Елена Райдос
Учитель для ангела
Глава 28
Низкий сводчатый потолок живо напомнил сталкеру о его приключениях во владениях Танэра. Это был ещё один подвал, только слегка облагороженный мягкой обивкой стен, ковровым покрытием на полу, да кое-какой мебелью. Похоже, тюремщикам хотелось придать камере арестанта некоторые черты обычной комнаты, но их выдала конструкция потолка, да ещё прочная дверь, по всей видимости, запертая снаружи. Радовало только одно – это совершенно точно была Аэрия, а не Игра, так что, теоретически, можно было рассчитывать на помощь Арокани, для которых Вран представлял немалую ценность. Следовало честно признать, что сталкер угодил в ловушку из-за собственной доверчивости, но винить его всё же было бы несправедливо, ведь, несмотря ни на что, Вран сохранил свою наивную веру в дружбу, а приманкой в этой ловушке послужил именно друг.
В последнее время перерывы между его миссиями делались всё короче, то ли сталкеров стало меньше, то ли кланы Пятёрки начали активную экспансию в мир Игры. Вообще-то, у Врана имелась ещё и третья версия бардака в спас службе, но верить в неё как-то не хотелось. Теперь ему всё чаще приходилось эвакуировать игроков, проживших в Игре менее десяти циклов и не имеющих никаких признаков амнезии, а потому в голову сталкера всё настойчивей стучалась мысль о тотальной эвакуации. Слухи о том, что барьер между мирами с каждым годом становится плотнее, уже успели вылезти за пределы спас службы и сделались привычной темой для досужих разговоров обычных аэров, которых эта тема вроде бы вообще не должна была волновать. И тем не менее, непонятная тревога распространялась в аэрском обществе подобно инфекции.
Теоретически, Вран допускал, что причиной участившихся спасательных миссий стала забота кланов о безопасности своих игроков, но пока не видел оснований для паники. Ничто не указывало на то, что состояние барьера сделалось критичным, так что сокращение срока пребывания в Игре выглядело откровенной перестраховкой. Тем не менее все кланы, как по команде, изменили свою тактику, и сталкерам приходилось пахать сверх меры. Не удивительно, что Вран стал редким гостем в своём собственном доме, большую часть времени он теперь торчал в Игре, вылавливая очередного клиента. Впрочем, в этой истории была и хорошая сторона, доходы сталкера значительно выросли, и он даже начал подумывать о переезде в один из районов, где обитали члены кланов Пятёрки. Увы, его планам не суждено было осуществиться, и вестником их крушения стал один неожиданный гость.
– Фарас? – в голосе Врана радость смешалась с удивлением. – Я и не надеялся больше тебя увидеть. Тебя амнистировали?
– Я сам себя амнистировал,– проворчал гость,– решил искупить своё преступление не наказанием, а работой.
– Хочешь сказать, что ты в бегах? – Вран совсем растерялся. – Ты хоть знаешь, что за всеми сталкерами наблюдают?
– Я ненадолго,– успокоил его беглый преступник,– не успеют засечь. Но если ты боишься…,– он специально замолк, предоставляя собеседнику возможность проявить либо осторожность, либо свободолюбие, чем простодушный сталкер и не замедлил воспользоваться.
– Проходи, я рад тебя видеть,– он сделал гостеприимный жест рукой в сторону кресла. – Твои вкусы остались прежними? – это был откровенный намёк на то, как в прошлую их встречу Фарас глушил своё отчаяние в напитке из зелёной бутыли.
– Я больше не употребляю наркотические вещества,– горделиво заявил гость,– но от холодного глата не откажусь, он мне чем-то напоминает аватарский чай.
– Так чем же ты сейчас занимаешься? – Вран разлил по бокалам освежающий напиток и откинулся в кресле, предвкушая интересный разговор.
– Изучаю признаки деградации аэров,– в голосе Фараса послышалась гордость, видимо, исследовательская работа приносила ему удовлетворение.
– Актуально,– Вран одобрительно кивнул,– устойчивость вибрационных спектров игроков сильно снизилась. Тут даже не нужно быть специалистом, чтобы это заметить.
– Дело не только в устойчивости,– посетовал Фарас,– общий уровень вибраций тоже стал ниже, причём ментальный диапазон страдает хуже всего.
– Хочешь сказать, что мы глупеем? – Вран невольно подался вперёд, стараясь не упустить ни одной детали.
– Аэры постепенно теряют способность управлять своей реальностью,– подтвердил его вывод исследователь. – Сталкеров и вообще всех, кто регулярно посещает Игру, это касается в меньшей степени, а вот обычных аэров деградация затронула весьма значительно.
– Вот засада,– Вран на автомате отпустил парочку нецензурных аватарских идиом, чем вызвал ехидную улыбочку Фараса. – Так Аэрией сейчас управляют пускающие слюни дебилы?
– Доступа к членам Совета у меня, как ты понимаешь, быть не может,– признался разоблачитель неприглядной аэрской действительности,– но кое-кого из кланов нам удалось обследовать. Ситуация лучше, чем с обычными аэрами, но всё же они тоже деградируют.
– Невесёлая картинка,– разговор делался всё занимательней, и глаза Врана засветились любопытством. – Так ты уже выяснил, отчего это происходит?
– Поверь, причина деградации, какой бы важной она ни была, всё же является менее значимой, чем её последствия,– как по писаному провозгласил Фарас. – Пройдёт совсем немного времени, и доступ к Игре останется только у сталкеров, что, в сущности, равносильно полной изоляции миров. Не думаю, что Совет Пятёрки сможет просто с этим смириться, они ведь берут энергию для управления Аэрией из сознаний аватаров.
– Мне кажется, что ты преувеличиваешь размер катастрофы,– засомневался Вран. – Поток энергии не прекратится, ведь он инициируется не игроками, посещающими Игру, а действиями тех, кто работает с информационным полем аватаров непосредственно в самой Аэрии.
– Вот тут ты сильно заблуждаешься,– Фарас нахмурился, и его лицо сделалось похожим на забавную мордочку суслика. – Для создания действенных ментальных концептов нужна информация, которую и обеспечивают игроки, а без достоверных данных все потуги Пятёрки что-то навязать аватарам пойдут прахом. Догадки тут не сработают.
– Будут использовать сталкеров в качестве информаторов? – предположил Вран.
– Не вариант,– Фарас помрачнел ещё больше,– вы не являетесь членами Пятёрки, да и количество сталкеров не настолько велико, чтобы обеспечить информационное сопровождение их игры. Думаю, Совет примет единственное возможное в данных обстоятельствах решение – перейти на внутренние источники энергии.
– Это как? – у Врана буквально отвисла челюсть от такого заявления. – Аэры не позволят навязывать себе какие-либо чуждые смыслы, у нас для этого слишком высокий интеллект.
– Какая наивность,– Фарас горько рассмеялся. – А как же, по-твоему, Совет управляет Аэрией сейчас? Да, мы более осознанные, чем аватары Игры, и так просто нас не заморочить, но внедрение в наше информационное поле нужных Совету смыслов происходит постоянно. В основном, это делается не в жёсткой форме, а в виде предложения или рекомендации, но всё равно работает.
– Но в таком случае им не нужна Игра,– возразил Вран,– по крайней мере, в качестве источника энергии.
– Ошибаешься,– процедил сквозь зубы Фарас. – Потенциала ментальных концептов, действующих в Аэрии, недостаточно, чтобы обеспечить их полную подпитку, требуется внешний источник. Всё-таки аэры более самостоятельно мыслящие существа, чем аватары, и потенциально могут формировать свою реальность без опоры на общее информационное поле. Здесь просто нет возможности зазомбировать большое количество населения, а без этого энергетический выхлоп будет слабым.
– Ну и как же тогда Совет сможет перейти на внутренний источник? – Вран скептично усмехнулся, но буквально через секунду усмешку сдуло с его лица как пылесосом. – Они превратят аэров в безмозглое стадо,– ошарашенно пробормотал он.
– Скорее, в роботов,– поправил его Фарас,– и наверное, не всех, а лишь часть, но со временем доля роботов будет увеличиваться.
– Прикольное будущее ты нам напророчил,– Вран обречённо опустил голову,– самое время подумать об эмиграции в мир Игры, у них там деградации и близко нет.
– Тоже есть,– возразил Фарас. – Вот их-то как раз уже давно превращают в безмозглых скотов, чтобы увеличить отток энергии, но ввиду изменений в самой Аэрии, этот источник вскоре станет неактуальным. Так что ты прав, аватаров, скорей всего, оставят в покое.
– Но ты же явился ко мне не затем, чтобы предупредить о надвигающейся катастрофе? – Вран насмешливо хмыкнул. – Видимо, у тебя имеется план, как эту катастрофу предотвратить.
– Плана пока нет, но мы над этим работаем,– самоуверенно заявил Фарас.
– И кто же эти «мы»? – Вран не удержался от ехидной улыбочки. – Дай угадаю,– остановил он признание своего собеседника,– ратава-корги, не так ли?
– Мне известно, как ты к нам относишься,– бросился в атаку Фарас,– но твоё отношение субъективно, просто ты ничего толком о нас не знаешь.
– Так ты у нас парламентёр, что ли? – в голосе Врана прозвучала откровенная насмешка. – Ро провалил вербовку, так они послали тебя. Право, ваша настойчивость не может не впечатлять. И чего вы ко мне привязались? – теперь он уже не сдерживал своего раздражения. – Я последний аэр, который согласится с вами связываться.
– Я прошу только о встрече, ничего больше,– принялся канючить парламентёр. – От одного разговора ты не развалишься.
– Проваливай,– холод в голосе Врана, наверное, мог бы заморозить пол Аэрии,– с этой минуты мой дом для тебя закрыт. Если я ещё раз тебя увижу, то доложу о беглом преступнике своему куратору.
– Мне жаль,– Фарас устало вздохнул,– я так надеялся, что получится обойтись без насилия.
В следующую секунду Вран почувствовал укол в область шеи, но обернуться к источнику нападения не успел. Всё его тело словно одеревенело, и сознание быстро угасло. Очнувшись в комфортабельной тюремной камере, он заранее настроился на побочные эффекты от полученной дозы отравы в виде головной боли, тошноты или ограничения подвижности, но ничего подобного не случилось, видимо, аэрская наркота была более продвинутой, чем аватарская. Дверь в камеру приоткрылась, и на пороге появился Фарас, причём в его взгляде совсем не было заметно каких-либо признаков раскаяния, самодовольная улыбка от уха до уха так и сияла на его физиономии.
– Зачем ты так со мной? – голос Врана выдавал, скорее, его недоумение, нежели раздражение. – Я ведь спас твою жизнь.
– Не строй из себя благодетеля,– презрительно бросил Фарас,– то, что ты называешь спасением, на самом деле было верхом безответственности. Ты просто рискнул, и тебе повезло. Может быть, сейчас, когда ты уже почувствовал свою силу, твои действия и можно было бы счесть оправданными, но в то время ты ничего не знал о своих возможностях, так что ты тупо поставил на кон мою жизнь.
– Так это месть? – Вран не мог поверить своим ушам, да и обличительный порыв предателя выглядел несколько наигранным. – Ну и за что ты мне мстишь? За то, что я рисковал твоей жизнью, или за то, что в результате моей успешной миссии тебе пришлось вспомнить всё то, о чём ты так старался забыть?
– Ты даже не представляешь, сколько раз за эти годы я проклинал твоё мастерство,– налившийся ненавистью взгляд Фараса ясно показал, что верной была вторая версия,– и я даже рад, что теперь ты сам узнаешь, каково мне жить с этими воспоминаниями.
– Ну надо же быть таким глупцом,– посетовал Вран,– ты бы всё равно потерял свою любимую женщину, только немного позже. Перевоплощение в мире Игры стёрло бы личность Грейс, но пощадило твою, и воспоминание об этой утрате точно так же жило бы в твоей памяти. Это не моя вина, что тебе приходится страдать, просто так устроено мироздание. Но мирозданию ведь не отмстишь, верно? – сталкер насмешливо усмехнулся. – Проще найти козла отпущения и выместить на нём свою боль. А тебе не кажется, что твой ответ несколько ассиметричен?
– Это ты просто пока не знаешь, что тебя ждёт,– прошипел мститель. – Поверь, между нашими историями просто идеальная симметрия.
Эта занимательная дискуссия внезапно была прервана появлением целой группы незнакомцев, и в камере арестанта сразу сделалось тесно. Четверо из посетителей, по всей видимости, были просто охраной, их выдавало некое подобие униформы и оружие, а вот трое других явно представляли руководство ратава-корги. При появлении этой величественной процессии Фарас сразу стушевался и незаметно улизнул из камеры, видимо, его визит был неофициальным.
– Мы не причиним тебе вреда, адонэ,– голос руководителя делегации прозвучал мягко и убедительно, а почтительное обращение, видимо, должно было настроить пленника на сотрудничество,– прошу пройти с нами,– он сделал приглашающий жест в сторону двери.
– А у меня есть выбор? – ехидно поинтересовался Вран, но всё же проследовал к выходу.
То, что на него не надели наручники, наверное, следовало бы расценивать как жест доверия, если бы четверо вооружённых охранников ни свели этот жест к чистому фарсу. Собственно, Вран и не обольщался относительно своего статуса, несмотря на вежливость похитителей. Похоже, ратава-корги приняли решение больше не тянуть с вербовкой, и отказ от их ультимативного предложения может закончиться для отказника весьма плачевно. Поскольку у Врана даже мысли не возникало о том, чтобы присоединиться к этой мерзкой конторе, то перспектива собственного выживания представлялась ему весьма туманной.
Поднявшись по пневмотрубе на пару этажей, процессия оказалась в холле, из которого вела лишь одна, зато внушительного вида дверь. Дверное полотно мягко отъехало в сторону, и глазам Врана предстал большой зал, в котором не было ничего, кроме круглого стола со стоящими вокруг креслами. Даже стены представляли собой просто сероватую матовую поверхность, ни тебе картинок или символики ратава-корги, ни даже окон.
– Ну прям рыцари круглого стола,– мысленно усмехнулся пленник,– хотя нет, мест не двенадцать, а шестнадцать. Что ж, рост числа управленцев – это бич развитых цивилизаций.
При появлении арестанта все члены собрания повскакивали на ноги и почтительно склонили головы. Сопровождавшие Врана ратава-корги быстренько заняли свои места за столом, и только одно место оказалось свободным. Нужно сказать, что кресло, которое, по всей видимости, предназначалось для Врана, явно выделялось на остальном фоне своей монументальностью и богатым убранством, это был скорее трон, нежели просто приспособление для сидения. Декорации сего безвкусного представления были настолько нарочитыми, что не могли ни вызвать отрыжку у скептично настроенного пленника, тем не менее он решил подыграть участникам спектакля и величественно прошествовал на почётное место.
– Мы рады приветствовать того, кто стоял у истоков создания ратава-корги,– с придыханием сообщил собравшимся сидевший по правую руку от Врана аэр. – Мы всегда верили, что однажды трон Ставрати больше не будет пустовать.
– Долго репетировали? – ехидно полюбопытствовал стоявший у истоков. – Хотите подсластить мне пилюлю? Не стоит, я даже люблю блюда с горчинкой. Выкладывайте, чего вам от меня надо.
Грубое нарушение заранее разработанного сценария таки выбило из колеи исполнителя главной роли, и он замялся, не понимая, как вести себя дальше, зато сидевший напротив Врана ратава-корги не растерялся.
– Он прав, глупо оказывать почести похищенному и насильно удерживаемому пленнику,– мрачно произнёс он,– его доверия таким трюком нам всё равно не завоевать. Давайте просто расскажем всё, как есть.
– Согласен,– исполнитель главной роли прокашлялся и всем телом развернулся к Врану. – Нам действительно кое-что нужно от тебя, адонэ, и это представляет для нас большую ценность. Твои воспоминания.
– Вам показалось мало один раз стереть мою память? – возмутился Вран. – Хотите повторить?
– Вовсе нет,– сразу несколько ратава-корги тут же принялись оправдываться,– мы непричастны к этому преступлению и к тому же мы хотим не забрать, а вернуть тебе воспоминания.
Смысл последней реплики Фараса сразу стал понятен. Похоже, этот убогий мститель решил, что Вран тоже сам избавился от своих воспоминаний, потому что совершил нечто такое, с чем не смог жить дальше. Что ж, отбрасывать эту версию, конечно, не стоило, но и считать её доказанной лишь на основании страстного желания её автора тоже было бы недальновидно. Вполне возможно, что ничего предосудительного Вран и не совершал, но то, что после возвращения памяти он уже не сможет жить прежней жизнью, было очевидно и не вызывало никакой радости.
– Чего такого важного вы надеетесь узнать? – попробовал поторговаться он.
– Видишь ли, адонэ,– в игру снова включился сидевший напротив Врана аэр,– между разгромом организации, основанной Ставрати, и образованием той, которая существует сейчас, произошёл временной и информационный разрыв примерно в пятьдесят лет.
– У нас появились сомнения в том, что цель изначальных ратава-корги состояла в возвращении потерявших память игроков,– пояснил сосед Врана слева.
– Ну слава богу, наконец-то до вас дошло,– сталкер снисходительно усмехнулся. – А я уж было решил, что в ратава-корги набирают исключительно по принципу неспособности к критическому мышлению. Как можно было надеяться, что через семьсот лет жизни в мире Игры с постоянным переписыванием личности аэры всё ещё будут гореть желанием вернуться домой? Да они давно всё забыли, и даже ностальгия их уже не мучит по ночам. Игроки переделали Игру под себя, и этот обновлённый мир им нравится.
– Всё верно,– согласился сидевший напротив Врана аэр,– и вряд ли наши нынешние цели могли бы вызвать недовольство Совета Пятёрки, ведь они и сейчас смотрят на нашу деятельность сквозь пальцы. Но тогда почему клан Ставрати был полностью уничтожен?
– Хочешь сказать, что раньше цели у ратава-корги были иными? – вопрос Врана был чисто риторическим, а потому никто не стал на него отвечать. – Ладно убедили, у вас действительно имеются причины восстановить мою память. А что если я окажусь вовсе не тем, за кого вы меня принимаете?
Видимо, подобную возможность руководство ратава-корги обсуждало и раньше и, скорей всего, результат их обсуждений не сулил Врану ничего хорошего. Если бы в случае ошибки они планировали его отпустить, то не светили бы свои личности. По тому, как смущённо кое-кто за столом опустил глазки в пол, стало ясно, что своё решение они принимали без учёта принципов справедливости и милосердия, тут работали только соображения целесообразности и безопасности.
– Вы же сможете просто откатить к исходной точке, если я окажусь бесполезным? – попробовал прощупать намерения ратава-корги Вран.
– Прости, адонэ, но так это не работает,– один из участников собрания, видимо, учёный взял слово. – Память невозможно просто стереть или переписать, потому что архив воспоминаний является частью сознания. Так что полностью удалить воспоминания можно только вместе с самим сознанием. А вот доступ к архиву памяти можно заблокировать, что с тобой и произошло. К сожалению, этот доступ не может быть частичным, он либо есть, либо его нет.
– Иначе говоря, в случае повторной блокировки я забуду всё до последней минуты,– резюмировал Вран. – Ну и какие же у меня варианты? Либо развоплощение, либо полная амнезия? Я прав?
– Зачем заранее думать о плохом? – сосед справа попытался сгладить неловкость. – Ро, например, уверен, что ты являешься последним из Ставрати, а значит, одним из создателей ратава-корги.
– Ну куда уж мне спорить с таким авторитетом,– вздохнул Вран. – Ладно, ведите меня к вашему агрегату. Похоже, моей нынешней беззаботной жизни пришёл конец.
Глава 29
Случалось ли вам задумываться о том, каким мог бы быть рассказ о вашей жизни? Была бы это героическая сага о борьбе и победе? А может быть, наоборот, ужастик, которому нет конца? Драма, трагикомедия, поэма? Не думаю, что хоть кто-то способен определиться с выбором, потому что в жизни бывает всякое. Даже в самом унылом и беспросветном существовании случаются моменты, когда мы словно взлетаем над суетой будней, и мир открывается нам во всём своём великолепии. Но с другой стороны, героям и счастливчикам тоже порой приходится тонуть в рутине или окунаться в беспросветную тоску. И всё же как часто мы слышим замечания, типа «её жизнь – это постоянная драма» или наоборот, «он идёт по жизни легко». Что же даёт нам основание делать подобные выводы? Посмею выдвинуть предположение, что это ничто иное, как тот момент, в который мы как бы отсекаем повествование о жизни нашего персонажа и ставим точку. Иначе говоря, это концовка.
Вывод кажется абсурдным, но это лишь на первый взгляд. Вот скажите, как бы вы охарактеризовали поэму о Руслане и Людмиле, если бы автор не закончил своё повествование на свадьбе, а слегка продлил жизнеописание этой влюблённой парочки? Семейные разборки, пелёнки, орущие детки, возможно, даже измены, м-да, не очень элегично, не правда ли? А что если бы автор прервал повествование в момент бесславной гибели главного героя? Получилась бы трагедия во всей красе. Всё-таки хорошо, когда право поставить точку в повествовании остаётся за автором, а вот в жизни всё не так мармеладно. Наша жизнь, словно неизлечимая болезнь, всегда кончается смертью, и судьба частенько бывает непредсказуема со своими предпочтениями концовок.
Впрочем, эта коварная бестия вовсе не спонтанна, она пишет свой роман в точном соответствии с законами кармы и ставит точку ровно в тот момент, когда срабатывает кармический триггер. Для Врана таким триггером стало возвращение воспоминаний. Нет, само по себе восстановление памяти не отправило его на перевоплощение, процедура прошла штатно и без осложнений, просто, как оказалось, в его воспоминаниях содержался смертный приговор. Вран, конечно, ожидал, что путешествие по чертогам памяти не будет лёгкой прогулкой, не даром же кому-то взбрело в голову лишить его воспоминаний, но всё же никак не предполагал вот так закончить своё существование.
Шёл уже третий день его добровольной самоизоляции. Дверь тюремной камеры теперь всё время оставалась незапертой, как бы подчёркивая, что статус Врана изменился, и он больше не является пленником. Впрочем, сей показательный жест несколько нивелировался регулярно фланировавшими по коридору охранниками. Несмотря на потенциальную возможность побега, за прошедшие два дня Вран даже ни разу не подошёл к двери, ему было не до того. Погружение в воспоминания захватили его полностью, и ни на какие посторонние действия он не отвлекался. Возможно, он и дальше продолжил бы рефлексировать, лёжа на постели и глядя в потолок, но его медитативный транс был внезапно прерван одним бесцеремонным визитёром. Фарас просунул свою любопытную физиономию в дверь и, убедившись, что Вран в камере один, проскользнул внутрь.
– Пришёл проверить правильность своих прогнозов? – хозяин бросил на гостя насмешливый взгляд, но не сделал ни единого движения, чтобы подняться ему навстречу. – Что ж, могу тебя поздравить, ты оказался прав.
– Для этого не нужно было быть пророком,– Фарас самодовольно усмехнулся и уселся в единственное кресло, имевшееся в распоряжении обитателя тюремной камеры. – Всем известно, что это именно Ставрати ответственны за стирание. Даже странно, что ты умудрился прожить с сознанием своей вины целых триста лет.
– Стирание? – в голосе Врана прозвучало искреннее недоумение. – Так ты решил, что я из-за этого подчистил свою память? Жаль тебя огорчать, но тут ты ошибаешься,– он всё-таки оторвал голову от подушки и уселся на кровати. – Я не раскаиваюсь в том, что мой клан запустил стирание и никогда не раскаивался. Это был единственный способ остановить сползание нашего мира в хаос.
– Разве один клан имел право брать на себя ответственность за судьбу всей Аэрии? – возмутился Фарас.
– А кто имел? – Вран насмешливо хмыкнул. – Совет слился, зассали эти жлобы брать на себя ответственность, хотя отлично понимали, что другого варианта спасти наш мир от разрушения просто не существовало. То, что клан Ставрати в конце концов не стал дожидаться одобрения Совета, было им только на руку, дало возможность списать причинённый ущерб на конкретных злодеев и устроить нам показательную порку. Из Ставрати тогда сделали козлов отпущения,– в голосе творца апокалипсиса явственно прозвучало презрение к подлым трусам,– меня с позором выгнали из Совета, а клан отстранили от управления, и Пятёрка, которая прежде была Шестёркой, благополучно захватила власть над осиротевшими кланами.
– Ты был членом Совета? – у Фараса сделался такой растерянный вид, что его собеседник не удержался от издевательской усмешки. – Но ведь тогда получается, что ты был главой клана Ставрати.
– Я и сейчас его глава,– отрезал Вран,– никто не освобождал меня от моих обетов. Некому стало освобождать,– тихо добавил он.
– Но тогда я не понимаю, зачем ты стёр свою память,– голос Фараса откровенно выдавал его растерянность. – И почему ты сказал, что мои предположения оправдались? Что плохого в том, чтобы узнать, что ты являешься главой клана?
– Во-первых, я не стирал свою память,– губы Врана скривились в горькой усмешке,– это сделала Пятёрка. А что касается моего статуса, то ты, по-моему, упускаешь одну немаловажную деталь. Я ведь глава не просто клана, а погибшего клана. Не уверен, что в Аэрии существует что-нибудь более фатальное, чем такая участь.
– Ты имеешь ввиду клятву единой судьбы? – неуверенно пролепетал Фарас. – Но ведь это просто формула, которую произносят при вступлении в клан.
– Просто формула?! – от удивления брови Врана взлетели вверх. – Что ж, мне остаётся только пожалеть Арокана, если один из членов его клана считает свою клятву просто формулой. Впрочем, стоит ли удивляться, ведь ты свою клятву уже нарушил, переметнувшись к ратава-корги. Что они тебе пообещали? Защитить от правосудия?
– Я был готов принять наказание,– Фарас бросил заносчивый взгляд на обвинителя,– но меня убедили, что искупить вину можно и по-другому, работая на благо Аэрии.
– И как? Удалось? – съязвил Вран. – Что-то не похоже, коли ты решил так отыграться на сталкере, который спас твою никчёмную жизнь.
– Это не я тебя сдал ратава-корги,– Фарас сразу принял защитную стойку,– это сделал Ро.
– Да, ты всего лишь заманил меня в ловушку,– покладисто согласился Вран,– но в отличие от Ро, тебе-то было хорошо известно, что возвращение воспоминаний для меня равносильно смертному приговору. Сам же говорил, что о судьбе Ставрати известно всей Аэрии.
– Ты что, всерьёз собираешься последовать за своим кланом? – Фарас с недоверием уставился на главу Ставрати. – А как же ратава-корги? Они ведь в каком-то смысле тоже члены твоего клана и рассчитывают на его основателя, чтобы вернуться на правильный путь.
– Жаль обламывать твоих начальников,– презрительно бросил Вран,– но дело в том, что Ставрати никогда не создавали организацию ратава-корги. Более того, до уничтожения моего клана такой организации вообще не существовало, так что о её целях даже говорить смешно.
– Но я точно знаю, что вас называли ратава-корги,– на Фараса было больно смотреть, удар оказался слишком болезненным.
– Эту презрительную кличку запустила Пятёрка,– пояснил Вран,– чтобы унизить клан, который отказывался подчиняться её диктату. Но кличка не прижилась, большинство кланов называли нас уважительно игроками-аватарами, поскольку мы жили сразу в двух мирах.
– Если это правда, то живым тебя отсюда не выпустят,– голос Фараса понизился почти до шёпота. – Никто не доверит чужаку сохранение тайны нашей базы, для ратава-корги это слишком большой риск.
– Нет никакой тайны,– мрачно процедил сквозь зубы Вран,– Пятёрке о вашем логове и так всё известно, ведь вы имели наглость обосноваться в помещениях, когда-то принадлежавших клану Ставрати. Я вообще склонен думать, что организация ратава-корги появилась в результате какой-то аферы Пятёрки.
– Не может этого быть,– голос Фараса задрожал от возбуждения. – Зачем Совету, который жёстко контролирует доступ в Игру, создавать организацию нелегальных путешественников?
– Ну это элементарно,– снисходительно усмехнулся Вран. – Диктатура Пятёрки привела к постепенному распаду клановой структуры Аэрии. Теперь большинство наших соотечественников являются одиночками, не связанными обязательствами ни с каким кланом, а контролировать одиночек сложно. Какой бы щадящей и справедливой ни была абсолютная власть, но в обществе всегда найдутся недовольные. Раньше этими протестунами занимались кланы, а теперь они повисли тяжким бременем на Совете. Разве не проще собрать их всех под одной крышей, чтобы с случае необходимости раздавить одним ударом?
– Но если ты прав, то в организации ратава-корги должны состоять осведомители Совета,– Фарас тревожно оглянулся, и в его взгляде заметалась паника. – Тебе нужно отсюда выбираться и как можно скорее, эта комната оборудована прослушкой.
– Ты правда думаешь, что мне есть дело до того, кто отправит меня в небытие? – в голосе Врана послышалось искреннее удивление. – Пятёрка, ратава-корги или я сам, какая разница? Будет даже лучше, если мне не придётся опускаться до самоубийства. Пусть уж лучше об этом позаботятся те, кто уничтожил клан Ставрати, это будет даже справедливо.
– А за что Пятёрка с вами расправилась? – Фарас всё-таки не удержался от удовлетворения своего любопытства.
– Мы хотели разрушить барьер,– голос Врана теперь звучал отстранённо, словно то далёкое прошлое его уже совсем не трогало.
– Вы снова хотели ввергнуть Аэрию в хаос? – ужаснулся Фарас.
– Нет, мы считали, что таким образом остановим деградацию аэров,– Вран устало вздохнул и обречённо опустил голову, как бы признавая, что планы Ставрати пошли прахом. – Ты ведь тоже озабочен этой проблемой, не так ли? Значит, наши намерения должны быть тебе понятны.
– Вы хотели снова открыть Игру для аэров,– пробормотал Фарас. – Да, в этом есть смысл, ведь тех, кто регулярно посещает этот мир, деградация не коснулась. Но как вы собирались обрушить барьер?
– Снести программу стирания, как же ещё,– Вран с недоумением воззрился на непонятливого собеседника. – Барьер ведь и образовался в результате запуска этой программы.
– Ну и что? – удивился Фарас. – Растение тоже вырастает из маленького семечка, но если ты удалишь эти исходные фрагменты из взрослого растения, оно ведь не умрёт. Барьер – это вовсе не искусственное образование,– принялся философствовать ратава-корги,– он формируется естественным образом из-за разницы в спектрах вибраций аэров, живущих по разные его стороны. Стирание резко снизило уровень ментала у игроков, оказавшихся в Игре в момент запуска программы, и это падение продолжилось по мере их ассимиляции с аватарами. Как устранение исходной причины могло бы изменить этот расклад?
