Грета Раш
Демон в полдень
Глава 42
Я сидела на лавочке в парке. Сняв обувь и забравшись с ногами, рассеянно наблюдала за людьми. За молодыми мамочками, толкающими перед собой разноцветные коляски. За ребятней, пытающейся догнать голубей, возмущенных таким поворотом. За благообразными старушками, чинно восседающими на скамейках напротив. Последние были примечательны тем, что с явным неодобрением посматривали на меня. Пожилых женщин, очевидно, возмутил не только способ, с которым я широко устроилась на лавке, но и тот факт, что самым бессовестным образом мной была занята единственная скамейка, расположенная спиной к послеобеденному солнцу. И мне, в отличии от них, не приходилось усиленно щуриться от слепящих глаза лучей.
Сделав вид, что не замечаю красноречивых взглядов, бросаемых в мою сторону, я прикрыла глаза рукой и полностью улеглась на скрепленные между собой деревянные планки, из которых была изготовлена уличная мебель. Лежать было неудобно, уже через пару минут начала затекать спина, и я искренне посочувствовала бродяжкам, вынужденным жить на улице.
Но мысли о нелегкой доле лишенных крова людей очень быстро вытеснили размышления о сказанных Хасаном словах. Отель я покинула через черный ход, предварительно сообщив администратору, что в номере на пятом этаже вот-вот образуется не очень маленький и не очень симпатичный, но уже холодеющий труп. С лица девушки за административной стойкой тут же сползла искусственная улыбка, а её напарник стал похож на сереющую лягушку. Причем преображение произошло так быстро, что я испугалась, как бы не пришлось оказывать первую помощь и ему. Прикрикнув на растерявшийся персонал, я проследила за тем, как они вызвали экстренную медицинскую помощь, а после по-тихому ретировалась.
Идти было особо некуда, а подумать в тишине хотелось. С учетом того, что в моём присутствии подстрелили человека, сидеть в парке на виду у всех было не самым лучшим решением. И не то, чтобы я боялась стать следующей. Нет, я была уверена, что стрелять в меня никто не будет. А вот составить мой словесный портрет со слов работников гостиницы не так уж и сложно. А это значило, что, если Хасан не выживет – меня будут искать.
– Надеюсь, ты не умрешь, – тихо, только для самой себя, прошептала я.
– Кто не умрет? – проговорил рядом знакомый голос.
Я подхватилась и резко села, сонно потирая глаза. Когда наконец удалось продаться сквозь накатившую слабость и разлепить веки, я увидела рядом с собой невзрачную мордашку.
– Моль? – имя девицы, остановившейся возле меня долго вспоминать не пришлось. Такие, как она врезаются в память – прочно и надолго. Моли была немного странной, но тот факт, что сама она этого не стеснялась, делал её странности очаровательными.
В этот раз она вырядилась в ярко-розовый комбинезон с подкатанными до колен штанинами. На болезненно-остром плече болталась большая клетчатая сумка, Пальцы были унизаны тонкими колечками. На ногах черные армейские ботинки с толстой подошвой. В руках Моль держала огромный шар сахарной ваты, который был больше её головы раза в три. И не смотря на весь свой необычный вид, еще большую эксцентричность которому придавали выкрашенные в неожиданно салатовый цвет редкие волосы, торчащие в разные стороны словно иголки взбесившегося ежа, смотрела она на меня серьезно и как-то очень по-взрослому. Под этим внимательным взглядом я неуютно заёрзала.
– Что ты здесь делаешь? – спросила, поправляя волосы и надеясь, что выглядят они все же лучше, чем у Моли.
– То же, что и ты, – не совсем чистыми пальцами она оторвала кусок сладкой ваты и сунула себе в рот. – Гуляю.
– Одна? – я оглянулась по сторонам.
– Мне не нужно сопровождение, – хмыкнула Моль и протянула мне вату: – Хочешь?
Я отрицательно качнула головой.
– А где твой брат?
– Тухнет на базе, ковыряясь в своих «железках», где же еще? – она сунула в рот еще один кусок сладости и едва ворочая языком спросила: – Так, кто не должен умереть?
– Так…один знакомый, – неопределенно ответила я, наблюдая за тем, как Моль сосредоточенно ковыряется в зубах. Непроизвольно поморщившись от полного отсутствия каких-либо манер, я вдруг задумалась: – А как вы с братом оказались среди…ну, таких, как мы?
– Мы? – переспросила Моль, сведя белесые брови к переносице.
– Я, Седой, – много имен назвать не получилось и после второго имени перечисление переросло в невнятное «ээээ».
– И Хасан? – Моль прямо взглянула на меня.
– Ты с ним знакома? – воскликнула я.
– Конечно, – она вновь обратила все свое внимание на комок растопленного сахара у себя в руках. – Он сам меня нашел.
Едва не поперхнувшись от того, как ласково и затаенно нежно Моль произнесла имя Хасана, я ухватилась за новую информацию.
– Где нашел?
– В полиции, – ответила Моль так тихо, что я едва расслышала её за воплями мимо пробегавшей стайки детей. – После ограбления.
– Какого ограбления?
– Я попала в плохую компанию, – просто объяснила Моль. – Которая год назад попыталась ограбить банк. У них не получилось, потому что они все были идиотами. Но тогда я еще не знала, что они идиоты и помогала им в подготовке. Когда всех повязали и начали допрашивать, мои друзья меня сдали. И за мной приехали. Потом появился Хасан, сказал, что я особенная и предложил работу. Сначала мне, брата я уже потом подтянула. А согласилась на сотрудничество и Хасан сделал так, что моё имя исчезло из дела о вооруженном ограблении по предварительному сговору лиц.
– Сколько тебе лет? – с подозрением скосила я глаза на детское щуплое лицо.
– Пятнадцать, – безразлично пожала плечами та, которую я приняла едва ли не за ученицу младших классов. – Просто я мелкая и тощая, а лицо наоборот – кругло и щекастое, – подумав, она добавила: – Хасан сказал, что я особенная.
– Особенная? – тоже самое Хасан однажды сказал мне.
– У меня есть дар, – она взглянула на меня из-под ресниц и хитро улыбнулась. – Так же, как и у тебя.
– У меня есть только один-единственный дар, называется «зря тратить время», – проворчала я.
– Ты суккуб, – вдруг уверенно заявила Моль, – и огненный элементаль. Я знаю.
– Откуда? – пытаясь скрыть нарастающее раздражение, спросила я.
– Я это чувствую, – тень печали вдруг легла на её еще по-детски округлое лицо. – Вот здесь, – и Моль приложила руку к груди, чуть пониже горла.
– Интересная особенность, – пробормотала я, не зная, как реагировать на подобные заявления.
Откинув голову назад, девчонка вдруг начала хохотать – громко и с явным удовольствием.
– Хасан был прав, ты забавная, – сквозь смех, сказала она, едва не хватаясь за живот. – Ты бы видела сейчас свое лицо.
Я недовольно скривилась:
– Как зверушка в зоопарке?
– Да ладно, не обижайся, – отсмеявшись, Моль запихнула в рот остатки сладкой ваты и зашвырнула в рядом стоящую железную мусорку деревянную палочку. – Просто ты очень милая, даже, как пытаешься злиться.
– Если бы я злилась – ты бы это заметила, – проворчала я, скрещивая руки на груди.
– Я заметила, и почувствовала, – с улыбкой кивнула Молли и начала вытирать липкие руки о брюки. – В этом и заключается мой дар – я чувствую то, что чувствуют другие.
– То есть, ты считываешь чужие эмоции, как…компьютер информацию с внешнего носителя? – попыталась я разобраться.
– Не совсем так, – вздохнула Моль. – Скорее, это как тактильные прикосновения, но на ментальном уровне. К кому-то прикоснуться совсем просто, такие люди – как открытая книга. Другие более закрытые, с ними сложнее. А есть такие, к которым не пробиться. Но их совсем мало. Как правило, это высшие маги, намеренно закрывающиеся от любого воздействия извне.
– И к какой группе отношусь я? – мне вдруг стало очень любопытно. Девчонка, скорее всего, эмпат. Про эмпатов я слышала, но очень давно и очень мало. Вроде как, это обычные люди, которые из-за каких-то сильных моральных потрясений приобрели определенные способности. В них – больше сопереживания и врожденной способности понимать других, чем магии. И при этом, эмпаты – очень редки, а их умения – весьма высоко ценятся. Не удивительно, что Хасан обратил на девчонку внимание.
– Первый, – хохотнула Молли. – Ты знала, что Хасан называл тебя девочка-чернобыль?
Я широко распахнула глаза, демонстрируя полное непонимание.
– Ты как ураган, переполнена эмоциями и совершенно не умеешь их сдерживать. Да что там сдерживать, ты их даже понимать не умеешь!
– Что там понимать, – насупилась я. – Злость – это злость, а радость – это радость.
– А трактор – это трактор, – поддакнула Моль.
– При чем тут сельскохозяйственная техника? – возмутилась я.
Она пожала плечами.
– Ни при чем, я просто подумала, что мы перечисляем очевидные вещи, вот и сказала первое, что пришло в голову.
– Хорошая стратегия, – состряпала я милую улыбку на лице. – Тоже так делаю, когда не знаю, что сказать.
– Так, почему ты здесь сидишь? – посерьезнела Моль. – На базе тебя уже все заждались.
– Я не дед Мороз, чтобы меня ждать, – зло ответила я, а после уже более спокойно пояснила: – Я думаю.
– О чем?
– О серых камнях.
– О чем? – прыснула в грязный кулачок несносная девчонка. – Зачем о них думать?
– Затем, что понятия не имею, что это такое.
– Это вроде загадки, что ли? – догадалась Моль.
– Типа того, – огорченно вздохнула я. – Только мне её очевидно не разгадать.
– Помощь нужна? – предложила она. – Я не особый спец по разгадыванию шарад, но могу братца пригрузить. Все равно сейчас бездельничает – по форумам ползает, да людей провоцирует.
– Зачем? – не поняла я.
– В его понимании, так выглядит веселье, – фыркнула Моль и полезла в свою безразмерную сумку, чтобы вытащить большую бутылку воды.
Быстро открутив крышку и сделав глоток, она поморщилась, а после, вытерев губы тыльной стороной ладони, спросила:
– Так что, помощь нужна?
– Спасибо, но я попробую справиться сама, – отказалась я, так как не была абсолютно уверена в надежности Крота. Да и личность Моли тоже вызывала недоверие.
– Ну, как знаешь, – легко приняла отказ Моль и спрыгнула со скамейки. – Раз компаньон тебе не нужен, я пошла.
Она уже сделала пару шагов, как вдруг остановилась и обернулась ко мне с таким сияющим видом, что я невольно дернулась назад.
– Что?
– Я разгадала твою загадку, – хитро ухмыльнулась она и подняв руку, указала куда-то вправо от меня. Я в недоумении приподняла бровь, а после, повернув голову, взглянула туда, куда указывал не совсем чистый палец.
На противоположной стороне парка, через две аллеи от того места, где находилась я, стоял большой красочный стенд. Подобные конструкции часто можно было встретить в крупных туристических центрах. На них указывается информация о различных экскурсиях, прогулочных направлениях и местах, которые могут представлять особый интерес для туристов. На стенде, который большим картонным домиком возвышался посреди городского парка, были развешены буклеты с живописными видами.
– Это реклама какого-то дома отдыха, – присмотревшись, проговорила я. – Для тех, у кого нет средств отправится к морю или океану.
– Во-первых, не дома отдыха, а санатория, – деловито поправив волосы, заметила Моль. – А во-вторых, санаторий называется «Серые камни».
И с торжествующим видом взглянула на меня.
Но наглая девчонка перестала меня интересовать в тот же момент, как зарыла рот, договорив предложение.
– Серые камни, – прошептала я и вскочив на ноги, ринулась к стенду, позабыв обо всем. Моль еще что-то кричала мне в спину, но я уже не слышала. Оказавшись у картонного сооружения, я начала судорожно всматриваться в развешенные рекламные проспекты. Все они относились к одному и тому же месту – санаторию «Серые камни», предлагающему широкий спектр услуг всем любителям загородного отдыха на природе. Но перечисление оздоровительных процедур и нахваливание местного косметолога меня не интересовало, я искала адрес. И нашла в самом низу мелкими буквами приписку о расположении пансионата «Серые камни».
Дорога заняла больше двух часов. По больше части из-за того, что на выезде из города образовалась приличная пробка. Водитель вызванного мной такси оказался непомерно разговорчив. И к концу поездки у меня уже болела голова, от постоянного стискивания челюстей ныли зубы и страдала полностью отсиженная попа.
А потому, добравшись, наконец, до места я чувствовала себя так, словно разваливалась на куски. К тому же, отчаянно хотелось пить, а еще лучше – выпить. Но я лишь сухо поблагодарила водителя, расплатилась и выбралась из машины, оказавшись перед четырехэтажным зданием. Невзрачный серый фасад, старенькие деревянные рамы с местами облупившейся краской и три ступеньки крыльца перед узкими двухстворчатыми дверьми, выкрашенными коричневой краской.
– Что-то не похоже это на пансионат, – с сомнением пробормотала я, обращаясь к самой себе. Но упрямо направилась ко входу.
Дверь поддалась очень тяжело. Я с трудом потянула её на себя обеими руками и, покраснев от натуги, едва смогла протиснуться в образовавшуюся щель. Ввалившись в темный маленький коридор, я оглянулась на захлопнувшуюся с грохотом створку и увидела, что изнутри её держат три крупные тугие пружины, прикрепленные сверху, снизу и посередине.
– Не званным гостям тут явно не рады, – пробормотала я в слух и, стараясь ступать как можно осторожнее, двинулась вперед, в полумрак, отдающий отчетливым запахом пыли и лежалых вещей. Запах почему-то ассоциировался со старостью, вызывая со дна души тоску и ощущение беспросветной безнадежности.
И как я ни старалась минимизировать шум, каждое моё движение, каждый шаг отдавался скрипом или шорохом, которые эхом разлетались по очевидно пустому и кажется даже заброшенному зданию. Хотя снаружи, при взгляде на дом со стороны, он не выглядел необитаемым.
А я все шла и шла по коридору, который казался бесконечным и в какой-то момент мне показалось, что он начал сужаться. Или же у меня случился очередной приступ клаустрофобии, потому что потолок вдруг тоже стал ближе к моей голове.
– Что-то здесь не так, – простонала я, опираясь о стенку и отирая пот со лба, потому что дышать стало тяжелее. Воздух словно превратился в кисель.
Уже решив, что надо возвращаться обратно, я подняла взгляд как раз в тот момент, когда впереди вспыхнул яркий белый свет, ослепив меня.
Закричав, я рухнула на колени, хватаясь за глаза. Пекло так, словно кто-то швырнул в лицо горсть перца. Под ладонями, которые я неистово прижимала к лицу, тут же потекли обильные слезы.
– Вам помочь? – звонким колокольчиком прозвучал за моей спиной голос и на плечо легла чья-то рука.
Действуя инстинктивно и при этом мало что видя, я подскочила, развернулась и попыталась нанести удар.
Не знаю, что меня остановило. Наверное, тот факт, что мне не оказали никакого сопротивления. Более того, на меня с сочувствием и какой-то скрытой болью сквозь белесую дымку смотрят внимательные светло-голубые глаза, чистые, словно весеннее небо поутру. А вокруг витает запах свежих простыней и горячего хлеба.
– Простите, – встревоженно произнесла высокая стройная женщина в длинном белом платье в пол. Её голос был высок и звонок, словно весенняя капель. И вся она была такая изящная и легкая, похожая на сошедшего с небес ангел. – Вам помочь?
– Нет, то есть, не знаю…то есть, – сбивчиво начала я. Остановилась, замолчала, потерла глаза и всмотрелась в лицо женщины. Оно было невероятно прекрасным, идеально пропорциональным, словно написанным неведомым художником на белом холсте. – А вы кто?
Женщина склонила голову к плечу и одарила меня мягкой и очень светлой улыбкой, словно маленькое солнышко нырнуло в распахнутое окно и засияло над головой, озаряя и согревая теплом. Наверное, именно ради такой улыбки красивой женщины рыцари сражались на турнирах.
Стоп! Что? Распахнутое окно?
Я оглянулась по сторонам и поняла, что нахожусь по-прежнему внутри здания, куда вошла пару минут назад. Вот только теперь коридор был совсем другим – широким, чистым и светлым. Пол, застланный деревянными панелями, выкрашенные в светло-голубой оттенок стены, высокие потолки, цветочные кадки с распустившимися розами по углам. И окна, которых еще минуту назад здесь не было. Распахнутые створки открывали вид на большую зеленую поляну, в центре которой рос огромный дуб, явно очень старый. Для того, чтобы обхватить его неровный изогнутый ствол понадобилось бы человек пять, а густая зеленая крона отбрасывала непробиваемую солнечными лучами тень. Но больше всего меня удивило не дерево, от которого так фонило магией, что аж подташнивало, и не резвящиеся около него дети, а тот факт, что за окном во всю бушевало лето.
– Так не бывает, – прошептала я себе под нос, метнувшись к подоконнику и высунувшись наружу, чтобы вдохнуть свежего воздуха. К запаху вкусной домашней еды примешался чуть сладковатый цветочный аромат.
– А ты можешь развести костер без спичек, – засмеялась красавица, приближаясь к окну следом за мной. – Разве так бывает?
– Кто вы? – вновь повторила я, нахмурившись. Мимолетное опьянение окружающим миром, стремительно накатившее на меня, начало проходить. Стало тревожно. Очень тревожно.
– Пойдем со мной, – женщина протянула мне свою руку. – Я тебе все покажу.
– Знаете, когда я в прошлый раз вот так согласилась с кем-то куда-то пойти все закончилось плохо на следующие семь лет, – я сложила руки на груди и даже сделала пару шагов назад, чтобы даже случайно не прикоснуться к незнакомке.
– Я не опасна для тебя, – она без страха и угрозы заглянула мне в глаза. – И никто не причинит тебе зла в Доме Света.
– Дом Света? – брезгливо поморщилась я. – Секта какая-то, что ли?
– Нет, – не обиделась красавица. – Это дом для потерянных душ. Потерянных и одаренных. Таких, как ты. К нам приходят те, кому больше некуда идти. У кого нет крова, нет семьи, нет надежды на будущее.
– Звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – я еще раз осмотрелась вокруг.
– Раз ты смогла войти, значит, достойна, – многозначительно заявила незнакомка. – Значит, ты должна быть здесь.
– Да, – кивнула я, – дверь и правду у вас открывается с трудом.
– Я не про дверь, – ласковая снисходительность промелькнула в её негаснущей улыбке. – Этот дом – он живой, как ты и как я. Он мыслит, чувствует, понимает. И не пропускает посторонних.
– То есть, я не посторонняя, – уточнила я, все еще пребывая в растерянных чувствах.
– По его мнению, нет, – рассмеялась красавица, тряхнув шикарной гривой густых темных волос, сверкнувших глянцем. – Иди за мной.
И грациозно развернувшись она направилась к окну. Подошла, коснулась изящной рукой с удивительно тонким запястьем, и пол под нами содрогнулся, как и все здание.
В первую секунду мне показалось, что началось землетрясение и сейчас на голову посыплется штукатурка вместе с крышей, а потому я, поддавшись бессознательному порыву тут же присела и прикрыла руками свою слабенькую черепушку, защищая самое ценное. Но глаза закрыть не успела, а потому стала свидетельницей того, как окно вдруг начало меняться – сужаться в ширину и вытягиваться в высоту. Стекла в распахнутых рамах затряслись и словно втянулись в стену. Стоящий на подоконнике горшок с геранью плавно славировал вниз и притулился в уголке. Через пару мгновений на месте окна красовался дверной проем с гостеприимной распахнутой наружу дверью.
– Странное поведение для человека твоего рода деятельности, – произнесла красавица, когда дом затих.
Мы обменялись взглядами. В моем была неприкрытая злость и досада, в её – неприкрытое оценивание. А я терпеть не могла, когда меня оценивали. Выпрямившись, стряхнула пыль с рук, которой не было и хмуро глянула на женщину.
– Вы умеете читать мысли? – что-то слишком много телепатов развелось в последнее время. На особой ферме их, что ли, выращивают?
Женщина выдала довольную улыбку и откинула волосы назад, открывая вид на длинную тонкую шею.
– Не я, – сказала она, развернулась ко мне спиной и в один широкий шаг переступила порог. – Дом.
– Этот дом начинает меня здорово раздражать, – пробормотала я и поспешила следом за женщиной в белом.
Глава 43
Едва мои ноги коснулись полянки, как мир опять дрогнул, словно раскрываясь передо мной, становясь объемнее и одновременно полнее. Запахи усилились, краски заиграли ярче, звуки дополнились пением птиц, шорохом листьев, шумом играющего с высокой травой ветра. Душу охватила радость, стало спокойно и тепло. Ощущение тепла шло не снаружи, не от солнца, которое казалось было больше и ближе обычного, а изнутри. Словно ты сам стал негаснущим лучом, неумирающей надеждой.
– Здесь так прекрасно, что от этого становится больно, – прошептала я, прикладывая руку к груди.
Красотка наградила меня ободряющей улыбкой, в которой кажется скопилась вся мудрость этого мира. Для одной недолгой человеческой жизни она была слишком понимающей. И это навело на некоторые вопросы.
– Ты не человек? – спросила я в лоб, понимая, насколько невежливо прозвучали мои слова.
– Так же, как и ты, – мягко ответила она и обвела взглядом детишек, резвящихся на полянке словно стайка диких котят, не замечая никого и ничего вокруг.
– Я не знаю, что это за место и кто вы все такие, – начала я, решительно собравшись с силами. – Меня сюда отправил умирающий друг, чтобы найти ответы на мои вопросы.
– И ты их получишь, – не стала спорить со мной незнакомка, не выходя из роли понимающего смирения. – Если не испугаешься.
Я громко фыркнула.
– Не испугаюсь. А если и испугаюсь, то ненадолго.
– Твой выбор, – как-то слишком торжественно произнесла красотка и вновь молча пошла вперед.
Мы пересекли полянку, осторожно огибая притаившихся в траве мелких зверюшек, похожих на белок, вот только черных и очень пушистых. И старательно избегая столкновения с мальчишками лет десяти-двенадцати, пытающимися догнать большую ярко-изумрудную бабочку.
– Здесь каждый получает то, чего желает больше всего на свете, – ответила на мой немой вопрос красавица. – Можно сказать, Дом Света исполняет самое сокровенное желание человека, но только одно. Эти дети хотели иметь семью.
– Интересно, а чего хотела эта бабочка? – пробормотала я, испытывая смешанные чувства.
– Она, как и я, является частью этого мира, – ответила мне красотка, подходя к высокой, буквально упирающейся в небо белой стене, увитой плющом. Стена огибала полянку полукругом с противоположной от дома стороны. Местами она была покрыта трещинами, идущими словно изнутри. Как будто эти разрушения являлись следствием каких-то внутренних процессов, а не внешнего воздействия на сооружение.
– Дом живой, и он живет вместе с нами, – заметив мой внимательный взгляд, изучающий рисунок из трещин. – И как любое живое существо, он болеет, страдает и умирает.
– Дом умирает? – изумилась я, не поверив собственным ушам.
– Нет, – тряхнула гривой незнакомка. – Дом жив, пока жива его Хранительница. А я не собираюсь умирать. Трещины, которые ты видела – лишь результат некоторого…недопонимания сторон.
– Кто-то слишком давит снаружи? – предположила я, наклонившись поближе к стене. По неровной поверхности ползло какое-то незнакомое мне насекомое, похожее на большого переливающегося розовым перламутром жука-носорога, но с очень длинными лапками. Он двигался вверх по стене, но как-то очень неловко, переваливаясь с лапки на лапку, словно они стали такими длинными недавно, и он еще не привык.
– Нет, скорее, кто-то не может смириться с тем, что внутри него, – задумчиво пробормотала женщина, вместе со мной рассматривая жука. Договорив, она протянула вперед руку и прикоснулась к спинке насекомого, легонько прижав его пальцами к стене. Жук задрожал, затрепыхался, явно пытаясь вырваться. Но что-то его не пускало и это что-то однозначно было магией. Я уже собралась вмешаться, как жучок вздрогнул последний раз и безвольно расслабил лапки. Его окрас сменился, побледнел и превратился в черный. Теперь это был обычный мертвый черный жук.
– Не очень гуманно, – заметила я, покосившись на красотку, которая в этот момент убрала руку, и жук свалился вниз, затерявшись в высокой зеленой траве.
– Гуманность не является залогом выживания, – заявила женщина. Она уверенно выпрямила спину, сложила свои ладони вместе на уровне груди и прикрыв глаза, что-то быстро пробормотала. Это был набор маловразумительных звуков, которые не походили ни на один знакомый мне современный язык. Более того, что-то мне подсказывало, что произнесенная незнакомкой фраза вообще не имела отношения к современности.
Но едва она договорила, как трещины в стене вспыхнули ярко-фиолетовым светом, а сама стена начала меняться. На моих глазах сооружение принялось перестраивать само себя. И ощущения от наблюдения за процессом были далекими от приятных, я бы даже сказала, жуткими. Как будто что-то живое ломает себя у тебя на глазах, а после вновь сращивает кости, мышцы и суставы. И звуковое сопровождение было соответствующим, от него разом заныло… все! Захотелось отойти подальше, но едва я попыталась сделать шаг, как незнакомка, стоящая рядом, вцепилась в мою руку мертвой хваткой. Сила, столь неожиданная в таком хрупком теле, заставила меня забеспокоиться. Я опустила взгляд на держащую меня руку и…постаралась не выдать свои истинные эмоции. На запястье женщины, таком белокожем, что просвечивались голубые вены, был изображен символ. И этот символ я уже видела. В том кинотеатре, где произошел второй взрыв.
Некоторое время я рассматривала татуировку, а когда поняла, что жутких звуков больше нет, подняла глаза и увидела на месте стены большую арку, выполненную из крупного белого камня. За аркой следовал широкий проход, по таким же белокаменным стенам которого плелось растение с многочисленными маленькими зелеными листьями и крупными бутонами красных цветов.
Женщина отпустила мою руку, деловито поправила рукава и жестом пригласила следовать за собой. Я была не против. На самом деле, в этот момент я была готова пойти за ней хоть на край вселенной, хоть к черту на личный прием.
Мы двинулись по открывшейся галерее, женщина впереди, я – следом, активно вертя головой в попытке все рассмотреть. А посмотреть было на что. Овальные своды высоких потолков подпирали тонкие колонны, спирально украшенные замысловатой лепниной. Изящные каменные статуи, изображающие людей и животных в различных позах, были расставлены через каждые два-три метра. Вот прекрасная юная девушка в коротком платье и головном уборе, напоминающем корону, держит у хрупкого плеча большое плоское блюдо с фруктами. Напротив неё возвышается высокий и грузный мужчина, облаченный во что-то похожее на древнегреческий хитон. Он грозно и даже как-то осуждающе глядит на мир из-под широких густых бровей. В руке его зажат длинный посох, больше похожий на кривую палку. Через несколько колон от неприветливого человека расположилась статуя женщины. Невысокая, но складная, с манящими изгибами тела, укрытая легким плащом, который больше подчеркивал фигуру, чем скрывал её. Лицо прекрасной дамы было уже не молодым, но далеко и не старым. Автор подарил ей тот самый облик, который свидетельствует о приобретенной за годы жизни мудрости, гармонично сочетающийся с созревшей, сложившейся красотой. У босых ног женщины прилегли двое – маленький ребенок со смышленым личиком, любопытно взирающий на мир, и щенок, игриво припавший на передние лапы и задорно задравший к верху длинный хвостик.
Скульптур было очень много. Словно кто-то специально запечатлел различных людей в камне, чтобы украсить эту длинную галерею. Вот невысокий парнишка склоняется к полу, чтобы поднять большую, в половину его самого, амфору. Чуть в отдалении – двое кудрявых детишек, мальчик и девочка, прижимают к себе двух котят, похожих на них самих. А еще была пожилая женщина, присевшая на большой валун и с грустью положив подбородок на иссохшую костлявую руку, глядя куда-то в даль. То ли вспоминала юность, то ли высматривала смерть.
Было в этих каменных изваяниях что-то, наталкивающее на мысль – они здесь не просто так. Определенный порядок угадывался и в расположении скульптур. Статуи стояли поодиночке, разделенные чередой колонн. Но в тоже время, если взглянуть на них общим взглядом, то появлялось ощущение, что они образуют общую картину. Единый взаимосвязанный мир, существующий по своим законам.
Увлеченно рассматривая склонившегося в полупоклоне старца, я не заметила, как моя спутница покинула меня, буквально растворившись в воздухе.
Тихонько выругавшись сквозь зубы, потому что громко ругаться мне не позволило какое-то внутреннее ощущение святости этого места, я заторопилась догнать ту, что меня сюда привела.
Я быстро зашагала по галерее, уже едва замечая её красоту. Но вот не заметить постепенно гаснущее освещение было невозможно. И дело было не в том, что источник света отсутствовал в принципе – сам белый гладкий камень, являющийся частью стен, пола и потолка, светился. А в том, что проход резко устремился вниз, словно уходя под землю. На стенах появились факелы, рассеивающие постепенно сгущающуюся тьму. Идти стало труднее, я то и дело спотыкалась о каменные выступы. Приглядевшись, поняла, что иду по грубому брусчатому основанию, выполненному из плохо обработанных крупных кусков базальта. Стены тоже постепенно трансформировались, как будто огрубевали, обретая черты первобытной пещеры.
Откуда-то спереди потянуло холодным и сырым воздухом, словно кто-то открыл давно не используемое нежилое помещение. Моя бурная фантазия тут же подсунула мне картинку склепа на кладбище.
Поежившись, я обхватила себя руками за плечи, но шага не замедлила. Мне не было страшно, присутствовало некое ощущение правильности происходящего. Словно маленькая и скрытая от сознания частичка меня твердила, что именно так все и должно быть. Но в то же время я беспокойно оглядывалась, боясь пропустить выход и забрести куда-то не туда.
Как выяснилось, переживала я зря. Обойдя здоровенный валун подозрительного черного цвета, который не пойми зачем грозным истуканом возвышался посредине прохода, я вышла к лестнице.
И растерялась.
Лестница находилась внутри подземелья, по сути, являлась тупиком и казалась весьма посредственной, не имея ни перил, ни других ограждений. Череда ступенек серого цвета очевидно была вытесана каким-то мастером из того же грубого камня, которым я любовалась уже минут десять, в гордом одиночестве спускаясь вниз по проходу.
Мне захотелось продолжить путь, потому что появился уже какой-то азарт, подпитываемый простой мыслью – а есть ли у этого прохода конец? Или может быть, это какие-то древние катакомбы, по бесконечным туннелям которых можно добраться до Старой Европы. Но какое-то отчетливое внутреннее сопротивление не давало ступить и шагу. Как будто, мне требовалось разрешение. И вот, стоя лицом перед лестницей, ведущей куда-то наверх, в неизвестность, я начала понимать – это не мои мысли, не мои эмоции, и не мои чувства. «Я – настоящая» будто осталась где-то за кадром. А всем руководил неизвестный мне кукловод.
