Грета Раш
Демон в полдень
– Интересно, – пробормотала я.
Ситуация на самом деле складывалась занятная.
Шесть лет назад я сбежала из одного закрытого учреждения. Пережила пару-тройку пренеприятнейших приключений и вскоре благополучно оказалась в руках Хасана. Он мог сделать со мной что угодно, но вместо этого решил превратить девочку-подростка в оружие персонального использования. Годы работы с ним и другими членами группы не стали самыми лучшими в моей жизни, но и самыми худшим я бы их тоже не назвала. Бывало и похуже. При этом я получила такие навыки выживания, уклонения и сопротивления, что мне сам черт не страшен. Вернее, какое-то время я действительно в это верила.
Не знаю, существуют ли в нашем мире черти, но с учетом присутствия других подобных мне созданий, вполне можно допустить, что и рогатые также водятся. Не хотелось бы с ними встречаться, но если придется – я выживу. И все благодаря Хасану. Хотя бы за это ему можно было сказать спасибо. Теперь, когда он уже не с нами.
Однако намечавшаяся тенденция вызывала подозрения. Мне было известно, что до того, как я попала в группу, они частенько работали на правительство и принимали участие в специальных миссиях. Часто за рубежом, куда ни армейских, ни федералов послать было невозможно. Требовались люди, которых в случае провала невозможно будет официально связать ни с одной политической силой. Люди без прошлого и без будущего, пропажу которых никто не заметит, кого никто не будет искать. Люди, готовые на выполнение даже заведомо провальных заданий, лишь бы им хорошо платили. И именно такими людьми была группа Хасана.
Проникнуть на территорию тайной военной базы недружественной страны и выкрасть оттуда неудобного свидетеля? Без проблем, но оплата предварительно и наличкой. Взять под охрану бывшего разведчика и помочь ему пересечь восемнадцать стран, чтобы добраться до безопасного убежища? Не вопрос, но стоить будет дорого. Ликвидировать съемочную группу, выехавшую в полудикую африканскую страну снимать документальный фильм про готовящийся государственный переворот? Ок, просто ткните пальцем, в кого стрелять.
Много чего было. О чем-то мне рассказывал Сашка и другие ребята, о чем-то я догадалась сама, сопоставив известные факты и обрывки случайных фраз, подслушанных разговоров. О том, почему плодотворное сотрудничество закончилось, достоверно не знал никто. Насколько мне удалось понять, что-то произошло между Хасаном и верхушкой власти. В какой-то момент обоюдовыгодное существование нарушило разногласие, в результате которого мой прежний босс покинул Северную Столицу и перебрался в Восточную. За границу группа более никогда не выезжала, а работала внутри страны. Причем работала зачастую себе в убыток, выполняя работу, за которую никто не платил. Хасан называл это волонтерством, утверждая, что заботится о будущем нации. Сашка называл это придурью, придерживаясь мнения, что старик играет в какую-то одну понятную ему игру, используя других в темную. Я же каждой клеточкой организма ощущала надвигающуюся бурю, что уничтожит не только нас, но, вполне возможно, положит начало такой адской бойне, что весь мир захлебнется в крови.
Не знаю, о чем думал Гоша, пока я пыталась поймать постоянно ускользающий от меня клубок запутанных мыслей, но оставшийся путь до города мы провели в полном молчании. Возможно, он просто молча улыбался, я не знаю. Мой взгляд был устремлен в окно, хотя я при этом ничего не видела. Перед моим внутренним взором стоял Хасан. Крепкий мужчина неопределенного возраста, но точно старше сорока лет. Он не был приятным человеком и совершенно точно он не был добрым человеком. Но вот кем его можно было назвать совершенно точно, так это тем, кто никогда не сдавался.
– А ты не знаешь, как умер Хасан? – обратилась я к своему спутнику. Причем он явно не ожидал, что я вдруг подам голос. И оттого отчетливо вздрогнул, покосившись на меня с недоумением.
– Кто такой Хасан? – после минутной заминки спросил Гоша, припарковавшись и заглушив мотор.
Я с облегчение вздохнула. Хоть звук и стал значительно тише к концу поездки, но все же ощутимо действовал на мой слух. Кажется, я даже чуть оглохла.
– Он был главным до того, как это место занял Александр, – пояснила я, потерев ухо.
– Александр – это Седой, что ли? – уточнил Гоша, развернувшись ко мне всем корпусом. Теперь, когда дорога не требовала его внимания, он с открыто демонстрируемым удовольствием решил сосредоточиться на мне.
– Ты не знаешь, как зовут начальство? – округлила я глаза.
– Знаю, – хохотнул Гоша, – просто непривычно так его называть. Седой и Седой.
– Ну, ладно, – так и не услышав ответа, я решительно распахнула дверцу и спрыгнула на асфальт. Выбираться из этого металлического чудовища было гораздо проще, чем взбираться. В колене правда стрельнула застарелая травма, но я проигнорировала боль и направилась к главному входу в здание.
Сзади послышались торопливые шаги, и слегка запыхавшийся Гоша нагнал меня, чтобы пойти рядом, подстраиваясь под мой ритм.
– Я правда не знаю, кто такой Хасан, – посматривая на меня сверху вниз проговорил мой спутник. – В группу меня позвал Руслан. Мы вместе с ним ездили в командировку в Западную Азию. Но он уехал раньше, а я остался еще на полгода. Когда контракт закончился вернулся домой. Но оказалось, что здесь я никому не нужен. На гражданке для меня работы не нашлось. Знаешь, умение выбивать двери и зубы не очень котируется на рынке труда. Я уже собрался подписать новый контракт, но тут позвонил Руслан и сказал, что у него для меня есть неплохая работенка. Через два дня я уже был здесь и знакомился с его братом. Парень оказался стоящий, да и деньги предлагали хорошие, поэтому я согласился.
Его последние слова дошли до меня с опозданием. На самом деле, пока он болтал, я раздумывала, каким образом построить диалог с новоиспеченным вдовцом. И сотрудником какой службы представиться. Но вот до меня дошел смысл сказанного Гошей. Причем дошел так, что я споткнулась, запутавшись в собственных кроссовках и едва не рухнула парню под ноги. Чтобы не расстелиться ковриков по грязному тротуару пришлось вцепиться в свитер Гоши. Ткань угрожающе затрещала под моими пальцами, но меня это мало взволновало.
– Братом? – эхом повторила я, ощущая себя так, словно на меня вывернули ведро холодной воды.
– Ну, да, – осторожно ответил Гоша и аккуратно попытался отцепить меня от своей одежды. Но я держала насмерть.
– Что значит братом? – я не просто не отпустила его, а подключила еще и вторую руку.
– Седой старший брат Руслана. Ты что, не знала?
Кажется, моё сердце пропустило несколько ударов.
– Родной брат?
– Да, у них четыре года разницы.
– Но они не похожи! – практически заорала я, цепляясь за последнюю соломинку.
– Ну…бывает, не все родственники имеют внешнее сходство. Ты чего? Да отпусти ты меня!
– Ладно, ладно, – быстро произнесла я, обращаясь скорее к самой себе, чем к Гоше. Отпустив его свитер, я приложила холодные ладони к щекам, пытаясь прийти в себя. Не помогло. В голове искрилось безумное количество мыслей и успокоиться никак не получалось. Мне нужно было побыть в одиночестве и подумать, а еще лучше – сорваться с места и хорошенько пробежаться. Чтобы холодный ветер в лицо, шелест листьев под ногами, запах надвигающейся зимы и пение одинокой птицы, затерявшейся среди веток деревьев.
Но нужно было встретиться со свидетелем. Ситуация становилась запутанней с каждой минутой. Однако найти того, кто устраивает массовые смерти было не менее важно, чем поинтересоваться у милого друга – как ему удавалось на протяжении стольких лет скрывать от меня тот факт, что он не человек.
Глава 18
Я остервенело потерла щеки руками, пока кожа лица не начала гореть и болеть. А после выпрямилась и, сжав пальцы в кулаки, быстро взбежала по ступенькам парадного входа.
В холле больницы было чисто, свежо и суетно. Бегали люди в белых халатах и зеленых пижамах, сидели на лавочках пациенты, ожидающие приема врача. Последних выдавала затаённая боль в глазах и тревожность. А вот растерянно оглядывающихся родственников, пришедших навестить больных можно было опознать по наличию еды. Кто-то трепетно прижимал к груди гроздь бананов, кто-то держал под мышкой тетрапак сока, кто-то зорко следил за стоящим рядом пакетом, сквозь который виднелись разноцветные контейнеры с едой.
Не особо церемонясь, я растолкала всех, кто попадался на моем пути и подошла к стойке регистратуры. За высоким прозрачным стеклом сидела молодая девушка с чуть испуганным выражением на востроносой мордашке, которая делала её похожей на забившуюся в уголок мышь. Либо практикантка, либо вчерашняя студентка, которую бросили на амбразуру отбиваться от настырных и временами очень нервных посетителей. Видимо, последних сегодня было с перебором, оттого и эти круглые глаза, сияющие нездоровым блеском.
Неопытность медсестры была мне только на руку. Таким проще задурить голову. А потому я прибавила суровости лицу, приняв максимально официальный вид.
– Здравствуйте, – сухо проговорила я и, вынув из кармана удостоверение, взмахнула им перед лицом девчонки. – В какой палате находится Сергей Владимирович Глушко?
– А вы кто? – оторопела девица, провожая взглядом исчезающее в кармане удостоверение, с которым она конечно же не успела ознакомиться. Все, что она заметила – красная корочка с всем известным символом, который у простых граждан стойко ассоциируется с одной известной силовой структурой.
– Вопросы здесь задаю я, – сказала, как топором обрубила и таким голосом, которым только на кладбище из-за могил подвывать. – Вы читать умеете?
Девушка обескураженно кивнула.
– Тогда прочитайте у себя там, в компьютере, номер палаты пациента Глушко, – ласково приказала я, но от этой любезности барышню заметно передернуло. Она схватилась за мышку, быстро пощелкала клавишами и тихо пискнула:
– Пятьдесят шестая палата. Это на третьем этаже.
Я высокомерно кивнула, показывая, что услышала её и деловито направилась к лестнице. В больнице имелся лифт, но судя по каталке, которую как раз пытались впихнуть в сверкающую начищенным металлом кабину нам с ней не по пути. А потому пришлось горными козликами скакать по ступенькам. Вернее, скакала я, а Гоша тащился где-то в хвосте, пыхтя и отдуваясь, но старательно пытаясь не отставать.
Дверь, на которой болталась табличка с цифрами 56, была четвертой по счету от входа. Помня о том, что мы все-таки в больнице, где люди страдают, я постаралась не влетать в помещение ураганом, а войти сдержанно, но требовательно.
Видимо, получилось не очень, так как, когда я волшебным грибом на сказочной полянке выросла на пороге пятьдесят шестой палаты, двое её обитателей едва не попадали со своих коек. Еще один подавился булочкой и начал содрогаться в кашле, а четвертый почему-то ломанулся к окну.
Я обвела всех присутствующих взглядом, всматриваясь в их растерянные и чуть вытянувшиеся лица, а потом наткнулась взглядом на свое отражение в зеркале, что висело прямо напротив двери. В нем я увидела до синевы бледную девицу, у которой явно больным румянцем горели щеки и чуть топорщились волосы, словно наэлектризованные. На дне зрачков я увидела светло-оранжевые отсветы, которые то появлялись, то исчезали, так, словно кто-то игрался с горящей свечой у темного окна.
Я встряхнула головой, отгоняя видение из зеркала, а после свела брови у переносицы и спросила:
– Глушко Сергей Владимирович – кто?
Повисшую тишину нарушил сдавленный всхлип, раздавшийся со стороны мужчины, который потея и багровея пытался проглотить застрявший в горле кусок сдобного теста. Двое его болезных соседей после моего вопроса синхронно повернулись в сторону теперь уже не кашляющего, а икающего мужичка, и также синхронно засобирались кто куда. Тот, что слева вдруг вспомнил про необходимость сдать анализы, о чем громко всем объявил. Другой ответил на воображаемый звонок телефона. Тот, который с подозрительной прытью мчался к окну, неожиданно захотел на клизму.
Разбежавшиеся испуганными тараканами пациенты оставили нас с проголодавшимся вдовцом наедине. Я медленно прошествовала через палату, слыша за собой пыхтение Гоши, и аккуратно присела на краешек койки Глушко. Он все еще был красным и походил на придушенного удава, вдобавок получившего дубинкой по голове. Но булку он уже проглотил, что не могло не радовать. Доставать кусок мокрого теста из его глотки мне не хотелось.
Мужчина не производил приятного впечатления. Невысокого роста, толстенький, с выдающимся вперед тугим пивным животиком. На макушке его уже просматривалась лысина, посверкивающая в свете падающего из окна дневного света. По бокам от неё кучерявились остатки шевелюры невнятного темно-русого цвета. На толстощеком лице выделялся длинный острый нос, который вместе с близко посаженными маленькими серыми глазками делал его похожим на хорька. Красивыми были только губы – полные, с чувственным изгибом. Но на его лице они смотрелись чужеродно и создавали впечатление, что их владелец – человек капризный и непостоянный.
Закончив осмотр объекта, я досадливо поморщилась и двумя пальцами вытащила из рук застывшего мужчины булочку, положив её на тумбочку. Затем отряхнула пальцы от несуществующих крошек и широко улыбнулась мужчине, который все никак не мог отойти от удивления и подавал признаки жизни исключительно посредством моргания.
– Дышите, – улыбнулась я.
– А? – отмер наконец вдовец. – А вы кто?
– Меня зовут Серафима. А его, – я обернулась назад, на замершего за моей спиной Гошу, – Игорь. Мой напарник.
– Напарник? Вы – федералы?
Я любезно улыбнулась и оставила вопрос без ответа.
– Вы понимаете, почему мы здесь?
Толстячок замотал головой, отчего вновь закашлялся. И только я взяла с тумбочки стакан с водой, чтобы сунуть его под нос Глушко, как в дело вмешался Гоша. Уже не улыбаясь, а глядя исподлобья, он шагнул вперед, замахнулся и приложился кулаком по спине заходящегося в кашле вдовца.
Я спокойно вернула стакан на место, поняв, что вода нам уже не понадобится. Возможно, понадобится медицинский спирт. Так как от такой физиотерапии Глушко опешенно замер, вцепившись обеими руками в собственную шею. И тут же икнул.
– Полегчало? – грозно поинтересовался Гоша таким тоном, что даже мне захотелось подтвердить, что да, мол, полегчало, спасибо. Схожие ощущения видимо испытал и Глушко, а потому с готовностью закивал болванчиком. В этот момент он был готов подтвердить что угодно, лишь бы крепкий кулак, закаленный суровой армейской жизнью, больше не соприкасался с его позвоночником.
– Да, все нормально, – прохрипел Глушко. И все-таки схватился за стакан, начав жадными глотками громко хлебать воду.
Я укоризненно взглянула на Гошу. Он лишь виновато дернул плечом и вернулся за мою спину.
Я вновь сосредоточила свое внимание на вдовце. Он уже допил воду и теперь утирал мокрые губы тыльной стороной ладони.
– Как вы себя чувствуете? – аккуратно начала я.
– А что? – нервно дернулся вдовец, схватившись пальцами за край больничной простыни. Я демонстративно перевела взгляд с лица мужчина на его руки, выдававшие крайнюю степень нервного напряжения, испытываемого вдовцом. Под моим выразительным взглядом толстенькие и короткие пальцы, покрытые густыми черными волосками, тут же отпустили постельное белье и вцепились друг в друга. Я улыбнулась, а после вновь посмотрела ему в глаза. И увидела там страх. Страх на грани паники, нарастающей снежным комом.
– Нам сказали, что вам стало плохо, после того, как вы узнали о гибели жены, – спокойно пояснила я, а после сделала жест рукой, обводя разложенные на тумбочке продукты. – Но, судя по вашему аппетиту, с вами все хорошо.
– Когда мне плохо – я ем, – запинаясь заговорил вдовец, опуская голову. – Старая привычка, еще с детства.
– Тогда в ближайшее время вам придется много есть, – сделала я вывод. – Советую переехать поближе к магазину, а еще лучше – продовольственному складу.
– Почему? – резко вскинул голову Глушко.
– Ну как же, недавно погиб сын, – с готовностью напомнила я, – а теперь вот не стало жены. У вас осталась лишь младшая дочь, Мария. Кстати, как она?
– Все хорошо, – не уверенно произнес Глушко. – Слушайте, что вам надо?
– Поговорить, – пробасил за моей спиной Гоша.
– О чем? – чуть отодвинулся от нас вдовец.
– О вашей семье.
На этих словах мужчина вздрогнул всем телом, как от удара хлыстом и начал стремительно сереть.
– Я ничего не знаю, – заявил он шепотом в то время, как с его лица сходили все краски жизни.
– Думаю, кое-что вы все-таки знаете, – не согласилась я. – И поделитесь этой информацией с нами, а иначе…
Я оборвала себя на полуслове и печально склонила голову.
– Иначе? – эхом повторил за мной Глушко.
– А иначе, – вступил в наш разговор Гоша, – она выйдет, и ты останешься наедине со мной.
– Вы мне угрожаете? – мужчина явно был напуган, из-за чего не оставлял попыток увеличить между нами расстояние, которые привели к тому, что его рыхлое тельце практически вжалось в спинку кровати, распластав под собой несчастную подушку.
– Нет, предупреждаем, – отчетливо хрустнул пальцами Гоша. Не знаю, что он там демонстрировал за моей спиной, но вдовец вдруг проникся его словами. И если до этого момента он был напряжен, как натянутая струна, то после заявления моего спутника как-то разом обмяк, словно из него выдернули стержень.
И хотя этот стержень изначально был так себе, он все же служил какой-то внутренней опорой, поддерживал силы. Теперь же Глушко напоминал человека, которому жить оставалось полтора дня, и он об этом знал.
– Чего бы вы не боялись, мы сможем вас защитить, – в полголоса заговорила я, пытаясь добавить успокаивающие нотки, что было очень трудно. Невозможно успокоить человека, когда у тебя самого в груди клокочет вулкан. – И мы – единственные, кто сможет вам помочь. Но для этого нам сперва необходимо понять, от чего вас нужно уберечь. Помогите нам – и мы сделаем все, что потребуется для вашего спасения.
Глушко запустил пальцы в жиденькие остатки шевелюры и отчаянно простонал:
– Не сможете.
Я выдала кривую усмешку.
– Поверьте, сможем.
– Вы не знаете, кто он, – проскулил вдовец, продолжая увлекательный процесс по прореживанию волосяного покрова на голове.
– А вы не знаете, кто мы, – низким голосом прогудел Гоша. Я удивленно покосилась в его сторону, так как со мной парень разговаривал обычным тоном, не похожим на вот этот вот медвежий рык из глубокой пещеры. Парень поймал мой взгляд и лукаво подмигнул. – Видите эту девушку перед собой?
Я в замешательстве вздернула брови, не ожидая такого захода.
Вдовец тоже не ожидал, и его удивление стало зеркальным отражением моего. Только мои глаза не сошлись у переносицы. Глушко даже перестал выдергивать на себе волосы, изумленно уставившись туда, куда предложил ему Гоша – на меня.
– Она кое-что умеет, – продолжил гнуть свою линию Гоша. – Покажи ему, – а вот это уже было адресовано мне.
Просьбу я проигнорировала, но вот игнорировать Гошу оказалось намного труднее. Парень задался целью, и я даже понимала какой, но методы его мне не нравились.
– Покажи ему, – наставил мой временный напарник.
– Мы не в цирке, а я – не клоун, – негромко пропела я, пытаясь удержать на лице дружелюбное выражение. Затея была плохой. И не только потому, что мне не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, но и потому, что у каждого действия есть последствия. В моем случае последствия бывали порой невыносимыми.
– Иначе мы здесь долго просидим, – склонился к моему уху Гоша, – как минимум, до того момента, пока мужик полностью не облысеет.
Я закусила губу. В какой-то степени он был прав. Надо было еще с мужем Крыловой встретиться.
– Хорошо, – согласилась я. – Только не пугайтесь. И помните, пока вы с нами – вам ничего не грозит.
Сказав так, я вытянула вперед руку раскрытой ладонью вверх и расслабилась.
Многим магам для того, чтобы призвать свою силу необходимо концентрироваться. Поставить четкую задачу и сосредоточиться на ней, задействуя все ресурсы своего разума. У меня все наоборот. Магия вырывалась из меня легко и стремительно, словно ласковый питомец, который долго-долго сидел под дверью в ожидании возвращения хозяина. И вот, когда хозяин, наконец, проворачивает дверную ручку и отпирает створку, питомец со всех своих лап мчится к нему на встречу и радостно бросается в объятия. Примерно так лилась из меня моя сила, доставшаяся от отца, мага огня. Игриво ступая мягкими лапами появлялась, когда я была спокойна. Ликующе выныривала, когда испытывала счастье. Больно кусаясь и разрывая когтями плоть вырывалась, когда мне было страшно или плохо. Усилия чаще всего приходилось прилагать не для того, чтобы выманить зверя из убежища, а для того, чтобы дверь была закрыта. И ручка оставалось неподвижной.
В момент разговора с Глушко моё настроение моё настроение можно было описать, как нестабильное и взбудораженное. А потому моя магия аккуратно, с опаской, выбралась из норки и начала оглядываться по сторонам в ожидании возможных угроз. Я легонько поторопила её, но она продолжала осторожничать, пригибаясь к земле словно крадущаяся кошка. Я мысленно шикнула на неё и подтолкнула вперед, к выходу. Она зашипела и ударила об пол лапой. И этот нервный всплеск в реальности проявился небольшим столбиком огня, взметнувшимся в потолок с моей раскрытой ладони.
И так как в этот момент я словно находилась на грани сознания, пребывая одновременно в двух реальностях – внешней и внутренней, то момент потери вдовцом бровей заметить не успела. Вынырнуть из собственного мысленного омута меня заставил истошный вскрик, а после передо мной уже сидел Глушко, только слегка…вареный. С ошалевшим и красным лицом он ощупывал то место, где еще минуту назад находились его брови.
– Что произошло? – растерялась я.
Неожиданно быстро сориентировался Гоша.
– Этот дурак полез к тебе, когда ты застыла, хотела по щекам побить, чтобы очнулась, – подхватив под белы рученьки вдовца, Гоша поволок пациента на выход. – Надо сваливать, пока медперсонал не явился.
– Идиот, – не сдержалась я. А после посмотрела на черный потолок, оценила треснувший плафон и пришла к выводу, что в словах Гоши есть резон. И поторопилась следом за трогательно обнявшейся парочкой. Ну, как обнявшейся? Гоша обхватил Глушко рукой за то место, где по идее у мужчины должна была быть талия. Но так как талия была невозвратно потеряна еще пару десятков лет назад, то пальцы моего напарника просто утонули в складках, наеденных непосильным трудом. Вдовец в свою очередь был совсем не против такой расстановки сил и с удивительной приязнью прильнул к плечу парня, который пыхтел и отдувался, волоча на себе неподъемную тушу. Быстро шагая за ними следом по больничному коридору и наблюдая эту картину со стороны, в душу мою начали невольно закрадываться определенные подозрения, которые выставляли сложившуюся ситуацию в совсем ином свете.
Но проверять размытые домыслы времени не было, за моей спиной уже звучали громкие разговоры и приближающиеся шаги. А потому я ускорилась, догнала ребят на входе в лифт и постаралась закрыть своей спиной все еще постанывающего, на теперь уже как-то фальшиво и натужно, Глушко. Вряд ли получилось, но двери лифта с шумом закрылись, и мы устремились вниз.
– Как выйдем из больницы, – нарушила я молчание, – запихни его в машину и уезжай обратно.
– А ты? – угрюмо спросил Гоша, чуть отодвигаясь от имитирующего потерю сознания вдовца, которого ему все еще приходилось поддерживать.
– Поеду к Крылову, – раскрыла я свои планы. – Не понравились мне слова Глушко.
Я кивнула на вдовца, чьи ресницы чуть дрогнули при упоминании его имени.
– А с этим пусть Седой побеседует, – злорадно распорядилась я, припомнив попытку вдовца отхлестать меня по лицу в целях приведения в сознание. – Ему понравится.
Лифт остановился, створки лениво разъехались в стороны, и мы практически вывалились в холл. Где на нашу живописную группу никто не обратил внимание, так как было занятие поинтереснее – у стойки регистрации седоволосая женщина воодушевленно о чем-то ругалась с медсестрой, потряхивая у последней перед лицом баночкой для анализов. Ссора явно началась недавно и стремительно набирала обороты, собирая вокруг себя благодарных зрителей.
Мы смотреть не стали и быстренько прошмыгнули через толпу. Вернее, прошмыгнуть удалось мне. А вот Гоше пришлось танкером, волокущим на себе дряхлую баржу переть напрямик, наступая людям на ноги и едва не выбивая из рук стаканчики с кофе.
Оказавшись на свежем воздухе, я благодарно выдохнула, а после, кивнув Гоше, направилась к машинам такси, что рядком выстроились вдоль бордюра. Распахнула дверь ближайшего к себе автомобиля с шашечками на крыше и устало рухнула на сидение.
– Куда? – обернулся ко мне небритый водитель с лицом не отличающимся приветливостью.
Я назвала адрес. Водитель завел мотор и вырулил со стоянки. Обернувшись, я увидела, как отъезжает Гоша. И облегченно выдохнула. Одной проблемой меньше – от назойливых глаз человека, приставленного ко мне для наблюдения и старательно изображающего из себя недалекого сельского паренька, избавилась. Теперь можно немного расслабиться.
Так я и сделала. Обессиленно растекшись по сидению, дала возможность отдохнуть напряженным мышцам. Безразлично наблюдая за суматошной жизнью на улицах Восточной Столицы, мелькающей за окном, я чувствовала приближения тех самых последствий, который были платой за использование силы. И я сделала то, чему училась долгое время – возвела мысленную стену, блокируя своего внутреннего монстра. Так я называю ту адскую боль, которая являлась моим неизменным спутником. Боль была со мной всегда, сколько я себя помнила. Приходила она после использования магии огня, но степень боли всегда зависела от того психоэмоционального состояния, в котором я пребывала, используя свой дар. Чаще всего это была сокрушительная волна, под натиском которой трудно даже просто стоять на ногах, но иногда боль превращалась в фоновый шум. Этот шум маячил где-то там, на задворках сознания, периодически напоминая о своем присутствии резкими приступами мигрени, но быстро отступая.
Мне понадобилось немало времени, чтобы научиться усмирять боль и договариваться с этой частью себя. Но по итогу я обрела умение на время запирать боль в клетку, чтобы выпустить позже, когда позволят обстоятельства. Конечно, потом мне становится вдвойне хуже, ведь монстру надо взять своё. Но при этом меня тешит мысль, что ситуацию контролирую я. И ключи от клетки у меня.
На дорогах были пробки, что не удивительно для такого большого города в час пик, а потому по назначенному адресу мы прибыли спустя час. Я расплатилась и тяжело выбралась из салона. Хотелось размяться, так как все тело затекло от долгого сидения в одной позе. Но на бесполезное топтание на месте время было терять нельзя, следовало идти и делать свою работу. И именно так я и поступила.
