Грета Раш
Демон в полдень
Я нахмурилась, вдруг ощутив себя на фоне беззаботных школьников бесконечно старой завистливой бабкой. А после плюнула на все, ступила на край тротуара и взмахнула рукой. Не прошло и пары мгновений, как возле меня мягко притормозила серебристая «Тойота».
Глава 23
Мы с водителем «Тойоты» мило беседовали, обсуждая проблемы глобального потепления, когда телефон в моем кармане ожил. Даже не взглянув на экран я уже знала, кто звонит.
– Ответишь? – с мягкой улыбкой поинтересовался мой новый знакомый, представившийся Виктором, отреагировав на назойливое жужжание в моей куртке.
– Придется, – огорченно вздохнула я, и полезла за телефоном. – Вот и чего тебе неймется?
– Ты где? – зло, а потому отрывисто спросил Сашка.
– Сам знаешь, – раздраженно ответила я. – Это ведь твои ручные песики следуют за мной попятам. Кстати, ты бы приструнил их, а то оштрафуют. За несоблюдение правил выгула домашних питомцев.
Повисла напряженная пауза, во время которой, я была в этом уверена, Сашка призывал на помощь всех известных ему богов и богинь, чтобы не сорваться на ор. Обращение к небесным силам за помощью затянулось так надолго, что я уже собралась повесить трубку, как услышала требовательное:
– Зачем ты к нему села?
– Эээээ, – содержательно промычала я, – у него тачка крутая.
Вновь рекламная пауза, во время которой я рассматривала свои ногти, а Седой, судя по злобному пыхтению и звуку откупориваемой бутылки, усиленно пытался успокоиться.
– Возвращайся обратно, – приказали мне к тому моменту, когда телефон уже начал накаляться, а рука – уставать.
– Обратно – это куда? – любезно переспросила я.
– Обратно – это ко мне, – прорычали в ответ.
– Зачем? – сохраняла я всю ту же подчеркнутую вежливость, краем глаза отмечая, что водитель внимательно прислушивается к разговору. Так внимательно, что аж уши шевелились. Особенное усердие проявляло левое.
– Затем, что мужик, которого ты приволокла из больницы в прединсультном состоянии, наконец, смог с нами поговорить.
– Никого я не волокла – этим занимался Гоша, – не согласилась я. – Это во-первых. А во-вторых, нет у него инсульта, Глушко просто трус, каких поискать.
– Так или иначе, – оборвал мою гневную тираду Седой, – информация, предоставленная им, многое меняет.
– Например, что? – утомленно прикрыла я глаза рукой.
– Например то, что все трое были родственниками, – с легкими нотками торжества в голосе сообщил Седой. Сообщил то, что я и так знала уже давным-давно.
– Угу, – поспешила я развеяться его победное настроение, – братьями. Двоюродными. Я в курсе. Их матери – родные сестры. И ты бы узнал это еще месяц назад, если бы потрудился поинтересоваться их фамилиями в девичестве.
В трубке послышался еще один сдержанный вздох. Очень сдержанный. Максимально сдержанный, который сигнализировал о том, что мой драгоценный друг на грани срыва. Хорошо, что я в этот момент направлялась в другой конец города, хоть и собирая по пути все пробки. Но хотя бы в мою голову не запустят бутылкой бурбона.
– Я потрудился. И узнал. У них разные фамилии, Фима. Они даже росли в разных городах. Белова родилась здесь, в столице. Здесь же прожила всю жизнь, никуда надолго не уезжала. Глушко, как и её муж, родом из небольшого села, расположенного в ста пятидесяти километрах от города. Переехали после свадьбы, в поисках лучшей жизни. А Крылова вообще из другого региона. У неё здесь тетка одинокая жила, вот она к ней и прикатила после школы, в университет поступать.
– Я знаю, что по официальным документам они Антонова и Филатова, а Белова вообще никогда не меняла фамилию, – затараторила я. – Но, Сань, ты не меньше моего знаешь, как просто сделать фальшивые документы. Я говорила про их настоящие биографии. Я уверена, что все трое – родные сестры. Они похожи!
– Фима, – оборвал меня Седой, – мало ли кто на кого похож. Нельзя утверждать, что все похожие в мире люди родственники! Как они могут быть родными сестрами? Это не реально!
– Вполне реально, – не сдавалась я. – Они могли быть удочерены.
– Нет никаких сведений или документальных подтверждений этому.
– А их родители? – цеплялась я за последнюю ниточку.
– Умерли, – лаконично ответил Седой.
– У все троих? – удивилась я.
– Беловой больше шестидесяти, Глушко под полтинник, а Крылова в прошлом году отметила сорок пятый день рождения. В лучшем случае их родителям сейчас было бы лет восемьдесят.
– И что? Не такой уж это критический возраст.
– И все же, никого из старшего поколения уже не спросить – они все на том свете, – подвел итог Сашка.
Я огорченно простонала, откидываясь на сидение.
– И все же, кое в чем ты была права.
Я тут же подскочила на месте и возмущенно уставилась в пространство – мне показалось или я заметила искорки едва сдерживаемого смеха? Кто-то радуется моей неправоте.
– Они действительно братья. Но не двоюродные. А родные. По отцу.
Я замерла, словно громом пораженная. Только глаза моргали.
А Седой тем временем продолжил тоном сказочника, повествующего свою любимую притчу:
– У всех парней был один и тот же отец. Но матери – разные.
– Как? – судорожно и едва слышно выдохнула я. Но Седой услышал.
– А вот теперь твоя теория про тройное удочерение к месту, – ехидно заметил мой друг.
– Скорее уж, усыновление, – произнесла я, все еще пребывая в крайней степени растерянности.
Нет, я предполагала нечто подобное, особенно после встречи с Глушко-старшим в больнице. Он был напуган, очень напуган. У меня оформилось несколько догадок по этому поводу. Одна из основных – мужчина опасался кого-то из своего близкого окружения. Ведь недаром он затрясся как осиновый лист на промозглом осеннем ветру, когда речь зашла о семье. И шептал, не переставая: «вы не знаете, на что он способен». Он, не она. А значит – брат, отец, сын, племянник. Перечислять можно долго, но, кажется, он имел ввиду…
– …родного отца, – закончила я вслух свою мысль.
Седой, в этот момент о чем-то рассказывающий, запнулся, а после сердито переспросил:
– Что?
– Глушко упоминал родного отца своего сына?
– Именно эту информацию я и пытаюсь до тебя донести, и было бы прекрасно, если бы ты меня хотя бы иногда слушала, – прорычал Седой голодным зверем. – Вместо этого ты непонятно чем занимаешься. Погружаешься в свои болезненно-пьяные фантазии начинающей алкоголички?
– Ты обедал сегодня? – невинно поинтересовалась я.
Седой растерянно умолк, видимо, пытаясь понять, что обозначает этот резкий переход от одной темы разговора к кардинально иной.
– И пока ты ищешь связь между своей паршивой привычкой пропускать обед и моим интересом к твоему желудочно-кишечному тракту, я тебе расскажу одну забавную историю. Много-много лет назад, в те славные времена, когда горы были выше, трава зеленее, а солнце теплее, жил-был на свете один ослик. И мечтал этот ослик о клевере, а все предлагали ему только сено. «Как же решить эту проблему?», – спрашивали у ослика. «Не знаю, – отвечал ослик, – я слишком занят. Я думаю о клевере».
– Тебе что, одного алкоголизма мало? Ты еще и понаркоманить решила? – ровным тоном поинтересовался Сашка, но ощущение было такое, что будь он рядом – придушил бы. – Какой осел? Какой клевер!
– Не знаю, – беззаботно ответила я и подмигнул чуть ошалевшему водителю, с подозрением посматривающему в мою сторону и с тоской – на череду машин впереди, образовавших пробку, в которой мы застряли. – Я слишком занята. Думаю о том, как свалить туда, где на меня не будет рычать голодный, а потому очень злой мужик, который привык срывать на мне все свое недовольство и которому я помогаю исключительно по доброте душевной!
Я бросила трубку, яростно нажав на кнопку отбоя. Раз пятнадцать. Остановил меня отчетливый треск, результатом которого стала трещина, образовавшаяся на пластмассовом корпусе. Кажется, с яростью я перестаралась.
Вдохнула, выдохнула, еще раз улыбнулась водителю, поинтересовавшись, как далеко мы находимся от здания цирка.
– Практически на месте, – обрадовал меня этот милый парень с широкой открытой улыбкой, – вон, видишь арку?
Он указал направо, вглубь тропинки, что вела к центральному входу в городской парк.
– Пойдешь прямо – дойдешь до озера. Обогнешь его по левую сторону и вновь пойдешь прямо, вдоль набережной. Через пятнадцать минуты выйдешь к цирку. На машине было бы быстрее, но сколько еще простоим – не знаю.
Он явно хотел помочь. А еще явнее было то, насколько сильно ему хотелось избавиться от симпатичной, но странной девчонки, обсуждающей по телефону ослов и клевер. И ищущей дорогу к цирку. Кажется, вся моя жизнь постепенно превращалась в бродячий цирк.
Я улыбнулась самой милой из имеющихся в моем арсенале улыбок, поблагодарила и выскользнула из машины на проезжую часть, прямо под начинающийся дождик.
Зонта с собой не было, а потому я поплотнее запахнула куртку, подняла воротник и рысью побежала по указанному маршруту.
Опуская лицо пониже, чтобы укрыться от косых струй, усиливающихся с каждой минутой, я опять вытащила из кармана телефон и нажала на вызов единственного сохраненного номера.
– Да! – рявкнул Седой.
– Он назвал имя родного отца парня? – отрывисто спросила я. Дыхание сбилось из-за быстрого движения, а по лицу уже стекали капли дождя.
– Нет, – сдержанно ответил друг и сквозь его слова я услышала знакомое шуршание бумажки. Я тихо усмехнулась уголками губ. Время идет, а привычки не меняются. И это даже приятно – что хоть что-то в этом мире остается стабильным и незыблемым. Например, любовь моего друга к сэндвичам с курицей из одной и той же доставки готовой еды, чьим фирменным отличием являлись специфические пакеты, куда они складывали свои бутерброды. Упаковка забавная, еда – гадостная. Но Седому нравилось поглощать эти обильно сдобренные жирным соусом куски хлеба и куриного мяса с пожухлым листиком салата между ними. – Он его не знает.
– Имени не знает? – уточнила я, смахивая скатившуюся на кончик носа особо назойливую каплю. – А как выглядит? Где живет? Где работает?
– Он ничего о нем не знает, – произнес мой бывший напарник. – Знает только о том, что больше двадцати лет назад к ним обратился человек, представившийся адвокатом некого очень обеспеченного господина. Личность этого загадочного господина, как ты сама понимаешь, не раскрывалась. Пара в то время переживала кризис – у Елены Глушко случился выкидыш на достаточно внушительном сроке. Пришлось делать срочную операцию и женщину, у которой открылось сильное кровотечение еле спасли. В итоге печальный вердикт – детей у неё скорее всего уже не будет. И тут на пороге объявляется представительный мужчина в дорогом костюме со словами «Мы можем друг другу помочь».
– И что было дальше? – выдохнула я, ловя каждое слово.
– А дальше этот мужчина заявил, что его наниматель очень желает оставить после себя кровных наследников, а вот воспитывать их у него возможность отсутствует. Супругам Глушко были предложены следующие условия – Елена соглашается на оплодотворение её яйцеклетки семенной жидкостью неизвестного богатого господина. Она вынашивает ребенка, рожает его, а далее семья Глушко растит и воспитывает обретенное дитя. Взамен биологический отец ребенка покупает семейству квартиру и назначает пожизненную ренту на содержание своего отпрыска.
– И они согласились? – поразилась я.
– У них не было выбора, – безразлично проронил Седой. – Молодая семья ютилась по съемным квартирам, условия жизни в которых были далекими от комфортных. А тут такое щедрое предложение – своя отдельная норка плюс денежное содержание, сумма которого позволяла обеспечить не только ребенка, но и его молодых родителей.
– Погоди, – прервала я друга, – но Елена ведь не могла иметь детей после неудачного выкидыша. Как она собиралась забеременеть?
– Адвокат предвидел этот вопрос, а потому заранее сообщил, что проблем с зачатием не будет по причине «биологических особенностей заказчика». Последние слова являются цитатой, – разъяснил Седой. – Тебе это о чем-нибудь говорит?
Я замерла прямо посредине аллеи, которая по причине обеденного часа и буднего дня была пустынной. Дождь, превратившийся уже в основательный ливень, хлестал по лицу, заливая за пазуху и стекая по спине. Одежда промокла и противно липла к коже. Резкими порывами срывался ветер, пронизывая насквозь и словно втыкая в тело ледяные иглы. Но несмотря на непогоду холодно мне не было. Наоборот, внезапно бросило в жар.
– Ты что-то поняла, – догадался Сашка.
– Да, – практически прошептала я. – Существует только один биологический вид, представители которой способны иметь потомство даже от практически бесплодных женщин.
– И кто же?
– Это демоны, Сань, – промолвила я, пытаясь унять дрожь в руках.
Глава 24
– Демоны? – не поверил мой друг. – Ты серьезно?
– Вполне, – со всей уверенностью заверила я, решительно стряхнула с себя оцепенение и двинулась по парку дальше.
– Они же вымерли, – задумчиво протянул Седой, все еще не веря моим словам. – Вроде бы, еще в Средние века.
– Если говорить конкретнее, то в пятнадцатом веке, – уточнила я. – И они не вымерли. Они просто исчезли. И неизвестно, по каким причинам. Единственное, что известно – со временем демонов просто не стало.
– И это не могло не радовать наших предков, – хмыкнул Сашка. – Демоны были самыми могущественными из всех. Фактически, именно они управляли магическим сообществом.
– Да, – с превеликим скепсисом отозвалась я. – Вот только ты подзабыл историю, мой дорогой друг. Пока существовали демоны все, кто обладал магией являлись одним целым. Мы жили в организованном мире, подчинялись общим правилам и законам вне зависимости от расы и принятых в отдельных социальных группах традиций. Мы были одной большой семьей. А что случилось потом? Демоны исчезли – и все просто развалилось. Наш мир развалился, потому что именно они были той силой, которая удерживала нас вместе. И вот уже больше шести столетий каждый сам по себе. Даже между собой представители одной расы не способны договориться! Вампиры поделены на кланы, оборотни – на стаи. Маги и ведьмы существуют по одиночке, лишь изредка кооперируясь для противостояния крупной угрозе. Некроманты вообще всех ненавидят, даже друг друга.
– А суккубы? – странным тоном спросил Седой.
– А суккубы, как и некоторые другие виды, вообще на грани вымирания, и прячутся ото всех! – со злостью выговорила я.
А потом остановилась, яростно потерла лоб и сообщила в трубку:
– Но у нас сейчас нет времени углубляться в историю. Меня вот, что интересует – ты сказал, что Максим Крылов и Даниил Белов также приходились сыновьями этому загадочному, но весьма плодовитому незнакомцу, который собственно этой своей плодовитостью хотел поделиться с другими?
– Да, – с небольшой заминкой подтвердил Седой.
– И получил ты эти сведения от Глушко?
– Да, но верить ему на слово я не стал и поручил уточнить информацию. Пока ты колотила пойманного тобой же убийцу я беседовал с Глушко, а после сверял данные.
– И каков результат?
– Крот смог выяснить, в каких больницах наблюдались Крылова и Белова, – не торопился делиться новостями Сашка. – Нашел медицинские карточки сих дам и не постеснялся ознакомиться с содержимым.
– Тем самым нарушив сразу несколько федеральных законов, – мрачно заметила я и поторопила: – Не тяни кота за самое интересное место, говори уже!
– Они все имели проблемы по женской части, – выдал Седой. – У учительницы русского языка Крыловой с детства были проблемы с гормонами. Болезнь усугубило отсутствие своевременного лечения. Росла она в деревне, в семье, где помимо неё было еще шестеро детей. Как ты сама понимаешь, девчонкой особо никто не занимался. Да и медицина в глухом населенном пункте на пять улиц была так себе – вокруг одни леса да поля, до ближайшей больницы два часа езды на автобусе, который и рейсы-то выполнял не каждый день.
– Хорошо, а что с той, которая бывшая медсестра?
Седой зашуршал бумажками.
– Синдром поликистоза яичников, – с трудом озвучил он незнакомые слова, явно читая с бумажки.
– Это вроде лечится, – я была не до конца уверена в своих словах, так как с медициной была знакома весьма плохо. Физиология суккубов, как и остальных не человеческих видов, отличалась. Нет, мы также болели, лечились, иногда успешно, а иногда – нет, и, конечно же, умирали. Вот только наши проблемы с самочувствием имели другие истоки и решались, соответственно, другими методами. Человеческими болезнями мы страдали редко. Крайне редко. Я, например, не слышала, чтобы оборотни или вампиры болели гриппом, а элементали лечили язву желудка. Есть и свои преимущества в том, что ты – другой.
– Понятия не имею, – отмахнулся Сашка, – если честно, я лишь смутно понял, что это за напасть такая. И то только после того, как полистал медицинский справочник.
– Хорошо, допустим, – решила я, – обе женщины были больны. Получается, это все, что их объединяет?
– Помимо того, что все они жили в одном городе – да, – поддержал друг мою мысль. – Разные профессии, разные сферы деятельности, разный круг общения. Даже образ жизни разный – две замужние дамы и одна мать-одиночка. Проблемы с женским здоровьем – единственная точка соприкосновения. Но при этом все трое состояли на учете в разных больницах, наблюдались у разных врачей и судя по тому, что жили в разных концах города, даже покупали лекарства в разных аптеках.
– Но все три женщины по причине невозможности забеременеть от своих избранников контактировали с неизвестным мужчиной, который в обмен на рождение его ребенка решал материальные проблемы пары. Так?
– Так, – согласился Седой.
– Но почему мужчины согласились на то, чтобы воспитывать чужих отпрысков? – не могла понять я. – Это ведь тяжелое испытание – растить ребенка, который называет тебя папой, при этом зная, что он не от тебя.
– Потому что на тот момент ни Крылов, ни Глушко не могли решить свои материальные проблемы другим образом. Думаю, они рассчитывали на то, что в дальнейшем заведут еще детей, уже своих собственных, как по бумагам, так и биологически. Кстати, в семье Глушко действительно потом родился еще один ребенок – дочь. И вот она точно от него. Даже внешне – просто копия.
– Не повезло девчонке, – искренне посочувствовала я, вспомнив этого гражданина, чья внешность была далека от внешности бога Аполлона. Я бы даже сказала, что она вообще находилась на другом конце измерения. – Но погоди, если семьи не общались прежде, и вообще не знали о существовании друг друга, то каким образом Глушко в курсе, что Максим и Даниил братья Вадима?
– Вот тут есть одна очень примечательная деталь. Но начну издалека. Биологический отец парней в последние годы начал весьма активно интересоваться их жизнями. Вернее, такая информация имеется только по Вадиму. В отношении других детей папаша также, скорее всего, проявлял интерес, но об этом мы можем только догадываться. Однако если раньше он просто перечислял деньги на специально открытый для этого банковский счет, то два года назад захотел встретиться с сыном. По словам Глушко, произошло сие знаменательное событие по осени. С ними на связь неожиданно вышел тот самый адвокат, с которым они беседовали двадцать лет назад. Поинтересовался, все ли хорошо, регулярно ли перечисляются денежные поступления. И после того, как его заверили, что все прекрасно, адвокат вдруг заявил, что его клиент желает встретиться с сыном. Глушко от такого опешили, они не ожидали, что спустя два десятка лет к ним в дверь неожиданно постучится привидение. И хотя образ этого незнакомца незримо всегда присутствовал в их жизни, ведь это на его средства они позволяли себе жить не по карману, но встречаться с ним не желали категорически. Их желания повертели на одном месте и потребовали, чтобы в ближайшие выходные они организовали праздничное семейное мероприятие – под любым предлогом, хоть серебряную свадьбу справляйте, сказали им. Главное условие – на нем должен присутствовать сын. Так как терять ежемесячное пособие Глушко не хотели, пришлось приказ выполнять. Срочно было составлено меню, заказаны блюда из ближайшего ресторана, приглашены гости. В назначенное время в субботу явились родственники, друзья семьи, коллеги. К моменту, когда уже был провозглашен третий тост, вдруг раздался звонок в дверь. Глушко, которые уже успели расслабиться, решив, что у нежеланного визитера поменялись планы, тут же напряглись и как попугайчики-неразлучники отправились открывать дверь. На пороге стоял высокий статный мужчина, от которого веяло деньгами и благополучием. Но что самое главное – гость был немногим моложе самого Вадима, а потому едва ли мог приходиться тому отцом.
– Стоп, – вновь перебила я Сашку, – но разве Елена Глушко не должна была запомнить, как выглядел её одноразовый любовник?
– Наверное, должна была, – ехидно ответил мой друг, – если бы имел место прямой сексуальный контакт. Но по словам Глушко, его жена с биологическим отцом Вадима в одну постель не ложилась. Оплодотворение производилось искусственным путем.
– Подробности знать не хочу, – поспешила сообщить я, – оставь их при себе.
– Как для суккуба ты слишком стеснительна, – заявил Седой.
– Как для суккуба я еще и слишком злобная, – отбила я подачу.
– Не могу с этим не согласиться.
– Что было дальше? – напомнила я. – У Глушко?
– Ничего. Парень, которого провели к столу и усадили на самое почетное место, был представлен гостям как дальний родственник, который в столице проездом.
– Ага, проездом, – проворчала я, – следовал по маршруту Сахалин-Лондон.
– Этого я не знаю, – не оценил мою шутку Седой. – Но гость был молчалив, просидел недолго и сразу же после десерта заторопился восвояси. Перед уходом он вручил Глушко подарочную коробку, в которой оказалась бронзовая статуэтка времен последней царской семьи. Оценив подарок у знакомого антиквара Глушко узнали, что, продав фигурку, можно купить неплохой загородный домик.
– Хороший подарок, – присвистнула я, а в душе что-то нехорошо царапнуло.
– Да, мало кто от такого откажется, – согласился Сашка. – Но интересно другое – с той памятной даты мужчина, который их посетил, стал регулярно звонить и интересоваться жизнью Вадима. Более того, старший Глушко уверен – за их семьей начали пристально следить.
– Уверена, за ними следили и до этого, – хмыкнула я, останавливаясь на тротуаре у светофора. Беседуя с Сашкой, я быстро добралась до нужного места – цирк находился буквально в ста метрах от меня, следовало лишь дорогу перейти.
– Почему Глушко так решил? – осведомилась я, прожигая взглядом горящий для машин зеленым цветом светофор и нетерпеливо притопывая ногой.
– Говорит, у дома начала дежурить одна и та же машина. Жена сообщила, что у неё на работе появилась сотрудница, которая стала активно набиваться женщине в подруги. Да и сам Глушко не раз замечал, что за ним по городу следуют наблюдатели.
– Это может быть правдой, а может быть, у мужика просто гиперактивная фантазия и он пересмотрел шпионских фильмов.
– Согласен, но вот, что любопытно. Заметив слежку, наш толстячок-недотепа решил организовать свою собственную. Нашел через знакомых частного сыщика и дал тому задание узнать, кто так тщательно бдит под его окнами. Детектив оказался тоже парнем непростым и поняв, что у дома заказчика прописались далеко не самые рядовые гопники, решил последить за своим клиентом. Засек нескольких сопровождающих, а дальше вообще началось самое интересное.
– И что же? – вяло отреагировала я.
– Детектив узнал, что «топтуны» наведываются еще по двум адресам, а после выяснил и причины такого настойчивого интереса явно не самых законопослушных граждан.
– Дай угадаю, – встряла я. – Причинами оказались две известные нам семьи.
– В точку. Я поговорил с этим детективом, Глушко поделился телефончиком. Сыщик рассказал, что, узнав, кого именно караулят ребята в спортивных костюмах, поинтересовался у Глушко, знаком ли он с Крыловыми или Беловыми. Как ты понимаешь, тогда ему эти фамилии ничего не сказали. А вот уже после третьего взрыва…
– …в голове пузатика наступило просветление, – начала понимать я. – А как представился тот даритель дорогого антиквариата?
– Ильзар, – сообщил Седой, – странное имя. По словам Глушко, на вид мужчине около тридцати, может немного больше. Но он никак не может быть отцом Вадима, поэтому они решили, что настоящий отец не захотел прийти лично и прислал вместо себя кого-то.
Зажегся зеленый свет для пешеходов, и я двинулась по проезжей части, продолжая рассуждать на ходу.
– Так же может быть правдой, а может быть и нет. Мы с тобой прекрасно знаем, что представители некоторых рас способны справить столетний юбилей и при этом выглядеть юно и свежо, аки майская роза.
– Знаем, – подтвердил Седой с неудовольствием, которое я не поняла, – а потому молодой человек действительно может быть тем самым таинственным папашей. Мы пытались его найти. Имя Ильзар редкое, но ни в одной базе не значится, а потому вряд ли настоящее. Возраст нам неизвестен, род деятельности и место проживания – также.
– Единственная ниточка – адвокат.
– Ты хоть представляешь, сколько в столице имеется адвокатов? – резко одернул меня Сашка. – И это только те, кто зарегистрирован здесь, в городе. А искомый нами законник может быть вообще откуда угодно, хоть из соседней Кореи!
– Представляю, – ответила я, – но других вариантов не вижу. Хотя…Вы фоторобот делали? Глушко мог бы описать портретисту этого Ильзара.
– Нет, – замялся Седой, – не успели еще.
– Чем вы там занимаетесь в ожидании моих гениальный идей? – наигранно поразилась я. – В футбол гоняете, что ли?
– А ты чем? – в свою очередь поинтересовался Седой. – И вообще, ты сейчас где?
– Так, всё, – заторопилась я. – Мне некогда, надо бежать. Вечером поговорим.
– А…, – начал мой друг что-то говорить, но я уже отключилась. И направилась ко входу в цирк, вливаясь в разноцветную человеческую толпу, состоящую из родителей и их детей, радостно торопящихся на представление.
Едва я только прошла сквозь вращающиеся стеклянные двери, потеснив стайку не вовремя замешкавшихся подростков, как в нос тут же ударил специфический аромат, присущий исключительно цирковым помещениям. Он состоял из дикой смеси запахов – попкорна, сладкой ваты, животных и…ковровой пыли. Для людей этот запах непривычен, ведь мало, кто посещает цирк регулярно, но тем не менее, неудобств он не доставлял, судя по радостным лицам окружающих, с любопытством оглядывающихся по сторонам. А вот мое тонкое обоняние суккуба моментально взбесилось.
Тут же разболелась голова, заныла шея, стало душно, захотелось развернуться и бегом вырваться на улицу, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но времени для совершения пробежек туда-обратно не было, потому как представление, на которое мне самым наглым и самым неудобным способом всучили билет, должно было начаться через десять минут.
Я решила заглянуть в буфет, чтобы купить воды. Но распрощалась с этой идей, едва зайдя в помещение, заставленное многочисленными пластмассовыми столиками. Находиться там было совершенно невозможно, ведь к запаху цирка тут же примешался запах быстрой еды – гамбургеров, сэндвичей, жареной картошки. А еще здесь было громко. Очень громко. Галдели и смеялись дети, их пытались перекричать родители, скрипели ножки металлических стульев о кафельный пол, перекрикивались сотрудники, торопясь обслужить эту голодную до хлеба и зрелищ толпу.
Ощущая, как к горлу подкатывает тошнота, я попятилась и быстро выскочила обратно в коридор, мысленно проклиная тот момент, когда решила все-таки посетить цирк со словами «а чем старый черт не шутит». Под рогатым я подразумевала Алтая, который всегда был для меня авторитетом и умел убеждать. И вот теперь благодаря ему я мучилась усиливающейся головной болью и с трудом сдерживала стремительно накатывающее желание начать убивать.
Стараясь не стонать, я поднялась по лестнице на второй этаж, помахала перед билетером своим билетом и вошла в павильон для представлений.
Манеж был еще пуст и погружен в сумрак. Места для зрителей, как и в любом цирковом шатре, располагались амфитеатром. Зал был заполнен уже больше, чем на половину. А потому мне пришлось потолкаться коленями с успевшими усесться на свои места соседями, и, блаженно вздохнув, плюхнуться на кресло. На меня тут же с неодобрением покосилась какая-то толстая мамаша в смешном берете и подтянула к себе поближе сына лет пяти.
– Шапку, – я указала на её головной убор, – в помещении воспитанные люди вообще-то снимают. Или вы не воспитанная?
Мамаша возмущенно глянула на меня. Я мстительно улыбнулась. Дамочка вздернула оба своих подбородка и отвернулась, покрепче прижимая к себе пацана, который явно не желал быть втиснутым в мамины жировые складки, обтянутые дешевой розовой кофточкой из люрекса с блестящим отливом. Одежка делала мадам похожей на свинью-копилку. Не удержавшись от смешка, я отвела взгляд, так как свет в зрительном зале начал постепенно гаснуть, а манеж наоборот – подсветился включившимися софитами.
В цирке я никогда ранее не бывала. По крайней мере, в тот период жизни, который я помню. Меня некому было водить на красочные и веселые представления. В моей жизни в принципе не было места веселому и красочному. А потому я с интересом начала рассматривать арену, даже на некоторое время позабыв, с какой целью собственно сюда явилась.
До тех пор, пока на пустующее рядом со мной место не опустился человек.
