Евгений Николаевич Гусляров
Пётр Великий в жизни. Том второй
Французский консул в Петербурге Виллардо. Цит по: Павленко Н.И. С. 201
Евфросинья написала собственноручно (в ответ на вопросы царя Петра, составленные им лично) очень нетвёрдою рукою: «К цесарю царевич писал жалобы на отца многажды; и когда он слыхал о смущении [русского войска стоявшего] в Мекленбургии, тогда о том радовался и всегда желал наследства, и для того и ушёл, и в разговорех говорил мне, что-де все ему злодействовали, кроме Шафирова и Толстова: “Авось либо-де Бог нам даст случай с радостию возвратиться”… И как услышал в курантах, что у Государя меньшой сын царевич был болен, говаривал мне также: “Вот-де видишь, что Бог делает: батюшка делает своё, а Бог своё”. И наследства желал прилежно; а ушёл-де он, царевич, от того, будто Государь искал всячески, чтоб ему, царевичу, живу не быть. А сказывал-де ему Кикин, будто он слыхал, как Государю говорил о том князь Василий Долгорукой.
Он же, царевич, говаривал со мною о Сенатах: “Хотя-де батюшка и делает, что хочет, только как ещё Сенаты похотят; чаю-де, Сенаты и не сделают, что хочет батюшка”. И надежду имел на сенаторей; а на кого именно, не сказал… Он же мне говаривал: “Я-де старых всех переведу, а изберу ce6е новых по своей воле”. И когда я его спрашивала против того, что кто у тебя из друзей? и он мне говорил: “Что-де тебе сказывать? Ты-де не знаешь. Всё-де ты жила у учителя, а других-де ты никого не знаешь, и сказывать-де тебе не для чего”. Царевич же мне сказывал, что он от отца для того ушёл, что-де отец к нему был немилостив, и как мог искал, чтоб живот его прекратить и хотел лишить наследства; к тому ж, когда во время корабельнаго спуску, всегда его поили смертно и заставляли стоять на морозе, и от того-де он и ушёл, чтоб ему жить в покое, доколе отец жив будет; и наследства он, царевич, весьма желал и постричься отнюдь не хотел. Да он же, царевич, говаривал: когда он будет государем, и тогда будет жить в Москве, а Питербурх оставит простой город; также и корабли оставит и держать их не будет; а войска-де станет держать только для обороны, а войны ни с кем иметь не хотел, а хотел довольствоваться старым владением, и намерен был жить зиму в Москве, а лето в Ярославле; и когда слыхал о каких видениях или читал в курантах, что в Питербурхе тихо и спокойно, говаривал, что видение и тишина не даром: “Может быть, либо отец мой умрёт, либо бунт будет: отец мой, не знаю, за што меня не любит, и хочет наследником учинить брата моего, а он ещё младенец, и надеется отец мой, что жена его, а моя мачиха, умна; и когда, учиня сие, умрёт, то-де будет бабье царство! И добра не будет, а будет смятение: иные станут за брата, а иные за меня”. И я его спрашивала: кто за тебя станет? и он мне говаривал: “Что-де тебе сказывать? Ты их не знаешь”. А иногда и молвит о каком-нибудь человеке, и я стану его спрашивать: какого он чину и как прозвище? и он говаривал: “Что же тебе и сказывать, когда ты никого не знаешь?”»
Устрялов Н. (1). Т. VI. С. 238-241
Если бы Евфросинья была подосланною от Петра соглядатайницею за царевичем, и тогда не могла бы она лучше исполнить своей обязанности. Припоминая, как Меншиков советовал царевичу взять её с собою за границу, в то время, когда царевичу, как едущему к отцу, решительно невозможно, казалось, давать такой совет, невольно приходишь к подозрению: не подкуплена ли она была заранее, чтобы следить за царевичем? Но обращать подозрение в уверенность нет исторического права…
Костомаров Н.И. (2). С. 24
Подозрения наши, может быть, неосновательны, но они имеют свою степень вероятности, и так как весь этот период состоит из подозрений, то одно лишнее не слишком увеличит их количество.
Погодин М.П. (1). С.439
А когда господин Толстой приехал в Неаполь, и царевич хотел из цесарской протекции уехать к папе Римскому; но я его удержала.
Из ответов Евфросиньи по делу царевича Алексея. Устрялов Н. (1). Т. VI. С. 241
Когда царевичу предъявлено было показание Евфросинии, он запирался. Но отец подверг его тайной пытке. Уже после смерти царевича, осуждены были на казнь трое крестьян за то, что были свидетелями, как на мызе, входившей в имение Алексея Петровича, повели царевича под сарай и оттуда были слышны его стоны и крики.
Костомаров Н.И. (1). С. 838
…Есть свидетельства, показывающие, что, находясь ещё на свободе, он подвергался истязаниям. Уже после его смерти осуждён был на каторжную работу крестьянин графа Мусина-Пушкина Андрей Рубцов, видевший, как на мызе, где был царевич, по приезде царя, повели царевича под сарай и оттуда слышны были стоны и крики, а двое других лиц, слышавших о том от Рубцова, Порошилов и Леонтьев, казнены смертью за дерзкие рассуждения об этом событии. Эти известия делают понятным: отчего царевич мог писать показания, явно составленные под влиянием перепуга.
Костомаров Н.И. (2). С. 24
С.-Петербург, 16 июня 1718 года, (пол. 27 июля). 25 числа этого месяца, рано утром, Сенат, генералитет и духовенство собрались в церкви, где, в присутствии царя, было совершено богослужение и призвано благословение Божие. После того, все сии сановники отправились в большую залу Сената, куда приведён был царевич Алексей, окружённый сильным конвоем. В его присутствии вскрыли шкатулку, наполненную письмами и бумагами, которые и были громогласно прочтены. Между ними было много писем, писанных различными сановниками. Из содержания этих писем оказалось, что существует заговор, имеющий целью отнять у царя престол и лишить его жизни. Эти бумаги открыто представлены Его Величеству, после возвращения его из Москвы, и открытием этим главным образом, обязаны показаниям любовницы Царевича. Чтение происходило публично, при открытых дверях и окнах. После чтения Его Величество начал упрекать сына своего, который во время пребывания их в Москве, обещался и клялся на Евангелии, что раскроет все действия, намерения свои, а равно и сообщников своих, между тем как он не открыл и сотой части того, в чём клялся сознаться, из чего видна решимость его коснеть в преступных своих замыслах. Его Высочество, пав на колена, умолял о пощаде. Тогда царь, поцеловав своего сына, со слезами на глазах сказал ему, что он с глубокою горестью видит его виновным в столь преступном посягательстве, что в Москве он мог ему простить то, в чём он сознался, но что теперь не желает более судить те преступления, которые он утаил, и что поэтому он предаёт Царевича и его сообщников суду здесь присутствующего духовенства… Это событие, которого не ожидали, произвело потрясающее действие, и в скором времени результат оного сделается известным. После всего вышеизложенного, несчастный Царевич был отвезён обратно в крепость, где содержится под строжайшим караулом. 22 числа сюда привезены из Москвы три весьма важных лица, закованные в тяжелые цепи. Все документы и письма, о которых я говорил, будут напечатаны и опубликованы.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 323-324
…Несчастный Царевич, убоясь, чтоб новое изследование дел его не открыло утаённаго им в первом, подал на письме новую повинную, извиняясь, что он многое пропустил забвением; главнйшее-же было следующее: 1) что он имел надежду на духовенство, и чрез них на народ, помощию коих уповал легко учиниться владетелем; 2) что имел он крайнее отвращение от родителя и от дел, а паче воинских; для чего и притворял себя часто больным, принимая без причины лекарства, и прочее. Но к несносному родительскому огорчению по следствию открылось, что Царевич и в сём признании своём не открыл ещё весьма важнаго, как-то: 1) утаил, что он во время скрытия своего получал из России письма; 2) укрыл многих из участвовавших в его советах и в побеге; 3) показал ложно, что будто писаны были от него к Сенаторам и Архиереям письма по принуждению Цесарскаго Вице-Канцелера Графа Шонбурна; но сей Шонбурн, по настоянию Его Величества Резидента Веселовскаго в Вене, пред всем Министерством быв о том допрашиван, показал, что от него и от Секретаря его никогда не было предлагаемо Царевичу о написании каких-либо писем, но что помянутыя письма присланы от Царевича к нему для пересылки оных в Россию, которых, однако, он без воли Государя своего отправить не посмел, и объявил оныя, как были, запечатанными; 4) о сих письмах прежде показал Царевич, что писаны оныя были набело, и чёрных у него не осталось; но помянутою наложницею его Ефросиньею представлены с оных его руки копии, не сходствующия с его о них показанием, и в которых утаено им такое слово, о котором признался он, что написано в намерении возмутить оным народ; 5), не открыл того, что неоднократно писывал он к Цесарю неправыя жалобы на родителя своего, и также о письме, посланном от него к Киевскому Архиерею; 6) утаил о получаемых им слухах о возмущении войск Российских в Мекленбургии и в Московских окрестностях, о коих возмущениях он радовался, и что был расположен к бунтовщикам ехать, если-бы они по него прислали, хотя-бы то было и при жизни родителя его. Но что всего было для Царевича бедственнее, что не хотел он отнюдь во всём сём признаться, а повинился уже по изобличении его помянутою девкою; 7) что похвалялся он перевести всех верных Государя родителя слуг, и говорил, что Петербург не долго будет наш, и проч.
После признания всего описаннаго, Царевич ещё потребовал дозволения написать забытыя сверх того некоторыя свои дела; но к вящшему несчастно его нашлось и сие новое признание его также неискренним, а по изобличёнии того ещё открылось новое, то-есть, что он в предприятиях своих великую имел надежду на тех людей, которые держатся старины и о делах отца его судят худо, и что сих людей, он, издавна замечая, оказывал себя им всегда благосклонным.
Голиков И.И. (1). Том третий. С. 409- 411
Во всём этом не много было нового. Всё это, в сущности, не могло изменить тех понятий о царевиче, которые Пётр мог составить себе по прежде сделавшимся ему известными данным. Однако Пётр обратил всё-таки большое внимание на показания Ефросиньи, из которых он узнал и о намерении Алексея после воцарения сидеть спокойно дома, отказаться от всяких военных действий, уничтожить флот, распустить большую часть войска и проч. Более чем когда-либо до этого, царю становилось ясным, что нужно устранить царевича, во что бы то ни стало.
Брикнер А. Г. (1). Т. 1. C.346
Гамбург. 21 июня. В С.-Петербурге всё ещё продолжается следствие над всеми, сколько-нибудь подозревавшимися в том, что они осуждали отрешение Царевича от престола (Degradatie).
Из сообщений тогдашних европейских курантов (газет). Oprechte Haerlemse Dingsdaegse Courant, a. 1718, № 26
С.-Петербург, 30 мая 1718 года, (пол. 23 июня). Мне сказали, что оба брата князья Долгорукие, из коих один генер.-лейтенант, а другой сенатор, и Абрам Лопухин, брат бывшей царицы, были на прошедшей неделе перевезены в Петербург для нового допроса, и что это произошло вследствие признаний, сделанных любовницею низложенного Царевича. После допроса, они были препровождены в другое место, но куда, того невозможно узнать. Во всяком случае, достоверно, что имения их конфискованы, и что на днях будет продаваться с публичного торга их движимое имущество.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 321
С.-Петербург, 3 июня 1718 года, (пол. 24 июня). На днях началась публичная продажа имущества кн. В. Долгорукого, после чего будет продано имущество его брата и Лопухина. Мне, говорили что ген.-лейт. князь Долгорукий был дважды пытан и что признания его так поразили Царя, что Его Величество задался мыслью, не лучше ли положить конец всем допросам и дальнейшим разысканиям всей этой нити замыслов и интриг, тем более, что теперь узнано, что генерал князь Долгорукий в гвардейском полку, бывшем под его командою, посеял весьма тревожные и опасные чувства. Несколько солдат уже было арестовано, и поистине, ничего не надо опасаться столько, как возмущения в этом войске, имеющем среди себя множество дворян и пример которого может иметь гибельное влияние на другие полки. Полагают, что это было причиною тайного отправления в ссылку вышеупомянутых трёх лиц. Иначе, я убеждён, что воспользовались бы публичным их наказанием для подачи примера строгости.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 322
Василия Долгорукого отправили в Петропавловскую крепость, а потом сослали в Соликамск.
Костомаров Н.И. (1). С. 835
А был ли заговор?
Тут самое время изследовать вопрос о том, в самом ли деле так серьёзен был тот заговор, как это казалось Петру, а особенно тем, кто подвигал его на неустанный розыск, новые допросы, новые пытки и привлечение к делу всё новых и новых лиц.
Погодин М.П. (1). С.441
Нет сомнения, что со стороны Алексея государству грозила страшная опасность. За несколько лет до катастрофы царевича Джон Перри писал: «В случае преждевременной кончины царя, всё созданное им с большим трудом рушилось бы непременно. Нрав царевича совершенно противоположен нраву царя; он склонен к суеверию и ханжеству, и нетрудно будет уговорить его к восстановлению прежнего и к уничтожению всего того, что было начато отцом» и т.д. Де Лави писал весной 1717 года: «Крюйст сообщил мне, что если Бог отзовёт царя из здешнего мира, то можно опасаться, что его преемник вместе с дворянством покинет этот город, чтобы возвратиться в Москву, и что Петербург опустеет, и что если не будут следовать предначертаниям ныне царствующего государя, то дела примут совершенно иной оборот и придут в прежнее состояние». В апреле 1717 года де Лави писал: «Духовенство, дворянство и купечество много роптали по поводу отсутствия царевича; меня даже уверяли, что знатнейшие лица снабдили его деньгами и обещали служить его интересам» и проч.
Упоминая о намерении царя назначить своего второго сына преемником, де Лави замечает: «Едва ли кто захочет участвовать в выполнении последней воли царя и поддержать великого князя Петра Петровича против наследника-цесаревича, который, имея значительную партию в пределах империи, будет, конечно, поддержан своим зятем, императором, о чём можно заключить по настоящему его образу действий».
Иностранные дипломаты – де Лави, Плейер, Вебер, де Би и другие – в это время постоянно говорят о страшных опасностях, окружавших царя на каждом шагу, о существующем намерении убить его, о политических заговорах и т.д. Поэтому де Лави находит, между прочим, чрезвычайную строгость царя совершенно целесообразной и необходимой. Он пишет в начале 1718 года: «Царь должен быть весьма доволен успехом своего министра г. Толстого, ибо, если бы он не привёз беглеца этому государю предстояла бы большая опасность. Отсутствие наследника возбуждало надежды недовольных и дало им смелость составить заговор против своего монарха – это 29-й заговор, открытый со времени его вступления на престол. К счастью, о нём узнали вовремя» и проч.
Также и ганноверский резидент Вебер постоянно говорит о «заговоре» и о покушениях на жизнь Петра. Он пишет, между прочим: «Приезд царевича из Италии в Россию подал многим мысль, что вспыхнет мятеж». Из замечаний Вебера видно, с каким напряженным вниманием следили все за этими событиями. Датскому резиденту Вестфалю было вменено в обязанность от его правительства обращать особенное внимание на всё относящееся к царевичу и при случае заступиться за него. Впрочем, и Вебер, равно как и де Лави, сочувствует скорее Петру, нежели Алексею, сожалея о том, что все старания царя так мало находят поддержки в народе и что у царя почти вовсе нет сотрудников, на которых он мог бы вполне положиться. Вебер ожидал страшного кризиса. Он пишет: «В этом государстве когда-нибудь всё кончится ужасной катастрофой: вздохи многих миллионов душ против царя подымаются к небесам; тлеющая искра повсеместного озлобления нуждается лишь в том, чтобы раздул ветер, и чтобы нашёлся предводитель».
Брикнер А. Г. (1). Т. 1. C.341-342
Трудно определить время окончания занятий верховного суда, ибо много лиц участвующих в заговоре должны ещё быть привезены сюда. Князь Львов, однажды уже арестованный и выпущенный на свободу, снова арестован и признан виновным. Говорят также, что фельдмаршала Шереметева подозревают в участии в этом деле, и что его скоро привезут сюда. Очевидно, что заговор этот весьма обширен и что результат следствия и суда будет кровавый.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 324
Что должен был чувствовать Пётр, со всяким новым показанием удостоверяясь, что никто, даже из самых близких, ему вполне не сочувствует; что никому из самых преданных он верить не может; что он один-одинёхонек; что всё огромное здание, им с таким трудом, успехом и счастьем воздвигнутое, может рухнуть в первую минуту после его смерти и задавить всех остальных делателей; что ненавистный сын, где бы ни остался, в тюрьме или келье, сделается, наверное, его победителем, и всего египетского его делания как будто и не бывало. О, верно, в эти минуты Пётр чувствовал такую муку, какой не испытывали, может быть, сами жертвы его, жжённые в то время на тихом огне или вздёрганные на дыбу!
Погодин М.П. (1). С. 453
По тому же делу государь говорил: «Страдаю, а всё за Отечество! Желаю ему полезное, но враги демонские пакости деют. Труден разбор невинности моей тому, кому дело сие неведомо. Един Бог зрит правду».
Нартов А. Достопамятные повествования. С. 198
Верховное судилище открыто было 25 июня в зале Сената, куда прибыл Царь в сопровождении ста членов суда после совершённого в церкви богослужения, в котором призывалось на них благословение Духа Святого. Когда все члены суда заняли свои места и все двери и окна залы были отворены, дабы все могли приблизиться, видеть и слышать, царевич Алексей был введён в сопровождении четырёх унтер-офицеров и поставлен насупротив царя, который, несмотря на душевное волнение, резко упрекал его в преступных его замыслах. Тогда Царевич с твердостию, которой в нём никогда не предполагали, сознался, что не только он хотел возбудить восстание во всей России, но что если Царь захотел бы уничтожить всех соучастников его, то ему пришлось бы истребить всё население страны. Он объявил себя поборником старинных нравов и обычаев, также как и русской веры, и этим самым привлёк к себе сочувствие и любовь народа. В эту минуту Царь, обратясь к духовенству, опять сказал: «Смотрите, как зачерствело это сердце и обратите внимание на то, что он говорит. Соберитесь после моего ухода, вопросите свою совесть, право и справедливость, и представьте мне письменно ваше мнение о наказании, которое он заслужил, злоумышляя против отца своего. Но мнение это не будет конечным судом; вам, судьям земным, поручено исполнять правосудие на земле. Во всяком случае, я прошу вас не обращать внимания ни на личность, ни на общественное положение виновного, но видеть в нём лишь частное лицо и произнести ваш приговор над ним по совести и законам. Но вместе с тем, я прошу также, чтоб приговор ваш был умерен и милосерд, насколько вы найдёте возможным это сделать». Царевич, остававшийся во все это время спокойным и являвший вид большой решимости, был после сего отвезён обратно в крепость… Но не долго продолжал он оказывать твёрдость, ибо вот уже несколько дней как он кажется очень убитым. Говорят, что приговор будет скоро объявлен, и по этому случаю на стенах крепости воздвигли эстраду, обтянутую красным сукном, со столом и скамьями.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 326-327
В сущности, заговора не было вовсе, настоящей политической партии не существовало. Но число недовольных было громадно, и многие сочувствовали царевичу. Никакого открытого мятежа не произошло. Все как бы в оцепенении ожидали исхода этого печального дела.
Брикнер А. Г. (1). Т. 1. C.342
…Он (Пётр) учредил сенат, представляюпцй верховный совет. Учредил он также другие советы: военный, морской, юстициии, торговли, мануфактур, мин и рудников, полицейский, и если он проживёт ещё десять лет, его правление упрочится соответственно его великим познаниям. Вместе с тем есть основание думать – и это мниние всех здравомыслящих людей – что эти учреждения не переживут его. Духовенство, униженное до того, что оно стало посмешищем общества, никогда не забудет этой обиды и поднимет голову при первом благоприятном случае, точно также как и дворянство, которое только страхом наказания удерживается в повиновении долгу. Таким образом, как я заметил выше; нельзя сомневаться в том, что лишь только Царь умрёт, государство это снова примет свою прежнюю форму правления, по которой все его подданные тайно вздыхают.
Кампредон, Жак де. – Архиепископу Камбрэскому. Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 40. СПб. 1884. С. 180-181
«Авось» входило в план царевича и его партии, точно как и в план царя со своими наперсниками. Авось царь умрёт, думали одни; авось царевич как-нибудь попадётся и сам причинит себе гибель, думали другие.
Погодин М.П. (1). С.437
[1718] Ла-Ви от 28 Ноября пишет, что казнь не прекращает смут, но усиливает их.
Тургенев А.И. Обозрение известий о России. Статья вторая. С. 9
