Игорь Юрьевич Додонов
Горький май 42-го. Разгром Крымского фронта. Харьковский котёл
Новый план наступательной операции, предоставленный Ставке ВГК, содержался в документе от 10 апреля 1942 года, озаглавленном «План операции войск Юго-Западного направления по овладению районом Харьков и дальнейшему наступлению в направлениях Днепропетровск, Синельниково». Начинался он следующими словами:
«1. В соответствии с указаниями Ставки Верховного Главного Командования, для упреждения противника в развёртывании наступательных операций и сохранения инициативы в руках наших войск перед Юго-Западным направлением на период апрель-май ставится следующая основная цель: овладеть районом Харьков, произвести перегруппировку войск и последующим ударом в направлении Днепропетровск, ст. Синельниково лишить противника важнейших переправ на Днепре.
Частными целями для фронтов является: для Юго-Западного фронта – разгром харьковской группировки противника и выход на линию Никитовка, Карловка, Бузовка для обеспечения последующих действий войск Южного фронта в направлении Днепропетровск; для Южного фронта – прочная оборона занимаемых рубежей и прикрытие ростовского, ворошиловградского направлений и района Барвенково, Славянск, Изюм.
2. Для достижения поставленных целей основным замыслом в действиях Юго-Западного фронта является: охватывающим ударом 6А с юга и 28А с севера окружить и уничтожить харьковскую группировку противника, выйти на указанный рубеж и создать выгодное исходное положение для перегруппировки к последующему удару на Днепропетровск и ст. Синельниково.
Основной замысел действий Южного фронта состоит в создании глубокой эшелонированной обороны (выделено нами – И.Д.) на важнейших направлениях и ведении активной обороны для сковывания сил противостоящего противника» [5; 425-426].
Далее в плане намечались этапы операции:
I этап – подготовительный. В ходе него создавалась необходимая для наступления группировка сил. Причём Южный фронт отдавал часть своих соединений Юго-Западному фронту [5; 426].
На II этапе, занимающем 6-7 дней, осуществлялся прорыв обороны противника, ввод в прорыв подвижных соединений ЮЗФ. Глубина операции основных сил – 30-35 км [5; 426-427].
На III этапе за 7-8 дней завершались окружение и разгром харьковской группировки противника. Глубина этапа операции – 40-45 км [5; 427].
Для достижения указанных целей планом предусматривалась следующая группировка войск ЮЗН:
«Юго-Западный фронт:
21А (в составе 8 мсд, 293, 297, 226 и 76 сд, 21 мсбр, 10 тбр, 8 отб, 338 и 105 лап РГК, 110 гап РГК и 156 арм. ап 2-го типа) развёртывается на фронте: Марино, Шахово, Шебекино (105 км)… для наступления с целью обеспечения правого фланга 28А.
Задачи армии: наступая левым флангом, к исходу шестого дня выйти на рубеж: Крейда, Нелидовка, Толоконное, перерезать передовыми частями шоссе Белгород, Харьков и обеспечить правый фланг 28А. К исходу четырнадцатого дня наступления овладеть районом Белгород… закрепиться и прикрыть действия 28А от ударов противника с севера и северо-запада.
28А в составе 13 гв., 244, 175, 227, 169, 300, 162 и 38 сд, 3 гв. кк (5 и 6 гв. и 32 кд, 34 мсбр); 6 гв. и ещё трёх тбр; 764 ап ПТО, 651 и ещё один лап РГК; 7 гв. и 870 гап РГК; 594 и 266 пап РГК, 5 гв., 51 и 233 аап 2-го типа… развёртывается на фронте Титовка, Рубежное, Хотомля, Богородичное (75 км)…
Задачи армии: нанося удар правым флангом, прорвать оборону противника, ввести в прорыв 3 гв. кк с 34 мсбр и одной тбр и к исходу шестого дня наступления выйти на фронт Толоконное, Журавлёвка, Липцы, Непокрытая. В дальнейшем, развивая наступление… к исходу четырнадцатого дня выйти на рубеж: Репки, Пересечная, Харьков, завершить совместно с 6А окружение харьковской группировки противника и продолжить уничтожение её.
38А в составе 199, 304, 337, 47 сд развёртывается на фронте: Базалеевка, Бригадировка, Шуровка, Меловая, Нижне-Русский Бишкин (100 км), имея 81 сд, с одной тбр в арм. резерве в районе Алексеевка, Ново-Николаевка.
Задачи армии: прочно оборонять занимаемый рубеж и особенно направление Чугуев, Купянск и Балаклея, Изюм. С началом наступления 28-й и 6-й армий активизировать оборону с целью сковывания противостоящих сил противника.
6А в составе 253, 266, 103, 411, 393, 270, 248 и 41 сд и ещё трёх тбр; 582, 591 ап ПТО, один лап, семь гап, один арм. ап 1-го типа РГК и три арм. ап 2-го типа РГК; 2 кк (38, 62, 70 кд и одна тбр), 6 кк (26, 28, 49 кд и 7 тбр), 2 мк (две тбр) и 3 мк (6, 130, 131 тбр, 23 мсбр); армия развёртывается на фронте Кисели, Алексеевка, Ново-Владимировка, (иск.) Панютино (65 км)…
Задачи армии: нанося главный удар правым флангом в направлении Нов. Водолага, Мерчик, прорвать оборону противника, ввести подвижные соединения в прорыв и к исходу 6-го дня наступления выйти стрелковыми соединениями на рубеж: Дудковка, Власовка, Кохановка, Поправское и подвижными соединениями на рубеж (в плане не указан – И.Д.). В дальнейшем завершить совместно с 28А окружение харьковской группировки противника, овладеть районом Красноград и к исходу 14-го дня передовыми частями подвижных соединений и левофланговыми дивизиями закрепиться на фронте Коломак, Чутово, Поповка, Скалоновка, Мажарово, Покровское.
4. В соответствии с действиями войск группировка резервов фронтов устанавливается следующая: полевое управление опергруппы Гречко в г. Изюм; 343 сд с одной тбр – в районе Александровка, Кунье, Жовтнева; 124 сд с одной тбр – в районе Бригадировка, Николаевка, Радьковка; 277 сд – в районе Сватово; 130 мсбр – Старобельки; 102 сбр – Ростов…» [5; 427-429].
Вот такой план лёг на стол Сталину после 10 апреля 1942 года. В сущности, именно в соответствии с ним войска ЮЗН и начали 12 мая наступление под Харьковом. Некоторые изменения в группировку сил были внесены в конце апреля, но сама схема операции осталась неизменной.
План выглядит совсем неплохо. Предусмотрены в нём и довольно мощные ударные группировки (6А и 28А) для устройства немцам «Канн» в районе Харькова. Предусмотрена (на первый взгляд – надёжная) оборона слабого места Барвенковского плацдарма – его устья: с юга его прикрывают войска Южного фронта, с севера – 38-я армия Юго-Западного фронта. Есть в распоряжении командования ЮЗН и значительные резервы (см. пункт 4 плана).
В принципе, причин, по которым бы план не понравился Верховному Главнокомандующему, не было. Правда, против него высказались, как мы помним, и Б.М. Шапошников с А.М. Василевским, и Г.К. Жуков. Начальник Генштаба и глава оперативного управления Генштаба были против из-за большого риска наступления из оперативного «мешка», которым являлся Барвенковский выступ. Г.К. Жуков не поддержал идею по другой причине: он настаивал на проведении наступления против Ржевского плацдарма немцев; проведение же нескольких локальных наступательных операций одновременно Георгий Константинович считал нецелесообразным, т.к. это вело бы к распылению сил, собираемых для больших наступлений (впрочем, так же считали и Б.М. Шапошников, и А.М. Василевский). Но маршала С.К. Тимошенко поддержал именно Сталин. Думается, что представлять его введённым в заблуждение командованием ЮЗН, этаким «малым наивным дитятей», которого можно убедить, в чём угодно, как это делают некоторые историки-сталинисты (тот же А. Мартиросян), абсолютно недопустимо. Такой трактовкой событий историки-сталинисты, вопреки их собственным намерениям, оказывают Верховному историческую «медвежью услугу». Получается, что Сталина очень легко было ввести в заблуждение, что собственного мнения по военным вопросам он не имел, был падок на «дешёвые эффекты» (типа, победоносной «быстренькой» наступательной операции, кем-то щедро обещанной). Какой же после этого он славный Верховный Главнокомандующий Красной Армии?
По нашему мнению, гораздо ближе к истине и гораздо более уважительно к памяти Сталина признать, что своё мнение у него было всегда, что он проверял его и согласовывал с мнением других высших военачальников страны. Когда-то и ошибался, точно так же, как ошибались эти высшие военачальники (особенно это касается событий 1941-1942 годов). Но своё мнение у него было.
Вот и в планировании Харьковской наступательной операции именно точка зрения Сталина возобладала, он «продавил» её. Он отверг и первоначальное предложение С.К. Тимошенко, и мнение Генштаба, и план Г.К. Жукова. В документе от 10 апреля отражена точка зрения Верховного Главнокомандующего, на что недвусмысленно указывают первые же слова документа:
«В соответствии с указаниями Ставки Верховного Главного Командования для упреждения противника в развёртывании наступательных операций и сохранения инициативы в руках наших войск перед Юго-Западным направлением… ставится следующая основная цель…» [5; 425].
Итак, план был утверждён. Развернулась подготовка к наступлению.
28 апреля 1942 года командование Юго-Западного направления издаёт директиву № 00275 для войск направления. В ней контуры наступательной операции обрели свой окончательный вид. Уточнялись задачи фронтам, армиям, фронтовым и армейским ВВС и даже ставились конкретные задачи для ряда подвижных соединений. Некоторые изменения, в сравнении с планом от 10 апреля, произошли как в составе армейских, так и фронтовых объединений. Наиболее значительными из них были следующие:
1) Для удара из Барвенковского выступа, который ранее осуществлялся одной 6-й армией, создавалась армейская группа генерала Л.В. Бобкина. В её состав из 6-й армии передавались 270, 393 сд, 6 кк, 7 тбр, а также входили 872 кап, 29 и 236 гап РГК. Задачей армейской группы было, наступая с Барвенковского плацдарма на запад, в район Краснограда, овладеть этим районом и, прочно его удерживая, обеспечить левый фланг 6-й армии [5; 432-433].
2) Значительно усиливалась 38-я армия. Для сравнения: если по плану от 10 апреля в её составе числились 5 стрелковых дивизий (199, 304, 337, 47 и 81-я) и одна танковая бригада (без указания номера), то, согласно директиве от 28 апреля, в неё входили уже шесть стрелковых дивизий (226, 300, 199, 304, 124 и 81-я), 22-й танковый корпус, 738 ап ПТО, 468 и 507 лап, 574 гап, 51 и 648 ап второго типа РГК, 3/5 и 3/4 гв. мп [5; 431].
Подобное усиление армии было проведено неспроста. Как мы помним, раньше её задачей было прочное удержание направлений на Чугуев, Купянск и Балаклею, Изюм (т.е. защита от удара немцев северной части устья Барвенковского выступа) и содействие наступлению ударных группировок ЮЗФ посредством проведения активной обороны, сковывающей противостоящие силы противника [5; 428]. Теперь же 38-й армии были поставлены наступательные задачи:
«…прочно удерживая рубеж Базалеевка, Богодаровка, Борщевое, Ольховатка, главными силами (четыре сд, 22 тк) перейти в наступление с фронта выс. 199,8, арт. Селянин, Пятницкое, Мартовая и, нанеся удар в направлении Молодовое, Рогань, прорвать оборону противника на участке Песчаное, Большая Бабка и к исходу третьего дня наступления выйти на рубеж Лебединка, выс. 208,7, Зарожное, Пятницкое. В дальнейшем, развивая наступление в направлении Рогань, Терновое, частью сил овладеть переправами на участке Введенское, Чугуев и завершить с частями 6А окружение чугуевско-балаклейской группировки противника. Одновременно силами двух сд и двух тбр атаковать город Харьков во взаимодействии с 28-й и 6-й армиями с востока…» [5; 431-432].
И ещё на пару документов советской стороны хотелось бы обратить внимание читателей.
Первый из них – это «Оперативная директива командования южного фронта № 00177 на оборону с задачей обеспечить своим правым крылом наступление войск Юго-Западного фронта на Харьковском направлении» от 6 апреля 1942 г.:
«1. Противник продолжает обороняться на всём фронте, усиливая свою группировку на красноармейском и славянско-краматорском направлениях за счёт подвоза пополнения из глубины и переброски части сил с таганрогского и макеевского направлений.
Резервы его – в районе Павлоград, Красноармейское, Краматорское, Артёмовск, Макеевка, Мариуполь.
Отмечен подход резервов из глубины на линии Днепропетровск- Запорожье.
Возможны активные действия противника в направлениях: барвенковском, лисичанском и ворошиловградском.
2. Армии фронта прочно закрепляются на занимаемых рубежах, обеспечивая своим правым крылом наступление войск ЮЗФ на харьковском направлении и левым крылом прикрывая ворошиловградское и ростовское направления.
3. 57А… Прочно прикрыть район Лозовая и обеспечить стык с ЮЗФ. Одну сд иметь в арм. резерве в районе Близнецы…
4. 9А… Прочно прикрыть район Барвенково и направления Изюм и Красный Лиман со стороны Славянск. Обеспечить стык с 57А.
Одну сд и две тбр иметь в арм. резерве в районе Барвенково. В дальнейшем вывести дополнительно в арм. резерв в район Ивановской ещё одну сд…
[…]
11. Фронтовые резервы с 12.4.:
а) 5 кк с 12 тбр в районе Бражовка, Курулька, Голая Долина;
б) 255 сд и 2 тбр;
в) 347 сд и гв. тбр – Ровеньки, пос. им. Дзержинского;
г) 102 сбр – Ростов.
12. От всех командармов и командиров сд требую прочной обороны, развитой в глубину, с продуманной системой огня, ПТО, с максимальным развитием оборонительных сооружений и ПТ (противотанковых – И.Д.) и ПП (противопехотных – И.Д.) препятствий и широким приспособлением к обороне населённых пунктов…
Командующий Южным фронтом
Малиновский
Член Военного совета Южного фронта
Корниец
Начальник штаба
Антонов»
[5; 434-436], [19; 207].
Цитируя второй документ, мы забежим несколько вперёд в изложении событий, но, представляется, процитировать его надо именно сейчас. Вторым документом является «Доклад командования Южного фронта начальнику Генерального штаба Красной армии генерал-полковнику А.М. Василевскому… о прорыве противником оборонительной полосы 9-й армии Южного фронта 17-20 мая 1942 г.» от 7 июня 1942 года:
«…6.4.42 г. был получен приказ главкома (ЮЗН – И.Д.): Южному фронту прочно закрепиться на занимаемых рубежах, обеспечивая своим правым крылом наступление войск ЮЗФ на харьковском направлении, и левым крылом прочно прикрыть ворошиловградское и ростовское направления.
С 14.4 устанавливалась новая разгранлиния между ЮЗФ и ЮФ, согласно которой правый фланг ЮФ протягивался до Цередаровки (7 км с.-з. Лозовая).
За счёт правого крыла ЮФ выделялось на усиление ЮЗФ восемь артполков усиления, три тбр, одна сбр и в резерв главкома – одна сбр.
По личному указанию начальника штаба ЮЗН генерал-лейтенанта Баграмяна в составе 57 и 9А следовало оставить девять сд и создать сильные резервы на ворошиловградском направлении.
[…]
В соответствии с поставленной задачей, была произведена перегруппировка по директиве фронта № 00177 от 6.4., причём, для прикрытия изюм-барвенковского направления было оставлено в составе 57-й и 9-й армий двенадцать сд и одна сбр.
57А в составе 99, 317, 150, 351 сд, 14 гв. сд, отб, 476 тап, 558 и 754 лап с двумя батальонами ПТР…
Общая ширина фронта армии – 80 км, плотность в среднем на одну сд – 16-20 км.
К этому времени численный состав дивизий был в среднем от 6 тыс. до 7 тыс. чел[овек].
9А в составе 341, 106, 216, 349, 335, 51, 333 сд, 78 сбр, 121, 15 тбр, 4 гв. тап, 437, 229 тап, 186 и 865 лап с двумя батальонами ПТР…
Общая ширина фронта армии – 90 км, плотность в среднем на одну сд – 15-18 км.
К этому времени численный состав дивизий был в среднем от 5 до 6 тыс. чел[овек].
Резервы фронта:
5 кк с 12 тбр – в районе Бражовка, Курулька, Голая Долина; 255 сд и 2 тбр – Ворошиловград; 347 сд и 4 гв. тбр – Ровеньки.
[…]
К 17.4. в 9А 216 сд была выведена в арм[ейский] резерв в район Барвенково.
К этому времени распоряжением Ставки 15 гв. сд из состава 18А была отправлена в МВО для развёртывания её в корпус.
В результате этого в 18А на 80 км оставалось только три сд и то неполного состава.
255 сд, выведенная в район Ворошиловград[а], ещё не была доукомплектована и имела в своём составе 5 424 чел[овека].
Требовалось немедленно усилить 18А, чтобы достигнуть прочного обеспечения ворошиловградского направления. С этой целью на усиление 18А была переброшена из 9А 216 сд…
Командующий фронтом
генерал-лейтенант Малиновский
Начальник штаба Южфронта
генерал-лейтенант Антонов
Член Военного совета
дивизионный комиссар Ларин»
[5; 457-459], [19; 208].
Данные два документа надо рассматривать именно в комплексе. Оперативная директива командования ЮФ рисует нам довольно-таки успокаивающую картину прикрытия наступления войск ЮЗФ из Барвенковского выступа. Две армии обеспечивают с юга это прикрытие. Армиям ещё с 6 апреля дан приказ на подготовку глубокой, эшелонированной обороны. И до 12 мая, начала наступления, надо полагать, что в этом отношении можно было сделать немало. Правда, уже в самой директиве могут насторожить слова о накоплении немцами резервов на славянско-краматорском направлении, т.е. как раз против южной оконечности устья Барвенковского выступа. Уже одно это заставляет предполагать, что немцами здесь что-то готовится, точнее, можно с большой долей вероятности думать, что готовится удар под основание нашего плацдарма. Но, казалось бы, прикрытие этого участка войсками Южного фронта довольно надёжно. И вот доклад от 7 июня как раз и показывает, что никакой надёжности в этом прикрытии не было.
Тут надо немного отвлечься от ситуации 1942 года и вернуться назад, в довоенные годы. В 1939 году вступил в силу новый Полевой устав Красной Армии – так называемый ПУ-39. Именно он и являлся действующим к 22 июня 1941 года. Так вот, согласно этому Уставу (глава № 10 «Оборона»), для построения устойчивой обороны дивизия должна занимать полосу 8–12 км по фронту и 4–6 км в глубину [8; 126], [19; 196], [18; 55]. Но надо отметить, что длина фронта в 8–12 км – это не средняя цифра. Это – именно предел (на наиболее важных участках Устав вообще определял полосу по фронту в 6 км), дальше которого ни о какой устойчивости обороны не могло быть и речи. По этому поводу советский военный теоретик В.К. Триандафилов говорил следующее:
«При имеющихся огневых средствах дивизии достаточно устойчивое положение получается при занятии дивизией участка от 4 до 8 км (оборона на «нормальных участках»). При увеличении ширины участка до 12 км устойчивость обороны уже сокращается вдвое, а на 20-километровом участке получается довольно жиденькое расположение, которое прорывается сравнительно легко» [19; 196-197].
Т.е., по В.К. Триандафилову, оборона дивизией участка шириной, превышающей даже 8 км, уже лишается устойчивости. О превышении же 12-километровой ширины и говорить не приходится.
Что же мы видим в случае с 57-й и 9-й армиями Южного фронта? У первой на одну дивизию приходится полоса в 16–20 км, у второй – 15–18 км. Даже самые максимальные допустимые нормативы оказываются перекрыты.
Но и это ещё не всё. ПУ-39 задавал нормативы обороны на стрелковую дивизию предвоенного штата. А он был, напомним, 14 483 человека. Согласно докладу командования ЮФ от 7 июня, к 12 мая численный состав дивизий 57-й армии был 6–7 тыс. человек, а 9-й армии – 5–6 тысяч человек, т.е. в два, а то и в три раза меньше довоенной штатной численности, на которую были рассчитаны оборонительные нормативы ПУ-39.
Могла ли в таком случае оборона войск Южного фронта быть надёжной? Конечно, нет.
Выше в очерке уже дважды обозначалась эта причина харьковской трагедии мая 1942 года. Говорилось о больших потерях войск ЮЗН в ходе наступательных операций января-апреля и о том, что для проведения майской операции Ставка ВГК не дала ЮЗН крупных подкреплений, командование направления вынуждено было рассчитывать, практически, только на собственные силы. Всё это и вылилось в то, что, собирая силы для ударных «кулаков», С.К. Тимошенко забирал войска у и без того ослабленного Южного фронта, удлинял его линию обороны (всё это отражено в докладе от 7 июня 1942 года), создавая предпосылку для грядущей катастрофы.
Тут в пору задаться вопросом о виновнике этого просчёта в планировании, просчёта, прямо скажем, грубого. Вина командования ЮЗН налицо. Ведь оно не могло не знать, что армии Южного фронта чрезвычайно ослабленны и не могут обеспечить устойчивого прикрытия южного фланга и тыла предстоящего наступления. При этом оно ещё более ослабляло эти армии, забирая у них войска для ударной группировки и увеличивая для них линию фронта. Совершенно были проигнорированы С.К. Тимошенко и И.Х. Баграмяном сведения командования Южного фронта от 6 апреля о накоплении немцами сил на направлениях, обороняемых 57-й и 9-й армиями. Подобное планирование нельзя назвать иначе, как авантюристическим, рассчитанным на «авось да небось»: «Поди, немцы с юга не ударят».
Но и снимать ответственность со Ставки ВГК, другими словами, со Сталина нет никаких оснований. Говорить о том, что он, мол, ничего не знал, был введён в заблуждение С.К. Тимошенко, И.Х. Баграмяном и Н.С. Хрущёвым, нельзя. Последние в своём докладе от 22 марта честно доложили чуть ли не о 50%-м некомплекте в соединениях направления, а Ставка сама отказала командованию ЮЗН в выделении значительных подкреплений. В плане от 10 апреля С.К Тимошенко весьма чётко обозначил контуры наступательной операции, в частности, имелись там и положения об изъятии части сил ЮФ для усиления ударной группировки ЮЗФ. Резко возражали против проведения данного наступления Б.М. Шапошников и А.М. Василевский. Как Верховный Главнокомандующий, Сталин не мог не учитывать всех этих обстоятельств, он не мог не предполагать, что южный фас Барвенковского выступа прикрыт весьма слабо. Его обязанностью, как Главкома, было обеспечение получения информации о поведении немцев на этом участке фронта из нескольких источников. Т.е. если предположить, что С.К. Тимошенко, И.Х. Баграмян и Н.С. Хрущёв намеренно утаили от него информацию о концентрации противником сил на славянско-краматорском и красноармейском направлениях и доложили, что там ничего серьёзного от немцев ожидать не приходится, то эти данные должны были быть им перепроверены.
Однако ничего подобного Сталин не сделал. Формулировка, к которой он прибег, отклоняя возражения Генштаба («Считать Харьковскую наступательную операцию внутренним делом Юго-Западного направления»), пригодна для кабинетных интриг, «подковёрных разборок», но никак не для планирования наступательных операций, тем более, на важном участке фронта.
* * *
Сейчас самое время поговорить о том, что же замышляли немцы против советских войск на Харьковском направлении.
Мы уже обращались к директиве фюрера и ОКВ № 41, которая обрисовала общие цели весенне-летней кампании 1942 года: прорыв на Кавказ и к Сталинграду (так называемый план «Блау» («Синий»)). Для того чтобы создать условия для проведения главной операции, директива предусматривала наступательные операции с ограниченными целями [5; 383]. В частности, на юге, для придания фронту выгодной для германских войск конфигурации, предусматривалось окружение и уничтожение советских сил, вклинившихся в немецкую оборону «по обе стороны от Изюма» [5; 384]. Речь шла как раз о ликвидации Барвенковского плацдарма.
Операция по «срезанию» Барвенковского выступа получила наименование «Фридерикус-1». Согласно плану, 6-я полевая армия (под командованием Паулюса) должна была наступать на выступ с севера, из района Балаклеи, а на южный фас плацдарма, из района Славянска, Краматорска и Александровки в общем направлении через Барвенково на Изюм, должна была нанести удар армейская группа «Клейст» в составе 1-й танковой и 17-й полевой армий. Горло Барвенковского выступа «запечатывалось». Советские войска отрезались от р. Северский Донец и уничтожались.
Начало операции было назначено на 18 мая 1942 года.
Т.е. наступай войска ЮЗН на Харьков – не наступай, а немцы предприняли бы попытку «срезания» советского плацдарма. И уже можно только гадать, что получилось бы, если бы в Барвенковском выступе наши силы только оборонялись.
Но несомненно другое: ловушка, «мешок», «котёл» готовились немецким командованием для барвенковской группировки Красной Армии заранее. Не было никаких импровизированных планов окружения и уничтожения наших войск на этом плацдарме, родившихся у немцев только потому, что наши войска начали наступать. Точнее, импровизация была. Но касалась она уже вопросов приведения в исполнение ранее составленного плана (об этом ниже).
Можно сказать, что весной 1942 года под Харьковом столкнулись советские и немецкие оперативно-стратегические замыслы. И кто возьмёт верх в этом столкновении, зависело не только от планов, но и от оперативного искусства германского и советского командования на данном участке фронта, т.е. от умения качественно претворять планы в жизнь.
* * *
Говоря о подготовке советского наступления под Харьковом, нельзя не отметить, что командование Юго-Западного направления, готовя наступательную операцию, проявило ставшее губительным небрежение в разведке сил противника.
Во-первых, оно просто-напросто пренебрегло данными командования ЮФ об усилении немецких войск в полосе обороны фронта (см. выше).
Во-вторых, именно в силу первого обстоятельства оно «проглядело» концентрацию двух танковых дивизий немцев (14-й и 16-й) против войск 9-й армии Южного фронта.
Причём, слово «проглядело» взято нами в кавычки не только потому, что его употребление в данном контексте является всё-таки переносным. Есть все основания говорить, что мы имеем дело не с «недоглядом», а с игнорированием уже имеющихся сведений. В самом деле, если обратиться к докладу от 22 марта 1942 года, то можно увидеть, что командование ЮЗН говорило не о двух, а даже о трёх танковых (13, 14 и 16-й) и трёх моторизованных дивизиях, которые тоже имели в своём составе танки, против Южного фронта ЮЗН. Общее количество танков на этом направлении против наших войск прогнозировалось либо 900, либо 2 250(!) [5; 420].
Заметим, что в прогнозе присутствуют и 14-я, и 16-я танковые дивизии немцев. Надо полагать, что подобную оценку С.К. Тимошенко и И.Х. Баграмян давали не «с потолка», а на основании каких-то разведданных. И пусть часть этих сил находилась на фронте против Ростова (т.н. Миус-фронте), но вот 14 тд уже после январско-февральских боёв стояла на южном берегу реки Самары, которая служила южной границей Барвенковского выступа, всего-то в двадцати с лишним километрах от самого Барвенково. Её, наверняка, видело и командование ЮФ, и командование ЮЗН уже в марте 1942 года. И вдруг про неё как-то «забыли» в мае. По поводу 14 тд К.В. Быков пишет:
«Беспечность советского командования и неэффективность советской разведки, которые, подготавливая майскую операцию, не учли или проморгали присутствие немецкой танковой дивизии в своём ближнем «подбрюшье», просто поразительны!» [5; 237].
Согласимся с утверждением о поразительной беспечности, но по отношению к 14 тд, думается, надо говорить именно об её «неучёте».
«Проморгать» же могли 16 тд, которая только с 24 апреля стала выводиться с Миус-фронта и была собрана довольно далеко от Барвенковского выступа – в районе Сталино [5; 253]. И только 14 мая оттуда поротно стала перебрасываться к Краматорску, где и сконцентрировалась 15-16 мая [5; 255].
В-третьих, командование ЮЗН ожидало увидеть непосредственно под Харьковом всего одну танковую дивизию. В реальности, их там оказалось две (3-я и 23-я) [5; 8-9, 11]. Тут надо учесть, что, как явствует из доклада № 00137/ОП от 22 марта 1942 года, командование ЮЗН считало, что число танков в немецкой танковой дивизии либо 250, либо 500 единиц [5; 8-9, 420]. И вот когда по наступающей северной советской группировке ударили две танковые дивизии, вместо ожидаемой одной, то нервы у командования ЮЗН должны были дрогнуть: как-никак удар наносили минимум 250, а то и 500 боевых машин, на которые, собственно говоря, «никто не рассчитывал».
Именно отсюда проистекли и лишение должной авиационной поддержки наступающей южной советской группировки (6-й армии Городнянского и группы Бобкина), т.к. почти вся авиация была переброшена «на север» для борьбы с «неожиданными» немецкими танками, и задержка с вводом в дело 21-го и 23-го танковых корпусов в полосе прорыва 6-й армии Городнянского, т.к. советское командование должно было, по крайней мере, подождать развития событий «на севере».
Кстати, просчёт с количеством танков в немецкой танковой дивизии – вина не только командования ЮЗН, но и командования Красной Армии вообще. Ещё предвоенные планы развёртывания Вооружённых Сил Советского Союза на случай войны с Германией исходили из предположения о 500 танках в немецкой танковой дивизии (это особённо отчётливо видно по «Уточнённому плану…» от 11 марта 1941 года). Спустя почти год после начала войны с немцами так и не выяснили, что максимальное количество танков в танковой немецкой дивизии – около 220 машин (при трёхбатальонном составе единственного танкового полка дивизии). Если же количество батальонов в полку равно двум (что бывало в 42-м году гораздо чаще), то количество танков в танковой дивизии – около 150. Ни о каких пятистах машинах и близко речи не шло, даже в 1941 году, не говоря о 1942-м, когда немцы уже были изрядно потрёпаны в ходе войны с СССР.
Как видим, бывает очень опасно не только недооценивать, но и значительно переоценивать силы противника.
В-четвёртых, командование ЮЗН ожидало увидеть крупную немецкую танковую группировку в районе Змиева, каковой там не оказалось вообще. К.В. Быков утверждает, что ошибочную информацию в данном случае предоставила «партизанская разведка» [5; 10]. Командование ЮЗН со своей стороны эту информацию должным образом не перепроверило. В итоге наступление немецких танков со стороны Змиева ожидалось даже тогда, когда под Харьковом обнаружились «лишние» танки противника. И это явилось ещё одной причиной, по которой 21-й и 23-й танковые корпуса ввели в прорыв позже, чем предполагалось: их держали для парирования удара «змиевских» германских танков. Подобное «а вдруг» – следствие плохо поставленной и проведённой разведки.
В целом, надо отметить, что плохая разведка и игнорирование разведданных командованием явились обстоятельствами, обусловившими, в числе прочих, наше поражение в Харьковском сражении мая 1942 года.
* * *
Сказав о планах сторон, отметив недочёты советского планирования, прежде чем начать изложение хода Харьковского сражения, всё же остановимся на тех силах, которые участвовали в нём с обеих сторон. Частично, говоря о планах нашего командования, этого вопроса мы уже касались. Но осветить его хотелось бы подробнее.
Сейчас у некоторых авторов можно встретить навеянное мемуарами и разного рода историческими военными писаниями немцев утверждение, что победу в мае 1942 года под Харьковом вермахт одержал, значительно уступая в силах советским войскам.
