bannerbannerbanner
Ашборнский пастор

Александр Дюма
Ашборнский пастор

Читая каталог античных и современных авторов, я с ужасом заметил, что не было ни единой грандиозной катастрофы, которая не послужила бы для них сюжетом, что не было ни единого великого короля или великого полководца, который не стал бы героем какой-нибудь драмы или трагедии! Все пошло в ход: Эсхил, имевший возможность выбирать героев, поскольку явился первым, поднялся до образа Прометея, то есть Титана, творца мира;[77] Расин, пришедший последним, опустился до образа Баязета, то есть почти до современной истории.[78]

Что касается других, то они собирали свой богатый урожай где попало! Софокл взялся за «Аякса»,[79] «Филоктета»,[80] «Антигону»,[81] «Электру»,[82] «Царя Эдипа»,[83] «Эдипа в Колоне»;[84] он собрал столько героев, что в конце жизни ему пришлось использовать дважды один и тот же сюжет; Еврипид взялся за «Гекубу»,[85] «Алкесту»,[86] «Медею»,[87] «Ифигению в Авлиде»,[88] «Ифигению в Тавриде»,[89] а это служит доказательством, что в конце концов и ему тоже стала грозить нехватка сюжетов, так же как его предшественнику Софоклу; Шекспир взялся за «Гамлета»,[90] «Макбета»,[91] «Ричарда II»,[92] «Ричарда III»,[93] «Юлия Цезаря»,[94] «Кориолана»,[95] «Короля Лира»,[96] «Генриха VIII»,[97] «Тита Андроника»,[98] «Перикла»,[99] «Антония и Клеопатру»,[100] – так что в свою очередь в одно прекрасное утро он обнаружил, что ему не хватает исторических героев, и, поскольку история была исчерпана его предшественниками, обратился к собственному воображению, послушному и плодотворному; оно подарило драматургу «Отелло»[101] «Венецианского купца»,[102] «Двух веронцев»,[103] «Ромео»,[104] «Фальстафа»,[105] «Просперо»…[106] Что еще я помню?.. Корнель взялся за «Сида»,[107] «Горация»,[108] «Цинну»,[109] «Аттилу»,[110] «Сертория»,[111] «Полиевкта»,[112] «Родогуну»,[113] «Помпея»,[114] «Ганнибала»;[115] и вот тут он испытал такую нехватку сюжетов, что, к большому ущербу для своей славы, принялся за «Пертарита»,[116] «Отона»,[117] «Сурену»;[118] завершив дела с парфянским полководцем,[119] драматург уже не знал, о чем и о ком писать стихами, и кончил тем, что изложил в стихах «Подражание Иисусу Христу»![120] Наконец, Расин взялся за «Этеокла и Полиника»,[121] «Александра»,[122] «Андромаху»,[123] «Британика»,[124] «Беренику»,[125] «Митридата»,[126] «Ифигению»,[127] «Федру»,[128] после чего сюжеты показались ему настолько исчерпанными, что он двенадцать лет бездействовал, перед тем как сочинить «Эсфирь»,[129] и четырнадцать лет – перед тем как сочинить «Аталию»![130]

 
 

Исследователи считают, что именно по религиозным мотивам великий поэт прервал свое творчество, но я говорю, я заявляю, я утверждаю, что подлинной причиной случившегося с ним явился здесь захват сюжетов, учиненный его предшественниками…

И у меня есть тем больше оснований заявить, дорогой мой Петрус, что в течение тех трех лет, когда я искал сюжеты для драмы или трагедии, дела обстояли точно так же, как с сюжетами для эпической поэмы. В мою тетрадь я вписал заглавия более полусотни драм и трагедий, но по истечении трех лет, убедившись в невозможности найти нетронутый сюжет и не желая опускаться до уровня плагиатора или копииста, я разорвал последний лист второй моей тетради и отказался от мысли стать великим человеком в качестве сочинителя трагедии или драмы, как отказался от мысли стать великим человеком в качестве эпического поэта.

Мне скажут, остается еще комедия, эта неисчерпаемая копь, где бесконечной рудной жилой служат пороки и чудачества людей, а также заблуждения и испорченность общества; но, когда я вознамерился от трагедии и драмы перейти к комедии, мне стало ясно, что, поскольку я не видел в Бистоне или Саутуэлле других людей, кроме отца и самого себя, нашего родственника и великого Александра Попа, поскольку я не имел случая наблюдать ни пороки, ни чудачества людей, я не мог бичевать их, пусть даже смеясь; так же как, не зная иного общества, кроме обитателей нашей деревушки, я не мог живописать по-настоящему заблуждения и испорченность большого человеческого общества, ибо Бистон предлагал мне лишь его миниатюрную копию.

Как Вы сами видите, дорогой мой Петрус, от комедии я отказался по причинам не менее существенным, чем те, которые вынудили меня отказаться ранее от эпической поэмы, трагедии и драмы.

Впрочем, на протяжении этого третьего года, двадцать первого года моей жизни, последовали друг за другом два события, которые, пронзив мое сердце страданиями подлинными, и к тому же моими собственными, и заставив пролить все мои слезы, на какое-то время воспрепятствовали занимать себя страданиями чужими и вымышленными.

Сначала умерла моя мать, а через месяц умер и отец.

Смерть матери причинила мне огромную боль; смерть отца не только стала для меня огромным горем, но и одновременно принесла мне крайние затруднения.

Как это понять? Вот это-то я и объясню Вам в следующем моем письме, дорогой мой Петрус, а данное послание, по-моему, вышло за пределы обычного письма.

Но мне понадобилось не менее десяти – двенадцати листов, которые оно занимает, для того чтобы объяснить, каким образом получилось, что я не стал великим эпическим поэтом наподобие Гомера, Вергилия, Данте, Петрарки и Тассо, или великим драматургом или комедиографом наподобие Эсхила, Софокла, Еврипида, Аристофана, Плавта, Шекспира, Корнеля, Мольера или Расина, а стал и поныне являюсь простым сельским пастором, таким, как Свифт,[131] если не считать тысячи фунтов стерлингов дохода, недосягаемой для меня, и его «Путешествий Гулливера»,[132] «Сказки бочки»,[133] «Предсказания Бикерстафа»[134] и «Битвы книг»[135] – их я, конечно же, не написал, но, тем не менее, надеюсь написать когда-нибудь нечто равнозначное им.

Ведь хотя и отмечая сегодня свой день рождения – день, когда мне исполнилось двадцать шесть, – хотя и не решившись написать даже первой строчки книги, способной прославить меня, я все еще лелею надежду, что с Божьей помощью смогу оставить потомству прославленное имя, если не благодаря поэзии, от которой я почти отказался, так, по крайней мере, благодаря прекрасной книге прозы, как это удалось Рабле,.[136] Монтеню.[137] и Даниелю Дефо[138]

III. Первый совет моего хозяина-медника

В последнем моем письме, дорогой мой Петрус, я сказал Вам, что если смерть матери причинила мне огромную боль, то смерть отца не только стала для меня огромным горем, но и одновременно принесла мне крайние затруднения.

Я говорил Вам также, что отец мой не был богат; после его смерти я увидел, что он не только не был богат, но был просто беден; нет, не только беден, а хуже того – он был просто нищим!

Вопреки своей холодной и суровой внешности, отец обладал сердцем снисходительным и добрым.

Бедняки, с которыми сталкивала отца его пасторская служба, отлично знали это и любили его не без оснований.

Дело в том, что, когда с высоты своей пасторской кафедры отец изобличал сердца эгоистические, скупые, немилосердные, кошелек его был пуст; дело в том, что, видя вокруг себя несчастных, которых он не мог утешить, отец безмерно возмущался теми, кому Господь даровал богатство для того, чтобы они стали вторым Провидением бедных, и кто, затворив свои души для жалоб несчастных, недостойно пренебрегают миссией, ниспосланной им Небом.

Отец мой действительно не мог видеть сложенных в мольбе ладоней без того, чтобы не подать просящему милостыню, забывая, что сам он первый бедняк в своем приходе.

Его отзывчивость была столь широко известна, что один ткач из нашей деревни, купивший на шестьдесят фунтов стерлингов пеньки, льна и ниток у купца из Ноттингема и попавший в беду (дом его сгорел, он все потерял и не имел чем заплатить своему поставщику, который стал преследовать беднягу по суду и подверг аресту за этот долг; это было за полтора года до смерти отца), попросил отвести его в сопровождении судейских чиновников к бистонскому пастору, хотя он прекрасно знал, что отец не располагал необходимой суммой; но ткач рассчитывал на тог что и произошло: отец, проникнувшись жалостью к бедняге, отправился вместе с ним в город и там попытался смягчить сердце купца, но, видя, что это не удается и несчастного ткача вновь отведут в тюрьму, взял на себя обязательство вместо ответчика выплачивать в год по четыре фунта стерлингов, и обязательство это он пунктуально выполнял до самой смерти – таким образом, он уже успел уплатить шесть фунтов стерлингов из шестидесяти.

Разобравшись в положении и принимая во внимание мою бедность, деловой человек, к которому я обратился, дал мне совет принять отцовское наследство только в соответствии с законным правом наследника отвечать лишь за те долги, что не превышают стоимости наследства; от подобного совета я решительно отказался, поскольку мне представлялось, что, действуя таким образом, я нанесу оскорбление памяти отца.

Так что я призвал всех кредиторов, каких мой отец мог иметь в деревне, предъявить нужные документы и, поскольку, после того как похороны прошли и достойному человеку были отданы последние почести, в пасторском доме осталось только одиннадцать шиллингов, распорядился продать все наше убогое имущество, за исключением подзорной трубы моего деда-боцмана, так как матушка, видя в ней не только семейную реликвию, но и талисман, приносящий счастье, взяла с меня клятву никогда с ней не расставаться, в какое бы бедственное положение я ни попал.

Когда имущество было распродано, я оказался обладателем шести фунтов стерлингов, но оставался еще должен ноттингемскому купцу пятьдесят четыре фунта стерлингов.

Вероятно, я мог бы опротестовать этот долг, поскольку он не являлся личным долгом моего отца; но, повторяю, мне не хотелось бросать тень на его память.

Я решил выплатить отцовский долг на тех же условиях и как бы заступил на место отца, хотя с моей стороны, со стороны человека, не имевшего ровным счетом ничего, было неосмотрительно взять на себя уплату четырех фунтов стерлингов в год, особенно принимая во внимание то, что из документа, удостоверяющего этот долг, следовало: если два года подряд по нему не будут производиться платежи, то по истечении недели после неуплаты за этот второй год общая сумма долга могла быть изъята по простому решению суда.

Но, несмотря на мое разочарование в эпической поэзии и драматургии, я все еще надеялся добиться известности и благосостояния, взявшись за сочинительство в одном из множества литературных жанров, в каких я пока не пробовал силы, но мог испытать себя в любой час, как только мой гений изволит снизойти до одного из них.

Таким образом, я полагал возможным взять на себя это обязательство и бесстрашно это сделал; к тому же в ожидании часа, когда я сотворю великое произведение, которое прославит мое имя и укрепит мое благосостояние, мне следовало заняться каким-то делом, и я избрал дело моего отца, выполнявшееся им столь достойно; я принял сан, что стало для меня лишь простой формальностью, так как мое классическое и теологическое образование проходило под руководством добродетельного человека, которого я оплакивал и который, всю свою жизнь заботясь о моих нуждах, и после своей смерти обеспечил мое будущее.

Но посвящение в сан – это далеко не все: для того чтобы оно принесло какую-то пользу, мне надо было еще получить назначение в какой-нибудь приход, сколь бы небольшим и малодоходным он ни был.

Я настолько привык жить в бедности, что доходов с любого прихода – я в этом не сомневался – было бы достаточно не только для удовлетворения моих жизненных потребностей, но и для выплаты долга ноттингемскому купцу, долга, который обязался выплачивать мой отец с тем, чтобы выручить бедного бистонского ткача, на помощь которого, впрочем, мне не приходилось рассчитывать, поскольку сей почтенный человек умер ровно через месяц после отца!

Короче, у меня не было никаких сомнений, что человеку, подающему такие надежды, как я, и согласному стать деревенским пастором, ректор[139] Ноттингема, от которого зависели все окрестные приходы, поспешит предоставить мне на выбор одно из вакантных мест.

Следует признать, что претензии мои вовсе не представлялись мне завышенными: я был взращен на чтении греческих и латинских авторов времен Перикла[140] и Августа[141] и читал я их с большей легкостью, чем английских авторов тринадцатого и четырнадцатого веков; по-французски и по-немецки я говорил так же свободно, как на родном языке; я обладал некоторым природным умом, к которому примешивалась горделивая наивность, заставлявшая меня излагать мои надежды высокопарно, сколь бы смехотворны они ни были; наконец, при всей нехватке практических уроков я столько прочел, столько запомнил, столько столетий сопоставил со столетиями, а людей – с людьми, что вообразил себя глубоким знатоком человечества, которому эти знания позволяют видеть в глубине людских сердец реальные и подлинные побудительные мотивы всех поступков в этом мире, пусть даже они сокрыты под самыми толстыми покровами себялюбия или в самых темных тайниках лицемерия.

По правде говоря, дорогой мой Петрус, отвлеченно и теоретически мои рассуждения были безукоризненно правильны, но, как только мне предстояло перейти от теории к практике, уже один вид тех людей, с кем я имел дело, вводил меня в полное замешательство.

Одиночество моих юных лет, откуда я черпал все великие идеи, при помощи которых неустанным сосредоточенным трудом я рассчитывал прославить свое имя и составить состояние, не смогло подготовить меня к общению с людьми; мои решения, принятые в результате спокойных раздумий, развеивались в прах, логика моих рассуждений терялась в дрожи моих губ и заикании, а перед лицом опасности, которую мысленно я бесстрашно атаковал и сражал моей диалектикой, мог произнести только вялые фразы и бесцветные слова, будучи совершенно бессилен не то что атаковать, а хотя бы защитить себя.

И если, дорогой мой Петрус, что-то и было воистину роковым для меня в таких досадных свойствах моего характера, так это следующая моя особенность: чувствуя свою собственную значительность и, следовательно, сознавая свое интеллектуальное превосходство перед теми, кто брал надо мной верх, я не мог, а скорее не хотел приписать мое поражение его подлинной причине, то есть неодолимой робости; нет, напротив, я искал причину внешнюю, лестную для моего самолюбия, причину, которая не позволяла бы мне видеть себя смешным и щадила бы моё чувство собственного достоинства, а им я дорожил тем больше, что, на мой взгляд, другие его ценили настолько же мало, насколько я сам придавал ему его подлинную цену – ту, которая однажды будет блистательно и неоспоримо удостоверена великим творением, что явится восхищенным взорам моих сограждан, подобно тому как величественное пылающее солнце восходит над утренними туманами или грозовыми облаками.

Но, чтобы приступить к созданию такого великого произведения, я нуждался в том спокойствии ума, которое мог мне дать только твердый и обеспеченный доход, пусть даже самый скромный, поскольку он избавил бы душу от беспрестанной заботы о телесных потребностях.

В ожидании прихода, который несомненно передадут мне не сегодня, так завтра, я покинул Бистон, где у меня не оставалось никаких средств для существования, и, увозя с собой вместо мебели подзорную трубу моего деда-боцмана, отправился в Ноттингем, где славный медник из Девоншира,[142] не получивший никакого воспитания, зато не лишенный природного ума, за пять шиллингов в месяц сдал мне комнату на четвертом этаже своего дома, расположенного неподалеку от церкви Сент-Мэри.[143]

Обосновавшись в Ноттингеме, я вознамерился вступить в местное общество и, неизбежно впечатляя всех и всюду своим интеллектуальным превосходством, воспользоваться общим восхищением от моего ума, чтобы внушить ректору желание дать мне приход, на который я рассчитывал.

К сожалению, я не мог войти в это общество, поскольку совершенно ни с кем не был знаком в Ноттингеме, кроме купца, которому я оставался должен пятьдесят четыре фунта стерлингов с выплатой по четыре фунта в год.

Логика подсказывала мне, что человек этот весьма заинтересован в моем успехе, поскольку, продвигая меня по пути к богатству, он не только обеспечивал возврат долга, но и ускорял его выплату, потому что, как легко понять, в день, когда я разбогатею, я сразу же избавлюсь от столь ничтожного долга.

И хотя я должен был отдать ему четыре фунта стерлингов лишь к концу года, я решил, поскольку первый квартал уже истек, отнести купцу один фунт, изъяв его из трех-четырех остававшихся у меня гиней.[144]

С моей стороны это была жертва, но, вне всякого сомнения, досрочная уплата могла расположить ко мне моего кредитора и принести мне, благодаря умелому расчету, нечто гораздо большее, чем гинея, даже если отдать ее взаймы на год под законный или ростовщический процент, как обычно это делается.

Согласитесь со мною, дорогой мой Петрус, что, соблюдая правила самой строгой порядочности или, скорее, возвышаясь до самой благородной деликатности, поскольку я действительно платил на девять месяцев раньше срока, – согласитесь, что я нашел комбинацию, представляющую собой шедевр логики и расчета.

Поэтому я и теперь не сомневаюсь, что эта комбинация имела бы самый полный успех, если бы не моя несчастная робость, провалившая всю затею не то что на стадии цветения или плодоношения, а на самом корню.

И действительно, как только я пришел в дом купца, как только оказался в его присутствии и в присутствии его супруги, худой, сухощавой и сварливой женщины, как только, наконец, извлек гинею из своего кармана и передал ее в карман моего кредитора, который, надо отдать ему справедливость, тут же выдал мне расписку, – я не смог найти ни одного слова, чтобы приступить к главному вопросу, то есть к вопросу о представлении моей особы местному обществу, и, взглянув в огромное зеркало, напротив которого я по несчастливой случайности расположился, увидел в нем человека неуклюжего и провинциального.

Купец поднялся, чтобы за своим бюро написать мне расписку, и, когда он протянул ее мне, злосчастной судьбе было угодно, чтобы я тоже поднялся и оказался стоящим посреди комнаты со шляпой в руке, как человек, готовый раскланяться.

А ведь просьба, с которой я намеревался обратиться к купцу, требовала определенной обстоятельности: мне надо было не только попросить представить меня в обществе, но и объявить, зачем я обращаюсь с такой просьбой; сесть снова, когда я только что встал, показалось мне неловким; долго излагать мою просьбу стоя представлялось просто невозможным.

К тому же было очевидно, что купец считал наш разговор исчерпанным; я наклонился, чтобы взять у него расписку, а он, думая, что я отдаю ему прощальный поклон, поклонился сам; видя, что я не выпрямляюсь, он тоже замер в поклоне, и, поскольку мы оба не двигались и не говорили, выглядели мы, как две скобки, ожидающие, когда же их соединит фраза; молчание затягивалось, ситуация становилась настолько забавной, что жена купца, в моих глазах такая худая, сухощавая и сварливая, отвернулась, давясь от смеха; заметив это, я смутился; мое смущение развеселило ее еще больше, и от этого смеха, заразившего уже и купца, я совсем потерял голову.

Я уже не думал ни о чем другом, кроме фразы, которая позволила бы мне благопристойно удалиться; наконец, как мне показалось, я ее нашел и, выпрямившись, промолвил:

– Сударь, через три месяца я принесу вам вторую гинею.

Безусловно, это обещание делал меня уже не столь смешным в глазах купца, так как, переходя от смеха к улыбке, он ответил:

– Приносите, сударь, будем вам рады.

Тут он вежливо протянул мне руку, которую я неловко пожал своей – холодной, влажной и дрожащей. Дело в том, что я прекрасно сознавал: произнеся последние слова, я допустил глупость, ибо принял по отношению к этому человеку бесполезное обязательство, хотя никто не заставлял меня это делать.

Более того, это обязательство было не только бесполезным, но и опасным; если бы, выполняя его, я через три месяца принес купцу его гинею, она его не обрадовала бы, поскольку он знал об этом заранее; если бы, напротив, я не пришел, будучи обязан принести гинею только еще через полгода, то тем самым нарушил бы свое слово и настроил бы купца против себя.

Промах был столь велик, что я, по своему обыкновению, стал искать причину этой неудачи в ком-нибудь, кроме себя самого; наконец, я нашел причину: если бы в комнате не присутствовала супруга купца, я прекрасно бы объяснился с ним как мужчина с мужчиной; следовательно, в том, что сейчас со мной произошло, виновна эта женщина, и я вышел, проклиная ее, в то время как на самом деле мне следовало проклинать только себя самого.

Вернувшись к меднику, я рассказал ему о моей неудаче, изложив историю самым благоприятным для моего самолюбия образом, и, поскольку перед этим человеком я держался вовсе не робко, он мне заявил:

– Ей-Богу, господин Бемрод, на вашем месте я не стал бы делать ни того ни другого: я пошел бы прямо к ректору. Вы так достойно выглядите и так красноречиво говорите, что безусловно уже через минуту получите от него все, что попросите.

Эта мысль поразила меня словно молния, и я удивился, как это она не пришла мне в голову.

Ректор не был женат; следовательно, по всей вероятности, я не увижу у него в доме женщины, внушающей мне робость.

Я пожал руку медника куда более искренне, чем до этого пожимал руку купца.

– Вы правы, – воскликнул я, – пойду к ректору, ведь это он назначает соискателей, и представлюсь ему с той благородной уверенностью, что настраивает в пользу того, кто обращается с ходатайством; и не позволяет отклонить его просьбу. Я знаю людей, дорогой мой хозяин, и по первым же его словам, обращенным ко мне, смогу судить о его характере, а поскольку, в конечном счете, надо немного помочь самому себе, если хочешь добиться успеха, воспользуюсь своим глубоким пониманием человеческой души, которое мне дала природа и усовершенствовало воспитание.

Если ректор человек гордый – я осторожно польщу ему в той мере, какая дозволена христианину; если он человек чувствительный – я трону его сердце; если он человек ученый – я побеседую с ним о науке и покажу ему, что она мне отнюдь не чужда; наконец, если он невежда – я изумлю его обширностью моих познаний; но, так или иначе, вы сами это увидите, дорогой мой хозяин, ему придется предоставить мне то, что я прошу.

Хозяин выслушал меня внимательно, однако я видел, что он не разделяет моей горячей уверенности.

С минуту помолчав, он произнес:

– Да, господин Бемрод, то, что вы сказали, сказано отлично…

– Не правда ли? – подхватил я, весьма довольный его одобрением.

– Да… только я сам не стал бы действовать таким образом.

– Потому что вы, дорогой мой хозяин, не знаете людей.

– Быть может; у меня есть только инстинкт, возможно животный инстинкт, но этот инстинкт никогда меня не подводил.

Я улыбнулся и из любопытства спросил в покровительственном тоне:

– И что же вы бы сделали на моем месте, мой дорогой друг? Итак, слушаю вас.

И, чтобы слушать было удобнее, я важно уселся в его большом кресле резного дерева.

– Так вот, – начал мой хозяин, – я бы сказал ему без обиняков: «Господин ректор, вы, быть может, слышали о достойном человеке, который тридцать лет был пастором в бистонском приходе; за эти три десятка лет он сумел, что совсем не просто, завоевать и сохранить уважение богатых и любовь бедных. Я его сын, господин ректор, а значит, сам по себе ровным счетом ничего собой не представляю и пришел просить вас во имя моего покойного отца предоставить мне небольшой деревенский приход, где я мог бы применить на деле те добродетели, пример которых со дня моего рождении до дня своей смерти давал мне отец». Вот что я сказал бы ректору, господин Бемрод, я, не знающий людей, и, уверен, эти несколько простых и бесхитростных слов тронули бы ректора больше, чем все ваши пространные заранее приготовленные речи.

Из жалости к собеседнику я улыбнулся.

– Друг мой, – сказал я ему, – ваша речь, а ведь это речь, хотя в ней, если следовать предписаниям Цицерона,[145] в его книге «Ораторы»[146] легко увидеть погрешности в форме, – ваша речь, друг мой, слишком проста, ей недостает того высокого искусства, что мы именуем красноречием.

Ведь красноречие – это единственное, что трогает, волнует, увлекает. Плиний[147] говорит, что древние изображали красноречие в виде золотых цепей, свисающих с уст, тем самым указывая, что оно суверенный властитель в этом мире и что все люди его рабы.

Так что я буду красноречив и, поскольку красноречие мое я пущу в ход соответственно складу ума, характеру и темпераменту ректора, добьюсь успеха…

У меня ведь тоже, – воскликнул я в порыве восторга, – у меня ведь тоже есть золотые цепи, свисающие с моих уст, и этими цепями я пленю мир!

– Да будет так! – прошептал мой хозяин с видом, говорившим нечто иное: «Желаю вам успеха, мой добрый друг, но сам в него не верю…»

77Прометей – в древнегреческой мифологии титан (бог старшего поколения), благородный герой и мученик; похитил для людей огонь, научил их чтению и письму, ремеслам, за что был сурово наказан верховным богом Зевсом: он был прикован к скале на Кавказе, и каждый день орел прилетал терзать его печень. Прометею посвящены две трагедии Эсхила: «Прикованный Прометей» – одна из поздних его пьес (год ее постановки неизвестен), богоборческое произведение, рассказывающее о том, как слуги Зевса Сила и Власть приковывают Прометея к горам Кавказа за то, что тот отказывается покориться Зевсу и не хочет открыть тайну, от которой зависит царствование Зевса; «Освобожденный Прометей», от которой до нас дошли только содержание и небольшие отрывки, рассказывает об освобождении Прометея героем Гераклом и о примирении его с Зевсом.
78Имеется в виду трагедия Расина «Баязет» («Bajazet»; 1672). Жена султана Амурата, гордая и честолюбивая красавица Роксана, полюбившая своего деверя Баязета (которому султан грозит смертью как возможному претенденту на трон), готова, несмотря на страшный риск, поднять восстание против мужа и, провозгласив султаном Баязета, стать его женой и разделить с ним трон; но, узнав, что она обманулась в чувствах Баязета, любовь которого принадлежит другой женщине, султанша посылает его на смерть. Исторические события, отраженные в этой трагедии, происходили в Турции в 1638 г.
79«Аякс» (поставлена до 442 г. до н. э.) – трагедия на сюжет утерянной эпической поэмы «Малая Илиада»: после смерти Ахилла доблестный герой Аякс Телемонид рассчитывает получить его доспехи в знак признания своей храбрости, но они достаются Одиссею; оскорбленный герой, видя в этом козни Агамемнона и Менелая, решает убить их, но, находясь в помрачении ума, посланном на него богиней Афродитой, расправляется со стадом овец и коров; придя в себя и сознавая свой позор, он замышляет самоубийство; обманув бдительность своих близких, он уходит на пустынный берег моря и бросается на меч; труп героя находит отправившийся на поиски Аякса его брат Тевкр; полные враждебных чувств к Аяксу, Агамемнон и Менелай не позволяют Тевкру предать погребению тело брата; грозящую вспыхнуть междоусобицу предотвращает Одиссей: он убеждает Агамемнона разрешить погребение Аякса, столь много сделавшего для греков.
80«Филоктет» (поставлена в 409 г. до н. э.) – пьеса на сюжет из той же «Малой Илиады»: Филоктет, отправившийся вместе с другими героями в поход на Трою, был по дороге, около острова Лемнос, ужален змеей; став из-за своей незаживающей зловонной раны обузой для греков, он по совету Одиссея был брошен один на острове, и только с помощью лука и отравленных стрел, подаренных ему в свое время умирающим Гераклом, раненый мог поддерживать свое существование; на десятом году осады Трои греки узнают о предсказании, гласящем, что без Филоктета и стрел Геракла город не будет взят, и тогда Одиссей отправляется на Лемнос вместе с юным сыном Ахилла – Неоптолемом; согласно хитроумному плану Одиссея, юноша должен вкрасться в доверие к Филоктету и завладеть его оружием; Неоптолем, хотя и против своей воли, исполняет задуманное, но потом страдания и беспомощность Филоктета заставляют юношу раскаяться в обмане и даже вернуть несчастному его лук и стрелы; сын Ахилла пытается уговорить Филоктета добровольно прийти на помощь грекам, тот наотрез отказывается, но тут перед ним возникает обожествленный Геракл и возвещает своему другу волю богов: Филоктет должен ехать под стены Трои, и там его ждет полное исцеление и воинская слава; после этого Филоктет повинуется.
81«Антигона» (ок. 441 г. до н. э.) – трагедия на сюжет фиванского мифологического цикла: после гибели в единоборстве обоих сыновей Эдипа – Этеокла и Полиника – их дядя, царь Креонт, под страхом смерти запретил предавать погребению тело Полиника, так как тот привел иноземное войско против родного город; сестра покойного, Антигона, решается нарушить запрет и совершает похоронный обряд; схваченная стражей, девушка приговорена Креонтом к смерти, несмотря на мольбы ее жениха Гемона (сына царя) и ее сестры Исмены, несмотря на сочувствие горожан; Антигону замуровывают заживо в гробнице ее предков, а тем временем слепой прорицатель Тиресий сообщает Креонту, что боги разгневаны на него за нарушение их законов и предрекает гибель всех его близких; долго упорствующий царь, наконец, уступает, сам совершает погребальный обряд над Полиником и идет к гробнице, чтобы освободить Антигону; однако раскаяние его запоздало: внутри гробницы он находит Гемона, оплакивающего повесившуюся невесту; Гемон убивает себя на глазах отца; узнав о смерти сына, кончает с собой и супруга Креонта; сломленный горем царь предается отчаянию.
82«Электра» (дата постановки неизвестна) – трагедия о мщении убийцам царя Агамемнона его дочерью, по сюжету сходная с «Хоэфорами» Эсхила; однако, в отличие от пьесы Эсхила, в которой главное действующее лицо – Орест, сын царя, здесь в центре событий Электра, сестра Ореста, ее страдания, ее противостояние преступной матери и Эгисфу – убийцам любимого отца, ее несгибаемая воля к мщению.
83«Царь Эдип» (поставлена ок. 425 г. до н. э.) – первая (в развитии сюжета) из софокловских трагедий фиванского цикла: благополучное царствование в Фивах Эдипа, мудрого правителя и счастливого мужа и отца (юношей он пришел когда-то в Фивы, спас город от страшного чудовища Сфинкса, после чего был избран царем и стал супругом вдовой царицы Иокасты), внезапно омрачается страшным мором; оракул возвещает, что причина бедствия – пребывание в стране убийцы прежнего царя – Лая; Эдип, искренне желающий спасти своих подданных от нового бедствия, начинает розыски преступника: он приказывает найти и привести к себе единственного свидетеля убийства Лая и обращается за помощью к слепому прорицателю Тиресию; для вещего старца нет тайн ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем, и ему известно, что общепринятая версия гибели Лая от рук разбойника – ложь, что много лет назад покойный царь, чтобы обезопасить себя от предсказанной ему смерти от руки родного сына, приказал бросить новорожденного младенца на съедение зверям, но при этом все равно не избежал своей судьбы: младенец уцелел и был усыновлен бездетным коринфским царем Полибом; возмужав и усомнившись в своем происхождении, молодой человек отправился к оракулу в Дельфы, где, к своему ужасу, узнал, что ему суждено убить родного отца и жениться на собственной матери; решив не возвращаться в Коринф к тем, кого он считал своими родителями, Эдип пустился в скитания; первая же выбранная им дорога вела в Фивы, и на ней в узком ущелье он столкнулся с колесницей, на которой ехал величественный старец в сопровождении слуг; в последовавшей затем ссоре оскорбленный Эдип, отвечая ударом на удар, убил старика и перебил в гневе его свиту, так и не узнав, что это был фиванский царь Лай, направлявшийся в Дельфы, дабы спросить оракула, как спастись от страшного Сфинкса; так, неведомо для обоих, произошла встреча отца и сына; Тиресий, знающий все это, долго отказывается отвечать на вопросы ничего не подозревающего Эдипа, понимая, что царь вступает на путь, где его ждут страшные открытия и окончательный крах; наконец, гневные упреки Эдипа вынуждают прорицателя открыть правду: убийца – сам Эдип; упоминает он и о происхождении Эдипа, но недосказанно, намеками; ошеломленный Эдип сначала воспринимает слова Тиресия как результат козней своего шурина Креонта, желающего захватить его трон; но постепенно в душу царя закрадываются сомнения: он вспоминает убитого им когда-то на дороге почтенного старца; Иокаста пытается всячески успокоить мужа, но появление вестника из Коринфа ускоряет события: он сообщает о смерти царя Полиба и при этом открывает, что Эдип лишь приемный сын царя и что он сам когда-то принес младенца Эдипа Полибу, получив его от пастуха царя Лая; появившийся пастух подтверждает, что он из жалости к ребенку нарушил приказ Лая и отдал младенца в чужие руки; окончательно прозревший, наконец, Эдип бросается во дворец, куда незадолго до этого ушла понявшая все раньше мужа Иокаста; он находит ее повесившейся, ослепляет себя и обрекает на изгнание.
84«Эдип в Колоне» (поставлена в 401 г. до н. э.) – продолжение истории царя Эдипа после его изгнания из Фив: после долгих странствий слепой Эдип в сопровождении своей преданной и любящей дочери Антигоны приходит в селение Колон близ Афин, где находит покровительство у царя Тесея; однако его покой смущают известия из Фив, – принесенные второй дочерью Эдипа – Исменой: между его сыновьями Этеоклом и Полиником началась междоусобица; узнав о предсказании, что победу одержит тот, на чьей стороне будет Эдип, враждующие братья будут стараться завладеть слепым скитальцем; вскоре появляется Креонт, правящий Фивами вместе с Этеоклом, но его уговоры безуспешны, а его попытку действовать силой пресекает Тесей; затем приходит Полиник: отправляясь в поход против брата, он хочет заручиться благословением отца; однако Эдип отказывает ему и проклинает обоих сыновей, забывших когда-то свой долг перед отцом и думавших только о личной власти; после ухода Полиника Эдип слышит зов богов, прощается с дочерьми и вместе с Тесеем уходит в священную рощу Эвменид, где и находит вечное упокоение.
85«Гекуба» (поставлена ок. 424 г. до н. э.) воспроизводит эпизод, последовавший за взятием Трои: греческое войско останавливается на фракийском берегу Геллеспонта; у вдовы Приама, царицы Гекубы, ставшей пленницей Агамемнона, отнимают дочь Поликсену и приносят ее в жертву тени Ахилла (которому она когда-то была обещана в жены); кроме того, Гекубе становится известно, что ее младший сын Полидор предательски убит фракийским царем Полиместором, у которого тот был укрыт от военной опасности; жаждущая мести Гекуба, с согласия Агамемнона, завлекает Полиместора в палатку и там ослепляет его с помощью других рабынь; ослепший предрекает ей, что она в будущем превратится в собаку.
86«Алкеста» («Алкестида»; поставлена в 438 г. до н. э.) – самая ранняя из сохранившихся пьес Еврипида; ее содержание – история царя Адмета и его любящей жены: некогда боги обещали Адмету отсрочить его смерть, если в час ее прихода кто-нибудь согласится заменить его; смерть приходит, но никто, включая его престарелых родителей, не хочет добровольно умереть за царя; на это решается, к отчаянию Адмета, только его молодая прекрасная супруга Алкестида; во время подготовки к ее похоронам в охваченный горем царский дом приходит друг Адмета Геракл; из чувства гостеприимства царь старается скрыть от него происшедшее и велит устроить для пришельца пышный пир; весело пирующий Геракл случайно узнает от раба о несчастье друга, отправляется к могиле царицы, вступает в единоборство с богом смерти Танатом и, победив его, требует вернуть к жизни Алкестиду; Танат соглашается, и Геракл приводит ее обратно к мужу.
87«Медея» (поставлена в 431 г. до н. э.) написана на широко распространенный мифологический сюжет.
88«Ифигения в Авлиде» была поставлена в Афинах в 405 г. до н. э., после смерти автора, и получила первую награду. Действие ее происходит в стане греков под городом Авлида перед их походом на Трою. Богиня охоты Артемида разгневалась на Агамемнона и послала грекам противный ветер. Жрец Калхант передал грекам волю богов: необходимо принести дочь Агамемнона Ифигению в жертву Артемиде, лишь тогда Троя будет взята и разрушена. После долгих раздумий Агамемнон подчиняется воле богов и призывает к себе дочь под предлогом ее замужества с Ахиллом. Ифигения прибывает в Авлиду, узнает правду, проклинает Париса, Елену, раздор между богинями и свою судьбу, но во имя родины готова принести себя в жертву. Однако по воле Артемиды героиня растворяется в воздухе, а вместо нее на жертвеннике оказывается горная лань.
89Трагедия «Ифигения в Тавриде» (дата ее постановки неизвестна) написана Еврипидом в последние годы его творческой деятельности. Чтобы искупить убийство матери, Орест, сын Агамемнона, должен привезти из Тавриды изваяние Артемиды, то есть совершить весьма опасный подвиг, поскольку всех пришельцев тавры приносят в жертву. В Тавриде Орест и его друг Пилад встречают Ифигению, которая к этому времени стала жрицей кровавого местного культа Артемиды и должна приносить в жертву всякого чужестранца, захваченного на этой земле; брат и сестра узнают друг друга, Ифигении удается усыпить бдительность тавров, и, захватив изображение богини, они все вместе бегут на родину.
90«Гамлет, принц Датский» («Hamlet, prince of Danmark», 1600) – несомненно самая знаменитая трагедия Шекспира, допускающая множество трактовок сюжета и поставленная во всех крупнейших театрах мира.
91«Макбет» («Macbeth», 1605) – трагедия, в которой Шекспир достигает вершины трагизма, изображая борьбу честолюбца за королевскую власть.
92«Король Ричард II» («King Richard the second», 1595) – историческая хроника, главным персонажем которой стал Ричард II (1367–1400), английский король в 1377–1399 гг., внук Эдуарда III, последний из династии Плантагенетов; он пытался править, не считаясь с парламентом, и подавлял крестьянское движение в стране; неудачная война в Ирландии привела к тому, что епископы и бароны низложили короля; он был брошен в тюрьму и убит. В этой хронике Шекспира король Ричард II изображен как слабовольный и взбалмошный тиран, подпавший под влияние фаворитов, расточающий народное богатство, уверенный в божественном происхождении своей власти, убежденный в том, что никто не может требовать у него отчета в его действиях; в результате своего ослепления он лишается престола и погибает жалкой смертью.
93«Король Ричард III» («King Richard the third», 1592–1593) – историческая хроника, главным персонажем которой (как и другой пьесы Шекспира – «Король Генрих VI») является Ричард III (1452–1485), английский король (с 1483 г.) из династии Йорков; до вступления на престол он носил титул герцога Глостера, принимал деятельное участие в борьбе за престол против соперничавшей династии Ланкастеров, в конце концов потерпел поражение и пал в бою; исторической традицией и Шекспиром он изображается как злодей, достигший престола после целой серии убийств и предательств, однако, по мнению некоторых исследователей, это был один из самых способных английских королей, храбрый воин и талантливый администратор; слухи о его преступлениях весьма преувеличены в сочинениях сторонников дома Ланкастеров. Краткий сюжет трагедии таков. Честолюбивый Ричард (в начале пьесы он еще герцог Глостер) вопреки всем препятствиям прокладывает себе путь к престолу, убивает своего брата Кларенса и своих племянников, малолетних детей короля Эдуарда IV; воцарившись на троне, он правит, вселяя в подданных страх и сея вокруг себя ненависть; против власти тирана вспыхивает мятеж, во главе которого становится граф Ричмонд, и в битве при Босворте восставшие одерживают победу над королем, который гибнет на поле боя. В ночь накануне решающей битвы Ричард III видит во сне тени своих жертв, проклинающие его; эти зловещие предзнаменования оправдываются на следующий день, когда, видя свое поражение, он произносит ставшие знаменитыми слова: «Коня, коня! Престол мой за коня!»
94«Юлий Цезарь» («Julius Caesar», 1599) – политическая трагедия, в которой выявляется контраст между величием гибнущих персонажей и посредственностью оставшихся в живых.
95«Кориолан» («Coriolanus», 1607) – трагедия, сюжет которой Шекспир почерпнул у древнегреческого историка Плутарха и героем которой стал Гней Марций Кориолан (V в. до н. э.), римский патриций, отличившийся при осаде города племени вольсков Кориолы и получивший за это свое прозвище; ярый враг плебеев, он во время затруднений с продовольствием предложил повысить цену на хлеб, продаваемый плебеям из государственных житниц; возбуждение плебеев вынудило его бежать к вольскам, и во главе их он двинулся на Рим, однако настояния римских женщин во главе с матерью и женой Кориолана вынудили его отступить, за что вольски побили его камнями.
96«Король Лир» («King Lear», 1606) – одно из величайших произведений Шекспира, посвященное трагедии разочарования и измены.
97«Король Генрих VIII» («King Henry the eighth», 1613) – одна из поздних исторических хроник Шекспира, главным содержанием которой являются гнусные придворные интриги, предшествовавшие проведению реформации в Англии.
98«Тит Андроник» («Titus Andronicus», 1593) – ранняя псевдоисторическая «кровавая» трагедия Шекспира на сюжет из истории Древнего Рима, насыщенная описанием вероломства, жестокости и убийств, которые происходят на фоне полностью вымышленных событий поздней истории Рима; вымышленной фигурой является и ее заглавный персонаж – римский государственный деятель и полководец Тит Андроник.
99«Перикл, царь Тирский» («Pericles», 1608) – романтическая драма, написанная Шекспиром вместе с несколькими авторами; сюжет ее заимствован из какой-то старой пьесы; действие происходит в эллинистических государствах Передней Азии накануне нашей эры; заглавный ее герой, царь Тирский, – вымышленное лицо.
100«Антоний и Клеопатра» («Antony and Cleopatra», 1606) – пьеса, входящая в группу античных трагедий Шекспира; действие разворачивается на фоне борьбы за власть в Риме и гибели Римской республики. Марк Антоний (82–30 до н. э.) – римский политический деятель и полководец, сторонник Цезаря; обладал великолепной внешностью, большой физической силой и бурным темпераментом; вместе с тем был известен своим распутством, безобразным пьянством и необыкновенным расточительством; после убийства Цезаря пытался стать его преемником; для осуществления этих замыслов, будучи женатым, женился на царице Египта Клеопатре, поскольку ему были нужны ее богатства и власть; покончил жизнь самоубийством после поражения в борьбе с Октавианом, будущим императором Августом. Клеопатра VII (69–30 до н. э.) – царица Древнего Египта; славилась своим умом, образованностью, красотой и любовными похождениями; в борьбе за престол использовала помощь правителей Рима Юлия Цезаря и Марка Антония; потерпев поражение в борьбе с Октавианом, лишила себя жизни, чтобы не стать его пленницей.
101«Отелло, Венецианский мавр» («Othello, the Moor of Venice», 1604) – одна из самых выдающихся трагедий Шекспира; сюжет ее, заимствованный из итальянской литературы XVI в., обработан автором как драма обманутой любви и доверия.
102«Венецианский купец» («The Merchant of Venice, 1596») – пьеса, посвященная темам любви, коварства и национальной вражды.
103«Два веронца» («The Two Gentlemen of Verona», 1594) – романтическая комедия о любовных приключениях двух друзей; относится к раннему периоду творчества Шекспира.
104«Ромео и Джульетта» («Romeo and Juliet», 1594–1595) – первая зрелая трагедия Шекспира, в которой возвышенная любовь гибнет под тяжестью предрассудков и нелепой вражды.
105«Фальстаф» – здесь имеются в виду три пьесы Шекспира разного жанра, которые связаны между собою фигурой их главного героя «жирного рыцаря» сэра Джона Фальстафа, хвастуна, балагура и пьяницы. К ним относятся исторические хроники «Король Генрих IV» (часть I; 1597) и «Король Генрих IV» (часть II; 1598), которые посвящены началу грандиозной феодальной междоусобицы, занявшей в Англии почти весь XV в., и комедия «Виндзорские проказницы» («The Merry Wives of Windsor», 1599), причисляемая к вершинам комедийного творчества Шекспира и посвященная авантюрам и любовным неудачам Фальстафа.
106«Просперо» – имеется в виду романтическая драма «Буря» («The Tempest», 1611), написанная в последний период творчества Шекспира; рассказывает о победе справедливости и любви. Просперо – главный герой драмы, бывший герцог, свергнутый с престола и удалившийся на необитаемый остров, где он становится волшебником.
107«Сид» («Cid», 1636) – один из шедевров П.Корнеля, трагедия, написанная на сюжет пьесы испанского драматурга Гильена де Кастро (1569–1631) «Юность Сида» (1618) и поставленная на сцене театра Маре 7 января 1637 г. Ее сюжет – конфликт между любовью и долгом, а главный персонаж – Сид Кампеадор (настоящее имя Родриго Диас де Бивар; 1026/1043-1099), испанский рыцарь и военачальник, прославившийся в борьбе с маврами и ставший героем испанской эпической поэмы «Песнь о моем Сиде» (XII в.).
108«Гораций» («Horace», 1640) – трагедия, сюжет которой основывается на изложенной римским историком Титом Ливием и ставшей чрезвычайно популярной исторической легенде о том, как судьба Рима некогда решилась в единоборстве трех римских юношей, братьев Горациев, с тремя братьями Куриациями, выставленными соперничающим с Римом городом Альба Лонга. Когда отцу римских воинов, патрицию Горацию, сообщают, что двое его сыновей погибли в бою, а третьему пришлось спасаться бегством, суровый старец скорбит не о гибели двух сыновей, а о мнимой трусости третьего (вскоре выясняется, что его бегство было лишь военной хитростью) и грозится покарать его собственной рукой. На вопрос, что же мог тот сделать один против трех, старик отвечает: «Умереть!» (III, 6). Трагедия посвящена, как и «Сид», теме конфликта между долгом и любовью.
109«Цинна, или Милосердие Августа» («Cinna ou la Clemence d'Auguste», 1640) – трагедия на заимствованный у Сенеки сюжет из истории Древнего Рима о заговоре аристократов-республиканцев против императора Августа, великодушно простившего их; навеяна борьбой французской аристократии против политики кардинала Ришелье накануне последнего в истории Франции восстания дворянства против королевской власти – Фронды принцев (1650–1653). В трагедии автор пытается разрешить противоречие между личностью и государством, отдав первенство второму.
110«Аттила» («Attila», 1667) – трагедия в стихах на излюбленную Корнелем тему истории Древнего Рима, содержащая многочисленные намеки на события современности автора (например, на победы французского полководца принца де Конде, союз Англии и Франции против Голландии и т. д.). Аттила (ум. в 453 г.) – с 434 г. предводитель союза гуннских племен, двигавшихся с Дальнего Востока в Европу; в 40-х и 50-х гг. V в. совершил несколько опустошительных вторжений в Римскую империю. В 451 г. на равнине у города Шалон-сюр-Сон римская армия, состоявшая из галлов и других варварских племен, нанесла поражение гуннам, после чего Аттила отступил за Рейн.
111«Серторий» («Sertorius») – трагедия, впервые поставленная 25 февраля 1662 г. в театре Маре и отражающая период гражданских войн в Древнем Риме во времена Мария и Суллы; в ней слышны отзвуки незадолго до этого закончившейся Фронды. Серторий, Квинт (ок. 123-72 до н. э.) – древнеримский полководец и политик, принадлежавший к сторонникам рабовладельческой демократии и принимавший активное участие в борьбе против аристократической группировки; в 81–72 гг. он возглавил в Испании восстание иберийских племен и приступил к созданию там государства по образцу римской демократии, но был убит заговорщиками.
112«Полиевкт» («Polyeucte», 1643) – трагедия в стихах; взяв за основу историю одного из первохристиан, армянского мученика, пострадавшего во время гонений 249–259 гг., автор прославляет идеал мужественного самоотречения во имя морального долга и осуждает религиозную нетерпимость, дворцовые интриги, жестокости деспотизма.
113«Родогуна» («Rodogune», 1645) – трагедия, в которой автор, в отличие от других своих произведений, написанных на темы критических моментов истории, обратился к полузабытой теме династической борьбы в Сирийском царстве во II в. до н. э. Сюжет трагедии – любовное и политическое соперничество возлюбленной сирийского царя пленницы Родогуны и его законной жены Клеопатры. В пьесе, которая отличается очень сложной фабулой и герои которой наделены глубокими страстями и противостоящими друг другу волей и разумом, Корнель утрачивает веру в возможность успешной борьбы со злом и фактически призывает к бегству от действительности.
114«Смерть Помпея» («La Mort de Pompee», 1643) – трагедия П.Корнеля, посвященная предательскому убийству египетским царем римского полководца Помпея (106-48 до н. э.), который бежал в Египет после своего поражения в борьбе с Цезарем за власть над Римом, и последовавшим за этим событиям. Характеры героев трагедии в общем соответствуют исторической правде. Автор осуждает политическую власть, когда она становится самоцелью и средством удовлетворения политического честолюбия, превращаясь в деспотизм.
115«Ганнибал» («Annibale») – сведений о подобной пьесе у П. Корнеля найти не удалось. Однако перу его брата, Томи Корнеля (1625–1709), принадлежит трагедия «Смерть Ганнибала» («La Mort d'Annibal», 1669).
116«Пертарит» («Pertharite», 1652) – трагедия П.Корнеля, посвященная придворным интригам и борьбе за власть в Ломбардском королевстве в VII в. (исторический Пертарит – ломбардский король в 661–671 гг., умерший в 686 г.). В этой пьесе ужасы нагромождены до крайности: автор сознательно сгущает краски, преувеличивая до неправдоподобия отрицательные качества и поступки своих героев и отрицая самые естественные человеческие чувства; первая постановка пьесы потерпела провал.
117«Отон» («Othon», 1664) – трагедия, посвященная борьбе за престол в Риме во время гражданской войны 68–69 гг. Римский полководец Марк Сильвий Огон (32–69) в январе 69 г. организовал убийство императора Гальбы и сам занял трон, но уже летом того же года был свергнут.
118«Сурена, парфянский полководец» («Surena, general des Parthes», 1674) – стихотворная трагедия П.Корнеля, последняя пьеса великого драматурга; описанные в ней события происходят в Парфянском царстве; она декларирует, что служба государству есть долг для каждого выдающегося гражданина. Свое произведение автор посвятил Людовику XIV.
119Парфянское царство – крупное рабовладельческое государство, существовавшее с 250 г. до н. э. по 226 г. н. э. на территории современного Ирака, Ирана, части Пакистана, Афганистана и Средней Азии; возникло в результате освободительного движения народов этого региона против сирийской монархии Селевкидов и представляло собой монархию, цари которой из рода Аршакидов считали себя наследниками древней Персидской державы Ахеменидов; в социально-экономическом отношении то был конгломерат областей и народов, стоявших на самых разных ступенях развития; это государство с переменным успехом вело борьбу с Римом за власть в регионе, в основном за влияние в Армении. Конец Парфянскому царству положило восстание в Персиде, приведшее к созданию государства династии Сасанидов.
120«Подражание Иисусу Христу» – средневековый анонимный религиозный трактат, приписываемый голландскому христианскому мыслителю Фоме Кемпийскому (Томасу Хемеркену; 1380–1471). В книге приводится доказательство бытия Бога, которого автор считает первопричиной и конечной целью сущего. Все сочинение проникнуто духом аскетизма: лежащий во зле мир может спастись только через подражание жизни Христа; ценность имеет лишь праведная жизнь, а не выполнение обрядов; целью жизни должна быть забота о ближних. Трактат был очень рано переведен с латыни на европейские языки (на французский – уже в XV в.) и пользовался исключительным авторитетом среди верующих. Стихотворный перевод «Подражания Иисусу Христу», сделанный П.Корнелем, был издан в 1656 г. и имел большой успех.
121«Этеокл и Полиник» – имеется в виду первая пьеса Ж.Расина «Фиваида, или Враждующие братья» («La Thebaide ou les Freres en-nemis», 1664); написана на сюжет древнегреческого мифа о братоубийственной войне за власть над Фивами двух сыновей царя Эдипа – Этеокла и Полиника.
122«Александр» («Alexandra», 1665) – вторая пьеса Ж.Расина; написана на сюжет, связанный с походом Александра Македонского в Индию и его победой над царем Пором.
123«Андромаха» («Andromaque», 1667) – трагедия на сюжет древнегреческого мифа троянского цикла; в центре ее – судьба вдовы троянского героя Гектора – Андромахи, ставшей после падения Трои пленницей сына Ахилла, Пирра, который преследует ее своей любовью; разрываясь между верностью памяти мужа и страхом за жизнь своего маленького сына, судьба которого находится всецело в руках царя Пирра, Андромаха, наконец, дает согласие на брак с ним, решив, что сразу после бракосочетания, выслушав клятвы царя, обеспечивающие будущее ее ребенка, она покончит с собой ударом кинжала; однако от осуществления этого рокового намерения ее спасает смерть Пирра: по завершении свадебного обряда его убивают прямо в храме по наущению ревнивой царевны Гермионы, прежней невесты царя, брошенной им ради Андромахи.
124«Британик» («Britannicus», 1669) – трагедия из истории императорского Рима, рисующая образ молодого Нерона, в котором начинает просыпаться жестокий деспот; узнав, что ненавидимый им сводный брат Британик, его вероятный политический противник, является также его соперником в любви, император приказывает отравить его; но смерть Британика лишает Нерона любимой женщины: в отчаянии от смерти своего возлюбленного она находит себе убежище в храме Весты, что, согласно римской религии и законам, обрекает ее на целомудрие и безбрачие.
125«Береника» («Berenice», 1670) – трагедия, посвященная истории несчастной любви римского императора Тита и иудейской царевны Береники, которым законы Рима помешали соединить свои судьбы, так что влюбленные были вынуждены расстаться навсегда.
126«Митридат» («Mithridate», 1673) – краткое содержание этой пьесы таково: прославленный полководец, понтийский царь Митридат, давний враг римлян, потерпев от них поражение, возвращается домой к страстно любимой им невесте, гречанке Мониме, сердце которой втайне принадлежит младшему сыну Митридата, добродетельному Кифаресу, отвечающему ей взаимностью, но при этом всецело преданному своему царственному отцу. Тем временем слухи о гибели Митридата заставили его старшего сына, коварного Фарнака, давно поддерживающего связи с врагами отца – римлянами и тоже влюбленного в Мониму, открыто объявить о своих притязаниях на власть и на отцовскую невесту; появившийся Митридат узнает об измене Фарнака и берет его под стражу, однако его подозрения простираются и на Кифареса; расставив ловушку Мониме, он выманивает у нее признание в любви к последнему и готов обречь счастливого соперника на гибель; получив сообщение, что Фарнак поднял бунт среди царских воинов и вместе с римлянами идет на штурм царского дворца, Митридат перед лицом неминуемой гибели, решив покончить с собой, посылает перед этим приказ Мониме принять яд, ибо он не желает, чтобы она досталась кому-либо, кроме него; Монима, считая, что ее любимый Кифарес погиб, и виня во всем себя, готова подчиниться своей участи, как вдруг прибегает посланец царя и отменяет страшный приказ: поразивший себя мечом, истекающий кровью царь успевает накануне смерти узнать, что неожиданно появившийся перед дворцом Кифарес обратил в бегство врага, придя отцу на помощь, как и подобает сыну; Митридат раскаивается в своей жестокости и благословляет Мониму на брак с Кифаресом.
127«Ифигения» («Iphigenie», 1674) – стихотворная пьеса Ж.Расина, очень близкая к своему основному источнику – трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде». Однако французский драматург ввел в свою трагедию образ Эрифилы, ревнивой и мстительной пленницы Ахилла, влюбленной в него и ненавидящей его невесту Ифигению, несмотря на дружбу, которую та к ней питает. По ходу пьесы, обуреваемая страстью, она выдает план бегства Ифигении, обрекая ее на верную смерть; однако затем выясняется, что безродная Эрифила в действительности дочь спартанской царицы Елены Прекрасной, когда-то похищенная Тесеем, и ее также зовут Ифигенией, и это ее, а не дочь Агамемнона, боги требовали принести в жертву; перед лицом неминуемой гибели, не дав прикоснуться к себе жрецу, Эрифила – Ифигения закалывает себя ножом.
128«Федра» («Phedre», 1667) – источниками этой трагедии Ж.Расина стали пьесы «Ипполит» Еврипида и «Федра» Сенеки. Федра, супруга царя Афин Тесея, мучимая страстью к своему пасынку Ипполиту, получает ложное известие о смерти мужа и открывает Ипполиту свои чувства; отвергнутая им, царица узнает о внезапном возвращении Тесея и, в страхе и отчаянии, соглашается последовать совету своей кормилицы и наперсницы Эноны: не дожидаясь разоблачения, обвинить Ипполита в покушении на честь царицы; услышав от Эноны о предполагаемом преступлении сына, Тесей изгоняет его и призывает на его голову гнев Посейдона (попытка Ипполита оправдаться не имеет успеха, так как в своем благородстве, щадя чувства отца, он не хочет открыть позорную для Федры правду); Федра, боясь за жизнь Ипполита, почти что готова во всем признаться, но узнает, что у нее есть соперница: Ипполит любит царевну Арикию. В новом приступе горя она обрушивает свой гнев на кормилицу; терзаемый сомнениями в своей правоте Тесей слышит от приближенных, что Энона покончила с собой, бросившись в воду, а Федра находится на грани смерти; он готов взять назад свое проклятие и хочет увидеть сына, но уже поздно: наставник Ипполита приносит весть о его гибели; скорбящий Тесей сообщает появившейся Федре о случившемся, говоря, что он не хочет больше знать, кто из них прав, а кто виноват; но царица прерывает его: она уже приняла яд и в последние минуты жизни хочет снять бремя с души, обелив невинного Ипполита; рассказав всю правду, Федра умирает.
129«Эсфирь» («Esthen», 1689) – трагедия на сюжет ветхозаветной книги Есфири: жестокий фаворит персидского царя Артаксеркса, Аман, жаждет истребить всех евреев, живущих во владениях его государя; основная причина этой вражды – ненависть к одному из них, Мордухаю, не пожелавшему склонить колени перед всесильным временщиком и тем уязвившим его гордость; недавно ставшая царицей юная Эсфирь (скрывающая, что она еврейка и племянница Мордухая), рискуя жизнью, вступает в борьбу за влияние на царя: в присутствии Амана она рассказывает Артаксерксу правду о своем происхождении, защищает свой народ, славит бога Израиля и обличает кровожадного фаворита; в итоге Эсфирь одерживает победу: Амана казнят, приказ об истреблении евреев отменен, Мордухай приближен к трону.
130«Аталия» («Гофолия»; «Athalie», 1691) – последняя трагедия Ж.Расина, написанная, как и «Эсфирь», на библейский сюжет (Паралипоменон, 22–23): нечестивая царица Гофолия после смерти своего сына, царя Охозии, перебившая всех его детей, своих внуков, царствует в Иудее, насаждая там культ языческого бога Ваала; ей и ее сообщнику, вероотступнику Матфану, жрецу Ваала, противостоит лишь горстка приверженцев истинного бога – во главе с первосвященником Иодаем, женатым на царевне Иосавеф, падчерице Гофолии; мучимая вещими снами, в которых она видит отрока в белой одежде, вонзающего ей в грудь кинжал, Гофолия идет в Иерусалимский храм; Иодай преграждает ей путь в святилище, грозя Божьим проклятием, и тут царица замечает мальчика, как две капли воды похожего на приснившегося ей отрока; в волнении она расспрашивает о нем, но узнает лишь, что это подкидыш, воспитанный в семье Иодая; страхи и подозрения царицы, разжигаемые коварным Матфаном, растут, и она решается, наконец, на штурм храма, дабы уничтожить гнездо мятежников, захватить храмовые сокровища и, главное, потенциально опасного для ее власти ребенка; Иодай, узнав, что царица с армией наемников идет на храм, организует изнутри его защиту силами священства и левитов и открывает своим сторонникам великую тайну: маленький подкидыш – это их законный царь Иоас, младший внук Гофолии, спасенный своей теткой Иосавеф во время избиения царского дома; помазав мальчика на царство, Иодай расставляет Гофолии ловушку: он обещает отдать ей все, что она требует, при условии, что царица войдет в храм с небольшой свитой, оставив наемников за его воротами; пришедшая Гофолия узнает всю правду и приказывает свите убить Иоаса, но его окружают вооруженные левиты; одновременно становится известно о бегстве наемников и переходе большинства народа на сторону законного царя; Гофолия осуждена на смерть, она признает победу еврейского бога, но предрекает, что рано или поздно в Иоасе проснется ее кровь и он отринет своего бога.
131Свифт, Джонатан (1667–1745) – английский писатель-сатирик и общественный деятель; до 1713 г. числился приходским священником в селении Ларакор в Ирландии, хотя жил преимущественно в Англии; в 1714 г. благодаря своим политическим связям получил крупный церковный пост – стал настоятелем собора святого Патрика в Дублине и одним из руководителей дублинской епархии.
132«Путешествия Гулливера» (1726) – знаменитый сатирический роман Свифта; его полное название: «Путешествие в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей» («Travels into several remote nations of the world in four parts by Lemuel Gulliver, first a surgeon, and then a captain of several ships»).
133«Сказка о бочке» («A tale of a tub») – сатирический памфлет Свифта (написан в 1697 г., издан в 1704 г.), в котором автор высмеял борьбу за власть и богатство, лживость и распутство трех основных для Англии того времени ветвей христианства – католицизма, государственной англиканской епископальной церкви и пуританства, приверженцами которого в основном были лицемерные английские буржуа; памфлет предупреждает об опасности религиозного фанатизма и о воцарившейся в стране продажности.
134«Предсказания Бикерстафа» (1709) – серия памфлетов Свифта, которые были написаны под псевдонимом Исаака Бикерстафа («Предсказания на 1708 год», «Исполнение первого предсказания Бикерстафа», «Оправдание Исаака Бикерстафа» и «Предсказание Мерлина»); они были направлены против распространенных тогда альманахов с предсказаниями, против невежества и суеверий.
135«Битва книг» («The Battle of the books», 1697) – одно из первых зрелых произведений Свифта, в котором он выступает против канонизации классического литературного наследия и за творческое его использование.
136Рабле, Франсуа (ок. 1494–1553) – французский писатель-сатирик, остроумно обличавший устои и нравы своего времени; автор знаменитого романа «Гаргантюа и Пантагрюэль».
137Монтень, Мишель (1533–1592) – выдающийся французский мыслитель, философ и моралист, автор всемирно известных «Опытов», в которых он глубоко раскрыл природу человека и внутренние мотивы его поведения и деятельности.
138Дефо, Даниель (ок. 1660–1731) – английский публицист и писатель, основоположник европейского романа нового времени; параллельно с литературным творчеством занимался коммерцией, был секретным агентом английского правительства; начинал как памфлетист, затем перешел к авантюрным и сатирическим романам; его лучший роман «Жизнь и странные и удивительные приключения Робинзона Крузо, моряка из Йорка» (1719), явился своеобразной энциклопедией идей буржуазного Просвещения и проникнут пафосом труда и оптимизма.
139Ректор – в англиканской церкви окружной церковный чиновник, назначающий приходских священников.
140Перикл (ок. 495–429 до н. э.) – крупнейший из афинских государственных деятелей, вождь рабовладельческой демократии, стремившийся к установлению военной и политической гегемонии Афин в греческом мире; в период его правления Афины превратились в культурный центр Греции.
141Август (63 до н. э.-14 н. э.) – древнеримский государственный деятель и полководец; до 27 г. до н. э. носил имя Гай Юлий Цезарь Октавиан; с 27 г. до н. э. первый римский император (под именем Цезарь Август); присвоенное ему сенатом имя-титул Август произведено от лат. augere – «увеличивать».
142Девоншир – графство на юго-западе Англии; административный центр – Эксетер, порт в устье реки Экс.
143Это одна из интереснейших церквей в Ноттингеме, построена в XV в.; принадлежит местной протестантской общине.
144Гинея – английская золотая монета (равна 21 шиллингу), находившаяся в обращении до 1817 г.; впервые ее начали чеканить в 1663 г. из золота, привезенного из Гвинеи, отсюда и название; в качестве ценовой единицы употреблялась до второй пол. XX в.
145Марк Туллий Цицерон (102-43 до н. э.) – римский политический деятель, знаменитый оратор, писатель и философ (язык Цицерона на протяжении веков считался нормативным образцом латинской прозы).
146По-видимому, под названием «Ораторы» здесь подразумеваются три трактата Цицерона: «Об ораторе» («De oratore», 55 г. до н. э.), где в форме беседы между несколькими видными ораторами выражены взгляды Цицерона на искусство красноречия; изложение истории красноречия в Риме, носящее название «Брут, или о славных ораторах» («Brutus siue De Claris oratoribus», 46 г. до н. э.); посвященное Бруту теоретическое сочинение «Оратор» («Orator ad M. Brutus»).
147Плиний Старший (23–79) – римский натуралист, автор «Естественной истории» в 37 книгах, содержавших свод знаний того времени о природе; погиб при извержении Везувия.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42 
Рейтинг@Mail.ru