Ирина Коняхина
Ген хранитель
Глава 18
2012 год. Санкт‑Петербург. Сюрприз генеалогии
«Не грусти, – сказала Алисa. – Рано или поздно все станет понятно, все встанет на свои места и выстроится в единую красивую схему, как кружево. Станет понятно, зачем все было нужно, потому что все будет правильно». (Л. Кэррол)
После всего, что с ними произошло, не только Алла Потапова, но и все Куликовы день за днем стали больше ценить обычные дни – без глобальных потрясений. Неурядицы и конфликты объявлялись мелкими и не достойными того, чтобы из‑за них расстраиваться. Любые, даже малюсенькие, радости, напротив, всячески раздувались и многократно обсуждались. Каждое утро: и в будни, и выходные, просыпаясь за несколько секунд до звонка будильника, Света и Игорь Куликовы улыбались новому дню и желали друг другу доброго дня и хорошего настроения. Это стало почти ритуалом, Света, едва откинув одеяло, первым делом напевала песенку‑заставку из воскресной радиопередачи своего далекого детства:
«С добрым утром! С добрым утром!
И с хорошим днем!» 28
Семья Куликовых в полном составе приняла решение жить позитивно и выстраивать все свои дни с учетом этой «генеральной» линии.
Света возобновила переписку с Фабио. Точнее, он сам ей написал «Привет! Как дела?». Как ни в чем не бывало. Она ответила, что рада его письму. Вслед за этим Фабио, вдруг, написал, что разыскивает родственников своего соседа, Паоло Потапова. Русских, из Санкт‑Петербурга. Синьору Паоло Потапову сейчас 97 лет, он одинок и последние полвека пытается найти какую‑нибудь, пусть и дальнюю родню.
В свое время, когда Светлане было лет семь‑восемь, Маруся, папина тетя, иногда рассказывала ей про свою семью. Света слушала эти рассказы в пол‑уха – да что там интересного в том, кто, когда и где родился, и на ком женился. Паоло Потапова, судя по фамилии, интересовала именно папина родня. А у Маруси и Николая Потапова больше ничего не спросишь, хотя вряд ли даже Светин папа знал что‑нибудь про этого Паоло. Ей он никогда ничего не рассказывал. Светлана попыталась составить для Фабио генеалогическое дерево семьи Потаповых. Оно получилось куцым и не слишком ветвистым. Вот они, папины родственники – почти все уместились на той старой фотографии 1916 года: её прадед Аполлинарий. Трое их детей: Мария, Николай, Александр. Как звали жену Александра и их мальчика – неизвестно. Скорее всего, Паоло и есть тот карапуз.
Света отсканировала старинное фото и отправила в Италию.
Спустя три дня по электронной почте Света Куликова получила от Фабио сообщение, что Паоло Потапов хочет встретиться с её семьей и готов приехать в Санкт‑Петербург.
Новость была воспринята Светланой как авантюра. Потому что, разумеется, ей было сложно представить, как почти столетний дед приедет из дальней европейской страны, и что он с будет делать в Санкт‑Петербурге после того, как посмотрит на Свету и её сына Андрея.
Возможно, беспокоилась Светлана, он нуждается в уходе, и при этом она совсем не была уверена, что готова взять на себя заботу о совершенно незнакомом старике.
Светлана сидела у компьютера, подбирала итальянские слова, и составляла вежливое письмо, в котором Фабио и Паоло предлагался другой вариант. Это она сама приедет в Италию в следующем году, специально для того, чтобы встретиться с представителем из рода Потаповых, и они вместе спокойно во всем разберутся.
Ответ Фабио был категоричным – Паоло слишком дорожит каждым днем своей жизни, и визит в Россию должен состояться в самое ближайшее время. Это мечта всей жизни Паоло побывать в Санкт‑Петербурге, откуда его родители увезли ребенком сразу после Октябрьской революции 1917 года. Семьи Куликовых и Потаповых не должны беспокоиться – Паоло и Фабио никого не обременят, так как Фабио самостоятельно забронирует два номера в одной из петербургских гостиниц и организует трансфер из аэропорта.
«Ага! – в душе Светланы оставались сомнения. – Какой‑то мошенник, аферист, этот Фабио, не иначе…»
– Давай все‑таки встретимся с этим Паоло! То, что с нас взять нечего, он сам сразу увидит и поймет! Даже если за ним придется ухаживать, то недолго. В России он долго не протянет! – с некоторым цинизмом, абсолютно ей не свойственным, предложила Алла Потапова, выслушав сбивчивый рассказ дочери об объявившемся папином двоюродном брате. – Гостиница ни к чему. Пусть поселятся у меня, если тебе негде их принять. У нас не осталось больше никакой родни. Тем более, мне очень дорого всё, что связано с Колей, и все, кто как‑то с ним связан.
Предложение Аллы всех устроило. Светлана оформила в миграционной службе официальное приглашение для синьора Паоло Потапова и сопровождающего его Фабио Джуани.
Теперь Свету больше смущала встреча с Фабио. Она ведь в какой‑то степени воспринимала его как бойфренда по переписке, и, разумеется, не афишировала эту дружбу перед мужем. Про то, что они с Фабио уже однажды встречались, в Монтекаттини, ни Игорь, ни мама Алла, разумеется, не знали. И про то, что Фабио делал малознакомой замужней петербурженке предложение выйти за него замуж, тоже. Теперь становилось чуть более понятно, что это было неспроста, и как‑то связано с родством Паоло.
Светлана предположила, что Фабио Джуани вряд ли при всех проговорится про их знакомство и прошлые взаимоотношения. Да ведь ничего и не было. Подумаешь, переписывались. И в ресторан один раз вместе сходили. Даже, если что‑то лишнее вдруг и прозвучит, к счастью, ни Игорь, ни Алла Потапова не знают итальянского языка. Светлане придется переводить все разговоры – ей и фора, как это сделать лучше. С другой стороны, теперь можно будет, наконец, без лишних подробностей рассказать Игорю об итальянце Джуани исключительно как о представителе папиного родственника. Или даже как о возможном аферисте, преследующим пока непонятно какие цели.
Настал день встречи. Светлана Куликова одна поехала в аэропорт встречать итальянских гостей. Алла с Игорем Куликовым хлопотали в квартире Потаповых, готовя праздничный стол.
Настроение Светы было противоречивым. Может быть, надеялась она, этот дед богат и, вдруг, захочет оставить петербуржской родне какое‑нибудь наследство. Но над романтическими мечтами о нежданном богатстве верх брала неотступная мысль, что эти итальянцы – аферисты!
Как только по радиотрансляции аэропорта Пулково объявили о прибытии рейса из Болоньи, Светлана подошла ближе к выходу из терминала. Обычно между объявлением о посадке самолета и появлением прилетевших, прошедших паспортный контроль и получивших багаж, проходит не меньше получаса.
Из стеклянных ворот шли загорелые пассажиры из Эмиратов, потом еще несколько минут огромное количество людей, прилетевших из Антальи. Поток любителей Турции еще не закончился и даже не прервался, когда Света увидела Фабио. В белоснежной отглаженной рубашке и безупречном синем костюме, с двухдневной небритостью он, как и при первой их встрече, выглядел абсолютным мачо. Мужчина бережно вез перед собой инвалидную коляску, в которой, прикрывшись ярко‑красным клетчатым пледом, гордо восседал довольно бодрый старик.
– Buongiorno, seniore! Вenvenuti a San‑Pietroburgo! Sono Svetlana Kulikova‑Potapova!29 – Светлана торжественно проговорила заранее заготовленные слова.
– Il mio Dio! Che bellezza! C`e` una parente! Finalmente!30 – старик встал из кресла и обнял смущенную женщину. Поцеловал сначала в левую щеку, потом в правую.
Это удивительно, но Паоло был похож на Светиного отца! У нее не было никаких сомнений, если бы Николай Потапов, вдруг, дожил до ста лет, он бы обязательно выглядел именно так.
Через несколько минут после долгожданной встречи, несложно было понять, что Паоло вполне в состоянии передвигаться самостоятельно, а инвалидную коляску Фабио взял в аэровокзале на всякий случай. Так во всем мире принято перевозить очень пожилых людей и инвалидов.
– L'anno scorso guidava da solo!31 – Фабио решил упрочить удивление бодростью старика. А потом тоже обнял Свету и поцеловал в обе щеки.
– Siamo anche parenti?32 – на всякий случай поинтересовалась женщина.
– No! Vorrei essere la tua famiglia! Ma sono solo il suo vicino,33– усмехнулся Фабио.
– Я немного понимал русский язык! – сказал Паоло. Ему очень хотелось переключить внимание петербуржской родственницы на себя.
– Замечательно! – обрадовалась Светлана. – Я приехала за вами на машине, пойдемте!
– Что? Как ты сказал? – переспросил старик.
Светлана, как сумела, объяснила уже на итальянском, что надо пройти на парковку и сесть в машину, чтобы ехать к Потаповым. Что парковка расположена чуть дальше, чем выход из терминала. Потому что так устроен аэропорт, что стоянка частного транспорта свыше пятнадцати минут рядом с терминалом не разрешена.
Фабио загрузил в Светину Мазду весь багаж и помог старику усесться на заднее сиденье. Сам Фабио выбрал место рядом с хозяйкой машины. В пути Паоло Потапов постоянно – то по‑русски, то по‑итальянски комментировал все, что видел из окна.
Светлана преднамеренно повезла гостей по Московскому проспекту, а не по кольцевой объездной дороге. Ей хотелось показать свой любимый город во всей его красе. Паоло часто причмокивал языком. Ему все очень нравилось, а какие‑то вещи вызывали неподдельный восторг.
– Казанская улица здесь есть? Мы будем идти по Казанская улица?
– Да! – Пообещала Света. – Мы можем по ней проехать! Я думала поехать иначе, по каналу Грибоедова, он очень красивый. Но… если нужна Казанская улица… Ладно, проедем!
– Там есть дом для Потапов! Ты знаешь?
– Я знаю, что Маруся, Мария Потапова, жила с родителями на Казанской улице, – Света медленно, громко и отчетливо произносила каждое слово, чтобы Паоло было понятно. – Но я не знаю, какой именно, дом! Номер дома мне не известен! И в России нет закона о реституции.
– В России есть плохой закон. Я дом не знать тоже, я забыл, – признался Паоло, – я был bambino!34
Света с итальянскими гостями максимально медленно проехала по Казанской улице, внимательно, всматриваясь в каждое здание. Они надеялись на совместную интуицию, которая подскажет, в каком доме жили Потаповы. Увы, слишком многие здания вполне подходили для этой ответственной роли.
Машина выехала к Казанскому собору. Света подумала о том, что ведь вполне может быть, что Паоло без малого век назад крестили именно в этом соборе.
– Сi fermeremo?35 – предложила она, высматривая удобное место для парковки. Ничего подходящего, чтобы встать, поблизости не было.
– Нет! – распорядился Паоло, внимательно осмотревшись по сторонам и оценив невозможность парковки.
– Un`altra volta!36 – поддержал его Фабио.
Позже пассажиры Мазды все же сделали одну остановку. Была на редкость чудесная погода. Солнце заливало всё вокруг своими радостными лучами. Света захотела, чтобы итальянские гости полюбовались прекрасным видом города, который открывается при съезде с Троицкого моста. Чудесный обзор! Видно все – и три моста над Невой, и Летний сад, и Петропавловскую крепость, и стрелку Васильевского острова с ростральными колоннами, и даже Эрмитаж, и Адмиралтейство.
Алла Потапова встретила итальянских путешественников радушно. В умении принимать гостей она всегда была на высоте. Куликовым у нее следовало бы этому учиться и учиться.
Взору прибывших в дом открылся роскошно накрытый стол: с домашними румяными пирогами и разнообразными салатами, соленьями, с клюквенным морсом, водочкой и дорогим итальянским вином. На горячее Алла Потапова запекла половинки молодого картофеля под майонезом и свинину по‑французски: с сыром, луком и многочисленными пряностями.
Паоло, при знакомстве с Аллой, галантно поцеловал ей руку. Та присела, изобразив что‑то наподобие книксена, и зачем-то сказала «Бонжур!». Светлана вспомнила несравненную Татьяну Пельтцер в фильме «Формула любви», когда та, приветствуя итальянского гостя графа Калиостро, выдала весь свой арсенал французских слов.
Алла, смутившись, тотчас же запричитала по‑русски, как похож Паоло на Потаповскую родню и особенно на ее мужа Колю. Потом старик‑итальянец обнялся с Игорем и Андреем. Больше всех его вниманием, конечно, завладел Андрей. Младший Куликов совсем чуть‑чуть говорил по‑итальянски, и тоже с неподдельным интересом отнесся к старику.
Фабио и Паоло привезли в подарок хозяевам упаковку молотого кофе Lavazza, треугольник пармезана и бутылку оливкового масла. Алла и Светлана переглянулись, немного удивившись такому выбору сувениров из Италии, но, разумеется, не стали огорчать итальянских гостей известием о том, что подобный сыр, масло и даже кофе продаются в ближайшем супермаркете. Алла по‑русски их поблагодарила, и с радушной улыбкой поставила все продуктовые сувениры на стол.
Все были голодны и с энтузиазмом принялись за еду и напитки. Паоло, поддавшись всеобщему оживлению, даже выпил малюсенькую рюмку водки. Фабио не стал экспериментировать, и ограничился бокалом сухого вина.
Через какое‑то время Игорь Куликов позвал жену выйти на лестничную площадку, чтобы покурить.
– Слушай, так я правильно понял, что этот твой итальянский дед или даже, судя по возрасту, наверное, прадед, планирует оставить нам какое‑то наследство? – прикурив сигарету, поинтересовался Игорь. – Ты будешь курить? Или будешь перед итальянскими родственниками прикидываться девочкой‑отличницей?
– Курить не буду. Даже вот сейчас и не хочу. Буду прикидываться отличницей! Если мы с тобой такие умные и правильные, придется для начала бросить курить. Не для итальянских родственников, а для себя и своего здоровья! Что касается наследства… Боюсь сглазить, – Света перешла на шепот, – но похоже на то! Он мне, кстати, не прадед, и даже не дед, а троюродный дядя.
– Ничего себе, дядя! А что там у него есть?
– Откуда я знаю! Дом какой‑то, где он живет, наверное, есть. Может, еще что. Но я не думаю, что он уж очень богат! Пусть себе живет! Нас все равно уже ничего не спасет! – усмехнулась Светлана.
– Не‑а‑а! А я не совсем не против того, чтобы разжиться какой‑нибудь итальянской недвижимостью. Вот плохо то! Продадим, в случае чего. Долги отдадим. Ремонт в своей квартире, наконец, сделаем! Машины новые купим! Джипы! Мне и тебе. Мне можно какого‑нибудь «китайца». А тебе что‑нибудь поприличней: «японца» или «американца». Дачу в порядок приведем. И на жизнь еще останется.
– Не нужен мне никакой джип! И кто это еще совсем недавно обвинял меня, что я зациклена на материальных благах и не замечаю вокруг красоты родной природы! Я очень люблю родную природу! Давай не будем делить шкуру неубитого медведя, – Света предприняла попытку прервать мечтания мужа.
– Не-е! Убивать мы его, конечно, не будем! Мы добрые. Но ему же 97 лет! Ужас! – отшутился Игорь. – Слушай, а что это за Фабио? Какой‑то он мутный…
– Согласна. Мутный. Он давно при нем живет. И, возможно, сам не прочь получить наследство Паоло Потапова.
– А это, фиг ему! С какой стати? Он, как я понял, ему не родственник? Может, он его любовник? А что, у итальянцев это нормально!
– Акстись! Какой любовник! Паоло 97 лет! Глупости не говори! Я думаю, в любом случае, кому что он оставит, это не нам с тобой решать, а старику. Между прочим, только благодаря тому, что Фабио меня разыскал, у нас появились виды на наследство. Вроде бы, в свое время Паоло долго жил с матерью Фабио, он ему как сын родной.
– Нет, это не считается! Он же не родственник. А ты единокровная племянница! – настаивал Игорь.
– Ой, вот давай, пожалуйста, не будем забегать вперед – как будет, так и будет. Получим что‑нибудь в наследство – хорошо, не получим – тоже переживем! Я на самом деле рада, что у нас нашелся папин родственник в Италии. И он на папу так похож, аж мурашки по коже. Непривычно! И не только чертами лица. Есть неуловимое сходство в мимике, в движениях. Что, это тоже наследственное? Получается, что да. Удивительное проявление генетического сходства. Сам Паоло моего папу никогда не видел, поэтому он не может этого оценить.
– Фотографии то твоего папы есть. Ты ему покажи.
– Покажу, конечно. Только фотографии – это не то. Они не передают как раз ту неуловимую динамику лица, эту самую мимику, которую дают характерные движения. И это как раз тот самый случай, что даже, если никакого материального наследства никакого от Паоло нам не будет, я нисколько не расстроюсь. Здорово же, что появился нежданно‑негаданно еще один родной человек! Прямо как в сказке!
– Как в сказке будет, если нам от этого что‑нибудь отломится!
– Ладно, поживем‑увидим, может быть, и отломится… Я ж не против!
Куликовы вернулись к гостям. Паоло попросил показать ему в оригинале старинное семейное фото. Так обидно, что Света не догадалась привезти снимок с собой, но пообещала, что обязательно привезет и его, и остальные исторические фото на следующий день. Может быть, даже успеет сделать качественную копию, чтобы подарить Паоло. А пока все рассматривали фотографии из Аллиного альбома, где широко и всесторонне был представлен Николай Потапов.
На следующий день с утра одна, без Игоря, Света приехала в родительский дом со своей любимой старинной фотографией 1916 года, прихватив и все остальные исторические снимки от 1904 года и позже.
Еще раньше, до того, как она приехала, Фабио на такси отправился на главпочтамт, чтобы сделать отметки о гостевой регистрации в России.
Алла время от времени выходила в свою спальню, а Светлана оставалась на кухне за столом вдвоем с Паоло. Перед ними стояли чашки с безнадежно остывшим кофе и плетеная корзинка с румяными Аллиными пирожками.
Старик, неспешно надел очки, взял фото 1916 года и трясущимися то ли от старости, то ли от волнения руками стал вглядываться в лица своих родных.
– Да! Это мама! … Мамма миа… Нина! Белла!. И Алезандро! Алезандро джовани! Его такой взгляд. Он был такой… Вот такой!
– Суровый? – подсказала Светлана.
– Мало. Немного, – закивал Паоло. – Дай мне квеста фото! Regalamela!37 Дай!
– Я сделаю копию и только после этого отдам! – упорствовала русская племянница.
У Паоло была очень старая дряблая кожа, и отчетливо видны некоторые сосуды на почти облысевшей голове.
Старик положил фото на стол перед собой и перешел на итальянский язык. Говорил медленно, старательно выбирая слова, поэтому Света почти все понимала.
– Это такое счастье, что под конец жизни я вас всех нашел!
– Почему под конец. Если вы так долго живете, может, вам и дальше будет везти, вы счастливчик! – уточнила она также на итальянском.
– Ты, наверное, думаешь, как обидно старику, что у него нет своих детей?
– Дети – это всегда здорово! Для меня это главное!
– У кого их нет, тому и не надо. Человек свыкается с тем, чего он лишен, и со временем даже видит в этом выгоду. Вот ты, сколько ночей не доспала, сколько слез пролила по своему сыночку Андрею?
– Много. Это верно! Очень тяжелый у меня мальчик. Потому что единственный и неповторимый. И слишком дорогой, я обожаю его больше жизни! – согласилась Светлана.
– Думаешь, на второго, третьего и даже четвертого ребенка у тебя бы любви не хватило?
– Хватило бы! Сейчас жалею очень, что, как минимум, второго ребенка не родила. И теперь точно знаю, что и любви бы хватило, и сил, и средств. Пока могла родить, думала, что будет слишком тяжело. Сейчас уже и рожать, и горевать по этому поводу поздно.
– Так же и с первым ребенком. Не было бы его вовсе, так и смирилась бы, не переживала. У тебя же никогда не было девочки. Ты же даже не представляешь себе, как это – иметь дочку! Я тоже не представляю. И совсем не переживаю! И тебе бы к старости спокойнее было.
– А я уверена, что каждому человеку важно, чтобы на земле осталось что‑то от него, когда его не будет… Я даже теорию такую вывела – про ген‑хранитель. Если в двух словах, то главная связь человека с миром – генетическая. Каждый человек – продолжение своего рода, носитель генетической информации. Всего, что было до него. И защита его предков всегда с ним, внутри… И еще немного, пока они живы, снаружи.
– Не знаю. Может, ты, и права. Только это не обязательно дети. Талантливое искусство и архитектура – вот тебе еще, пожалуйста, тоже долгая память человечества и лучший памятник человеку, жившему на земле. Правда, ему самому этому человеку после смерти уже не нужна никакая память. Зато мысли о своей гениальности и высоком предназначении достаточно тешат его при жизни. И заставляют сворачивать горы. Остальные довольствуются гордостью за перспективы своих детей. Ты знаешь, есть такое русское стихотворение, я все его не помню. Там трудно запомнить. Я раньше знал его все. Теперь забыл. Но там есть строки… Паоло перешел на русский язык:
… Немногие для вечности живут,
Но если ты мгновеньем озабочен ‑
Твой жребий страшен и твой дом непрочен!
– Да! Конечно, знаю, – Света перешла на родной язык, – это русский поэт Осип Мандельштам. А вы? Как вы видите для себя вечность?
– Я давно уговорил себя, что нет у меня детей, и не надо. Мое детище это отель. Я радую себя мыслью, что он и есть мой ребенок. И, когда я уйду, отель останется, и будет стоять долго‑долго. Так же как тебе важно, кто стал женой твоего сына, мне хочется, чтобы управляющим моего отеля был достойный человек. Впрочем, это уже как получится. Я никогда этого не узнаю.
– Не стоит думать о грустном. А смерть – это слишком грустно.
– Это неизбежно, – усмехнулся старик, продолжая говорить по‑итальянски, – и изредка о ней все‑таки следует думать. Чтобы не наделать глупостей и при жизни, и особенно в последний момент. Второго шанса правильно умереть не будет. Я, например, знаю, как уйду. Не знаю, когда, зато знаю, как.
– И как?
– Я пойму за мгновенье, что жизнь навсегда закончилась, и просто скажу вслух или подумаю про себя «Вот и все!»
– Вот и все! – Света медленно повторила за Паоло, тут же вспомнив, что уже однажды произносила эти слова на родном языке, когда умер Николай Потапов. – Какие обычные и при этом бесконечно страшные слова! Но, наверное, уже ничего больше нам и не успеть сказать. Потому что, если у нас будет больше этого мгновения, то будет витать надежда, что все случится не сейчас, а когда‑нибудь потом.
– Вот и все! – повторил старик. – Главное, не бросать эти слова раньше времени и по другому поводу.
–
Non capisco.
–
призналась
Светлана
.
– La vita finisce solo quando non respire piu per tutto il resto c`e una soluzione!39 – торжественно провозгласил Паоло. И продолжил также на итальянском. – Во всех случаях можно что‑то исправить, найти даже в беде светлую сторону. Понадеяться, что вслед за плохими переменами придет светлая полоса. И только смерть однозначна и не дает вариантов… Одна только смерть! С ней сразу все заканчивается: любые прижизненные достижения, и богатство, и успех, и талант, и болезни, и тревоги, и долги.
– С чем пришли, с тем и уходим, – резюмировала Светлана, использовав распространенную для этих случаев русскую поговорку.
– Нет! Это большая ошибка, так думать! Пришли с надеждой, с жаждой жить, с многовариантным будущим, – возразил Паоло, – а уходим в пустоту, небытие и прах.
– Вы допускаете существование души и потустороннего мира в какой‑либо форме?
– Нет! Не допускаю! Ни в какой.
– А как же многовековые традиции поклонения богу и вера в загробную жизнь, через века пронесенные огромным количеством людей, и красной нитью проходящие через все мировое искусство и культуру? – допытывалась русская атеистка – Это все для вас ничего не значит?
– Значат, но не более чем легенды и мифы. И красивые заблуждения. Огромные по своему масштабу.
– Возможно, вас это удивит, но я тоже так считаю! Ничего потом не будет! Пусть желающие верят в Бога и загробную жизнь, если им так легче переносить жизненные трудности и неминуемые потери близких. У нас в России по этому поводу есть замечательная песня:
«Каждый выбирает для себя
Женщину, религию, дорогу.
Дьяволу служить или пророку
Каждый выбирает для себя!»40
Света сначала пропела эти слова по‑русски, а потом, как сумела, перевела их на итальянский. Получилось довольно коряво. И, не исключено, что в её переводе Паоло не слишком уловил смысл.
– Дьяволу служить не будем, это однозначно! Себе надо служить! – уточнил старик, пытаясь продемонстрировать, что смысл песни он все‑таки понял.
– Кстати, о масштабах веры. Количество ее сторонников, на мой взгляд, сильно преувеличено. Я, конечно, не владею цифрами серьезных статистических исследований о том, сколько людей в той или иной стране по‑настоящему верят в Бога. Но по ближнему кругу своих знакомых могу сказать, что большинство из них с энтузиазмом отмечает Рождество и Пасху. Некоторые даже перед Пасхой соблюдают пост. В праздник покупают в супермаркете или сами пекут куличи и красят яйца. Примета времени – посылают друг другу красивые открытки со стихами о Рождестве, Пасхе или Троице по смс или электронной почте. Изредка ходят в церковь и ставят свечки. При этом на Бога никто особо не надеется – рассчитывают в первую очередь на себя. Может, просто у меня такие специфические знакомые?
– Это везде такая тенденция. Среди моих приятелей тоже. Что‑то делают больше по привычке.
На кухню вошла мама Алла и бесцеремонно прервала задушевную беседу:
– Так! А что это вы тут холодный кофе пьете! И ни одного пирожка не съели! А у меня еще есть щи из свежей капусты. И плов в холодильнике. А пельмени вы любите? Светик, доченька, переведи ему, что я сказала, а то он, похоже, не понял!
– Мам! Про еду все без перевода понятно. Рано еще есть. Утро на дворе! Мы тут про смерть разговариваем и про отсутствие загробной жизни. А ты со своими пельменями.
– Не гневите Бога своими пустыми разговорами. Вот ты, дочь, слишком упрямая в своем атеизме, поэтому у тебя столько проблем и тревог. Не веришь в Бога – сиди и помалкивай! Зачем кричать об этом на каждом углу.
– Мама! Не начинай! Мы с Паоло уже очень взрослые!
– Бог великодушен и дает всем ровно столько испытаний, сколько люди могут вынести, – назидательным тоном попыталась переубедить своих атеистически настроенных оппонентов Алла.
– Почему тогда эти же люди, в конце концов, загибаются под тяжестью тех или иных испытаний? – без особого желания продолжать бесполезный спор поинтересовалась у неё дочь.
– Чтобы оказаться на небесах в царствии небесном! – у Аллы, как у заправского священника, на все был готов однозначный ответ.
– Ты что, в самом деле, хочешь там оказаться? На небесах? – поинтересовалась дочь.
– Пока не готова. Мне и тут нравится. Никуда я от вас не денусь, не дождетесь. Вон Паоло 97 лет! Я для него девчонка‑молодуха. Переведи ему!
Света смиренно и терпеливо перевела итальянцу мамины слова. Синьор Потапов расплылся в улыбке и закивал головой в знак согласия.
А между тем Алла не унималась:
– Зачем думать о том, что ничего не будет после земной жизни! Думать надо о хорошем! Так и жить легче! А потом – и пусть ничего не будет!
Следующие два дня Света с сыном возили иностранных гостей на экскурсии по достопримечательностям Санкт‑Петербурга. Побывали в Эрмитаже, в Русском музее, в Казанском и Исаакиевском соборе. Зашли даже в Спас‑на‑Крови. К слову сказать, до приезда итальянцев ни она, ни Андрей там ни разу не были – повода не было выбраться. Потому петербуржцы и любят иностранных и иногородних гостей северной столицы – без них ни за что не доехать ни до музеев, ни до замечательных пригородов – Петергофа, Ломоносова, Павловска или Гатчины.
На этот раз в пригороды иностранных гостей не повезли. Для Паоло такая поездка могла оказаться слишком утомительной.
Через пару дней вечером за чаем в очередных дискуссиях супруги Куликовы сошлись с Паоло во мнении, что проповедуемый ими атеизм существует сам по себе, а культура родного Петербурга и почти все его памятники, нравится им это или нет, так или иначе связаны с христианской религией. Впрочем, также и в Италии. Они «чужие» или «другие» среди «своих».
О своем наследстве старик заговорил только на пятый день пребывания в Санкт‑Петербурге.
Света, наконец, сделала в салоне фотоуслуг очень качественную копию старинной фотографии, вставила ее под застекленную деревянную рамку и отдала Паоло. Они все сидели за ужином в квартире Куликовых, и старик как бы невзначай сказал, что кое‑что подкопил за свою жизнь. Кое‑что – это гостиница и квартира в Винчи, а также квартира во Флоренции. Паоло добавил, что хотел бы завещать Свете и Андрею квартиры, а отель оставить Фабио. Неожиданно для всех Фабио попросил Паоло Потапова сделать по‑другому. В денежном выражении это был бы равнозначный обмен. Ему, Фабио, оставить квартиры, а отель завещать Куликовым.
Света вспомнила свою любимую поговорку про «рыбу» и «удочку», и прикинула, что отель, приносящий регулярный доход, не такая уж плохая перспектива. Им, русским, сложно будет и самим жить, и продавать квартиры в Италии, там ведь тоже экономический кризис. При этом они обязательно что‑то потеряли бы и на переездах, и на юристах, и на налогах. С другой стороны, никто из Куликовых никогда не занимался отельным бизнесом, и ничего в этом не смыслил. Тяжелый мыслительный процесс в этом направлении своей матери прервал Андрей:
– Я бы, кстати, мог заняться отелем! Мне это интересно, и я уверен, что справлюсь.
– Пусть так! – подвел итог Паоло Потапов. – В самое ближайшее время я все вам оформлю через договор дарения и передам! Только нельзя продавать отель, пока я жив! Обещайте! Лучше бы его и потом не продавать!
Куликовы тут же все интенсивно закивали головами. Все, о чем их просил Паоло, пообещали соблюсти в точности, и не переча. Стали обсуждать и расспрашивать про тонкости передачи отеля. Все согласились с предложением Андрея, что для простоты управления семейной недвижимостью, будет разумнее оформить часть наследства, предназначенную Куликовым, сразу только на Андрея.
Итальянцы пробыли в Санкт‑Петербурге еще несколько дней. И уже только перед самым отъездом Фабио рассказал Светлане, как он искал русских родственников Паоло в Интернете. Сначала он поочередно задавал фамилии‑имена‑отчества и искал в электронных поисковиках по Санкт‑Петербургу всех братьев и сестру Александра Аполлинарьевича Потапова, отца Паоло. Первая удача настигла его, когда он нашел в электронной версии телефонную книгу Санкт‑Петербурга за 1994 год, а в ней Марию Аполлинарьевну Потапову, ее домашний адрес и телефон. Потом в последующих изданиях телефонных книг он обнаружил, что этот телефонный номер числится уже за Николаем Николаевичем Потаповым. Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что теперь по этому адресу живет ее родственник, сын или племянник. Искать Николая Николаевича Потапова в социальных сетях было бесполезно, а вот найти кого‑то из его детей – можно было попытаться. Так началась переписка со Светланой Потаповой‑Куликовой, и еще пятью девушками и семью мужчинами. Как только Фабио удостоверился, что Светлана Куликова – именно та, кого он ищет, он сосредоточился на переписке с ней.
