полная версия

Ирина Коняхина
Ген хранитель

– И что, вы совсем не верите в загробную жизнь? – не унимался Фабио. Сам‑то он был убежденным католиком.

– Не верю! – усмехнулся Паоло. – Мир материален и жесток. Мое тело обратится в прах, и уже через пару‑тройку лет никто не вспомнит, что я жил.

– А как же душа? Встреча на небесах с вашими предками, с моей мамой?

–Да ладно! Нет никакой души! – медленно, но без тени сомнения в голосе провозгласил старик. – Все вот эти рассказы людей, испытавших клиническую смерть – не более чем иллюзии от воспаленного мозга. Соломинка, за которую им хочется ухватиться.

– Но все они видят одно и то же! Коридор, тоннель, вдалеке свет… И даже, как правило, они встречают там своих умерших родственников.

– Они видят одно и то же, потому что, во‑первых, их организм находится во вполне определенном психофизическом состоянии. Это сугубо физиологические параметры – давление, пульс, температура – дают такое состояние мозга, когда человек видит подобный сон. С небольшими индивидуальными отклонениями. А, во‑вторых, они же прежде всегда слышали от других, что такое обычно снится. И этот чужой сон как раз и засел у них в памяти.

– Но как же жить, зная, что все закончится раз и навсегда?

– Так же! Теми же методами и способами! Здесь и сейчас. Радуясь тому, что живешь. Наслаждаясь каждым глотком вина, окружающим тебя миром и каждым прожитым днем. Главный парадокс жизни – в ней нет абсолютно никакой конечной цели, только промежуточные. Процесс! Поиски счастья, решение больших и малых задач, постоянное преодоление трудностей, борьба сначала за то, чтобы добиться чего‑то нового, важного, значимого для себя, а потом за то, чтобы как можно дольше не потерять, что имеешь. Исполнение своей некой случайной, неосязаемой и порой непонятной миссии. Только сам процесс… Это всего лишь путь.

– Неужели только для этого процесса человек и живет на земле?

– Да! И чем раньше ты перестанешь готовиться к весьма сомнительному загробному миру, тем более полноценно проживешь свою единственную жизнь. Я начал понимать эти простые вещи, когда мне уже перевалило за шестьдесят. Дыши полной грудью, получай удовольствие от жизни. Это не только лучший из миров – он единственный! Ничто не дается нам раз и навсегда – ни победы, ни деньги, ни любовь, ни, увы, как видишь, даже сама жизнь! Все вокруг: природа, человек, бизнес, чувства – имеют свой цикл: рождение, взросление, зрелость, старость и смерть. Просто каждый из этих циклов и все его составляющие по продолжительности у всех и всего разные.

– Жаль, если потом ничего не будет… – искренне расстроился Фабио.

– Не грусти, дорогой мой! Жалеть стоит лишь тех, кому не выпал шанс родиться. Или тех, кто слишком рано ушел. Не успел влюбиться и полюбить свою жизнь. Не прожил ее ярко и с удовольствием – в победах, страстях и любви. Представляешь, какой облом достается тем, кто всю жизнь готовил себя к вечности, игнорируя земные радости и любовь. И превратился точно в такой же прах, как человек, проживший «на всю катушку», получивший от своей единственной жизни все сполна. Мне жалеть не о чем!

– Вы хотели бы что‑то изменить в своей жизни? С какого‑то момента? Если бы это было возможно? – увлекшись разговором, поинтересовался Фабио.

– Я раньше думал об этом… Наверное, я слишком много сил вложил в этот отель. Мне так тяжело дались те деньги, на которые я его купил. Я ведь копил всю жизнь, и так сладко было осознавать, что всё получилось, и есть, чем гордиться! Было особенно важно, чтобы здесь была идеальная чистота и красота. Чтобы в городе все знали – у Паоло прекрасный отель. Самый лучший! Столько раз я затевал ремонт. Покупал новую мебель, новый текстиль. Менял окна, здание то очень старое, заказывал более современное оборудования для кухни. Как мне досаждали постоянные протечки на крыше – столько раз ее перестилали. Деньги‑деньги‑деньги. Их всегда не хватало, чтобы сделать все так, как надо, и именно в то время, когда следовало. Отель постоянно требовал моей колоссальной энергии. Без права на несколько дней забыть про него и полностью расслабиться. А потому – практически без выходных. Получается, что я долгие годы не принадлежал себе – только этому зданию. Это мое детище, моя гордость, моя жизнь! Разумеется, я любил женщин, любил Валентину. Но главным в моей жизни все равно оставался отель. Время от времени были сомнения – а для чего мне это все надо. Есть ли у меня другой путь и не пора ли свернуть на него. Хотел бы я все изменить? Скажем, сосредоточится на любви, завести семью, детей. Не знаю! Вот ты, почему не завел?

– У меня есть ребенок, – напомнил Фабио, – я же вам говорил!

– Сейчас я уверен, что любое, пусть самое маленькое изменение в цепочке моей жизни, – не обращая внимания на реплику собеседника, продолжал Паоло, – обязательно привело бы совсем к другому дальнейшему пути. Я не встретил бы того, кто мне дорог и важен. Без трудностей, трагедий и потерь никогда не добился бы того, чего хотел и о чем мечтал. Нет! Все могло быть гораздо хуже, и при этом, кстати, совсем не факт, что я дожил бы почти до ста лет! Я давно оптимистичный фаталист и согласен с теми, кто считает, что каждый человек, как бы тяжело не складывалась его судьба, проживает самый лучший сценарий из всех возможных вариантов.

– И все заканчивается земной жизнью… Точнее, смертью? – Фабио никак не желал соглашаться с выводами старика.

– Боюсь, что да! И я тебе больше скажу – каждому без исключения за эту вожделенную земную жизнь приходится еще и помучиться, и съесть свой огромный мешок дерьма. Кто‑то ест его понемногу на протяжении всей жизни, борясь с болезнями, с бедностью, с одиночеством, с предательством. Кого‑то шарахает всего несколько раз, но таким количеством, что под тяжестью можно больше и не подняться. Или не хочется подниматься. Ни один, понимаешь, ни один из триллионов людей, когда‑либо живших на земле, не шагал по ступенькам своей судьбы ровно, бодро и уверенно наверх, нигде не задерживаясь и не падая, не ударяясь больно, на нескольких ступеньках, или, не скатываясь безнадежно вниз.

– Как‑то грустно все это выглядит… И жить тяжело. И умирать не хочется!

– Жить действительно тяжело. Очень тяжело! И живут, дожидаясь больших и маленьких радостей, только те, кто поднимается после очередного удара судьбы, и шагает дальше. У кого остались хоть какие‑то силы, азарт, жажда успеха и победы.

– И любовь. – счел необходимым дополнить Фабио.

– Конечно! Это вообще самая главная, самая важная субстанция в материальном и прагматичном мире. То, что не поддается никаким законам логики, математики, химии, и я уже даже склонен думать – биологии, – глаза Паоло еще больше заблестели, даже слегка заслезились, он привстал, опираясь на стул, и с большим воодушевлением продолжил, – Любовь – это, пожалуй, как раз то, за что верующие принимают понятие «душа». И знаешь, иногда мне кажется, что энергия любви, сгенерированная множеством поколений, обволакивает человечество снаружи и глубоко внутри, и дает ему самые главные движущие силы и эмоции для радости жизни в целом и для продолжения рода в частности.

– Как красиво вы сказали про любовь… А вот нет! Я с вами, пожалуй, не соглашусь. Нет, я так не думаю… Хотя бы потому, что многие люди не умеют или не хотят любить. Или потеряли всех своих любимых, – возразил Фабио, явно намекая на одиночество Паоло.

– Omnia vincit amor et noc cedamus amori!¹², говорили в древности. Любовь, скажу я тебе, это гораздо больше, чем психологическая привязанность и физиологическая близость мужчины и женщины, – продолжил старик. – Любовь – это гремучая смесь страсти, боли, восторга, которая наполняет любое живое существо всю его жизнь. И, возможно, единственное, что остается после смерти. Это, безусловно, и женщины, которые возбуждали твои чувства на протяжении всей жизни, это и твои дети, семья, твой дом, родители, одноклассники, друзья. Это все твои воспоминания детства, юности, зрелости. Это все то, что заставляло быть сильным, умным, красивым, талантливым. Все то, от чего щемило и до сих пор щемит в груди, давая ощущение безмерного, пусть и минутного, счастья. Возможно, у кого‑то самые яркие чувства направлены еще и на жажду богатства, власти, признания, успеха и всемирной славы. Это же тоже разновидность любви и страсти. А мне сейчас, пожалуй, хватает того, что укладывается в слово «родное». Родное сердце, родной человек, родное место.

– Вы и сейчас чувствуете это облако любви вокруг себя? Потеряв родителей, любимую женщину, не имея детей, семьи? – удивился Фабио.

– Да. У меня осталось не много сил, но со мной мой любимый дом, любимый город, любимый отель. И мои воспоминания о любимых родителях и Валентине. И их любовь. И мне немного грустно, что ничего из этой любви и этих воспоминаний я не могу никому отдать, передать или завещать.

Глава 7

2010 год. Санкт‑Петербург. Очки

Светлана заглянула в свой почтовый ящик в социальных сетях и обнаружила там сообщение от Фабио.

«Привет, Светлана! Как дела? Чем занимаешься?»

Она медленно и старательно, постоянно заглядывая в электронный переводчик, набила на клавиатуре по‑итальянски:

«Отлично! У меня скоро день рождения… Увы, не просто рядовой день рождения, а страшный пятидесятилетний юбилей. И я выбираю, где его отпраздновать. Думаю, кого пригласить, какое платье себе купить…»

Через минуту пришел ответ:

«Пригласи меня! Хочешь, я приеду?»

Оказывается, Фабио был в этот момент в сети.

«Хочу? Не уверена, что мой муж будет в восторге от твоего приезда».

«Ты его любишь?»

«Думаю, что да! Я к нему очень привыкла».

«Твое сердце закрыто для новой другой любви?»

«Как знать… Мое сердце не всегда живет в ладу с разумом. Оно может еще что‑нибудь выкинуть…»

Вслед за этим Фабио написал, что хотел бы жениться на русской женщине, и ему кажется, что Светлана вполне могла бы вызвать его интерес в этой роли.

Светлана написала ему «ciao!»¹³ и призадумалась, что к чему.

Замечательно знать, что где‑то в мире есть иностранец, итальянец, красавец, моложе тебя на пять лет, который теоретически готов на тебе жениться! Помечтать всегда приятно! Но может ли такое быть? Мужчина тебя никогда не видел. Ничего о тебе толком не знает. Да, он пока не просит оформить на него кредит, прислать ему денег в долг (да у Куликовых лишних денег особо и нет!). Пока не просит?

И кстати, или зря, Светлане вспомнилась история из старого итальянского кино «Ночи Кабирии». Там, где наивная влюбленная девушка продала все на свете, чтобы выйти замуж за любимого мужчину, и чуть было не стала жертвой его жестокого и коварного плана… Нет, причем тут это. Светлана ведет вполне благопристойный образ жизни, замужем, не собирается продавать свою квартиру, и не богата даже временно. Нет! Да и Фабио совсем не похож на альфонса или авантюриста… Все они не похожи!

В любом случае вопросы Фабио иногда казались ей странными. Он интересовался, где она родилась, куда ездила отдыхать, сколько лет её сыну. С другой стороны, Светлана понимала, а о чем ему ее еще спрашивать? Каких вопросов следовало ждать?

И все же переписка, которая началась несколько месяцев назад, постепенно увлекла их обоих. Было любопытно обнаружить, что Фабио книголюб. И у них со Светланой проявился общий интерес к творчеству Пауло Коэльо. Оказывается, они почти в одно и тоже время взялись читать «Aleph». Причем, Светлана, мучалась, но читала эту книгу на итальянском языке. Такая вот жажда оптимизации – и литературу новую осилить, и язык усовершенствовать, два в одном! Оттого то, она многого в книге и не поняла. Честнее было бы сказать, что почти ничего не поняла!

Что касается Игоря Куликова, тот наотрез отказался читать «эту чушь» даже на русском. Светлана искала, с кем бы поделиться своими читательскими умозаключениями… И тут, ура, Фабио!

В мучительных попытках разобраться в сути и объясниться, у Светланы и Фабио родилось единодушие в трактовке диалога автора с божьим сыном. Главную идею книги Светлана сформулировала по‑толстовски: «Все что не делается, все к лучшему». И ведь Фабио подтвердил, что он это тоже так это понимает. И что это мысль, которой он обычно поддерживает себя в трудное время. И Светлана, ведь, тоже!

Фабио в свое время приятно удивил свою петербургскую подругу по переписке знанием русской литературы. Он, оказывается, читал в переводе и Достоевского, и Чехова, и Гоголя, и даже немного Пушкина.

Не раз Светлана и Фабио обсуждали итальянского кино. Светлану распирало от желания похвалиться перед новым другом знанием Феллини, но Фабио на это ответил, что знать Феллини, конечно, надо, но любить вовсе не обязательно.

Фабио стал присылать Светлане по электронной почте Интернет‑ссылки на итальянские фильмы с итальянскими субтитрами, она новыми глазами смотрела, как в первый раз, любимую классику: «Брак по‑итальянски» с Софи Лорен и «Укрощения строптивого» и «Безумно влюбленный» с Адриано Челентано.

Переписка с итальянским «женихом» занимала все больше времени и доставляла замужней даме все больше удовольствия. В пору было начинать тревожиться, как бы муж не заподозрил, что у него появляется итальянский соперник. На уровне фантазий Светлана уже, пожалуй, была готова что‑нибудь замутить в плане измены семейным узам. Впрочем, до сих пор семья Куликовых была надежно защищена от Фабио расстоянием в две с лишним тысячи километров и экраном домашнего компьютера. Так или иначе, любительница итальянского языка решила поставить пароли на все свои почтовые ящики и социальные сети, и разобралась с тем, как пользоваться функцией быстрого перехода с одной страницы на другую. Теперь, когда Игорь входил в комнату, а она сидела в Интернете, достаточно было нажать пару кнопок, чтобы не вызвать никаких подозрений и лишних вопросов.

Для любой женщины пятидесятилетие – это, возможно, самая странная и сложная дата. Во многом даже страшная. Светлане Куликовой оставалась до нее совсем чуть‑чуть. Состояние нервозности усиливали коллеги на работе, подруги и родственники, их любопытство, как она будет отмечать юбилей и вопросы, что ей хотелось бы получить в подарок.

Несмотря на системную нехватку денег, Светлана смирилась с мыслью, что придется потратиться на банкет в ресторане. Предварительный список гостей потянул на тридцать человек. Шесть коллег по журналу, пять университетских подруг, все, разумеется, со своими вторыми половинами, её мама, муж, Луковские и Алиса с Андреем. Автоматически за решением праздновать юбилей в ресторане последовала проблема выбора нового вечернего платья.

С рестораном всё определилось довольно быстро. По состоянию души и уровню события Игорь сразу предложил «Метрополь». Центр города, его своеобразный гастрономический символ. Супруги были там полгода назад на редакционном корпоративном мероприятии, им все понравилось.

До сих пор, разумеется, у Светланы Куликовой было много дней рождения. Почему‑то в первую очередь сейчас она вспомнила, как перешагивала свои «двадцать» – студентка одного из лучших университетов Советской страны, по уши влюбленная в своего сокурсника. В «двадцать три» он без тревог и сожалений предпочел её более выгодной партии, мягко говоря, бросил.

Да! Это было… Прежде чем стать супругой Игоря Куликова Светлана отчаянно номинировалась на роль жены своего однокурсника Валеры Масленко. Тот роман продолжался чуть больше полутора лет. Валера явно страдал синдромом отличника – у него все должно было быть самое лучшее: работа, квартира, машина, жена. А сразу после университета были только должность корреспондента с мизерной зарплатой в заводской многотиражке, убогая комната в густонаселенной коммуналке на проспекте Газа, оставшаяся в наследство от бабушки, и влюбленная в него по уши сокурсница – Света Потапова. До образа достойной жены для Валеры Света явно не дотягивала – не самая красивая даже на курсе, просто милая, но сколько таких вокруг. А еще, как выяснилось, без связей и без заманчивого приданного. Свету Потапову безжалостно заменили другой девушкой – дочкой главного редактора солидного литературного журнала.

Как Света тогда горевала! Горстями пила транквилизаторы, чтобы справиться с бессонницей и депрессией. Ей в её «аж, двадцать три года!» казалось, что ужаснее в жизни быть ничего не может, и она больше никогда никого не полюбит и не выйдет замуж.

Через несколько лет, уже привыкнув вполне к роли жены Игоря Куликова, Света время от времени сначала из газет, а потом из Интернета узнавала о карьерном росте отвергнувшего её Валеры. «Ах, ну почему я не его жена!» – все еще иногда завистливо восклицала Светлана Куликова. И даже делилась добытой информацией о бывшем возлюбленном с самыми близкими подругами.

Да, очень скоро после женитьбы Валерий Масленко был назначен заместителем главного редактора в тот самый солидный журнал, где работал его тесть. Но, справедливости ради, следует заметить, что Валера никогда не останавливался на достигнутом – после университета, занимая ответственную должность, он поступил в Международный банковский институт, получил степень МВА. потом стал управляющим небольшого филиала банка, вот уже банка побольше, вот уже президентом одного из крупных банков города.

Впрочем, наблюдая за его головокружительной карьерой и читая светскую хронику, также сложно было не обратить внимание, что почти каждому следующему шагу в его карьере случайно или планомерно предшествовали очередной развод и новая женитьба.

И странно, что Светлана только к пятидесяти годам начала понимать, что по‑другому и с ней, и с ним, быть не могло.

Почему она такая и так живет. Возможно, её судьба отчасти запрограммирована чуть ли не на генетическом уровне. Во‑первых, примером доверительных семейных отношений родителей, уютной, спокойной, без потрясений, обстановкой, в которой она выросла. Ей не надо было бороться за место под солнцем. Судьба оберегала её от потрясений, а самым большим из них как раз и было предательство Валеры.

Во‑вторых, Светлана трезво оценивала себя как обладательницу весьма заурядной внешности и далеко не безупречного вкуса. Что поделаешь, если желание, каким‑то особым образом ухаживать за своим лицом и покупать модную одежду, у Светланы просыпалось лишь эпизодически. А еще ей достались в наследство упрямство и привычка отстаивать собственное мнение, чрезмерная гордость, но при этом отсутствие бойцовских качеств – ну, не научилась она ввязываться в жесткую борьбу за свои права или тем более за свою любовь, и все тут!

Теперь мудрая Куликова понимала, их отношения с Масленко были обречены на провал! Вот даже, если бы ей в свое время удалось довести Валеру до ЗАГСа, она, все равно бы, не выдержала гонку его амбиций. Пусть не в двадцать три года, но рано или поздно Валера бы выбросил её из сердца – на второй ступеньке их совместной биографии, или на третьей. Возможен ли иной вариант? Маловероятно! А если бы они, вдруг, не расстались с Валерой – он никогда не стал бы тем, кем стал. Как в том старом анекдоте: «Жена банкира, прогуливаясь с супругом, встречает дворника, в котором узнает своего одноклассника. «Вот, – язвительно замечает супруг, – когда‑то ты была в него влюблена, а он тебя проигнорировал! Вышла бы за него замуж – стала бы дворничихой!» «Нет! – возражает жена – Со мной он стал бы банкиром!»

Увы, это не про Светлану… Она бы покорно стала дворничихой. А Валера интуитивно тянулся к женщинам, рядом с которыми становятся банкиром.

Бог с ним, уже, с Валерой! Светлана особенно радостно приняла свои «тридцать лет». Потому что уже несколько лет была замужем за Игорем Куликовым, у неё был ребенок – сын Андрей. Она выполнила общепринятую программу успешности на том этапе, её переполняли новые грандиозные планы и идеи, а потому она ни о чем особо не тревожилась. В «сорок» тоже особо не горевала – находилась на пике профессиональной деятельности и делала карьеру. Игорь Куликов оставлял своей жене достаточно личного пространства, чтобы она занималась тем, что ей нравится, и делала все так, как она хочет. Светлана тоже не особо вмешивалась в дела мужа, разве что он сам время от времени просил у неё помощи или совета. Супруги часто спорили, ссорились по крупным поводам и мелочам, но умели слушать друг друга, и как‑то договаривались.

И вот первый раз в жизни, к «пятидесяти», Светлана оказалась совершенно не готова – ни морально, ни физически. То есть, с одной стороны, она была вполне здорова, энергична, полна эмоций, замужем, но при этом открыта для новых увлечений и приключений. Но при этом её самовосприятие стало меняться существенным образом.

Летний сезон до сих пор всегда предполагал легкость и открытость в одежде. Для юбилейного банкета, объездив кучу бутиков, и потратив уйму времени, Светлана купила роскошное золотисто‑коричневое платье на тонких бретельках. Она много лет о таком мечтала. Платье идеально село по фигуре. Не зря же женщина самозабвенно следила за своим весом. В магазине, во время примерки, ей показалось, что ничего красивее у нее в жизни никогда не было. И продавщица подтвердила, что всё смотрится великолепно, и надо брать!

Когда Светлана пришла домой и надела платье во второй раз, не сняв при этом очки – она погрузилась в ступор. Зеркало как будто недоумевало – ау, милочка, тебе пятьдесят!

Это все из‑за очков, которые Светлана надевала преимущественно для чтения, а вовсе не для разглядывания себя в зеркале.

Пять лет назад, когда на очередном осмотре у окулиста вдруг выяснилось, что у нее больше не безупречное зрение, и читать проще, используя очки, было забавно – новый аксессуар, можно выбрать что‑то модное, разориться на оправу от известного бренда. Да и читать в них действительно было удобно. Через год еще плюс единица, а сейчас уже плюс три. Выяснилось, что эти заразы‑очки такие хрупкие, их надо протирать специальными средствами, оправы быстро выходят из моды, и при этом очки постоянно куда‑нибудь прячутся. Это вам не мобильный телефон – попросил кого‑нибудь набрать твой номер, и услышал звонок. Они всегда молчат и где‑нибудь злорадно таятся. Носить их на шее, постоянно привязанными к шнурку – быть похожей на рассеянную старушку. Лучше тогда каждый раз тратить время на их поиски. При этом в преддверии «пятидесяти» Светлана без очков не могла работать с компьютером, узнавать знакомых людей издалека и водить машину в сумерки. Но, как оказалось, самое страшное теперь было – это не без очков, а именно в них!

В «почти пятьдесят», когда в очках разглядываешь свое отражение, кожа еще условно упругая, и глубоких морщинок не так много. Но ты, вдруг, отчетливо понимаешь – редкими походами к косметологу, кремами и чудодейственными масками природу больше не обманешь. Маячат кардинальные меры, пора делать блефаропластику, а еще лучше круговую подтяжку лица!

Разглядывая себя в зеркале, дома, все в тех же очках, в платье, купленном к пятидесятилетию, Светлана, пожалуй, первый раз в жизни содрогнулась от вида своей шеи. Она показалось ей чужой и ужасной – дряблой, в каких‑то разномастных пигментных пятнах и родинках. Интересно, а можно ли убрать все это безобразия хирургическим путем? Или придется переходить на шарфики и водолазки, пожизненно? Теперь про грудь. В части декольте, может быть, и неплохо, но тоже совсем не то, что раньше. Или вот голова, вершина, так сказать, образа! Волосы – секущиеся, безжизненные, как мочалка. Седину Светлана успешно закрашивает. Но никакие широко рекламируемые шампуни, бальзамы и маски не спасают волосы от истончения. И наконец, руки. Руки юбиляршу разочаровали больше всего. Обвислые внутренние мышцы тряслись как холодец. А ведь она время от времени ходила на фитнес! Избегала чрезмерной нагрузки на руки, чтобы они не превратились в мускулистые бодибилдинговые. Впрочем, то, что получилось в результате, еще хуже. И самое неприятное – это уже никогда само не «рассосется». Ни‑ког‑да!

Сделаем паузу в печали из‑за того, что заметно в очках. Ведь есть и то, для чего никакие очки не нужны – и так всё слишком очевидно.

Внутреннее ощущение возраста категорически не вяжется с его жестокими внешними проявлениями, и протестует перед надвигающейся планкой с отметкой в полвека. Вот не хочется брать эту планку, и все тут! И похоже, пятьдесят лет – это тот самый пик горки, после которого любая попытка привычного самоусовершенствования бьет тебя по носу, напоминая русскую присказку: до сих пор ты «ехал НА ярмарку», настает время «ехать С ярмарки».

Что касается проектов дальнейшего финансового благополучия, увы, очевидно, если за полвека жизни человеку не хватило на то, чтобы найти какую‑либо пусть не золотую, но хотя бы серебряную или медную жилу, приносящую стабильный удовлетворительный доход, то дальше лучше не будет. Дети, у кого они есть, уже выросли и в идеальном случае, то есть при самых благоприятных обстоятельствах, могут как‑то прокормиться сами. Также без оракула ясно, что на государственную пенсию в любые времена в нашей стране не проживешь. При этом до этой самой пенсии на кардинальное решение всех финансовых проблем остается всего каких‑то пять лет. До сих пор ничего не получалось, а тут за каких‑то пять непонятных лет может произойти чудо? Вряд ли! Продолжать верить в это чудо? Нет! Надо самой еще раз попытаться что‑нибудь придумать! Но что? Пять лет все‑таки есть.

А еще страшное открытие накануне «пятидесяти» – это полное закрытие темы с новым идеальным возлюбленным. Пусть даже, например, у Светланы есть муж. К слову сказать, он более, чем не идеален.

До сих пор она верила, что два самых прочных и важных звена в браке – общие жизненные ценности и устраивающий обоих секс. При этом, начиная чуть ли не с первого дня после свадьбы, она тешила себя надеждой – встретит идеального мужчину, уйдет от Игоря! Теперь, пожалуй, невозможно это сделать не только практически, но и теоретически. Речь идет не вообще о новых мужчинах, они гипотетически могут оказаться рядом с небогатой и незнаменитой пятидесятилетней женщиной: замужней, разведенной, вдовой или старой девой. А о том, что удел любой женщины старше пятидесяти лет, пребывающей в поисках любви – система глубочайших компромиссов. Новые мужчины, случайно и изредка встречающиеся на жизненном пути, как правило, женаты, слишком стары, нездоровы, некрасивы, бедны, глупы, ленивы, зануды, эгоисты и алкоголики. И нередко, во всяком случае, в России – все перечисленное оптом. При этом пятидесятилетняя женщина – не их идеал, а тоже глубочайший компромисс – ведь понятно, что каждый из них мечтает о молоденькой любовнице, хорошо бы, тридцатилетней, и чтоб без особых претензий.

Светлана на минуту засомневалась, а как же тогда Фабио? Возможно ли исключение? Загадка! Про него известно только то, что он пишет в сетях. Слишком все сладко, чтобы быть правдой. Кто скрывается за его фото, и какие цели он преследует.

К слову сказать, в Игоре Куликове её почти всё теперь устраивало. Они вместе взрослели и приобретали черты опытных и умнеющих людей рядом, медленно, а потому безболезненно и практически незаметно друг для друга. Провозгласили себя атеистами, но толерантно относились к религиозным привязанностям всех своих друзей: и христиан, и иудеев, и кришнаитов. В их семье постепенно сблизились не только идеологические и политические взгляды, но и культурные, спортивные и кулинарные пристрастия, весовая категория и даже некоторые вредные привычки. Оба курили и в неограниченных количествах пили кофе. Даже внешне они стали чем‑то похожи! А может быть, и сразу были? Притирались к взаимным вредностям и недостаткам друг друга, старались быть лучше, прощали досадные ошибки, мирились и находили компромиссы. Да и, пожалуй, они шлифовали свои характеры вместе и шли упорно рядом в направлении к устраивающему обоих результату. Научились чувствовать состояние друг друга и понимать какие‑то вещи без слов – по взгляду и выражению лица. Даже после двух десятилетий брака, Игорь по‑прежнему часто безо всякого особого повода говорил, что любит Светлану. Это, разумеется, ей было очень приятно и давало уверенность, что она умная, красивая, талантливая, и представляет из себя некую ценность как женщина.

И еще, свершилось то, о чем она мечтала после глубокого сердечного ожога молодости. У Светланы не было необходимости «отбивать» своего мужа у других женщин, то есть тратить драгоценное время семейной жизни на конкурентную борьбу.

Впрочем, каждая медаль имеет обратную сторону. Уверенность в верности Игоря и некоторая расслабленность укрепили сомнительную привычку не слишком много времени и средств тратить на косметологов, парикмахеров и модную одежду. Разве, что для работы нужно выглядеть не хуже редакционных коллег! А дома то особо зачем? Её и так любит мужчина, пусть это и муж. Она и так хороша!

Можно сколь угодно долго и эмоционально рассуждать о феномене «мне пятьдесят», задумываться о прошедших годах, месяцах, днях и даже минутах. Самому времени глубоко безразличны все эти потуги. Оно, как шло, так и идет – равномерно и безжалостно, ни на секунду не изменяя своего течения и хитросплетений чьей‑то судьбы. И вот день юбилея настал.