча с ним? Это кто‑то из далекого прошлого… не знакомый, не родственник? Просто человек, повлиявший на что‑то, что много лет назад изменило ход событий, коснувшихся каких‑то других событий, связанных, возможно, с важными людьми. А если он не из прошлого, а из будущего? Нет, все‑таки, похоже, что из прошлого. Не тот ли это фотограф, что снимал в 1916‑м году семью её прадедушки? А для чего ей видеть пианиста – Александра Блока? Музыка. Поэзия. Литература. Тот час же вспомнились строки эпиграфа из его цикла «Итальянские стихи», которые потрясли Светлану еще в школьном возрасте:
«Sic finit occulte sic multos decipit aetas.
Sic venit ad finem quidouid in orbe manet.
Heu heu practeritum non est revocabile tempus.
Heu propius tacito mors venit ipsa pede.»23
Света в 15 лет записала эти магические слова в свою тетрадку‑девичий дневник. А потом во взрослой жизни ей периодически попадала в руки эта толстая тетрадка. И она всегда случайно или нет открывала ее на одной и той же странице – с этими тревожными строками: «Heu heu practeritum non est revocabile tempus!». Это ведь надпись под старинными часами во Флоренции, в Тоскане.
«Искусство, – размышляла Светлана. Это то, что перетекает в будущее прямыми внешними каналами… Когда‑нибудь, когда я стану совсем старой, может быть, напишу книгу о самых интересных и дорогих мне людях. Ведь должна остаться какая‑то память о них.»
А если эта карусель театральных образов как‑то связана с тем, что накануне вечером Света отказалась кардинально изменить свою жизнь? И только что ей было показано кино про её возможное будущее? Осталась бы она с Фабио в Италии, стала бы через пятьдесят лет такой же, как эта почтенная синьора. Но как же тогда Игорь, Андрей? Нет, Андрея можно еще себе здесь как‑то представить, он большой любитель Италии и вообще готов бесконечно ездить по заграницам. А вот Игорь… Это совершенно чужеродная для него обстановка.»
Около философские размышления и сероводородный дурман в голове Светланы были прерваны появлением Ольги и Марины. Они искали, следуя по стрелкам и указателям, и даже нашли туалет. Но, как выяснилось, все равно там у них ничего не получилось.
– Оль, у тебя есть часы? Сколько на них? – обрадовалась Куликова появлению подруг.
– 10.11, – ответила Ольга, мельком взглянув на время в своем мобильном телефоне.
– Странно. Несколько минут назад мои часы остановились!
– Да нет! Посмотри на башенку! Там тоже 10.11
– Я, когда вас не было, уже туда смотрела. Было 10.11. Только это было минут десять, а то и пятнадцать назад… Значит, и на башенке часы остановились!
– О! Все в порядке! – воскликнула Марина, указывая рукой на часы на башенке. – Стрелка подвинулась на 10.12.
– И у меня тоже, – Ольга продемонстрировала Светлане экран своего мобильный телефон.
На часах Светланы тоже было 10.12.
Ей не давал покоя этот провал во времени даже, когда они поднимались в гору к своему отелю. И потом ночью. И рано утром следующего дня, когда довольные и переполненные впечатлениями от Италии петербурженки уже летели в самолете. При этом Светлану на покидала какая‑то тревожность и недосказанность. Как будто на земле происходит страшная катастрофа. Может быть, извержение вулкана или смещение земной оси. Что‑то случилось! Что‑то очень значимое. Или только должно было случиться, но потом вовремя остановилось. Передумало…
Глава 13
2011 год. Санкт‑Петербург. Полет ангела
Самолет приземлился в Пулково. Света привстала с кресла, чтобы протиснуться к выходу, включила свой мобильник, и он почти сразу же зазвонил.
– Привет, дорогая! Это я! Ну, ты вернулась? – затараторила мама Алла.
И не дождавшись реакции от дочери, выпалила на одном дыхании:
– А ты знаешь, что у тебя родился внук?
Куликова присела обратно в самолетное кресло и готова была заплакать от умиления.
– Когда? Алиса же только на восьмом месяце… – у Светы перехватило дыхание.
– Вчера утром! В десять часов! – бодрым голосом рапортовала Алла Потапова. – Андрей тебе пытался дозвониться, но ты не брала трубку.
– Ой!!! Я да, отключила роуминг, это очень дорого! Как мой внук себя чувствует? Сколько весит? Какой рост?
– Он очень маленький, – ответила Алла Потапова, уже не так бодро, скорее, с тревогой. – Всего полтора килограмма, семимесячный ведь. Но, вроде, сразу закричал.
– Алиса сама родила?
– Светик, милая! Ни‑че‑го не знаю! Никаких подробностей! Андрей там у нее, в роддоме. Позвони ему, и сама обо всем расспроси. А потом мне расскажешь.
Света отложила звонок сыну не несколько минут, чтобы собраться с мыслями, выбраться из самолета и пройти таможенный и паспортный контроль.
В аэропорту Свету встречал Игорь. Он уже, конечно, тоже все знал. Разглядев жену через оградительное стекло таможенной зоны, муж замахал руками и, оттопырив большой палец, сделал подобающий событию жест рукой:
– Ye‑e‑e‑s!24
Она вышла, нет – вылетела из‑за всяческих ограждений, и вся в счастье бросилась мужу на шею!
– Ура! Мы стали наконец‑то дедушкой и бабушкой!
Супруги находились на единой эмоциональной волне. Игорь жизнерадостно пропел:
– Бабушка с дедушкой рядышком! Снова жених и невеста…
В этот момент Света только и успела подумать, как хорошо, что у неё не сложился курортный роман с Фабио, и не завелось любовника. Успехам детей и внуков лучше радоваться с родным мужем!
Едва сев в машину, Света попыталась дозвониться сыну. После примерно шестой попытки Андрей взял трубку:
– Алло, мам?
– Тебя можно поздравить? Поздравляю, родной мой! – у новоиспеченной бабушки в горле опять встал комок, и она почти не могла говорить, слезы умиления при одной только мысли о малыше переполняли все её существо.
Наконец, Света совладала с чрезмерным волнением и спросила у сына:
– Как Алиса? Как наш малыш?
– Вроде ничего! Ребенок лежит в специальной капсуле, в инкубаторе! Он сразу закричал. Ему поставили 7 баллов по шкале Алгар. Это вполне хорошо для недоношенного.
– Ты мне про Алису скажи? Она сама родила? Кесарево не делали? Она уже кормила ребенка грудью?
– Алиса тоже нормально. Сама родила, хотя все было не просто. Ее ночью забрали. Преждевременные роды. Какая грудь! Я же сказал тебе – он в специальном кувезе. Там искусственная вентиляция легких, поддерживается температура, и все такое. Он еще не может есть. Его будут кормить через трубку. Ну, зонд!
– Ты сам‑то его видел?
– Видел, конечно! На меня совсем немного похож. Очень похож на дедушку Колю. Даже на дедушку Колю больше. Только очень‑очень маленький – на ладони помещается.
– Имя то придумали? Как назовете?
– Мы долго думали, как назвать. Пока решили, пусть будет Роман! Роман Андреевич Куликов! Но это еще не точно, можем передумать
– Очень хорошо! Чудесное имя! Мне нравится. Пусть так и остается! А мне можно его посмотреть?
– Сегодня – нет! Тебе надо сделать свежую флюорографию. Может быть, завтра. Нас с Алисой, прежде чем к нему пустили, заставили тщательно вымыться в душе и надеть стерильные комбинезоны. Мам, знаешь, он такой хорошенький… такой сладкий! Я сегодня опять останусь ночевать в роддоме.
«Вот оно – абсолютное счастье! – подумала Света. – Здесь, сейчас, с нами – и, кажется, что теперь с нами оно навсегда!»
Тем же вечером в гости к Куликовым пришли Алла Потапова и Луковские. Всех переполняли эмоции и желание провести этот вечер вместе в ощущениях грандиозного праздника. Пили шампанское со свежей клубникой и, перебивая друг друга, рисовали радужные картины, каким счастливым будет их новорожденный внук. Татьяна Луковская размечталась о том, какую пафосную встречу организует Алисе и Ромашке при выписке из роддома. Придумали, что закажут длинный белый лимузин с яркими воздушными шариками, фигурками аистов и гирляндами из цветов. Ведь многие так делают, лимузины для новорожденных давно не редкость на петербургских дорогах. И фотографа. Обязательно профессионального фотографа! Долой мобильные телефоны и фотоаппараты‑гаджеты. Пусть специалист своего дела командным голосом выстроит всех родственников перед белоснежным авто и сделает первое семейное фото Романа Куликова. Это фото потом будет храниться много‑много лет, и передаваться из поколения в поколение. Так же, как снимок 1916 года с его предками Потаповыми.
А Куликовым, распорядилась Луковская, пора покупать коляску. Заранее никто ведь ничего не покупал – известно, что эта плохая примета. Света, правда, в Италии одним глазком все‑таки заглядывала в витрины детских магазинов – какая там одежонка для малышни, какие коляски – красота неземная! Следующий раз, когда она туда поедет, обязательно купит все самое лучшее своему Ромашке. А пока пусть Алиса выберет по Интернету, что ей нравится, а Света с Игорем оплатят.
Луковские настояли, чтобы из роддома дети ехали сразу к ним. Съемная квартира – это не гигиенично. Татьяна поможет дочке ухаживать за малышом. У них лучше условия, и они подготовят для ребенка отдельную комнату. И еще другую комнату – для молодых родителей. Пока малыш в роддоме, Луковские постараются организовать ремонт и купить новую мебель.
Татьяна Луковская подробно поведала, как ее дочку увозили в роддом, какие возникли сложности, но теперь, слава богу, было все позади.
Луковские попросили Куликовых пока не ездить к внуку, кроме родителей, разрешено одно посещение в день, завтра поедут они. Тем более, что у них есть свежие «флюшки»25.
Спорить с Татьяной было бесполезно, пришлось согласиться, взяв с неё слово, что как только Луковские оттуда приедут, они позвонят Свете или Игорю и все подробно расскажут.
«Какой длинный сегодня день, сколько событий,» – подумала Светлана. Еще утром она была в Тоскане. А сейчас… Подумала, и не стала ничего рассказывать гостям про свои итальянские впечатления и мистические видения, это было так мелко по сравнению с главным событием вчерашнего дня. Да её об этом никто и не спрашивал.
Наконец, Луковские очень тепло попрощались и ушли.
Завершился этот долгий и насыщенный событием день в супружеской спальне ночью страстной любви.
– Никогда не насиловал бабушек, – как умел, сострил Игорь Куликов.
– Я тоже не спала с дедушками…
– Теперь придется… Только с дедушками!
Супруги еще какое‑то время соревновались в остроумии по поводу своего нового статуса, но вскоре оба уснули, нежно обнявшись.
Следующим утром Куликовы съездили на флюорографическую станцию, сделали снимки и дождались справок. Татьяна Луковская позвонила уже вечером, сказала, что к внуку их не пустили. Но Алису они видели и разговаривали с врачами. Ромашка очень слабенький, хотя в целом чувствует себя неплохо. У него сегодня случилось апноэ – остановка дыхания. Говорят, это бывает у недоношенных. Надо искать хорошую детскую клинику, куда перевести малыша дней через пять. Роддом свою функцию выполнил, выхаживать малыша надо в специализированном стационаре.
Надежды на то, что Куликовым покажут малыша, не осталось никакой. Что тут говорить, если даже Луковским его не показали. Поэтому в роддом, проведать хотя бы новоиспеченных родителей, Света отправилась без Игоря, но в сопровождении мамы Аллы.
Алиса выглядела счастливой, она очень похорошела и приобрела даже некоторую плавность в движениях. Домашние вкуснющие пирожки бабушки‑прабабушки Аллы были встречены без интереса – за полчаса до визита старших родственников Андрей привез Алисе пакеты с едой из Макдональдса.
Света и Алла слушали подробный отчет про ребенка, и все больше проникались пониманием, что нет у них на свете никого дороже и любимей, чем этот комочек счастья, который они пока даже не видели.
Алиса показала на экране ноутбука, какую хочет коляску. Это была чуть ли не самая дорогая модель из тех, что бывают в принципе. Но в ту минуту Света была готова на любые траты для любимого малыша.
В пятницу ребенка выписали из роддома. Белый лимузин не понадобился. На реанимобиле, в кувезе, подключенном к специальной аппаратуре, Романа Куликова в сопровождении родителей перевезли из роддома в отделение интенсивной терапии Педиатрической академии.
Вечером позвонил Андрей и сказал:
– Здесь условия гораздо хуже. Нас совсем не пускают к ребенку. Рядом с ним только два каких‑то интерна. И остановка в отделении так себе, мы заглядывали через дверь… Лечащего врача назначат только в понедельник. А на выходных, сказали, делать ничего не будут. Только поддерживать стабильность параметров в кувезе. Не приезжай! Нам ничего не надо. Мы решили сегодня вечером с Алисой съездить и поужинать где‑нибудь в кафе. Ей надо развеется. Такая трудная была неделя.
Света немного расстроилась, рассудив, что плохо, что ребенка перевезли в новую больницу в пятницу. В этих заведениях, как правило, на выходных полная неразбериха с дежурным персоналом.
Следующий звонок от сына был уже в понедельник.
– Мам! Это я… – очень тихим голосом начал Андрей и замолчал.
– Что‑то случилось? Что‑то с ребенком? – встревожилась Светлана.
– Да…– ответил Андрей еле слышно и опять замолчал.
– Что? – громко спросила Света.
– У Ромашки кровоизлияние в мозг…
Света вся похолодела и нечеловеческим голосом захрипела в трубку:
– Он жив? Скажи, он жив?
– Жив… Пока. Но надежды на то, что его спасут, немного. У тебя есть какой‑нибудь знакомый хороший детский врач? Нейрохирург?
– Нет, милый! Но я что‑нибудь придумаю… Я найду. Вы там только держитесь!
Игорь Куликов был неподалеку, слышал этот разговор и схватился за сердце. Света сунула мужу валидол под язык, он прилег и довольно быстро пришел в себя.
Куликовы принялись вспоминать своих дальних и близких знакомых, связанных с медициной. Ольга, с которой Света была в Италии, у нее муж, кажется какой‑то врач. Света позвонила Ольге. Та велела искать врача на Авангардной, в Первой городской детской больнице.
Игорь прочитал в Интернете, что самый лучший детский нейрохирург в Петербурге, да и чуть ли не во всей стране – Сомов. Нашел его мобильный номер. Стал дозваниваться. Безуспешно!
Света тоже почти целый день искала и перечитывала в сети страницы про инсульт новорожденных. Было жутко, но не безнадежно. Шансы выхода из критического состояния оценивались как 50 на 50. Ночью они с Игорем почти не спали.
Дождавшись раннего утра, Света набрала Андрея.
– Андрей! Я нашла хорошего нейрохирурга и его номер телефона. Сомов. Он с Авангардной. Только дозвониться не могу.
– Я уже ему дозвонился, – обреченным голосом ответил Андрей. – Он за границей, в отпуске. Вернется в город не раньше, чем через неделю. Обещал к нам приехать.
– Как Ромашка?
– Ночью был второй инсульт. Полопались сосуды. Сгустки крови блуждают в голове и образуют тромбы. Сейчас говорить не могу, нам надо дождаться анализов. У него берут сейчас пункцию ликвора. Говорят, это могло произойти от инфекции, скорее всего, от внутриутробной. Есть и побочные проблемы – подозрение и на менингит, и на желтуху. Посмотри, пожалуйста, в интернете, что такое перивентрикулярная лейкомаляция. Я уже смотрел со своего телефона, но ничего не понял. У меня буквы перед глазами расплываются, я в смысл слов вникнуть не могу! Это какой‑то кошмар, которому не видно края.
Света и этот день до поздней ночи просидела в Интернете. Все удивлялась: «Господи, мне пятьдесят с лишним лет, а я по большому счету и не знаю, как устроен человеческий организм. Просто никогда об этом не задумывалась, потому что никто в нашей семье ничем особо не болел – простецкие простуды, разбитые коленки да ссадины.»
Двадцать с лишним лет назад она родила без особых осложнений единственного ребенка. Но при этом толком и не запомнила, как там у неё все внутри устроено – разве что в самых общих чертах. А уж как выглядит и функционирует мозг – она, тем более, не имела ни малейшего представления.
Света откопала в сети какие‑то диссертации и научные доклады по детскому инсульту. Некоторые из них были написаны группами врачей в соавторстве с Сомовым. Она читала их и пыталась вникнуть в смысл новых и непонятных слов: «…перивентрикулярной лейкомаляцией является гипоксически‑ишемическое поражение белого мозгового вещества, которое зависит от артериальной гипотонии, приступов апноэ после рождения, реанимационных мероприятий, инфекций и прочего. К патогенетическим факторам ПВЛ можно отнести: гипоксию, ацидоз, гипокапнию, токсины и другие. Очаги некрозов образуются в пограничной зоне около вентрикулофугальных и вентрикулопетальных артериальных ветвей, которые локализуются в перивентрикулярном белом мозговом веществе…»
Своим вполне здоровым мозгом при всем желании Света никак не могла представить физически эти жуткие словосочетания, просто на эмоциональном уровне понимала, что это что‑то совершенно ужасное. Какое непостижимое устройство этот человеческий мозг! Пожалуй, самое сложное из всего, что существует в мире. По уровню сложности мозг можно сравнивать разве что со Вселенной. Неужели, есть специалисты, врачи или биологи, которые представляют в деталях все эти сложнейшие процессы, происходящие в голове человека.
После нескольких часов сидения в Интернет и чтения материалов по интересующему её направлению, выводы были сделаны неутешительные – однозначных и идеальных решений по настраиванию мозга нет, и пока нет таких специалистов, которые бы во всем разобрались досконально. Иначе первое, что они попытались бы сделать – синтезировали бы мозг, полностью или частично.
Справедливости ради заметим, что ко второму десятку лет двадцать первого века нейрохирурги все же добились заметного прогресса – научились ставить в мозг искусственные сосуды, внедрять приборы‑шунты, регулирующие внутричерепное давление, кровообращение и обмен веществ. Существенный прорыв был сделан всего четыре года назад, когда стали возможны более точные исследования с помощью сонографии.
А вот для трансплантации мозга или даже его небольших частей, подобно тому, как делают с другими органами, время еще не пришло. Искусственное дыхание, искусственное кровообращение, искусственное сердцебиение – это вам, пожалуйста! Но моментом окончания жизни человека до сих пор принято считать смерть его мозга.
Андрей убеждал своих родителей, что приезжать в Педиатрическую академию нет смысла, звонил им каждые три‑четыре часа. Все это чем‑то напоминало вести с фронта: наши войска отступают, сдавая ненавистному врагу очередные города. Все еще брезжит малюсенькая надежда, что ситуацию удастся переломить, но шансов на благополучный исход с каждым днем все меньше.
Света перестала ходить на работу, взяла отпуск за свой счет. Игорь тоже потерял всякий интерес к своему и без того малому бизнесу – лежал целыми днями на диване, тупо уставившись в телевизор. Приподнимался только, когда раздавался телефонный звонок. Если звонил Андрей, муж напряженно вслушивался в Светины вопросы и комментарии. Потом Света перезванивала своей маме, и подробно рассказывала ей все, что только что узнала.
Алиса часами простаивала в часовне при Педиатрической академии, умоляя бога и всех святых не забирать малыша. Ребенка заочно окрестили.
Примерно через неделю Света не выдержала и приехала к дверям реанимации. К внуку её, разумеется, не пустили, зато на лестничной площадке она неожиданно встретила вызванного для консультаций Сомова, который выходил из реанимационного отделения и сказал ей всего несколько слов:
– Вы бабушка? Здесь хорошие врачи, и ваш внук получает адекватное лечение и уход. Оперировать его сейчас бесполезно. Надо ждать. Наберитесь терпения и молитесь!
Вслед за ним вышел Андрей. Пытался неловко, и смущаясь, на ступеньках лестницы передать врачу деньги – за визит и консультацию. Сомов категорически деньги не взял. В ту минуту Света подумала, Сомов – святой! Деньги – это так мелко в масштабах человеческой жизни. Потом, гораздо позже, узнала почему – нейрохирург был уверен, что ребенок обречен.
А пока Света с Андреем вышли на улицу. Достали сигареты и закурили прямо у входа в больничный корпус.
– ВЖК третьей степени, – размышлял вслух Андрей. – У него вчера был третий инсульт. Это очень глубокое поражение мозга. Третья степень. Правда, бывает еще и четвертая. Но там летальность 98% и шансов, чтобы стать нормальным человеком – никаких. Вегетативное состояние в лучшем случае.
– Ну, подожди ты говорить про вегетативное состояние! Еще ничего неизвестно! Или Сомов тебе еще что‑нибудь сказал? Какие прогнозы?
– Он сказал, что в данной ситуации он не нужен. Ребенок очень тяжелый. Оперировать его в таком состоянии нельзя!
– Сомов еще придет?
– Пока нет. А там видно будет.
Через пару дней Андрей сообщил по телефону, что от внутривенной капельницы, которая постоянно прикреплена с помощью лейкопластыря к венке малыша, покраснела и припухла правая ручка. Ждут хирурга.
Света тут же вспомнила историю, которую недавно рассказывали по всем телевизионным каналам – годовалой девочке после безграмотно поставленной капельницы пришлось ампутировать руку по предплечье. Переполненная волнением она поделилась своей тревогой с Игорем. Муж выслушал Свету, как ей показалось, без всякого интереса. Потом вдруг присел на диван и потерял сознание.
Света вызвала неотложку. Врачи приехали через несколько минут. Измерили давление, сделали кардиограмму и не без оснований предположили, что у Игоря инфаркт.
Всадили в него через шприцы и капельницы какие‑то подобающие случаю препараты, а потом забрали в больницу, в реанимацию. Стали готовить к операции.
Света осталась одна. Ночью она не могла уснуть, мучаясь от мысли, что никому ничем не может помочь. Она очень хочет остаться бабушкой и совсем не готова стать вдовой.
Вышла на балкон и стала смотреть на белесое небо, затянутое серыми тучами. С любопытством находила в причудливых очертаниях фигуры животных, лица людей. Ей казалось, что вот сейчас эти облака подскажут ей ответы на все вопросы, нарисуют картины всего, что её ждет в ближайшем будущем. Очертания менялись, она никак не могла понять смысла мелькающих картин: какой‑то лось, или черт? Потом островок и лес вокруг – что это значит? Небо явно пыталось ей что‑то рассказать на своем языке облаков, но она не понимала и готова была просто молиться. Молиться кому угодно: Богу, деве Марии, Матроне Московской, Будде, Кришне… Космосу! В какой‑то момент ей показалось, что облака повернулись к ней профилем до боли знакомого и родного лица, и она мысленно обратилась к своему папе:
– Пожалуйста! Папочка, милый! Я прошу тебя, пожалуйста! Пусть этот ребенок останется жить… Это самое любимое, мое самое дорогое! Ну, сделай что‑нибудь, пожалуйста… И Игорь! Я так его люблю! Очень люблю!
Профиль растянулся, распался на лодку и дерево и через несколько минут слился с большой тучей.
Света вернулась в спальню и легла спать. Уснула.
Следующий день подарил надежды и принес первые позитивные вести.
Света бесконечно радовалась тому, что хирург, осмотревший Ромашку, не увидел в ручке малыша ничего такого, что требовало бы оперативного вмешательства. Иголку капельницы закрепили на другой его ручке.
Игорю Куликову сделали стентирование. Врачи, обнадежили, что при строгом соблюдении назначенной терапии и того, что на их формальном сленге называется режим труда и отдыха, можно будет избежать осложнений.
Света чуть‑чуть успокоилась и вечером на следующий день, в субботу, разрешила навестить себя подругам Ольге и Марине, которые давно рвались к ней в гости. Дамы расположились на просторной лоджии, ели сыр, фрукты и пили привезенное из Италии вино. Хозяйка дома в подробностях рассказывала о тяжелых испытаниях, обрушившихся на её семью. Марина после каждой паузы в сбивчивой беседе напоминала, что надо обязательно окрестить малыша, и каждый день ходить в церковь и ставить свечку за здравие. Света трижды напомнила ей, что малыша уже окрестили, но гостья не обращала никакого внимания на эти пояснения.
Дамы выпили весьма изрядно, и постепенно тема их разговоров переместилась в плоскость тайны ухода Валеры Масленко. Куликова рассказала подругам про встречи с Аглаей и Верой и озвучила предположение, что объектом отравления должна была быть Аглая.
– Конечно! – поддержала её Ольга. – Тогда все сходится. Виски с растворенными в них таблетками предполагались для Аглаи. А она не приехала ночевать, и их случайно выпил Валера.
– Все классно, пинкертоны! – ехидно констатировала Марина. – Только кто все‑таки убийца?
– Виктор или Оксана! – предположила Света.
– Ты ведь еще не разговаривала с Виктором? – уточнила Ольга.
– Нет! Попробую и к нему подъехать на той же кривой козе – от имени журналистского сообщества.
– Попробуй! – поддержала Ольга. – Но учти, он банкир‑финансист и, скорее всего, будет профессионально молчать! В любом случае, будь осторожней. Вдруг, это действительно он подстроил?
– Слушай, Свет, уже останови хоть на время свою детективную деятельность! – предостерегла Марина. – Тебе мало того, что делается в ближнем от тебя круге. Куда ты сейчас полезешь заниматься еще и проблемами Масленко! Ему все равно уже ничем не поможешь. Твои родные мужики гораздо больше нуждаются в твоей энергии и силах!
Ольга захотела в туалет, по дороге туда окинула пристальным взором спальню подруги, и громко, чтобы её авторитетное мнение было слышно на балконе, заявила:
– А что ты хочешь! У тебя же полное нарушение всех правил Фэн‑шуй! Вот что эта за картина над кроватью? Пошло и безвкусно!
Хозяйка квартиры с интересом высунула голову из лоджии в спальню.
– Я очень ее люблю, – принялась оправдываться она. – Картина висит тут уже несколько лет.
– Вот и плохо, что висит! Перевесь её куда‑нибудь на задний двор! – безапелляционно настаивала Ольга. – Я даже уже не говорю про ее весьма сомнительные художественные достоинства. Здесь изображен водопад. А текущая вода всегда уносит энергию. Скалы перекрывают каналы прихода добрых новостей. Как можно вообще что‑то приносить в дом, не зная побочных действий от этих вещей!
