Ирина Коняхина
Ген хранитель
Глава 16
2012 год. Санкт‑Петербург. Банк и деньги
Куликова изредка по подписке получала по электронной почте вакансии от одного из Интернет‑порталов. Ничего особо интересного не было несколько недель. И вдруг!
«Крупному банку требуется пресс‑секретарь / спич‑райтер. Требования: возраст до 50 лет, высшее гуманитарное образование, английский свободный, приветствуется знание итальянского языка. Оплата по договоренности…» Прошла по ссылке на сайт работодателя и поняла, что речь идет о банке Масленко. Конечно, она будет бороться за это место! Света отправила резюме, без зазрения совести приврав уровень знания итальянского и понадеявшись, что, если работодатель согласен взять пятидесятилетнего сотрудника, он переживет и незначительное превышение этого возраста.
Почему‑то Света была уверена, что специалист по персоналу из этого банка, как минимум, захочет с ней встретиться. Не так просто найти в городе человека с журналистским образованием, опытом написания статей, да еще и со знанием итальянского языка. А Светлана, если понадобится, потом пойдет на курсы или возьмет репетитора, и за пару‑тройку месяцев итальянский будет от зубов отскакивать. Ей, как и всем, для успешного освоения иностранного языка, просто нужна мотивация!
На следующий день ей и в самом деле позвонил менеджер по персоналу:
– Светлана Николаевна? Добрый день! Мы получили ваше резюме, и хотели бы пригласить вас на собеседование. Завтра, в 14 часов. Если пройдете первый тур – в отделе кадров, то в этот же день сможете пройти и второй – встретиться с нашим управляющим.
– А кто у вас сейчас управляющий? – в несколько игривой форме поинтересовалась Куликова.
– А вот, если пройдете первый тур, тогда и узнаете! – сухо ответила менеджер по персоналу, и не дождавшись реакции собеседника, даже согласия по времени, тут же попрощалась – До завтра! В 14.00 Не забудьте паспорт и трудовую книжку.
Света стала готовиться к интервью. Начала с разведки. Все, что можно было вытащить из Интернета про банк, она выяснила. Итак, банк Валеры после его ухода подвергся поглощению со стороны какого‑то итальянского партнера. Может быть, это как‑то связано с итальянским мужем Веры Масленко, а, может быть, просто совпадение. Виктор, сын Валеры, занимает должность управляющего банка. Какая доля в уставном капитале принадлежит лично ему, выяснить не удалось, но это не принципиально. Важно было, что у неё появился шанс, как минимум, познакомиться с Виктором Масленко, и, как максимум, устроиться на высокооплачиваемую работу в банк.
Кандидат в пресс‑секретари крупного Санкт-петербургского банка сходила в дворовую парикмахерскую, там ей сделали модную стрижку и маникюр. Она достала из шкафа свое самое счастливое платье – персикового цвета, из тончайшей шерсти, идеально подчеркивающее фигуру, с рукавом в три четверти.
Светлана имела свою собственную теорию «счастливых» вещей, по которой любые предметы впитывают информацию, которая витает вокруг – запах, звуки, эмоции, события. И хранят это. И тем самым помогают владельцу чувствовать себя уверенно. Создают фон и настроение – хозяину или хозяйке и окружающим. Это, кстати, касается всего: сумочек, шарфиков, перчаток, бижутерии. Особый статус – у драгоценностей. Ведь раньше они передавались из поколения в поколение. Поэтому запомнили больше всего событий и человеческих эмоций. Только не всегда позитивных. Тут следовало учитывать, какой была судьба у предыдущего владельца.
К персиковому платью Куликова надела, как ей казалось, «счастливое» ожерелье из муранского стекла, купленное когда‑то в Италии, и браслеты из того же комплекта. За основу были взяты идеи наряда Веры Масленко, в ресторане, в Болонье.
Света аккуратно выщипала брови пинцетом, придав им четкую линию. Накрасилась также максимально деликатно. Больше трех часов приводила себя в парадный вид. Все получилось весьма неплохо – по крайней мере, глядя в зеркало даже в очках, она осталась довольна результатом.
Игорь Куликов знал только, что жена идет устраиваться на работу в банк. В какой и к кому – излишние подробности. Он искренне пожелал жене удачи, и попросил позвонить сразу же, как что‑нибудь прояснится.
В небольшой приемной перед дверью отдела персонала банка толпились десятка два человек. Преимущественно это были тридцати и сорокалетние женщины, от которых особняком держались два молодых мужчины. «Неужели, все они пришли на должность пресс‑секретаря и спич‑райтера, – забеспокоилась Света, – и что, они все говорят по‑итальянски, нет, вряд ли!»
Соискатели по одному заходили в кабинет менеджера и очень скоро – минуты через три, максимум пять, – выходили оттуда, явно расстроенные. Молодых мужчин допустили до второго тура. Третьей претенденткой на встречу с управляющим, как ни странно, оказалась Светлана Куликова. К счастью, её не стали тестировать на знание языков, а удовлетворились уверенным заявлением кандидата на вакансию, что она свободно говорит на английском, и обязательно будет совершенствовать итальянский язык на курсах, если получит заветную должность.
Трех отобранных претендентов завели в комнату переговоров, усадили за ноутбуки, дали папку с годовым отчетом банка и предложили написать трех или пятиминутное приветствие для управляющего на собрании акционеров. Света и её молодые конкуренты принялись за работу.
Встреча с Виктором Масленко состоялась еще через два часа. К тому времени Куликова от волнения и перенапряжения уже порядком устала и была как выжатый лимон. Из трех кандидатов, прошедших во второй тур, в кабинет управляющего её пригласили первой.
Было волнительно по многим причинам. И крайне неловко из‑за того, что она, как первоклассница, пришла к руководителю, который годится ей в сыновья, и которому она должна всеми правдами и неправдами понравиться.
– Добрый день! Меня зовут Светлана Куликова. Журналист. Рекламист. Итальянский бытовой разговорный. Английский свободный.
– Да, здравствуйте! Виктор Валерьевич! – вполне доброжелательно представился младший Масленко, вышел из‑за стола ей навстречу, и протянул руку. – Я сейчас только посмотрел ваше резюме. Судя по году окончания университета… Вы случайно не учились вместе с моим отцом, Валерием Масленко?
– Училась! И хорошо его знаю. Знала. Также я знакома с Верой и Аглаей, – зачем‑то похвасталась Светлана.
– А каким образом вы познакомились с Аглаей? – удивился управляющий.
– Для портала «Фонтанка» делала журналистский материал о Валерии Масленко. Пыталась разобраться в причинах его смерти… Но потом отказалась от публикации. По просьбе Аглаи…
– Разобрались в причинах? – переспросил Виктор, удивленно вскинув брови.
– У меня есть версия, как это все могло произойти. Но нет никаких доказательств. А без них любые публичные заявления некорректны. И пока предпочитаю не высказываться по этому поводу даже в частных беседах.
– И что это за версия?
Куликова совершенно не планировала при этом первом официальном знакомстве с Виктором обсуждать свое видение событий, связанных со старшим Масленко. Вот после получения вожделенной должности в банке можно было бы, постепенно и аккуратно все разведать. Начавшийся допрос Виктора застал её врасплох. Но надо было что‑то отвечать.
– Я думаю, что это трагическая случайность, – Светлана предприняла неуклюжую попытку как‑то выкрутиться из ею же созданной ситуации.
Но уже через несколько секунд её язык, опережая разум, предательски не смог сдержать сногсшибательное откровение:
– Возможно, кто‑то и готовил убийство. Но жертвой должна была быть Аглая…
– И вы подозреваете меня? – усмехнулся Виктор.
– Я не исключаю, что вы могли бы быть заинтересованы в таком исходе событий, и не более того, – ватным языком промямлила Куликова, осознавая, что с треском не только проваливает собеседование, но и в навязанных обстоятельствах несет откровенную околесицу.
– А хотите знать, как все было на самом деле?
– Конечно! – Светлана с энтузиазмом схватилась за брошенную ей спасительную соломинку, хотя была заранее уверена, что не услышит искреннего и правдивого разъяснения.
– Я вам скажу. Свою версию. Но взамен у меня будет два весьма жестких условия.
– Каких?
– Первое. Вы не получите должность в моем банке. Мне не очень понравился подготовленный вами текст, и даже это не главное. Предположим, у вас было мало времени, чтобы проявить себя с профессиональной стороны. Будем считать, что вы не смогли сосредоточиться. Сейчас это не важно. Важно другое. Мне не нужны здесь ни Агаты Кристи, ни мисс Марплы. Никаких шпионов и шпионских страстей. А вы, находясь поблизости от меня, нисколько не сомневаюсь, не сможете без этого. Вы знаете моих родителей, и не сумеете абстрагироваться от этого в отношениях со мной никогда. И я тоже не смогу вас воспринимать, как подчиненную. И второе. Если вы, выйдя из этого кабинета, будете с кем‑нибудь обсуждать смерть моего отца, хоть словом, хоть полусловом – вам не поздоровится! Я найду способ заткнуть вам рот. Поверьте!
– Вы мне угрожаете? – всерьез возмутилась кандидат на должность пресс-секретаря.
– Нет. Речь, разумеется, идет не о физической расправе. Есть масса других способов принудить человека выполнять взятые на себя обязательства.
– Я пока никаких обязательств на себя не брала, – усмехнулась Куликова. – А я ни при каких обстоятельствах не могу отказаться от ваших условий?
– Нет. Я уже решил, что мне удобнее будет работать с молодым парнем, любым из двух оставшихся претендентов. Каждый из них будет ловить даже вскользь произнесенное мной слово, тщательно выполнять все мои поручения, не анализируя их целесообразности и степени разумности. Ничего личного!
– Что ж! Раз так, и выбирать мне не из чего, тогда говорите, что случилось с Валерой?
– Значит, мы договорились. Так вот… Отец сам приготовил этот адский напиток еще полгода назад. Он, да, предназначался для Аглаи. И должен был вызвать ни в коем случае не смерть, а всего лишь средней тяжести отравление молодой жены, чтобы попытаться таким варварским способом избавиться от ее беременности.
– Но она же согласилась сделать аборт?
– Да. Но не сразу. Потом согласилась. Поэтому виски остался невостребованным, забытым, и стоял в углу в погребе загородного дома.
– Со временем там произошли неуправляемые химические реакции, и напиток стал смертельным, – вслух домыслила Света, – Валера забыл просто, что туда когда‑то сам подсыпал лекарство, и выпил его.
– Как-то так все, примерно, и было, – подтвердил Виктор. – Крайне нелепая смерть! Скандал! Самоубийство по неосторожности. Известного в городе предпринимателя и банкира. И по причине смерти отца, разумеется, никто не будет возбуждать уголовное дело за попытку отравления Аглаи.
– А откуда вы все это знаете?
– В отличие от вас я имел прямой доступ к материалам следствия. К тому же это я покупал виски. В обычном магазине. И знал, что отец интересовался лекарствами, которые своими побочными эффектами могут вызвать выкидыш. Закрыли эту тему! Раз и навсегда. Вы поняли?
– Да! Я просто хотела узнать, что случилось. Мазда, которую вы когда‑то обогнали за переездом в Парголово. Вы, наверное, даже не обратили внимания… Я ведь видела вас на кладбище… Я тогда была потрясена, потому что Валера…, мы ведь учились вместе. Теперь я узнала, как и почему. Этого достаточно. Делать из этого топ‑ньюс…Обсуждать и сплетничать? Нет, передо мной никогда не стояло такой цели. Можете быть спокойны. Абсолютно спокойны на этот счет! И про работу в банке, вы, пожалуй, правы. Мы знаем друг о друге много лишнего. Это будет мешать служебным отношениям. Прощайте!
– Да! Всего доброго! И удачи!
Свете отказали в заветной должности, но, как ни странно, в тот момент она совсем не расстроилась. Виктор прав. Не было работы – и это не вариант. Надо учиться поражения превращать в победы. Пусть она не стала спичрайтером, зато, наконец‑то, узнала последнюю тайну Валерия Масленко. И теперь уже навсегда закрыла эту страницу своей жизни.
Света не стала звонить мужу после собеседования, как обещала, а просто из банка сразу приехала домой.
– Ну, что? – Игорь вышел в прихожую, чтобы узнать результат.
– Не взяли! – хотя всего полчаса назад Светлана уговаривала себя, что то, что произошло – это благо, слезы навернулись на глаза.
– И ладно! Не расстраивайся! – Игорь подошел к жене и обнял, неуклюже поцеловав в темечко. – Не будешь ты банкиршей. И хорошо. А то, не ровен час, влюбишься там в какого‑нибудь богатенького Буратино, и бросишь меня. А я ведь ангел небесный!
– Конечно ангел! Только без работы на земле. А жить на что‑то надо!
– Я заработаю! Потом! Вот увидишь! Проживем как‑нибудь… Пойдем кофе пить на балкон, я как раз только что сварил. И покурим. Я тебе что‑то интересное расскажу.
Супруги вышли на балкон, уселись за столик в ротанговые кресла и закурили.
–Как хорошо у нас дома, правда? – блаженно констатировал Игорь, вытянув ноги и оперев их на балконное ограждение. – Как вообще хорошо у нас дома. Особенно здесь, на балконе. И особенно летом. Вот все замечательно! Только каких‑то денег нет, а так все. Посмотри, какая зелень – там за пустырем. Птички щебечут! Красота! Вот ты все‑таки слишком рациональный человек и не умеешь замечать красоту родной природы… Тебе все надо в какую‑то там Италию.
– Умею замечать! Я очень люблю и Италию, и люблю родную природу! Правда! Действительно очень красиво. С деньгами мы были бы просто самыми счастливыми!
– А мы и без денег счастливые. У тебя есть я, у меня ты. Как в «Белом солнце пустыни» – что еще надо, чтобы встретить старость!
– Средства к существованию, ангел мой небесный,.. не плохо бы! И я не хочу старость встречать, хочу долго‑долго чувствовать себя молодой! Давай не стариться вместе будем, а молодость друг другу продлевать.
– Как скажешь! Я не против. На самом деле у меня для тебя есть хорошая новость, – Игорь Куликов, как и его жена, не умел долго держать интригу, не стал исключением и этот раз. – Завтра поеду смотреть большой заказ на ремонтные работы. Возьму его, по-любому, деваться то некуда. Выгодно – не выгодно… выбирать уже не приходится. Так, глядишь, и выкрутимся. Месяца на три хватит, а там что‑нибудь еще подойдет. Или произойдет.
– Здорово! Это не хорошая, это отличная новость! Хоть ты будешь при работе. Меня это вполне устроит. Даже очень!
– Нет, и ты пока не расслабляйся! Тоже ищи работу. А то помру как‑нибудь, а у тебя за душой ничего нет, кроме квартиры и машины. И сына. Впрочем, не так уж и мало. Я тебя всем обеспечил!
– Здрасс‑те, пожалуйста! Ты еще меня переживешь, не сомневаюсь! Ты же у нас молодежь – на четыре месяца моложе!
– Мужики – они меньше живут. Каждый год после пятидесяти – для них уже бонус. Так что пока я жив – холь меня, лелей и носи на руках. Береги как зеницу ока. Окружай вниманием и заботой! Мужчин после пятидесяти надо заносить в Красную книгу!
– Мечтатель! Это ты где такую сомнительную статистику вычитал про столь раннюю мужскую смертность? И про бонус для мужчин старше пятидесяти?
– Да везде пишут: и в газетах, и в Интернете. Мужчины себя не берегут… У них стрессов в сто раз больше!
– Ой‑ей‑ей! Они просто намного больше пьют и курят. Спортом не занимаются. Это точно!
– Не только поэтому, – уточнил Игорь. – Ты просто этой темой совсем не интересуешься… А я изучаю, мне это важно. Учусь жить как в последний раз.
– А я не учусь – просто живу себе и живу! Иногда думаю, вот мне уже столько лет, а я так много чего не знаю и не понимаю. В 18 лет понимала намного больше, чем сейчас. Ну, так думала, что понимаю. Ведь несправедливо это очень. Человек всю жизнь совершенствуется, учится, развивается, стремится стать лучше, красивее, гармоничнее. Я про нормальных людей говорю. Для чего? Чтобы потом взять и умереть? Умным, талантливым и гениальным? Образованным и воспитанным, познавшим мир и безумно влюбленным в него?
– Конечно, несправедливо! И на этой глобальной несправедливости как раз религия и наживается. Хочешь большую сладкую конфету, чтобы не обидно было умирать – ходи в церковь, ставь свечки и получай взамен красивую сказку про загробную жизнь. Но мы же с тобой ортодоксальные реалисты? Правда?
– Да! Реалисты… Только не ортодоксальные. Конечно, потом ничего не будет. Только здесь и сейчас. А вот ценить, что имеем, у нас с тобой не очень получается, в этом ты прав.
– Хорошо, что ты понимаешь. Когда‑нибудь научимся.
– А я еще про деньги, знаешь, что заметила? Можно, я с тобой опять не про высокое буду говорить, а про деньги?
– Ну, говори, если ты про другое не можешь! Что ты там заметила?
– Что у меня… нет, у нас… их сначала нет, нет… А потом раз – и появляются в самую последнюю минуту, даже как‑то странно. И причем в том минимальном количестве, которое позволяет нам подумать о следующем шаге. Мистика какая‑то! И я еще заметила. Когда появляются деньги, вслед за этим появляется сразу несколько новых проблем, для решения каждой из которых требуется сумма, которая появилась. Сумма одна, а проблем пять или шесть.
– Мне не очень нравится, что ты относишься к деньгам, чуть ли ни как к живому существу. Пожалуйста, не надо никакой мистики. Ты придумала теорию и подгоняешь под нее факты. Это, кстати, весьма характерно для тебя. А не бьется у тебя, знаешь где?
– Где?
– Ты считаешь, что у тебя чудесным образом появляется столько денег, сколько минимально необходимо, чтобы закрыть самую досадную дыру.
– Да!
– Ты просто при появлении денег пытаешься оптимизировать расходы. Это нормальное и совершенно обычное явление. Самая опасная дыра затыкается, а остальные дырочки остаются ждать следующих приходов. Не так романтично, как у тебя, но зато по существу.
– Такая красивая у меня была теория… Так замечательно всегда работала… А ты все испортил! И лишил меня надежды. Но, может быть, ты и прав.
Глава 17
2012 год. Санкт‑Петербург». Дочки‑матери
«Несчастным или счастливым человека делают только его мысли, а не внешние обстоятельства. Управляя своими мыслями, он управляет своим счастьем» (Ф. Ницше)
Андрей Куликов прожил какое‑то время у бабушки и вернулся к Луковским. Мама Алла опять осталась одна. Она очень тяготилась своим одиночеством, но Светлане было никак к ней не выбраться. Даже на выходных. Зато почти каждый вечер мать и дочь разговаривали по телефону. И каждый раз, выслушивая ее жалобы на тяжелую жизнь, Света вместо сочувствия к ней все больше наполнялась раздражением. Особенно, если разговор заходил про малыша. Вот и сегодня вечером Алла ей позвонила:
– Как Ромашка? Ты его видела? А то Андрей мне совсем не звонит. Пока жить было негде, нужна была бабушка. А так, Алиска поманила, он и фьють!
– Ну, мам! Да не сердись, ты, на Андрея. Ты же видишь, какая у него жизнь непростая.
– Да я все понимаю. Что уже, и поворчать нельзя? Про правнука моего рассказывай, как он?
– Да так же. Никаких перемен. Голову держит плохо. Ползает немного. Не сидит без поддержки. Все равно – он такой сладкий! Носиком утыкается тебе в щеку. Целуется. Ест хорошо. С аппетитом все в порядке.
– Сам что ли ест?
– Нет, конечно. Его кормят кашеобразной едой. А он только свой ротишко открывает, жует и чмокает. И еще так мило и трогательно улыбается… Он красавчик!
– Что врачи говорят? Какие прогнозы?
– А никаких прогнозов. Никто ничего не знает наверняка. Врачи говорят, что он, скорее всего, и так достиг максимума из того, что может быть при уровне повреждения его мозга… И что Андрею и Алисе надо рожать другого ребенка. Меня сначала это, мягко говоря, шокировало. Сейчас я смотрю на это спокойно. Все всегда относительно, ты же знаешь! Ромашке в первую очередь от судорог бы избавиться. Тогда, возможно, пойдет какое‑то дальнейшее развитие: и речи, и движений. А так, ему ежедневно дают сильные расслабляющие препараты. Поэтому он чаще всего не слишком активный, скорее полусонный. Очень метеозависимый. А у нас, в Питере, сама знаешь, какая погода… Надо бы на море его отвезти. В ту же Италию… Или хотя бы на Черное море. Да с деньгами никак не разобраться. Даже просто на еду. А у Луковских просить неудобно. Сами они не предлагают.
– Не знаю, доченька. Как Ромашечка будет жить. Все время за него переживаю. Он же ничего не может сам – ни поесть, ни одеться. И никогда не сможет себя обслуживать… Это же ужас! Все время про это думаю.
– Так и будет жить, как сейчас! Всегда как маленький ребенок. Просто будет расти в размерах. Ну, вот так. У каждого своя форма жизни. Я же тебе говорю, все относительно – и норма, и исключения из правил.
– Может, его в какой‑то пансионат повозить. Не насовсем. На день, на недельку. Чтобы он был среди таких же, как он, инвалидов и не чувствовал себя ущербным.
– Какую чушь ты говоришь, мама! – Светлана начала сердиться. – Какой пансионат! Он не ущербный! И он, к счастью, и сейчас не понимает и потом вряд ли поймет, что бывают другие дети – здоровые.
– Но мы‑то, взрослые, мы понимаем! Я смотрю рекламу с детками – про подгузники, про детское питание. И у меня прямо серпом по сердцу – а как же наш Ромочка. Он же не встает на ножки, и кашку сам не кушает.
– Ну и что! Зато мы его любим. Человеку самое главное, чтобы его любили, и он любил. А мы его все не просто любим – обожаем! И накормим, и погуляем, и оденем, и книжку почитаем, и всего его обцелуем.
– Он же не игрушка, не собачка и не кошечка. Хотя и кошечка, и собачка – они могут о себе позаботиться. Он же человек!
– Мы будем о нем заботиться. Долго‑долго. Сколько хватит жизни и сил.
– А если не хватит?
– Хватит! Он все равно будет счастливым. Очень счастливым! В своей форме, в своем собственном мире! Я тебе обещаю! И мы будем все стараться изо всех сил. И сами будем счастливыми уже только потому, что Ромашку не забрали ангелы.
– А люди вокруг? Не знаю как там в Америке и в Европе, а у нас в стране нет культуры общения с инвалидами. Это воспринимается как какая‑то дикость. Как ты всем будешь объяснять, что он имеет право на счастье и живет для счастья?
– Вот я никому ничего не буду объяснять! Зачем объяснять и докладывать кому‑то, что ты счастлив, имея даже такого ребенка. Когда приходится выбирать между смертью и пусть даже не совсем полноценной жизнью все обычно выбирают жизнь! Не задумываясь. Все равно, мы все когда‑нибудь умрем – и больные, и здоровые. А вот насколько счастливую жизнь каждому удастся прожить, зависит только от того, кто и как его любит. Что касается культуры, сейчас столько больных деток рождается, и по телевизору про них все время говорят – и деньги собирают. Раз люди отправляют чужим детям на лечение деньги, значит, они не дикие, и всё понимают. И с каждым годом таких понимающих людей будет становиться всё больше.
– Ну, дочь! Ты и наговорила. Я что, одна вижу, что огромное горе пришло в нашу семью, это трагедия! Я все время чувствую себя несчастливой, потому что у меня правнук‑инвалид. А он будет, по‑твоему, будет счастливым.
– Да, мамочка! Если ты чувствуешь себя несчастливой – сама виновата. Ты не замечаешь, что хорошего вокруг. У тебя есть теплый уютный дом, кров. Дочка, внук, которые тебя любят. Правнук. Ты в свои далеко за семьдесят книги читаешь, телевизор смотришь, гуляешь, с подружками видишься!
– А давление у меня, знаешь какое высокое! Суставы все скрипят. Колени не сгибаются. И по лестницам подниматься трудно. А спускаться еще тяжелее. Вот доживешь до моих лет, по‑другому запоешь! Это ты сейчас, пока молодая, так рассуждаешь. Я найз постоянно пью, и еще кучу лекарств. Сейчас лекарства все такие дорогие. И пенсии на эти дорогие лекарства мне давно не хватает.
– Мам, ладно! Это не я тебе все это должна объяснять, а ты мне. Радость от жизни приходит не извне, а изнутри! Все зависит от твоего личного восприятия всего, что вокруг. Конечно, бывают какие‑то катастрофы в жизни, и ужас бывает, и кошмар. Но не надо ими упиваться. При первой малейшей возможности отделяй от себя все плохое. Мы живы, слава богу! Кто‑то просто умер и не дожил даже до сорока. А мы живем, смотрим на мир. Смотрим на любимых и близких. Да, расстраиваемся из‑за них иногда. Из‑за ссор Андрея с Алисой я очень расстраиваюсь. Из‑за Ромашки тоже переживаю. Но ведь они такие родные. И что может сравниться с удовольствием, истинным наслаждением обнять своего родного ребенка, поцеловать его и вдохнуть запах его волос.
– Ладно! Привози мне Ромашку, и сама приезжай почаще. И Андрей пусть бабушку не забывает. Буду вас обнимать. И вдыхать запах ваших волос.
После этого телефонного разговора Аллу Потапову как подменили. Она перестала ныть и жаловаться. И уже сама убеждала дочь и внука, что живет вполне себе хорошо. Как мантру она повторяла для своих близких, если те спрашивали, как у нее дела:
– Нормально себя чувствую! Как пишут врачи «В пределах возрастных изменений»! Мне так нравится мой район, он зеленый, здесь есть, где гулять, магазинов много! Спасибо, что вы меня не забываете, хорошо, что мы сейчас стали видеться чаще.
