Игорь Юрьевич Додонов
Горький май 42-го. Разгром Крымского фронта. Харьковский котёл
Сколько отрядов и групп, заслонивших собой переправу, было создано благодаря тем самым «мотаниям» Мехлиса «на «газике» под огнём»? Скольких смелых, но просто растерявшихся в условиях массовой паники бойцов и командиров увлёк он за собой на врага, когда «лез всё время вперёд, вперёд», он, армейский комиссар первого ранга (звание, фактически, равное маршальскому), заместитель наркома обороны, ходивший в контратаки впереди солдат?
Как можно утверждать, что от его «действий было мало толка», называя их «суетой»?
* * *
Начавшись 14 мая, эвакуация войск, не останавливаясь, продолжалась вплоть до 20 мая (ночи с 19 на 20-е число).
После соответствующего распоряжения вице-адмирала Ф.С. Октябрьского в Керченский пролив стали прибывать суда с портов Туапсе, Новороссийска и с Азовского моря. Собирали всё, что только было можно: баржи, сейнеры, боты, баркасы, буксиры, тральщики, торпедные и сторожевые катера. Здесь было значительное количество небольших и даже мелких рыбацких судёнышек, способных принять на борт не более 15-20 человек. Всего было привлечено для эвакуации 158 плавательных единиц [1; 40]. Конечно же, далеко не все они были в технически удовлетворительном состоянии. Подошли, естественно, не все сразу.
Эвакуация техники должна была осуществляться с порта Керчь, с пристаней КВМБ, завода имени Войкова, Капканы, Еникале, Жуковка [1; 40]. Но погрузка тяжёлой техники, в силу наличия специальных погрузочных средств, могла осуществляться только в порту Керчь и на пристанях КВМБ [1; 40]. Однако порт Керчь уже вечером 15 мая был в руках у немцев. Пристани КВМБ оказались отрезанными от основной массы войск Крымского фронта в тот же день (как там проходила переправа, было уже рассказано немного выше, когда велась речь об обороне крепости Ак-Бурну). Таким образом, эвакуация войск фронта с конца дня 15 мая могла проходить только в самой восточной части Керченского полуострова, с пристаней Капканы, Еникале, Жуковка [1; 40].
Первое время, согласно приказу командования (см. выше), переправляли только раненых, «катюши», тяжёлую артиллерию резерва Верховного Главнокомандования. Точнее будет сказать, старались переправлять только их – как потом писал Л.З. Мехлис в своём докладе Сталину, уже тогда неуправляемые толпы невооружённых, деморализованных военнослужащих буквально с бою захватывали суда и переправлялись на косу Чушка [25; 59].
Во второй половине дня 15 мая противник резко усилил действия своей бомбардировочной авиации по переправе, позже стал применять и артиллерию [1; 40].
Эвакуацией раненых непосредственно занималось санитарное управление фронта, которое возглавлял военврач 1-го ранга Н.П. Устинов. В работе В.В. Абрамова приводятся строки его отчёта в Главное военно-санитарное управление РККА об эвакуации с Керченского полуострова. Этот документ рисует яркую, полную трагизма картину переправы, и мы не можем удержаться от того, чтобы его процитировать:
«Вообще нужно сказать, что, начиная с 12 мая, никто из персонала в работающих госпиталях не укрывался в щелях. Бомбы потеряли своё значение, так как всё равно нужно было пройти переправу любой ценой… Хирургическая помощь оказывалась раненым в условиях, вероятно, невиданных ни на каком фронте. Весь оставшийся в наших руках район Керчи был под огнём бомб и снарядов, мин и пожаров. Всё открыто, беспрерывное, не умолкающее даже на несколько минут действие вражеской авиации и постоянно новые прибывающие партии раненых. Отмечены прямые попадания бомб в причалы, в войска, в эвакуируемых раненых. Санитарная служба, обслуживающие и работающие госпиталя честно, стойко и героически держались до приказа санитарного управления об отходе, только тогда эти госпиталя стали переправляться… 14 мая для спасения медицинских кадров госпиталей я приказал переправлять в первую очередь врачей-хирургов и женщин-врачей под видом сопровождающих раненых на сейнерах и баржах. Благодаря этому удалось значительную часть медперсонала спасти. Часть имущества (незначительную) тоже спасли: надевали на раненых по несколько пар белья, укутывали их простынями, одеялами, хирургический инструментарий, по моему приказу, брался персоналом в карманы. Высокое сознание долга я должен отметить у всех медработников. Несмотря на потери личного состава, которые уточняются, я должен доложить, что значительная часть медработников Крымского фронта сохранена. Эти кадры представляют огромную ценность, так как они прошли школу военно-полевой хирургии в невиданных на других фронтах условиях. В этих тяжёлых условиях нам удалось вывести всех раненых – 42 324 человек, из них 4 919 тяжелораненых» [1; 44-45].
Державший подлинник документа в руках В.В. Абрамов отмечает, что начальник Главного военно-санитарного управления подчеркнул слово «всех» и поставил на полях знак вопроса [1; 45]. Это было обоснованное сомнение в том, что в тех условиях вообще была возможна полная эвакуация раненых. И дело не в том, что ставилась под вопрос правдивость Н.П. Устинова. Те раненые, которые находились в госпиталях и медицинских эвакопунктах, конечно же, были вывезены на «большую землю». Но в обстановке хаоса и неразберихи не все раненые своевременно попадали в госпиталя и медэвакопункты. Кроме того, раненые на передовой появлялись ежеминутно, и доставить их всех на пристани к моменту ухода последних судов с ранеными попросту не было физической возможности. Есть многочисленные свидетельства мирного населения и попавших в плен красноармейцев, что немцы после занятия берега добили выстрелами и прикладами множество находившихся там раненых бойцов [1; 45].
Тяжёлые орудия калибра 122 и 152-мм, «катюши» грузились на несколько барж и понтонов. Гвардейские миномёты являлись, как известно, секретным оружием, и оставлять их противнику нельзя было ни при каких условиях. При невозможности переправы они попросту уничтожались. Впрочем, из строя старались вывести всё вооружение, которое не удавалось эвакуировать. В отношении тяжёлого вооружения проблема была не только в отсутствии должного количества переправочных средств для него, неприспособленности пристаней Еникале, Капканы, Жуковка для его погрузки, но и в неприспособленности пристаней на восточном берегу пролива для его выгрузки. Поэтому командование фронта после эвакуации «катюш» и крупнокалиберных орудий РГК очень быстро решило в дальнейшем переправлять только людей и лёгкое вооружение. И здесь хотелось бы привести отрывок из воспоминаний командира канонерской лодки «Дон», принимавшей участие в эвакуации войск Крымфронта, Т.П. Перекреста:
«…С каким трудом приходилось убеждать армейцев, чтобы не тащили с собой на суда машины, орудия, миномёты. Они упорно не хотели всё это оставлять, сердились, ругались, грозились. Им объясняли, что сейчас важнее взять вместо орудия десяток бойцов, ибо кто знает, сколько ещё продержится всё более сужающийся фронт. Перевозить только людей! Во имя этого и стояли насмерть безвестные герои, прикрывающие керченскую переправу с суши» [28; 114].
Обратите внимание: в критической ситуации бойцы и командиры проявили величайшую сознательность, они думали не только о спасении своих жизней, но и об оружии и технике, которые доверила им Родина, чтобы бить врага. И просто так бросить это оружие они не могли, не считали, что имеют на это право. Наверное, современным людям понять подобное трудно, если вообще возможно. Но люди того времени были совсем другими, «не то, что нынешнее племя».
Когда командованием была разрешена всеобщая эвакуация войск, недостаток судов для переправы ещё более обострился. В такой ситуации многие красноармейцы пытались переплыть пролив на подручных средствах. Писатель-фронтовик С.С. Смирнов, известный как автор книги «Брестская крепость», интересовался и трагедией Крымского фронта в мае 1942 года, собирал о ней материал. Со слов многих непосредственных участников тех событий он так описал эту переправу:
«На берегу кипела лихорадочная работа. Шло в ход всё, что могло держаться на воде. Из досок, из бочек сколачивались плоты, надували автомобильные камеры, плыли, держась за какое-нибудь бревно, мастерили себе немудрёные надувные поплавки, набивая плащ-палатки соломой. Люди пускались вплавь, идя почти на верную смерть, на любой риск, лишь бы покинуть этот страшный берег смерти и попытаться добраться до своих. Но в Керченском проливе довольно сильное течение. Отдельных пловцов сносило в сторону так, что они уже не могли переплывать пролив в его самом узком месте… Это были сотни и тысячи пловцов. Это были толпы плывущих, а над их головами низко, на бреющем полёте, всё время носились самолёты с чёрными крестами на крыльях и расстреливали людей из пулемётов. Вопли и стоны день и ночь стояли над проливом и над берегом, и, как рассказывают очевидцы, синие волны Керченского пролива в эти дни стали красными от людской крови» [1; 45-46].
Подробно изучавший события мая 1942 года на Керченском полуострове В.В. Абрамов добавляет к картине, нарисованной С.С. Смирновым, такие подробности:
«Хорошо, если плывущих прибивало к косе Тузла, с которой уже легко было перебраться на Таманский берег. Но часто течение увлекало людей в Чёрное море, где была их гибель, некоторых прибивало обратно к Керченскому полуострову. Несколько десятков таких пловцов даже прибило к мысу Ак-Бурну, где они были подобраны моряками КВМБ и на кораблях переправлены на Таманский берег.
…Участник переправы Ботылев В.А. в своих воспоминаниях сообщает, что были случаи, когда водители приделывали к автомашинам в качестве поплавков пустые железные бочки и съезжали в пролив. Мотор машины работал, колёса крутились, и машина шла по воде подобно колёсному пароходу. Кавалеристы пытались переправиться вплавь на своих лошадях.
Правда, таких случаев, отмечает Ботылев В.А., было немного. О переправе автомашин на поплавках через пролив я слышал от участников тех событий не раз. Но узнать факт удачной переправы автомашин в таком состоянии на противоположный берег мне не удалось» [1; 45, 48].
Выше нами отмечался факт недостойного поведения некоторых команд судов гражданского флота, привлечённых к эвакуации войск на Таманский берег. Опасаемся, что у читателей может возникнуть впечатление, что подобным образом вели себя все гражданские моряки, и спешим заявить, что это было далеко не так. Да, неустойчивые элементы среди гражданских моряков были, и командование КВМБ даже стало назначать на «отличившиеся» таким образом суда военных комиссаров. Эта мера повысила надёжность выполнения привлечённым гражданским флотом возложенных на него задач [1; 46]. Но основной массе гражданских моряков подобные «пастыри» были не нужны, они и без их контроля честно и самоотверженно выполняли свой долг. Так, судно «18 лет Октября» под командой капитана П.А. Зарвы за четверо суток участия в эвакуации совершило 60 рейсов и вывезло на Таманский берег свыше 14 тыс. бойцов и командиров. 19 мая корабль затонул, но его команда перешла на другое судно и продолжала работать. Судно «Пеламида» (капитан П.Т. Бондаренко) спасло баржу с 1,5 тысячами раненых. Возглавляемый комиссаром 22-го рыболовецкого дивизиона В.Н. Михайловым бот № 17 (рыболовецкий флот был гражданским, но в годы войны стал военизированным; отсюда и военные должности у гражданских моряков) под сильнейшим огнём противника переправил на «большую землю» более 1700 красноармейцев [1; 46]. За проявленное мужество и героизм многие моряки гражданского флота были награждены боевыми орденами и медалями. Например, П.Т. Бондаренко, Т.Х. Ткачук – орденом Красного Знамени, П.А. Зарва, И.Г. Лукьяненко, П.М. Стрельбановский, В.Г. Луканенко – орденом «Красная Звезда», И.И. Ковалевский – медалью «За боевые заслуги» [1; 46].
Противник во что бы то ни стало стремился прорвать наши оборонительные рубежи на подступах к переправам.
Утром 16 мая 40 немецких танков с автоматчиками прорвались севернее посёлка Аджимушкай и устремились к переправам. Дорогу им преградили артиллеристы 638-го зенитного полка. Поставив орудия на прямую наводку, зенитчики полдня сдерживали врага. При этом ими были уничтожены 12 танков противника и до роты пехотинцев. После того как у зенитчиков закончились снаряды, они, взорвав орудия, стали с боем отходить [1; 47].
К 16.00 немецкие танки вырвались к переправе в районе села Жуковка. Пристани Жуковки были заполнены эвакуировавшимися войсками. Появление здесь немецких танков грозило настоящим побоищем. И тут снова положение спасли зенитчики, прикрывавшие переправу. Развернув свои орудия и крупнокалиберные зенитные пулемёты на прямую наводку, они встретили противника плотным огнём. Это затормозило продвижение немцев и позволило вступить в бой находящемуся в районе Жуковки дивизиону 19-го гвардейского миномётного полка. Дивизион в бой повели лично командир полка майор Зайцев и его заместитель майор Ерохин. В ходе боя Зайцев погиб. Однако залп РСов нанёс гитлеровцам большой урон и совершенно ошеломил их. И когда вслед за залпом в стихийную контратаку с пристаней кинулись возглавляемые командирами и комиссарами отряды красноармейцев, немцы дрогнули и побежали. Их гнали несколько километров, до рубежа Аджимушкай, мыс Хрони [1; 47].
Таким образом, к исходу 16 мая положение наших войск, державших оборону на подступах к переправам, несколько стабилизировалось.
Немцы прорвались как раз на участке стыка оборонительных позиций 44-й и 51-й армий. Поэтому 16, 17 мая Д.Т. Козлов трижды указывал командарму-44 на необходимость усилить этот стык. Командарму предлагалось связаться с действующим в том районе отрядом Ягунова и использовать его для указанной цели. Но сделать это не удалось [1; 47].
За 16 и 17 мая с пристаней Жуковка, Еникале, Опасное была перевезена на Таманский берег 41 тысяча человек [1; 47].
Не укреплённый, слабый стык между позициями 44-й и 51-й армий к концу 17 мая оказался всё же прорван. Немцы вышли на побережье пролива в районе Жуковка, Маяк. Однако отдельные группы обороняющихся продолжали оказывать яростное сопротивление противнику, используя для этого складки местности и развалины строений [1; 48].
Как уже упоминалось, к исходу 17 мая Военный совет Крымского фронта вместе с оперативной группой штаба с разрешения Ставки переправился через пролив. На Таманском полуострове в Кордоне Ильича был развёрнут командный пункт [1; 49], [25; 59], [26; 354].
17 мая противник стал теснить наши войска и на участке Аджимушкай, Колонка. Обороняющиеся сводные группы 44-й армии отходили в район Капканы, Еникале. Действовавший в данном районе бронепоезд № 74 пришлось взорвать [1; 50].
В ночь с 17 на 18 мая немцам удалось захватить высоты вокруг завода имени Войкова. Находящиеся на территории завода войска продолжали оборону, но эвакуацию с его пристаней пришлось прекратить, так как шквальный немецкий огонь с высот сделал её проведение невозможной [1; 50].
В эту же ночь на Тамань переправилось управление 44-й армии в количестве девятнадцати человек во главе с генералом С.И. Черняком [1; 50].
Отряд полковника П.М. Ягунова, с которым С.И. Черняк не мог связаться 16–17 мая, эти дни дрался в полном окружении, обороняя район посёлка Аджимушкай. Приказа на отход отряд не имел, да и сил для самостоятельного прорыва у него уже не было. Все попытки арьергардов 51-й армии пробиться на помощь отряду успехом не увенчались. После окончания эвакуации советских войск с Керченского полуострова остатки отряда полковника П.М. Ягунова ушли в Большие (Центральные) Аджимушкайские каменоломни и продолжали борьбу с гитлеровцами [1; 50, 63].
С 18 мая эвакуацию трудно было проводить в светлое время, так как вражеское кольцо вокруг остававшихся переправ Капканы и Еникале сжалось настолько, что суда подвергались уже не только бомбёжкам, артиллерийскому и миномётному, но и ружейно-пулемётному обстрелу [1; 50].
Днём 18 мая Д.Т. Козлов потребовал у адмирала А.С. Фролова закончить эвакуацию войск в ночь на 19 мая, для чего начальнику КВМБ необходимо было направить в Еникале все наличные суда и выехать туда лично. А.С. Фролов стал возражать, ссылаясь на невозможность руководства переправой из Еникале [1; 50]. На этот раз Л.З. Мехлис, находившийся на Керченском берегу, поддержал А.С. Фролова:
«Фролову организовать эвакуацию войск из любого места, обеспечивающего руководство переправой» [1; 50].
18–19 мая в руках обороняющихся осталась небольшая территория на берегу пролива около Еникале, Капканы. Вся она была разбита на сектора, за оборону которых отвечали полковники В.В. Волков, М.К. Зубков, Н.И. Людвигов, подполковник П.М. Татарчевский. Под их командой находились сводные отряды из остатков 77-й горнострелковой, 302-й и 404-й стрелковых дивизий, 95-го пограничного полка. Бои носили крайне напряжённый характер. Наши бойцы, отбивая наседающего противника, часто переходили в контратаки [1; 50-51].
19 мая небольшой плацдарм в районе Еникале обороняло около 3500 солдат, командиров и политработников, вооружённых стрелковым оружием и гранатами. Артиллерии у них уже не было. Правда, с противоположной стороны пролива обороняющихся поддерживала береговая артиллерия [1; 51].
Во второй половине 19 мая с пристаней Еникале было отправлено на Таманский берег командование 51-й армии [1; 51].
В ночь с 19 на 20 мая из района Еникале эвакуировались последние защитники, среди которых находился и представитель Ставки Верховного Главнокомандования, заместитель народного комиссара обороны армейский комиссар 1-го ранга Лев Захарович Мехлис [25; 59], [26; 354], [11; 281].
19 мая директивой Ставки ВГК № 170396 Крымский фронт был ликвидирован [32; 209-210].
Так была поставлена точка в длившейся почти пять месяцев трагической эпопее Крымского фронта.
Но для многих советских воинов, которые не смогли эвакуироваться и не пожелали складывать оружие перед немцами, трагедия продолжалась. Ушедшие в Аджимушкайские каменоломни, они ещё 169 суток вели героическую борьбу с гитлеровцами [1; 60-61]. После войны эти каменоломни даже назовут «Аджимушкайским Брестом».
ГЛАВА IV
ПОТЕРИ. ПРИЧИНЫ, ИТОГИ
И УРОКИ ПОРАЖЕНИЯ
Прежде чем обратиться к вопросу потерь Крымского фронта в майской оборонительной операции, поговорим о результатах эвакуации его войск на «большую землю» (как вы понимаете, вопросы очень тесно связаны друг с другом).
В своих «Утерянных победах» Манштейн хвастливо заявил:
«Только ничтожное количество войск противника сумело уйти через пролив на Таманский полуостров» [19; 265].
Подобное заявление абсолютно не соответствует действительности. Специально подчеркнём это для любителей видеть в мемуарах немецких военных чуть ли не истину в последней инстанции, находить в них наиболее объективные данные. Что подобные «истина» и «объективность» истинной и объективной вовсе не являются, нами уже не раз было продемонстрировано на примере мемуаров того же Манштейна (что делать? Победы-то для него были утерянные; осталось утешать самого себя «красным словцом», а заодно и постараться выглядеть в глазах современников и потомков погениальнее и погероичнее).
Количество эвакуированных (или эвакуировавшихся самостоятельно) через Керченский пролив было значительным.
Сейчас в исторической литературе утвердилась цифра «около 140 тыс. человек» [25; 59], [11; 281], [9; 143], [27; 8], [14; 5].
Но данную цифру нельзя считать неоспоримой (даже с учётом её приблизительности). И, скорее всего, она является заниженной (что для тех, кто любит, повествуя о военных катастрофах, постигавших нашу армию, «поубивать» и «пленить» наших солдат побольше, безусловно, весьма досадно).
На наш взгляд, основой для неё послужил доклад, который 21 мая 1942 года Д.Т. Козлов отправил Сталину из Краснодара:
«Всего до утра 20 мая через пролив пристаней Чушка, Тамань, Ильича и Темрюк эвакуировано 138 926 человек, в том числе 30 000 раненых (выделено нами; стилистика документа сохранена – И.Д.)» [1; 53].
Но далее сам же Д.Т. Козлов отмечал:
«Подсчёт общего количества эвакуированных ориентировочный, так как нет точных данных о числе прибывших через пристани Кордон Ильича и Темрюк, а также не полностью учтены одиночки и группы бойцов, переправившихся на подручных средствах» [1; 53].
В отношении переправы техники и тяжёлого вооружения генерал докладывал:
«Эвакуированная материальная часть: орудий тяжёлых – 7, реактивных установок – 29, зенитных орудий – 15. Подавляющая часть артиллерии и миномётов приведена в негодность огнём артиллерии противника и, главным образом, непрерывной бомбёжкой скученных колонн на переправах. У остальных орудий изъяты замки и производился подрыв, не исключена возможность оставления противнику отдельных орудий» [1; 53].
Как видим, сам Д.Т. Козлов указывает на приблизительность, возможную неточность приводимых им цифр эвакуированных людей. И сразу же было ясно (хоть напрямую в докладе это не говорилось), что данные по тяжёлому вооружению, переправленному на Таманский полуостров, тоже далеки от достоверности.
Причём, доклад даёт основания предполагать, что цифры по людям могут оказаться и завышенными, т.к. по двум из четырёх пристаней на Таманском берегу (Темрюку и Кордону Ильича) информация ориентировочная. Неучёт одиночек и небольших групп, переправившихся самостоятельно, конечно, даёт «плюс» количеству оказавшихся на «большой земле», но понятно, что, поскольку масштабы самостоятельной эвакуации через Керченский пролив значительно уступали масштабам переправы людей на судах, этот «плюс» легко может быть «погашен» ошибкой в сторону увеличения при подсчётах прибывших людей на пристанях Темрюк и Кордон Ильича.
И, казалось бы, другой документ того периода подтверждает вышевысказанное соображение – согласно отчёту отдела военных сообщений штаба Черноморского флота, с 14 по 20 мая 1942 года с Керченского полуострова было переправлено военнослужащих 119 395 человек (из них 42 324 раненых) [1; 53]. Этот же отчёт приводит и такие цифры: эвакуировано гражданских лиц – 1371 человек, 122-мм и 152-мм орудий – 25, гвардейских миномётов – 47, миномётов – 27, автомашин – 14, кухонь – 3, разного рода грузов – 838 тонн [1; 54].
Многие публикации советского времени о Великой Отечественной войне, опираясь именно на данный документ, говорили об эвакуации на «большую землю» около 120 тыс. воинов Крымского фронта в мае 1942 года [1; 54], [17; 199].
Однако есть все основания подвергнуть эту цифру сомнению.
Несколько позже отчёта отдела военных сообщений штаба Черноморского флота, в июле 1942 года, появился отчёт о боевых действиях частей КВМБ [1; 54]. А мы помним, что именно на КВМБ и её командование возлагалась организация эвакуации войск с Керченского на Таманский полуостров. Поэтому можно предполагать, что цифры, приводимые в отчёте КВМБ, очень близки к реальным.
Так вот, в указанном отчёте количество переправленных через пролив определяется: «…до 150 тысяч человек без учёта переправившихся самостоятельно» [1; 54].
Заметим, что ни один из докладов или отчётов не берётся даже приблизительно определить, сколько же людей самостоятельно перебрались на Таманский берег. Оно и понятно – подсчитать таковых тогда реальной возможности не было. А посему и сейчас, без каких-либо достоверных документов, делать выводы по данному вопросу возможным не представляется.
В.В. Абрамов, много лет занимавшийся тщательным изучением трагических событий на Керченском полуострове, обратил внимание ещё и на следующие обстоятельства:
Во-первых, значительное количество личного состава Крымфронта было переправлено через пролив на грузовых самолётах. Этот факт известен. Но учёт эвакуированных подобным способом не проводился вообще [1; 54].
Во-вторых, с 14 мая началась эвакуация на «большую землю» боевых частей Крымского фронта. А вот тыловые части и некоторые госпитали начали передислокацию на Таманский полуостров ещё с утра 8 мая. Вместе с ними переправлялись служащие советских организаций Крыма, военкоматов, Наркомата внутренних дел. Эвакуировались на «большую землю» и тяжёлое вооружение, и техника, и товарно-материальные запасы. Имеющиеся документы позволяют установить, что только с пристаней Еникале с 8 по 13 мая (включительно) на Таманскую сторону пролива было перевезено 227 автомашин с оборудованием и ценным грузом авиационных частей, 12 неисправных самолётов-истребителей, 8 зенитных орудий, 35 вагонов тёплого обмундирования, часть эвакогоспиталей №№ 4539, 4548, 4527, весь хирургический инструментарий, находившийся на фронтовом складе, и другое особо ценное медицинское имущество общим весом 10,5 тонны [1; 54].
Отчёт КВМБ и указанные обстоятельства позволяют В.В. Абрамову сделать вывод, к которому мы полностью присоединяемся:
«Было бы правильным сказать, что количество переправленных через Керченский пролив исчисляется до 150 тысяч человек (выделено нами – И.Д.)» [1; 54].
Что касается переправленного тяжёлого вооружения, техники и боеприпасов, то, с учётом всех имеющихся документов, современные исследователи говорят об эвакуации: 47 установок РС, 25 крупнокалиберных орудий, 27 миномётов, около 300 автомобилей, 12 неисправных истребителей, около 150 исправных самолётов (перелетели через пролив сами), около двух десятков зениток, 109 тонн боеприпасов [25; 59], [1; 54], [27; 8], [14; 5].
Рассмотрев вопрос количества эвакуированного личного состава и вооружения Крымского фронта, самое время обратиться к потерям фронта в ходе майских событий.
Для начала приведём данные немецких источников, которые так любят цитировать многие современные отечественные историки.
Манштейн:
«По имеющимся данным, мы захватили около 170 000 пленных, 1 133 орудия и 258 танков» («Утерянные победы») [19; 265].
Гальдер:
«19 мая 1942 года, 332-й день войны.
Обстановка. Керченскую операцию следует считать законченной. 150 000 пленных и большие трофеи» («Военный дневник») [7; 457].
Типпельскирх:
Захвачено:
150 000 пленных;
1 113 орудий;
255 танков;
323 самолёта («История Второй мировой войны. 1939-1945») [38; 313].
Карель:
Захвачено:
пленных – 170 000 человек;
орудий – 1 133;
танков – 258 («Восточный фронт») [13; 400].
Как видим, единодушия даже у немцев в определении советских потерь, точнее, взятых в плен советских воинов и своих трофеев, нет. Если в плане боевой техники расхождения незначительные (и ими вполне можно пренебречь), то вот в отношении пленных разница в 20 000 человек. По советским штатам 1942 года, – это около двух стрелковых дивизий. По фактическому наполнению стрелковых дивизий в 1942 году, – три, а то и четыре дивизии. Словом, цифра немалая.
Ясно, что П. Карель в своих писаниях опирается на Манштейна. К. Типпельскирх, бывший в годы войны оберквартирмейстером генерального штаба сухопутных войск, вполне может быть самостоятелен в цифрах и не опираться на Гальдера. Но данные Гальдера и Типпельскирха совпадают. Это заслуживает внимания.
Пауль Карель – «вторичен». Засевший после войны за перо специалист по пропаганде, работник имперского министерства иностранных дел гитлеровской Германии Пауль Шмидт (настоящая фамилия Кареля) хоть и носил СС-вское звание (оберштурбаннфюрер), но, в принципе, был далёк в военные годы от войны как таковой и от документов высших немецких штабов. В своих послевоенных писаниях он очень часто опирался именно на воспоминания немецких военных. В данном случае его опора на мемуары Манштейна не вызывает сомнений.
Манштейн же, как мы уже неоднократно показали, любил приукрасить свои успехи.
Другое дело – Гальдер и Типпельскирх. И тот, и другой черпали цифры из фронтовых донесений. Следовательно, тогда, в мае 1942-го, Манштейн (или фон Бок по докладам Манштейна) доносил о пленении 150 000 бойцов и командиров Красной Армии. То, что Типпельскирх в своём послевоенном труде не исправил число советских пленных на Керченском полуострове со 150000 на 170 000 человек, на наш взгляд, свидетельствует о том, что никаких донесений, говорящих об этом увеличении, в мае 1942 года Манштейн не подавал. Следовательно… Как говорится, «ради красного словца не пожалеют и отца». Что уж тут говорить о каких-то фактических данных?
Вот на эти нюансы отечественным историкам стоило бы обратить внимание, уж коли они вводят в оборот, как какой-то чрезвычайно существенный аргумент, ставящий под сомнения советские данные, немецкие цифры наших пленных по результатам операции «Охота на дроф». Обратить внимание и использовать цифру «150 000» или уж, хотя бы, указывать на разночтения, имеющие место у самих немцев. Так нет же… Какая-то мания у многих наших историков: «убить» и «пленить» наших солдат побольше. А потому без всякой критики принимается максимальная приводимая немцами цифра пленных советских военнослужащих – 170 000 человек [27; 8], [11; 284], [9; 143-144]. Кое-кто даже «перещеголял» самих немцев. Так, историк А.И. Уткин в своей работе «Вторая мировая война» пишет о 176 тысячах взятых в плен на Керченском полуострове в мае 1942 года красноармейцах [40; 338].
Однако и цифру «150 000» можно подвергнуть большому сомнению.
Каковы же советские данные по потерям Крымского фронта в Керченской оборонительной операции?
Авторский коллектив под руководством генерала Г.Ф. Кривошеева в своих работах приводит следующую информацию:
К началу Керченской оборонительной операции общая численность войск Крымского фронта, части сил Черноморского флота и Азовской военной флотилии, с Крымским фронтом в этой операции непосредственно взаимодействовавших, составляла 249 800 человек.
Безвозвратные потери – 162 282 человека (64,9% от общей численности).
Санитарные потери – 14 284 человека.
Общие потери – 176 566 человек.
Среднесуточные потери – 14 714 человек [6; 179], [31; 311].
Эти данные повторяются многими отечественными исследователями [9; 143], [11; 284], [14; 5], [15; 210], [39; 4].
Однако у некоторых авторов встречаем несколько меньшую цифру безвозвратных потерь – более 150 тысяч человек [25; 60], [27; 8].
Разночтения вызваны причиной, которая, собственно, и позволяет некоторым историкам всерьёз рассматривать утверждения Манштейна о 170 тысячах советских военнопленных, захваченных в ходе операции «Охота на дроф». Дело в том, что после эвакуации на Таманский полуостров многие части Крымского фронта не смогли предоставить списочные данные о людских потерях [1; 54].
Тогда командование Северо-Кавказского фронта, в который было преобразовано Северо-Кавказское направление (той же директивой Ставки ВГК № 170396 от 19 мая 1942 года, согласно которой ликвидировался Крымский фронт [32; 209-210] ), для подсчёта потерь использовало следующий способ:
